Нежный плен

Глава 33

По мере того как Бет, Дункан и Джейкоб приближались к центру Парижа, на улицах становилось все многолюднее.

Никто не хотел оставаться в стороне. Все стремились к центру города. Бет было страшно смотреть на лица людей. В этих взглядах было что-то нечеловеческое. Они были словно волки, которые, отведав крови, жаждали упиться ею снова.

Они хотели вонзить зубы в тело еще живой монархии.

Стараясь избежать опасности, Дункан повел своих друзей менее оживленной дорогой. Спешившись, они шли рядом со своими лошадьми, крепко держа их за поводья. Воры, осмелев, рыскали теперь по улицам с невиданной прежде наглостью.

Дункан осмотрелся. Где-то неподалеку раздался рев все прибывающей толпы. Взглянув на Бет, Дункан покачал головой:

— Я предпочел бы, чтобы тебя здесь не было.

Ярость толпы могла достичь такого накала, что обезумевшие люди могли наброситься на любого. И Дункан знал это. Он хотел только одного — поскорее узнать что-нибудь об отце Бет и выбраться из этой толпы. Похоже, мародеры сказали правду: в этот жаркий июльский день Бастилия должна пасть. Судя по настроению парижан, так оно и должно случиться. Дункан передал поводья Джейкобу. То же самое сделала и Бет.

— Джейкоб, мне незачем объяснять тебе, как нужны нам лошади. Жди нас в этом переулке.

Парень обмотал поводья вокруг своего широкого запястья.

— Я буду защищать их, как свою собственную жизнь, — торжественно поклялся он.

Дункан взял Бет за руку:

— Иди рядом. Ты даже не представляешь себе, на что способны эти люди.

Он еще раз порадовался, что Бет надела костюм Томми, а не свое платье, и при беглом взгляде ее вполне можно было принять за юношу. Правда, если присмотреться внимательнее, становилось видно, что это не парень, а девушка. Женщина, переодетая в мужское платье, могла вызвать подозрения, но Дункан не очень тревожился: он надеялся, что в такой многолюдной толпе никто не станет приглядываться. Как бы то ни было, им ничего не оставалось, как двигаться вперед вместе с толпой. Только так они смогут получить ответы на свои вопросы.

Вскоре Бет и Дункан оказались в центре города перед огромной торжественно-зловещей крепостью. История этого замка была ужасной и кровавой. Такой историей нельзя было гордиться.

Бет тотчас узнала Бастилию. Ее сердце еще больше сжалось от страха. Вокруг тюрьмы бесновалась толпа.

Наклонившись к уху Бет, Дункан спросил:

— Ты понимаешь, что здесь происходит? — Он говорил шепотом, опасаясь, что, услышав чужую речь, окружающие их люди поймут, что они иностранцы.

— То, что сказали мне те бандиты, оказывается, правда. Смотри, смотри! — И Бет показала ему на внезапно распахнувшиеся ворота Бастилии. Было похоже, будто, скрипя, раскрылись ржавые врата ада. Но внезапно людские спины закрыли от нее это зрелище. Расталкивая людей, Бет попыталась прорваться вперед, но ей это не удалось.

Обернувшись к Дункану, она умоляюще произнесла:

— Я должна это видеть. Прошу тебя.

Кивнув, он начал проталкиваться вперед, продолжая крепко держать ее за руку. Вскоре они продвинулись на несколько шагов и увидели, что огромная толпа волнами вливается в крепость через только что растворенные ворота. Заключенные с ликованием выходили наружу. Навстречу им неслись приветственные клики.

Гарнизон, охранявший тюрьму, был взят в плен. Когда это известие облетело толпу, ее радостный рев сделался еще оглушительнее.

Но вот один из вожаков, находившийся в центре этого водоворота, вскочил на повозку и поднял руки, призывая к молчанию. Тотчас, будто по волшебству, крики умолкли, словно волна, отхлынув от берега, отступила обратно в море. Это был Робеспьер. Он говорил властным, торжественным голосом, и люди на площади жадно ловили каждое его слово.

— Вот, братья, мы и освободили всех наших узников. В их камеры теперь сядут истинные преступники и воры, которые именем короля разоряли нашу страну, издевались над нашими женщинами и детьми. — Кивнув кому-то из своих приспешников, Робеспьер приказал: — Привести их сюда. — Его жест был столь же величественным, как и жесты тех королей, которых он только что клеймил.

Бет смертельно побледнела и с силой сжала запястье Дункана. Она увидела вереницу повозок с людьми, закованными в цепи. Их согнали сюда, как сгоняют скотину, перед тем как ее забить.

— Они, — кричал Робеспьер, — должны наконец искупить свою вину за все преступления, которые долгие, долгие годы совершали против простых людей. — И он с презрением взглянул на людей в повозках. — Пусть теперь они страдают и дрожат, ожидая встречи с мадам Гильотиной. А мы послушаем их последние оправдания, их униженные мольбы о помиловании.

С каждым его словом неистовство толпы нарастало.

Бет смотрела, как повозки с узниками одна за другой въезжают в ворота Бастилии, чувствовала, что вот-вот заплачет, и ругала себя за эту слабость. Она не могла позволить себе роскошь оплакивать этих несчастных. Если увидят, как она плачет, то ей несдобровать.

— Смерть, смерть негодяям! — ревела толпа.

Чтобы не выдать себя, Бет сделала вид, что она тоже выкрикивает эти страшные слова.

Заметив ужас в ее глазах, Дункан посмотрел на последнюю повозку и увидел стоявшего в ней высокого худощавого мужчину аристократического вида. Обезобразить этого человека не смогли даже лохмотья, в которые превратилась его одежда. У него была небольшая седеющая бородка, черты его лица напоминали черты лица Бет.

— Смерть, смерть негодяям! — гремело вокруг.

Дункан наклонился к уху Бет:

— Это твой отец?

Она не ответила. Внезапно он почувствовал, что ее пальцы отпустили его руку, — и тотчас понял, что у нее на уме.

Бет уже проталкивалась вперед, пытаясь приблизиться к повозке.

Горе с этой женщиной! Неужели она думает, что так, в одиночку, на глазах у всего Парижа, сможет спасти своего отца?

Дыхание замерло в груди у Бет, когда она почувствовала, как сильная рука Дункана обхватила ее за талию и потянула назад.

— Не сейчас, — прошептал он. — И не здесь.

Никто из обезумевшей толпы не обратил на них внимания. Взгляды всех были прикованы к людям, приговоренным к казни, которая должна была совершиться если не завтра, то послезавтра. И самым печальным, самым страшным было то, что к казни приговорили лучших.