Нежный плен

8.

Естественно, леди Элинор предупреждала свою дочь об опасностях жизни при дворе. Джоанна и сама кое-что знала об этом: она уже как-то провела здесь некоторое время под опекой леди Элы. Однако она обнаружила, что ее детские впечатления не идут ни в какое сравнение с нынешним положением. В детстве Джоанна просто беззаботно проводила время. Тогда она впервые в своей жизни, если не считать таких празднеств, как вторая свадьба ее матери, имела широкий выбор товарищей по детским играм. Некоторые из ее прежних друзей до сих пор находились при дворе, но теперь они стали сторониться Джоанны.

При обычных обстоятельствах, вроде празднования двором Рождества или Пасхи, или даже в периоды специальных собраний по определенным политическим соображениям, Джоанна встретила бы здесь женщин, чьи вкусы и интересы во многом совпадали с ее собственными. Немногие из них, подобно Джоанне, были хозяйками в своих владениях, но как помощницы своих мужей они тоже заседали в судах, следили за работами в замке и поместье. С такими женщинами у Джоанны было много общего. К несчастью, когда их мужья отправлялись на войну, эти дамы оставались там, где следовало бы находиться и Джоанне, — у себя дома, присматривая за землями. При дворе Изабеллы оставались лишь бессменные представительницы ее свиты, девочки, находившиеся на воспитании у королевы, женщины, в различной степени зависимые от королевы, и «подопечные» короля, ожидавшие, когда их выдадут замуж. Именно для этих дам некоторых джентльменов освободили от участия в Уэльской кампании и оставили на службе у королевы.

В среде дам, постоянно находившихся при королеве, тон полностью задавала Изабелла. Разговоры и интересы сосредоточивались исключительно на внешности, одежде и драгоценностях — главном, в сущности, для женщин, или на скандальных историях — кто с кем в связи и как долго, куда поедет двор в следующий раз.

Джоанну ничуть не интересовали подобные темы. Если на ней и не было показной мишуры, она отлично знала о своей красоте и получала удовольствие от того, что не уподобляется остальным. Не проявляла Джоанна интереса и к придворным интригам. Вся беда в том, что такие обсуждения очень скоро приобретали весьма личностную окраску. Замечания, которые поначалу бывали непонятными, вскоре становились ясными благодаря многозначительным кивкам и хихиканью. Чаще других мужчин женщины обсуждали Джеффри.

Три вещи помогали Джоанне не выставлять себя на смех. Во-первых, мужчина, которого описывали фрейлины Изабеллы, настолько отличался от Джеффри, что Джоанне понадобилось немало времени, дабы провести какую-либо связь с ним. По сути дела, вначале она была просто сбита с толку, решив, что ее либо предостерегают от какого-то непревзойденного совратителя, либо, и это вероятнее всего, незаметно подталкивают стать его жертвой. Когда наконец она поняла, в чем дело, ее тотчас же разобрал смех. Джоанну рассмешило, что эти увешанные драгоценностями, надушенные и накрашенные куклы высказываются о Джеффри в такой манере.

К счастью, последняя волна чувств захлестнула Джоанну, лишь когда она осталась наедине с собой и хорошенько обдумала все, что услышала. Лежа в постели, она снова чувствовала прикосновение теплых губ Джеффри и страстное желание, какое в ней пробуждали уверенные движения его рук. Но в том, что Джеффри способен вызывать такие же чувства у других женщин, не было ничего смешного. Джоанна кипела от гнева и возмущения, на глазах ее выступили слезы, а с уст готовы были сорваться крепкие словечки. Она зашипела, словно растревоженная змея, зашипела так, что Брайан вскочил на лапы со своего места у кровати и громко зарычал. Утихомирив пса, девушка попыталась осмыслить, что она только что бормотала шепотом. Эти ужасные слова были знакомы ей: она неоднократно слышала, как матушка набрасывалась с ними на ее отчима. Не важно, виноват был Иэн или нет. Джоанна не считала его виноватым, ибо он гораздо лучше ее матушки использовал для своей защиты смущение, раздражение и настойчивость, но эти ссоры никогда не касались прошлого. Элинор не винила Иэна за любовные связи, которые были у него до их свадьбы.

Спокойствие снова вернулось к Джоанне. Какая разница, чью постель согревал Джеффри до их помолвки? Зачем ему было хранить ей верность, если он и знать не знал, что станет ее мужем? Ясно как день, что у него не было женщины после их помолвки, разве что только какая-нибудь случайная шлюха… Джоанна ведь знала, куда он ездит и что делает. Этот довод заставил ее улыбнуться. Если у Джеффри до сих пор шашни с какой-нибудь придворной сучкой, он не проскакал бы двести миль в Роузлинд, а ограничился обычным посланием, что подарило бы ему еще десять дней в постели своей любовницы.

Довольная, Джоанна свернулась калачиком в постели и закрыла глаза, но сразу же опять встрепенулась, пораженная неожиданной догадкой. А не попахивает ли здесь тем испорченным сыром, с помощью которого завлекают в ловушку крысу? Любовница, жаждущая сохранить привязанность мужчины, не украшает изменой мужа репутацию жены. Такая глупость порождает ссоры, которые доставляют мужчине только неприятности. К тому же у жены все козыри на руках в подобных поединках. Только очень и очень уверенная в своем влиянии любовница может так открыто издеваться над женой. Но ни одна из этих женщин не имела какого-либо влияния на Джеффри и даже не делала вид, что имеет. Они говорили, будто он прыгал из постели в постель с проворством акробата и увертливостью угря. Следовательно, они могли преследовать только одну цель — уверить Джоанну в любовных похождениях ее жениха. Но зачем им это нужно? Какая-нибудь ревнивая дама, возможно, и желала из ненависти к Джоанне причинить ей боль, но ни одна из этих женщин даже не притворялась обиженной, и большинству из них явно нравится Джеффри, а некоторым, похоже, и она.

Ответ один: они действуют по указке Изабеллы. Только королева могла вызвать такое единодушие мнений. Джоанна перевернулась на спину и уставилась в одну точку на потолке. Она не винила фрейлин Изабеллы, даже тех, которые относились к ней дружелюбно. Они просто находили в этом развлечение, не задумываясь над ошибочностью своих действий. А Изабелла — круглая дура! По каким-то причинам эта женщина ненавидит Джеффри с самого детства и, несомненно, не откажется от еще одной попытки сделать его несчастным. Изабелла хочет разжечь в Джоанне ненависть к будущему мужу и, возможно, даже надеется опорочить ее саму, чтобы разозлить Джеффри.

Эта мысль заставила Джоанну улыбнуться. Ее улыбка могла бы встревожить ее жениха, будь он здесь. Теперь Джеффри принадлежит только ей, думала Джоанна, скоро она приручит его, даже если придется прибегнуть к кастрации… Джоанна тихо рассмеялась. Воспоминания о гневных обвинениях матушки и тщетных возражениях Иэна вселяли в Джоанну уверенность, что сейчас Джеффри верен ей.

Тем не менее, когда через неделю прибыла леди Эла, Джоанна ухватилась за ее приезд как утопающий за соломинку.

— Я смотрю, длинные языки уже сплетничают без умолку, — сказала леди Эла, как только они смогли найти укромное местечко для разговора.

— Я не верю им! — вспыхнула Джоанна.

Леди Эла гневно сверкнула своими, обычно невозмутимыми, глазами.

— Что ты имеешь в виду? — резко спросила она. — Ты хочешь сказать, будто не веришь, что Джеффри имел любовницу? Уверяю тебя: они были у него раньше, а возможно, есть и сейчас.

— То, чем он занимался раньше, — не мое дело, — спокойно ответила Джоанна. — Кроме того, он волен переспать с какой-нибудь проституткой в канаве, коль меня нет рядом, а ему необходимо утолить свою потребность. Но у него не будет любовницы, когда я стану ему женой! Джеффри принадлежит только мне!

Леди Эла приставила к уху ладонь и рассмеялась.

— Кто это со мной говорит: Джоанна или Элинор? — спросила она. И уже более серьезным тоном добавила: — Мне ясно, что ты имеешь в виду. Но тебе не стоит волноваться о прошлом Джеффри, если ты боишься, что тронула его сердце. Если ты способна завоевать его, он будет непорочен перед тобой так же, как и ты перед ним.

На это Джоанна ничего не ответила, ошеломленная осознанием того, что, не желая отдать свое сердце Джеффри, она не вправе требовать этого и от него. Она не позволяла себе и подумать, почему так настроена против интимных связей Джеффри с другими женщинами, если сама не хочет его любви.

Джоанна покачала головой.

— Не это тревожит меня, — почти солгала она. — Меня нестерпимо мучает свое бессилие заткнуть рты всем этим сплетницам. Я еще могла бы справиться с ними, подпортив им внешность своими ноготками, но Иэн говорил, что лучше мне не прибегать к подобным мерам. К тому же, сказать по правде, они мало в чем виноваты. Мне кажется, что за всем этим стоит королева…

— Мне тоже так думается, но не повторяй этого вслух снова, — перебила Джоанну леди Эла. Ее губы задергались, а от волнения задрожали руки. — Здесь так темно. У меня все пляшет перед глазами, когда не хватает света. К тому же и сыро, а от сырости у меня появляются нестерпимые боли в груди.

— Дорогая, возьмите меня под руку, и я отведу вас в сад, где достаточно много света и тепло.

— Не уверена, что найду в себе силы идти так далеко, — снова пожаловалась леди Эла.

Джоанна чуть было не рассмеялась. Очевидно, леди Элу абсолютно не волнует, услышит ли кто-либо их разговор о Джеффри, хотя она находит вполне естественным, что Джоанна сразу же обратилась со своими проблемами к крестной матери. Видимо, сейчас леди Эла хотела сообщить Джоанне информацию, требующую умения хранить тайну.

— Я очень сильная, — настаивала Джоанна. — Я поддержу вас, и кроме того, можете рассчитывать на помощь Брайана. Поднимайся, дурачок! — приказала она собаке.

Они втроем спустились вниз и вышли из замка. Оказавшись на открытом воздухе, леди Эла сказала не без приятного удивления, что дышать ей стало гораздо легче. Затем с видом мученицы, обнаружившей, что стрелы, пронзающие ее, не причиняют боли, она выразила желание немного прогуляться. Между вздохами, выражавшими ее утомление, и бурными восклицаниями по поводу своего слабого здоровья, леди Эла рассказала Джоанне несколько пикантных историй и парочку отзывов о королеве со стороны ее фрейлин, которые могли бы заставить замолчать некоторые язычки. Более того, у леди Элы был свой способ общения с Изабеллой, и она могла, по крайней мере на некоторое время, отвлечь неглубокий ум королевы от Джоанны.

Как только королева утратит к девушке свой интерес, а ее фрейлины увидят в лице леди Элы сильную поддержку для Джоанны, почти все попытки травли прекратятся. В присутствии леди Элы разговоры всегда переходили в более объективное русло. Конечно, не обходилось и без сплетен, но в большинстве случаев они служили лишь приманкой для мужчин, которые интересовали фрейлин.

Вскоре Джоанна пресытилась подобными развлечениями. Фрейлины только и говорили о том, как и где закреплять булавки, сколько браслетов носить на руке и ожерелий на шее. Джоанна была искусной рукодельницей, но ее жизнь не зависела всецело от новых стежков, какими бы красивыми они у нее ни получались. Повзрослев, Джоанна уже тосковала по своей юности. Она впервые столкнулась со страшным врагом, о котором ее предупреждала матушка, — со скукой от безделья.

Тогда Джоанна не вняла ее предостережениям. Она подозревала, что неудовлетворенность леди Элинор исходит из нетерпеливости ее натуры, которая каждую минуту нуждалась в какой-нибудь деятельности. Джоанна решила, что, несмотря на рыжий цвет волос, она гораздо уравновешеннее своей матушки и более предрасположена к созерцанию и грезам. В минуты крайнего раздражения матушка иногда называла дочь «красивой коровой», но это было отнюдь не так. Насколько известно, коровы ведут совершенно бессодержательную жизнь, «размышляя» лишь над содержимым своих желудков. Но Джоанна, также стремившаяся к размышлениям, выбирает для этого что-нибудь более интересное.

Вполне естественно, что прежде всего ее мысли обращались к Джеффри, который находился в Уэльсе. Правда, в основном Джоанну интересовало, как он справляется с людьми, хватает ли его армии запасов. Однако время от времени она размышляла о сражениях, и тогда девушку охватывала паника. Джоанна боролась со своим страхом, пытаясь задушить его, убежать от него, утешить себя мыслью, что Джеффри — только один из многих представительных и достойных ее мужчин.

Но, странно, все это скорее увеличивало страх, нежели подавляло его. В отчаянии Джоанна делала все возможное, чтобы полностью выкинуть Джеффри из головы. При дворе не было недостатка в мужчинах, хотя многие уехали с королем. Остались в основном старики вроде лорда Оксфорда, которые хотя и желали находиться поближе к месту военных действий, физически для этого уже не подходили. Остались при дворе и те, кто управлял делами государства, заняв безопасное местечко, вполне удобное, тем не менее, для того, чтобы сообщать королю необходимую информацию. Здесь же пребывала и стража королевы, отвечавшая за безопасность ее и королевских чад. Джоанна кокетничала со всеми этими мужчинами.

В известном смысле она не забывала об осторожности. Никогда не отдалялась от леди Элы, разве что во время танцев. Никогда не танцевала более одного раза за вечер с одним и тем же джентльменом, не говоря о тех стариках, что годились ей в дедушки. Предпочитала скорее просто наблюдать за балом, нежели выказывать кому-либо свое расположение. Темы ее разговоров были абсолютно безупречными: в основном дела государственные, торговля либо, если это оказывалось невозможным, охота и другие развлечения. Джентльмены обнаружили, что Джоанна напрочь отвергает любовные воздыхания. К тому же ее просто невозможно было застать одну, чтобы заговорить с ней на амурные темы. Придерживаясь и дальше такого поведения, Джоанна вскоре лишилась бы общества молодых мужчин, несмотря на всю соблазнительность своего милого личика и аппетитность тела. Ухажеров удерживал около Джоанны какой-то неопределенный намек, обещание большего. Что-то в ее взгляде говорило: «Не такая уж я паинька, я просто осторожна и пуглива. Поймай меня в подходящий момент, и я уступлю».

В действительности Джоанна с удовольствием избавила бы себя от общества молодых воздыхателей, найди она то, чего ей на самом деле хотелось, у пожилых мужчин, но стариков не так-то легко убедить, что соблазнительная молодая Девушка может интересоваться чем-то, кроме нарядов и украшений. Окольными путями Джоанна получала от воздыхателей нужные сведения. От одного из оруженосцев Ричарда Марша она узнала, что папский посол запросил и получил Разрешение приехать в Англию, дабы уладить разногласия Джона с церковью. Молодой рыцарь, состоявший на службе У лорда Оксфордского, поведал ей, что конфликт между Ренодом Даммартином, графом Булонским, и французским королем подошел к переломному моменту. Эти новости заставили Джоанну написать сэру Джайлсу, чтобы он сообщил в городской магистрат Роузлинда, что купцы должны быть Наготове на тот случай, если французы одержат победу и поделают изменить торговые соглашения.

Даже время словно замедлило для Джоанны свой ход. Когда на третьей неделе июня при дворе появился измученный отряд с посланиями, Джоанна чуть не расплакалась от досады. В тот замечательный вечер расставания с Джеффри она уделила так много внимания, как и обещала, его поцелуям, что совсем забыла попросить своего жениха писать ей. Сейчас она уже знала, сколько нужно дней, чтобы какие-нибудь вести дошли до нее. Джоанна назвала себя трижды дурой и решила немедленно отыскать Ричарда Марша. В том, что она хочет поинтересоваться известиями о кампании в Уэльсе, в которой участвует ее будущий муж, нет абсолютно ничего противоестественного.

Однако прежде чем Джоанна нашла канцлера, ее разыскал его паж. Джеффри не нуждался в ее просьбах. Паж вручил Джоанне толстый пергаментный свиток, скрепленный печатью Джеффри с изображением стоящего на задних лапах льва в верхней части герба графа Солсбери и датского — откуда шел род его матери — топора внизу.

Почему-то Джоанна решила, что единственное подходящее место для чтения письма — это сад. Она опустила глаза на Брайана, который с надеждой смотрел на нее.

— Хорошо, — сказала Джоанна, — я возьму тебя с собой, но при условии, что ты будешь паинькой.

Завладев в награду местечком у небольшого цветника из базилика и шалфея, Брайан спокойно улегся у ног своей хозяйки. Она приступила к чтению письма.

«Леди Джоанне мой нижайший поклон. Надеюсь, это письмо найдет тебя так же беспрепятственно, как оно было послано мной. Когда я в последний раз беседовал с тобой, вопрос о моих письмах совсем выпал у меня из головы. Мы быстро пересекли Гвинедд и преследовали неуловимого Ллевелина до тех пор, пока не истощились наши запасы. Теперь я почти сожалею о своей прозорливости, ибо она только добавила работы мне и бедолагам, отданным моим заботам».

Она на мгновение оторвалась от письма. Первое и главное: Джеффри жив и здоров, а любые другие проблемы, по твердому убеждению Джоанны, можно решить.

Казалось, слова с пергамента проникали в самое сердце девушки. «Возможно, их встреча с Джеффри случится не скоро, — подумала она, чтобы успокоить трепет в груди. — Скорее всего кампания еще не близится к завершению, коль Джеффри пишет о военных планах. Какая в том беда, если ее волнует, как скоро она встретится с Джеффри? И почему бы этому не произойти? Как бы она ответила на это? Что всегда рада видеть Джеффри, что он — ее давний приятель?» Но Джоанна не стала дальше спрашивать себя, почему ее сердце так колотится при мысли о встрече с женихом. Раньше ее никогда это не волновало. С гораздо большей охотой Джоанна вернулась к письму, скользнув глазами по строкам в поисках слов «Уайтчерч» или «Честер». Однако она так и не увидела их и потому перешла к более медленному чтению.

«Было решено, что нам больше ничего не остается делать в нынешнем положении, как побыстрее добраться до Озвестри к северу от Шрусбери. В это местечко тебе не мешало бы послать в самые сжатые сроки все, что удастся собрать, дабы подкормить наших людей, подготовив их тем самым к короткому, но решительному броску. Ты знаешь, что нам нужно, но я прошу добавить к припасам готовых к убою коров и овец, хотя их хватит разве что на два существенных обеда всем моим людям. За них я заплачу из своего кошелька, ибо знаю, что в твои обязанности не входит обеспечение людей короля таким деликатесом, как свежее мясо. Однако люди совсем не ропщут на судьбу после пережитого, и я искренне хочу хотя бы этим порадовать их».

Джоанна снова подняла глаза. Где ей найти столько коров и овец? Уайтчерч и его окрестности, как и Честер, опустошены, ибо двор и королевские наемники подобрали все, что здесь было, до последнего зернышка. Возможно, лучше всего поискать в Шрусбери, если Джоанне удастся попасть туда до прибытия королевских поставщиков. Она прикоснулась к ключам, висевшим у нее на груди, пытаясь вспомнить, сколько денег осталось в ее сундуке. Некоторые Другие припасы также можно найти в Шрусбери. Джоанне не хотелось бросать на ветер слишком много золота, но из Роузлинда животные прибыли бы в виде «скелетов», доберись они вообще вовремя. Однако в Клайро можно приобрести много сухого провианта, возможно, даже соленого мяса и рыбы. Джоанна, обеспокоенная, вернулась к письму Джеффри. Время — деньги!

«Наступление нам желательно начать до десятого дня июля, поэтому прошу тебя поспешить. Если ты не в состоянии оказать мне такую услугу, я сам куплю все необходимое, но это обойдется мне в немалую сумму, поскольку многие, включая и короля, будут вынуждены прибегнуть к тому же, что сильно взвинтит цены. Будь добра, напиши мне в Оэвестри, чтобы я знал, покупать ли провизию самому или ждать ее от тебя. Вот и все мои новости, так что до свидания! Печально и скверно прощаться подобным образом: я предпочел бы сделать это с глазу на глаз, как и три недели назад, хотя от подобного прощания у меня защемило бы сердце. Шлю тебе свои наилучшие пожелания. Письмо написано двадцать второго дня июня, один Господь ведает, в какой части Уэльса, твоим любящим мужем, лордом Джеффри Фиц-Вильямом».

Мягкий и теплый летний ветерок всколыхнул листья розового куста. Джоанна еще и еще раз перечитала несколько последних строк. На них играли солнечные зайчики, но она без труда видела слова даже с закрытыми глазами. Предстояло немало работы — написать письма, получить от королевы разрешение уехать, по крайней мере на несколько дней, предупредить людей и подготовить гонцов, но Джоанна все перечитывала и перечитывала концовку письма, в которой не было ничего особенного, ничего, о чем она не знала бы, но все же ей очень нравились последние строки письма!

Вдруг Брайан, дремавший у ее ног, вскочил и потянул за привязь. На пергамент упала чья-то тень.

— Не верю своим глазам! — раздался голос Генри де Брейбрука.

— В чем же, по-вашему, они обманывают вас, милорд? — спросила Джоанна, сворачивая пергамент и улыбаясь.

— Едва ли я знаю, какое из двух чудес признать самым невероятным: ваши красивые глазки, застывшие на свитке с письменами, либо всю вас со всеми вашими прелестями… если, конечно, вы не прячете за розовым кустом леди Элу.

Джоанна засмеялась, хотя и смутилась немного; она до сих пор вела себя осторожно, скрывая свою грамотность.

— Первое в чем-то является следствием второго. Не желая, чтобы на меня смотрели как на ненормальную, я пришла сюда. Только что вам стал известен мой, не приличествующий скромной девушке, секрет но, надеюсь, вы не станете повсюду клеймить меня позором.

— Ну что вы! Я сохраню это в тайне, — заверил Джоанну Брейбрук.

Ему, конечно, показалось отвратительным, что Джоанна владеет грамотой. Такая женщина — и ненормальная! Словно корова о двух головах или цыпленок о четырех лапках. Женщины просто не должны думать, как мужчины — рожать. И тем не менее он сохранит тайну Джоанны, поскольку это даст ему небольшую власть над ней. К тому же следует признать, что девушка, похоже, не слишком испорчена своей образованностью. Она всегда без каких-либо придирок с интересом выслушивает его. Более того, ей можно доверять. Брейбрук несколько раз намеренно делился с ней пикантными сплетнями, и она ни разу не проговорилась, когда он просил ее помалкивать об услышанном. Беседы с Джоанной доставляли всем наслаждение. Она смотрела на собеседника широко раскрытыми восхищенными глазами.

— Если вы считаете это занятие недостойным для девушки, зачем же занимаетесь им? — мягко спросил Брейбрук.

— Такова воля моей матушки, — прошептала Джоанна, потупив голову и пряча глаза.

— Бедный ангелочек!

Джоанна плотно свернула свиток с письмом Джеффри. В душе поднялась волна раздражения, но лицо сохраняло невинное выражение. Этот осел не понимает, что она дразнит его! И вообще: что за бред собачий — задавать такие вопросы? Если бы она не умела читать, разве Джеффри смог бы написать ей такое письмо? Представить невозможно какого-нибудь клерка, читающим то, что он написал о короле! Разве муж смог бы полагаться на жену, нуждающуюся в третьем лице для общения с ним? Но Брейбрук, решила Джоанна, просто не стал бы доверять своей жене. Он скорее поделился бы новостями с какой-нибудь шлюшкой, желая произвести на нее впечатление, либо с женщиной, которую хочет превратить в подобную шлюху.

— Меня утешает то, что я — послушная дочь, — сказала Джоанна смиренно.

— Вы так же послушны, как и прекрасны! — восхитился Брейбрук, приподнимая голову девушки своей рукой. — Не могу описать вам словами, как меня печалит, что вас не оказалось под рукой, когда я искал себе жену.

Глаза Джоанны заискрились, и она закусила губку, чтобы сдержать свои презрение и негодование. Вот хлыщ! Ему, видишь ли, взбрело в голову, что он может быть подходящей парой для будущей хозяйки Роузлинда! Ей нужен не этот надушенный болван, а настоящий мужчина! Тщетные попытки найти ответ, который не выдал бы ее истинных чувств, заставляли Джоанну молчать, предлагая сэру Генри возможность понимать смущение девушки в совершенно ином свете. Брейбрук принял ее удивленный взгляд как свидетельство восхищения тем, что он не прочь жениться на ней, а закушенную губку — за сожаление о невозможности их брака.

— Клянусь, мой цветочек, я миллион раз предпочел бы вас тому высохшему сорняку, коим обладаю сейчас! Мне просто невыносима мысль, что вы должны зачахнуть в…

— Будьте любезны, не говорите со мной о моем будущем муже, — прошептала Джоанна так, словно едва выдавливала из себя слова.

— Ах, любовь моя, вы — само совершенство, само благонравие! Едва ли я поверю, что вы станете защищать того, кто так груб. с вами!

Длинные рыжеватые ресницы прикрыли глаза Джоанны. Она ясно видела сейчас вмятины, оставленные ее ноготками на руке Джеффри, слышала змеиное шипение своего голоса… Просто само благонравие! У Джоанны вырвался смешок, но она тотчас же заставила себя быть сдержанной.

— Не расстраивайтесь, — прошептал Брейбрук, наклонившись: его рука оказалась за спиной Джоанны.

Раздалось низкое рычание Брайана. Брейбрук взглянул на пса, который всегда вел себя дружелюбно.

— Он не любит, когда ко мне прикасаются! — сказала, задыхаясь от возмущения, Джоанна. Она солгала, даже бровью не поведя. Брайан всегда так реагировал, когда чувствовал ее отвращение. Он никогда не рычал, когда его хозяйку обнимал Джеффри.

— Тихо, Брайан. Лежать!

Эти слова Брейбрук принял за открытый призыв к действию. Но он не видел, что Джоанна незаметно так сильно потянула за повод, что, подчиняясь ей, Брайан свалился на землю прямо между ними. Брейбрук ощутил досаду, но не стал предлагать избавиться от животного. Разговор еще не окончен.

— Роза моя, вы так прекрасны, что мужчина обязан нежно взращивать вас, а не являться к вам, подвыпив, и отказывать в таком маленьком удовольствии, как танцы…

Вся эта романтическая сцена казалась Джоанне настолько нелепой, что она уже отказывалась верить в ее реальность. Кроме того, Брейбрук выставлял себя таким ослом, что вполне заслуживал длинных ушей. Все походило на пошлую пьеску, в которой они играли роли глупого мужа, хитрого любовника и неверной жены. Джоанна взмахнула ресницами:

— Мои развлечения должны нравиться моему мужу.

— Нет, что вы! — мягко возразил сэр Генри. — В вас слишком много добропорядочности. Вы ведете себя как невольница. Женщина тоже имеет право на счастье, и муж обязан угождать ей в таких вещах, как танцы и наряды, проявляя к ней почтение в обществе. Если же он пренебрегает милыми капризами своей прелестницы, он теряет право на верность своей супруги.

— Вы действительно так думаете? — спросила Джоанна, отводя глаза в сторону.

— Конечно, любовь моя! Когда презирают такое сокровище, как вы, настоящее солнышко, озаряющее мир своей красотой, его теплые лучики следует направлять в другую сторону. Они должны согреть сердце настоящего избранника сердца.

Тут Джоанну начал душить смех. Сэр Генри являл пример куртуазного обольщения! Разговор с Брейбруком становился просто глупым. Джоанна решила, что обязательно расскажет Джеффри о своем сходстве с солнышком. На что он, несомненно, язвительно буркнет, что не стоит путать отражение адского пламени с чистым светом небесного светила.

— О, посмотрите на меня! — воскликнул Брейбрук. — Видите, какой пожар зажгла в моем сердце ваша красота? Вы должны знать, что я не выдержу и минуты без вас!

«Точно по сценарию пьесы», — подумала Джоанна. Она намеренно не отрывала глаз от Брайана, чтобы ее не выдали веселые огоньки в них. Такого количества глупостей за раз ей еще не приходилось выслушивать!

— Прошу вас, не толкайте меня к греху! — дрожащим голосом сказала Джоанна, уверенная, что, кто бы ни поставил эту пьесу, он непременно одобрил бы мастерство, с каким она отвечает на реплики Брейбрука.

— Ну что вы! Как можно?! — Сэр Генри схватил Джоанну за руку. — Я мечтаю лишь завоевать ваше сердце, а чистая любовь не ведает греха!

«То сердце, о котором он мечтает, находится у меня между ног», — подумала Джоанна, но сэр Генри правильно ведет свою роль. Она подняла глаза. Занятно: и он, и она понимают, что они — всего лишь актеры в пьесе о супружеской неверности. Это действие пьесы, видимо, идет к концу. Здесь, согласно сценарию, должно появиться «третье лицо».

— Больше ни слова, милорд, — пробормотала Джоанна, осторожно высвободив свою руку. — Сюда идет королева.

Брейбрук не удивился этому, но почувствовал досаду. Именно Изабелла послала его в сад следом за Джоанной, хотя он и не нуждался в подобном толчке. Сэр Генри правильно полагал, что Изабелла стремилась причинить девушке неприятности, и страстно желал угодить королеве, ибо это сулило наиболее жестокую месть жениху этой добропорядочной куколки. А что Джоанна оказалась одним из самых лакомых кусочков, когда-либо попадавших ему на глаза, так это лишь усилило его рвение. Тем не менее королева — просто дура! Джоанна — не какая-нибудь опытная придворная потаскуха, с которой любой мужчина может договориться за пять минут. Несомненно, юная девица быстро продвигается в этом направлении, но остается еще совсем «зеленой» в куртуазных манерах и нуждается в продуманных уговорах. Изабелла же не отвела ему для уговоров достаточного времени.

Королева, несмотря на недостаток ума, поняла свою ошибку, лишь только увидела Брейбрука стоящим перед Джоанной по всем правилам приличий. Естественно, она и не ждала, что Джоанна отдастся сэру Генри прямо в саду средь бела дня, но надеялась со своими фрейлинами застать эту парочку в более вольных позах. Разочарованная, Изабелла свернула на другую дорожку, но Джоанна окончательно сорвала ее план. Быстро вскочив на ноги и рванув за собой Брайана, она громко крикнула:

— Мадам, подождите, прошу вас!

Внезапное движение хозяйки сбило с толку Брайана, который тоже резко вскочил. Брейбрук протянул руку к Джоанне, схватил ее и потянул назад. Брайан лягнул придворного в бедро и свалил его в колючие объятия розовых кустов. Брейбрук вскрикнул и от удивления, и от боли. Довольный пес, завидев человеческое существо на своем уровне и, очевидно, не в лучшем положении, устремился вперед и лизнул лицо Брейбрука своим огромным влажным языком, чем практически пригвоздил того к месту постыдного падения. Джоанна как вкопанная стояла рядом и едва дышала, думая единственно о том, насколько все это некстати. Обычно падение незадачливого любовника означает конец всей пьесы.

Смех других женщин побудил Джоанну к действиям. Она оттащила Брайана от Брейбрука и побежала к королеве.

— Похоже, твой… э-э… приятель нуждается в помощи, — холодно заметила Изабелла.

Что касается Джоанны, то для нее пьеса закончилась. Необходимо было вернуться к более серьезным проблемам.

— На войне с мужчинами происходит и худшее! — не без насмешки обронила она, не обращая внимания на угрожающие звуки и грубые проклятия, доносившиеся из розового куста. — Я прошу вас, мадам, разрешить мне уехать на неделю-другую.

— Для бесед с Брейбруком тебе тоже необходимо разрешение? — съязвила Изабелла.

Глаза Джоанны округлились, а на лице появилось выражение недоумения. Шутка ведь закончилась, она уже выкинула ее из головы.

— Какой для меня в нем прок? — презрительно бросила Джоанна и добавила: — У меня есть дела посерьезнее. По приказу моего милорда я должна в Клайро собрать побольше провизии для его людей. У меня абсолютно нет времени для игр и дурачеств.

— Ты должна собрать провизию? — недоверчиво спросила Изабелла. — Тебе-то что до этого? Коль понадобятся запасы для армии, об этом, бесспорно, сообщат управляющим и сенешалям.

— Я и есть управляющий и сенешаль моей матушки, — ответила Джоанна, пытаясь подавить горделивые нотки в голосе. — К тому же письмо милорда… — Она показала Изабелле печать Джеффри. — Он просит меня как можно быстрее выполнить волю короля. Если вам будет угодно, мадам, я вернусь тотчас же, как только управлюсь с делами.

Джоанна понимала, что явление королевы со свитой вслед за дурацкой попыткой Генри де Брейбрука поиграть в любовь, возможно, и совпадение… а может быть, и нет. Предположение Изабеллы о желании Джоанны уехать вместе с Брейбруком могло исходить либо из попытки уличить ее в грязной любовной интрижке, либо из намерения опорочить имя невесты Джеффри. Джоанна понимала, что если Изабелла и отпустит ее, то с большой неохотой. Однако королева никогда не шла поперек воли своего супруга, по крайней мере открыто. Поэтому Джоанна и упомянула имя Джона ради благих целей. Изабелла нехотя согласилась, и Джоанна, без промедления откланявшись, удалилась.

Разозливший ее Брейбрук не выходил у Изабеллы из головы. Она не отличалась ни сообразительностью, ни ясностью мышления. Неоднократно анализируя события этого неудачного дня, королева пришла к выводу, что Джоанна случайно избежала заслуженного наказания, но виноват в этом только Брейбрук. Извращенная логика подсказала Изабелле, по ее мнению, блестящую идею. Королева вызвала писаря и продиктовала приказ, повелевающий Брейбруку сопровождать Джоанну с целью охраны, чтобы «оказывать все услуги, которые будут угодны душе и телу этой леди».

Брейбрук встревожено уставился на приказ. У него не было особого желания снова предстать перед Джоанной в качестве ее поклонника. Брейбрук не настолько глуп, как королева. Он прекрасно понял, что Джоанна просто посмеялась над ним. Эта девица совершенно не стеснялась своей учености, раз с необыкновенным бесстыдством показала письмо королеве. Маленькая сучка потешалась над ним, но он знает, как обернуть шутку против нее! Теперь Брейбруку определенно нравилось последнее намерение королевы. Он твердо решил наставить рога Джеффри. Это будет его местью обоим! Даже без приказа Изабеллы он добился бы своей цели.

Без всякой охоты он попытался разыскать Джоанну, но обнаружил, что она отбыла со своей свитой уже несколько часов назад. Поначалу Брейбрук обрадовался, но затем понял: Изабелла не станет вдаваться в подробности, что ее приказ явно запоздал. Она обвинит Брейбрука в невыполнении распоряжения.

Тут сэр Генри прекратил свое беспокойное хождение из угла в угол и даже прищелкнул пальцами. Почему бы и нет? Если тихонечко исчезнуть, кто узнает, с Джоанной он или нет? Губы сэра Генри тронула ухмылка. Если Джоанна начнет ломаться и отсылать его назад, то он лишь пожмет плечами, улыбнется и скажет, что у него имеется приказ королевы сопровождать ее… Если же она не станет ничего говорить… что ж, джентльмен не истолкует это в свою пользу, ни в коем случае! Он спокойненько отдохнет, по крайней мере недельку, а может быть, и две в обществе своей нынешней любовницы. Уж она-то не выдаст его, нет, поскольку ее жених находится с королем в Уэльсе.