Неискушенные сердца

Глава 6

Утром все спали долго, но, проснувшись, поняли, какая замечательная погода была вчера. День был душный, темно-синие тучи столпились на небе, надвигалась гроза и к ужину разразилась. Все собрались в доме и наслаждались обществом друг друга.

Александр и Трой играли в шахматы. Трой, обычно неугомонный и подвижный, вынужден был из-за грозы и ливня проводить время с семьей.

Дамаскус распирало от желания рассказать девушкам, как Роберт сделал ей предложение. Бледно-зеленые глаза сверкали озорством, и, понизив голос, чтобы не слышал Парис, она начала:

— Вчера Роберт попросил меня стать леди Сессфорд. Но он еще не говорил с Парисом. Я ждала его весь день, но этот ливень помешал ему приехать.

Александрия мрачно сказала:

— Ты не единственная, кто сегодня проведет вечер в одиночестве. Из-за этой погоды и цыгане не уедут.

Шеннон двинула сестру в ухо и с жаром поздравила Дамаскус.

Венеция, не желавшая оказаться побежденной, сообщила:

— Я думаю, Дэвид Леннокс тоже намерен поговорить с Парисом. Вчера он совершенно ясно дал мне понять, что ищет жену.

Дамаскус вскинула подбородок.

— Я очень счастлива за тебя! Но не забудь, я все же оказалась первой.

Шеннон засмеялась.

— Ты никому не дашь об этом забыть, дорогая. Дамаскус, всегда стремившаяся оставить за собой последнее слово, парировала:

— Но это важно! В этом мире ты должен быть или первым, или лучшим. К счастью, я и то, и другое!

— Как тебе удается всю жизнь так заблуждаться? — изумилась Александрия.

— Давайте принесем сюда все вчерашние покупки, посмотрим и, может, чем-то поменяемся, — предложила Венеция.

Парис изучал у камина морскую карту, но всякий раз, когда Тэбби поднимала глаза, она ловила на себе его взгляд. Он наблюдал за ней. О чем он думает? Что замышляет? Скорее всего что-то злое, дьявольское, говорила она себе, раздувая пламя негодования.

У Александрии была пудра, у Венеции румяна, а у Дамаскус мушки для лица и краска для глаз. Шеннон вынула баночку с яркой губной помадой. Им не запрещалось пользоваться косметикой, но девушки понимали — не очень прилично разрисовывать лицо. Они рассматривали косметику, а Парис неотрывно наблюдал за Тэбби в свете камина. Какой милый изгиб щеки, когда она наклоняется!

Тихий вечер нарушил грубый голос, неожиданно раздавшийся с порога:

— Вы похожи на бездельников, засевших в берлоге.

Парис вскочил:

— Ботвелл! Черт побери, что ты делаешь здесь в такой противный вечер? Входи, Фрэнсис. Иди к огню, сушись. Трой, мигом вниз и позаботься о его людях.

Входя, Ботвелл нагнулся, такой он был великан. Каблуки огромных ботинок застучали по каменному полу. Темная борода оттеняла каштановый цвет волос.

В комнате было тепло и уютно. В камине мощно ревел огонь, красивые гобелены украшали стены, толстые красные ковры лежали на полу, спасая от холодной влажности вечера. На этом фоне Ботвелл оценил красоту пяти девушек.

— Простите за вторжение, леди, — поклонился он и снова повернулся к Парису.

— Насколько тебе известно, я шериф Эдинбурга и пытаюсь найти юную невесту одного из известных граждан города, недавно похищенную.

Сердце Тэбби замерло. Наконец она станет свободной и вернется в Эдинбург. Парис посмотрел на нее, будто выстрелил в лицо, но она победоносно подняла голову.

Ботвелл улыбнулся.

— Только у полудюжины мужчин в Шотландии хватило бы характера отмочить такое. Ты, конечно, занимаешь не последнее место в этом списке. — Он улыбнулся Парису.

— Льстите, милорд. Ботвелл, мало того, что ты пугаешь меня своим неожиданным появлением, так еще и заявленьице делаешь…

— Ты, лживый ублюдок! Ничто и никто никогда не испугает тебя, Кокберн! — гость ухмыльнулся.

Парис не смотрел но Тэбби, но был настороже.

— Скажи, Фрэнсис, а что бы ты сделал, если бы нашел украденную невесту? — осторожно поинтересовался он.

— Отправил бы ее в одну из своих крепостей, а потом потребовал двойной выкуп. Что же еще?

Тэбби внутренне ахнула и побелела. Ну почему все мужчины такие дьяволы? Парис улыбнулся.

— Я не краду невест, но у меня пять прелестных сестер, милорд.

— Ах, да, изумительные леди с необычными именами!

Шеннон выступила вперед Такую возможность она не собиралась упускать. Ботвелл — почти легенда, и он здесь, под одной крышей с ней. Двоюродный брат короля Джеймса Стюарта! У него больше титулов и земли, чем у любого пэра Англии. Три замка, дома почти в каждом пограничном городе, хотя все они заложены из-за его диких выходок Ботвелл не всегда в фаворе у короля, он что-то вроде черной овцы в стаде, даже сидел в тюрьме за долги, и несколько лет назад его привлекали к суду за занятия черной магией и колдовством. А сейчас он снова любимец короля, и все его титулы при нем

Очаровательная Шеннон стояла и смотрела на него

— Шеннон, милорд Ботвелл.

— Украшение Ирландии, — улыбнулся он

— Дамаскус, милорд Ботвелл, — вторая сестра грациозно поклонилась

— Старейший город, известный цивилизации, — кивнул он.

— Венеция, милорд Ботвелл, — мягко сказала третья.

— Самый прекрасный город на земле! — воскликнул он.

— Александрия, милорд Ботвелл, — представилась младшая.

— Город, в котором я никогда не был, но надеюсь побывать, — сказал он уверенно.

— Табризия, милорд Ботвелл, — представилась пятая девушка.

— Столица Персии, — сказал он, глубоко заглядывая в фиалковые глаза.

Парис вздрогнул, но не позволил испугу отразиться на лице. Почему, черт побери, она раньше не сказала, что ее зовут Табризия? Имя в честь города, как и у всех остальных, доказывало — она Кокберн. Хитрая бестия! Впрочем, таковы все женщины на свете. Сейчас она готова злорадствовать, но ничего, придет время, она будет умолять оставить ее здесь, Парис поклялся себе в этом Вот тогда посмотрим…

— Боже мой! Ты и впрямь Разбойник. Никогда и словом не обмолвился о своих прелестных сестрах Я понятия не имел, что их так много и такие красивые, — умилился Ботвелл

— Красивые? Возможно! Для всех остальных. Но не для брата. Для меня они просто маленькие сучки — Парис засмеялся и посмотрел в глаза Табризии

Девицы расселись вокруг Ботвелла. Каждая знала свое дело — отвести от Париса любые подозрения. Без сомнения, Ботвелл — самый могущественный граф, его кузен — король, перебравшийся в Англию Ботвелл всегда был союзником Париса, но он наверняка арестовал бы его и посадил в тюрьму, в Эдинбургский замок, если бы на него накатила такая прихоть

Они с обожанием смотрели на очень сильного и крепкого мужчину Его черные брови сошлись над проницательными глазами Он рассматривал всех по очереди, буквально раздевая каждую

Шеннон начала первая

— Давайте я помогу вам с сапогами, милорд Они промокли, а я уверена, что мужчина всем другим удовольствиям предпочитает комфорт

— Не всегда, — ухмыльнулся Ботвелл, не упустив возможности заглянуть в вырез платья, когда Шеннон склонилась перед ним

Дамаскус пожала плечами На ее вкус он был слишком мускулистый и чувственный

Шеннон, не отрывая взгляда от гостя, облизала губы Александрия, вздумав пошутить, прошептала ему

— У него есть еще одна женщина, наверху, в башне.

Ботвелл вскинул бровь

Венеция добавила

— Он держит ее в Уайт-Тауэр, подальше от всех нас.

Ботвелл подался вперед

Девушки почти сподвигнули его отправиться на поиски, но Табризия уточнила

— Это его жена, хотите посмотреть на нее?

— Жена? — он сморщил нос — У меня тоже была как-то. Нет, жены меня не интересуют.

Девушки хихикнули. Снова и снова взгляд Ботвелла возвращался к Табризии Он смотрит на нее чаще, чем на других, подумал Парис, пытаясь подавить поднимающийся гнев За последние пять минут Ботвелл дотронулся пальцем до ее подбородка, потянул за локон, коснулся руки, принимая бокал вина.

Александр не сводил глаз с Ботвелла, готовый к бою, если тот совсем распустит руки.

Парис заметил напряженность мальчика и отозвал его в сторону

— Алекс, для тебя есть дело.

Тот подошел к Парису с горящими от негодования глазами. Парис тихо проговорил:

— Надо заняться его людьми. Скажи Трою, пусть напоит их. И передай — пусть все в доме говорят с большой осторожностью.

Парис с удовлетворением увидел, что Дамаскус приготовилась играть на лютне а Венеция — петь Взглядом он подозвал Табризию, уже привыкшую понимать его без слов Она было хотела изобразить, что ничего не заметила, но потом все-таки решила подчиниться

Парис тихо сказал ей:

— Табризия, сейчас же отправляйся спать. Ботвелл очень опасен, если кого-то заприметит.

Он произнес ее имя так ласково, что она сердцем поняла.

— Парис хочет защитить ее. Она кивнула и вернулась к девушкам, чтобы выбрать подходящий момент и незаметно улизнуть.

— Шеннон, — позвал Парис, — пойдем со мной, поищем Фрэнсису хорошего бренди, который я держу для особых случаев. — Остальным сестрам он приказал: — Займите нашего гостя как следует. Уделите ему внимание. — Отойдя с Шеннон на некоторое расстояние, он снова по вернулся к ней: — Никто из них не умеет так обращаться с мужчинами, как ты. Я хочу, чтобы его мысли были заняты одной тобой. Не сомневаюсь, ты справишься.

— Это нетрудно, — улыбнулась Шеннон.

— Понимаешь, он собирается остаться у нас на ночь… — осторожно произнес Парис, выбирая бочонок бренди для Ботвелла.

Разозлившись, подперев бока руками, она начала строгим тоном:

— Не собираешься же ты мне предложить, чтобы я… на самом деле…

— Не собираешься же ты убеждать меня сейчас, что ты девственница? — тихо спросил Парис.

— Конечно, девственница, а что такое? В чем дело? — с жаром воскликнула она.

Долгим взглядом Парис посмотрел на сестру и ровным голосом сказал:

— Джонни Рэйвэн.

— Ты шпионишь за мной! — чуть не задохнулась от негодования Шеннон.

— Конечно, — добродушно согласился брат.

— Так почему ты не противился? Не запретил мне встречаться с цыганом? Это же длится год!

— Шеннон, я знаю, ты очень страстная. Запрети я тебе встречаться с Рэйвэном, ты бы убежала с ним. Так что давай будь хорошей девочкой и позаботься о Ботвелле ради меня. Ты же облизываешься, глядя на этого ублюдка. Так что к черту стыд! — Он улыбнулся.

— Нам лучше вернуться, прежде чем он лишит девственности ту, которую ты выбрал для себя, — насмешливо сказала она.

Парис был удивлен и раздражен тем, насколько легко Шеннон читает его мысли. Но откровенность — за откровенность, и он не стал отрицать.

— Неужели я так прозрачен, Шеннон?

— Мы все знаем, что ты выбрал ее для себя. Ты ее любишь?

— Люблю? Ну, ты меня хорошо знаешь. Я поклялся никогда больше не попадаться в эту ловушку, — с горечью усмехнулся он.

— Ты не обидишь ее, правда? — спросила она.

— Только в случае крайней необходимости, — сказал он хрипло.

Она вздрогнула и мысленно вернулась к лорду Фрэнсису.

Ботвелл со своими людьми уехал на заре. Он вовсе не горел желанием встретиться с Парисом, который мог поинтересоваться, как он развлекался ночью. Эти двое мужчин всегда были в хороших отношениях, и оба хотели их сохранить Парис облегченно вздохнул, когда улеглась пыль от копыт лошадей, унесших Ботвелла и его команду подальше от замка Кокбернов Сейчас он был на грани нервного срыва и почел за благо отправиться проверить паруса и такелаж на корабле. В голове у него рождался план, и надо быть готовым к его осуществлению в любой подходящий момент.

За завтраком Табризия рассказывала Дамаскус, что обещала Энн навестить ее еще раз.

— О, какая ты заботливая, Табризия! Она, наверное, ужасно одинока. Я не думаю, что Парис относится к ней так по-доброму, как должен.

— Может, пойдешь со мной? — спросила Табризия.

Дамаскус пожала плечами.

— Нет уж, спасибо

На этот раз Энн была в черном прозрачном наряде, резко контрастировавшем с серебристыми волосами Табризия восхищенно заметила, что у нее даже ногти черного цвета Похоже, Энн обрадовалась гостье Она сразу предложила.

— Давай я начну тебя рисовать

— О, это было бы здорово!

— Синклер! Холст и угли! Немедленно! А ты садись вон там, где хорошее освещение

Табризия несколько минут сидела тихо, подыскивая тему для разговора. Наконец она спросила:

— А где вы жили, пока не вышли замуж?

— Тише, молчи, сиди тихо — резко прервала ее Энн, но через несколько минут сама стала рассказывать — Моя девичья фамилия — Огилви. Я жила севернее, в Карделле. Наша земля располагалась параллельно земле Гордонов, и я всегда была в хороших отношениях с соседями. Но отец мой ужасно ненавидел Джона Гордона. Он клялся, что Гордон украл его земли Его, Огилви из Карделла! Началась жуткая вражда. Ты разве не слышала? Мой отец призвал на помощь Париса Кокберна Тот был рад схватиться с Гордонами. Отец считал, Парис — это бог. И выдал меня за него замуж, не спрашивая о моих чувствах. А я любила Джона Гордона. Он к тому времени овдовел и искал жену. Но, разумеется, я даже не осмелилась произнести его имя! Отец, конечно, не виноват, что Кокберн оказался сущим дьяволом. А Джон Гордон снова женился, и сейчас все это уже не важно. Правда ведь?

Табризия сидела тихо, давая Энн выговориться Ей вдруг стало жаль молодую женщину. Ее жизнь в замке Кокбернов состояла из нескончаемой череды одиноких дней Может, она, Тэбби, могла бы что-то сделать, перекинуть мостик через пропасть, отделявшую молодую женщину от остальных? Она вспомнила, как радушно приняли ее, каким теплом окружили, и ощутила странную вину почему же они не так относятся к Энн? Тэбби осторожно спросила:

— А не хотите ли вы поужинать вместе со всеми? Слуги отнесут вас вниз, а я стану вашей союзницей, если Кокберны встретят нелюбезно

Энн молчала, но Табризия поняла: она обдумывает ее предложение. Табризия оглядела комнату, набитую дорогими вещами. Может, Парис и не скажет доброго слова о жене, но содержит он ее в роскоши. Девушка посмотрела на миссис Синклер. Именно эта особа расспрашивала о ней миссис Холл. Почему-то она не понравилась Тэбби с первого взгляда.

Энн показала наброски углем. Сделано было здорово. Тэбби получилась, как живая, и она искренне похвалила работу Энн.

— Когда закончу, увидишь в цвете, — пообещала та, отнесясь к похвале, как к должному. — Но я устала, — неожиданно добавила она, — приходи через несколько дней.

Первая, кого увидела Табризия, спустившись, была Александрия.

— Я предложила Энн как-нибудь поужинать с нами, — призналась она.

— Это все равно что кошку усадить вместе с голубями. Знаешь, оставь это, если не хочешь разозлить Париса. Он сейчас на корабле, давай залезем на скалы, пока отлив?

Тэбби радостно согласилась. Она удивилась, как здорово ступать по сыпучему песку. Никогда в жизни не была она раньше на берегу моря. Девушки с интересом наблюдали за семейством выдр, которые резвились в воде. Огромный самец разлегся на спине, на брюхо положил камень, разбивал о него ракушки и ел содержимое. Отступавшие волны оставляли лужицы, коралловые пески смешались с сухими водорослями, медузами и миллионами ракушек Табризии нравился йодистый запах, исходивший от всего, что выбрасывало море на берег. Она дышала глубоко, с наслаждением, полной грудью и никак не могла надышаться. Солнце клонилось к закату, песок был теплый, девушки нежились на нем и болтали.

— Мне очень жаль, что тебе не удалось сбежать на ярмарке На твоем месте я бы попробовала удрать другим способом.

— Парис обещал отпустить меня, а потом передумал и не стал ничего слушать Я никак не могу его убедить!

— А ты и не сможешь, Тэб. С мужчинами надо хитрить. Окажись я в плену, я бы превратилась в такого дьявола, от которого они сами были бы рады избавиться Знаешь, тебе надо придумать нечто ужасное. И сделать. Ну, что-нибудь совершенно отвратительное

— Ну, например, что? — спросила Табризия

— Дай подумать Ну, допустим, ты решила лучше покончить с собой, чем жить в плену.

— Но Парис должен искренне поверить в это, чтобы отпустить меня. Если я стану угрожать, он только посмеется надо мной, — пожала плечами Табризия

— Но мне он поверит, я могу подтвердить! Кончай вести себя, как пай-девочка, превратись в черта в юбке!

— А как же мне покончить с собой?

— Пригрози спрыгнуть с башни. Он до смерти испугается, особенно после случая с нашим отцом

Табризия снова пожала плечами

— Я боюсь высоты и ни за что не подойду к краю

— Ну, что бы еще придумать, такое же драматичное?

— Может, утопиться? — спросила Тэбби, поднимаясь и зарываясь пальцами в песок

— Знаешь, эффектно! Я побегу к нему и скажу: Табризия не может больше выносить своего плена, она говорит, что для нее выкуп — это бесчестье. Скорей, скорей, она уже пошла топиться! Мы с ним помчимся на вершину скалы, Парис увидит — ты внизу, сбрасываешь одежду и голая, с несчастным видом, падаешь в воду. Он пулей бросится спасать тебя, поймет, в каком ты жутком состоянии, в каком отчаянии, и скорее отпустит, чем позволит тебе наложить на себя руки.

— Голая? — как эхо повторила Табризия.

— Конечно! Кто это пойдет топиться в платье? Надо сделать все по правде. Иначе какой смысл? Ты можешь набросить на себя накидку или что-то вроде этого, когда он кинется к тебе. Давай завтра, пока не начнется прилив.

— Хорошо, — согласилась Табризия. — Я думаю, стоит попробовать. Терять все равно нечего.

На следующий день Александрия поучала Тэбби:

— Уже начался отлив, пора раздеваться

Табризия медленно сняла платье, потом черные шелковые чулки, сбросила красные туфли на высоких каблуках, купленные на ярмарке В раздумье подержала их, потом положила на кровать.

— Знаешь, я все же останусь в нижней юбке, — нерешительно проговорила она.

— Да подумай, что ты говоришь! И штаны снимай! — велела Александрия.

— Нет, не буду, я их потом тебе отдам, на берегу, — помотала головой Табризия.

— Значит, мне спускаться с тобой, потом снова взбираться? Ладно, пошли.

У подножия скалы Табризия сняла нижнее белье, сложила его и протянула Александрии Совершенно нагая, она плотно завернулась в накидку.

— А теперь запомни как только увидишь наши головы на вершине скалы, сбрасывай накидку и иди в море.

Александрия отыскала Париса, когда он давал указания пастуху, какой скот грузить на корабль и везти на продажу, а какой гнать на убой для пополнения запасов на зиму. Александрия взволнованно потянула брата за рукав. Задыхаясь, девочка закричала:

— Боже мой, Парис! Бежим скорее, пока не поздно!

— Что такое? Что случилось? — спросил он встревоженно.

— Табризия, о Боже, бежим!

Разволновавшись по-настоящему, он тряхнул Александрию за плечи.

— А ну, выкладывай! Быстро!

— Она, наверное, уже утонула, и мы не спасем ее! — рыдала та.

Парис и полдюжины его людей бежали к морю. В голове вертелись картины одна ужаснее другой она барахтается в морской пучине. . длинные рыжие волосы запутались в зеленых водорослях… Он бежал что было сил Оказавшись На вершине скалы, осмотрел воду. Маленькая фигурка действительно стояла внизу, но в полной безопасности В дикой ярости Парис повернулся к Александрии

— Что это, черт побери, за игра?!

— Это не игра, Парис! Она больше не может выносить своего положения. Не может оставаться пленницей. Она решила утопиться! — В глазах Александрии стояли настоящие слезы.

В этот момент Табризия сбросила накидку и совершенно голая ступила в воду. Парис замер, загипнотизированный, не в силах поверить в ее наготу. И хотя она была довольно далеко внизу, он видел чудесную фигуру, точеные ноги на темном фоне моря. Вдруг что-то словно толкнуло его. Он ринулся вниз по песчано-каменистой дорожке к несчастной фигурке. Сердце Париса чуть не остановилось, когда он представил, что она может сделать с собой. Горло сжалось от страха: какова же сила отчаяния Тэбби, если она готова утонуть, только бы оказаться подальше от него! Облегчение, которое он испытал, увидев ее в безопасности, было так велико, что грозило выплеснуться через край. Раньше он не ведал страха, и теперь, когда самый настоящий страх поднялся из глубин его души, он боялся признать его, согласиться, что это именно то, незнакомое доселе чувство заставило шевелиться волосы на его голове. И он замаскировал его гневом.

Табризия входила в воду медленно. Она понимала, Парису нужно время спуститься со скалы. Ледяная вода едва не лишила ее дыхания. Но она стояла в ней, пытаясь обрести мужество и войти хотя бы по колено. Никогда она не испытывала такого холода. Даже каменные полы приюта казались теплее. Волны грозили сбить, лишить опоры, вымывая песок из-под ног. Прилив набрасывался с угрожающей силой, девушка с трудом держала голову над водой, не давая волне накрыть ее.

И тут она заметила его у подножия скалы. Он неумолимо приближался. Очень злой. Таким злым она еще не видела его ни разу. Табризия выкарабкалась из воды, подхватила накидку и побежала по берегу. Казалось, он вовсе не бежит за ней, но расстояние между ними быстро сокращалось — широкими шагами он настигал ее.

Он понимал: ее надо как следует запугать, чтобы больше она не пыталась совершать таких глупостей. Прибой мог расправиться с ней жестоко, мгновенно, она не устояла бы перед силой обратной волны, летящей от берега. Парис вынул из-за пояса кнут и щелкнул им. Тэбби охватил ужас. Кнут не коснулся голых лодыжек, но, зацепив подол накидки, сорвал ее.

Она стояла перед ним обнаженная, трепещущая, беззащитная. Черный гнев Париса сменился похотью, глаза пожирали дрожащие губы и груди девушки. Он привлек ее к себе и поцеловал, дав волю чувствам. Табризия отпрянула и закричала, но ветер сорвал крик с ее губ и швырнул в море. Она была в ужасе — о Боже! — голая и в его объятиях! Уж лучше в море! Она попыталась бороться с Парисом, но он прижал ее руки к бокам. Она чувствовала, как тверда его плоть, упершаяся ей в живот, и понимала: в любой момент он может бросить ее на песок и взять. Он как дикий ураган. Табризия обмякла, уткнувшись лицом в грудь Парису. Он вздрогнул, ощутив ее слезы. Она искала его тепла или искры сочувствия. Руки Париса сами собой стали ласкать ее, прижали ярко-рыжую голову к груди. Он понимал, что против своей воли, помимо желания влюбляется в девушку. И снова гнев поднялся из глубины души Париса. Теперь он был направлен на самого себя, а не на это несчастное создание, от которого сердце переворачивается в груди.

Люди Париса махали руками и радостно кричали ему что-то ободряющее с вершины скалы. Двойная ярость охватила его: они видят Табризию обнаженной! Он рванул упавшую накидку, одним движением завернул в нее девушку, а потом процедил сквозь зубы:

— Наконец сегодня, миледи, вы научитесь понимать, как я ненавижу и презираю эти женские штучки!

Он схватил ее за запястье и потащил вверх по тропе на скалу. Она задыхалась и уже почти ползла за ним. На вершине, во дворе замка, он потянул ее в сторону от входа в дом, мимо охранников, в кузницу. Табризия умирала от мысли, что все, мимо кого она проходила, знали — у нее под накидкой ничего нет. В кузнице Парис снял со стены наручники.

— Слишком велики моей леди, сделай по размеру!

Тэбби в ужасе смотрела, как кузнец взял щипцы и сунул наручники в печь. Парис снял еще одну пару на длинной цепи. И переломил голыми руками.

— А вот эти пойдут на лодыжку. На этот раз я должен быть уверен, что моя добыча никуда не денется

Тэбби в ужасе замерла, ожидая, что раскаленное железо выжжет на ней клеймо. Но кузнец сунул металл в холодную воду Раздалось жуткое шипение, из ведра поднялся столб пара, кругом разнесся запах горячего металла, от которого Тэбби затошнило Она поняла, что дикий нрав рыжего дьявола не миф. Теперь она жалела о своем поступке, жалела ужасно! Какая она дура, зачем спровоцировала его, ведь могла же предвидеть его реакцию!

Но больше всего Табризию пугала чувственность Париса. Казалось, его гнев и похоть — неразлучные близнецы Разозли — и перед тобой неуправляемый самец, от которого ты никуда не спрячешься.

Кузнец знал свое дело, и когда ее руки оказались в металлических браслетах, железо уже было не горячим, а только тяжелым

— Сколько у нас ключей? — спросил Парис.

— Два, милорд.

— Один расплавь сейчас же, при мне. Будет только один ключ У меня Никто не сможет освободить тебя. — Парис повел Табризию к себе в комнату и приковал к кровати.

— Ты бредила свободой, будто сидела под арестом, а не жила как гостья. А теперь попробуй, что значит оказаться арестованной на самом деле.

За этим грубоватым обращением Парис скрывал истинные чувства — тревогу и беспокойство за Табризию Он хотел обезопасить ее даже от нее самой, не дать ей возможности навредить себе. Он видел, что Табризия хочет освободиться от него и при малейшей возможности снова попытается сделать это Подобная мысль почему-то была невыносима Парису За дверью он увидел Александрию

— Я запрещаю тебе и всем остальным общаться с ней.

Широкими шагами он направился к лестнице.

Табризия понимала: его кровать следует воспринимать как знак того, что он вернется и подчинит ее себе окончательно.

— Александрия! — позвала Табризия Никакого ответа.

— Александрия! Иди сюда! — закричала Табризия.

— Парис запретил, — испуганно прошептала Александрия.

— К черту Париса! — Гнев Тэбби выплеснулся наружу. — Я раздета! Принеси одежду! Туфли и чулки! У меня замерзли ноги.

Александрия незаметно проскользнула в комнату Табризии и через несколько минут вернулась с ее вещами. Но как надеть черные шелковые чулки? С одним проблем не было, а второй пришлось пропускать под железной оковой. Девушки поколдовали и справились — чего не сделаешь ради красоты! Табризия надела красные кожаные туфли и спросила:

— А подвязки?

— Не могу найти, — проговорила Александрия, в который раз обернувшись на дверь.

— Давай твои, — потребовала Табризия Гнев и ярость разгорались в ней с каждой секундой На подвязках Александрии были цветочки розового цвета, но в ослеплении

— Тэбби их даже не заметила

— Боже мой, я ничего не могу надеть! Действительно, как мне просунуть руки и ноги — я же прикована к кровати — Ее глаза горели от гневного разочарования.

— Знаешь, ты сейчас еще красивее, чем всегда, — восхищенно сказала Александрия

— О Господи, ну найди мне что-нибудь, пока он не вернулся! Ведь ты сама виновата, да и я, конечно, тоже.

— Дай подумать, дай подумать . Что-то без рукавов. О, знаю! Черный корсет Шеннон! Мы снимем кружева, обернем его вокруг тебя, а потом прицепим их снова.

— Александрия, принеси маленький кинжал, тот, что купила на ярмарке!

— Что ты собираешься делать? — выпучила глаза Александрия.

— Я собираюсь защищаться любой ценой. Давай быстро, пока он не вернулся.

Закончив манипуляции с одеждой, Табризия в отчаянии осмотрела себя. Корсет еще выше поднял грудь, выставляя ее верхнюю часть напоказ. Александрия окинула подругу удовлетворенным взглядом.

— Так, спереди ты, можно сказать, прикрыта. Но вот сзади… Хм, корсет подрезан так высоко, что сзади довольно сильно, довольно много… на виду.

— Ты хочешь сказать, у меня совершенно голая задница, — сделала вывод Табризия.

— Сейчас подкину поленце в камин, будет потеплее. А если ты все еще мерзнешь, стяни с кровати Париса меховое покрывало и завернись в него А мне пора идти, Тэбби. Он же меня отлупит

— Не надо рассказывать, какой у тебя дикий брат. Сама знаю, — сказала Тэбби, засовывая кинжал между грудей. — Лучше спрячься до вечера, он прекрасно знает, что ты во всем этом участвовала

Оставшись одна, Тэбби стала терзаться злостью и гневом. Она корила себя за трусость на берегу. Надо было ударить его в лицо, выцарапать глаза! Она села на кровать и уставилась на железные наручники, будто от взгляда они могли открыться и выпустить ее на свободу. Ничего подобного, конечно, не случилось. Но внезапно она ощутила прилив ярости и сил. Она не знала, сколько времени он продержит ее прикованной, но чем дольше, тем она станет сильнее. Разбойник Кокберн придет и захочет изнасиловать ее. Но Тэбби поклялась, что скорее умрет, чем позволит взять себя. Она ненавидела его с такой страстью, как никогда и никого в жизни. Ее кровь вскипела, она покажет этому рыжему дьяволу, пусть только попробует прикоснуться к ней!

Тэбби провела рукой по мохнатой волчьей шкуре на кровати. Этот мужчина жил среди настоящей роскоши! Балдахин — из черного бархата с вышитыми золотом драконами. На маленьком столике рядом с украшенным драгоценными камнями золотым кубком валялись изумрудная серьга, бриллиантовый перстень и огромная застежка из дымчатого кварца. Стены увешаны гобеленами, не только сохранявшими тепло, но и украшавшими комнату. Никаких половиков — всюду восточные ковры с длинным ворсом, скорее всего отнятые при налете на бедное, ничего не подозревающее китайское суденышко В оконном проеме лежали мягкие бархатные подушки Тэбби посмотрела поверх них, в прорезь окна, и увидела пурпур холмов Ламмермур.

Стемнело. Пламя камина отбрасывало увеличенные тени на стены, подгоревшее полено с треском упало в топке, и Табризия вздрогнула Сердце оборвалось: шаги! Парис вошел с факелом, закрепил его на стене Табризия замерла.

Он зажег свечи на камине и на столе у дальней стены Комната осветилась, и перед ним предстала не испуганная, несчастная, прикованная цепями девочка, а гневная женщина с горящими глазами, готовая защищаться. Парис заморгал, созерцая эротический наряд, черные шелковые чулки. Страсть охватила его с невероятной силой Да, это уже не ребенок, а женщина, зрелая и цветущая, и она утолит его неутоленную жажду Он решил начать очень мирно.

— Табризия, я приношу извинения за проклятый характер. Когда я остыл и пришел в себя, то осознал: чем дольше продержу тебя на цепи, тем сильнее ты разозлишься.

Она молча выслушала, пытаясь дышать ровно и спокойно.

— Так что давай отомкну наручники Я принес ужин, мы поедим здесь, наедине.

Он опустился на колено и освободил ногу Табризии, потом она подняла запястья, закованные в тяжелое железо, внимательно наблюдая поворот ключа. Едва оказавшись на свободе, она закричала:

— Негодяй! — Затем схватила черный халат Париса, подбежала к камину и бросила его в огонь. — Сукин сын! — выпалила она и, выдернув факел из кронштейна, прижала его к бархату балдахина

Ошеломленный вспышкой темперамента, он спросил

— Ты хочешь сжечь мою кровать?

— Единственное, о чем я жалею, что ты не лежишь на ней! Ты, свинья!

Парис быстро погасил пламя, а она тем временем схватила драгоценности со столика и побежала к окну, собираясь их выкинуть. Однако он оказался достаточно быстрым, чтобы перехватить ее и разжать ей руки. Все, что Тэбби держала, выпало. Он прижал руки девушки к туловищу и ртом нашел ее губы. Впервые его поцелуй не был грубым. Пока Парис впитывал мягкость губ, его руки гладили обнаженные ягодицы, теснее прижимая ту часть ее тела, к которой он больше всего стремился…

Задыхаясь, почти ослепнув от гнева, Табризия выхватила кинжал и собиралась ударить им Париса по руке. Но в этот момент его рука передвинулась по ее бедру, и кинжал угодил ей в ягодицу. Она вскрикнула, оружие упало на пол, по ноге заструилась кровь.

— Что случилось, дорогая? — взволновался Парис, увидев искаженное от боли лицо девушки. Он отстранил ее от себя, заметил рану и быстро осмотрел, с облегчением обнаружив, что ничего серьезного, только царапина.

Рыдая, Тэбби прижалась к нему.

— Парис, помоги мне, я порезалась.

— Тише, дорогая, тише. Не так все страшно, как тебе кажется.

Она отняла руку от ягодицы, пальцы были алыми от крови. Ее лицо побелело, она выдохнула:

— Я умираю.

Парис улыбнулся.

— И ты смеешься, когда я истекаю кровью! — потрясенно воскликнула Тэбби.

— Мой милый ягненочек, мое золотце, мне так жаль! Давай-ка я тебя полечу.

Парис поднял девушку на руки, положил на кровать лицом вниз, из буфета вынул деревянную коробочку с бинтами и мазями, которыми врачевал свои раны многие годы. Он аккуратно промыл порез и приложил к нему чистую салфетку. Слезы Тэбби орошали подушку, он шептал ей ласковые слова, успокаивал. Однако несмотря на все усилия, кровь не унималась. Тогда Парис спросил:

— Как ты думаешь, у тебя хватит смелости разрешить мне зашить твою рану?

— Да… Нет, не смогу! Может, ты лучше… О, я не знаю!

Она застонала от сильной саднящей боли.

— У тебя такая красивая попка, я не переживу, если на ней останется шрам.

— Опять смеешься!

— Нет, я не такой жестокий. Вот, я смешал немного настойки опия с бренди…

Парис поднес к губам Тэбби украшенный драгоценными камнями кубок, и она задохнулась, глотнув обжигающую жидкость. Он подождал некоторое время, пока на Тэбби подействует выпитое, после чего сделал два маленьких шва. Только один раз Тэбби тихонько вскрикнула. Затем Парис перекинул девушку через плечо и понес по ступенькам в ее комнату. Откинув покрывало, он положил Тэбби на кровать лицом вниз.

— Ты скоро заснешь, — нежно успокаивал Парис, убирая волосы с ее лица. — Ну не смешно ли, а? До сих пор я не видел никого, кто бы сам себе порезал задницу!

— Ты проклятое животное, Кокберн! Ты Разбойник! Ни секунды не сомневайся — я отомщу за это!