Неизбежность (СИ)

Комментарий к Часть 1

Куда же без саундтрека:

LAIKIPIA feat. Thurz — Down Down

Невермор встречает ее восхитительно-ненастной погодой — по небу плывут низкие свинцово-серые тучи, грозящие вот-вот разразиться снежной бурей. Желая подольше насладиться великолепием стихии, Уэнсдэй велит Ларчу остановить машину у высоких ворот с витиеватой надписью.

Резкие порывы ледяного ветра заставляют зябко поежиться и спрятать руки в карманы драпового пальто, но такие мелочи не способны повлиять на ее твердое решение прогуляться пешком.

Стук каблуков гулко отдается от вымощенной камнем дорожки, а обжигающий холод вызывает болезненно-приятное покалывание на щеках. Уэнсдэй невольно замедляет шаг, окидывая цепким немигающим взглядом башни академии — местами еще видны угольно-черные следы пожара, вызванного Крэкстоуном, но большая часть школы уже приведена в надлежащий вид.

Молчаливый дворецкий уныло плетется следом, таща на себе немалый багаж из чемодана, футляра с виолончелью и печатной машинки.

И Аддамс невольно ловит себя на мысли, что ей почти интересно, каким станет новый семестр.

— Уэнсдэй! Ты вернулась! О боже, как я скучала! — визжащая Энид налетает на нее с порога, едва не сбив с ног, и заключает в объятия. Уэнсдэй невольно прикрывает глаза, ослепленная этим безумным калейдоскопом цветов, и мысленно считает до трёх, прежде чем осторожно отстранить соседку от себя. Несмотря на то, что события прошлого семестра сблизили их, она все еще испытывает небольшое отторжение к тактильным контактам.

— Да, я тоже несколько раз вспоминала о тебе… — сообщает Уэнсдэй, жестом указывая Ларчу, куда поставить вещи. — Например, когда мой брат случайно подстрелил из лука соседского павлина.

— Оу… Фу, какая мерзость, — Синклер брезгливо морщится, но тут из рюкзака за спиной Аддамс ловко выбирается Вещь, и лицо Энид мгновенно озаряет безмятежная улыбка.

Воспользовавшись тем, что эти двое оказываются полностью поглощены обществом друг друга и обсуждением бессмысленной ерунды вроде новых кремов, Уэнсдэй принимается разбирать вещи. Не без труда водрузив на стол тяжелую печатную машинку, она с нежностью проводит пальцами по блестящим клавишам.

За три недели каникул она не написала и четверти новой книги — неугомонный Пагсли постоянно вносил чудовищный кавардак в устоявшийся ритм жизни, самым наглым образом игнорируя все предупреждения. Угомонился лишь тогда, когда она швырнула в него нож для бумаг. И непременно попала бы, если бы в решающий момент Вещь не дернул ее за рукав. Впрочем, насмерть перепуганное лицо младшего брата послужило неплохим утешением — тогда она даже почти улыбнулась.

— Представляешь, меня приняли в общество Белладонны! — звонкий голос Энид вырывает ее из приятных воспоминаний. Сияя словно начищенный до блеска чайник, блондинка пересекает комнату и с ногами взбирается на кровать Уэнсдэй. Ее пушистый кислотно-розовый свитер до того иррационально контрастирует с чернотой атласного покрывала, что у Аддамс снова начинает рябить в глазах.

— Ума не приложу, как я жила раньше без этой информации, — без энтузиазма отзывается она, мысленно обещая себе непременно сжечь это безвкусное безумие.

— А еще они в субботу устраивают вечеринку в честь моего посвящения и в честь нового семестра. Давай пойдем вместе?

— Это слишком чудовищная пытка даже для меня.

— Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! — Синклер едва не подпрыгивает на кровати, сложив ладони в молитвенном жесте. Светло-голубые глаза вспыхивают неподдельным интересом, когда она понижает голос до шепота и заговорщически добавляет. — Кстати, Ксавье там тоже будет.

Уэнсдэй подавляет в себе желание закатить глаза и немедленно вышвырнуть ее со своей половины комнаты. Пожалуй, было ошибкой обменяться с Энид номерами телефонов перед началом каникул. И еще большей ошибкой было рассказать ей о своем общении с Ксавье.

Впрочем, общением это можно было назвать с изрядной натяжкой. По большей части диалог был односторонним — он писал длинные сообщения, подробно и обстоятельно рассказывая о своем времяпрепровождении в Гштааде{?}[горнолыжный курорт в Швейцарии] и периодически отправляя фото с панорамами Альпийских гор. Она писала короткие, преимущественно односложные.

«Неплохо».

«Живописно».

«Нет, я туда не приеду».

Но всё-таки… писала.

Просто так, не задумываясь о смысле происходящего. Альпы — холодные, суровые, стремящиеся ввысь острыми ледяными вершинами — и впрямь показались ей удивительным местом, однозначно достойным внимания.

Но Энид со своим специфическим взглядом на мир мгновенно истолковала это скудное общение как намек на нечто большее. И теперь, похоже, всерьез озадачилась идеей поспособствовать развитию их… отношений.

Очередная глупая затея, изначально обреченная на провал. Одна лишь формулировка «развитие их отношений» вызывает стойкое желание тошноты.

— Я лучше выколю себе глаза, чем приму участие в подобной вакханалии, — тоном, не терпящим возражений, заявляет Уэнсдэй, усаживаясь за стол и вставляя в каретку плотный лист бумаги. Обычно это является их негласным знаком, означающим, что ближайший час следует сохранять тишину. Но, очевидно, не в этот раз.

— Ну пожаааалуйста… — Энид надувает губы и, спрыгнув с кровати, обходит стол, чтобы снова оказаться в зоне видимости. К счастью, за непродолжительное время их соседства она быстро усвоила основные правила, одно из которых — никогда не приближаться со спины. Взгляд голубых глаз, ярко подведенных салатовыми тенями, приобретает наигранно-жалобное выражение. — Это ведь очень важный для меня момент, а ты моя лучшая подруга… Ты просто обязана быть рядом. Тем более будет весело. Аякс стащил из дома вермут и бурбон, можем сделать Манхэттен.

— Это еще хуже. Провести вечер в обществе подростков, опьяненных алкоголем и пубертатным периодом, — Аддамс непреклонна. Ее куда больше прельщает перспектива остаться в комнате наедине с собой и наконец уделить время новой главе романа.

— Ладно… — Синклер делает продолжительную паузу, явно обдумывая очередную нелепую затею.

Решив, что разговор окончен, Уэнсдэй склоняется над печатной машинкой. Пожалуй, в этой главе стоит акцентировать внимание на воспоминаниях Вайпер из детства, чтобы лучше обрисовать мотивы тех или иных поступков… Но она не успевает написать ни строчки.

— Если ты пойдёшь со мной, я целую неделю буду уходить по вечерам из комнаты на два часа, чтобы ты могла сосредоточиться на своей книге, — на одном дыхании выдает Энид и хитро прищуривается, наблюдая за реакцией соседки.

Уэнсдэй убирает руку, занесенную над клавишами, и поднимает хирургически-пристальный взгляд на блондинку. Вопреки обыкновению, та не отводит глаза.

— Шантажируешь?

— Весь прошлый семестр у меня был хороший учитель по части наглого использования других в своих целях, — Синклер подмигивает, явно чертовски довольная собой.

Аддамс барабанит пальцами по столешнице, взвешивая все плюсы и минусы открывшейся перспективы. Один неинтересный вечер в окружении неинтересных людей. И целых четырнадцать часов относительного спокойствия на следующей неделе. Целых четырнадцать часов без дурацкой попсовой музыки, вызывающей желание немедленно пустить себе пулю в висок, и без мелькающего перед глазами тошнотворного буйства красок. Природная рациональность подсказывает Уэнсдэй, что обмен вполне себе равнозначный. Но представившийся шанс нужно использовать максимально эффективно.

— Две недели. И три часа. И тогда я подумаю, — твердо заключает она.

— Ура! Я знала, что ты не сможешь мне отказать! — Энид пищит от восторга и несколько раз подпрыгивает на месте.

Уэнсдэй машинально закатывает глаза.

Их отношения с соседкой значительно улучшились за последнее время, но излишняя эмоциональность последней до сих пор является крайне раздражающим фактором, к которому невозможно привыкнуть. Приходится выдержать еще одни пятисекундные объятия, прежде чем Синклер наконец оставляет ее в покое. Вздохнув с облегчением, Аддамс склоняется над машинкой и полностью погружается в водоворот приключений юной Вайпер.

Ранний подъем следующим утром становится пыткой, и вовсе не в хорошем смысле — засидевшись практически до рассвета, Уэнсдэй едва способна разлепить сонные веки. Впрочем, проспала не только она — настойчивая трель будильника на телефоне Энид вкручивается в мозг, словно кюретка {?}[медицинский инструмент, используемый для удаления патологических мягких тканей с костей. В прошлом применялся, чтобы отделить одну из долей мозга от остальных] для лоботомии. Мгновенно уловив крайнюю степень раздражения хозяйки, Вещь быстро семенит на противоположную сторону комнаты. Ловко взобравшись на прикроватную тумбочку, он быстро выключает бьющую по ушам мелодию и принимается будить Синклер.

Аддамс с трудом удается сфокусировать взгляд на настенных часах. Широкие прямоугольные стрелки показывают 07:58. Вот дерьмо. Уэнсдэй резко подскакивает из постели, отбрасывая одеяло.

Разумеется, они опаздывают на первый урок — ботаника проходит в теплицах, стоящих в отдалении от основного корпуса. Вдобавок прошлой ночью прошел дождь со снегом, оставивший после себя лужи с хлюпающей грязью. Их слишком много, чтобы можно было обойти, и к концу пути ее чёрные ботинки неизбежно оказываются покрыты липким слоем земли.

— Фу, мы выглядим так, словно могилу раскапывали… — жалуется непривычно хмурая Энид, безуспешно пытаясь очистить подошву о порог теплицы.

— Могильная земля в разы приятнее, чем это, — сквозь зубы бросает Уэнсдэй и открывает дверь, покрытую тонким слоем инея.

К их облегчению, учительский стол оказывается пуст. Похоже, новый преподаватель, в отличие от мисс Торнхилл, не слишком пунктуален.

А мгновением спустя Уэнсдэй переводит взгляд на первую парту и невольно замирает на пороге.

Ее место рядом с Ксавье занято.

Комментарий к Часть 1

Вот и новая работа)

Надеюсь, она придется вам по душе не меньше предыдущих)

========== Часть 2 ==========

Комментарий к Часть 2

Саундтрек:

The Doors — People Are Strange

Приятного чтения!

People are strange

when you’re a stranger.

— Ого… Кто она? — вырывается у Энид.

Это звучит достаточно громко, и все присутствующие как по команде обращают взгляды на застывших в дверях девушек. Все, кроме новенькой, сидящей за одной партой с Ксавье — та словно не замечает никого вокруг, полностью погрузившись в беседу с соседом.

Мгновенно справившись с секундным замешательством, Уэнсдэй решительно проходит вглубь класса и останавливается напротив своего стола. Наконец, ощутив чужое присутствие, девушка медленно оборачивается в ее сторону, и уголки ее губ приподнимаются в слабой неуверенной улыбке. Аддамс ожидаемо не улыбается в ответ, впившись в новенькую пристальным немигающим взглядом.

— Ой, привет. Я Эмили… — деланно-небрежно откинув назад пшеничные локоны, девушка протягивает ей руку.

— Это мое место, — прохладно бросает Уэнсдэй, проигнорировав жест приветствия, и скрещивает руки на груди.

— Оу… Ну что же… — неправдоподобно-гармоничное, почти кукольное лицо приобретает растерянное выражение. Она обводит недоумевающим взглядом весь класс, словно в поисках поддержки, но изгои дружно хранят непроницаемое молчание. — Извини, я не знала… Я просто хотела поздороваться с Ксавье, мы недавно познакомились на отдыхе в Швейцарии, и оказалось, что нам предстоит учиться вместе, вот я и…

Она запинается и умолкает на середине фразы, напоровшись на колючий взгляд Уэнсдэй.

На самом деле, Аддамс совершенно плевать, как и с кем Торп проводил каникулы. Но в классе осталось одно-единственное свободное место — на последней парте рядом с недоумком Кентом, и ей жутко претит подобное соседство. Ровно как и любые другие незапланированные изменения. Поэтому она продолжает сверлить девчонку пронзительным ледяным взглядом, с удовольствием отмечая, что с раздражающе-милого лица постепенно исчезают все краски.

Новенькая снова потерянно озирается по сторонам, явно чувствуя себя чертовски неуютно. Молчание затягивается, градус висящего в воздухе напряжения неуклонно повышается. Это не может остаться незамеченным — неверморцы синхронно вытягивают шеи, заинтересованно поглядывая на разыгравшуюся сцену. Но вмешиваться никто не рискует.

— …вот я и подошла к нему, — наконец продолжает Эмили, и ее голос звучит на удивление твердо. — И вообще-то, в приличном обществе полагается сначала здороваться, а уже потом сыпать претензиями.

— Хм, — Уэнсдэй едва заметно приподнимает бровь, уже не пытаясь скрыть нарастающего раздражения. — Да что ты?

По рядам изгоев проходит встревоженный шепот. Аддамс истолковывает это по-своему — наверняка, они предвкушают кровавую расправу.

Неизвестно, чем могла бы закончиться внезапная перепалка, но тут двери теплицы снова открываются, и на пороге возникает силуэт немолодого седовласого мужчины.

— Доброе утро, класс, — сухо произносит он, приближаясь к учительскому столу. — Мое имя профессор Уильям Браун, и я ваш новый преподаватель по ботанике. Пожалуйста, займите свои места.

Уэнсдэй вновь поворачивается в сторону новенькой и слегка склоняет голову набок. Несколько секунд они неотрывно сверлят друг друга глазами. Разумеется, Эмили сдаётся первой. Дернувшись от нескрываемого негодования, она подхватывает со стола ворох учебников и тетрадей и с гордо поднятой головой удаляется на последнюю парту. Аддамс провожает ее долгим взглядом, полным триумфального презрения, и наконец усаживается на отвоеванное место.

— Ух, это было жестко, — не без восхищения выдает Ксавье, заглядывая ей в лицо с заискивающей улыбкой.

Уэнсдэй не считает нужным отвечать и открывает учебник на первом параграфе, посвященном свойствам ядовитого волчеягодника.

— Знаешь… Я вообще-то очень рад тебя видеть, Аддамс, — он не оставляет попыток завести бессмысленный разговор, усиливая и без того немалое раздражение.

— Торп, сделай одолжение. Умолкни, — она не поднимает глаз от ровных книжных строк, голос звучит абсолютно равнодушно, но Ксавье всегда замечает чуточку больше остальных. Отвратительная способность.

— Понял, ты сегодня не в духе.

— Ты необыкновенно проницателен.

— Ладно, пожалуй, мне и впрямь лучше заткнуться, — он беззлобно усмехается и утыкается взглядом в учебник.

Остаток урока проходит в тишине.

Надо отдать должное новому профессору — пусть Уэнсдэй и не узнала ничего особо нового, но рассказ мистера Брауна оказался достаточно увлекательным.

Вместо следующего занятия у нее окно, и Аддамс твердо намерена посвятить свободное время составлению плана для очередной главы. Удобно устроившись на дальней скамье в пятиугольном дворе, она открывает блокнот и начинает делать пометки. Пожалуй, воспоминание из детства Вайпер следует заменить на сцену с неожиданным визитом матери, чтобы придать динамичности повествованию. Воодушевившись этой мыслью, Уэнсдэй принимается зачеркивать ненужные пункты и подписывать сверху более интересные идеи. Полностью погрузившись в размышления, она не сразу замечает, как от компании школьников, проходящих мимо, отделяется ее соседка по комнате.

— Я все выяснила! — Синклер плюхается на скамейку рядом, и весь ее сияющий вид выражает бьющее фонтаном нетерпение.

Похоже, надеяться на возможность уединения было бессмысленно. Уэнсдэй не имеет ни малейшего понятия, о чем говорит Энид, да и не особо хочет знать.

Она не отрывает сосредоточенного взгляда от маленького блокнота, втайне рассчитывая, что, не получив ожидаемой реакции, блондинка просто уйдёт. Но Энид Синклер не была бы собой, если бы имела способность вовремя заткнуться.

— Ее зовут Эмили Мартинес, ей исполнилось шестнадцать в сентябре. Родом из Швейцарии, у родителей собственный горнолыжный курорт, в общем, сказочно богаты… И у нее серебристый Порше 911. Увлекается рисованием и играет на фортепьяно. И еще есть одна неприятная новость. Похоже, прошлым летом она рассталась со своим бойфрендом Митчеллом. Кстати, он просто красавчик, хоть и излишне перекачанный, как по мне. Ну и с тех пор она одна. Конечно, это серьезная проблема для нас…

Всю эту продолжительную тираду блондинка выдает на одном дыхании. Аддамс воспринимает едва ли половину услышанного, однако последняя фраза звучит как гром среди ясного неба, вызвав некое… недоумение. Она наконец откладывает в сторону блокнот и поднимает глаза на Энид.

— Для нас — это для кого? — переспрашивает Уэнсдэй, искренне не понимая происходящего.

— Ну… — Синклер мнется, подбирая более удачную формулировку. — Конечно, больше для тебя, но я как твоя лучшая подруга просто не смогу остаться в стороне. Эмили, конечно, милашка и однозначно станет жутко популярной, но я всегда буду за тебя.

— Что ты вообще несешь? — она вопросительно изгибает бровь. Конечно, за прошедшие месяцы Аддамс успела привыкнуть к обществу самопровозглашенной королевы сплетен, но предельно ясно дала понять, что не имеет ни малейшего желания участвовать в подобном. И казалось, Энид прекрасно усвоила урок. Или все-таки нет?

— Да ладно тебе, мне можешь рассказать все! — ерзая от нетерпения, Синклер склоняется ближе и, загадочно стреляя глазами, негромко шепчет. — Только слепой не заметил, как ты взбесилась, когда увидела ее рядом с Ксавье.

Стоп. Что?

Уэнсдэй мгновенно забывает о поправках к роману, непонимающе воззрившись на соседку.

По-своему расценив ее растерянность, Энид вдохновенно продолжает.

— У меня вообще возникло чувство, что ты ей вот-вот в горло вцепишься! Почему ты раньше не рассказала, что у вас с ним все так серьезно?

Oh merda.{?}[Вот дерьмо (итал.)]

Это похоже на худший ночной кошмар, воплощенный наяву. Похоже, она неверно истолковала повышенный интерес со стороны остальных одноклассников — они ожидали вовсе не кровавой расправы. Они явно надеялись лицезреть потасовку двух девчонок из-за первого школьного красавчика, словно в пошлой низкоинтеллектуальной комедии, которые Синклер смотрит каждый вечер.

Уэнсдэй никогда не обращала внимание на мнение других людей. Но предстать в подобном свете оказалось слишком унизительно, чтобы это проигнорировать.

И ладно бы, окажись все произошедшее хоть на сотую долю правдой… Но ведь это совершенно не так.

Она просто хотела занять свое привычное место, только и всего.

— Твой нюх на сплетни тебя подвел. Мне неинтересен Ксавье, ровно как и все остальные, — ядовито сообщает Аддамс, вновь взяв в руки блокнот, и с удвоенным усердием принимается делать пометки.

— Оу… — заговорщическая улыбка на лице блондинки гаснет. — Но мне показалось, что…

— Тебе показалось, — с нажимом произносит Уэнсдэй, уже не пытаясь скрыть недовольство.

— Ладно, как скажешь, — Энид пожимает плечами и, одернув школьную юбку, поднимается со скамьи. — Но это правда выглядело странно. И сейчас, кстати, тоже.

И быстро ретируется, прежде чем Уэнсдэй успевает отреагировать на столь внезапный выпад.

Наконец оставшись в одиночестве, Аддамс возвращается к заметкам в блокноте. Но сосредоточиться на набросках главы уже не выходит — она несколько раз перечитывает одну и ту же фразу и никак не может вникнуть в смысл.

Черт бы побрал Синклер с ее нелепыми домыслами. С чего она вообще такое придумала? Уэнсдэй машинально перелистывает страницы, уже не пытаясь вчитаться в каллиграфически-аккуратные строчки. Затем принимается задумчиво крутить пуговицу на рукаве форменной белой рубашки. Подобные механические действия всегда помогают сосредоточиться на размышлениях.

Но не в этот раз.

Чувства и эмоции — слишком неизведанная для нее территория. Чужая страна с неизвестным языком, не поддающимся изучению.

Может ли быть такое, что Синклер со своей чрезмерной эмпатией и природной наблюдательностью видит то, чего в упор не замечает она сама?

Уэнсдэй пытается прислушаться к внутренним ощущениям, но безуспешно. Приходится обратиться к более привычному рациональному мышлению. Любая математическая задача состоит из трех пунктов — данность, решение и ответ.

Итак, что мы имеем?

Нет смысла отрицать факт, что Ксавье и впрямь был сильно увлечен ею весь предыдущий семестр. Это слишком очевидно, чтобы она могла не заметить. Буквально лежит на поверхности. Иррационально, абсолютно непонятно, но все-таки очевидно. Но еще более очевидно, что она не намерена разделять его симпатию.

Особенно учитывая, насколько неудачно закончилась одна-единственная ее попытка сблизиться с другим человеком.

Любая привязанность подобна аппендиксу — таит потенциальную опасность. А воспалившийся аппендикс удаляют, прежде чем он сможет привести к смертельному перитониту. Вот и решение задачи. Вот и самый логичный ответ.

Нужно ограничить общение с Ксавье, пока все не зашло слишком далеко. Пока еще не пройдена точка невозврата.

Пожалуй, медлить не стоит.

Достав из рюкзака телефон, она решительно смахивает экран блокировки и открывает список контактов. Несколько секунд она неотрывно смотрит на строчку с его именем. Черт, неужели она… сомневается? Возможно, Синклер была не так уж неправа.

Внезапно накатывает злость. На Энид с ее проницательностью, на Ксавье с его вечным стремлением помогать и находиться рядом, и еще больше — на саму себя.

Впрочем, не самое плохое чувство. Продуктивное. Уничтожающее сомнения. Подталкивающее к принятию верного решения.

Уэнсдэй уверенно нажимает на пункт «Заблокировать абонента» и быстро забрасывает телефон на дно сумки.

========== Часть 3 ==========

Комментарий к Часть 3

Ну-с, страсти понемногу накаляются хд

Саундтрек:

Shocking Blue — Long Are Lonesome Road

Никого не любить — величайший дар, делающий тебя непобедимым, ведь, никого не любя, ты лишаешься самой страшной боли.

Адольф Гитлер.

Ей удается успешно избегать Ксавье целых три дня. Приходится купить Энид несколько новых лаков для ногтей, чтобы убедить ее поменяться местами на ботанике.

— Ты ведешь себя очень, ну прямо безумно странно. Вчера приложила столько усилий, чтобы выкинуть Мартинес со своего стола, а теперь сама вдруг решаешь пересесть… Может, вам с ним просто стоит поговорить? — робко предлагает Синклер.

Обостренная проницательность соседки катастрофична — та обладает удивительной способностью залезть в голову и выкопать то, что годами лежало незаметно. Блондинка приоткрывает рот, намереваясь сказать что-то еще, но под давящим ледяным взором осекается и больше не пытается поднять эту тему. Аддамс искренне ей благодарна.

Проходя мимо первой парты следующим утром, Уэнсдэй ловит его непонимающе-огорченный взгляд… И невольно отводит глаза. Она ощущает непривычную неловкость, но что поделать — непростые времена требуют радикальных мер. Воспаленный аппендикс необходимо удалять, а небольшой дискомфорт после операции вполне нормален.

Пару раз Ксавье пытается подсесть к ней во время ланча, но, едва заметив его приближение, Уэнсдэй молниеносно покидает столовую, почти не притронувшись к еде. Однажды он предпринимает попытку догнать ее в коридоре — зовет по имени, ускоряет шаг, но она ловко скрывается в толпе школьников. Подобное поведение иррационально для нее, Аддамс категорически не привыкла избегать проблем. Но он непременно потребует ответов, а ей совершенно нечего сказать.

«Привет, как дела? Как прошли каникулы? Ах да, кстати. Я прекратила с тобой разговаривать, потому что мне на долю секунды показалось, будто я чувствую то, что не должна».

Хуже и представить нельзя.

Нет, лучше игнорировать.

Это не может продолжаться вечно — рано или поздно ему придется смириться. Рано или поздно он отстанет.

Нужно только немного подождать.

Но иногда, буквально пару-тройку раз Уэнсдэй ловит себя на мысли, что зачем-то выискивает глазами в толпе изгоев высокий силуэт. Вот только на фоне постоянно маячит тонкая фигурка с длинными пшеничными волосами. Это весьма раздражающе, словно мелкая царапина на виниловой пластинке, портящая качество звука. Аддамс не может четко ответить на мысленный вопрос, почему новенькая настолько сильно действует на нервы, нарушая обычное душевное равновесие. Неопределённость раздражает еще больше. Шов, оставшийся на месте удаленного аппендикса, зудит и не заживает.

Каждый раз она смотрит на Ксавье не дольше пяти секунд и каждый раз отворачивается, прежде чем он успевает заметить пристальный немигающий взгляд. Впрочем, ничего страшного.

Это пройдёт.

Нужно только немного подождать.

А в пятницу вечером Аддамс сталкивается с самым настоящим предательством — Вещь, чутко улавливающий малейшие перемены в ее настроении, внезапно встаёт на сторону Энид.

— Ты не сможешь отпустить ситуацию, пока вы не поговорите, — жестами показывает он.

— Нам не о чем разговаривать, — меланхолично отзывается Уэнсдэй, аккуратно натирая гриф виолончели полиролью.

— Ты поступаешь несправедливо, — упрямится Вещь. Похоже, если бы он мог демонстрировать эмоции, он непременно бы нахмурился.

— Я полностью согласна, — в диалог вступает молчавшая прежде Синклер.

Вечно они друг за друга заступаются.

Кошмар. Вот ведь спелись.

Она не считает нужным поддерживать бессмысленный разговор.

— Ну послушай… — Энид никак не унимается. Она даже убирает в сторону ноутбук с очередной мыльной оперой и садится, подобрав ноги под себя. — Ты, может, не способна понять, но нельзя вот так разбрасываться людьми. Ты ужасно обращалась с ним весь прошлый семестр… А потом спасла, и вы начали общаться. А теперь вдруг ведешь себя еще хуже. Ты же мозг ему ломаешь… Каждый человек заслуживает честности, и если ты решила прекратить общение, нужно сказать об этом в лицо.

— Ты об этом в социальных сетях прочитала? — Аддамс твердо намерена держать оборону до последнего.

Она чувствует себя так, словно вновь оказалась на сеансе у безвременно почившей Кинботт. Та точно также медленно, с садистской скрупулезностью пыталась сковырнуть несокрушимую броню и добраться до сердца — горячего, пульсирующего… живого.

Какая наивная утопия.

Конечно, с анатомической точки зрения у нее самое обычное сердце. Два желудочка, два предсердия. Оно сокращается примерно семьдесят раз в минуту, выталкивая кровь в аорту. Но оно не способно чувствовать.

Ничего. Совсем.

И никому не под силу это исправить.

Следующим утром Энид будит ее ни свет, ни заря. Уэнсдэй испытывает стойкое желание расчленить соседку с особой жестокостью, когда та принимается хаотично метаться по комнате, извлекая из шкафа многочисленные наряды самых тошнотворных цветов. Очень скоро кровать Синклер оказывается погребена под ворохом одежды. Аддамс сонно потирает глаза в безуспешных попытках вникнуть в происходящее. Ах да, сегодня же суббота. Вечеринка Белладонны.

Oh merda.{?}[Вот дерьмо (итал.) Но вы наверняка уже выучили хд]

Она уже успела позабыть об обещании, данном Энид.

— Мне нечего надеть… — с драматизмом, достойным Оскара, заключает блондинка, попеременно хватаясь то за крошечную мини-юбку, едва прикрывающую жизненно важные органы, то за пушистую кофту цвета фуксии. — Уэнсдэй, помоги мне выбрать! Нужно, чтобы было… ну просто огонь!

— Могу предложить крематорий, — без энтузиазма отвечает Аддамс, с головой забираясь под одеяло, чтобы не ослепнуть от кислотно-кричащего буйства красок.

Невыносимая активность Синклер вызывает неприятную головную боль. Интересно, будет ли это считаться смягчающим обстоятельством в суде по уголовному делу?

— Нет, не вздумай заснуть! — блондинка решительно стягивает с нее одеяло, отбросив его на спинку стула. Выудив из груды вещей два лоскута ткани, по ошибке именуемые юбкой, она поочередно прикидывает их на себя и придирчиво осматривает свое отражение в большом напольном зеркале. — Ну и? Какую выбрать, как ты считаешь?

— Они обе способны спровоцировать приступ эпилепсии, но синяя — особенно, — Аддамс почти не смотрит в ее сторону, взяв с тумбочки тонкую расческу и принимаясь разделять пробор для косичек.

— Отлично, значит, надену синюю! Спасибо, Уэнсдэй! — Энид едва не пищит от восторга.

Уэнсдэй тяжело вздыхает.

Нужно просто пережить один тягомотный вечер, и Синклер оставит ее в покое.

Это не должно оказаться слишком сложным.

Они приходят в библиотеку довольно рано. Большая часть изгоев пока отсутствует, за исключением Йоко, переключающей музыку на небольшой колонке, и Аякса, который с энтузиазмом смешивает коктейли в пластиковых стаканчиках. Похоже, бурбоном и вермутом дело не ограничилось — на столе, приспособленном под барную стойку, целая вереница бутылок с самым разнообразным алкоголем.

— Что приготовить для прекрасных дам? — пафосно выдает он, рисуясь перед Энид, и даже пытается прокрутить бутылку в руках. Впрочем, безуспешно.

— Манхэттен, сэр, — Синклер кокетливо накручивает на палец светлый локон и ослепительно улыбается.

— Будет исполнено, леди! — Петрополус продолжает откровенно паясничать, явно испытывая немалый восторг от реакции своей девушки.

Уэнсдэй морщится, даже не пытаясь скрыть брезгливого презрения. Мало ей ежедневной болтовни соседки о великой и всепоглощающей любви… Наблюдать слащавую сцену вживую намного хуже.

Скользнув внимательным взглядом по этикеткам на бутылках, она останавливает выбор на виски. Название ей незнакомо, очевидно, какое-то дешевое гадостное пойло. Впрочем, вполне сойдёт за неимением иных вариантов. Возможно, даже поможет не застрелиться где-нибудь на втором часу этого великолепного вечера.

Льда в импровизированном баре ожидаемо не обнаруживается. Плеснув в пластиковый стаканчик немного янтарной жидкости, Уэнсдэй удаляется в дальнюю часть библиотеки и с ногами усаживается на низенькую скамейку. Прислонившись спиной к стене, она на пробу делает осторожный глоток — отвратно-теплый виски обжигает горло. Вдобавок напиток слишком сильно отдаёт спиртом. Впрочем, не все ли равно? Вполне соответствует уровню вечеринки. Неудачный вечер в неудачной компании с неудачным алкоголем. Перетерпеть пару часов, и можно с чистой совестью отправляться к себе в комнату.

Библиотека понемногу заполняется школьниками. Аддамс сидит в темном углу аккурат напротив лестницы и может наблюдать за входящими. Не то чтобы это увлекательное занятие, но других развлечений, похоже, не представится.

Вопреки ожиданиям, здесь не только члены псевдотайного общества — очевидно, каждый счел своим долгом привести пару-тройку приятелей. Имен многих из них Уэнсдэй до сих пор не знает, да и не хочет знать по причине отсутствия даже минимального интереса.

Йоко прибавляет музыку, и мелодия без слов неприятно давит на уши чрезмерным количеством басов. Некоторые сразу начинают танцевать, в том числе и Энид с Аяксом, намертво приклеившись друг к другу. Будучи не в силах лицезреть их поцелуи, больше напоминающие попытки взаимного каннибализма, Аддамс вновь обращает взгляд на дверь… По лестнице спускается Ксавье. Вместе с Эмили, намертво вцепившейся в его локоть.

Уэнсдэй мгновенно отворачивается, впившись угольными глазами в ровные ряды книжных полок. Но терпения хватает совсем ненадолго. Проклиная себя за проявление слабости, она украдкой переводит взгляд в сторону Торпа и его спутницы. Мартинес, похоже, уже успела освоиться — она заливисто смеется, стоя в окружении других изгоев, и то и дело отбрасывает за спину распущенные волосы изящным взмахом руки. Красивый жест. И она сама вполне соответствует классическим канонам красоты — длинные локоны цвета расплавленного золота, ясные светлые глаза. Простое, но подобранное со вкусом платье до колен подчеркивают фигуру. Туфли на высоких шпильках добавляют роста.

Уэнсдэй вдруг становится неуютно в свободном джемпере в черно-белую клетку. Может быть, стоило надеть платье и каблуки?

Нет. Стоп.

Почему она вообще об этом думает? Почему сравнивает эту пустоголовую куклу с собой? Очевидно, от дешевого виски у нее начинается помутнение рассудка. Но, вопреки увещеваниям здравого смысла, Аддамс в один большой глоток опустошает красный пластиковый стаканчик.

Время тянется чудовищно медленно.

Она допивает уже четвертый по счету стакан, хотя прошел только час.

Пару раз за это время к ней подходит раскрасневшаяся Энид и пытается вытянуть на танцпол. Уэнсдэй вяло отмахивается от соседки. Пожалуй, стоило бы взять с собой блокнот и набросать заметки для очередной главы. Ухватившись за эту мысль, она обдумывает новый сюжетный поворот, как вдруг…

— Привет, — Эмили Мартинес усаживается на противоположный конец скамейки, закинув ногу на ногу. — Ты ведь Уэнсдэй, да?

— Чего тебе? — вместо приветствия холодно отзывается Аддамс, уставившись на девушку исподлобья. Какого черта она вообще здесь забыла?

— Слушай, я хотела кое-что сказать… — новенькая улыбается одними уголками губ, расправляя несуществующие складки на платье. — Мне кажется, мы как-то неправильно начали. Предлагаю это исправить. Понимаешь, Ксавье очень часто о тебе говорит, а мы с ним вроде как… Ну ты понимаешь…

Эмили хихикает, опуская глаза, и на ее щеках вспыхивают розоватые пятна.

Уэнсдэй ощущает, как против воли ее губы приоткрываются в недоумении.

Сияющий вид Мартинес вдруг начинает раздражать намного сильнее, чем прежде, едва ли не до зубного скрежета.

— Вы с ним… что? — вопрос вырывается раньше, чем она успевает подумать.

— Ну пока еще ничего, но… — блондинка снова хихикает и касается губ тыльной стороной ладони, стирая приторную улыбочку. — В общем, он мне нравится. Он рассказывал, что в прошлом семестре был влюблен в какую-то девушку, но она не отвечала взаимностью. Уж не знаю, кто это, но подозреваю, что Бьянка. Ума не приложу, как можно не замечать такого, как он… Очевидно, она просто слепая дурочка. Ну да ладно. Он постоянно так хорошо о тебе отзывается… И мне бы тоже хотелось с тобой подружиться. Вот что я хотела сказать.

Эмили выжидательно смотрит на нее.

Аддамс молчит, переваривая услышанное.

Ксавье был… влюблен? Был.

Отчего-то употребление этого слова в прошедшем времени совсем не вызывает ожидаемого облегчения.

Она машинально делает еще один глоток обжигающе-пряного алкоголя, и к ней возвращается ослабшее на несколько секунд самообладание.

— У меня нет друзей.

— Но… — Мартинес непонимающе приподнимает брови.

— … а если бы и были, ты в этом списке находилась бы примерно между Кентом и профессором Брауном.

— Эм… — похоже, Эмили шокирована и не находит слов. В течение нескольких секунд она молча хватает ртом воздух, но потом все же берет себя в руки. — Это было очень грубо, ты в курсе?

— Рада, что ты заметила, — Уэнсдэй откровенно наслаждается произведенным эффектом, впившись в расширившиеся голубые глаза холодным взглядом.

— Ладно. Понятно. Это была плохая идея, — окончательно растерявшись, новенькая поднимается со скамьи и уже делает несколько шагов в сторону, но вдруг останавливается и резко оборачивается. — Нет, я не могу не сказать… Ты просто токсичная социопатка.

— И я снова рада, что ты заметила, — ядовито отзывается Аддамс.

Вспыхнув от возмущения, Эмили уходит, стуча каблуками.

Уэнсдэй равнодушно смотрит на дно пустого стаканчика.

Пожалуй, стоит налить еще.

========== Часть 4 ==========

Комментарий к Часть 4

Саундтрек:

Tanita Tikaram — Twist in My Sobriety

Приятного чтения!

…you know you’ll never be

More than twist in my sobriety.

Похоже, дешёвый виски ударил в голову сильнее, чем она предполагала. Уэнсдэй осознает это слишком поздно — когда она в очередной раз поднимается на ноги, чтобы налить еще немного, очертания библиотеки начинают плыть перед глазами. Она замирает на месте и машинально хватается за одну из книжных полок. На несколько секунд зажмуривается, пытаясь справиться с нахлынувшим приступом головокружения.

— Все в порядке?

Аддамс резко распахивает глаза.

Ксавье стоит совсем близко, на его лице отчетливо угадывается выражение беспокойства. Его широкая ладонь лежит на пыльной книжной полке буквально в сантиметре от её пальцев. Уэнсдэй мгновенно отдергивает руку.

— Все нормально, — к счастью, её голос звучит, как всегда, твердо и уверенно.

— Ты что… пьяна? — с сомнением спрашивает он, обводя внимательным взглядом её лицо. Аддамс машинально делает шаг назад, но движение выходит слишком неловким, что незамедлительно подтверждает его догадки. Ксавье улыбается. — Черт, и правда. Вот уж не ожидал.

— У твоего друга отвратительный низкосортный виски, — зачем-то сообщает Уэнсдэй, но тут же одергивает себя.

Она не должна с ним разговаривать.

Не сейчас. И вообще никогда.

Она должна немедленно уйти.

Аддамс с силой сжимает ладонь в кулак, заостренные уголки ногтей впиваются в кожу. Неприятная боль действует отрезвляюще. То, что нужно.

Она пытается сделать шаг в сторону, но Ксавье ловко ловит её за рукав.

— Лучше отпусти по-хорошему, — угрожающе чеканит Уэнсдэй, неодобрительно глядя на его пальцы, сжимающие плотную ткань джемпера в миллиметре от обнаженной кожи её запястья.

Ксавье колеблется с минуту, не прерывая зрительного контакта. Он немного сутулится, словно её непроницаемо-холодный взгляд давит на плечи тяжелым грузом. Вздохнув, он отпускает её рукав. Но этот жест получается странным — вместо того, чтобы просто разжать ладонь, он проводит подушечкой большого пальца по внутренней стороне её запястья и лишь потом убирает руку.

Мимолетное прикосновение обжигает кожу, словно легкий удар электрошокером, и Уэнсдэй невольно отшатывается, как от огня. Новое ощущение… настораживает.

Слишком странная реакция.

Наверняка, всему виной алкоголь.

Она решительно отставляет пустой стаканчик на ближайший стол.

— Пожалуйста, давай поговорим. Я не понимаю, что между нами происходит, — голос Ксавье звучит почти умоляюще.

— Ничего не происходит. Я… — она запинается, и повисает молчание. Какой кошмар. Уэнсдэй Аддамс в чем-то не уверена. Сложно поверить, что это происходит наяву. Лиричная сцена из низкобюджетной мелодрамы. Ей приходится сделать глубокий вдох, чтобы продолжить. — Я не вижу смысла в нашем общении.

— Но… почему? — на лице Ксавье такое глубокое разочарование, будто она его ударила. Уэнсдэй бросает короткий взгляд на лестницу за его спиной. Пожалуй, пора уходить. Давно пора.

— Что это вы тут прячетесь вдали от всех? — к ним подскакивает запыхавшаяся и немного растрепанная Энид. Она лучезарно улыбается, но улыбка гаснет, когда блондинка переводит взгляд на искаженное болью лицо Ксавье. — Я просто хотела сказать, что мы решили поиграть в бутылочку или в «Правду или действие». Но я невовремя, да?

— Нет. Мы как раз закончили, — с неприкрытой горечью выплевывает Ксавье и быстро уходит, тщательно избегая прямого взгляда Аддамс.

Уэнсдэй невольно вздыхает, глядя, как его высокая фигура скрывается в толпе танцующих изгоев.

Она должна чувствовать облегчение, но… не чувствует.

Вдобавок на нее напускается неугомонная Синклер.

— Ты что творишь?! — Энид трясёт её за плечо, настойчиво привлекая к себе внимание. Ясные голубые глаза буквально мечут молнии. — Что ты ему наговорила?!

— Ничего. Сказала правду, — Аддамс устало отмахивается от назойливой соседки. У нее начинает болеть голова. — Я пойду в свою комнату.

— Неееет… Пожалуйста, останься еще ненадолго! — блондинка мгновенно смягчается и складывает руки в молитвенном жесте. Четко очерченные брови приподнимаются домиком. — Если не хочешь обсуждать ваш разговор, не надо, поговорим потом. Но я вижу, что ты расстроена и не позволю тебе сидеть в одиночестве в комнате! Это было бы просто ужасно.

— Находиться здесь — вот что ужасно, — Уэнсдэй хмурится и закатывает глаза.

Впрочем, в словах Энид в кои-то веки есть доля истины. Вряд ли она сейчас сможет сосредоточиться на романе — в голове все еще стоит туман опьянения, неизбежно путающий мысли. Поэтому Аддамс почти не сопротивляется, когда соседка настойчиво тянет её на середину библиотеки, где школьники уже образовали ровный круг, в центре которого вращается пустая стеклянная бутылка.

— Я не буду в этом участвовать, — безапелляционным тоном заявляет Уэнсдэй, глядя на то, как Йоко прижимается быстрым поцелуем к губам Дивины. Парни дружно свистят и аплодируют. Отвратительность сексизма во всей красе.

Энид разочарованно хмыкает, но спорить не решается. Оставив Аддамс в одиночестве, она усаживается в круг аккурат напротив Аякса, явно рассчитывая, что бутылка остановится именно на нем.

Уэнсдэй отходит к импровизированному бару в поисках чего-нибудь безалкогольного. Но Петрополус, определенно, не отличается сообразительностью — здесь даже нет воды, а небольшое количество сока и колы уже смешано с алкоголем в самых разнообразных сочетаниях. Просто рай для желающих получить интоксикацию.

Перебрав с десяток стаканчиков, она выбирает наименее отвратный по запаху. Определить состав не удается, но похоже на водку с апельсиновым соком и каким-то приторным сиропом.

«Никогда не смешивай разные виды алкоголя, Уэнсдэй.»

Кажется, что-то подобное сказал дядя Фестер на её одиннадцатый день рождения, когда она, впервые попробовав красное вино, потянулась к его стакану с бурбоном.

Что поделать, и она иногда неидеальна.

Аддамс неспешно потягивает напиток, оказавшийся почти терпимым на вкус.

Ей по-прежнему чудовищно скучно, и, не сумев отыскать никакого другого занятия, Уэнсдэй вновь начинает наблюдать за игрой.

В сущности, там тоже не происходит ничего хоть немного заслуживающего внимания. Энид сливается в продолжительном поцелуе со своим обожаемым Аяксом — судя по тому, с какой горячностью она прижимается к его телу, блондинка явно выпила лишнего. Рука Петрополуса похабно сжимает её бедро, задирая и без того короткую юбку. Кажется, они не вполне осознают, что находятся в окружении других учеников.

Мерзковатое зрелище. Аддамс почти чувствует себя вуайеристкой. Но остальных, похоже, все устраивает — всеобщий свист и улюлюканье становятся еще громче. Благо, библиотека находится в отдалении от жилых помещений кампуса, и вряд ли преподаватели смогут услышать шум. Проходит не меньше трех минут, прежде чем влюбленная парочка наконец отлипает друг от друга и рассаживается по местам.

Аякс снова раскручивает бутылку, и стеклянное горлышко указывает на Эмили. Под неодобрительный взгляд своей девушки он быстро целует новенькую в уголок губ и моментально отстраняется. Уэнсдэй краем глаза замечает, что ногти Синклер, раскрашенные в самые безумные цвета, на пару секунд превращаются в смертоносные когти. Но Энид быстро справляется с собой. Жаль. Аддамс совсем не против увидеть, как острые, словно скальпели, когти впиваются в смазливое личико Мартинес. Хоть что-то интересное на этом празднике дешевого пойла и подростковых гормональных всплесков.

Эмили смущенно улыбается и, демонстративно скрестив пальцы на удачу, легонько толкает бутылку. После нескольких оборотов горлышко замирает напротив Ксавье.

Уэнсдэй внезапно чувствует, как мышцы её тела напрягаются подобно натянутой гитарной струне. Обычно подобное происходит лишь в минуты опасности, когда инстинкты самосохранения берут верх над разумом. Но сейчас никакой опасности нет. Или есть? Мартинес пододвигается к центру круга и, сложив руки на колени, выжидательно смотрит на Ксавье. Пухлые губы, накрашенные нелепо-розовым блеском, чуть приоткрываются… Словно голодная акула подплывает все ближе и ближе. В другое время Аддамс сочла бы это сравнение весьма остроумным и непременно записала бы, чтобы использовать в одном из эпизодов романа… Но думать о приключениях Вайпер почему-то не выходит. Все прочие мысли разом испепеляет многократно возросшая неприязнь.

Аддамс не может видеть лица Торпа — он сидит к ней спиной. Но он отчего-то не спешит пододвигаться к Эмили.

Немая сцена затягивается.

— Ну мы играем или как? — капризным тоном интересуется какая-то рыжеволосая девица, имени которой Уэнсдэй не знает.

Наконец Ксавье подается вперед и наклоняется к Мартинес. Та мгновенно обвивает руками его шею и прикрывает глаза.

Когда между их губами остается не больше сантиметра, он вдруг замирает и оборачивается через плечо на Уэнсдэй.

Их взгляды сталкиваются — мягкая зелень против глубокой черноты. Она внезапно ощущает себя так, будто оступилась, спускаясь с крутой лестницы. В грудной клетке что-то сжимается, словно все внутренние органы скручиваются в тугой узел. И хотя Аддамс знает, что с анатомической точки зрения подобное невозможно, иррациональное чувство не отпускает.

Все остальное воспринимается совершенно побочно.

Кажется, изгои начинают перешептываться.

Кажется, Эмили открывает глаза и непонимающе взирает на происходящее с механической, будто приклеенной, улыбкой.

Кажется, Уэнсдэй сжимает пластиковый стаканчик с такой силой, что его содержимое выплескивается наружу, заливая рукав черного джемпера.

Кажется, она и вправду испытывает нечто похожее на… ревность.

Нет.

Этого не может быть.

Только не с ней.

Аддамс отворачивается с самым безразличным видом.

Краем глаза она улавливает движение — Ксавье склоняется к губам Эмили, наконец исполняя условия бестолковой игры.

Залпом осушив содержимое помятого стаканчика, Уэнсдэй ставит его на стол и быстро поднимается по лестнице, покидая библиотеку.

Прийти сюда было крайне плохой идеей.

Разгульные вечеринки, тесные объятия в темных углах и жаркие поцелуи с привкусом алкоголя — все это не для нее. Ровно как и глупые человеческие привязанности. Это иной мир, в котором она всегда была и будет чужой.

И это самый лучший исход.

Самый правильный.

Комментарий к Часть 4

Фак, ну не получается у меня хорошая Эмили через призму восприятия Уэнс, аж бесит 😅

Как всегда, с нетерпением жду вашего мнения 🖤

========== Часть 5 ==========

Комментарий к Часть 5

Саундтрек:

Fytch — In These Shadows (feat. Carmen Forbes)

Приятного чтения!

When this night falls

I know I’ll lose myself again.

После монотонной электронной музыки тишина в коридоре буквально кажется спасением, а прохладный воздух почти избавляет от давящей головной боли. Уэнсдэй замедляет шаг, не забывая оглядываться по сторонам — несмотря на поздний час, есть риск наткнуться на преподавателей. Хотя будет весьма иронично, если ее исключат из Невермора по такой глупой причине.

«Мистер и миссис Аддамс, ваша несовершеннолетняя дочь бродила по школе ночью в состоянии алкогольного опьянения после того, как приняла участие в разнузданной подростковой вечеринке, проведение которых категорически запрещено правилами».

Маму определенно хватит удар.

Она прилагает немало усилий, чтобы вообразить разочарованно-шокированное лицо Мортиши. Это помогает отвлечься от застрявшей в голове картинки, в которой Ксавье склоняется к губам Эмили чтобы-ее-черти-разорвали Мартинес. Раз за разом, на бесконечном повторе, словно в диапроекторе зажевало пленку. Неприятное чувство, будто все органы скрутило жгутом, понемногу отпускает… Но не до конца. Отголоски странного ощущения никуда не исчезают, и мозг, отравленный туманом опьянения, услужливо подсовывает нежелательные воспоминания.

Она машинально потирает правое запястье в том месте, где Ксавье ровно на одну секунду коснулся пальцем обнаженной кожи.

У него теплые руки.

А у нее — всегда аномально ледяные.

Как и сердце.

Прежде Уэнсдэй никогда в этом не сомневалась.

До сегодняшнего дня.

Она нарочно выбирает самый длинный путь в Офелия-холл, чтобы подольше подышать свежим воздухом и привести в порядок спутанные мысли. Но задача кажется невыполнимой — чем больше она пытается убедить себя, что поступила абсолютно правильно, тем ярче пылает невидимый след его прикосновения.

Это не первый раз, когда ее касался мужчина — Тайлер, настойчиво пытавшийся обманом расположить ее к себе, постоянно вторгался в личные границы, не спрашивая разрешения. Неоднократно брал за руку, проводил ладонью по щеке… Во время их единственного поцелуя руки Галпина уверенно сжимали ее талию.

Уэнсдэй солгала бы, сказав, что это было отвратительно.

Но это было… по-другому.

Тогда ощущения были смазанными, нечеткими. Она списала все на собственную природную холодность, будучи абсолютно уверенной, что ее тело не способно в полной мере чувствовать желание. Не способно на биохимическую реакцию, вызывающую выработку гормонов, отвечающих за возбуждение.

Похоже, думать подобным образом было слишком самонадеянно.

Погрузившись в напряженные размышления и уткнувшись взглядом в пол, Уэнсдэй почти не замечает, как добирается до поворота в коридор, ведущий в ее комнату. Она не уверена, что сможет заснуть, несмотря на поздний час. Возможно, стоит достать виолончель и сыграть что-нибудь из Вивальди. Это поможет отвлечься от бесконечной вереницы повторяющихся воспоминаний.

Она сворачивает за угол и… замирает на месте как вкопанная.

Возле двери в их комнату сидит Ксавье, прислонившись к стене и уставившись куда-то в пустоту прямо перед собой. Его руки сжимают бутылку пива.

Первым желанием становится развернуться и уйти — она ходит очень тихо, он не заметит. Но Аддамс мгновенно отметает глупую идею. Слоняться ночью по школе может оказаться весьма чревато.

— Что ты тут делаешь? — скрестив руки на груди, она подходит на несколько шагов ближе.

Ксавье вздрагивает и оборачивается к ней. Он не торопится с ответом — медленно поднимается, неловко держась за стену, и по его рваным движениям Уэнсдэй понимает, что не только она сегодня позволила себе переборщить с алкоголем. Вокруг царит полумрак, едва разбавленный тусклым светом луны, проникающим сквозь небольшое узкое окно в конце коридора. Но даже в таком скудном освещении отчетливо видно, какая болезненная горечь искажает его черты.

— Уходи, — Аддамс тщетно пытается придать своему голосу обычную стальную интонацию. Но это звучит слишком тихо. Почти как просьба. Кажется, этот кошмар никогда не закончится. Кажется, она вляпалась в трясину и с каждым шагом увязает все глубже.

— Почему ты такая сука, Аддамс? — зло выплевывает Ксавье, впившись в нее тяжелым потухшим взглядом.

— Полагаю, это вопрос риторический, — Уэнсдэй слегка приподнимает бровь, продолжая благоразумно сохранять дистанцию. Она слишком опасается странной реакции тела на его близость. Лучше минимизировать риск.

— Ага. Риторический. Именно так, — он горько усмехается, потирая переносицу.

— Ты пьян. Уходи, — повторяет Аддамс, убеждая скорее саму себя. Алкоголь бушует в крови, пытаясь подавить голос разума.

— Да кто бы говорил, — словно в подтверждение ее слов, Ксавье делает большой глоток и ставит на каменный пол изрядно опустевшую бутылку. Проходит еще несколько секунд тягостного молчания, прежде чем он тяжело вздыхает и шепотом продолжает. — Знаешь, я искал тебя… Хотел поговорить, хотел спросить, почему ты так со мной поступаешь. Хотел сказать так много. Но вот ты здесь, а мне никак не подобрать слов… Ведь тебе в любом случае будет все равно.

Увы, это не совсем так.

Но она ни за что не признается.

Никогда.

— Звучит довольно жалко, — безжалостно заключает Уэнсдэй. Откровенная грубость непременно должна возыметь эффект.

Ксавье вздрагивает, будто ее жестокие слова причиняют физическую боль.

Но не уходит — продолжает стоять посреди узкого коридора, смотрит прямо в глаза, словно пытаясь заглянуть в самые темные глубины ее души и отыскать хоть что-то живое. Это порядком злит. Она ничего ему не должна. И у нее абсолютно нет желания разбираться с чужими чувствами.

— Я дам тебе ценный совет. Не трать время зря, — благодаря злости самообладание наконец возвращается. В голосе Уэнсдэй наконец снова звенит металл. — Тем более, тебя явно заждалась подружка.

— Что? Ты про Эмили? При чем тут вообще… — Ксавье вдруг осекается, не договорив.

Черты его лица, искаженные болью, медленно разглаживаются, приобретая странное выражение… осознания?

Будто он внезапно нашел гениальное решение сложнейшего математического уравнения.

Аддамс напрягается. Неужели она допустила ошибку? Неужели каким-то словом или жестом показала чуть больше, чем должна?

Проанализировать сложно.

Она абсолютно не понимает подобных тонкостей.

— Я сказала: уходи, — в третий раз повторяет Уэнсдэй, интуитивно ощущая, что в его настроении что-то неуловимо меняется.

— Нет, это слишком невероятно, чтобы быть правдой… — Ксавье качает головой, словно не в силах поверить в собственные догадки, но уголки его губ медленно приподнимаются в улыбке. — Неужели ты… ревнуешь?

— Конечно, нет, — шипит она сквозь зубы. — Ты, очевидно, перебрал пива и теперь бредишь. Что неудивительно, учитывая качество алкоголя на этой жуткой вечеринке.

Oh merda.{?}[Вот дерьмо (итал.) не знаю, зачем я это подписываю постоянно хд]

Зачем она говорит это?

Это слишком похоже на попытку оправдаться.

— Ты точно ревнуешь.

— Ты принимаешь желаемое за…

Слова застревают у нее в горле.

Ксавье в несколько широких шагов преодолевает расстояние между ними и, крепко стиснув ее талию, вжимает в стену. От этого стремительного движения у нее вышибает воздух из легких.

Уэнсдэй вдруг ощущает головокружение, словно градус алкоголя в крови за секунду возрос тысячекратно. Он не двигается. Не пытается поцеловать. Не предпринимает больше никаких действий.

Просто смотрит сверху вниз.

И его безумно-зеленые глаза — та самая трясина, из которой невозможно выбраться.

И руки. Широкие ладони с длинными пальцами, с выступающими венами, тепло которых обжигает кожу даже сквозь несколько слоев ткани.

В нем так много чувств. Эмоций. Жизни.

А в ней так мало.

— Уходи. Ты тратишь время зря, — кажется, уже в сотый раз повторяет Аддамс. — Ты совершаешь ошибку.

Ксавье не отвечает.

И тогда ошибку совершает она.

Приподнявшись на цыпочки, она закрывает глаза и тянется к его губам.

И… Черт возьми.

Это непохоже на их осторожный, почти невинный поцелуй с Тайлером.

Это похоже на яростную борьбу, в которой априори не может быть победителя. Его горячий язык мгновенно скользит ей в рот, Уэнсдэй чувствует, как мышцы внизу живота сводит тянущей судорогой, и мстительно сильно прикусывает его нижнюю губу. У него привкус алкоголя и мятной жвачки.

Ксавье в отместку сильнее вжимает ее в стену. Между их телами больше нет ни миллиметра расстояния. Становится трудно дышать, кислород догорает в легких, но нехватка воздуха многократно усиливает ощущения.

Его руки медленно скользят вверх, сминая плотную ткань джемпера и надетой под ним рубашки. А секундой позже пальцы Ксавье оказываются под ее одеждой и касаются обнаженной кожи. И тогда Уэнсдэй понимает, что влипла по-настоящему. Катастрофа.

Разум мгновенно отключается. Тело оказывается под контролем инстинктов и предательски отзывается на прикосновения.

Она выгибается в спине, а руки сами собой ложатся на его шею. Жар от его ладоней волной проходит по всему телу, останавливаясь где-то между бедер. Ксавье разрывает поцелуй, и его губы скользят вниз по шее, от мочки уха до ямки между ключицами. Он слегка прикусывает холодную кожу, и лед неизбежно плавится. Учащается дыхание, разгоняется пульс. Совершенно не отдавая отчет своим действиям, Аддамс сама расстегивает верхние пуговицы рубашки, открывая ему полный доступ к тонким ключицам. Ксавье оттягивает в сторону податливую черную ткань и снова прижимается губами к шее, задевая горячим языком бьющуюся жилку.

— Боже, я так давно этого хотел… — бессвязно шепчет он между поцелуями.

И звук его голоса вдруг отрезвляет ее.

Уэнсдэй распахивает глаза.

Черт побери. Она потеряла контроль.

И все зашло слишком далеко.

Тянущее ощущение между бедер усиливается с каждой секундой. Все мышцы внизу живота сводит невыносимой судорогой. Его руки скользят выше, касаясь пальцами выступающих ребер. И еще выше — несильно сжимая грудь сквозь тонкое кружево нижнего белья.

Уэнсдэй едва соображает.

В голове совсем не осталось мыслей.

Она почти готова сдаться.

Нет.

Нет.

Она с силой отталкивает его.

Ксавье непонимающе смотрит на нее широко распахнутыми глазами. Уэнсдэй отворачивается, опасаясь, что его взгляд снова подействует гипнотически.

— Никогда больше ко мне не подходи, — чеканит она, уставившись в пол прямо перед собой.

Он не успевает возразить.

Едва договорив эту фразу, она молниеносно залетает в свою комнату, громко захлопнув дверь.

Вещь мгновенно обращает внимание на ее потрепанный вид. Активно жестикулирует, спрашивая о случившемся. Аддамс не удостаивает его ответом — решительно направляется в душевую, на ходу избавляясь от одежды, в которую крепко въелся запах Ксавье. Если она продолжит слышать древесно-пряный аромат его парфюма еще хотя бы минуту, самообладание неизбежно полетит к чертям.

Заперевшись в ванной и выкрутив на полную кран с холодной водой, она быстро расстегивает бюстгальтер и избавляется от нижнего белья. Тонкая кружевная ткань оказывается насквозь мокрой. Уэнсдэй поспешно забрасывает все вещи в корзину для грязной одежды и встает под душ. Ледяная вода стекает по разгоряченному телу, наконец даря блаженное ощущение облегчения. Сердечный ритм приходит в норму, дыхание выравнивается.

Теперь все в порядке. Почти.

Аддамс проводит пальцами по губам, еще хранящим отголоски обжигающих поцелуев. Но тут же поспешно отдергивает руку.

Она больше никогда не допустит подобной ошибки.

Приняв душ и быстро переодевшись в пижаму, она забирается под одеяло. Так и не дождавшись ответов на вопросы, Вещь демонстративно отправляется на кровать Энид. Наплевать. Уэнсдэй слишком утомлена, чтобы разбираться с его оскорбленными чувствами. Она засыпает, едва коснувшись головой подушки.

Аддамс рассчитывала проспать как минимум до одиннадцати, но этим планам не суждено было осуществиться.

— Уэнсдэй! Уэнсдэй! — вопли Синклер самым жестоким образом вырывают ее из царства Морфея. Уэнсдэй нехотя приоткрывает глаза. За круглым витражным окном едва занимается рассвет.

— Какого черта? — у нее жутко болит голова, и мелькание соседки перед глазами только усиливает неприятное чувство. Судя по внешнему виду Энид и застеленной кровати, она ночевала не здесь.

— Случилось ужасное! — сообщает блондинка, драматично заламывая руки и меряя комнату шагами.

— Ты потеряла девственность?

— Да нет же! То есть, да, но… Как ты узнала? — Синклер останавливается на минуту, с подозрением глядя на Уэнсдэй. — Но я вообще-то не об этом. В лесу снова нашли труп нормиса. Похоже, монстр вернулся.

Комментарий к Часть 5

Ну куда же без приключений)

Не все же им самокопанием заниматься 😅

Очень жду вашего мнения 🖤

========== Часть 6 ==========

Комментарий к Часть 6

Саундтрек:

Klergy, Mindy Jones — Hide and Seek

Приятного чтения!

Уэнсдэй сосредоточенно укладывает в рюкзак набор для вскрытия. Ей пришлось принять две таблетки аспирина и провести целый час под холодным душем, чтобы хоть немного прийти в себя. Пульсирующая головная боль наконец унимается, но первое в жизни похмелье все равно дает о себе знать легкой дрожью в руках.

— Может быть, не стоит снова лезть в это дело? — робко спрашивает Энид, сидя на краю кровати и болтая ногами. Несмотря на неутешительные утренние новости, она выглядит до неприличия довольной. Она уже несколько раз порывалась рассказать соседке подробности ночи, проведенной в комнате Аякса, но Аддамс ясно дала понять, что детали их страстного соития ей мало интересны.

— Я не люблю незавершенные дела, — парирует Уэнсдэй, бросая быстрый взгляд на часы. Автобус до Джерико отходит через двадцать минут, нужно поторопиться.

— Мы все чуть не погибли в прошлый раз, — резонно возражает Синклер с непривычно серьезным выражением лица. — Это слишком опасно.

— Игнорировать проблему — вот что опасно. Если Тайлер действительно сбежал, он захочет отомстить. И ты, кстати говоря, в его личном списке явно в тройке лидеров.

— Пусть только сунется в школу, — блондинка поднимает руку и демонстративно выпускает когти. — Я его не боюсь.

— Как показала практика, излишняя самонадеянность может привести к плачевным последствиям, — собрав все необходимое, Уэнсдэй поворачивает открытый рюкзак в сторону Вещи. Тот мнется на месте, постукивая пальцами по лакированной столешнице. Ах да, он ведь обижен из-за ее скрытности. Черт бы побрал его чрезмерную ранимость. Синклер, прищурившись, внимательно наблюдает за разыгравшейся сценой.

— Чем она на этот раз тебя обидела? — заботливо интересуется она.

— В древнем Риме доносчикам выносили смертный приговор, — Уэнсдэй бросает на Вещь красноречивый взгляд. Тот осторожно переминается с пальца на палец и после непродолжительных размышлений покорно забирается в рюкзак.

— Почему ты всегда так жестока к тем, кто тебя любит? — Энид со вздохом надувает губы.

«Почему ты такая сука, Аддамс?»

Ее рука на секунду замирает над магнитной застежкой рюкзака. Обжигающие воспоминания беспощадно атакуют разум. Бархатная зелень глаз, гипнотический взгляд сверху вниз, чувственные поцелуи с горьковатым привкусом алкоголя и мяты.

— Кстати… — голос Энид доносится словно сквозь плотный туман. — Ксавье вчера ушел с вечеринки сразу после тебя. Вы больше не разговаривали?

Его безумно-теплые руки. Везде.

Крепко стискивающие талию.

Ласкающие обнаженную кожу раскованными прикосновениями.

Сжимающие грудь через слишком толстый слой тонкого кружева.

Неизбежно вызывающие пожар внизу живота.

— Нет, мы не разговаривали.

Это почти не ложь.

Им действительно было не до разговоров.

Уэнсдэй набрасывает на плечи пальто и, подхватив изрядно потяжелевший рюкзак, быстро выходит за дверь.

Сердце колотится как сумасшедшее.

Дорога до Джерико занимает не более пятнадцати минут. Глядя на мелькающие за окном деревья, Аддамс тщательно избегает опасно-чувственных воспоминаний и усиленно пытается сосредоточиться на новом расследовании.

Итак, похоже Хайду удалось сбежать из заключения. Нетрудно догадаться, что озлобленный голодный монстр, оставшийся без контроля хозяйки, стал в разы опаснее. И теперь, ослепленный кровожадной яростью, он будет убивать всех, кто попадется ему на пути.

Еще до похода в душ Уэнсдэй внимательно просмотрела все утренние газеты. О найденном трупе там не было ни слова, но слухи все равно просочились. Значит ли это, что шериф пытается замять дело? Ему однозначно нельзя доверять — вряд ли Галпин-старший сможет остаться беспристрастным, когда речь идет о его сыне. Похоже, соваться в полицейский участок в поисках союзников нет смысла. Придется разбираться своими силами.

Автобус замедляет ход и через пару минут притормаживает у остановки с зеленой табличкой «Джерико». Сунув водителю пятидолларовую купюру и не дожидаясь сдачи, Уэнсдэй выходит на припорошенную снегом улицу. Сегодня воскресенье, людей почти не видно.

Что же, это ей вполне на руку.

Январь в этой части штата достаточно холодный и ветреный. Аддамс практически нечувствительна к низким температурам, но даже ей приходится застегнуть пальто на все пуговицы. Путь до морга неблизкий, вдобавок категорически нельзя привлекать к себе внимание. Она продвигается неторопливым шагом, усиленно создавая видимость, что разглядывает пестрые витрины магазинчиков. Наконец Уэнсдэй сворачивает в широкий тупик, в конце которого — одноэтажное кирпичное здание с черной металлической дверью. Характерный аромат формалина и трупного разложения ощущается даже на расстоянии, и Уэнсдэй с наслаждением прикрывает глаза, вдыхая резкий запах, так напоминающий о детстве. Она дергает лямку рюкзака — Вещь ловко выбирается наружу и быстро семенит по направлению к вентиляционной шахте. Аддамс остается на страже.

Проходит несколько минут, прежде чем раздается негромкий лязг замка, и дверь с надрывным скрипом приоткрывается. Стараясь двигаться как можно тише, Уэнсдэй быстро проходит по длинному коридору и оказывается в холодильной камере. Она надевает заранее подготовленные перчатки — оставлять здесь отпечатки пальцев было бы в высшей степени неблагоразумно.

Тратить время на поиски нужного трупа не приходится — он лежит на столе для аутопсии{?}[стол для вскрытия], прикрытый простыней со следами засохшей крови. Отбросив белую ткань, Уэнсдэй включает лампу и внимательно осматривает глубокие рваные раны, пересекающие грудную клетку погибшего.

— Вещь, секционный нож{?}[инструмент, используемый для снятия кожи и разрезов мускулатуры], — командует она и, получив необходимый инструмент, отточенным движением делает первый продольный разрез.

Выяснить причину смерти оказывается проще простого — вскрыв грудную клетку, Аддамс осторожно рассекает поломанные ребра в местах хрящевых соединений, и взгляду предстает кровавое месиво вместо легких.

— Мужчина, возраст приблизительно 25–30 лет. Время смерти не установлено. Причина смерти — внутреннее кровотечение вследствие разрыва левого легкого. Оскольчатые переломы третьей, четвертой и шестой пары ребер, — подробно и обстоятельно излагает Уэнсдэй в диктофон на телефоне. Надо признать, в этом устройстве оказалось немало полезных функций.

Покончив со вскрытием, она внимательно осматривает ногти погибшего — под ними могли остаться частицы ДНК убийцы. Догадки незамедлительно подтверждаются. Под ногтями на среднем и указательном пальцах правой руки обнаруживается несколько жестких темных волосков. Аккуратно подцепив их пинцетом, Уэнсдэй убирает улики в маленький пакетик. Вряд ли без содействия шерифа ей удастся провести анализ ДНК, но попытаться стоит в любом случае.

Аддамс возвращается в школу поздним вечером и по пути в свою комнату решает заглянуть в столовую. Во рту не было ни крошки со вчерашнего дня, и теперь желудок сводит неприятным чувством голода. Ужин уже закончился, большинство изгоев давно разбрелись по своим комнатам, не считая пары-тройки учеников, корпящих над домашним заданием вдали от шумных соседей.

Заняв самый дальний стол, она лениво отщипывает кусочки от остывшего сэндвича с курицей, параллельно пролистывая на телефоне детальные фотографии трупа. Вещь, сменивший гнев на милость, сидит на ее плече, внимательно наблюдая за мелькающими снимками и иногда подмечая незначительные детали.

— Жутковатое зрелище, — вдруг раздается голос за ее спиной. — Разве это не перебивает аппетит?

Уэнсдэй нет нужды оборачиваться, чтобы понять, кто стоит позади. Тонкий древесно-пряный аромат парфюма снова пробуждает в памяти чувственные картины, которые она предпочла бы забыть. Наверное.

— Кажется, я выразилась вполне ясно, когда велела тебе никогда больше ко мне не приближаться, — прохладно бросает Аддамс, продолжая листать фотографии. Но она больше не способна сосредоточиться на расследовании.

Вопреки ожиданиям, Ксавье не обижается на очередную грубость.

И не уходит.

Даже наоборот — обходит стол и усаживается напротив нее.

Уэнсдэй старательно избегает его прямого взгляда, уткнувшись в телефон. Какой позор. Это не может происходить на самом деле.

— Я хотел поговорить.

— Нам не о чем разговаривать.

— Я хотел поговорить не о нас.

— Никаких «нас» нет и не будет.

Тем не менее, ей становится немного любопытно. Уэнсдэй нажимает на кнопку блокировки и, отложив телефон в сторону, поднимает глаза. Ксавье выглядит нервным и обеспокоенным — то и дело потирает переносицу, затем принимается комкать бумажную салфетку. Аддамс следит за его действиями со скептическим выражением лица, но внутри опять возникает тянущее чувство, словно мышцы сводит слабой судорогой.

Усилием воли она заставляет себя не думать об этом.

— Я знаю про убийство в лесу… — неуверенно начинает Ксавье, выдерживая длинные паузы между словами. Уэнсдэй невольно задается вопросом, как он может смущаться в ее присутствии после того, как его руки делали… такое. — В общем, я хотел попросить тебя больше не лезть во все это. Тем более, как я вижу, ты уже начала.

— Это еще почему? — Аддамс едва заметно поводит бровью.

— Потому что я волнуюсь… Вдруг с тобой что-то случится.

Именно поэтому она всю жизнь осознанно избегала всех видов отношений.

Любое взаимодействие с людьми, выходящее за рамки дозволенного, рано или поздно заканчивается одинаково — взаимными попытками ограничить свободу.

Голос разума наконец берет верх над предательскими желаниями тела.

Он всегда будет балластом.

Он всегда будет ей мешать.

— Я не нуждаюсь в твоих советах и уж тем более в твоей заботе, — голос Уэнсдэй буквально сочится ядом. Впервые за много часов она ощущает способность мыслить трезво. — И если ты не понял в первый раз, я повторюсь. Держись от меня подальше.

Комментарий к Часть 6

Дорогие мои, я знаю, как вам нравятся всякие разные любовные сцены, но пока что нам нужен сюжет ахах

И к тому же, автор любит вскрытия также сильно, как сама Уэнс 😅

========== Часть 7 ==========

Комментарий к Часть 7

Саундтрек:

Kosheen — Under Fire (craspore remix)

Приятного чтения!

It seemed that I was never right

Walking another sleepless dream

And now everything I leave behind

Похоже, на этот раз ее слова попадают в цель — всю следующую неделю Ксавье держится в стороне. Иногда во время ланча она боковым зрением замечает его короткие взгляды, обращенные в ее сторону. Но Уэнсдэй старается не встречаться с ним глазами, опасаясь, что самообладание, обретенное поистине титаническими усилиями, может снова дать трещину.

Она почти рада возвращению Хайда.

Новое расследование помогает отвлечься, и невыносимо чувственные воспоминания понемногу притупляются.

Вот только детективная работа очень скоро заходит в тупик. В четверг, едва дождавшись окончания учебного дня, Аддамс отправляется в Джерико с твердым намерением подкупить кого-нибудь из генетической лаборатории, чтобы провести сравнительный анализ ДНК. Разумеется, она почти уверена, что это Тайлер — вряд ли в округе Криттенден{?}[Гугл говорит, что Джерико находится именно в этом округе штата Арканзас] слоняется сразу несколько Хайдов. Но перестраховаться не помешает. Опыт прошлого семестра научил, что необходимо проявлять больше внимания к деталям.

Для этой цели ей пришлось выдержать получасовой разговор с родителями по хрустальному шару. С трудом выслушав их стенания о том, как сильно те соскучились по «нашей маленькой грозовой тучке», Уэнсдэй наконец перешла к главному вопросу.

— Мне нужны деньги. Много.

К счастью, в их семье было не принято задавать лишних вопросов. Но родители отправили чек почтой, и намеченный план пришлось отложить на несколько дней.

Дорога до городка кажется вечностью. Увы, автобус не ходит по будним дням, и ей приходится одеться потеплее и отправиться пешком. Уэнсдэй чертовски ненавидит прогулки, но ее подстегивает перспектива хоть на миллиметр приблизиться к разгадке. Единственная лаборатория в Джерико находится рядом с полицейским участком, и, во избежание нежелательной встречи с шерифом, Аддамс вынуждена сделать дополнительный крюк, чтобы подобраться с другой стороны.

В помещении, залитом ярким хирургическим светом, слишком многолюдно — повсюду снуют сотрудники в медицинских перчатках и белых халатах. Несмотря на то, что она благоразумно сменила форму Невермора на теплый свитер с высоким горлом и простые темные джинсы, Уэнсдэй все равно выделяется. Приковывает повышенное внимание, словно у нее на лбу горит яркая неоновая надпись «Изгой».

Это изрядно осложняет ситуацию.

Работники начинают оглядываться в ее сторону.

Ранее она позаимствовала ноутбук Энид, чтобы изучить уголовный кодекс — за дачу взятки должностному лицу полагается заключение до пяти лет. Когда-то в детстве они с Пагсли заключили пари, кто первым окажется за решеткой. Похоже, ее шансы одержать победу только что резко возросли.

Оставаться в главном холле у всех на виду слишком небезопасно, поэтому Аддамс сворачивает в один из коридоров и усаживается на широкий подоконник. Пристальный немигающий взгляд угольных глаз внимательно сканирует каждого работника, проходящего мимо. Одним рациональным мышлением здесь не обойтись, придется довериться интуиции — не самый надежный способ, но иного выхода нет. Первые два варианта она отметает сразу — у полного седовласого мужчины слишком суровое лицо, а у высокой брюнетки слишком глуповатый вид. Наконец в коридоре появляется женщина средних лет в помятом халате. Уэнсдэй, с присущей настоящему детективу внимательностью, мгновенно отмечает несколько важных деталей.

Кольцо на безымянном пальце левой руки — ободок слишком тонкий, что говорит о его явно невысокой стоимости.

Короткие ногти с облупившимся нелепо-салатовым маникюром.

Каштановые волосы с проблесками седины, собранные в небрежный пучок на затылке.

Эврика. Вот и слабое звено.

— Мэм? — Аддамс решительно спрыгивает с подоконника, всеми силами пытаясь придать безэмоциональному лицу хоть немного приветливый вид. На что только не пойдешь ради успеха задуманного.

— Это вы мне? — женщина оборачивается на голос, и ее лицо удивленно вытягивается.

— Мне нужно провести сравнительный анализ ДНК, — у Уэнсдэй абсолютно нет времени на долгие вступления.

— Эм… Ясно. Вы что, из полиции? У вас есть соответствующее распоряжение?

Мимо проходит двое лаборантов.

Аддамс выдерживает паузу.

Когда они скрываются за поворотом, Уэнсдэй понижает голос до вкрадчивого шепота.

— У меня нет распоряжения, но, уверена, мы с вами сможем прийти к согласию… — она опускает взгляд на именной бейджик собеседницы и выразительно приподнимает бровь. — Барбара.

— Простите, я не совсем понимаю вас…

Однако, произнося эту фразу, сотрудница лаборатории озирается по сторонам и едва заметно кивает головой в сторону ближайшей двери. Уэнсдэй как бы невзначай быстро показывает четыре пальца. Родители отправили чек на десять тысяч долларов, но разбрасываться деньгами, чтобы подтвердить и без того очевидные подозрения, в высшей степени неразумно. Барбара отвечает коротким удовлетворенным кивком, и Аддамс уже мысленно празднует победу. Содействие шерифа ей вовсе не нужно, она вполне способна справиться самостоятельно.

— Эй, Барбара!

Они обе синхронно оборачиваются на окрик. По коридору быстрым шагом идет незнакомый пожилой мужчина.

— Барбара, ты должна была принести мне результаты по Дугласу еще час назад… — раздраженно бросает он, а через мгновение его цепкий взгляд падает на Уэнсдэй. — А ты еще кто такая?

— Я ее двоюродная племянница. Только вчера приехала в город и вот решила прогуляться, — Аддамс с трудом выдавливает улыбку, больше напоминающую оскал.

— Ладно. Но нечего здесь слоняться просто так, у твоей тети уже заканчивается обед, — мужчина уже поворачивается, намереваясь уйти, но вдруг замирает на месте и пристально вглядывается в ее лицо. — Хотя постой-ка… Вот дерьмо. А я еще не поверил Галпину, когда он предупреждал насчет тебя.

— Я не понимаю, о чем вы, — и хотя Уэнсдэй уже отчетливо понимает, что миссия благополучно провалена, она продолжает сохранять самое невозмутимое выражение.

— Не ври мне. Ты из этих чокнутых, — его лицо кривится в гримасе отвращения. — Шериф сказал, что ты объявишься и будешь вынюхивать. Жаль, у меня нет времени с тобой разбираться, поэтому живо проваливай, пока я не вызвал полицию.

Уэнсдэй Аддамс ненавидит признавать поражение.

Она привыкла побеждать.

Привыкла всегда быть на шаг впереди.

Но как только дело касается Хайда, все неизбежно летит к чертям.

Уэнсдэй Аддамс ненавидит поддаваться всплескам эмоций.

Любых — как положительных, так и отрицательных.

Но осознание, что она была так близка к осуществлению цели, и все сорвалось в самую последнюю секунду… раздражает.

Чертовски сильно.

Буквально до зубного скрежета.

По возвращении в Невермор она быстрым шагом пересекает внутренний двор школы, намереваясь как можно скорее оказаться в своей комнате. Энид, теперь всегда сидящая за одним столом с компанией Аякса, зовет ее по имени, но Уэнсдэй игнорирует соседку. Она совершенно не настроена ни с кем разговаривать. Зато Вещь самовольно выбирается из рюкзака и, спрыгнув на землю, быстро устремляется к своей новой подруге.

Аддамс уже приближается к Офелия-Холлу, когда улавливает стук каблуков позади. Похоже, Синклер всерьез вознамерилась довести ее до белого каления бесполезными расспросами.

— Уэнсдэй! Подожди минутку!

Голос принадлежит вовсе не Энид.

Впрочем, наплевать.

Она не считает нужным останавливаться.

— Да стой же ты!

Быстрый стук каблуков становится все отчетливее. Искреннее желая неизвестному самой мучительной смерти, Аддамс оборачивается и упирается взглядом в Мартинес. Только этого еще не хватало. Черт бы ее побрал.

— Чего тебе? — сквозь зубы бросает донельзя раздраженная Уэнсдэй, смерив блондинку высокомерно-презрительным взглядом. Эмили недовольно поджимает губы, всем своим видом демонстрируя ответную неприязнь, но все равно решительно обходит Аддамс и встает вполоборота, преграждая ей путь.

— Поверь, я бы не заговорила с тобой без крайней необходимости, — сообщает она совершенно безынтересную информацию. — Но все-таки это важно.

Уэнсдэй не отвечает, продолжая сверлить новенькую глазами.

Эмили скрещивает руки на груди и постукивает по полу ногой, облаченной в туфли на аномально высоких шпильках. У Аддамс проскальзывает бесполезная мысль, что Мартинес явно имеет серьезные комплексы по поводу роста — чем еще объяснить тягу ежедневно надевать на ноги самые настоящие орудия пыток.

— Это не совсем мое дело, но я считаю, что вам с Ксавье следует поговорить. Уж не знаю, почему вы поругались, но он всю неделю ходит как в воду опущенный. Я… я волнуюсь за него, — выдает девушка на одном дыхании.

— А ты у нас в парламентеры заделалась? — Уэнсдэй почти смешно. Она запоздало вспоминает, что Эмили считает, будто неразделенная симпатия Торпа была направлена в сторону Бьянки. Абсурдность ситуации весьма забавляет.

— А ты, видимо, в плохие юмористы? — парирует Мартинес с саркастической улыбочкой. Но через мгновение вздыхает и отводит взгляд. — Слушай, я не буду отрицать… Мне нелегко далось решение поговорить с тобой. Ты на всех жути нагоняешь, но, похоже, вы с Ксавье близкие друзья. И он в самом деле сильно переживает из-за вашей ссоры. И если он хоть немного для тебя важен, помирись с ним. У него ведь так мало близких людей…

— Ты совершенно права. Это не твое дело.

— Господи, и как он только может тебя выносить, это же… — Эмили вдруг сиюминутно умолкает. Ее глаза медленно расширяются. — О нет. О Боже… Это ты. Это не Бьянка. Это все время была ты.

Похоже, две извилины в ее блондинистой голове все же способны немного соображать. Она молчит ровно пятнадцать секунд, шокированно воззрившись на Уэнсдэй — светлые брови взлетают вверх, а губы, подкрашенные бледно-розовой помадой, удивленно приоткрываются. Аддамс усмехается про себя, мстительно наслаждаясь произведенным эффектом, но выражение ее лица остается по обыкновению непроницаемым.

— Забудь все, что я сказала, — выдает Мартинес, наконец справившись с собой. — Держись от него подальше. Это просто… чудовищно.

И хотя Уэнсдэй не намеревалась приближаться к Ксавье в ближайшее десятилетие, наглость Эмили многократно усиливает и без того немалое раздражение. Даже родители не позволяли себе общаться с ней в приказном тоне.

— Это не тебе решать, — шипит Аддамс, шагнув к блондинке и прожигая ее арктически-ледяным взглядом. — Живо уйди с дороги.

Мартинес делает судорожный вздох.

Крылья тонкого носа возмущенно трепещут, а по щекам ползет гневный румянец.

— Я не подчиняюсь приказам психопатки, — язвительно чеканит она, презрительно скривив пухлые губы.

— Тем хуже для тебя, — Уэнсдэй отталкивает ее локтем с такой силой, что та едва не падает, пошатнувшись на высоченных каблуках.

Решив, что разговор окончен, она уверенным шагом устремляется вперед по коридору. Но разъяренная Мартинес явно намерена оставить последнее слово за собой — мчится следом и хватает Уэнсдэй за предплечье, довольно грубо разворачивая к себе.

— Ты, может, решила, что можешь обращаться с людьми, как тебе вздумается, но это не так! — у Эмили хватает наглости и глупости, чтобы повысить голос.

— Предупреждаю один раз — отпусти, — Аддамс дергает рукой, но цепкие пальцы блондинки держат крепко. Похоже, та не совсем отдает себе отчет, во что ввязывается.

— А то что? — дерзко парирует Мартинес, усмехаясь с неприкрытой иронией.

Что же, она предупреждала.

Уэнсдэй молниеносно перехватывает тонкое запястье наглой девчонки и отточенным движением выворачивает сустав под неправильным углом. Раздается хруст.

Эмили визжит от резкой боли, пытается отшатнуться, но у Аддамс поистине железная хватка. Уголки губ вишневого цвета машинально приподнимаются в улыбке, когда она садистски-медленно продолжает выкручивать запястье. Блондинка инстинктивно подается назад, но подводят туфли на шпильках — у нее подворачивается нога. Мартинес мешком валится на пол, продолжая истошно вопить. По щекам катятся слезы, оставляя черные дорожки туши на искаженном болью лице.

Восхитительное зрелище.

Вот только визг пустоголовой девицы, к сожалению, привлекает внимание других школьников. На фоне слышен быстрый топот шагов. Вопли Эмили срываются на фальцет. Уэнсдэй слишком увлечена происходящим и не намерена разжимать пальцы еще как минимум пару минут.

Боковым зрением она улавливает смутное движение, а в следующую секунду кто-то хватает ее за плечи. Аддамс наконец отпускает новенькую и поворачивает голову. Ксавье ошарашенно смотрит на нее сверху вниз. И никогда прежде она не видела в его глазах такого глубокого… разочарования. Зрительный контакт длится буквально долю секунды, а через мгновение он с неожиданной грубостью отталкивает ее.

Уэнсдэй ощутимо ударяется затылком о стену.

Вспышка боли ослепляет.

Она невольно морщится.

Ксавье склоняется к рыдающей Эмили.

— Господи, убери ее от меня… — захлебываясь слезами, та дрожит как осиновый лист и прижимает покалеченную руку к груди. Растерянный Ксавье бережно касается ее локтя, и Мартинес дергается как на сеансе электрошока. — Твоя психичка мне руку сломала!

— Это просто вывих, — Аддамс закатывает глаза. Истерика блондинки изрядно действует на нервы. — Сломать кость голыми руками почти невозможно. И я тебя предупреждала.

— Мы слышали крики… — откуда-то сзади подскакивает Энид вместе с Аяксом. Синклер обводит взглядом разыгравшуюся сцену и испуганно зажимает рот рукой. — Боже, что тут творится?!

— Ничего, что бы заслуживало внимания, — без тени эмоций отзывается Уэнсдэй. И чего они все так переполошились? Никто ведь не умер. Пока что.

— Серьезно?! — Ксавье резко вскидывает голову. — Ты совсем рехнулась?! Черт, да ты и правда больная!

Аддамс категорически не намерена оправдываться.

Но его резкий тон немного… выбивает из колеи. Она молчит, глядя на него исподлобья.

Это не первый раз, когда Ксавье повысил на нее голос — в прошлом семестре это происходило неоднократно.

В прошлом семестре Ксавье часто срывался и кричал на нее, обвиняя во всевозможных грехах.

«Ты бессердечная».

«Ты разрушаешь все, к чему прикасаешься».

«Ты сломала мне жизнь».

Эти слова не оставляли совершенно никакого следа в душе.

Но сейчас в его зеленых глазах сквозит такое огромное разочарование… Словно все его идеалы разом рухнули. Аддамс вдруг начинает чувствовать себя… неловко. Ксавье осторожно поднимает Эмили на руки и устремляется в сторону больничного крыла. Та утыкается ему в шею, продолжая жалобно всхлипывать.

Уэнсдэй отводит взгляд.

Она прилагала так много усилий, чтобы он отстал раз и навсегда.

Похоже, теперь эти усилия увенчались успехом.

Но вместо ожидаемого облегчения она ощущает только странную, иррациональную пустоту.

Комментарий к Часть 7

Проявляю немалую активность в последние деньки отпуска хд

========== Часть 8 ==========

Комментарий к Часть 8

Саундтрек:

Apocalyptica feat. Three Days Grase — I Don’t Care

Приятного чтения!

I try to make it through my life,

in my way, there’s you

— Может, все-таки расскажешь, за что ты ее так?

Это первое, что спрашивает Энид следующим утром. К счастью, ей хватило такта не наброситься с расспросами мгновенно, а переждать целую ночь — по меркам королевы сплетен, это почти героический поступок.

Уэнсдэй перелистывает страницы учебника по истории, но не читает. Прошлой ночью она почти не сомкнула глаз — сумела ненадолго забыться тревожным прерывистым сном, лишь когда небо на востоке окрасилось в розовый.

Настроение откровенно паршивое. Очевидно, всему виной недосып.

Ей пришлось воспользоваться тональным кремом, чтобы скрыть от внимательной Синклер темные круги под глазами. В противном случае допрос с пристрастием был бы неминуем. Впрочем, ухищрения не особенно помогли — Уэнсдэй буквально кожей ощущает, как соседка сверлит ее взглядом.

— Я, между прочим, делюсь с тобой абсолютно всем… — с долей обиды замечает блондинка. Вещь, сидящий с ней рядом, ободряюще сжимает ладонь Энид в знак поддержки. Пожалуй, стоит запереть его в ящике на денек-другой.

— Я не прошу тебя этого делать. Просто ты не в состоянии молчать дольше пяти минут, — хмуро отзывается Аддамс, будучи совершенно не готовой к тому, чтобы кто-то копался в ее голове и давал непрошеные советы.

— Нет, ты точно расстроена. Даже язвишь не так обидно, как обычно.

Уэнсдэй со вздохом откладывает книгу на прикроватную тумбочку.

Нет смысла отрицать, что Синклер совершенно права.

Похоже, она не угомонится.

«Да, я расстроена, потому что добилась того, к чему стремилась на протяжении нескольких недель и теперь не рада этому по совершенно необъяснимым причинам. Иронично, не правда ли?»

— Я расстроена из-за расследования. Шериф покрывает Тайлера и пытается замять дело. Как будто совсем ничего не происходит.

Это ложь только наполовину.

Она в самом деле раздосадована, что вчерашняя авантюра со взяткой сорвалась. В следующий раз нужно будет подготовиться получше.

Энид явно не удовлетворена таким ответом, но все же пытается поддержать разговор. Даже спрыгивает с кровати и пересекает комнату, чтобы вальяжно устроиться в изножье кровати Уэнсдэй.

— А вдруг это не Тайлер? — Синклер напряженно хмурит брови, будто пытаясь сформулировать невероятно сложную мысль. — Ну… Знаешь, как в прошлом семестре. Ты подозревала Ксавье и копала под него, а в итоге монстром оказался совершенно другой человек. Вдруг и сейчас происходит нечто подобное?

Аддамс взирает на соседку с интересом.

У нее и самой возникали аналогичные домыслы, но тот факт, что мышление Энид способно выходить за рамки ее бестолкового блога, становится приятным открытием.

Возможно, она даже может быть полезной.

Ладно, она и так полезна — если бы не ее бесконечная трескотня под ухом, Уэнсдэй неизбежно свихнулась бы от вереницы собственных тяжелых мыслей.

Каким-то непостижимым образом их отношения сложились удивительно гармонично. По крайней мере, в отличие от большинства людей, присутствие Энид не раздражает. Почти.

— Именно поэтому я пыталась подкупить сотрудницу генетической лаборатории, но ничего не вышло.

— Ого… Мы прямо как в сериале на Нетфликс, — блондинка явно в неописуемом восторге, что ее посвятили в тайны следствия. Аддамс пропускает малопонятную реплику мимо ушей. Синклер нетерпеливо ерзает на кровати и, понизив голос до заговорщического шепота, продолжает. — Ты не замечаешь странной параллели? Убийство случилось, когда в школе появилась новенькая. И, кстати говоря, она ушла с вечеринки одна и явно в плохом настроении. Ксавье ведь сбежал от нее сразу после твоего ухода.

Уэнсдэй задумчиво поджимает губы.

Энид со своим талантом подмечать самые несущественные детали о всех и вся, чтобы затем обсудить их в социальных сетях со своими подпевалами, и вправду может сыграть значимую роль.

Помимо Хайда, в мире существует не один десяток смертоносных монстров. Как знать, возможно, Эмили и впрямь принадлежит к их числу.

Почему тогда она не дала отпор вчерашним вечером?

Опасалась выдать себя, это очевидно.

Почему потенциально опасного изгоя приняли в академию?

У нее богатые влиятельные родители, способные заплатить немалую сумму денег или дернуть за нужные ниточки. Коррупция во все время являлась бичом общества.

Уэнсдэй находит эту версию вполне логичной и достойной рассмотрения.

— Расскажи мне все, что о ней знаешь, — требовательно велит Аддамс, придвигаясь ближе к соседке. На лице той вспыхивает ликование.

— Помимо того, что я уже рассказывала, есть парочка странностей. Я просмотрела все ее соцсети и знаешь… Там ни намека на сверхспособности. Как будто она обычный человек.

— Я бы тоже не стала рассказывать всему свету о своих видениях.

— Нет, ты не понимаешь… — Синклер говорит таким тоном, будто излагает элементарные вещи неразумному ребенку. — У нее десятки тысяч подписчиков… Она буквально каждый свой прием пищи выкладывает в истории. Когда ты настолько публичный человек, очень сложно скрыть, что ты изгой.

Уэнсдэй кажется невероятно абсурдным, что кто-то в самом деле демонстрирует на всеобщее обозрение завтрак, обед и ужин. И еще более абсурдным — что на это добровольно смотрят тысячи человек. Похоже, соцсети сродни бубонной чуме.

— А у нее совсем ничего… Я все посты просмотрела, а их, между прочим, шестьсот восемьдесят два, — в подтверждение своих слов, Синклер извлекает из заднего кармана телефон в тошнотворно-розовом чехле и, покопавшись в нем пару минут, тычет экраном в лицо Аддамс.

Та без особого энтузиазма берет в руки странное устройство, в котором для многих заключен целый мир. Внимательно пролистывает несколько последних публикаций.

Улыбающаяся Эмили в серебристом горнолыжном костюме на фоне заснеженного склона. Эмили в длинном облегающем платье красного цвета и с кроваво-алой помадой на губах сжимает в руках бокал с шампанским и искрящийся бенгальский огонь. Эмили в коротком топе, едва прикрывающем грудь, сидит на белом кожаном диване.

Ничего примечательного.

Аддамс листает ниже и натыкается на фотографию, где Мартинес стоит в обнимку с каким-то загорелым парнем в обтягивающей футболке в окружении аккуратно подстриженных деревьев.

— А вот и вторая странность, — Синклер подается вперед и заглядывает в экран. — Посмотри на дату публикации.

12 июля прошлого года.

Уэнсдэй не слишком понимает, к чему клонит Энид, пока та не забирает у нее телефон и не открывает страницу бывшего парня Эмили. В его профиле последней публикацией является точно такой же снимок, датированный тем же числом.

— Уэнсдэй, ты понимаешь? Он больше ничего не выложил с тех пор. А до этого постил регулярно… Он как будто внезапно исчез.

Аддамс выдерживает длительную паузу, обдумывая услышанное. Но Синклер категорически не способна долго хранить молчание.

— Через три дня после этого Эмили опубликовала пост, в котором сообщила о расставании, — ее голубые глаза, подкрашенные яркими тенями цвета фуксии, возбужденно сверкают. — Но разве на их последней фотографии они похожи на людей, у которых проблемы в отношениях?

С этим трудно поспорить.

Мартинес буквально сияет, обвивая шею экс-бойфренда загорелыми руками, а тот взирает на нее с откровенным обожанием. Аддамс слишком хорошо знает этот взгляд, чтобы перепутать — в течение шестнадцати лет она была вынуждена наблюдать, как ее отец точно также смотрит на мать.

Иногда она замечала искорки подобного выражения во взгляде Ксавье, обращенном в ее сторону. Черт. Опять.

Уэнсдэй машинально потирает переносицу левой рукой. Совсем как он тогда — в темном коридоре возле ее комнаты. За пару минут до их поцелуя.

Кажется, она свихнулась настолько, что неосознанно перенимает его жесты.

Нужно будет почитать о психических заболеваниях, имеющих подобную симптоматику.

— Все в порядке? — черт бы побрал Синклер с ее заботой. — Ты какая-то бледная. Ну в смысле, ты всегда такая, но сегодня сильнее, чем обычно.

— Плохо спала. Приснилось, что примеряю твои вещи.

Блондинка с наигранной обидой надувает губы, но спустя мгновение заливается смехом и швыряет в соседку подушку. Аддамс успевает выставить руку прямо перед собой и отвечает прохладным снисходительным взглядом.

Но, когда Синклер отворачивается, уголки губ Уэнсдэй едва заметно приподнимаются в слабом подобии улыбки. Ровно на одну секунду, после чего она отбрасывает плед и решительно поднимается на ноги.

— Энид, у нас появились важные дела. Мы должны проследить за Мартинес.

Комментарий к Часть 8

Дорогие мои, послезавтра мой отпуск заканчивается, и главы будут выходить немного реже.

Поэтому решила написать по максимуму за оставшееся время)

Как всегда, жду вашего мнения 🖤

========== Часть 9 ==========

Комментарий к Часть 9

Саундтрек:

SATV Music — Fall Into Line

Приятного чтения!

It’sa, long way to the finish line

Got a hard road ahead.

К концу дня Уэнсдэй вынуждена признать, что содействие Энид ей весьма на руку — та, имея репутацию королевы сплетен, способна ловко и незаметно выуживать информацию, не вызывая подозрений. Впридачу Синклер явно чрезвычайно воодушевлена новой авантюрой.

— Я поговорила с кучей людей и никто, совершенно никто не замечал у Эмили никаких сверхспособностей! — эмоциональным шепотом сообщает блондинка, быстро разрезая стейк на крохотные кусочки и заботливо подвигая тарелку на середину стола. — Может, мне попробовать деликатно выведать у нее самой?

— Не стоит, — Аддамс лениво ковыряет вилкой предложенное блюдо. — Нельзя, чтобы она догадалась о наших подозрениях. И версию с Тайлером тоже нельзя отметать.

— Нет, ты только посмотри на нее! — Синклер морщит нос, кивнув головой куда-то за спину соседки. — Так и липнет к Ксавье.

Аддамс отчаянно пытается побороть в себе желание обернуться. Это не должно вызывать никакого интереса. Ни малейшего. Но на лице Энид написано такое возмущение, что Уэнсдэй не выдерживает. Оперевшись локтем на стол, она украдкой бросает взгляд через плечо.

Они сидят на расстоянии всего нескольких метров.

Одна рука Эмили туго перебинтована, но вот вторая… Второй рукой она ласково проводит по каштановым волосам Ксавье, заправляя за ухо непослушную прядь. Что-то рассказывает и заливисто смеется, прижимаясь головой к его плечу. Ксавье улыбается ей, явно находя их диалог изрядно увлекательным, а через мгновение… перехватывает ее ладонь и на секунду сжимает тонкие пальчики.

Уэнсдэй чувствует, как против воли напрягаются все мышцы, и сжимает вилку с такой силой, что костяшки ее пальцев становятся совсем белыми. Она поспешно отворачивается и переводит гневный взгляд на соседку. Синклер хмурит брови и пытается улыбнуться. Сочувствующее выражение на ее лице злит больше, чем омерзительно-слащавая картина.

— Ох, Уэнсдэй…

— Только попробуй что-нибудь сказать, — предупреждающе чеканит Аддамс сквозь зубы, впившись в нее тяжелым немигающим взором.

— Господи, ты и правда сама не своя, — Синклер пытается взять ее за руку, но Уэнсдэй раздраженно отдергивает ладонь.

— Это все несерьезно… Он просто злится на тебя, только и всего. Никто не может заменить человека, которого лю…

— Энид, — в голосе Аддамс появляются угрожающие нотки, и блондинка наконец благоразумно переводит тему.

— В общем, она точно темная лошадка. Я предлагаю проследить, куда она пойдет после столовой.

Уэнсдэй коротко кивает.

Она равнодушно справляется с остатками ужина, почти не чувствуя вкуса еды. Новое нежелательное воспоминание врезается в мозг словно тупой зазубренный нож. Абстрагироваться не выходит — она пытается подумать об очередной главе романа, о необходимости провести анализ ДНК, о том, что из-за сегодняшней суеты плохо подготовилась к уроку по геометрии… Но перед глазами неизбежно встает картина, как пальцы Торпа обхватывают ладонь Мартинес. И его сияющая улыбка, обращенная к ней. Аддамс невольно пытается вспомнить, когда Ксавье в последний раз смотрел на нее саму с такой же безмятежно-расслабленной улыбкой. И не может. Вполне вероятно, такого никогда не случалось. Ее концентрированный яд распространяется на всех окружающих, безжалостно выжигая любые положительные эмоции. Вот только прежде ей было совершенно на это наплевать.

К огромному облегчению, Энид хватает мозгов хранить молчание до конца ужина.

Покинув столовую и смешавшись с толпой школьников, они следуют по пятам Эмили невидимой тенью. Распрощавшись с Ксавье — к счастью, на этот раз обошлось без тактильных контактов — та пару раз останавливается поболтать с другими изгоями. До чуткого слуха Уэнсдэй доносятся обрывки разговоров.

— Да, я уже в порядке, спасибо… Просто неудачно упала. Тут ужасно неровные полы.

Аддамс удивленно приподнимает одну бровь. Мартинес… никому не сказала?

Откровенно говоря, весь сегодняшний день Уэнсдэй ждала, когда ее наконец вызовут в директорский кабинет на очередной серьезный разговор. На должность погибшей Уимс был назначен профессор Уоттерфорд, преподаватель химии, отличавшийся весьма суровым и категоричным нравом — он бы точно не стал закрывать глаза на потасовку двух школьниц. Тем более закончившуюся физическими увечьями. Но ожидаемого возмездия почему-то не последовало.

А теперь выясняется, что Эмили скрывает подробности инцидента не только от преподавателей, но и от других учеников. Мотивы настолько странного поведения остаются загадкой. Одной из многих.

Наконец новенькая прекращает болтать и движется дальше, отделяясь от толпы. Продолжать слежку, оставаясь незамеченными, становится проблематично. Вдобавок ботинки Энид гулко цокают каблучками по каменным плитам — приходится сохранять дистанцию, и очень скоро светловолосая голова Мартинес скрывается из виду.

— Найди ее и проследи, куда пойдет. Потом сразу напиши мне, — шепчет Аддамс на ухо соседке.

— А ты куда? — глаза Синклер удивленно распахиваются.

— Пора проникнуть в логово монстра.

Когда Уэнсдэй вставляет две шпильки в замочную скважину и проворачивает их до характерного щелчка, ее посещает ощущение дежавю. Все происходящее слишком напоминает события прошлого семестра, когда она точно таким же путем проникла в комнату Ксавье.

Когда, спрятавшись под кроватью, стала невольной свидетельницей их разговора с Бьянкой. Кажется, он уже тогда был… неравнодушен, хотя их знакомство исчислялось всего парой недель. Аддамс не по силам понять иррациональную природу человеческих чувств, возникающих буквально из ниоткуда — что тогда, что теперь. Вот только сейчас странные чувства непостижимым образом просочились в ее собственный разум. Словно жалкий росток, с завидным упорством тянущийся к солнцу из безжизненного асфальта.

Но из элементарного курса ботаники она точно знает, что любое растение обречено на гибель без воды и удобрений. Она не станет давать чахлому ростку подпитку, и рано или поздно хрупкое чувство угаснет. Нужно только прекратить поддаваться на провокации и больше никогда не смотреть в сторону проклятого Торпа.

Жаль, что на словах это всегда оказывается проще, чем на деле.

Но для непоколебимой Уэнсдэй Аддамс не существует невыполнимых задач.

Приоткрыв дверь, она осторожно пробирается в комнату и щелкает выключателем. Обе кровати в спальне аккуратно заправлены. Очередная сложность — похоже, у Эмили есть соседка. Обычно после ужина изгои собираются в пятиугольном дворе, чтобы заняться подготовкой к занятиям, но полагаться на удачное стечение обстоятельств не стоит. Нужно действовать как можно быстрее.

Звук входящего сообщения заставляет ее нервно дернуться — на экране оповещений высвечивается имя Энид.

«она в библиотеке вместе с Эбигейл. кажется, делают домашку по геометрии. пока все спокойно, но я слежу)))»

Отсутствие заглавных букв и обилие бесполезных скобок режет глаза, но у Аддамс категорически нет времени отвлекаться на нравоучения о правописании. Убрав телефон в карман, она быстрым шагом подходит к письменному столу. На нем не обнаруживается совершенно ничего примечательного — несколько учебников и хаотично разбросанных тетрадей, резинка для волос и незастегнутая до конца косметичка. Нет, это явно не то, что нужно.

Преступник не станет хранить улики на видных местах. Уэнсдэй решительно направляется к кровати, на которой стоит открытый ноутбук. Поразмыслив пару секунд, она нажимает длинную кнопку пробела, но компьютер требует пароль. Сейчас совсем не помешал бы Вещь со своим талантом взломщика, но перед ужином Энид усадила его смотреть одну из своих любимых слезливых мелодрам. К тому же, код от сейфа и пароль от ноутбука — довольно разные вещи, нет никакой гарантии, что он справится. Аддамс отметает эту затею и быстро проверяет ящики прикроватной тумбочки.

Увы, там тоже не обнаруживается ни единой мало-мальски интересной вещи. Уэнсдэй почти готова признать, что поиски возможных улик не увенчаются успехом, но, когда она закрывает нижний ящик, замечает странную деталь. Он никак не задвигается до конца.

Аддамс просовывает тонкую руку вглубь ящика, пытаясь отыскать помеху. Пальцы нащупывают узкий книжный переплет. Покопавшись немного, Уэнсдэй вытягивает небольшой толстый блокнот в твердой обложке. Вот и оно.

Первые несколько страниц посвящены наброскам — с дюжину картин, изображающих животных, еще один рисунок в цвете, на котором отчетливо угадываются острые вершины швейцарских Альп, детально прорисованный портрет красивой женщины с длинными волнистыми волосами — судя по схожести черт, матери Эмили. Но это непохоже на обычный скетчбук. Пролистнув дальше, Уэнсдэй натыкается на текст, выведенный от руки.

«29 мая 2019 года. Дорогой дневник…»

Эврика.

Включив настольную лампу, Аддамс погружается в чтение.

«…сегодня мы с родителями ездили на прием к партнерам папы по бизнесу. Я ненавижу званые ужины, но этот вечер стал особенным. Я кое с кем познакомилась. Его зовут Митчелл Кэмпбелл, и он — самый необычный человек, которого я встречала… У него такие потрясающие голубые глаза…»

Скривившись от отвращения, Уэнсдэй пропускает подробное описание внешности будущего возлюбленного Мартинес и перелистывает еще несколько страниц.

«30 сентября 2019. Сегодня мы с Митчеллом ездили на водопад Штойбен. Он уже получил права и учил меня водить машину. Это было очень интересно и волнительно, а когда мы прощались, он поцеловал меня. Это самый лучший день в моей жизни. Жаль только, что он…»

Дальнейшие слова оказываются тщательно зачеркнуты. Аддамс несколько раз поворачивает страницу под разными углами, но разобрать написанное не представляется возможным. Недовольно поджав губы, она переворачивает еще с десяток листов.

«3 января 2021 года. Митчелл ведет себя странно, мы стали чаще ругаться. Наверное, это связано со смертью его брата, но прошло уже полгода, а он все никак не успокоится. Я стараюсь поддерживать его, но он часто кричит на меня и уходит гулять с новыми друзьями. Неужели он больше меня не любит?»

«9 марта 2021 года. Сегодня мы очень сильно поссорились. Он назвал меня ненормальной и оттолкнул, когда я попыталась его обнять. Я упала и ударилась головой, а он даже не протянул руку. Мне очень страшно. Вдруг это конец?»

Следующие страницы вырваны.

Новая запись датирована летом 2022 года, за несколько дней до последней публикации их совместной фотографии.

«2 июля 2022 года. Я не знаю, что мне делать. Родители не понимают меня. Никто не понимает. Прошлым вечером, когда я была дома одна, Митчелл обдолбался дури со своими дружками и пришел ко мне. Я умоляла его не делать этого, но он не слушал. Набросился на меня с порога, и если бы не охрана… Мне страшно. Кажется, я схожу с ума. Я боюсь, что однажды не смогу сдержаться…»

Уэнсдэй несколько раз перечитывает последнюю фразу, напряженно хмуря брови. Слова звучат слишком туманно, чтобы их можно было расценить как прямые доказательства. Но спустя десять дней после этой записи Митчелл Кэмпбелл таинственным образом исчез.

Настойчивая трель телефона вырывает ее из мрачных размышлений. Поспешно нажав на зеленый кружок, Аддамс принимает звонок.

— Уэнсдэй! — в голосе Энид слышны панические интонации. — Я отвлеклась всего на минутку, потому что пришел Аякс! А когда мы закончили целоваться, я обнаружила, что Эмили и Эбби ушли! Пожалуйста, скажи мне, что ты уже не в их комнате…

Oh merda.{?}[Вот дерьмо (итал.)]

Комментарий к Часть 9

Я героически не спала после ночной смены, чтобы написать главу ахах

Поэтому возможны очепятки, шлите в пб, если что)

========== Часть 10 ==========

Комментарий к Часть 10

Саундтрек:

Bring Me The Horizon — Oh No

Приятного чтения!

You know you’re in over your head.

Cause you’re holding onto heaven,

But you’re hanging by a thread.

Поспешно сунув дневник на положенное место, Уэнсдэй стремительно пересекает комнату и останавливается у двери, обращаясь в слух. Кажется, шагов в коридоре не слышно, и у нее невольно вырывается вздох облегчения. Быстро выскользнув за дверь и захлопнув замок, она уже намеревается направиться в Офелия-Холл, но вдали раздаются приглушенные голоса, один из которых принадлежит Мартинес.

Аддамс озирается по сторонам, обдумывая другие пути отхода. Она плохо знает эту часть академии, но времени на размышления нет. Комната Эмили находится почти в самом конце коридора, заканчивающегося большим окном, завешанным бархатными портьерами. Стараясь ступать как можно тише, она быстро подбегает к окну и с ногами забирается на подоконник, задергивая за собой шторы. И очень вовремя, потому что в следующую секунду голоса и шаги становятся отчетливее. Уэнсдэй вжимается спиной в стену и, затаив дыхание, прислушивается к разговору.

— …это просто кошмар, — в интонациях Эмили отчетливо угадывается досада. — Он все время только и твердит об этой психичке. Аддамс то, Аддамс это… Жутко бесит. О чем бы мы ни разговаривали, все темы сводятся к ней.

— Дай ему время, и он переключится… — отзывается другой женский голос. Очевидно, это соседка Мартинес. — Отвлеки его, устрой какое-нибудь необычное свидание или вроде того.

— Я и так стараюсь! — не унимается новенькая. — Что он только нашел в этой ненормальной? Она ведь даже не красавица…

— Ну не скажи, — внезапно возражает Эбигейл. — Когда она не пялится на тебя этим своим взглядом маньяка, она вполне симпатичная. И у нее офигительные волосы… Интересно, как ей удалось отрастить такую длину? Я столько шампуней перепробовала, а толку никакого.

— Эбби, ради всего святого, ты вообще на чьей стороне?! — Мартинес явно нервничает.

— На твоей, конечно… Аддамс в любом случае чокнутая. Ты не помнишь, куда я положила ключ?

— Понятия не имею. Мне надо отвлечься, устала об этом думать… Посмотрим сегодня «Чикаго»?

— Давай… И достанем те кокосовые пирожные, которые я купила на выходных. О, вот и ключик.

До слуха Уэнсдэй доносится звук открываемого замка, а через пару секунд — хлопок двери. Она наконец позволяет себе расслабиться. Увы, случайно подслушанный диалог оказался совершенно бесполезным.

«О чем мы бы ни разговаривали, все темы сводятся к ней…»

Отчего-то паршивое настроение, не покидающее ее весь день, немного улучшается. Аддамс с удивлением замечает, как учащается пульс — сердце, запертое в клетке из ребер, по совершенно необъяснимым причинам начинает биться быстрее. Ладно, пора прекратить врать самой себе. Причина вполне объяснима — осознание, что Ксавье продолжает вспоминать о ней, вызывает возмутительную всепоглощающую радость. Самый страшный кошмар. Похоже, уничтожить жалкий зачаток чувств будет сложнее, чем она предполагала — разум, тело и сердце отчаянно противятся рациональному мышлению.

Но она не намерена поддаваться.

Следующие две недели проходят относительно спокойно. За это время у них с Энид и Вещью складывается своеобразный график — подъем в семь утра, быстрый завтрак, наблюдение за Мартинес. Затем уроки, обед и снова наблюдение. Когда окна в расписании не совпадают с окнами Эмили, в дело вступает Вещь. Домашние задания они теперь выполняют в разное время, чтобы не оставлять новенькую без присмотра даже на пару часов.

Вот только никаких зацепок как не было, так и нет. Мартинес ведет совершенно обычный образ жизни совершенно обычной школьницы — ходит на уроки, общается с друзьями, часто рисует в перерывах… И проводит много времени в мастерской Ксавье.

Уэнсдэй никогда никому не признается, но… Каждый раз, когда она видит, как эти двое скрываются за деревянной дверью сарая, бесчувственное сердце пропускает удар. Это почти больно, и вовсе не в хорошем смысле. Энид взирает на нее с сочувствием и неоднократно порывается что-то сказать, но мгновенно осекается под леденящим взглядом угольных глаз.

Но самое худшее происходит по ночам.

Аддамс никогда прежде не страдала бессонницей, но теперь с изматывающей регулярностью не смыкает глаз до рассвета. Похоже, проклятые чувства, не способные прорваться сквозь броню самообладания днем, крепнут после захода солнца и запускают ядовитые щупальца в мозг. Едва ей удается забыться тревожным сном, разум атакуют обжигающе-чувственные образы.