Неизбежность (СИ)

Прикосновения горячих пальцев, скользящие вниз по обнаженной коже. Прерывистое дыхание и ощущение настойчивых губ с привкусом алкоголя и мяты. Легкая вспышка боли в том месте, где его зубы на мгновение прикусывают нежную кожу на шее.

Она просыпается с неистово бьющимся сердцем, глядя в черноту потолка широко распахнутыми глазами и ощущая тянущую пульсацию неизвестных мышц внизу живота. Теоретически она понимает природу этих чувств. Возбуждение. Физическое желание, вызванное разбушевавшимися гормонами. Нормальная реакция для пубертатного периода. Но прежде Уэнсдэй никогда не думала об этом применительно к себе. Не считала свое тело способным на такие яркие ощущения. Когда она снова закрывает глаза в бесполезных попытках заснуть, в голове упорно возникает один и тот же вопрос — если одни только сны способны вызвать настолько острую реакцию, что будет наяву? Мозг упорно точат сомнения. С каждым днем избавляться от назойливых мыслей становится все труднее.

— У тебя жуткие круги под глазами… Может, нам взять перерыв в расследовании и просто отдохнуть? — пару раз говорит Энид, но Уэнсдэй игнорирует ее предложение.

Тем более, что в субботу после ланча по академии снова начинают ползти тревожные слухи. В лесу нашли очередной труп — на этот раз погибшей оказалась жительница Джерико средних лет. И на этот раз убийство произошло в непосредственной близости от Невермора.

Уэнсдэй раздосадована провалом.

Она меряет комнату шагами, поминутно сжимая руки в кулаки и напряженно стиснув зубы. Невидимые шестеренки в голове вращаются с удвоенной силой. В какой момент все опять пошло прахом? Когда именно Эмили ухитрилась ускользнуть из поля зрения? Или все-таки эта версия ошибочна?

Всему виной чувства, прочно засевшие внутри — очередное доказательство, что привязанности делают человека уязвимым. Чрезмерно увлекшись слежкой за Мартинес, она прекратила уделять внимание другим подозреваемым. Ведь отравленный разум отчаянно желал, чтобы именно Эмили оказалась виновной.

Впрочем, сбрасывать ее со счетов нельзя. Убийство произошло под утро — Уэнсдэй и Энид тогда находились в своей комнате и чисто физически не могли проследить за действиями предполагаемого монстра.

Погрустневшая Энид молча сидит на кровати, опасаясь своим вмешательством спровоцировать всплеск агрессии.

— Мы должны проверить версию с Тайлером, — Уэнсдэй наконец останавливается напротив своего стола и, открыв верхний ящик, извлекает пачку купюр, завернутых в плотную бумагу.

— С ума сойти, ты что, банк ограбила? — лицо Синклер удивленно вытягивается, а брови резко взлетают над ярко накрашенными глазами. — Откуда столько денег?

— Взяла у родителей.

— Обалдеть. Поговори с ними, может, они меня удочерят? — блондинка завороженно взирает, как Аддамс методично отсчитывает нужную сумму.

— Бойся своих желаний, — выразительно сверкнув глазами, Уэнсдэй убирает деньги в боковой карман рюкзака. — Я поеду в Джерико, а вы с Вещью не спускайте глаз с Мартинес.

На этот раз изменчивая Фортуна оказывается к ней благосклонна — уже спустя час Уэнсдэй удается подкупить молоденького лаборанта. Он немногим старше ее самой, и отчаянно теряется под пристальным немигающим взглядом. Кажется, он даже не вполне осознает, что разговаривает с изгоем — в нем совершенно нет присущего всем нормисам презрения.

— Остальное после результата, — Аддамс небрежно бросает на стол увесистый сверток и уверенно направляется к выходу из лаборантской.

— Подождите… — с явным волнением произносит молодой человек. — Извините за странный вопрос. Может быть… вы хотите выпить кофе? Тут рядом отличная кондитерская. Эклеры там просто высший класс.

Уэнсдэй медленно оборачивается, немало удивленная неожиданным предложением. Забавно. Он действительно только что попытался пригласить ее на свидание?

— Я не ем сладкое.

Она выходит за дверь раньше, чем парень успевает отреагировать на категоричный отказ. Но мозг вдруг подсовывает интересную мысль. Ядовитый росток чувств, глубоко пустивший корни в ее сознание, не поддается уничтожению простым отрицанием. С момента их последнего разговора с Ксавье прошло уже больше двух недель, но ожидаемое облегчение никак не наступает — становится только хуже. Уэнсдэй предполагает, что корень зла заключен в физическом желании. Жаркие прикосновения его рук вызвали всплеск гормонов, сместивших маятник душевного равновесия.

Может быть, это можно исправить другим способом?

Может быть, чтобы избавиться от искушения… нужно поддаться ему?

И как бы сильно ее ни тянуло к Ксавье, безжалостное рациональное мышление подсказывает, что лучше подобрать другую кандидатуру. Когда зов плоти угаснет, когда гормональный шторм прекратит бушевать, она сможет с легкостью забыть об этом раз и навсегда.

С Ксавье будет не так.

С Ксавье ей всегда будет мало — она уверена в этом почти на сто процентов.

Слишком велик риск стать зависимой.

Уэнсдэй даже подумывает над возможностью вернуться, чтобы принять предложение о походе в кофейню, но в этот момент в кармане пальто настойчиво звонит телефон.

— Энид?

— Ты обалдеешь от того, что я узнала! — Синклер едва не визжит в трубку, переполняемая эмоциями. Аддамс едва заметно морщится и немного отдаляет телефон от уха, опасаясь оглохнуть.

— Ну?

— Это точно она, понимаешь! Это Эмили! Рассказываю по порядку: они с Ксавье взяли ужин с собой и отправились в мастерскую. Я подкралась поближе и заглянула в окно… Они рисовали вместе. Господи, ты бы видела, она постоянно лезла к нему обниматься… То за руку возьмет, то как будто случайно сядет поближе…

— Энид. Ближе к делу, — Уэнсдэй категорически не намерена слушать о настойчивых притязаниях Мартинес.

— Но чтобы ты знала, он не особо реагировал. В общем, я торчала на улице битый час и жутко замерзла. Знаешь ли, мне казалось, что детективная работа гораздо увлекательнее… Ну да ладно. Наконец она вышла. Я думала, что она отправится в школу, но она пошла в лес по старой дороге.

— Что еще за старая дорога?

— До того, как построили шоссе до Джерико, это была единственная дорога в город. Но теперь она заброшена и просто заканчивается где-то в глухой чаще. Рядом с ней сейчас ничего нет, только всякие старые сараи и склады… Жутковато выглядит, тебе бы понравилось.

— Энид, ты можешь рассказывать побыстрее? — Уэнсдэй почти готова придушить соседку за этот неконтролируемый поток бесполезной информации. От неминуемой смерти ту спасает лишь то, что Аддамс находится на значительном расстоянии.

— Да подожди ты! Я на всякий случай приготовилась набрать 911 и пошла за ней. И вот Эмили подошла к одному из сараев, а там у нее машина припаркована! Какой-то огромный черный внедорожник. И она села и уехала в лес!

— Откуда ты знаешь, что именно в лес?

— Ты совсем меня не слушала? Она ведь уехала по старой дороге, которая ведет в тупик! Что мне делать, Уэнсдэй? Может, пойти за ней?

— Ничего не предпринимай. Я скоро буду.

Синклер покорно дожидается ее в комнате — взволнованная и издерганная. Глядя на нее, Уэнсдэй почти жалеет, что втянула соседку в расследование. У Энид слишком слабая психика, чтобы она могла оставаться хладнокровной и трезво оценивать ситуацию. Она может натворить глупостей, когда Аддамс не будет рядом. Может необдуманно ввязаться в неприятности. Может пострадать или вовсе погибнуть.

— Дальше я буду вести дело одна, — безапелляционным тоном заявляет Уэнсдэй.

— Почему это? — лицо блондинки искажает гримаса обиды. Она выглядит так, словно вот-вот заплачет.

«Потому что я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось по моей вине».

— Ты слишком эмоциональна, и это утомляет. Я не могу доверять тебе такое ответственное задание.

Энид несколько раз открывает и закрывает рот, шокированная услышанным. Наверняка, она воспримет это как личное оскорбление… Наплевать. Тяжёлые времена требуют решительных мер. Прежде чем Синклер успевает отойти от шока и разразиться возмущенной тирадой, Уэнсдэй достаёт из ящика стола карту окрестностей Джерико и быстро покидает комнату.

Она отходит на значительное расстояние от Офелия-холла и устраивается на широком подоконнике. Быстро разворачивает карту и включает фонарик на телефоне. Отыскать старую дорогу совсем несложно — прерывистая линия отходит от теплиц Невермора, протянувшись через лес на многие километры. Вот черт. Такое расстояние не пройти пешком. Неудивительно, что даже Эмили, имеющая возможность в любой момент обратиться в огромного стремительного монстра, пользуется автомобилем. Это изрядно осложняет дело.

Уэнсдэй задумчиво потирает переносицу, напряженно обдумывая дальнейшие действия. Нет смысла отправляться в погоню прямо сейчас — она не имеет ни малейшего понятия, где искать. Отложив карту в сторону, она прислоняется спиной к оконной раме, ощущая непривычную усталость.

Расследование в прошлом семестре давалось в разы легче. Тогда она была не обременена привязанностями и была способна без зазрения совести рискнуть чужими жизнями во имя высшей цели. Теперь все изменилось — неуловимо, но очень ощутимо. Теперь она чувствует себя так, словно безвольно барахтается в водовороте из странных противоречивых чувств. Теперь слишком много людей внезапно стали ей… небезразличны.

Ладно. Немного.

Всего трое.

Но и этого достаточно, чтобы все полетело под откос.

Уэнсдэй не может сидеть сложа руки — бездействие подобно невыносимой пытке. Впрочем, одно неотложное дело все-таки есть. Пусть она не способна прикончить монстра прямо сейчас, она обязана предупредить о возможной угрозе еще одного человека.

Уже через десять минут она решительно распахивает дверь мастерской.

— Ксавье, нам нужно поговорить.

Комментарий к Часть 10

Я знаю, как вам всем поскорее хочется увидеть взаимодействие Уэнс и Ксавье, но мы еще не все стадии принятия прошли 😅

Но зато со следующей главы начнётся самый экшен и накал страстей 😈

========== Часть 11 ==========

Комментарий к Часть 11

Саундтрек:

Slipknot — Yen

Приятного чтения!

You’re the sin that

I’ve been waiting for.

— Ты, должно быть, шутишь.

Он оборачивается на скрип открываемой двери и скрещивает руки на груди. Смотрит на нее своими безумными зелеными-зелеными глазами — отстраненно. Осуждающе. Устало. Так, словно она — чужеродный, опасный элемент в его маленькой хрупкой экосистеме. Не разрывая зрительного контакта, Ксавье тянется за брошенной на стол тряпицей и начинает методично стирать с длинных пальцев следы черной краски.

Уэнсдэй ощущает, как теряет решимость. Она шла сюда быстрым шагом, на ходу подбирая самые убедительные слова, но вся уверенность разбивается об его отчужденный взгляд. Он ей не поверит. Не захочет поверить после всего, что она сделала и продолжает делать. Но она не может уйти, не попытавшись.

— Я должна тебя предупредить. Эмили опасна. Я полагаю, что она Хайд, — без предисловий заявляет Аддамс. Прищуривается, пристально следя за его реакцией.

— Полагаешь, — он горько усмехается, скривив губы. — Ну конечно. Ты как всегда абсолютно уверена в своей правоте. Ее тоже подставишь и сдашь копам?

— Нет, — осознание, что он слепо готов защищать монстра в овечьей шкуре, подстегивает ее сказать что-нибудь резкое. — Просто убью.

— Эмили была права. Ты больная на голову, — зло выплевывает Ксавье и машинально отшатывается назад с таким выражением лица, словно истинное чудовище стоит прямо перед ним. Он больше не стирает краску с ладоней, но пальцы продолжают нервно комкать испачканную тряпку.

— А может, ты уже знаешь об этом и покрываешь её? — эти слова вырываются против воли. Диалог складывается совершенно не по плану, и все неизбежно летит под откос уже в тысячный раз.

— Поверить не могу, что это происходит на самом деле, — он мотает головой и продолжает отступать назад, словно её присутствие в его личном пространстве причиняет физическую боль. — Ты вообще себя слышишь?

Уэнсдэй Аддамс второй раз в жизни не находит, что ответить. Иронично, что первый раз тоже был связан с ним — всего пару месяцев назад, когда Ксавье, закованный в кандалы по ту сторону решетки, кричал на нее, обвиняя в бездушности. Тогда она поступила совершенно нехарактерным образом — предпочла сбежать от проблемы, а не решать её.

Она слишком часто поступает нехарактерным образом, когда дело касается Ксавье. Это пугает. Страх — тоже иррациональное чувство, продиктованное первобытными инстинктами. И он тоже делает человека уязвимым.

Ксавье, по обыкновению, принимает молчание за равнодушное безразличие. Несколько раз потирает переносицу, словно это помогает сосредоточиться. И все смотрит-смотрит-смотрит. Его невыносимый взгляд вкручивается в мозг, словно кюретка для лоботомии. Напряжение висит в воздухе невидимым оголенным проводом.

Уэнсдэй едва заметно хмурит брови. Наверняка, он сейчас снова начнёт кричать, обвиняя её во всевозможных грехах, главным из которых является тотальная бесчувственность.

— Черт, зачем ты вообще пришла… — произносит он неожиданно тихо, и опускается на стул позади себя, пряча лицо в ладонях. — Всю душу мне наизнанку вывернула, и тебе все мало…

Аддамс замирает, глядя на него сверху вниз.

Она ожидала вовсе не такой реакции.

Внутренне она была готова к чему угодно — что он не поверит, что будет резким, что устроит очередной скандал.

Но Ксавье просто сидит на стуле, понуро опустив плечи и зарываясь дрожащими пальцами в распущенные каштановые волосы.

Жалкий. Слабый. Полностью раздавленный её извечной напускной холодностью.

Безжалостное рациональное мышление твердит, что она должна его презирать. Должна немедленно уйти. Она выполнила свою миссию, предупредив его об опасности. Его чувства — не её проблема. Она никогда не стремилась их вызвать. Ксавье самостоятельно нарисовал в своей голове несуществующий образ, вдохнул в него жизнь, словно в одну из своих картин, и… привязался. Такая чудовищная глупость.

Уэнсдэй делает несколько шагов назад, прочь из мастерской, но к ногам словно привязаны тяжелые гири. От одной только мысли, что ей предстоит вернуться в свою комнату — где явно обиженная Энид будет укоризненно сверлить взглядом со своей тошнотворно-розовой половины — становится непривычно тоскливо.

Нет. Это очередная ложь самой себе.

Дело вовсе не в Энид.

Она просто не хочет уходить.

Голос разума упорно сражается с желаниями… тела? Сердца? Души? Увы, она не знает точного ответа. Уэнсдэй очень хотела бы считать, что в этой борьбе не может быть победителя, но это неправда. Она подается вперед — очень медленно, по сантиметру сокращая расстояние между ними. Ксавье не поднимает головы, словно не слыша звука её шагов, полностью погрузившись в водоворот собственных тяжелых мыслей.

Уэнсдэй останавливается на расстоянии вытянутой руки и замирает на несколько секунд. А затем очень медленно, будто никогда раньше этого не делала, касается кончиками пальцев его плеча сквозь ткань простой серой футболки. Ксавье вздрагивает от едва ощутимого прикосновения и резко вскидывает голову. В уголках насыщенно-зеленых глаз блестят едва сдерживаемые слёзы, губы дрожат. Как и его руки с выступающими венами и длинными пальцами.

Невысказанные слова застревают у нее в горле неприятным комом.

— Пожалуйста, прекрати это… — шепчет Ксавье севшим голосом, с мольбой глядя на нее снизу вверх. — Я пытался забыть о тебе, правда пытался. Но ты везде, и я… Я не могу. Это невыносимо. Пожалуйста, уйди навсегда или…

Он замолкает на бесконечно долгую секунду, показавшуюся ей тысячей лет.

— …или навсегда останься.

Аддамс машинально потирает переносицу, в очередной раз неосознанно копируя его любимый жест.

Черт, она точно больна, если действительно собирается… Тепло его кожи сквозь тонкую ткань обжигает подушечки пальцев, и последняя капля срывается на чашу невидимых весов, склоняя их в одну сторону.

Точка невозврата.

Сейчас или никогда.

Она бросает отрывистый взгляд на дверь.

А потом оборачивается, будучи больше не в силах бороться с собой. Резким движением толкает его в плечо, принуждая откинуться на спинку стула, и усаживается сверху. Ксавье сиюминутно подается ей навстречу, впиваясь лихорадочным поцелуем в вишневые губы. Сердце Уэнсдэй пропускает удар, когда его горячий язык жадно проникает в рот, сталкиваясь с ее собственным. Его руки скользят по ее спине, опаляя жаром даже сквозь несколько слоев одежды. Ее пальцы запутываются в его волосах, притягивая еще ближе, хотя ближе уже некуда. Они цепляются друг за друга, словно утопающий — за последнюю соломинку.

Уэнсдэй чувствует себя так, словно её с головы до ног окатили ледяной водой — дыхание сбивается, а сердце замирает, чтобы через секунду зайтись в бешеном ритме. В его прикосновениях нет ни нежности, ни осторожности. Ладони Ксавье поднимаются вверх по плечам, стягивая мешающее пальто, и она на мгновение отстраняется, помогая ему. Пальто летит куда-то на пол, отброшенное стремительным движением.

Губы Ксавье перемещаются на её шею, впиваясь в тонкую кожу яростными укусами. И тут же оставляя легкие трепетные поцелуи поверх россыпи расцветающих синяков. Аддамс по наитию запрокидывает голову назад, сраженная яркостью чувств. Легкая восхитительная боль от его зубов вызывает поток мурашек, прошедших по спине жаркой волной. Внизу живота возникает уже знакомое тянущее ощущение, опускающееся все ниже с каждым прикосновением. Ксавье особенно сильно кусает шею в том месте, где под кожей неистово пульсирует сонная артерия. Уэнсдэй рвано вздыхает, чувствуя, как неизвестные мышцы между бедер сжимаются вокруг пустоты.

Между ними все еще невыносимо много одежды. Ей отчаянно хочется больше тактильного контакта, отчаянно хочется в полной мере ощутить жар его кожи. К счастью, она в платье — это не займёт много времени. Уэнсдэй заводит руки за спину, быстро нащупывая замок. Ксавье мгновенно перехватывает инициативу — скользнув ладонями вдоль её тела, настойчиво тянет наверх податливую ткань. Спустя пару секунд платье оказывается отброшено прочь.

— Как далеко мы можем зайти? — хрипло спрашивает он, обводя затуманившимся взглядом ее грудь, скрытую простым черным бюстгальтером.

Вместо ответа Аддамс снова заводит руку за спину и расстегивает застежку.

В мастерской довольно прохладно, соски мгновенно твердеют от резкого изменения температуры. Ксавье шумно втягивает воздух, и Уэнсдэй чувствует, как во внутреннюю сторону её бедра упирается что-то твердое. Это заставляет её вздрогнуть — но вовсе не от испуга. Пульсация между разведенных ног многократно усиливается, и она ощущает, что нижнее белье становится ужасно липким.

Торп снова подается вперед, склоняясь к её обнаженной груди. Губы захватывают напряженный сосок, слегка прикусывая, и Уэнсдэй инстинктивно выгибает спину. Калейдоскоп новых острых ощущений ошеломляет — приходится стиснуть зубы, чтобы сдержать стон. Ее тонкая ладонь снова запутывается в каштановых волосах, пропуская между пальцев мягкие пряди.

Хлипкий стул скрипит и шатается под их весом. Ксавье подхватывает её за талию и рывком поднимается на ноги. Пытаясь удержать равновесие, Аддамс машинально цепляется за его шею и обхватывает его бедра своими.

Он разворачивается и усаживает её на стол прямо поверх разбросанных рисунков. На секунду отстраняется, чтобы стянуть испачканную краской футболку. Отсутствие тактильного контакта становится мучительной пыткой, и Уэнсдэй ловит его за руку, настойчиво притягивая к себе. Пальцы Ксавье ложатся на её бедра, упираясь в выступающие косточки. Она мгновенно обвивает его шею руками и тянется с новым поцелуем, больше всего желая вновь ощутить вкус его губ. Но Ксавье слегка подаётся назад, внимательно глядя в угольно-чёрные глаза.

— Уэнсдэй, ты… девственница? — он мучительно краснеет, задавая этот вопрос.

— Это имеет значение? — она непонимающе вскидывает смоляную бровь, уставившись на него исподлобья. Промедление дико раздражает, терпение никогда не было её сильной стороной.

— Ну… В первый раз это может быть довольно болезненно.

— Ты совсем меня не знаешь, если всерьез полагаешь, что я могу испугаться боли, — Аддамс подавляет желание закатить глаза.

— Нет, просто… Ладно. Я как-нибудь расскажу тебе, что такое забота, — Ксавье слегка усмехается, мучительно медленно проводя пальцами по её бедрам. От этого простого прикосновения у нее вырывается судорожный вздох.

А потом он вдруг опускается на колени, устраиваясь между её разведенных ног. Уэнсдэй тяжело дышит, пристально следя за дальнейшим развитием событий. Она не очень понимает, что он намерен сделать, но это… интригует.

Сначала Ксавье аккуратно расстегивает её тяжелые ботинки. Отставляет их в сторону и дразняще-медленно скользит руками вверх по её ногам, облаченным в плотные чёрные гольфы. Аддамс нетерпеливо ерзает на столе, незаметно пододвигаясь ближе к краю. Смотрит на Ксавье сверху вниз — прямо в зелёные глаза немигающим, порабощающим взглядом.

Даже его мимолетных невесомых касаний оказывается достаточно, чтобы вновь ощутить тянущий спазм внизу живота. Она прикусывает губу, силясь сдержать рвущийся наружу стон.

Очевидно, он находит это зрелище привлекательным — пододвигается ближе, быстро стягивая с нее гольфы, и шире разводит ноги. Прижимается горячими губами к внутренней стороне бедра, лаская холодную кожу языком. Уэнсдэй чувствует странный незнакомый трепет в районе желудка. Кажется, в мелодрамах, которые вечно смотрит Энид, это называется «бабочки в животе». Прежде Аддамс считала это выражение совершенно глупым. Но на деле это весьма… волнительно.

Руки и губы Ксавье скользят все выше, и очень скоро замирают, наткнувшись на последнюю преграду в виде нижнего белья. Большим пальцем он вскользь проводит по клитору сквозь тонкое кружево. Это похоже на мощнейший разряд тока. Тело, разом ставшее безвольным, окончательно предает её — выгибается спина, с приоткрытых губ срывается стон.

Уэнсдэй резко подается навстречу его руке.

— С ума сойти… — едва слышно выдыхает Ксавье. Из-за сбитого дыхания его голос звучит хрипло. — Ты такая красивая. Я так мечтал об этом…

Он болтает чрезмерно много.

Аддамс не нужны его комплименты.

Она отчаянно, невыносимо отчаянно нуждается в его действиях.

— Не медли, — шипит Уэнсдэй сквозь стиснутые зубы.

Ксавье подчиняется. Подрагивающие пальцы принимаются быстро стягивать с нее нижнее белье. Она упирается руками в стол и приподнимает бедра, облегчая ему задачу. Он на долю секунды замирает, прежде чем податься вперед и коснуться губами нежных складочек, истекающих горячей влагой. Уэнсдэй задыхается от остроты ощущений. Пожар возбуждения проходит по напряженному телу обжигающей волной и концентрируется между раздвинутых ног.

Она закрывает глаза, буквально теряя связь с реальностью. Все нервные окончания воспламеняются. Ксавье определенно знает, что делать — проводит языком по клитору, описывая круг, и очередной импульс наслаждения срывает с её губ протяжный стон. А потом еще один. И еще. В поисках опоры Уэнсдэй впивается пальцами в столешницу, сминая хаотично раскиданные наброски.

Ее стоны распаляют его все сильнее.

Движение губ и языка становятся более интенсивными.

Удовольствие — более концентрированным.

Длинные пальцы Ксавье проникают в нее под особым углом и двигаются в такт языку. Она чувствует непривычное, немного болезненное растяжение, но легкая боль только усиливает крышесносные ощущения. Он начинает толкаться интенсивнее. Быстрее. Грубее. Пульс стучит в висках, удовольствие накатывает на Уэнсдэй волнами, и в какой-то момент захлестывает с головой… Это невероятно остро. Бесподобно ярко. Никогда прежде она не испытывала ничего подобного. С особенно громким стоном она запрокидывает голову, и мышцы внутри напрягаются последний раз, быстро сжимаясь вокруг его пальцев.

— Ух ты… — выдыхает Ксавье, отстраняясь и вытирая рот тыльной стороной ладони. — Это просто… потрясающе. Ты потрясающая.

Аддамс едва понимает его.

В голове стоит туман.

Сердце неистово стучит, запертое в клетке из ребер.

Ксавье поднимается на ноги — его руки тут же уверенно стискивают тонкую талию, а губы скользят вверх по шее, оставляя влажную дорожку. Он слегка прикусывает мочку уха, опаляя разгоряченную кожу еще более жарким дыханием. Уэнсдэй ощущает, как желание между бедер неизбежно разгорается с новой силой. Это похоже на голод — безумный, животный, неутолимый. Аддамс впивается ногтями ему в спину и садистки-медленно проводит сверху вниз, оставляя глубокие царапины.

— Ауч. Знаешь… это очень горячо, — судя по его интонации, Ксавье улыбается. Уэнсдэй хочется сказать что-то колкое, чтобы стереть самодовольную усмешку с его губ, но она чувствует себя совершенно безвольной, растворяясь в восхитительных ощущениях.

Он продолжает терзать её шею поцелуями-укусами, прижимаясь все ближе. Затвердевшие соски соприкасаются с его теплой обнаженной кожей. Пульсация мышц внизу живота усиливается в разы. Она отчаянно хочет большего. Не совсем отдавая отчет в собственных действиях, Аддамс развязывает шнурок на его спортивных штанах и уверенно тянет вниз.

— Подожди минутку… — Ксавье перехватывает её руку и мягко отстраняет. — У меня есть презервативы. Сейчас…

Ах да.

Она совсем не подумала об этом.

Хорошо, что хоть кто-то из них двоих еще сохраняет остатки здравого смысла.

Он отходит в сторону, принимаясь рыться в ящиках. Аддамс машинально проводит пальцами по своим губам, чуть припухшим от жестоких поцелуев. Ксавье копается уже целую минуту, что, по ее меркам, ужасно долго. Сокрушительное желание становится невыносимым, почти болезненным. Пытаясь отвлечься от настойчивой пульсации глубоко внутри, Уэнсдэй обводит мастерскую затуманенным взглядом.

Ее внимание вдруг приковывает раскрытый скетчбук, лежащий неподалеку. Наброски выполнены в нехарактерном для Ксавье стиле — обилие ярких цветов режет глаза. Аддамс уже видела нечто подобное, когда листала дневник, обнаруженный в комнате Эмили. Это её рисунки.

Уэнсдэй решительно тянется к блокноту, намереваясь сбросить его со стола куда подальше.

Отныне это её территория.

И больше ничья.

Пальцы касаются шероховатых крафтовых страниц, и вдруг… Тело пронзает знакомым электрическим импульсом, голова запрокидывается, а перед широко распахнутыми глазами проносятся образы нового видения.

Эмили останавливается напротив развалин старой молельни пилигримов. Выходит из машины, напряженно озираясь по сторонам. На её лице отчетливо написано выражение тревоги.

Картинка растворяется, тут же сменяясь другой.

Все та же молельня. Огромные глаза Хайда, горящие безумным маниакальным блеском. Когти, острые словно скальпели. Глухое рычание, рокотом вырывающееся из груди.

— Уэнсдэй? — не на шутку перепуганный Ксавье бережно сжимает её в объятиях. — Это было видение? Что ты видела?

К ней мгновенно возвращается хладнокровие. Шестеренки в голове вращаются с бешеной скоростью, сиюминутно находя решение. Она почти с нежностью обнимает Ксавье в ответ, уткнувшись ему в шею. Немало удивленный таким порывом, он ласково целует взмокший висок.

— Мне жаль, но ты будешь мешать, — на уровне едва различимого шепота произносит Аддамс и тянется рукой к тяжелой металлической статуэтке, стоящей на столе совсем рядом. Прежде чем Ксавье успевает отреагировать на туманную реплику, она замахивается и наносит точный удар в затылок.

Его хватка ослабевает, и Торп мешком валится к её ногам. Уэнсдэй быстро спрыгивает со стола и принимается поспешно собирать разбросанную одежду. На сборы уходит не больше пары минут, после чего она быстро осматривает рану на голове Ксавье — ничего серьезного, отделается легким сотрясением — и выскальзывает в сгущающуюся темноту ночи.

========== Часть 12 ==========

Комментарий к Часть 12

Саундтрек:

Asking Alexandria — The Irony Of Your Perfection

P.S. Присутствует чуточку нецензурной лексики, ибо герои так чувствуют хд

Приятного чтения!

Она быстро бежит по ночному лесу — дыхание сбивается, правый бок колет неприятной болью, но останавливаться ни в коем случае нельзя. Она и так потратила слишком много времени, чтобы добраться до своей комнаты — к счастью, ей удалось не разбудить Энид — и взять оттуда два остро заточенных кинжала, подаренных дядей Фестером на прошлый день благодарения. Жаль, что он не додумался подарить хотя бы пистолет. Огнестрельное оружие в предстоящей битве с Хайдом было бы куда полезнее. Остается надеяться лишь на эффект внезапности.

Прежде ей казалось, что от Невермора до старой молельни — не более двадцати минут быстрым шагом, но преодолеть этот путь в ночной темноте гораздо сложнее. Черное небо подернуто облаками, через которые с трудом пробивается тусклый лунный свет. Вдобавок в карманном фонарике сели батарейки, приходится довольствоваться телефоном — несмотря на очевидное обилие полезных функций, фонарик на нем совершенно ни к черту.

Наконец слабый луч вырывает из окружающей темноты смутные очертания развалин. Поспешно убрав телефон в карман пальто, Уэнсдэй извлекает из рюкзака длинный кинжал и прячет его в рукав. Замедляет шаг, бесшумно ступая по прелым листьям и обломкам ветвей, и обращается в слух.

Все мышцы инстинктивно напрягаются, готовясь в любой момент отразить удар.

Она медленно приближается к молельне, возле которой виднеется тот самый внедорожник, о котором говорила Синклер — полностью тонированный Кадиллак Эскалейд. Фары выключены, двигатель заглушен. На первый взгляд, никаких следов присутствия Эмили не обнаруживается — ни в человеческом обличье, ни в личине смертоносного Хайда. Но Уэнсдэй не спешит делать выводы. Не зря Эдгар Аллан По завещал не верить ничему, что слышишь и только половине того, что видишь.

Чуть пригнувшись, она неслышно движется вперед, медленно, но верно подбираясь к автомобилю сзади. Случайная ветка с треском ломается под тяжелой подошвой ботинка. В непроницаемой ночной тишине звук звучит ужасающе громко. Мысленно чертыхнувшись, Аддамс замирает на месте и озирается по сторонам. Нервно сглатывает, впившись пристальным немигающим взглядом в неровные очертания кривых деревьев. Адреналин будоражит кровь. Это почти приятно. Предвкушая разгадку тайны, она делает несколько осторожных шагов к Кадиллаку и прячется за огромным запасным колесом. Переводит дух, выравнивая сбитое дыхание, и медленно выпрямляется, чтобы заглянуть в салон. И тут же раздраженно морщится — глухая чёрная тонировка не позволяет ничего рассмотреть. Уэнсдэй чуть расслабляет правую руку, позволяя острому лезвию немного выскользнуть из рукава и обходит внедорожник с левой стороны, приближаясь к водительской двери.

Но, когда её тонкая ладонь ложится на ручку, звенящую тишину ночного леса разрывает пронзительный визг. Аддамс резко оборачивается, взмахнув тугими косами. Проклятье. Кажется, она опоздала — Мартинес уже нашла свою очередную жертву. Уэнсдэй стремглав бросается в чащу леса, уже не заботясь о необходимости вести себя тихо.

Колючие ветви кустарника больно бьют по лицу, она инстинктивно выставляет вперед локоть. И тут же спотыкается о выступающий корень, неловко повалившись на холодную землю. Путаясь в подоле чрезмерно длинного платья, Уэнсдэй быстро поднимается на ноги… И замирает на месте, как вкопанная. Угольные глаза широко распахиваются. Огромный Хайд стоит к ней спиной на расстоянии всего нескольких десятков метров — черная как смоль шерсть вздыблена на загривке, из пасти вырывается глухой утробный рокот. А прямо перед ним, среди опавшей листы беспомощно барахтается тоненькая фигурка. Монстр уже заносит над жертвой лапу, увенчанную смертоносными когтями.

Но не успевает нанести решающий удар. За долю секунды Аддамс удобнее перехватывает рукоять кинжала и отточенным движением швыряет его точно в цель. Острое лезвие со свистом рассекает воздух и вонзается Хайду под лопатку.

Раненный монстр издает оглушительный рев и резко подается вперед, с трудом устояв на ногах. Уэнсдэй бросает быстрый взгляд на жертву… и замирает во второй раз. Истошно визжа от панического ужаса, на земле барахтается Эмили Мартинес.

— Беги! — кричит Аддамс, быстро отойдя от шока. На размышления нет времени, малейшее промедление может оказаться фатальным для них обеих.

Эмили проворно подскакивает на ноги и устремляется прочь. И очень вовремя, потому что мгновением позже Хайд выдергивает кинжал и медленно оборачивается. Когда безумный взгляд останавливается на Аддамс, его огромные глаза буквально наливаются кровью. Сокрушительным стремлением разорвать на части. Но что-то не так. Она прищуривается, силясь разглядеть монстра получше. Слишком темная, местами вылинявшая шерсть, слишком темные, почти чёрные глаза.

Oh merda.

Это не Тайлер.

Но… кто тогда?

Подумать об этом нет возможности. Взревев как раненный зверь, Хайд устремляется вперед, вспарывая мягкую землю огромными когтями.

Но она не намерена бежать.

Она готова принять бой.

Уэнсдэй быстро сбрасывает с плеч рюкзак, извлекая оттуда второй кинжал — тоньше и длиннее предыдущего. Нужно только подпустить его поближе. Сердце стучит как бешеное, адреналин струится по венам, но каждое ее движение наполнено плавной уверенностью хищника. Кем бы ни был Хайд, он ошибся, выбрав её в качестве жертвы. И поплатится за ошибку кровью. Жизнью.

Она резко заносит руку с кинжалом и, прицелившись точно в лихорадочно блестящий глаз, делает молниеносный выпад. Он не успеет увернуться. Но монстр внезапно замирает на месте и, опустив морду, выставляет лапу вперед. Острое, как скальпель лезвие вонзается ему в запястье — кисть безжизненно повисает на перебитом сухожилии. Хайд ревет от боли и уже начинает заваливаться набок, но в последний момент удерживает равновесие, оперевшись на покалеченную лапу. Он слишком близко. Уэнсдэй отшатывается назад, но слишком поздно — монстр отшвыривает её в сторону сильным ударом.

Она ударяется спиной о дерево.

Вспышка острой боли разом вышибает из груди весь воздух.

А когда Аддамс через мгновение вскидывает голову, она видит, как Хайд заносит над ней смертоносные когти.

Всю свою сознательную жизнь Уэнсдэй Аддамс не боялась смерти, твердо зная, что это — единственная неизбежная вещь во всем мире. Но сейчас, словно в замедленной съемке наблюдая, как острые когти Хайда рассекают воздух, она с удивлением обнаруживает, что совсем не хочет умирать.

Она едва успевает отползти в сторону.

Первый удар приходится на ствол дерева. Но увернуться второй раз она, похоже, не успеет. Вот бы добраться до кинжала, который все еще торчит из запястья монстра…

А в следующую секунду какая-то невидимая сила отбрасывает Хайда на несколько метров влево. Уэнсдэй резко поворачивает голову. Справа от нее, на расстоянии не больше десяти шагов стоит Эмили. Светлые локоны растрепаны, голубая куртка разорвана в нескольких местах и залита кровью, на бледном испачканном лице — дорожки слез. Она придерживает окровавленную левую руку перебинтованной правой, а дрожащие пальцы будто сведены судорогой и направлены в сторону поверженного Хайда. Он пытается подняться, но Мартинес дергает кистью, словно толкая воздух, и монстра придавливает к земле невидимой волной.

Уэнсдэй нетрудно понять, что это такое.

Она уже видела подобное в этом же лесу во время праздника урожая. И даже успела испытать на себе.

Телекинез.

— Ты долго будешь там валяться?! — визжит Эмили, захлебываясь рыданиями. — Я не могу его долго держать!

Аддамс подскакивает на ноги, морщась от сильной боли в ребрах. И в ту же секунду Хайд вырывается из-под влияния Эмили. Та обессилено падает на колени, и Уэнсдэй сиюминутно бросается к ней, хватая под локоть, и рывком тянет наверх, принуждая подняться.

— Быстро к машине, — командует она на бегу, таща за собой бледную как смерть Мартинес.

— Что это, мать твою, за хрень?! — истошно вопит блондинка, оглядываясь через плечо.

Они мчатся через кусты на бешеной скорости, уже не замечая бьющих по лицу веток. К счастью, раненное чудовище не способно быстро передвигаться — им удается оторваться, и утробное рычание остается позади.

Уже спустя несколько минут они выскакивают на поляну возле разрушенной молельни. Эмили спотыкается о собственные ноги и валится на землю. Уэнсдэй безжалостно дергает её за руку, и Мартинес визжит от боли.

— Не трогай меня! Господи, что здесь происходит?! Господи, это что… кровь? — кажется, она только сейчас замечает, что рукав голубой куртки разорван и полностью окрашен в алый. Эмили явно близка к тому, чтобы впасть в неконтролируемую истерику.

Черт бы её побрал.

Аддамс наклоняется к ней и включает фонарик на телефоне, беглым взглядом осматривая рваную рану, пересекающую предплечье девушки.

— Все в порядке. Жизненно важные сосуды не задеты, — равнодушно констатирует она спустя минуту.

— Ты что, совсем больная?! Мы чуть не умерли! Что… Что это за хрень там?! — верещит Эмили так громко, что её способен услышать не только Хайд, но и добрая половина Джерико.

— Закрой рот, идиотка, — шипит Уэнсдэй, готовая придушить её голыми руками. Мартинес осекается, хватая ртом воздух.

— Быстро в машину, — приказывает Аддамс, и перепуганная блондинка на удивление покорно подчиняется.

— Я не смогу вести… Мои руки… — жалобно хнычет она, когда они подходят к чёрному внедорожнику.

Закатив глаза, Уэнсдэй усаживается на водительское сиденье. Эмили, устроившись на пассажирском, принимается неуклюже копаться в бардачке, поминутно всхлипывая от боли, и извлекает оттуда… блестящий черный револьвер.

Аддамс удивленно вскидывает бровь.

Похоже, Мартинес полна сюрпризов.

— Откуда это у тебя? — требовательно спрашивает Уэнсдэй.

— Родители подарили. В лесу полно опасностей, а я… Мне нужно здесь бывать, чтобы… — она вздыхает и опускает глаза. — Телекинез — опасный дар. Я не всегда могу это контролировать, а здесь могу выпустить пар.

— Дай сюда, — Аддамс решительно забирает у нее оружие, — Мы должны вернуться в лес и раз и навсегда покончить с хайдом.

— Что?! — Мартинес резко вскидывает голову, испачканное в подтеках туши лицо удивленно вытягивается. А потом отступившая было истерика захлестывает её с новой силой, и блондинка снова начинает верещать, хватаясь за покалеченное предплечье. — Блять, ты что, совсем поехавшая?! Ты не видишь, что ли?! Я умираю!

— Ты не умираешь. Это просто царапина.

— Господи, заткнись! О боже, по-моему, кость торчит… Я умру от болевого шока, и ты будешь виновата, — похоже, у нее самая настоящая паника. Эмили дрожит как осиновый лист и прячет лицо в ладонях. — Ладно… Ладно… Давай так. Отвези меня в больницу и можешь забрать пистолет.

— Зачем мне это? Я уже его забрала, — парирует Уэнсдэй, внимательно осматривая оружие.

Она открывает барабан, в котором обнаруживается один-единственный патрон — холостой.

Oh merda.{?}[Вот дерьмо (итал.)]

— Где остальные патроны? — требовательно спрашивает она, впившись в рыдающую Мартинес тяжелым взглядом.

— Нет остальных! — огрызается та, уткнувшись лбом в тонированное стекло боковой двери. — Я никогда им не пользовалась. Я даже не умею стрелять!

— Зачем тогда родители купили тебе оружие?

— Господи, ты не слышишь меня, что ли?! Тут куча маргиналов трется! Пистолет для устрашения! Я не могу… не могу применять телекинез на людях. Кто-то может пострадать или… погибнуть.

Аддамс осеняет внезапная догадка.

— Как, например, твой бывший парень?

— Что? Откуда ты… — глаза Мартинес распахиваются еще шире. Несколько секунд она шокированно взирает на Уэнсдэй, а потом опускает взгляд в пол. Её голос становится неожиданно тихим. — Митчелл — ублюдок. Он неоднократно избивал меня, но его папочка работает вместе с моим отцом… Родители все знали, но закрывали глаза.

— Как он умер?

— Он не умер. Полгода назад он завалился ко мне обдолбанный, начал кричать… Сказал, что я психически больная. Он ведь из нормисов. Потом набросился на меня и начал душить. Я не хотела, я правда ничего такого не хотела… — голос Эмили дрожит. — Но в какой-то момент все случилось само по себе. В общем, мы были на балконе… И он вылетел со второго этажа, ударился головой. Остался жив, но получил серьёзную травму головы. Теперь он вроде овоща… Навсегда останется в клинике для неизлечимых психически больных. Забавно вышло, правда?

Она горько усмехается, продолжая всхлипывать. Уэнсдэй неопределённо пожимает плечами. Не то чтобы она находит историю Мартинес достойной внимания, но теперь на одну нераскрытую загадку становится меньше.

— Пожалуйста, прошу тебя, давай уедем… Я отдам пистолет, я найду тебе боевые патроны, но только давай поскорее уедем отсюда…

Уэнсдэй размышляет с минуту, тщательно взвешивая все «за» и «против». Пусть монстр ранен, но он по-прежнему очень опасен. Кинжалы остались где-то в лесу, а соваться в бой с единственным холостым патроном — все равно что голыми руками. Она неизбежно подпишет себе смертный приговор.

— Хорошо, — кивает Уэнсдэй и обводит внимательным взглядом руль и приборную панель. На пробу нажимает кнопку зажигания, но двигатель почему-то не заводится.

— О… господи… — бормочет бледная как смерть Эмили, наблюдая за её действиями. — Аддамс, пожалуйста, скажи, что ты умеешь водить!

— Нет. Но это явно несложно, раз даже ты справляешься, — после нескольких попыток ей удается отыскать кнопку включения фар. Мартинес снова начинать верещать, как будто её режут скальпелем без анестезии.

— О боже… Боже мой! У меня начинается паническая атака! Нет, мы точно умрем. Если нас не угробит это жуткое чудовище, это сделаешь ты! Мы… Мы разобьемся! Врежемся в дерево, и наши кишки намотает на ветки! Боже, господи, какой кошмар… Ну почему я не осталась в Швейцарии?!

— Заткнись, — Уэнсдэй направляет на нее пистолет и со щелчком отпускает затвор. — Сейчас же.

Глаза Эмили округляются еще больше. Она испуганно хватает ртом воздух, но, к большому облегчению, наконец умолкает. Продолжая держать её на прицеле, Аддамс во второй раз нажимает на кнопку справа от руля, но Кадиллак упорно не реагирует.

— Зажми тормоз. И сними с ручника. Вон там, внизу… — в голосе блондинки слышится плохо скрываемая дрожь, но дуло револьвера возле виска заставляет её говорить относительно ровным тоном.

Уэнсдэй выполняет указания, и двигатель заводится с мягким рокотом. Она аккуратно переключает передачу и перемещает ногу на педаль газа — внедорожник резко срывается с места, едва не зацепив отполированным крылом развалины молельни. У Мартинес непроизвольно вырывается короткий вскрик.

— Не дави ты на газ так сильно, господи… Если мы из-за тебя умрем, я тебя убью.

Аддамс не удостаивает её ответом, только убирает пистолет в карман пальто и, придвинувшись ближе к краю сиденья, кладет обе руки на руль. Как она и предполагала, вести машину оказывается совсем несложно — Кадиллак быстро и четко отзывается на каждое движение. Она немного прибавляет скорость, и Эмили, чуть расслабившись, откидывается назад. На каждой кочке блондинка всхлипывает от боли, но стоически молчит.

Когда Уэнсдэй круто выворачивает руль влево, выезжая на шоссе в сторону Джерико, в кармане внезапно оживает телефон. Настойчивая трель звонка заставляет их обеих вздрогнуть. Аддамс достаёт телефон — на экране высвечивается имя Ксавье. Вот черт.

Она совсем забыла о нем.

Он наверняка очень зол и непременно потребует объяснений.

— Почему он тебе звонит? Вы же не общаетесь, — тут же спрашивает Мартинес, ревниво заглядывая в экран.

«Потому что пару часов назад мы занимались сексом прямо на твоих тошнотворных рисуночках, клиническая ты идиотка».

— Не твое дело, — Уэнсдэй сбрасывает звонок и пытается вернуть телефон обратно в карман, но он неловко выскальзывает из пальцев и падает на пол. Мысленно чертыхнувшись, она слегка наклоняется вбок, пытаясь нащупать гладкое стекло. Внедорожник немного меняет направление, смещаясь ближе к обочине.

— Господи, не отвлекайся! — Эмили тянется к рулю, и автомобиль послушно выравнивается.

Аддамс наконец удается подцепить телефон.

И в этот момент из чащи леса прямо на шоссе выскакивает Хайд.

Все дальнейшие события происходят стремительно, но при этом словно в замедленной съемке — Мартинес визжит, закрывая лицо окровавленными руками, Уэнсдэй инстинктивно давит на тормоз, круто выворачивая руль влево, и черный Кадиллак теряет управление. Пересекает встречную полосу, кренится на бок, врезаясь в отбойник… И начинает переворачиваться.

Один раз. Второй. Третий.

Аддамс слышит, как с надрывным металлическим скрежетом сминается капот, видит, как лобовое стекло покрывается мелкой россыпью трещин, осколки летят в салон… А потом наступает кромешная темнота.

========== Часть 13 ==========

Комментарий к Часть 13

Саундтрек:

Izzamusic — Aimer

Приятного чтения!

Когда Уэнсдэй приходит в себя, первое, что она видит — белизна. Сияющая, ослепительная, бьющая по глазам и заставляющая непроизвольно зажмуриться. В первую секунду она думает, что умерла и попала куда-то вроде чистилища, но потом до нее доходит, что это всего лишь белый потолок больницы. С трудом сфокусировав взгляд, она опускает глаза ниже. В руку воткнута капельница, вокруг пищат мониторы. Все тело ноет от неприятной боли, явно приглушенной действием фентанила.{?}[Один из популярных наркотических анальгетиков]

Сознание спутано, в голове стоит туман.

Она сосредоточенно пытается вспомнить, что произошло и почему она оказалась здесь, но мысли неизбежно ускользают. Кажется, она была в мастерской Ксавье… Или в лесу. Перед глазами вспыхивают смутные, едва различимые образы.

Глаза Хайда, налитые кровью.

Визжащая Эмили.

Черный внедорожник.

Визг тормозов.

Оглушительный скрежет лопающегося металла.

Выбитые стекла, летящие в салон.

Авария. Вот оно. Они попали в аварию.

Аддамс пытается приподняться, но безуспешно — конечности стали совершенно ватными и отказываются подчиняться. Стиснув зубы, она с титаническим усилием отрывает голову от подушки. И упирается взглядом в Ксавье. Он полулежит на небольшом диванчике слева от больничной койки, склонив голову на изгиб локтя — глаза закрыты, волосы собраны в небрежный пучок, на плечи наброшен помятый белый халат. Похоже, он спит тут довольно давно. Сколько она пробыла в отключке?

Не без труда Уэнсдэй переводит взор на окно — сквозь опущенные жалюзи пробиваются розоватые лучи рассвета. Или заката. Она не вполне уверена, какое сейчас время суток.

Затуманенное сознание вспарывает внезапное воспоминание — они попали в аварию не просто так. На дорогу прямо перед внедорожником вылетел разъяренный Хайд. Черт побери. Ослабевшей рукой Уэнсдэй тянется к капельнице и решительно выдергивает иголку из вены. Срывает с указательного пальца датчик измерения сатурации, и прибор начинает жалобно пищать.

Ксавье резко вскидывает голову.

У него уходят доля секунды, чтобы осознать происходящее, а потом зеленые глаза распахиваются, и он стремительно бросается к ней. Хватает за руку, до боли стискивая бледные пальцы и смотрит таким взглядом, словно она только что воскресла из мертвых.

— Господи, ты очнулась… Слава Богу, — благоговейно шепчет Ксавье, поглаживая её ладонь большим пальцем. Она почти этого не ощущает, настолько сильно притуплена реакция.

— Ты тоже это заметил? — машинально язвит Аддамс, с удивлением обнаруживая, насколько тихо и вяло звучит её голос.

Дверь больничной палаты приоткрывается, и через порог переступают её родители. Oh merda. Похоже, она находилась без сознания как минимум несколько часов, раз они успели добраться сюда из Нью-Джерси. Пристальный взгляд Мортиши тут же падает на их переплетенные пальцы, и Уэнсдэй поспешно отдергивает руку.

— Мой маленький скорпиончик! — восклицает отец, пересекая палату и останавливаясь возле изголовья кровати. Его широкая ладонь ложится на лоб Уэнсдэй, и она машинально нахмуривается.

Какого черта они все так уставились?

Похоже, тут что-то нечисто.

— Давно… — приходится прокашляться, чтобы прочистить горло. Ксавье тут же сует ей стакан воды, но Уэнсдэй отстраняет его протянутую руку. — Давно я тут?

— Родная, ты почти двое суток не приходила в сознание, — мягко сообщает мать, глядя на нее с неприкрытым сочувствием.

— У тебя замечательные друзья… Они все очень переживали. Как и мы, — зачем-то сообщает Гомес, заботливо поправляя её растрепанную челку. Аддамс пытается увернуться, но едва может пошевелиться, — И твой молодой человек не отходил от тебя ни на секунду. Похоже, он славный парень.

Он подмигивает отчаянно краснеющему Ксавье. Oh merda. Уэнсдэй прикрывает глаза, пытаясь разложить информацию по полочкам. Голова гудит, и ей никак не удается сконцентрироваться. Мозг, опьяненный наркотическими анальгетиками, работает невыносимо медленно — настолько, что она благополучно пропускает мимо ушей реплику о «её молодом человеке». Плевать. Она разберется с этим позже.

Родители расценивают её замешательство по-своему.

— Тебе нужно отдохнуть, дорогая. Постарайся заснуть, — мягко произносит мать, и Уэнсдэй чувствует, как отец аккуратно поправляет белоснежное одеяло.

Она коротко кивает, не поднимая век.

Но когда до ее слуха доносится негромкий хлопок закрывшейся двери, Аддамс распахивает глаза и, оперевшись на локоть, предпринимает еще одну решительную попытку приподняться. Однако Ксавье тут же кладет руки на ее плечи и мягко, но настойчиво принуждает снова опуститься на постель. Она бы непременно оттолкнула его.

Если бы могла.

— Какого черта? — раздраженно шипит Уэнсдэй, уставившись на него суровым немигающим взглядом. Но слегка смягчается, заметив огромные круги под глазами и тень усталости на его осунувшемся лице. Похоже, все это время он и вправду не отходил от больничной койки. Вопреки ожиданиям, подобная самоотверженная забота весьма… льстит. Но собственное бессилие убивает. У нее вырывается тяжелый вздох.

— Тебе нельзя вставать, — решительно заявляет Ксавье. — Врачи сказали, что у тебя закрытая черепно-мозговая травма.

— Я не могу просто так лежать в постели, пока… — она осекается на полуслове, не будучи полностью уверенной, что ему стоит знать подробности битвы с Хайдом.

— Пока по лесу бродит монстр? — неожиданно заканчивает Ксавье и, заметив отразившееся на её лицо недоумение, продолжает. — Эмили мне все рассказала. И про Хайда, и про то, что ты спасла ей жизнь… Она почти в порядке, если, конечно, ты хочешь это знать.

— Не хочу, — отрезает Уэнсдэй.

На некоторое время воцаряется тишина, прерываемая лишь негромким тиканьем настенных часов и писком медицинских приборов. Ксавье неуверенно переминается с ноги на ногу, явно ощущая чудовищную неловкость, а потом осторожно усаживается на самый краешек кровати и очень бережно накрывает её ладонь своей. Вопреки ожиданиям, Уэнсдэй почти приятно ощущать тепло его пальцев. Она не спешит отдергивать руку. А в следующую секунду он судорожно выдыхает и склоняется к ней, уткнувшись носом в плечо, прикрытое тонкой тканью больничной рубашки.

— Господи, я так испугался, что могу потерять тебя… Ты даже не можешь себе представить, насколько, — прерывисто шепчет Ксавье, оставляя невесомый поцелуй на ключице. Его плечи едва заметно подрагивают. — Я так злился, что ты ударила меня, так чудовищно сильно злился… А когда ты не появилась на завтраке, и Энид сказала, что не видела тебя с вечера, я чуть с ума не сошел. А потом я узнал, что случилось и… Господи.

— Я в порядке, — она слегка отодвигается к противоположному краю постели. По всей видимости, действие препаратов заканчивается — даже от такого незначительного движения все тело пронзает болью, и Аддамс морщится. Ей приходится стиснуть зубы, чтобы позорно не застонать.

— Нет, не в порядке! — Ксавье выпрямляется, глядя на нее сверху вниз с таким выражением лица, будто ему больнее, чем ей. — Ты могла умереть, понимаешь!

— Смерть — самый естественный процесс. Жизнь становится короче каждую минуту, — резонно возражает Уэнсдэй.

— А ты никогда не пыталась подумать о других людях? — его щеки вспыхивают гневным румянцем, голос становится тверже, едва не срываясь на крик. — О своей семье, об Энид, Юджине, в конце концов, обо мне? Каково было бы нам всем?

Она не удостаивает его ответом.

Головная боль набатом стучит в висках, а очертания больничной палаты расплываются. Приходится снова закрыть глаза, чтобы подавить нарастающее головокружение.

Голос Ксавье доносится словно сквозь плотный слой ваты. Краем ускользающего сознания Уэнсдэй улавливает, что он касается ее щеки невыносимо нежными пальцами.

— Я больше никогда не позволю тебе разбираться с этим в одиночку… — слышит она перед тем, как окончательно погрузиться в полусон-полузабытье.

Когда Уэнсдэй приходит в себя в следующий раз, за окном уже день — лучи омерзительно яркого солнца, стоящего в зените, заливают больничную палату слепящим светом. Голова по-прежнему тяжелая, но она чувствует себя немного лучше. Тошнотворное ощущение головокружения отступает. Стиснув зубы, она опирается на локти и не без труда принимает сидячее положение. К счастью, на этот раз в палате никого нет.

Но долго наслаждаться одиночеством не приходится — уже через несколько минут полупрозрачная белая дверь распахивается, и в комнату входит врач.

— Добрый день. Рад, что вы пришли в себя, мисс Аддамс, — мужчина слегка улыбается, заглядывая в медицинскую карту.

— Когда меня выпишут? — требовательно спрашивает Уэнсдэй вместо ответного приветствия, скрестив руки на груди и смерив его прохладным взглядом.

— О, не все так быстро… — врач смотрит на нее с раздражающе-снисходительным выражением. — Пришли результаты анализов. Похоже, все в порядке. У вас отменное здоровье, но черепно-мозговая травма — достаточно серьезный диагноз, чтобы я мог выписать вас в ближайшее время. Нужно будет остаться под наблюдением минимум на несколько дней.

— Я чувствую себя совершенно нормально.

Это почти не ложь.

Не считая тумана в голове, вызванного убойной дозой лекарств, и легкой боли в ушибленной грудной клетке, её ничего больше не беспокоит.

Если только не считать убивающего бездействия. Она заперта в унылой больничной палате, все равно что в тюрьме, пока смертоносный монстр бродит на свободе в поисках следующей жертвы.

— Мисс Аддамс, я вынужден настоять. Травмы головы бывают опасны и непредсказуемы. Я должен убедиться, что не останется последствий.

Она едва не шипит от бессильной ярости.

Но рациональное мышление подсказывает, что в словах врача есть доля истины. Она должна набраться сил, прежде чем вновь встать на пути у Хайда.

Уэнсдэй со вздохом откидывается на подушку, скрипнув зубами в нескрываемом раздражении.

— Я рад, что мы сумели прийти к консенсусу, — улыбается мужчина и поворачивается к выходу из палаты. — Поправляйтесь.

Следующие дни тянутся невыносимо долго, словно время по какому-то невероятному парадоксу замедляет свой ход. Убедившись, что её жизни больше ничего не угрожает, родители отбывают в Нью-Джерси с пожеланиями «скорейшего выздоровления для новых смертельно опасных расследований». Энид, благополучно забывшая все обиды, навещает её почти каждый день — устроившись в изножье кровати, подробно и обстоятельно пересказывает все новые сплетни. От её непрекращающейся болтовни неизбежно начинает болеть голова, но все-таки присутствие Синклер вносит разнообразие в тоскливые будни. Поэтому Аддамс не перебивает её и даже почти не закатывает глаза, когда блондинка увлеченно рассказывает пикантные подробности своей личной жизни.

— Представляешь, вчера мы с Аяксом сделали это прямо в кабинете химии после уроков… — хихикает она, понизив голос до заговорщического шепота и смущенно краснея. — Я сидела на парте, а он… Ну понимаешь… Касался языком… прямо там. Ты даже не представляешь, насколько это было обалденно!

Уэнсдэй брезгливо кривит губы.

К сожалению или к счастью, она представляет.

Но самопровозглашенной королеве сплетен знать об этом совершенно необязательно.

Несколько раз приходит Юджин. Приносит мед разных сортов, конспекты по всем предметам и однажды — мягкую игрушку в виде черно-белой пчелы. Аддамс с отвращением взирает на плюшевое чудовище, но чуть смягчается, понимая, насколько сложно ему было отыскать пчелу подобной расцветки. Она вообще в последнее время слишком часто смягчается, поступая совершенно нехарактерным для себя образом. Кошмар. Наверняка, это последствия черепно-мозговой травмы — в другое время она бы непременно выкинула игрушку в мусорное ведро сразу после ухода Оттингера, но сейчас… Повертев пчелу в руках, Уэнсдэй недовольно вздыхает и устраивает мягкий пылесборник на прикроватной тумбочке.

— Не знал, что пчелы бывают черно-белыми… — как-то раз усмехается Ксавье.

Он приезжает в Джерико каждый день после уроков и неизменно остается дотемна. Привозит блокнот в твердой обложке и письменный набор — печатную машинку не разрешила администрация больницы — но Аддамс достаточно и этого. Пока она от руки выводит аккуратные строчки в блокноте, погрузившись в водоворот приключений Вайпер, Ксавье всегда сидит на диване, делая наброски и иногда бросая в её сторону взгляды, полные ужасающей нежности. Когда она устает писать, он откладывает в сторону скетчбук, и они подолгу разговаривают.

Ксавье упорно обходит стороной тему Хайда и события роковой ночи, словно эти воспоминания причиняют боль. Зато он увлеченно рассказывает о своих путешествиях по другим странам — из-за постоянных гастролей отца он объездил большую часть Европы и Южной Америки. Уэнсдэй преимущественно слушает, иногда вставляя ремарки, почерпнутые преимущественно из литературы, нежели из личного опыта. Еще реже — задает вопросы о тех или иных достопримечательностях.

В их общении больше нет натянутой неловкости, но Ксавье держит себя в руках с удивительной стойкостью, не вторгаясь в личные границы.

Только пару раз позволяет себе на прощание коснуться её руки. И один раз — запечатлеть короткий поцелуй на внутренней стороне запястья. От прикосновения его губ в её животе возникают отголоски тянущего возбуждения, но Ксавье явно опасается двинуться дальше и проявить больше инициативы. Уэнсдэй почти хочет, чтобы он это сделал. Но не желает в этом признаваться.

Наконец наступает пятница — день выписки. Стоя перед крохотным зеркалом в больничной палате, Уэнсдэй со скрупулезной тщательностью замазывает тональным кремом не до конца зажившие мелкие царапины. Неделю назад, впервые увидев свое отражение, она невольно ужаснулась — осколки лобового стекла оставили несколько довольно глубоких порезов на лбу и скулах. Аддамс всегда нравились шрамы, но подобное было слишком даже для нее. К большому облегчению, они вскоре сошли почти полностью, за исключением длинного тонкого рубца, пересекающего внутреннюю сторону предплечья — очевидно, туда вонзился особенно крупный осколок.

— Долго еще? — Ксавье нетерпеливо меряет шагами палату, сунув руки в карманы.

— Ты куда-то опаздываешь? — едко отзывается Уэнсдэй, которой дико действует на нервы его мелькание.

— Энид меня убьет, но я знаю, как ты относишься к сюрпризам… В общем, они готовят вечеринку в честь твоего возвращения. Я должен успеть заказать еду.

— Я не пойду ни на какую вечеринку, — закончив с косметикой, она принимается неторопливо расправлять несуществующие складки на платье, чем вызывает вымученный вздох Ксавье.

— Боюсь, у тебя не будет выбора. Вечеринка в вашей комнате.

— Я не намерена возвращаться в Невермор раньше воскресенья. У меня есть более важные дела.

— Что? — Ксавье замирает на месте, и его лицо удивленно вытягивается. — И когда ты собиралась сказать об этом мне?

— Я не обязана перед тобой отчитываться, — твердо отрезает Уэнсдэй, набрасывая на плечи пальто. — Ты ведь сам вызвался приехать на выписку. Я об этом не просила.

Она вынашивала этот план на протяжении последних дней, практически забросив роман. Чудом уцелевший телефон оказался необычайно полезен — воспользовавшись интернетом, она легко смогла отыскать единственную в стране психиатрическую лечебницу для социально опасных изгоев. И хотя Уэнсдэй практически стопроцентно была уверена, что напавший на них Хайд не был Тайлером, она не имела права отметать эту версию, не получив абсолютного подтверждения. Нужно только добраться до Детройта и выяснить, действительно ли Галпин заперт в закрытой лечебнице.

Это дело категорически не терпело отлагательств.

Тем более, обстоятельства складывались весьма удачно.

Не считая одного.

— Что ты опять задумала? — Ксавье решительно преграждает ей путь, скрестив руки на груди.

— Ты не сможешь меня остановить, — Уэнсдэй сверлит его тяжелым взглядом.

— А если попытаюсь? Снова вырубишь меня и сбежишь?

— Если потребуется.

Он качает головой, потирая переносицу.

Аддамс пытается обойти его и покинуть палату, но Торп ловит её за локоть.

— Подожди… Я не стану тебя останавливать. Очевидно, что это бесполезно. Но я пойду с тобой, и это не обсуждается.

Комментарий к Часть 13

Как всегда, очень жду вашего мнения 🖤

========== Часть 14 ==========

Комментарий к Часть 14

Сегодня у нас два саундтрека, что, согласно устоявшейся традиции, предвещает жаркую нцу хд

The Rolling Stones — Paint it Black

skyfall beats — master

Приятного чтения!

— Никогда бы не подумал, что в Джерико можно арендовать машину… Как тебе это удалось, не имея водительского удостоверения? — Ксавье смотрит на нее с нескрываемым восхищением. — Впрочем, чему я удивляюсь. Ты из любой ситуации найдёшь выход.

— И как я только жила раньше без твоих комплиментов? — язвит Уэнсдэй, внимательно разглядывая брелок от белого Форда, за который ей пришлось отдать полторы тысячи долларов вместо указанных в объявлении пятисот. Только за эту сумму владелец автомобиля согласился закрыть глаза на отсутствие необходимых документов.

Она уверенно направляется к водительской двери, но Ксавье останавливает её, положив руку на плечо. Уэнсдэй оборачивается, недовольно сверкнув угольными глазами. Всего полчаса назад он клятвенно заверил, что не будет ничем мешать в обмен на согласие Уэнсдэй сопровождать ее. Похоже, сдержать обещание ему будет нелегко.

— Может, лучше я? — робко спрашивает Ксавье, явно не особо надеясь на положительный ответ. — У меня есть права… и опыт.

— Мне нужно практиковаться. Как выяснилось, навыки вождения могут быть полезными, — она поводит плечом, сбрасывая его руку, и решительно усаживается за руль.

Теперь она чувствует себя гораздо увереннее — вставляет ключ в зажигание и поворачивает вправо, затем с негромким щелчком включает фары и опускает рычаг ручника. Ксавье внимательно следит за её действиями, но благоразумно сохраняет молчание.

— Если вздумаешь критиковать — высажу на обочине, понятно? — на всякий случай предупреждает Аддамс, утопив в пол педаль тормоза и переключая передачу.

— Предельно, — он усмехается и поднимает руки перед собой в примирительном жесте. — Мы можем заехать в академию? Мне нужно взять кое-что из вещей. Это не займёт много времени.

— Ладно. Но не вздумай попасться.

Конечно, это занимает много времени.

Припарковав машину на приличном расстоянии от резных ворот Невермора, Уэнсдэй провожает его высокую фигуру пристальным взглядом. Рука невольно дергается в сторону коробки передач — соблазн уехать одной чертовски велик.

И он только усиливается, когда проходит уже двадцать три минуты, а Ксавье все не возвращается. Как ни странно, Аддамс останавливает рациональное мышление, прежде отчаянно противившееся даже малейшему присутствию Торпа в её жизни. Но до Детройта около тринадцати часов пути только в одну сторону, и она прекрасно понимает, что проделать такой длинный путь в одиночку, почти не имея опыта вождения, будет непростой задачей.

Тем более, жизнь уже неоднократно и вполне доходчиво объяснила, что излишняя самонадеянность может обернуться плачевными последствиями.

Когда он наконец возвращается спустя тридцать четыре минуты, порядком раздраженная Уэнсдэй сходу напускается с претензиями.

— Где ты был так долго?

— Так и скажи, что соскучилась, — чрезмерно довольное выражение на лице Ксавье вызывает настойчивое желание вогнать парочку иголок ему под ногти. Похоже, он вне себя от радости, что им предстоит провести наедине столько времени.

— Не скажу даже под пытками, — Уэнсдэй закатывает глаза и заводит машину.

— Вот, держи… — он сует ей на колени какой-то сверток из фольги. — Я подумал, что ты захочешь перекусить по дороге и взял в столовой сэндвич с индейкой.

Аддамс вздрагивает.

Убирая руку, он на долю секунды задевает мизинцем её колено, прикрытое слишком тонкой тканью. Из её достаточно обширного гардероба Энид умудрилась привезти именно это дурацкое платье из шифона — слишком приталенное и длинное, чтобы быть удобным. В ответ на скептический взгляд Уэнсдэй, блондинка мгновенно заявила, что, по её мнению, это «единственная вещь нормального человека, которую она с огромным трудом смогла отыскать, и вообще надо быть чуть благодарнее к людям».

И вот результат.

Одно случайное мимолетное прикосновение ощущается так, будто Ксавье касается обнаженной кожи. Прошибает, словно удар электрошокера.

К счастью, он этого не замечает.

Или делает вид, что не замечает.

Она не удостаивает его благодарностью, уставившись прямо перед собой немигающим взглядом. Откладывает сэндвич в сторону и круто выворачивает руль. Шины приятно шуршат по гравию, Уэнсдэй уверенно нажимает на газ, и белый Форд набирает скорость.

Первые пару часов пути проходят относительно спокойно. Она внимательно следит за дорогой, аккуратно объезжая выбоины в асфальте. Ксавье копается в телефоне, откинувшись на сиденье. Уэнсдэй старается не смотреть в его сторону.

— Могу я подключить телефон к магнитоле и включить музыку? — осведомляется он, и Аддамс отвечает коротким кивком. Салон заполняют вступительные аккорды The Rolling Stones.

— Почему именно эта песня? — спрашивает Уэнсдэй, уже заранее зная ответ.

— Я слышал, как ты играла её на виолончели. Думал, тебе понравится.

«Я заглядываю внутрь себя и вижу, что мое сердце черное».{?}[Ну вы поняли, да, что это из песни, которая была в конце первой серии хд]

Она нехотя кивает в знак согласия.

Ей и вправду нравится.

Каким-то удивительным образом Ксавье помнит все, что хоть немного имеет к ней отношение. Кошмар.

Понемногу Уэнсдэй понимает, что вождение приходится ей по душе. Лёгкое напряжение, которое присутствовало в начале пути, понемногу отступает, а извилистые повороты и мелькание деревьев действуют неожиданно расслабляюще. Немало удовольствия добавляет осознание, что несколько тонн металла и пластика покорно подчиняются любому движению её руки.

И ей определенно нравится скорость — адреналиновый всплеск будоражит кровь. Аддамс теперь точно знает, что попросит у родителей на ближайший праздник.

Единственное, что портит идиллическую картину — музыка. За исключением первой песни, у Ксавье просто чудовищный вкус. Обилие басов и чрезмерно быстрый ритм врезаются в мозг, словно тупой зазубренный нож.

— Переключи песню, у меня скоро кровь из ушей польется.

— А у меня скоро сердце остановится от того, как ты гоняешь, но я же молчу, — упрямится Ксавье и нарочно прибавляет звук на телефоне.

— Я точно высажу тебя на обочине.

— Тогда я умру и буду всю жизнь являться к тебе в кошмарных снах.

«Ты уже являешься ко мне в кошмарных снах».

Аддамс вовремя прикусывает язык.

Обмен любезностями завершен, и еще некоторое время пути проходит в молчании.

Но когда из динамиков начинает доноситься омерзительный речитатив, Уэнсдэй не выдерживает. Чуть сбросив скорость, она тянется к круглой кнопке магнитолы с намерением сию же секунду прекратить эту невыносимую пытку.

— Эй, ну нет! — протестует Ксавье, пытаясь загородить ладонью злополучное устройство.

Аддамс не успевает отдернуть руку.

Их пальцы сталкиваются, и он ловко перехватывает её тонкую бледную ладонь. Тепло его кожи обжигает Уэнсдэй уже знакомым лихорадочным огнём, мешая концентрироваться на дороге. Титаническим усилием воли она заставляет себя не думать об этом.

Но руки не отнимает, почему-то позволяя ему переплести пальцы со своими.

Внимательно прислушивается к своим внутренним ощущениям, но даже суровое рациональное мышление находит этот жест весьма… терпимым.

Вдобавок Ксавье наконец переключает песню, меняя ужасающую какофонию звуков на концерт симфонического оркестра.

Вести машину одной рукой непривычно, приходится сбавить скорость еще больше. Пейзаж за окном понемногу видоизменяется, и на смену хвойным деревьям приходят заросшие сорняками поля и редкие кустарники. Похоже, они приближаются к границе штата.

— Знаешь, для новичка ты отлично справляешься, — в какой-то момент произносит Ксавье.

— Я отлично справляюсь со многими вещами, — отзывается Уэнсдэй, и он усмехается, явно расценив эту фразу по-своему.

— Не сомневаюсь.

Она уже открывает рот, намереваясь сказать очередную колкость, но Ксавье вдруг приподнимается на сиденье и придвигается ближе. Почуяв неладное, Аддамс бросает на него отрывистый предостерегающий взгляд. На его губах вдруг расцветает загадочная улыбка, не предвещающая ничего хорошего.

А в следующую секунду она чувствует, как свободная рука Ксавье ложится на её колено. Oh merda. Жаркий импульс мгновенно пронзает все тело, и у нее против воли вырывается слишком громкий вздох. Уэнсдэй даже не может дернуть ногой, чтобы сбросить его ладонь — она вынуждена удерживать педаль газа. Продолжая улыбаться, он медленно скользит пальцами вверх по колену, и она во второй раз проклинает Энид за кошмарный выбор платья. Струящийся шифон слегка задирается.

— Мы можем попасть в аварию, — угрожающе произносит Уэнсдэй, чувствуя, что с каждой секундой он придвигается все ближе.

Горьковато-древесный аромат его парфюма окутывает дурманящим облаком.

Это не должно быть таким приятным.

Это не должно ей нравится.

Но это приятно. Дьявольски приятно.

— Ты ведь любишь риск… — шепчет Ксавье ей на ухо, опаляя ледяную кожу горячим дыханием.

И от бархатного тембра его голоса все внутренности Аддамс неизбежно скручиваются в тугой узел. Жаркая волна мурашек проходит по её телу, и она чувствует, что грудь под тонким платьем начинает вздыматься чаще. Ловкие длинные пальцы сминают черный шифон, податливая ткань ползет выше, обнажая колени. Уэнсдэй посылает еще одно мысленное проклятье в адрес Синклер, которая притащила чулки вместо привычных плотных гольфов.

— Вау… — восторженно выдыхает Ксавье, поглаживая большим пальцем широкую кружевную резинку.

Сама того не замечая, Уэнсдэй немного подается навстречу его руке. Между бедер возникает пульсация, неуклонно нарастающая с каждым прикосновением. А когда Ксавье задевает кончиками пальцев участок обнаженной кожи на внутренней стороне бедра, у нее буквально перехватывает дыхание. Отчаянно хочется свести ноги, чтобы хоть немного ослабить напряжение, но низко опущенный руль не позволяет этого сделать. Опасаясь потерять контроль, она машинально отпускает педаль газа, и стрелка на спидометре ползет вниз.

— Нет. Продолжай вести, — негромким шепотом произносит Ксавье, и в его интонациях отчетливо угадываются нотки приказа.

Oh merda. Трижды. Нет, десятикратно.

Уэнсдэй Аддамс ненавидит, когда ей указывают, что делать, но сейчас… Сейчас тело отзывается совершенно немыслимым образом. Кровь приливает к лицу, окрашивая извечно бледную кожу в слегка розоватый оттенок. Сердце заходится в бешеном, нечеловеческом ритме. Бедра непроизвольно раздвигаются шире под его сокрушительным напором.

Умопомрачение.

Не иначе.

Губы Ксавье склоняются к её виску, прижимаются всего на мгновение, чтобы скользнуть ниже — задеть мочку уха, опуститься на шею, где под ледяной кожей отчаянно бьется сонная артерия. Уэнсдэй невольно вздрагивает, и белый Форд слегка виляет вправо. Она впивается в руль с такой силой, что хрупкие костяшки становятся мертвенно-белыми.

Она хочет приказать ему прекратить.

Но слова застревают в горле, когда рука Ксавье движется дальше и замирает между её раздвинутых ног.

Он вскользь проводит подушечками пальцев по полоске кружевной ткани, давно промокшей насквозь.

— Еще, — отрывисто выдыхает Уэнсдэй, безуспешно пытаясь унять нарастающую дрожь во всем теле.

Ксавье самодовольно усмехается ей в шею — ударить бы его ножом за такое — и надавливает сильнее. Она прикусывает губу, чтобы сдержать стон. Настолько сильно, что начинает ощущать приятный металлический привкус крови. Это нисколько не отрезвляет, а только сильнее распаляет концентрированное желание.

Уэнсдэй едва может следить за дорогой.

Пропускает очередную неровность на асфальте, и автомобиль слегка потряхивает.

Его пальцы мучительно медленно отодвигают в сторону узкую полоску ткани. Проводят по нежным складочкам, собирая горячую влагу. Это невыносимо острое ощущение, ей уже не сдержаться — сквозь стиснутые зубы вырывается приглушенный стон. Воздух кажется раскаленным, импульсы возбуждения пронзают каждую клеточку тела, напряженного, словно тугая струна. Нервные окончания воспламеняются.

С губ против воли срывается стон — громче и протяжнее первого. И это будто служит сигналом к действию. Ксавье впивается в её шею жадным, почти собственническим укусом и резко вводит в нее сразу два пальца. Уэнсдэй выгибает спину, вцепившись заостренными ногтями в кожаную оплетку руля. Он не дает ей времени привыкнуть к болезненному растяжению, начиная двигаться в яростном быстром ритме. При каждом толчке его большой палец упирается в клитор, и тянущая пульсация внутри усиливается в сто крат.

Легкая боль смешивается с удовольствием, опьяняя сильнее самого крепкого алкоголя.

Но Уэнсдэй этого мало.

Ей невыносимо отчаянно хочется большего. Более сильной боли, более глубокого и жесткого проникновения, более яркого наслаждения.

Она стремительно выворачивает руль вправо и ударяет по тормозам. От резкой остановки их обоих слегка толкает вперед, а потом отбрасывает на сиденья.

Не давая Ксавье опомниться, она решительно отстраняет его руку, ощущая тянущую пустоту внутри. К счастью, он мгновенно понимает её намерение — сильные руки до боли стискивают талию, когда она с лихорадочной поспешностью перебирается к нему на колени. Он немного опускает пассажирское сиденье и притягивает её ближе. У проклятого Форда слишком низкий потолок, им жутко тесно в крохотном салоне.

Губы Ксавье накрывают её собственные, его язык уверенно проникает ей в рот, и Уэнсдэй разом забывает обо всех неудобствах. Она нетерпеливо ерзает у него на коленях, ощущая твердость члена сквозь грубую джинсовую ткань.

Её руки ложатся на пряжку ремня, и Ксавье с рваным вздохом прикрывает глаза. Его пальцы снова скользят вверх по внутренней стороне бедра, мучительно медленно поглаживают клитор сквозь кружево, пропитанное горячей влагой. Едва не ломая ногти, Аддамс расстегивает ремень и молнию на его джинсах.

Он немного приподнимается, помогая ей стянуть штаны вместе с боксерами. Напряженный член упирается ей в бедро, и Уэнсдэй почти задыхается от этого обжигающего ощущения.

— Подожди секунду… — Ксавье обнимает её за талию одной рукой, не позволяя отстраниться ни на миллиметр, пока вторая рука шарит по карманам наполовину спущенных джинсов.

Спустя несколько мгновений он вытаскивает маленький квадратик из фольги.

— Я смотрю, ты заранее это продумал? — Аддамс пытается язвить, но из-за сбитого дыхания в голосе нет привычной твердости.

— Я отлично справляюсь с планированием, — в тон ей отзывается Ксавье, зубами разрывая блестящую упаковку.

Раскаленное желание настолько велико, что она оставляет без ответа этот ироничный выпад. Наплевать. Пусть говорит что угодно — тянущий спазм внизу живота испепеляет все прочие мысли. Разум неизбежно оказывается под контролем изнывающего от желания тела. Отбросив в сторону упаковку, Ксавье одной рукой аккуратно надевает презерватив. Уэнсдэй неотрывно следит за его движениями лихорадочно блестящими глазами. Ее тело бьет мелкой дрожью, как при сильном ознобе.

Но вовсе не от волнения.

От… предвкушения.

— Можно мне быть сверху? — он предпринимает попытку перевернуть её и уложить на сиденье, но Аддамс протестующе стискивает его запястья железной хваткой.

— Нет.

Сделав глубокий вдох как перед прыжком в ледяную воду, она отпускает его руки и задирает шифоновую ткань платья. Немного приподнимается, подбирая удобную позу, и дрожащей от возбуждения рукой обхватывает член у основания. Ксавье запрокидывает голову с глухим стоном и закрывает глаза.

Чисто в теории она знает, что нужно делать. Но на практике это оказывается куда волнительнее. Уэнсдэй запускает свободную руку под платье, отодвигая в сторону кружево нижнего белья и медленно подается вперед, проводя твердой головкой члена по истекающим влагой складочкам. Тело словно пронзает ударом тока мощностью в тысячу вольт.

Пальцы Ксавье яростно стискивают её бедра, впиваясь в выступающие косточки.

Она снова прикусывает нижнюю губу и начинает осторожно опускаться. Растяжение вызывает упоительную боль, нарастающую с каждым миллиметром. Мышцы внутри рефлекторно сжимаются, и Уэнсдэй замирает на мгновение, пытаясь расслабиться. А затем задерживает дыхание и резким рывком опускается вниз. Глубокое проникновение прошибает все тело острой режущей болью, сквозь стиснутые зубы вырывается стон. Она невольно зажмуривается, ошеломленная сокрушительной яркостью новых ощущений. Вцепляется в его плечо в поисках точки опоры, вонзаясь заостренными ногтями в кожу. Ксавье перемещает руку на клитор, поглаживая плавными ласкающими движениями.

К боли понемногу примешивается удовольствие.

Выждав несколько секунд, Уэнсдэй на пробу приподнимается и опускается вновь. Умопомрачительное сочетание боли и наслаждения срывает с её губ очередной стон. Она немного наклоняется вперед, меняя угол проникновения, и начинает осторожно двигаться. Ксавье надавливает на клитор сильнее, и мышцы внутри сиюминутно отзываются на его прикосновения крышесносной пульсацией. Ей невыносимо жарко, струящаяся ткань платья липнет ко взмокшей спине.

— Черт… С ума сойти… — сбивчивый шепот Ксавье, перемежаемый хриплыми стонами, доносится, словно сквозь плотный слой ваты.

Все, о чем Уэнсдэй способна думать — огонь, пылающий между разведенных бедер. Бесконтрольное напряжение нарастает, накатывая и отступая горячими волнами. Она едва может дышать, каждый толчок вызывает громкий стон. В какой-то момент Ксавье резко приподнимается, стискивая Аддамс в объятиях, и внезапно перехватывает инициативу. Рывком переворачивает Уэнсдэй, подминая под себя. Шире разводит её бедра — в тесном салоне это жутко неудобно, ей приходится упереться ногой в приборную панель — и одним глубоким рывком входит почти до основания.

Она с протяжным стоном выгибает спину, подаваясь навстречу его восхитительно-грубым движениям. Его пальцы снова принимаются ласкать клитор, и Уэнсдэй окончательно теряет связь с реальностью. Толчки с каждой секундой становятся все жестче и глубже. Его губы скользят по шее, оставляя влажную дорожку. Зубы яростно впиваются в разгоряченную кожу, и новая вспышка боли доводит её до пика сокрушительного удовольствия. Мышцы внутри бешено пульсируют, обхватывая его член плотным кольцом.

В голове стоит туман, словно Аддамс вновь оказалась под действием наркотических анальгетиков.

Проходит не больше минуты, прежде чем Ксавье погружается особенно глубоко и замирает, утопив последний стон в её растрепавшихся волосах.

Уэнсдэй едва осознает происходящее.

Отголоски наслаждения делают тело безвольным.

Она совершенно не в силах возразить, когда он запечатлевает слишком ласковый поцелуй на взмокшем виске и сбивчиво шепчет какие-то нежные глупости.

Комментарий к Часть 14

Кто хотел больше взаимодействия Ксавье и Уэнс, а также всяких разных жарких сексов — получите, распишитесь 😏😈

========== Часть 15 ==========

Комментарий к Часть 15

Саундтреки:

David Bisbal — Cuidar Nuestro Amor

Madeaux — The River

Приятного чтения!

Устроившись на пассажирском сиденье и подобрав ноги под себя, Уэнсдэй лениво следит, как за окном плывут бескрайние поля, местами припорошенные снегом, и редкие фермерские угодья. С полчаса назад они пересекли границу Арканзаса и въехали на территорию Миссури. Иногда по пути попадаются небольшие города — Аддамс, впервые оказавшаяся в этой части страны, с интересом читает названия на зеленых табличках.

— Как ты себя чувствуешь? — заботливо спрашивает Ксавье и тянется к её руке, лежащей на колене. Уэнсдэй не реагирует, но и не протестует, когда он ласково поглаживает тонкие бледные пальцы. — Я знаю, что в первый раз это может быть не слишком приятно для тебя… Но дальше будет лучше, обещаю.

— Очень самонадеянно полагать, что я соглашусь это повторить, — саркастически отзывается она.

Но Уэнсдэй совсем не уверена в своих словах. Ощущение его грубых толчков внутри оказалось слишком упоительным, чтобы она могла легко отказаться от соблазна почувствовать это снова.

Между бедер все еще немного саднит.

Она находит это приятным.

Его стиль вождения кардинально отличается от её — Ксавье почти не превышает скорость, тщательно соблюдая все правила. Ей очень скоро становится невыносимо скучно, глаза против воли начинают слипаться. Тепло его пальцев, сжимающих её ладонь, действует почти успокаивающе. Несколько раз Уэнсдэй проваливается в сон, но тут же просыпается, когда автомобиль потряхивает на очередной неровности.

На горизонте появляется заправка, и Ксавье включает поворотник, перестраиваясь в крайнюю правую полосу. Пока он возится с бензоколонкой, Аддамс выходит из машины, с наслаждением вдыхая свежий морозный воздух. Здесь куда холоднее, чем в Джерико, и куда больше снега — повсюду виднеются грязно-белые сугробы.

— Скоро солнце сядет, — Ксавье тихо подходит к ней сзади, осторожно кладет ладонь на поясницу. — Может, стоит поискать отель и продолжить путь завтра?

— Ты, может, забыл, но у нас далеко не увеселительная поездка, — она делает крохотный шаг вперед, разрывая тактильный контакт. — Если ты начнешь хоть иногда нажимать на газ, есть шанс добраться до полуночи.

Налетает порыв ледяного ветра, и она зябко ежится — тонкое платье и лёгкое пальто совсем не защищают от холода. Уэнсдэй запоздало думает, что нужно было взять парочку теплых вещей.

Но ей настолько не терпелось приступить к выполнению намеченного плана, что она не удосужилась позаботиться об элементарных удобствах. Она уже намеревается вернуться в машину, как вдруг чувствует, что Ксавье подходит совсем близко. Робко, словно спрашивая разрешения, кладет руку на живот и притягивает Уэнсдэй к себе. Упирается подбородком в её макушку и заключает в кольцо согревающих объятий.

Она не уверена, почему позволяет это делать. Это куда интимнее секса — когда тело охвачено пожаром возбуждения, доводы разума отступают на второй план, и она может легко списать отчаянное желание его близости на всплеск гормонов. Но сейчас Аддамс разрешает ему вторгаться в личное пространство совершенно осознанно.

— Нам нужно ехать, — негромко произносит она спустя пять минут. Спустя бесконечно длинные пять минут, в течение которых она по абсолютно необъяснимым причинам позволяла себя обнимать.

К её облегчению, Ксавье не пытается возражать — мгновенно отстранившись, возвращается к Форду и занимает водительское сиденье. И даже немного прибавляет скорость, когда она бросает красноречивый неодобрительный взгляд на стрелку спидометра, застывшую на отметке в сто километров в час. Мерное урчание мотора и спокойная музыка, доносящаяся из динамиков, действуют получше любого снотворного, и очень скоро Аддамс позволяет себе полностью расслабиться и закрыть глаза.

Она просыпается, когда ощущает, что автомобиль замедляет свой ход. Не без усилия сфокусировав взгляд, Уэнсдэй уже собирается возмутиться насчет незапланированной остановки, но тут же осекается. Рассеянный свет фар вырывает из окружающей темноты табличку с надписью «Детройт».

— Ты выглядишь почти мило, когда спишь, — улыбается Ксавье, в очередной раз вызывая неуемное желание ударить его ножом. — Куда теперь?

— Нужно отыскать лечебницу, — она игнорирует первую часть фразы и усаживается прямо, мгновенно становясь привычно собранной и уверенной. — Попробуем незаметно проникнуть на территорию.

— Ты же в курсе, что закон запрещает подобное? — улыбка сползает с его лица, но снисходительно-умиленное выражение остается. Отвратительно.

— А ты в курсе, что обещал со мной не спорить? — Аддамс бросает в его сторону короткий недовольный взгляд.

— Да, но… Может, хотя бы попытаемся дождаться утра и решить вопрос мирно? Например, просто спросим у кого-нибудь из персонала, не сбегал ли от них в последнее время монстр. Так, совершенно случайно.

— Я предпочитаю более радикальные методы.

— А я предпочитаю избегать тюрьмы. Там не слишком радушно принимают, знаешь ли.

Он явно пытается манипулировать.

В своем стиле — аккуратно, ненавязчиво.

Но все же… пытается.

Старается применить один из немногих имеющихся рычагов воздействия — чувство вины. Нельзя сказать, что Уэнсдэй слишком сильно корила себя за тот поступок в конце прошлого семестра, но она не забыла о собственной роковой ошибке, едва не ставшей фатальной.

— Ладно… — вздыхает она после непродолжительных раздумий. И тут же добавляет, не желая сдавать позиций. — Но если этот план не сработает, ты точно останешься на обочине. Я не шучу.

— Ну… это честная сделка, — Ксавье коротко кивает и, открыв навигатор на телефоне, вбивает в строку поиска «Отели Детройта».

Уже через пятнадцать минут белый Форд останавливается на парковке вычурного исполинского здания с вертикальной надписью «MGM Grand». Вестибюль вымощен отполированной до блеска плиткой песочного оттенка, по обеим сторонам — длинные кожаные диваны с каретной стяжкой. Воздух буквально пропитан ароматом пафосной роскоши.

Уэнсдэй едва заметно кривит губы в отвращении. Пожалуй, было неразумно доверять выбор отеля человеку, которого она однажды назвала снобом. Уж в этом она однозначно не ошиблась — подтверждение налицо.

— Доброй ночи и добро пожаловать в наш отель. Чем я могу вам помочь? — фальшивая улыбочка сотрудницы сияет даже ярче, чем начищенная плитка под ногами.

— Два номера, — не утруждая себя приветствием, Аддамс кладет на стойку ресепшена паспорт и несколько купюр.

— Еще один паспорт, пожалуйста.

Уэнсдэй оборачивается через плечо.

Ксавье выглядит сконфуженно, и у нее возникают нехорошие подозрения.

— Ты ведь взял паспорт, верно? — в ее интонациях появляются угрожающие нотки, угольные глаза чуть прищуриваются, из-за чего взгляд становится еще пристальнее.

— Ну… Если честно… — он опускает глаза в пол и пожимает плечами. — Вообще-то нет.

— Боюсь, в таком случае я могу предоставить только один номер, — поспешно сообщает сотрудница отеля. — У нас как раз остался великолепный полулюкс с кроватью размера «king-size».

Едва не скрипя зубами от нарастающего раздражения, Уэнсдэй переводит леденящий взгляд в сторону девушки. Однако выдержка той поистине непоколебима — на миловидном лице не дрогнул ни один мускул, даже услужливая улыбочка осталась прежней.

— Нам нужны раздельные кровати, — чеканит Аддамс, сделав особое ударение на предпоследнем слове.

— Конечно. Одну минуту… — она склоняется к компьютеру и принимается барабанить неестественно длинными ногтями по клавиатуре. На это уходит несколько минут. — Боюсь, свободных номеров с раздельными кроватями не осталось.

— Найдём другой отель, — Аддамс решительно отворачивается от ресепшена.

— Простите, боюсь, это будет сложной задачей, — с напускным сожалением сообщает сотрудница. — Завтра в городе чемпионат по бейсболу, люди съехались со всей округи…

— Уэнсдэй… — Ксавье осторожно тянет её за рукав. — Мы ведь вполне можем остановиться в одном номере.

— Только через твой труп, — она сверлит его пронзительным взглядом. Крайняя степень раздражения достигает точки кипения, и голос Аддамс буквально сочится ядом. — Я лучше до конца жизни буду ходить в вещах Энид, чем засну с кем-то в одной кровати.

— Но… Почему? — под её ледяным взором лицо Ксавье становится совсем кислым. Он выглядит настолько уязвленным, как будто она воткнула нож ему в спину. — Я думал, что ты и я… Что мы… Ну что теперь что-то изменится.

— Хм, дай подумать. Может быть, потому, что ты был настолько увлечен поисками презервативов, что даже не додумался взять с собой паспорт?

Она даже не старается понизить голос до шепота, и сотрудница отеля вытягивает шею, с любопытством наблюдая за возникшей перепалкой. На щеках Ксавье вспыхивает румянец — то ли от смущения, то ли от обиды.

— С тобой абсолютно невозможно нормально разговаривать, — зло выплевывает он, скрестив руки на груди. — Ты просто невыносима.

— Ты даже не отрицаешь, значит, я права, — Уэнсдэй победно вскидывает смоляную бровь.

— Знаешь, да! — голос Ксавье неожиданно крепнет, едва не переходя на крик. — Я думал, что между нами что-то есть. Думал, что ты отталкиваешь меня, потому что боишься что-то почувствовать… Похоже, я ошибся. Очевидно, это был твой очередной идиотский эксперимент. Господи, да ты просто использовала меня для секса! Но люди — не твои игрушки, Аддамс. К черту все это… Я сваливаю. Счастливо оставаться наедине со своим долбанным характером.

Он резко разворачивается и быстрым шагом направляется к выходу из отеля.

Уэнсдэй вдруг замирает, шокированная его бурной тирадой. Она совсем не ожидала подобной реакции… и не хотела такого.

И, кажется, перспектива остаться одной впервые в жизни не приносит никакого удовлетворения.

— Ксавье, подожди, — эти слова срываются с губ против воли. Уэнсдэй даже не успевает подумать, когда неведомые мышечные рефлексы толкают её вперед, и она в несколько шагов догоняет Торпа.

— Что еще?! — он резко оборачивается, уставившись на нее со смесью концентрированной боли и обиды. Совсем как тогда, в мастерской. За минуту до того, как она добровольно уничтожила последние границы между ними.

— Я… Хотела сказать… — Аддамс делает длинные паузы между словами, безуспешно пытаясь сформулировать мысль. Очередное проявление собственной слабости чертовски злит, рациональное мышление приходит в ужас от её действий, но неизвестное чувство внутри отчаянно противится уходу Ксавье. Она на минуту прикрывает глаза, собираясь с духом. — Это не был эксперимент. Я правда этого хотела. И… я ни о чем не жалею.

— Правда? — недоверчиво переспрашивает он, но выражение обиды уже отступает, сменяясь… надеждой? Аддамс не вполне уверена в своей способности верно интерпретировать чужие эмоции.

— Ты не заставишь меня сказать это дважды, — она недовольно морщится, чувствуя себя непривычно неуютно, и опускает голову, разглядывая собственные ботинки.

А через долю секунды ощущает нежное прикосновение к своей щеке. Пальцы Ксавье проводят по бледной скуле, скользят ниже и мягко, но настойчиво ложатся на подбородок, принуждая Аддамс поднять голову.

Она тщательно избегает прямого зрительного контакта.

Он притягивает её ближе, заключая в объятия. Она размышляет несколько секунд, прежде чем позволяет себе сомкнуть руки за его спиной.

Еще один невидимый барьер с треском рассыпается на осколки.

— Ты правда бы уехал? — зачем-то спрашивает Уэнсдэй едва различимым шепотом, уткнувшись лбом в его грудь. Дьявольски приятный аромат парфюма неизбежно вызывает уже знакомый спазм внизу живота.

— Конечно, нет. Я бы никогда тебя не оставил. Я ведь обещал.

— Я не просила такое обещать.

— Не начинай… — Ксавье целует её в макушку. — Вернемся к ресепшену.

Номер представляет из себя довольно просторную комнату с французскими окнами — большую часть занимает огромная кровать, застеленная белоснежными, идеально отглаженными простынями. Небольшой диванчик, почти такой же, как в вестибюле. Напротив него — большой тонкий телевизор. Светлое напольное покрытие из мягкого ковролина глушит звук шагов.

Ксавье по-джентельменски уступает ей право первой принять ванну.

Горячая вода дарит непривычное умиротворение, и она позволяет себе провести в ванной комнате целых полчаса вместо обыкновенных пятнадцати минут. Рациональное мышление где-то на задворках сознания снова критикует её, пытаясь убедить, что присутствие Ксавье влияет на её жизнь самым неблаготворным образом. Смягчает острые грани её характера, заставляет расслабиться.

Но доводы разума утихают, когда Уэнсдэй промокает волосы пушистым полотенцем, стоя напротив огромного зеркала, и замечает в отражении россыпь мелких синяков на шее. Визуальное доказательство, что она по собственной воле подпустила его так близко, как никого и никогда прежде. Позволила касаться тех мест, которых никто раньше не касался — и не только на теле, но и в душе. Она хотела бы счесть это неправильной, чудовищной ошибкой… Но почему-то не может.

Быстро воспользовавшись феном, Аддамс тщательно расчесывает длинные волосы, черным водопадом струящиеся почти до поясницы. Когда она выходит из ванной, уже облаченная в пижаму, Ксавье встречает её восхищенным взглядом.

— С распущенными волосами ты еще красивее… — выдыхает он, неотрывно следя за каждым движением.

— Будешь много болтать — отправишься спать на диван, — твердо заявляет Уэнсдэй и поспешно забирается под одеяло. — И даже не пытайся меня обнимать, иначе останешься без руки.

Он беззлобно усмехается, но благоразумно оставляет этот выпад без ответа — молча встает с дивана и отправляется в ванную.

Изрядно утомленная длинной дорогой, Аддамс засыпает, едва коснувшись головой подушки.

А когда просыпается следующим утром, едва не шипит от возмущения.

Конечно, Ксавье проигнорировал предупреждение — его широкая ладонь собственнически покоится на её животе, а размеренное дыхание щекочет шею. Она недовольно возится на постели, выпутываясь из объятий.

— Черт бы тебя побрал, Торп…

— И тебе доброго утра, Аддамс.

Он сонно потирает глаза и улыбается с раздражающе довольным видом. Отчаянно желая хоть немного отомстить за столь наглое поведение, Уэнсдэй быстро спрыгивает с кровати и решительно сдергивает с него одеяло.

— Вставай, — заявляет она ледяным тоном, не терпящим возражений.

— Я смотрю, по утрам ты сама любезность… — Ксавье вальяжно потягивается, явно не торопясь выполнять её указания. — Отдай одеяло, садистка. Холодно же, ну…

Он даже осмеливается ухватить уголок одеяла и настойчиво потянуть обратно. Но Уэнсдэй категорически не намерена отступать — закатив глаза, она вцепляется в мягкую белую ткань с удвоенной силой. Ксавье чуть ослабляет хватку, и она уже мысленно празднует победу, но в следующую секунду он резко дергает злополучное одеяло на себя. Не сумев удержать равновесия, она позорно валится на кровать.

Ксавье реагирует молниеносно, разом избавившись от сонливой расслабленности — переворачивает её на спину и нависает сверху, вжимая Уэнсдэй в мягкую постель своим весом. У нее вырывается возмущенный вздох.

— Какого черта ты…

Он не дает ей договорить, впиваясь в приоткрытые губы глубоким жадным поцелуем. Аддамс пытается его оттолкнуть, но безуспешно — она находится в максимально невыгодном положении. Его руки скользят выше по выступающим ребрам, сминая шелковую ткань пижамы. Несильно сжимают грудь, пропуская между пальцами соски.

Тело предательски отзывается на каждое откровенное прикосновение. Уэнсдэй ненавидит себя за это, но инстинктивно выгибает спину в стремлении продлить тактильный контакт.

Горячие губы перемещаются на шею, прикусывая ледяную кожу и оставляя новые отметины поверх старых. Ксавье начинает настойчиво стягивать с нее верх пижамы, коленом раздвигая стройные ноги. С судорожным вдохом она подается навстречу, обхватывая его бедра своими и ощущая твердость напряженного члена. Импульс острейшего желания мгновенно пронзает все тело, и Уэнсдэй разом забывает о главной цели их визита в Детройт.

Ее пальцы впиваются ему в спину, и Аддамс безжалостно врезается заостренными ногтями в разгоряченную кожу, царапая до кровавых полос.

— Я должен был догадаться, что ты любишь пожестче… — самодовольно шепчет Ксавье, опускаясь поцелуями к обнаженной груди и обхватывая губами затвердевший сосок.

От звука его немного хриплого голоса и ощущения обжигающих губ у нее буквально вышибает из груди весь воздух. Возбуждение проходит по телу сокрушительной волной и концентрируется в одной точке — Уэнсдэй чувствует, как нижнее белье мгновенно становится мокрым. Ксавье с поразительной легкостью распаляет её, пробуждая самые темные желания, о которых она прежде и не подозревала.

Он запускает пальцы под резинку пижамных шорт и начинает ласкать клитор круговыми движениями. Надавливает чуть сильнее, и Аддамс приходится закусить губу, чтобы сдержать стон.

Внизу живота скручивается тугой узел, мышцы пульсируют, сжимаясь вокруг пустоты. Она отчаянно, безумно отчаянно хочет почувствовать его внутри. Желание настолько велико, что у нее начинает кружиться голова.

Уэнсдэй ощущает, как все тело бьет мелкой лихорадочной дрожью. Движения его пальцев на клиторе становятся все интенсивнее и грубее, удовольствие накатывает жгучими волнами. Она уже близка к пику наслаждения.

Еще несколько прикосновений.

Еще несколько секунд.

Ксавье резко прекращает ласки и приподнимается, глядя на нее сверху вниз с самодовольным любопытством.

Уэнсдэй задыхается от возмущения. И от безумного, безудержного, сумасшедшего… вожделения.

— Не останавливайся, — яростно шипит она, всеми силами стараясь унять сбитое дыхание, чтобы голос звучал хоть немного твердо.

— Когда ты злишься, ты еще сексуальнее… — зеленые глаза Ксавье ощутимо темнеют от едва сдерживаемого крышесносного желания.

— Самый банальный и пошлый комплимент, — презрительно фыркает Аддамс, стараясь не опускать взгляд на его маняще приоткрытые пухлые губы.

Но её действия кардинально отличаются от колких слов — когда его руки ложатся на её бедра, настойчиво стягивая шорты вместе с бельем, она покорно приподнимается, облегчая ему задачу.

Ксавье невесомо очерчивает теплыми пальцами изгибы её тела и, отстранившись, тянется к своим джинсам, небрежно брошенным на прикроватную тумбочку. Достаёт из заднего кармана квадратик из фольги и протягивает ей.

— Хочешь сама надеть? — его пальцы заметно подрагивают.

Аддамс не особо понимает, как это делается. Но признаться в собственной некомпетентности слишком унизительно. Поэтому она с непроницаемым выражением лица берет презерватив и уверенно разрывает серебристую упаковку. Ксавье откидывается на постель и тяжело дышит, неотрывно следя за её движениями. Пару секунд повертев липкий кружочек в руках, Уэнсдэй решительно склоняется над Ксавье. Он нервно сглатывает и с приглушенным стоном закрывает глаза, когда её пальчики скользят по напряженному члену, аккуратно раскатывая тонкий латекс.

Скептически осмотрев результат своих действий, Аддамс предпринимает попытку перекинуть через него ногу и устроиться сверху, но Ксавье не позволяет этого сделать. Резко садится и, перехватив её тонкие запястья, переворачивает Уэнсдэй на спину. Впивается в губы очередным безумным поцелуем и одним движением врывается в нее, входя до упора. Как и в первый раз, тело прошибает восхитительной болью. Она не может сдерживать протяжных стонов, когда он медленно толкается вперед раз за разом. Пульсирующие мышцы податливо расслабляются, и боль быстро отступает — похоже, её тело понемногу приспосабливается.

Но Уэнсдэй отчаянно не хватает той самой упоительной смеси болезненной жестокости и сногсшибательного наслаждения.

— Жестче, — это не просьба. Приказ.

Рука Ксавье мгновенно ложится на её горло, сильно сжимая и перекрывая доступ воздуха. Он увеличивает амплитуду движений, вколачиваясь в неё с беспощадной грубостью. Кислород догорает в легких, перед глазами возникают цветные вспышки, и это многократно усиливает напряжение.

Между бедер все горит огнем и истекает обжигающей влагой, пачкающей белоснежные простыни. Ногти Уэнсдэй неистово впиваются в его спину, и она чувствует бисеринки крови подушечками дрожащих пальцев.

Он немного ослабляет железную хватку на её горле, позволяя сделать судорожный вздох, и тут же снова сжимает. Каждый толчок внутри подобен мощному разряду тока, и она полностью теряется в невероятных ощущениях. Ему даже не нужно прикасаться к клитору — еще одно ошеломительно глубокое проникновение, и умопомрачительное удовольствие накрывает её с головой. Особенно громкий стон срывается с вишневых губ, и Аддамс замирает, чувствуя, как пульсация мышц жаркой волной растекается по всему напряженному телу. Заполняет каждую клеточку, пронзает каждое нервное окончание концентрированным наслаждением.

Ксавье не останавливается, продолжая быстро и жестко двигаться внутри. Он отпускает её горло и упирается ладонями в постель — на руках от напряжения явственно выступают вены. Это зрелище заставляет её вновь ощутить стремительно нарастающее возбуждение. Уэнсдэй решительно обвивает руками его шею, притягивая максимально близко для поцелуя, и прикусывает его нижнюю губу.

Яростно. Жестоко. До крови.

Ксавье едва не рычит от резкой острой боли и наматывает на кулак распущенные чёрные локоны. Грубо дергает назад, принуждая запрокинуть голову. Когда его зубы впиваются в её шею, оставляя особенно яркий след, Уэнсдэй содрогается во второй раз.

С глухим стоном Ксавье входит максимально глубоко и замирает, дрожа всем телом.

Несколько минут уходит на то, чтобы унять неистовое сердцебиение и привести в норму дыхание.

Он обнимает её с поразительной нежностью, резко контрастирующей с недавней жадной грубостью. Покрывает легкими хаотичными поцелуями скулы, зарывается носом в растрепанные волосы, ласково заправляет за ухо особенно непослушную прядь.

Уэнсдэй терпит это не больше пяти минут, после чего решительно отталкивает его и поднимается на ноги.

— Нам пора навестить одного старого знакомого.

Комментарий к Часть 15

Как всегда, с нетерпением жду ваших замечательных отзывов 🖤

========== Часть 16 ==========

Комментарий к Часть 16

Саундтрек:

Muse — Butterflies and Hurricanes

Приятного чтения!

P.S. Присутствует нецензурная лексика.

Уэнсдэй обычно пропускает завтрак, ограничиваясь лишь убойной дозой эспрессо, но Ксавье к такому не привык. Она взирает на него с нескрываемым недовольством, пока они сидят в уютном ресторанчике на первом этаже отеля, и он методично нарезает омлет на мелкие кусочки.

— Слушай, прекрати так смотреть… — он откладывает в сторону вилку с ножом и принимается за латте с нечеловеческим количеством сиропа и горкой взбитых сливок. — Иначе я подавлюсь и умру прямо тут.

— Не верю, что мне может так повезти, — по привычке язвит Аддамс, нетерпеливо барабаня пальцами по столешнице.

Вынужденное промедление жутко раздражает — часы на телефоне показывают уже половину одиннадцатого, а они еще даже не выбрались из отеля. Вдобавок Уэнсдэй абсолютно уверена, что дурацкий план Ксавье «просто спросить» не сработает. Она начинает жалеть, что не взяла с собой Вещь. Его способности взломщика были бы весьма кстати.

Спустя невыносимо долгие десять минут Ксавье заканчивает с завтраком, и они выходят на парковку. Он пытается подойти к автомобилю с водительской стороны, но Аддамс ловко опережает его, хлопнув дверью прямо перед носом.

Она решительно давит на педаль газа, и Форд срывается с места, брызнув россыпью мелких камней, вылетевших из-под шин.

Психиатрическая лечебница имени святого Патрика — безликое здание из тоскливо-серого кирпича — стоит на холме, предоставленная всем ветрам, которые особенно свирепствуют в это время года. По всему периметру тянется ограждение из толстых прутьев высотой не менее четырех метров, увенчанных колючей проволокой. Когда шум мотора стихает, до чуткого слуха Уэнсдэй доносится мерное электрическое гудение — похоже, забор находится под напряжением. Это может изрядно осложнить задачу, если придется пробираться сюда тайком.

Из небольшой будки, стоящей рядом с высокими двустворчатыми воротами, выходит широкоплечий охранник и ленивым шагом направляется к машине. Остановившись с водительской стороны, стучит дубинкой по стеклу.

— Чего вам? — хамовато спрашивает он, когда Аддамс нажимает на боковую кнопку стеклоподъемника.

— Приехали навестить пациента, — безэмоционально отзывается Уэнсдэй, смерив его суровым немигающим взглядом.

— Посещения по вторникам и четвергам с двух до пяти, — охранник, явно не обремененный интеллектом, задумчиво почесывает спину дубинкой.

Внутренне она ожидала чего-то подобного, поэтому с готовностью запускает руку в карман пальто и протягивает мужчине сжатую ладонь. В его руке хрустит смятая купюра, и охранник, мгновенно сменив гнев на милость, возвращается на свое место.

— Ты не перестаешь меня удивлять… — не без уважения произносит Ксавье, когда металлические ворота со скрипом разъезжаются в разные стороны.

— Это только малая часть, — Уэнсдэй выразительно вскидывает бровь и перемещает ногу на педаль газа.

— Мне стоит опасаться?

— Обязательно.

Белый Форд медленно движется вверх по извилистой подъездной дорожке. Вблизи лечебница выглядит еще более унылой — настолько, что даже Аддамс, питающая самые нежные чувства к местам разной степени мрачности, ощущает здесь небольшой дискомфорт. Окружающая картина полностью состоит из серой палитры и источает неуловимую, но отчетливую безнадежность. По небу плывут низкие свинцовые тучи, усиливая гнетущую атмосферу.

Сознание вдруг пронзает непрошеная мысль, что и Ксавье мог бы оказаться запертым здесь до скончания дней, не сумей она исправить собственную ошибку. Приглушенное чувство вины разрастается, давит на плечи тяжелым грузом, и Уэнсдэй невольно бросает отрывистый взгляд в его сторону.

Разумеется, он это замечает.

И сиюминутно все понимает.

— Не думай об этом… — Ксавье мягко улыбается и накрывает своей ладонью её пальцы, лежащие на руле. — Ты ведь действовала из лучших побуждений.

Она ведь так и не попросила прощения.

И вряд ли когда-нибудь попросит.

Но несказанные слова стоят в горле колючим комом, и Уэнсдэй невольно сглатывает, силясь прогнать неприятное ощущение.

Наконец узкая дорожка выводит их к главному входу больницы — небольшой двери с облупившейся грязно-белой краской. Оставив машину на скудном подобии парковки, они проходят в холл. Здесь цветовая гамма ничем не отличается от той, что снаружи.

Серые стены, серые рамы на зарешеченных окнах, серые лица персонала.

— Нам нужно навестить одного пациента, — без предисловий заявляет Уэнсдэй, остановившись возле стойки администрации.

— Посещения по вторникам и четвергам с двух до пяти, — молоденькая медсестра с небрежным пучком на голове не отрывается от заполнения медицинских карт.

Аддамс снова тянется к карману пальто, нащупав увесистую пачку купюр, но Ксавье решительно останавливает её предостерегающим жестом. Отбросив назад спадающие на лицо волосы, он опирается локтями на стойку, и на его губах расцветает широкая ослепительная улыбка.

— Поймите, мисс… — он бросает короткий взгляд на бейджик, прикрепленный к халату медсестры. Та наконец отрывается от писанины и поднимает голову. — …Сьюзан. Я проделал путь от самого Арканзаса ради этого визита, а это целых тринадцать часов. В вашей больнице содержится мой друг, с которым случилось ужасное несчастье. Со мной приехала и его девушка. Поймите, они не виделись несколько месяцев… Она ужасно переживает.

Ксавье кивает через плечо в сторону Уэнсдэй, которая выглядит как угодно, но только не ужасно переживающей. Совершив над собой титаническое усилие, она пытается придать лицу хоть отдаленное подобие удрученного выражения.

— Согласитесь, Сьюзи, разлучать любящие сердца на такой долгий срок почти преступно… — он продолжает нести пафосный драматичный бред, и Аддамс подавляет настойчивое желание закатить глаза. — Пожалуйста, скажите, что мы не зря проделали такой длинный путь.

Но, похоже, его тактика работает.

Медсестра взирает на нее с неприкрытой жалостью и тяжело вздыхает.

— Ладно… — она выдвигает ящик стола и принимается перебирать медицинские карты. — Как имя пациента?

— Тайлер Галпин, — с готовностью сообщает Ксавье, не переставая лучезарно улыбаться.

— Хайд? — рука девушки замирает над картотекой.

— Я не знала об этом, когда мы начали… встречаться, — выдавливает Уэнсдэй.

— Сердцу ведь не прикажешь, — с напускной досадой вздыхает Ксавье. — Кстати, я уже говорил, что вам очень идет белый халат, Сьюзи?