Неизменная

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ ПЕРЕМЕНЫ

Лорд Маккон осмотрел холл. Он был пуст, одни члены стаи толпились в комнате, где раньше была мумия, другие ушли за телом Анжелики. Не обнаружив вокруг никого, кто мог бы ему помешать, граф с размаху прижал жену к стене и всем телом навалился на нее.

— О-ой, — сказала упомянутая жена, — только не сейчас.

Граф уткнулся носом ей в шею и тихонько поцеловал под ухом. Потом лизнул.

— Всего минуточку, — сказал он. — Мне просто нужно чуть-чуть вспомнить, что ты здесь, ты цела и ты моя.

— Ну, с первыми двумя пунктами и так все совершенно ясно, а последний всегда под вопросом, — заявила его леди.

Однако она обвила руками шею графа и изо всех сил прижалась к нему, несмотря на все возражения. Лорд Маккон, как всегда, предпочел словам действия и прижался губами к ее губам, чтобы остановить этот злой язык. Алексия, которой до сего мига удавалось, несмотря на все ее метания по замку, оставаться собранной и опрятной, добровольно погрузилась в безнадежный сумбур. Когда на лорда Маккона находило такое настроение, не оставалось ничего другого, кроме как наслаждаться происходящим. Муж запустил руки в волосы Алексии и повернул ее голову так, как ему было удобно. Что ни говори, по крайней мере в этом он был хорош.

И Алексия добровольно принесла себя на алтарь супружеского долга, конечно, наслаждаясь каждой минутой, но не оставляя твердого намерения отвести мужа к эфирографу. Однако, несмотря на ее решимость, прежде чем он наконец поднял голову, прошло несколько долгих моментов.

— Ладно, — сказал наконец граф с таким видом, будто только что выпил прохладительный напиток, — давай продолжим.

— Что? — спросила огорошенная Алексия, пытаясь припомнить, чем они занимались до того, как Коналл стал ее целовать.

— Передатчик, помнишь?

— Ах да, точно! — Она по привычке шлепнула его ладонью. — Зачем тебе понадобилось вот так меня отвлекать? Я была вполне в своей стихии, и вообще…

Лорд Маккон рассмеялся.

— Кто-то должен время от времени выбивать тебя из колеи, не то в конце концов ты будешь править всей империей. Или по меньшей мере отдашь приказ, чтобы все перед тобой пресмыкались.

— Ха-ха, очень смешно. — И Алексия быстро зашагала по коридору, многозначительно покачивая турнюром. На полпути она притормозила и кокетливо посмотрела на графа через плечо. — Ох, Коналл, да пошевеливайся уже.

Лорд Маккон заворчал, но вразвалочку поспешил за неё. Алексия остановилась снова и наклонила голову, прислушиваясь:

— А это что за бессмысленный шум?

— Опера.

— Правда? Ни за что бы не догадалась.

— Похоже, это Танстелл исполняет для мисс Хисселпенни серенаду.

— Силы небесные! Бедная Айви. Ну ладно. — И она опять двинулась вперед.

Пока они шли через весь замок к башне с эфирографом, Алексия поведала свою теорию о том, что уничтоженная в данный момент мумия была некогда запредельной и после смерти превратилась в некое странное подобие оружия массового поражения, высасывающего душу. И что Анжелика, которая тоже это поняла, попыталась выкрасть мумию, возможно, для того чтобы передать в руки Вестминстерского роя и карманных ученых графини Надасди.

— Если Анжелике удалось передать информацию в рой, ничего хорошего из этого не выйдет. Тогда можно с тем же успехом рассказать обо всем мадам Лефу; по крайней мере, оружие, которое она будет изобретать, может сослужить нам хорошую службу. Она на нашей стороне.

Лорд Маккон как-то странно посмотрел на жену:

— А что, есть какие-то стороны?

— Если так дальше пойдет, то будут.

Лорд Маккон вздохнул, его лицо выглядело постаревшим от забот. А может, от прошедшего времени? Алексия поймала себя на том, что крепко сжимает его руку, заставляя пребывать в смертном состоянии. Она разжала пальцы. Возможно, ему именно сейчас нужны способности оборотня, чтобы восстановить сверхъестественную силу. Коналл проворчал:

— Последнее, что нам нужно, — это соревнование в разработке оружия, в основе которого лежат мертвые запредельные. Я распоряжусь, чтобы тела всех бездушных после смерти подлежали обязательной кремации. Разумеется, это будет тайное распоряжение, — он посмотрел на жену, на этот раз не сердито, а просто озабоченно. — Все, кому не лень, начнут охотиться за тобой и такими, как ты, по всей империи. И не только это. Мертвой ты поднимешься в цене, если станет известно, что мумификация способна сохранить твою силу.

— К счастью, — сказала Алексия, — никто не знает, как именно древние проводили эту самую мумификацию. Это даст нам время. И возможно, сообщение не прошло. Я попыталась вывести эфирограф из строя прерывающим магнитным полем.

Она извлекла не так давно спрятанный металлический свиток Анжелики из укромного места. Вид у него был не утешающий. Послание шпионки было прожжено насквозь, и почти на всей его поверхности виднелись следы от искр. Леди Маккон произнесла длинное заковыристое ругательство. Граф посмотрел на нее полуразочарованно, полууважительно.

— Из твоей реакции можно сделать вывод, что сообщение было успешно передано?

Алексия передала ему пластину. На ней было написано просто: «Мумия — душесос». Не так много слов, однако вполне достаточно, чтобы серьезно осложнить ее жизнь в будущем.

— Да, оно ушло и теперь может расстроить все наши планы.

Такой была первая осмысленная фраза леди Маккон после сделанного ею неприятного открытия.

— Но откуда нам знать, приняли ли его на другой стороне?

Алексия вынула из ложа резонатора совершенно неповрежденный многогранный кристаллический золотник.

— Должно быть, это для связи с Вестминстерским роем.

Она положила золотник в потайной карман парасоля, по соседству с тем, где уже лежал другой, для связи с лордом Акелдамой. Потом, задумчиво хмурясь, она извлекла этот второй золотник и принялась его разглядывать, так и сяк вертя в руке, на которой была надета перчатка. Что там было в послании лорда Акелдамы, когда они проверяли, удалось ли мадам Лефу исправить передатчик? Что-то про мышей? Да, про мышей, только летучих. Это старомодный жаргон для обозначения вампиров. Если лорд Акелдама действительно, как она думала, следил за Вестминстерским роем, мог ли он тоже получить сообщение насчет мумии? И если да, на руку им это или совсем наоборот?

Есть лишь один способ это выяснить: отправить ему послание и посмотреть, ответит ли он.

Конечно, время передачи, которое они оговаривали, давно миновало, но аппарат лорда Акелдамы принимает все, что посылают, когда включен и настроен на соответствующую частоту. Если лорд перехватил какое-то важное сообщение, он наверняка ждет теперь, что Алексия с ним свяжется.

Попросив мужа, чтобы тот сделал ей любезность и вел себя настолько тихо, насколько подобное в его силах, Алексия сопроводила просьбу выразительным взглядом, который намекал на возможность серьезных последствий, и взялась за дело. Теперь она работала с эфирографом уже почти профессионально и очень быстро подготовила свое сообщение к отправке. На этот раз вставить золотник лорда Акелдамы в ложе, а пластину с текстом — в рамку оказалось совсем не так трудно. Сообщение состояло из двух частей: вопросительного знака и слова «Алексия».

Так только передача завершилась, леди Маккон перешла в приемный отсек. Граф тем временем просто стоял перед эфирографом, сложив руки на груди и наблюдая за разодетой женой, которая суетилась, подкручивая какие-то ручки и щелкая внушительного вида переключателями. Может, он даже и одобрял ее синечулочные интересы, но понять их не мог совершенно. Например, эфирограммы отправляли для него в БРП те, кому это было положено по долгу службы. Однако леди Маккон, похоже, держала все происходящее под контролем. Между стеклами с магнитным порошком буква за буквой стало появляться ответное послание, и она поспешно записывала все, что видит. Послание оказалось самым длинным из всех, что ей доводилось получать. Чтобы его принять, потребовалось порядочно времени, а разбираться с тем, где заканчивается одно слово и начинается другое, пришлось еще дольше. Покончив наконец с этим делом, леди Маккон принялась смеяться. «Лепесточек мой!» Даже находясь на другом конце Британии, она ощутила, что первое слово нужно писать курсивом. «Вестминстерская шарманка не играет, благодарите Биффи и Лайалла. Вечно ваш А.».

— Фантастично! — широко улыбнувшись, сказала леди Маккон.

— Что такое? — В дверь приемного отсека просунулась голова мужа.

— Мой любимый вампир с помощью твоего достославного беты умудрился вонзить свои клыки в передатчик Вестминстерского роя. Последнее сообщение Анжелики там так и не получили.

Лорд Маккон помрачнел и нахмурился:

— Рэндольф работает с лордом Акелдамой?

Супруга похлопала его по руке:

— Ну, в этом отношении он куда лояльнее, чем ты.

Лорд нахмурился еще сильнее.

— Это точно. — Он помолчал и добавил: — Что ж, ладно, тогда позволь мне просто… — Поскольку пластина с посланием Анжелики до сих пор была у него в руках, он скрутил эту опасную вещь в трубочку (при этом красиво проступили впечатляющие мускулы) и мял до тех пор, пока не превратил ее в металлический комочек. — Лучше бы нам это расплавить, — сказал он, — просто из соображений безопасности. — Потом он посмотрел на жену. — Кто-то еще знает?

— Про мумию? — Она задумалась и закусила губу. — Лахлан и Шиаг. Возможно, лорд Акелдама и профессор Лайалл. И Айви, да только у нее своеобразная манера восприятия.

— Значит, можно сказать, что по-настоящему неопровержимой информации нет?

— Именно так.

Они улыбнулись друг другу. Алексия выключила устройство, и супруги неторопливо направились наверх.

— Мисс Хисселпенни сбежала.

Накануне ночью после всеобъемлющей сумятицы все разошлись по своим постелям. Тех, кто до сих пор находился под воздействием Анжеликиного снотворного, члены стаи разнесли по спальням. Потом большинство обитателей замка проспало до вечера — кто из-за инстинктов, вынуждающих недолюбливать солнце, а кто просто потому, что совершенно измотался.

Когда Алексия собралась в первый раз за день поесть, как раз пришло время чаепития, а солнце только что село. Казалось, старая привычка к ночному образу жизни будто по волшебству нагнала ее и здесь, на Шотландском нагорье.

Кингэйрская стая стремительно уминала горячую копченую селедку, каждый, в переносном смысле, держал хвост пистолетом оттого, что вновь обрел способность обзаводиться хвостом в буквальном смысле. Даже леди Кингэйр вроде бы пребывала в улучшившемся расположении духа. Во всяком случае, ей определенно доставило удовольствие сообщить новость о том, что ранним утром, пока вся честная компания спала, Танстелл и Айви отбыли в направлении деревушки Грента-Грин, где можно пожениться без обычных английских формальностей.

— Что? — искренне удивившись, гаркнула леди Маккон.

Айви, конечно, глупа, но неужели до такой степени?

Фелисити (надо признать, в хаосе минувшей ночи Алексия совершенно о ней забыла) подняла глаза от своей тарелки.

— Да, сестричка, а что такого? Она передала тебе записку, естественно, через меня.

— Проклятье, неужели?

Алексия выхватила из затянутой в розовую перчатку руки сестры исписанный клочок бумаги. Фелисити улыбалась, наслаждаясь тревогой леди Маккон.

— Мисс Хисселпенни, — заговорила она, — должно быть, была в ужасно расстроенных чувствах, когда это писала. Я насчитала не меньше десятка восклицательных знаков.

— Но отчего же, скажи на милость, дорогая сестричка, она передала записку через тебя? — с этими словами Алексия села и положила себе маленький кусочек хаггиса.

Вгрызавшаяся в маринованную луковицу Фелисити пожала плечами:

— Может, потому что лишь я одна придерживаюсь принятого в приличном обществе распорядка дня?

Алексия немедленно заподозрила неладное:

— Фелисити, ты что, как-то подстрекала их к тому, чтобы совершить этот опрометчивый поступок?

— Кто, я? — сестра сделала большие глаза и заморгала. — Никогда в жизни.

Леди Маккон не сомневалась, что если Фелисити приложила к этому руку, то из злого умысла. Она провела ладонью по лицу.

— Мисс Хисселпенни пропадет.

Фелисити заулыбалась:

— Да-да, так и будет. Я знаю, от их союза ничего хорошего ждать не приходится. Мне никогда не нравился мистер Танстелл. Я даже не глядела на него, мне такое не могло и в голову прийти.

Алексия скрежетнула зубами и развернула записку Айви.

Все за обеденным столом как зачарованные уставились на нее, еще активнее зашевелив челюстями. Селедка убывала с катастрофической скоростью.

«Дорогая Алексия! — гласила записка. — О, прошу, прости меня, ведь чувство вины уже терзает самые сокровенные глубины моей души! — Леди Маккон фыркнула, стараясь не рассмеяться. — Мое растревоженное сердце плачет! — Боже, Айви определенно разошлась. — Даже кости пылают огнем греха, который я вот-вот совершу. О, зачем мне вообще мои кости? Я потеряла себя в этой всепоглощающей любви. Наверное, тебе непонятно подобное чувство! Но все же, дражайшая Алексия, попытайся понять, что я подобна нежному цветку. Брак без любви прекрасно подходит людям вроде тебя, но я в нем зачахну и увяну. Мне нужен мужчина с душой поэта! Я просто не такая стойкая, как ты. Я ни мгновения больше не могу без моего возлюбленного! Жизнь вынуждает меня уйти через задний проход, потому что я должна пожертвовать всем, что у меня есть, ради человека, которого обожаю! Молю, не суди меня строго! Всему виной одна лишь любовь! Айви».

Леди Маккон передала записку мужу. Тот прочел всего пару слов и расхохотался.

Алексия, сверкнув на него глазами, сказала:

— Тут дело серьезное, дорогой муж. Задействован задний проход. Лично ты лишился камердинера, не говоря уже о том, что стая Вулси потеряла многообещающего клавигера.

Лорд Маккон промокнул глаза тыльной стороной ладони.

— Ну Танстелл, ну дуралей! Он никогда не был особенно хорошим клавигером, во всяком случае, я всегда сомневался на его счет.

Леди Маккон забрала у него Айвино письмо.

— Но нам следует посочувствовать бедному капитану Фезерстоунхофу.

Лорд Маккон пожал плечами:

— Следует ли? Как по мне, он дешево отделался. Только представь, иначе ему до конца жизни пришлось бы смотреть на все эти шляпы.

— Коналл! — жена с упреком шлепнула его по руке.

— Что? — воинственно отозвался граф.

— Ты понимаешь, что мы оказались в очень деликатном положении? Ведь Айви была на моем попечении. Мы должны сообщить ее родителям об этой удручающей истории.

Лорд Маккон снова пожал плечами.

— Скорее всего, новобрачные вернутся в Лондон раньше нас.

— Думаешь, после Гретна-Грин они направятся туда?

— Ну, Танстелл едва ли откажется от сцены. Кроме того, все его пожитки в замке Вулси.

— Бедная Айви! — вздохнула леди Маккон.

— Почему это она бедная?

— Дорогой мой, даже ты должен признать, что ее положение в обществе ухудшилось.

Лорд Маккон поднял брови:

— Я всегда считал, дорогая моя, что твоя подруга склонна к театральности.

Алексия поморщилась.

— Думаешь, она присоединится к нему на подмостках?

И опять лорд Маккон пожал плечами. Фелисити, которая жадно прислушивалась к их разговору, со звоном положила вилку на опустевшую тарелку.

— Ну и ну! Вы хотите сказать, что она не совсем уничтожена?

Лорд Маккон лишь улыбнулся на это.

— А знаешь что, муженек, — покосившись на сестру, заявила леди Маккон, — не исключено, что ты прав. Из нее вполне может получиться хорошая актриса. У нее определенно подходящая для этого внешность.

Фелисити встала из-за стола и прошествовала вон из комнаты.

Лорд и леди Маккон обменялись улыбками.

Алексия решила, что сейчас не самое плохое время для другого важного разговора.

— Коналл, — сказала она, подкладывая себе еще кусочек хаггиса и старательно избегая копченой рыбы: живот, не до конца оправившийся от перелета, все еще слегка крутило, но тело следовало кормить.

— Ау? — Граф навалил на свою тарелку мясо различных убиенных тварей.

— Мы скоро уезжаем, не так ли?

— Ага.

— Тогда тебе пора укусить леди Кингэйр, — без обиняков отважно заявила Алексия, нарушив тихий гул голосов за обеденным столом: все немедленно начали орать, причем каждый свое.

— Женщину не превратить в оборотня, — возразил Дув.

— Она наша единственная альфа, других у нас не осталась, — добавил Лахлан.

Это прозвучало так, будто альфа — кусок говяжьей вырезки, который можно приобрести в мясной лавке.

Леди Кингэйр ничего не сказала. Она побледнела, но сохраняла решительный вид.

Алексия все с той же отвагой приподняла мужнин подбородок рукой в перчатке, превращая его в смертного и заставляя посмотреть на нее.

— Это нужно сделать, невзирая на обычаи стаи и твою гордость оборотня. Прими мой совет в этом деле; вспомни, ты же женился на мне из-за моего здравого смысла.

Граф заворчал, но не стал мотать головой, чтобы освободиться.

— Я женился из-за твоего тела, и чтобы ты наконец закрыла свой рот. Только посмотри, что из этого вышло!

— Ах, Коналл, как мило с твоей стороны было это сказать!

Тут леди Маккон закатила глаза и поспешно поцеловала его прямо в губы на виду у всех трапезничающих. Это был лучший способ заставить стаю замолчать, потому что все онемели от шока. Даже Коналл лишился дара речи, застыв с приоткрытым ртом.

— У меня для вас хорошая новость, леди Кингэйр, — сказала Алексия. — Мой муж согласен вас укусить.

Ошеломленную тишину нарушил смех беты.

— Сдается мне, она настоящая альфа, хоть и родилась разрушительницей проклятия. Никогда не думал, что увижу тебя под башмаком, старый волчара.

Лорд Маккон медленно встал и подался вперед, испепеляя Дува взглядом:

— Хочешь еще раз испытать меня в драке, щенок? Волком я побью тебя не хуже, чем человеком.

Дув быстро повернулся к нему боком, обнажая шею. Похоже, в этом у него с графом разногласий не было.

Лорд Маккон направился к месту во главе стола, где неподвижно, с прямой спиной сидела на своем стуле леди Кингэйр.

— Ты уверена, девонька? Ты понимаешь, что перед тобой сейчас, возможно, стоит твоя смерть?

— Нам нужен альфа, дедушка. — Шиаг подняла на него взгляд. — Кингэйру никак без альфы, мы не выживем. Я последний шанс этой стаи, и к тому же я Маккон. А ты перед нами в долгу.

Лорд Маккон тихо, низко прорычал:

— Ничего я вам не должен. Но ты, девонька, последняя в моем роду. Пора мне подумать и о твоих желаниях.

— Ну наконец-то, — тихонько вздохнула леди Кингэйр.

Коналл медленно кивнул. А потом перекинулся. Но не окончательно. Не ломались кости, тело не перетекало из одной формы в другую, на теле не вырастала шерсть — нигде, кроме головы. Только она одна и трансформировалась: нос удлинился, уши вытянулись кверху, а глаза из светло-карих стали желтыми, волчьими. В остальном его вид остался вполне человеческим.

— Вот тебе и на! — воскликнула леди Маккон. — Ты что, собрался сделать это прямо тут и прямо сейчас? — Она сглотнула. — За обеденным столом?

Никто ничего не сказал на это. Все прекратили жевать — а отвратить шотландца от еды может лишь чрезвычайно серьезное дело. И стая, и ее клавигеры замолчали и подобрались, не сводя пристальных взглядов с лорда Маккона. Они выглядели так, будто могут усилием воли довести предстоящую метаморфозу до успешного завершения. Или так, будто вот-вот извергнут из своих организмов все, что слопали до этого.

А потом лорд Маккон приступил к пожиранию своей прапраправнучки.

Описать это какими-то иными словами было невозможно.

Широко раскрыв полные ужаса глаза, Алексия смотрела, как ее муж, с головой волка на человеческом теле, начал кусать леди Кингэйр за шею. Кусать и жевать. Никогда прежде Алексии даже в голову не могло прийти, что она увидит нечто подобное. А ведь все происходило прямо тут, в столовой, когда со стола еще не убрали тарелки. Из разорванного горла леди Кингэйр по шее текла кровь, пропитывая кружевной воротничок и темным пятном расползаясь по шелковому лифу платья.

Граф Вулси терзал Шиаг Маккон, и никто из стаи не вступился за нее, не встал на ее защиту. Сама Шиаг сопротивлялась — сработал инстинкт самосохранения, от которого никуда не денешься. Она царапала и колотила Коналла, но тот никак не реагировал и оставался невредим, ему нипочем были эти жалкие человеческие потуги. Он просто положил ей на плечи большие ладони — самые обычные, без всяких когтей — и продолжал свое дело. Его длинные белые зубы впивались в тело, прогрызая кожу и мышцы до самых костей. Кровь пачкала морду, заливала шерсть.

Леди Маккон не могла оторвать взгляд от этого жуткого зрелища. Казалось, кровь была повсюду, и ее медный запах прорывался сквозь запахи хаггиса и копченой сельди. Алексия уже могла различить внутреннее строение шеи терзаемой женщины, будто на каком-то кошмарном уроке застольной анатомии. Шиаг прекратила сопротивление, глаза ее закатились так, что видны были лишь одни белки. Ее голова, почти отделившаяся от тела, опасно завалилась на одну сторону. Потом из пасти Коналла высунулся розовый язык, будто все происходящие было ерническим фарсом издевательства над смертью. Как дружелюбный пес, граф принялся лизать плоть, которую рвал лишь мгновение назад. Он облизывал лицо Шиаг и ее полуоткрытый рот, размазывая волчью слюну по зияющим ранам.

«Я никогда больше не смогу исполнить свой супружеский долг, только не с этим мужчиной!» — думала Алексия, которая не могла отвести взгляда широко раскрытых глаз от этой омерзительной картины. А потом, совершенно неожиданно и даже не поняв, что произошло, она на самом деле упала в обморок. В настоящий, честный и неподдельный обморок, не сходя с места, лицом в недоеденный хаггис.

Леди Маккон моргнула, приходя в сознание, и увидела, что перед ней маячит озабоченное лицо мужа.

— Коналл, — проговорила она, — пожалуйста, не пойми меня неправильно, но это было самое отвратительное, что я видела в жизни.

— А ты когда-нибудь присутствовала при рождении ребенка?

— Конечно же нет. Что за непристойности ты говоришь!

— Тогда, возможно, ты спешишь с выводами.

— И как? — Алексия слегка приподнялась и осмотрелась.

Похоже, ее перенесли в одну из малых гостиных и положили на парчовый диванчик далеко не первой молодости.

— Что «и как»?

— Получилось? Метаморфоза сработала? Шиаг выживет?

Сидевший на корточках лорд Маккон слегка отстранился.

— Поразительная редкость — альфа-самка оборотень. Даже в наших устных преданиях редко встречается. Ты знала, что Боудикка[9] была альфой?

— Коналл!

В поле зрения Алексии возникла волчья голова. С этим зверем леди Маккон не была лично знакома. Это было угловатое, поджарое создание с седоватой мордой, мускулистое и крепкое, несмотря на явные признаки возраста. Леди Маккон приподнялась еще сильнее, прислонившись к подушкам.

Шея зверя была в крови, на шерсти запеклась темно-красная корка, но никаких ран видно не было, как будто кровь принадлежала кому-то другому. Можно считать, что так оно и было, ведь фактически Шиаг стала теперь сверхъестественной, а следовательно, другим существом.

Леди Кингэйр смотрела на Алексию, свесив язык из пасти. Алексия подумала, не почесать ли волчицу за ушком, и решила не рисковать, учитывая репутацию и положение Шиаг в ту пору, когда та еще была смертной. Она посмотрела на мужа. Похоже, за время ее беспамятства тот хотя бы сменил рубашку и умылся.

— Я так понимаю, это сработало?

Граф широко улыбнулся.

— Первая успешная метаморфоза, которую я произвел за долгие годы, и к тому же с альфа-самкой. Завывалы со всего света будут воспевать это событие.

— Кто-то весьма доволен собой.

— За исключением того, что мне следовало бы помнить, как тягостны метаморфозы для непосвященных. Прости меня, моя радость. Я не хотел тебя огорчать.

— Фу-ты ну-ты, ерунда какая. Дело вообще не в этом. Я не из тех, кто лишается чувств от вида пары капель крови. У меня просто немного закружилась голова.

Лорд Маккон придвинулся к ней поближе и погладил ее по щеке.

— Алексия, ты больше часа была совершенно без сознания. Мне пришлось послать за нюхательной солью.

К дивану подошла мадам Лефу и тоже опустилась на корточки возле Алексии.

— Вы заставили нас переволноваться, миледи.

— Так что произошло?

— Ты лишилась чувств, — обвиняющим тоном заявил лорд Маккон, будто она совершила ужасное преступление, направленное лично против него.

— Нет, я про метаморфозу. Что я пропустила?

— Ну, — начала мадам Лефу, — это страшно захватывающая история. Сперва раздался громкий раскат грома, блеснула яркая голубая молния, и…

— Хватит этой чепухи, — отрезал лорд Маккон. — Вы рассказываете, будто роман читаете.

Мадам Лефу вздохнула.

— Ладно, Шиаг начала биться в конвульсиях, а потом замертво рухнула на пол. Все стояли вокруг и таращились на тело, пока оно внезапно не стало превращаться в волчье. Шиаг сильно кричала — я так понимаю, первое превращение хуже всего. Потом мы поняли, что вы в обмороке. Лорд Маккон закатил истерику, и мы все переместились сюда.

Леди Маккон устремила на мужа осуждающий вздор.

— Как ты посмел, да еще в день метаморфозы собственной внучки!

— Ты лишилась чувств, — сказал он опять с обидой.

— Вздор и ерунда, — резко ответила его жена. — Я никогда не лишаюсь чувств.

На ее лицо постепенно возвращались краски. Право же, кто бы мог подумать, что она может так посереть?

— А как насчет того случая в библиотеке, когда ты убила вампира?

— Я притворялась, и тебе это известно.

— А как насчет той истории, когда мы пошли в Британский музей после закрытия и я зажал тебя в углу возле мраморов Элгина?[10]

Леди Маккон закатила глаза.

— Это был совершенно другой случай, я лишилась тогда вовсе не чувств.

— Именно это я и имею в виду! — принялся шумно злорадствовать Коналл. — Ты никогда не лишаешься чувств, потому что ты не из тех женщин, которые подвержены обморокам. Что с тобой происходит? Ты больна? Я запрещаю тебе болеть, жена!

— Ох, ладно, довольно этой суеты. Со мной все в полном порядке. Я просто чуть-чуть не в себе после перелета на дирижабле. — И Алексия приподнялась еще повыше, пытаясь разгладить юбки и игнорировать руку мужа, которая все еще ее поглаживала.

— Возможно, кто-то опять пытался тебя отравить.

Алексия решительно замотала головой.

— Не Анжелика подсыпала мне яду, и не мадам Лефу украла мой дневник на борту дирижабля, поэтому я думаю, что злоумышленник не последовал за нами в Кингэйр. Считайте это чутьем запредельной. Нет, муженек, никто меня не травил. Я просто немножко ослаблена, вот и все.

Мадам Лефу фыркнула, переводя взгляд с одного супруга на другого, будто те спятили. Потом она сказала:

— Она просто немножко беременна, вот и все.

— Что?! — воскликнул лорд Маккон, и Алексия эхом подхватила его возглас.

Она перестала разглаживать свои юбки, а лорд Маккон перестал гладить щеку жены.

Французская изобретательница с искренним изумлением смотрела на них:

— Вы что, не знали об этом? Ни один, ни вторая?

Лорд Маккон решительно и резко отшатнулся от жены и выпрямился, вытянув по швам напряженные руки. Алексия сердито посмотрела на мадам Лефу.

— Хватит болтать ерунду, мадам! Я не могу быть беременной. Это неосуществимо с научной точки зрения.

На щеках мадам Лефу появились ямочки.

— Я наблюдала Анжелику, когда она была в тягости. У вас все признаки интересного положения: тошнота, слабость, и фигура пышнее стала.

— Как? — неподдельно поразилась леди Маккон.

Действительно, ее слегка подташнивало и без всяких видимых причин отвращало от некоторых продуктов, но неужели мадам Лефу права? Алексия предположила, что такое не исключено. В конце концов, ученые могли и ошибиться: бездушных женщин известно совсем немного, и ни одна из них не была замужем за оборотнем.

Неожиданно заулыбавшись, она повернулась к мужу:

— Ты понимаешь, что это значит? Оказывается, я нормально переношу дирижабль, а плохо на борту мне было из-за беременности. Фантастика!

Но ее муж отреагировал на новость совсем не так, как она ожидала. Он явно злился, но не той злостью, которая вынуждала его взрываться, или орать, или перекидываться в волка, или реагировать еще каким-то нормальным для него образом. Эта злость заставила его примолкнуть, побледнеть и задрожать. И это ужасно, просто ужасно пугало.

— Как? — рявкнул он, обращаясь к жене и пятясь он нее, будто она заразилась какой-то страшной болезнью.

— Что значит «как»? Уж это должно быть совершенно ясно даже тебе, невозможный ты человек! — закричала в ответ Алексия.

Она тоже разозлилась. Разве не предполагается, что муж должен прийти от такого известия в восторг? Ведь это же настоящее научное чудо! Ведь так?

— Мы лишь говорим, что я становлюсь смертным, когда до тебя дотрагиваюсь, за неимением лучшего термина. На самом деле я уже мертв, или по большей части мертв. Мертв несколько сотен лет. Ни у кого из сверхъестественных никогда не было потомства. Никогда. Такое просто невозможно.

— Так ты считаешь, что это не твой ребенок?

— Погодите, милорд, не надо спешить, — попыталась вмешаться мадам Лефу, касаясь маленькой ручкой руки лорда Маккона.

Тот с рычанием стряхнул ее ладонь.

— Конечно, это твой ребенок, болван!

Теперь Алексия пришла в ярость. Если бы она не чувствовала такой слабости, то встала бы и принялась метаться по комнате. Рука сама собой пыталась нащупать парасоль. Быть может, врезав им по толстому черепу мужа, она сможет вбить туда немного благоразумия.

— Судя по тысячелетней истории и опыту, ты врешь, жена.

Леди Маккон только фыркнула от обиды. Она была в таком смятении, что не могла даже найти слов — совершенно новое и нетипичное для нее состояние.

— Кто он? — хотел знать Коналл. — С каким хлюпиком из дневного народа ты блудила? Это кто-то из моих клавигеров? Или один из этих пуделей паршивых, трутней лорда Акелдамы? Потому-то ты вечно к нему и таскаешься, да? Или это просто какой-то молокосос с улицы, балабол какой-нибудь?

Потом он принялся называть ее словами, которые были куда более грязными и оскорбительными, чем все, что она слышала в жизни, и уж в особенности применительно к себе — а ведь за последний год Алексия существенно расширила свой запас ненормативных выражений. Это были ужасные, жестокие слова, и по большей части она понимала их значение, хоть и не была знакома с подобной терминологией.

Коналл нередко совершал при ней жестокие поступки, среди которых была и недавняя направленная на женщину жестокость за обеденным столом, пусть и с целью метаморфозы, но Алексия никогда прежде не боялась мужа.

А сейчас она его боялась. Он не пытался приблизиться к ней, наоборот, пятился к дверям, но сжатые в кулаки руки побелели, глаза стали волчьими, желтыми, а клыки удлинились. Алексия почувствовала безмерную благодарность к мадам Лефу, которая встала перед графом, закрыв ее своим телом от потока ругательств. Можно подумать, изобретательница могла так оградить ее от всех этих ужасных слов.

А граф стоял на другом конце комнаты и орал на Алексию. Казалось, он отошел так далеко не потому, что не хотел броситься на жену и разорвать ее на части, а потому что боялся поступить так на самом деле. Его желтые глаза настолько побледнели, что стали почти белыми. Алексия никогда раньше не видела, чтобы они были такого цвета. И хотя с его уст слетали грязные ругательства, эти глаза были полны отчаяния и боли.

— Но я же не делала этого, — пыталась объяснить ему Алексия. — И не стала бы. Я никогда бы не пошла на такое. Я не прелюбодейка. Как ты мог даже подумать обо мне это? Я никогда не поступила бы так.

Но ее заверения в собственной невиновности, казалось, лишь ранили графа. В конце концов его широкое добродушное лицо скривилось, а у носа и рта залегли морщины боли, будто он готов был вот-вот заплакать. Коналл вышел из комнаты и захлопнул за собой дверь.

После его ухода воцарилась прямо-таки осязаемая тишина.

Во время всего этого хаоса леди Кингэйр сумела вернуться в человеческую ипостась. Она вышла из-за дивана и на миг остановилась перед Алексией — совершенно голая, прикрытая лишь длинными каштановыми волосами с обильной проседью, свободно ниспадавшими на плечи и грудь.

— Вы должны понять, леди Маккон, — сказала она, холодно глядя на Алексию, — почему я прошу вас покинуть территорию стаи Кингэйр. Может, лорд Маккон когда-то и покинул нас, но он по-прежнему наш. А стая своих защищает.

— Но, — прошептала Алексия, — ведь это его ребенок. Клянусь. У меня никого больше не было.

Шиаг продолжала смотреть на нее тяжелым взглядом.

— Полно вам, леди Маккон. Получше ничего не придумали? Так не бывает. Оборотни потомства не производят. Никогда такого не было и никогда не будет, — с этими словами она повернулась и вышла из комнаты.

Алексия повернулась к мадам Лефу. На лице у нее было написано глубокое потрясение.

— Он действительно считает, что я ему неверна.

Она же сама недавно рассуждала о том, как высоко Коналл ценит верность. Мадам Лефу кивнула.

— Боюсь, большинство сочтет, что он прав. — На ее лице было написано сочувствие, она сжала своей маленькой ручкой плечо Алексии.

— Но это не так, клянусь, это не так.

Француженка поморщилась.

— Я вам верю, леди Маккон. Но я буду в меньшинстве.

— Почему вы верите мне, когда не верит даже муж? — Алексия посмотрела вниз, на собственный живот, и прикрыла его дрожащими ладонями.

— Потому что я знаю, как мало нам известно о запредельных.

— Вы заинтересованы в том, чтобы изучать меня, не так ли, мадам Лефу?

— Вы поразительное создание, Алексия.

Алексия широко раскрыла глаза, стараясь не расплакаться, в голове ее до сих пор гремели слова Коналла.

— Но тогда как такое возможно?

Она прижала обе руки к животу, словно желая, чтобы крошечный младенец внутри нее объяснил, откуда он взялся.

— Я полагаю, лучше всего будет, если мы это выясним. Что ж, давайте выбираться отсюда.

Француженка помогла Алексии встать и, поддерживая, вывела в коридор. Она была неожиданно сильной для такого хрупкого с виду существа, возможно, оттого что постоянно возилась с тяжелыми механизмами.

Они наткнулись на Фелисити, у которой был на редкость мрачный вид.

— Сестрица, тут сейчас был такой ужас, — заговорила она, едва увидев обеих дам. — Я видела, как твой муж просто взял и сломал столик в холле одним ударом кулака. Он разлетелся на тысячи кусочков. — Она склонила голову набок. — Это был до ужаса уродливый столик, но его все равно можно было отдать для благотворительных целей, правда же?

— Мы должны немедленно собрать вещи и уехать, — сказала в ответ мадам Лефу, по-прежнему обнимая Алексию одной рукой за талию.

— Боже милостивый, почему?

— Ваша сестра беременна, и лорд Маккон ее выгнал.

Фелисити нахмурилась.

— Ну, одно из другого не следует.

Мадам Лефу явно хватило пустых разговоров.

— Быстро, девочка, беги и собери свое барахлишко. Нам нужно срочно покинуть Кингэйр.

Спустя три четверти часа позаимствованная в замке Кингэйр карета несла их к ближайшей железнодорожной станции. Лошади были свежие и бежали быстро, несмотря на слякоть и грязь.

Алексия, по-прежнему ошеломленная, открыла окошечко над дверью кареты и, высунув голову наружу, подставила ее порывам ветра.

— Сестричка, не надо этого делать. Ты же погубишь прическу! Хотя с твоими волосами для этого даже ветра не надо, — попыталась затеять перебранку Фелисити. Алексия не обратила на нее никакого внимания, так что она переключилась на француженку: — Что она делает?

Мадам Лефу улыбнулась печальной сухой улыбкой без всяких ямочек:

— Прислушивается.

Она нежно положила ладонь Алексии на поясницу и принялась растирать ее. Но Алексия, казалось, ничего не заметила.

— К чему?

— Она ждет, не завоют ли волки. Не побегут ли следом.

И Алексия действительно прислушивалась, но вокруг была лишь тишина влажной шотландской ночи.