Неизвестная война. Тайная история США

1. Вольный полет стервятников

Победители были настолько великодушны, что тут же объявили амнистию – то есть всех подряд южан расстреливать, как предлагал Тадеуш Стивенс, не будут. Большинство, мол, должно в письменном виде дать присягу в вечной лояльности президенту, после чего будет восстановлено в политических и гражданских правах. Вот только многие, под эту амнистию попадавшие, из гордости отказывались подписывать «смертельное обязательство», а потому оставались лишенными как прав, так и конфискованного имущества.

Амнистии не подлежали члены правительства Конфедерации, лица, дезертировавшие с Севера на Юг, лица, жестоко обращавшиеся с неграми-военнопленными, выпускники военных академий в Вест-Пойнте и Аннаполисе, губернаторы южных штатов, участники «пиратских рейдов на море», а также те «мятежники», что располагали состоянием или годовым доходом в 20 тысяч долларов.

Этим дело не ограничилось: южные штаты обрели некий неопределенный статус, они были официальным образом «исключены» из Союза, но, разумеется, не отпущены на волю, а поставлены под прямой контроль оккупационной администрации. Около ста пятидесяти тысяч южан лишились права голосовать: офицеры, гражданские служащие Конфедерации, все те, кто в 1865 г. заплатил больше двух тысяч долларов налога…

Джефферсон Дэвис просидел в тюрьме около двух лет – непонятно на каком основании. Все это время усиленно ломали голову, в чем же его все-таки можно обвинить, но так и не придумали ничего такого, что прошло бы в суде. Ручных судей найти – не проблема, но нужно было еще учитывать мировое общественное мнение. В конце концов Дэвиса потихоньку выпустили.

Генерал Ли так никогда в жизни и не подал унизительное для себя «прошение о лояльности» – а потому до конца жизни… не имел американского гражданства! Что его, насколько можно судить, нисколечко не волновало. Отвергнув многочисленные предложения занять то или иное тепленькое место с высоким жалованьем, он возглавил на Юге военный колледж имени Вашингтона (теперь – колледж имени Вашингтона – Ли). Самое забавное, что через сто лет (1975), когда близилась двухсотлетняя годовщина независимости США, отдельные политики смекнули, что получается как-то неудобно, – и Роберт Ли официально, специальным решением Конгресса был восстановлен в американском гражданстве (что сам наверняка бы встретил с высокомерным презрением).

Кстати, тогда же, на волне юбилейного угара (1976), американцы решили, что следует как-нибудь особенным образом почествовать великого отца-основателя Джорджа Вашингтона. Памятников и прочих мемориалов имелось уже достаточно, на монетах он и без того давно уже красовался, нарекать его именем очередной университет или корабль показалось банальным…

И тогда янки удивили весь мир. Высшее звание в американских вооруженных силах – пятизвездный генерал. Особым решением Конгресса ввели звание шестизвездного генерала и присвоили его посмертно давным-давно скончавшемуся Вашингтону. Даже в СССР никогда не додумались посмертно присвоить Ленину звание Маршала Советского Союза или наградить орденом «Герой Социалистического Труда»…

Знаменитое Арлингтонское кладбище, где хоронят американских военных, возникло исключительно из-за желания как можно крепче досадить в свое время генералу Ли. Еще весной 1864 г. военный министр приказал главному армейскому квартирмейстеру генералу Мегсу подыскать место для нового воинского кладбища, потому что на двух имеющихся нет больше мест. Мегс, южанин по происхождению, когда-то служил под начальством Ли – но, когда началась война, остался у федералов. Южане брезгливо именовали его предателем, a Мегс, в свою очередь, питал жгучую ненависть к бывшей родине…

Стремясь хоть как-то напакостить бывшему командиру, он выбрал для кладбища поместье Ли в местечке Арлингтон, возле реки Потомак, как раз напротив Вашингтона. И первые захоронения появились у самого крыльца особняка Ли. Естественно, Ли там больше никогда не жил…

Многие, как и Ли, вовсе не собирались давать присягу. Когда бывшего генерала конфедератов Тумбса спросили, почему он «не просит прощения у Конгресса», Тумбс, как пишет Дж. Ф. Кеннеди, «со спокойной величавостью» сказал: «Прощения за что? Я еще сам не простил Северу».

Никоим образом не стоит думать, будто Север и Юг «одинаково» пострадали от войны. В их положении была существеннейшая разница…

Людские потери Юга арифметически были меньше северных – 258 000 человек, но не стоит забывать, что огромную долю убитых у северян составляли иностранные наемники, а не коренные жители страны. Говоря иначе, треть всех солдат Юга, ушедших на войну, погибла. О Севере такого нельзя сказать… (115).

Вообще, американские авторы давно обратили внимание, что Гражданская, собственно говоря, выиграна не Севером, а Западом. Западные штаты Индиана, Иллинойс и Айова послали в федеральную армию, как пишет профессор Коэн, «немыслимый процент своего мужского населения» (83).

Но дело даже не в этом. Американцы, любители статистики, прилежно подсчитали: за время Гражданской произошло 200 400 «сражений и стычек» – от крупных до мелких «боев местного значения». Девяносто девять процентов из них – на территории Юга. Война ведь шла, за редким исключением, на Юге. Целые округа по нескольку раз переходили из рук в руки – а если еще добавить все, что уничтожили солдаты Шермана…

Производство хлопка на Юге упало втрое. Площадь обрабатываемых земель сократилась наполовину. Промышленность, и без того хилая – разрушена. Поголовье скота резко сократилось. Деньги Конфедерации ничего уже не стоили, они вообще перестали быть деньгами – а других у южан не было…

Немало земель у южан было конфисковано. А тем, кто свое каким-то чудом сохранил, пришлось столкнуться с очередной северной придумкой, блестяще описанной в романе М. Митчелл «Унесенные ветром»: налоги начинают брать «от фонаря», сколько вздумается, прикинув, какая сумма для владельца плантации окажется неподъемной, – и вскоре его земля переходит в цепкие ручонки северного спекулянта.

В Луизиане налоги для белых были повышены в десять раз. В Миссисипи – в четырнадцать. В длиннющих очередях за пособием и миской благотворительного супа стояло немало бывших зажиточных хозяев… (170).

Количество южан, умерших в северных лагерях для военнопленных, мне неизвестно – но встречаются редкие упоминания, что их следует считать «многими тысячами». Северные солдаты в южных лагерях тоже умирали – но ничего общего с действительностью не имеет утверждение, будто южане специально уничтожали пленных на манер нацистов. Сэндберг приводит процент смертности: из каждой сотни пленных южан на Севере погибло 12, из каждой сотни северян на Юге – 15. Как видим, примерно одинаковое число, что не укладывается в зловещую версию о «южных зверствах». К тому же следует учесть, что Ю г, в отличие от сытого Севера, голодал – что отразилось и на снабжении пленных. Уж если солдаты Конфедерации жили на одной кукурузе, где было раздобыть для пленных ветчину и кофе, к коим они привыкли в своей благополучной армии?

Не кто иной, как Ленин, который в качестве экономиста все же достоин самого пристального интереса, опубликовал данные, согласно которым размеры средней фермы на Юге (как и количество обрабатываемой земли) уменьшились на добрую треть – а вот на Севере, наоборот, наблюдался подъем (92). Что дало Владимиру Ильичу возможность лишний раз позлорадствовать по адресу «клятых рабовладельцев», которым пришлось несладко. Вот только размер средней фермы в ленинской таблице как раз и показывает, что речь идет не об «олигархах», а именно мелких фермерах…

Когда речь заходила о федеральных субсидиях и кредитах, Северу и Югу доставались, мягко выражаясь, несопоставимые суммы. В 1865 г. США потратили на общественные работы 103 294 501 доллар, из которых Югу досталось лишь 9 469 363. Штат Огайо получил миллион долларов, соседний с ним Кентукки – всего 25 000. Штат Мэн получил три миллиона, Миссисипи – 136 тысяч. Зато правительство выделило 83 миллиона долларов безвозвратных субсидий частным железнодорожным компаниям «Юнион пасифик» и «Сентарл пасифик» – и, как я уже писал, эти денежки моментально куда-то испарились (58).

Вы еще не забыли Закон о гомстедах 1862 г., по которому желающие получали практически бесплатно земельные участки? Когда он вышел во время войны, там было написано, что треть территории южных штатов Алабама, Арканзас, Флорида, Луизиана и Миссисипи как раз и будет отведена для неюжан, желающих там фермерствовать. После чего, как легко догадаться, масса народу дралась с южанами, как черти, рассчитывая, что после победы поселится в тех местах, – за свою будущую землицу дрались, надо полагать, без понукания…

Очень быстро после капитуляции Юга Вашингтон это дело моментально отменил. Без всяких внятных объяснений. По какому-то странному совпадению эти земли едва ли не мгновенно оказались в руках северных лесопромышленников и земельных спекулянтов – еще один штришок, показывающий, для чего на самом деле была развязана война… (58).

В своей замечательной книге «Жизнь на Миссисипи», сугубо документальной, Марк Твен приводит высказывание одного из случайных встречных (наверняка дополненное собственным мнением):

«Раз вечером в клубе один господин, обратясь ко мне, сказал конфиденциально:

– Вы, конечно, заметили, что мы почти всегда толкуем о войне. Это не потому, что нам не о чем больше разговаривать, а потому, что ничто другое не интересует нас так сильно. И есть еще причина: во время войны каждый из нас лично перенес, кажется, все виды человеческих испытаний, следовательно, о каком бы постороннем предмете вы ни упомянули, он непременно напомнит кому-нибудь из слушателей о чем-либо, случившемся во время войны – и он захочет рассказать об этом. Так разговор постоянно снова переходит на войну… результат один: любая выбранная наугад тема расшевелит в памяти каждого из присутствующих груз воспоминаний о войне…» (161).

Вот в этом и крылось принципиальнейшее различие: на Юге с войной соприкоснулся практически каждый, а для Севера она была чем-то абстрактным, происходившим где-то далеко и касалась лишь родственников воевавших, которых насчитывалось на несколько порядков меньше, чем южан…

И начался великий грабеж, который можно сравнить только с российским раскулачиванием: по некоторым позициям так много общего, что оторопь берет…

Согласно планам Линкольна, разработанным им незадолго до смерти, южным штатам после окончания войны предстояло вновь послать своих представителей в Конгресс. На Юге провели выборы, представители приехали в столицу.

Однако на заседания допущены не были – им объяснили, что они какие-то неправильные, и выборы были неправильные, и сам Юг какой-то неправильный. Инициатором этого решения был Тадеуш Стивенс, «бешеный номер один».

Законно избранных южных конгрессменов отправили домой. Юг был разделен на пять оккупационных округов, возглавлявшихся федеральными генералами, которые получали всю власть – от возможности регулировать цены на мороженое, до права выносить смертные приговоры (которые, правда, утверждал все же президент). Было объявлено, что режим военной диктатуры сохранится до тех пор, пока южане не примут новые, «демократические» конституции своих штатов. И только тогда, как там же говорилось, они будут «вновь приняты в Союз». Так что Юг, повторяю, оставался непонятно чем – оккупированной территорией, и не более того. Еще в 1868 г. такое положение сохранялось…

Как и большевики впоследствии, северяне начали с грабежа южных церквей – речь шла не об отдельных зданиях, а о целых конфессиях, чье имущество конфисковывалось и передавалось «правильным» церквям Севера. Протестантскую епископальную церковь Юга запретили вообще – именно ее епископом был генерал южан Полк, героически погибший в бою… (61).

Вскоре появились комиссары – как в таком деле без них?

На Юг неисчислимыми толпами хлынули жадные голодранцы, которые остались в истории под презрительной кличкой «саквояжники» или «мешочники» – потому что приезжали с пустым саквояжем или пустым мешком, а уезжали богачами. Желающий может сам для себя перевести американское «carpetbaggers», как ему покажется вернее…

(Как обычно во времена всевозможных междоусобных заварушек и случается, часть из них составляли южане, бывшие надсмотрщики за рабами и прочая шелупонь, ухитрившаяся выдать себя за «стойких борцов против рабства». Но гораздо больше было северных мошенников, почуявших неплохую поживу.)

Самые примитивные предпочитали хапнуть по мелочи и побыстрее смыться. Один такой субъект заявился в один из округов штата Алабама, таща на плече связку разноцветных колышков, и объяснил неграм, что он не кто иной, как особый уполномоченный президента, намеренный разделить землю между бывшими невольниками. Достаточно, мол, забить эти колышки на любом участке или ферме, которые покажутся подходящими, – и без всякой бумажной волокиты вступить во владение землей.

Как кто-то, наверное, уже догадался, колышки прохвост не даром раздавал, а продавал за скромные суммы: обычно за три доллара, но мог, поторговавшись, согласиться и на один.

«Многие легковерные и доверчивые цветные заплатили за эти небольшие колышки, забили их в землю на участках своих белых соседей, и некоторые из них начали обрабатывать эти новообретенные плантации. Нетрудно догадаться, каковы были результаты» (93).

Но так, конечно, действовала вовсе уж мелкая шпана, напоминающая портного из анекдота, который на вопрос, что бы он сделал, став царем, простодушно ответил, что украл бы из кассы сто рублей и убежал…

Люди солидные на такое не разменивались. Они моментально смекнули, что для долгого и систематического воровства следует не колышки неграм продавать за смешные копейки, а заполучить, как выражался дед Щукарь, «портфелю»…

Дело в том, что федеральное правительство в своей несказанной заботе о разнесчастных освобожденных невольниках организовало так называемое Бюро освобождения. Предполагалось, что это будет общественная организация, поголовно состоящая из энтузиастов и гуманистов, которые в тяжких трудах облегчат жизнь бывшим рабам…

Черт его знает, как это получилось, но отчего-то возникла не когорта святых подвижников, а огромнейшая чисто бюрократическая контора, которая быстро довела дело до того, что теперь освобожденный негр от нее зависел буквально во всем. Хотел ли он жениться или переехать в другое место, требовалась бумажка от Бюро освобождения.

Вдобавок именно через Бюро проходили колоссальнейшие денежные средства, выделяемые федеральным правительством на продовольственную и иную помощь неграм… Конечно, грошик-другой доходил и до чернокожих, но мешок долларов, откуда этот грошик был взят, волшебным образом испарялся, причем по документам все было в порядке – если верить документам, каждый черный ежедневно ел устриц и попивал шампанское…

Вдобавок Бюро занималось еще и тем, что пристраивало в хорошие руки политически благонадежных северян конфискованные у «мятежников» земли и прочее имущество.

Даже благонамереннейший советский историк тридцатых годов, исправно следующий основным штампам, меланхолично констатирует: «Трудно сказать, что было хуже – диктатура помещиков или диктатура жуликов» (56). Для советского ученого, да еще начала тридцатых – вольнодумство поразительное…

Когда выборы все же разрешили, получилась печальная комедия. Всевозможные политиканы, нахлынувшие с Севера, раздав неграм пару долларов и угостив как следует виски (а недовольных из числа белых запугав с помощью федеральных войск и «саквояжников»), захватывали посты губернаторов и конгрессменов. И начиналось…

Некто Эймс, зять «нью-орлеанского мясника» генерала Батлеpa, именно таким образом был «избран» губернатором Миссисипи. После чего «министром просвещения» штата был назначен некий Кардоза, которого нью-йоркская полиция разыскивала за воровство, а вице-губернатором и статс-секретарем стали бывшие рабы, кажется, не знавшие грамоты. Сам губернатор, обеспечив себя столь надежными кадрами, которые либо не умели работать с отчетностью и проверять всевозможные сметы, либо не видели ничего худого в том, чтобы запустить руку в казну, занялся собственными делами. Именно при нем налоги были увеличены в четырнадцать раз. Кончил, говорят, миллионером.

Его коллега, «демократически избранный» губернатор Луизианы, при жалованье в восемь тысяч долларов оказался через год обладателем состояния в сто тысяч – простодушно объясняя при этом, что он откладывал и копил, копил и откладывал, во всем себе отказывая…

Позже, во время президентских выборов 1876 г., возглавляемые «саквояжниками» правительства Южной Каролины, Луизианы и Флориды фальсифицировали избирательные бюллетени, благодаря чему в Белый дом прошел «нужный» кандидат. Оппозиция взъярилась, раздобыла неопровержимые доказательства и представила их сенатской комиссии – но поскольку оппозиция состояла из южан, а сенатская комиссия – из членов той же республиканской партии, что и победивший кандидат, дело замяли (о чем писал в своей книге Дж. Ф. Кеннеди).

Кстати, как раз Кеннеди в своей книге назвал происходившее после войны «закабалением и эксплуатацией Юга»…

Радикалы на Севере не унимались, твердя с пеной у рта, что «доверять Югу нельзя», что Югу следует неустанно «мстить». Однажды они, не надеясь на собственное ораторское искусство, запустили в Конгрессе должным образом подготовленного ветерана войны (настоящего или липового – неизвестно), и он долго стращал конгрессменов рассказами про кровожадных южан, которые едят по утрам северных младенцев и наводят порчу на вынутый след президента. При этом он старательно размахивал своей окровавленной рубашкой: вот она, мол, кровь, пролитая на полях сражений с монстрами-плантаторами!

Сенатор Джим Лейн из Канзаса, даром что член Республиканской партии, оказался врагом народа… северного народа, понятно. Его главные прегрешения состояли в том, что он поддерживал планы Реконструкции Юга, которые проводил в жизнь преемник и соратник Линкольна президент Джонсон. Да вдобавок требовал признать избранное южанами правительство штата Арканзас, мотивируя это тем, что выборы были свободными и прошли без нарушений. Как ни объясняли ему товарищи по партии, что арканзасское правительство все равно неправильное, потому что оно им не нравится, честный сенатор гнул свое. Его затравили, ошельмовали, обвинили в финансовых злоупотреблениях, и кончилось все тем, что Лейн покончил с собой…

Военный министр Стэнтон открыто вел дело к тому, чтобы стать диктатором оккупированного Юга. Президент Джонсон его уволил было, назначив на его место Гранта, – но Стэнтон, забаррикадировавшись у себя в кабинете, призвал на помощь радикалов из Конгресса. После чего только принципиальная позиция одного из сенаторов спасла президента от импичмента…

Ах, да, я совсем забыл упомянуть об одном крайне важном обстоятельстве. Победившие северяне чернокожих невольников, конечно, освободили (добрейшие люди!), но – без земли…

Теперь свобода у негров была – но ее, как известно, на хлеб не намажешь и в похлебку не покрошишь. Когда у человека нет ничего, кроме свободы, жить ему не так уж и приятно…

И вот в 1867 г. Тадеуш Стивенс, неугомонный ястреб, предложил масштабнейший план наделения негров землей. Считали не по головам, а по семьям. Каждая негритянская семья должна была получить участок в пятьдесят акров…

Что же, нашелся наконец благодетель, намеренный одним ударом покончить с негритянской бедностью? Не спешите устраивать бурные, продолжительные аплодисменты, и уж тем более переводить их в овации. Все было гораздо интереснее…

По плану Стивенса, для полного и окончательного облагодетельствования негров следовало конфисковать у южан три четверти принадлежавших им земель, или 394 миллиона акров. Количество негритянских семей, которым предстояло получить участки, определялось примерно в миллион.

Немного несложных арифметических действий. Пятьдесят акров на миллион – пятьдесят миллионов акров. 394 000 000 – 50 000 000 = 344 000 000.

Другими словами, неграм предполагалось передать всего двенадцать с половиной процентов «конфиската». А остальное кому? А остальное, толковал Стивенс, следует за смешные деньги распродать ответственным людям, чтобы пополнить отощавший за время войны государственный бюджет…

В общем, не подлежит сомнению, что под флагом помощи неграм северные дельцы затеяли очередное грандиозное ограбление Юга, намереваясь за бесценок приобрести сотни миллионов гектаров ценной землицы. Сомневаюсь, что неграм при таком раскладе досталась бы хоть мизерная доля обещанного – когда у дельцов разыгрывается аппетит, окружающим не достается и обглоданных начисто костей…

Неизвестно точно, использовали ли Стивенса «втемную» или он прекрасно понимал, что делал. Вероятнее всего, второе – он был дельцом, заводчиком, да и в железнодорожном бизнесе замечен. Как бы там ни было, Конгресс, должно быть, разобрался, что ему предлагают под видом заботы о неграх. Проект Стивенса был отвергнут (подозреваю, дело тут не в редкостном душевном благородстве, а в том, что подсуетились те, кого к участию в грабеже не допустили, и они решили незатейливо: так не доставайся ж ты никому…)

Дж. Ф. Кеннеди отозвался о Стивенсе без малейшего уважения: «Искалеченное, фанатичное воплощение крайностей движения радикальных республиканцев» (77).

Казалось бы, те, кто всерьез озабочен положением негров, могут теперь предложить реальный план наделения чернокожих землей. Однако никто из «благородных северян» так никогда подобного плана и не выдвинул. Практически всё, что предлагалось, при ближайшем рассмотрении оказывалось не особенно и ловко замаскированной попыткой набить собственные карманы. Не за то же, в конце концов, воевали, чтобы каждый ниггер стал вольным собственником-землепашцем…

Фредерик Дуглас говорил: «Когда евреи обрели свободу, им было позволено унести с собой добычу из Египта. Когда крепостные крестьяне в России обрели свободу, им дали по три акра земли, и на этой земле они могли жить и выращивать свой хлеб. Совсем не так обстояло дело, когда дали свободу неграм. Их пустили на все четыре стороны с пустыми руками, без денег, без друзей, без клочка земли. Молодые и старые, больные и здоровые – все они оказались под открытым небом, ничем не защищенные от врагов» (43).

Дуглас, между прочим, как раз и предложил достаточно толковый план: ничуть не утопический, легко выполнимый. Он предложил, чтобы Конгресс провел закон, разрешающий неграм покупать землю в рассрочку, а поскольку денег у негров мало, правительству нужно организовать «Национальную компанию земли и кредита», которая и выдавала бы субсидии. Деньги, по Дугласу, для начала требовались смешные – один миллион долларов.

Конгресс эту идею отверг – и в дальнейшем северяне старательно проваливали любой план, способный вытащить чернокожих из нищеты. Война закончилась победой, цели были достигнуты (то есть с Юга содрали достаточно), а значит, можно было забросить подальше те благородные лозунги, которыми раньше приманивали наивных романтиков…

Серьезные люди старательно пилили деньги. При чем тут голодающие негры? Они свое получили и так: паре сотен из них навесили красивые, блестящие медальки, придуманные генералом Батлером. Серьезные люди полагали, что и этого вполне достаточно для каких-то там черномазых.

А на Юге помаленьку лилась кровь…

2. Свобода без равенства и братства

Серьезные люди с Севера, пообещав неграм конфискованные у мятежников земли, как раз и вытолкнули их вперед в качестве силы, способной все разломать…

Негры купились, и винить их за это не следует: после всего пережитого они были хмельны от свободы и перспективы для себя видели радужные. Тем более что «саквояжники» с добрыми-добрыми глазами неустанно нашептывали нечто, крайне напоминающее куплет «Интернационала»:

Негров толкнули во власть массами – шеренгами, рядами и колоннами. Подавляющее большинство из них были неграмотны – семь из каждых восьми. Но из них комплектовались «конституционные конвенты» – собрания, которым предстояло принять новые конституции южных штатов. Вудро Вильсон отмечал потом, что депутатами сплошь и рядом становились «лица, которые могли написать лишь свое имя и не имели ни малейшего понятия о власти». То есть происходило совершенно то же самое, что впоследствии наблюдалось в революционной России: во власть толпами загонялись люди неграмотные и не имевшие никакого опыта государственной работы, зато безупречные с точки зрения рабоче-крестьянского происхождения. Разница только в том, что в новорожденной Советской России не маячили за кулисами денежные мешки, намеревавшиеся прибрать к рукам страну. А во всем прочем – сходство порой поразительное…

Вильсон: «Негры были главными избирателями. Избранные ими конвенты и правительства, образованные этими конвентами, были созданы для того, чтобы обеспечить власть неграм».

Примечание на полях: «власть негров» с белыми «освободителями» за спиной, подсказывавшими на ухо, какую бумажку следует подмахнуть, – разумеется, в целях будущего устройства райской жизни для бывших рабов…

Из шестнадцати негров, избранных за эти годы в Конгресс США, только четверо закончили университеты на Севере и за границей. Остальные были бывшими рабами, образования не имевшими вовсе. При всех их благих намерениях они, естественно, не могли обойтись без белых подсказчиков…

В законодательном собрании штата Южная Каролина две трети негров-депутатов вообще не умели ни читать, ни писать. При всем сочувствии к бывшим рабам приходится признать, что эти люди все же мало подходили на роль законодателей штата…

Напряженность росла. В штате Миссисипи во время выборов негры шли к избирательным участкам строем, «как солдаты, вооруженные палками и дубинами, некоторые из них со старыми саблями и клинками из обломков кос» (93). Некий негритянский лидер из Виргинии заявил во всеуслышание: «Прежде чем какой-нибудь негритянский ребенок испытает муки голода, улицы Ричмонда будут по колено залиты кровью. И слава богу, что негры научились пользоваться ружьями, пистолетами и шомполами».

Трудно винить белых, которые, видя и слыша все это, выходили на улицу с кольтом в кармане. Именно это стремление к самозащите во времена «разгула демократии» северные комиссары, а вслед за ними и советские историки именовали «активизацией реакционеров»…

И наконец, вышло так, что негры в новых органах власти получили непропорционально большое количество мест, не соответствовавшее численности черных и белых – что белым не прибавило душевного спокойствия и дружелюбия…

Житель Нью-Йорка, посетивший заседание свежеизбранного конгресса Южной Каролины, получил нешуточный шок: спикер был черный, секретарь – «черный и наглый», черных конгрессменов оказалось сто один, а белых – всего двадцать три. При том, что негры составляли примерно сорок процентов населения штата.[6] Обстановка была самая непринужденная: черные конгрессмены «скандалили и бранились, как на пиратском судне».

А где-то в сторонке маячили «саквояжники» – в чьи карманы и утекали огромные денежки из средств Бюро освобождения и многочисленных фондов, якобы служивших для помощи черным. Разумеется, это была не местная самодеятельность – приходилось делиться с «парнями из Вашингтона», а как же иначе, коли от них и зависело щедрое выделение новых траншей…

Законы нарушали не просто демонстративно, а с какой-то показной лихостью, с простодушно-циничным ухарством. Чтобы обеспечить «правильное» большинство в конвенте штата Миссисипи, туда быстро пропихнули двадцать бывших солдат федеральной армии, срочно прибывших с Севера, – они прежде в штате не жили и согласно всем писаным законам не имели права избираться в конвент, но кого это волновало? Главное было – протащить «правильных»…

Опорой всех этих революционных перемен были дислоцированные на Юге негритянские полки федеральной армии. Вдобавок моментально появилась хорошо вооруженная негритянская милиция и масса других вооруженных объединений, довольно прозрачно замаскированных под «стрелковые клубы», «охотничьи общества» и прочий досааф.

Ну, а если в первом акте на стене висит ружье…

Кое-где начались вооруженные столкновения между негритянскими солдатами и белыми, так что специально посланным белым федералам приходилось их разнимать. Без сомнения, часть этих кровавых стычек лежит на совести тех белых, которых со спокойной совестью и впрямь можно назвать «реакционерами», – но согласно логике жизни часть вины следует переложить и на негров, выступавших зачинщиками. Повторялось то, что когда-то случилось в Канзасе: фермы сжигали, а их хозяев убивали по «подозрению» в тайной антинегритянской деятельности – как некогда Джон Браун…

И наконец, по Югу разгуливали чисто уголовные черные банды, грабившие всех без разбора с голодухи…

В той же Южной Каролине «добровольческие отряды» хорошо вооруженных негров насчитывали четырнадцать полков по тысяче человек в каждом. Отдельные – реакционные, конечно же, журналисты! – именовали их «негритянским ку-клукс-кланом».

Я вовсе не хочу сказать, что белые были ангелами, а черные – дьяволами. Но никак нельзя и утверждать, будто ангелами были черные, а монстрами – белые. Просто-напросто северяне создали обстановку «хорошо управляемого хаоса», в которой взаимные обиды, наложившись на прежние сложности, создали кровавую неразбериху, где невозможно отыскать правых и виноватых… Такое в истории частенько случается.

Мудрым человеком был поэт Некрасов, писавший после освобождения крестьян в России:

Примерно так же обстояло дело и на Юге.

Буквально в то же самое время Б. Н. Чичерин, русский философ, историк, публицист и общественный деятель, профессор кафедры государственного права, сделал наивную попытку усовестить Герцена, из Лондона призывавшего Русь «к топору». Он писал в своем обширном послании: «Необузданные порывы могут иметь свою политическую прелесть, но в общественных делах прежде всего требуется политический смысл и политический такт, который знает меру и угадывает пору… В обществе юном, которое не привыкло еще выдерживать внутренние бури и не успело приобрести мужественных добродетелей гражданской жизни, страстная политическая пропаганда вреднее, нежели где-либо. У нас общество должно купить себе право на свободу разумным самообладанием, а вы к чему его приучаете? К раздражительности, к нетерпению, к неуступчивым требованиям, к неразборчивости средств… Вам, во что бы то ни стало, нужна цель, а каким путем она будет достигнута – безумным и кровавым или мирным и гражданским, это для вас вопрос второстепенный… Палка сверху и топор снизу – вот обыкновенный конец политической проповеди, действующей под внушением страсти!» (214).

Эти слова во многом применимы и к ситуации на Юге – когда вместо взвешенной, продуманной работы ломают старое и ставят жизнь с ног на голову – жди крови…

А ведь писал более чем за семьдесят лет до Реконструкции умнейший человек Томас Джефферсон: «Глубоко укоренившиеся среди белых предрассудки, десятки тысяч воспоминаний о несправедливости и обидах, перенесенных черными, новые обиды, реальные различия, созданные самой природой, и многие другие обстоятельства будут разделять нас на два лагеря и вызывать потрясения…»

В 1867 г. появилась тайная организация, именовавшаяся ку-клукс-клан, выросшая из разрозненных отрядов вроде «Черной кавалерии» и «Ордена Золотой Зари»…

Писать о ней трудно, тяжело – поскольку за прошедшие полтора столетия само название этой организации стало символом зверства, реакционности, террора. Однако с большим тактом все же следует попытаться что-то понять…

Начнем с того, что ку-клукс-кланов было два. И речь пойдет именно о первом, который в значительной степени (о чем сегодня начинают писать прямо) был все же организованным ответом на террор черных. Нравится это кому-то или нет, задевает ли это чью-то трепетную интеллигентскую душу (или менталитет советского историка, привыкшего десятилетиями пережевывать устоявшиеся штампы, освященные Марксом и Лениным), – но так оно тогда и обстояло… Первый клан был ответом на черный террор, бандитизм, разгул всевозможного криминала…

Северянин Вудро Вильсон: «Было ясно, что причиной волнений в южных штатах являлось лишение избирательного права лучших белых и не в меньшей степени признание этого права за наиболее невежественными черными» (61).

Что – с оговорками и реверансами – признается не только в нынешней прессе (31), но и в достаточно серьезных исторических книгах (37). Лёд тронулся. На место былой идеологической зашоренности пришел вдумчивый объективный анализ…

Вот выдержки из дневника куклуксклановца Рэндольфа Шотвелла, сделанные в тюрьме, куда его северяне упрятали не за конкретные прегрешения, а всего-навсего за членство в клане. Не оправдывая южан, все же нужно попытаться их понять и выслушать и х точку зрения (обязанностью любого суда как-никак является выслушать обе стороны).

«Ку-клукс-клан был закономерным результатом деятельности юнионистских лиг и бюро по делам освобожденных негров и, следовательно, самим своим существованием обязан радикальным мероприятиям. Какие унижения, вымогательства, преследования и личные придирки пришлось терпеть южанам от полчищ авантюристов и шулеров, обосновавшихся на Юге при покровительстве бюро по делам освобожденных негров и департамента государственных сборов, – об этом могут знать лишь те, кто имел несчастье перенести их. В каждом городе и деревне был мелкий самодержец в мундире, его приказы были законом для всех, и его самодурства боялись больше, чем присутствия вражеских войск. Теперь кажутся смешными случаи, когда какой-нибудь воинственный герой гонялся с обнаженной шпагой за полуобезумевшим мирным жителем по улицам мирного городка, чтобы срезать несколько ржавых конфедератских пуговиц с его костюма, или посылал вооруженный отряд арестовать почтенную даму потому, что кто-то видел ее маленьких девочек, играющих во дворе с чем-то напоминающим флаг мятежников. Тем не менее подобные подвиги были часты во многих районах Юга вплоть до 1867 г.» (124).

«Зверства» куклукслановцев

Самое интересное, что эта цитата взята из советской книжки тридцатилетней давности – и ее автор, добросовестно, с положенным пафосом обличающий куклуксклановцев, тем не менее оказался не в состоянии привести примеры «зверств» и «кровопролития». Оказывается, клановцы действовали скорее методами психологической войны – «эффектные ночные конные парады», например. Или в селениях, где обитали наиболее буйные чернокожие, лунной ночью вдруг объявлялся жуткий всадник. Чихал так, что из носа и ушей выбрасывало языки пламени, потом просил у перепуганного хозяина хижины напиться, осушал пару ведер (под белым балахоном был прикреплен кожаный мешок) и удовлетворенно крякал:

– Лучше водички не пил с тех пор, как меня под Шайло укокошили…

После чего негру на прощанье протягивалась рука – точнее, взаправдашняя кисть скелета. Иногда всадник снимал голову – самый настоящий череп – и просил хозяина подержать. И скрывался во мраке. На суеверных негров такие спектакли действовали прекрасно, да и не только на них – желающие могут вспомнить отличный фильм «Дикая охота короля Стаха» (по одноименному роману).

Посмотрите на рисунок, изображающий «зверства куклуксклановцев в Канзасе» (выполнено тогда же, в XIX в.) С первого взгляда ясно, что зверства получаются какие-то… несерьезные. Человека всего-навсего обливают водой из бадеек – а не, скажем, соляной кислотой. Никак не похоже, что кто-то собирается его вешать или резать. Тот бедолага, которого секут на меньшем рисунке, судя по внешности, определенно белый. Кроме того, что немаловажно, мы не знаем, почему его порют. Это вовсе не обязательно «борец за гражданские права негров» – с тем же успехом наказуемый может оказаться местным уголовником вроде печальной памяти братьев Крейч. Эти белокожие субъекты выпускали на промысел несколько негритянских шаек, скупая у них награбленное и краденое. Однажды ночью прискакали всадники в белых капюшонах, вытащили брательников из дома и без церемоний вздернули на первом суку. После чего, надо полагать, криминогенная обстановка в округе проявила стойкую тенденцию к спаду…

Сплошь и рядом убийства, в которых второпях обвиняли членов ку-клукс-клана, так и оставались нераскрытыми – но частенько эти жертвы (вполне возможно, павшие от руки провокаторов – впервые, что ли, такое случается в мировой истории?) в дальнейшем фигурировали непременно как «убитые клановцами». Где-то мне попадалась совершенно шизофреническая статистика, согласно которой за 1865–1870 гг. клановцы убили на Юге аж пятнадцать тысяч человек. То есть примерно по десять каждый день.

Цифра совершенно нереальная. Такого массового побоища просто не могло случиться на Юге, оккупированном и полным как всевозможных «черных ополчений», так и северных «комиссаров». Да и клан появился только в 1867 году…

Насколько можно судить по старым донесениям в Вашингтон, клановцев обвиняли главным образом в том, что они «нагло устраивали шествия средь бела дня» – что конституции, между прочим, нисколечко не противоречило.

Вот характерный пример «зверств клановцев». Заметка из ведущей демократической газеты штата Джорджия (17 февраля 1871 г.): «Убийство негра, члена законодательного собрания. Эбе Тенер, негр, избранный в законодательное собрание от округа Патнэм, был убит во вторник около Истэнтауна. Кем он был застрелен – неизвестно».

И тут же убийство объявили «террором клана». Хотя согласно презумпции невиновности, которая и в Америке презумпция, с равным успехом чернокожий депутат мог стать жертвой ревнивого мужа или грабителя с большой дороги.

И наконец, прекрасно известны случаи, когда черные «бдительные» убивали белых исключительно по подозрению в членстве в клане.

Почему, кстати, среди оккупировавших Юг федеральных частей были чисто негритянские полки? Почему с момента их формирования черных отправляли к черным, а белых – к белым?

Да просто потому, что «благородные северные освободители» категорически отказывались служить в одном полку с «черномазыми»…

Не на Юге, а на Севере избили в поезде возвращавшуюся с фронта знаменитую Гарриет Табмен – «черномазая» в военном френче осмелилась сесть в вагоне рядом с белыми, вот ее и проучили как следует, чтобы не принимала всерьез лозунги и призывы… (Табмен, кстати, военные власти так и не признали «ветераном войны» и лишили пенсии. Умерла она в совершеннейшей нищете, перед первой мировой войной, и еще успела застать большой негритянский погром – в том городке, возле которого родился Линкольн…)

Посмотрим, как вели себя победители.

Техас, 1872 год. Когда республиканские кандидаты провалились на выборах – и губернаторских, и в законодательное собрание штата, – «либералы» отказались признать законность выборов. Кандидат «саквояжников», считавший победителем именно себя, поднял негритянскую милицию, захватил некоторые правительственные здания, так что в Техасе появилось два губернатора, два конгресса… Судя по тому, что Вашингтон все же одернул именно своих, южане действительно победили…

Два года спустя то же самое повторилось в Арканзасе. «Саквояжники» и лидеры черного ополчения выборы проиграли, но проигрыша не признали, и в столице начались настоящие бои за телеграф, железную дорогу, здание Конгресса. И снова Вашингтон был вынужден одернуть своих и даже разоружить наиболее рьяных с помощью федеральных войск, а это кое о чем говорит.

В нескольких штатах началась настоящая война – по отзывам очевидцев, некоторые бои были «настолько же серьезны, как и сражения Гражданской войны». На Юге вспыхнули восстания белого населения, доведенного до отчаяния. Подавляли их регулярные войска с артиллерией…

Ку-клукс-клан был официально распущен и прекратил существование в 1878 г., когда оккупационные войска были выведены с Юга. Имена организаторов и руководителей клана так и остались навсегда тайной.

И только в 1915 г. был создан второй ку-клукс-клан – из новых людей, не имевший никакого отношения к прежнему. Именно этот клан и в самом деле запятнал себя многочисленными зверствами…

Вот только, что характерно, второй клан едва ли не больше отделений и членов имел не на Юге, а на Севере! На 1924 г. в южных штатах было от пятидесяти до двухсот тысяч клановцев в каждом – а в западной Индиане полмиллиона, в Огайо, оплот северян во время Гражданской – четыреста пятьдесят тысяч… Объясняется все просто: на Севере оказалось множество черных рабочих, и следовало держать их в узде. Для этого и был создан второй клан, уже не имевший никакого отношения к тому, прежнему. Но в общественном сознании деятельность обеих организаций совместилась…

Строго говоря, у северян с самого начала был прекрасный способ решить проблему раз и навсегда: дать неграм достаточно земли, а не загонять в качестве батраков на плантации к старым и новым хозяевам. Но на это-то Север как раз никогда и не пошел – причем такой исход никак нельзя списать на «козни южан»: Север всегда делал только то, что сам хотел…

Ну, а когда негры пытались сами захватывать землю, их всякий раз (примеров множество) выгоняли с помощью жестоко подавлявших восстания федеральных войск. Сплошь и рядом своих чернокожих братьев колошматили прикладами как раз солдаты негритянских полков…

Только в одном единственном районе (побережье Южной Каролины и Флориды и близлежащие острова) неграм удалось добиться своего. Они захватили плантации, разделили земли и успешно отбивали все попытки их оттуда выставить. Главным образом им это удавалось на островах. Посылать туда крупные силы было затруднительно, в конце концов власти и бывшие хозяева махнули рукой – и черные остались на «завоеванных» землях. Но этих везунчиков насчитывалось всего-то сорок тысяч из нескольких миллионов чернокожих…

А потому негры Юга, чтобы не умереть с голоду, массами хлынули на Север в поисках работы. После того как в 1865 г. от голода в южных штатах погибло двести тысяч чернокожих, оставшиеся в живых готовы были ухватиться за любую работу…

Север их встретил без малейшего дружелюбия. Профсоюзы категорически отказались принимать к себе «черномазых». Как ни прискорбно напоминать такое марксистам, но из песни слов не выкинешь: американское отделение Марксова «Интернационала» отстранилось как от Реконструкции, так и от борьбы за права негров-пролетариев (61).

Быстро сориентировавшись, северные фабриканты стали использовать негров как штрейкбрехеров, отправляя их туда, где бастовали белые, чтобы «черная скотинка» вкалывала за гроши. Естественно, белым это любви к черным не прибавило, и негры очень быстро поняли, что здесь им не лучше, чем на Юге, а то и хуже…

3. Поле чудес

Север после ограбления Юга (это не я сказал про «ограбление», напоминаю, а Дж. Ф. Кеннеди!) чувствовал себя сытым удавом, заглотившим быка. В некоторых штатах более двух третей земельных участков прибрали к рукам северные победители. На Юг хлынул знакомый народ: спекулянты финансовые и земельные, банкиры, лесопромышленники, горнозаводчики, «телеграфисты», железнодорожные магнаты. Им сыпались жирные субсидии из казны, им выбивались всевозможные налоговые льготы. Олигархия формировалась так стремительно, что старушка Европа не могла прийти в себя от удивления…

Жил-был когда-то на свете интересный человек – англичанин Джон Брей, наборщик, активный участник профсоюзного движения (хоть оно и называлось тогда иначе). В 1837 г. он выпустил книгу, которую любопытно читать и сегодня (17). Прожив достаточно долго в США, он тогда же сделал любопытное предсказание: «Зародыш монархии заложен в самом строении американского общества; его черный и кровавый ствол уже стремится вверх из социальной почвы, и можно с уверенностью предсказать на основании общего хода событий, что республика Соединенных Штатов будет поглощена монархией или олигархией еще до конца настоящего столетия, если только это движение не будет остановлено изменением в строении общества».

Под «изменениями» социалист Брей полагал сами понимаете что. Изменений так и не произошло, монархии тоже не случилось, но насчет олигархии Брей угодил в самую точку (в чем с горечью убедился, дожив до того момента, когда его мрачные пророчества начали исполняться…).

Ах, какие колоритные типажи шныряли тогда по американским просторам, выхватывая золото прямо-таки из воздуха! Березовский по сравнению с ними – мелкая сявка, тырящая пятачки по карманам…

Филипп Армор в одночасье «заработал» три миллиона долларов на поставках мяса для армии – хотя из бочек с тухлятиной, которую он поставлял, кучами сыпались черви.

Джон Фиск начинал с того, что контрабандой во время войны вывозил с Юга хлопок. Потом продал армии груды залежавшихся в магазинах одеял, которые цивильные покупатели не брали из-за неприглядной расцветки. И поднялся на довольно остроумном деле. В ближайшем к Англии (по прямой через морскую гладь) порту он нанял быстроходное судно – и, едва стало известно о капитуляции южан, отправил на нем в Лондон своего человечка. Тот быстренько скинул облигации Конфедерации на приличную сумму – они на лондонском финансовом рынке котировались уже довольно низко, но все же выручить за них денежки можно было. Через два дня, когда весть о крахе Юга дошла до Англии, цена облигаций упала ниже плинтуса – но Фиск свои деньги огреб.

И кинулся в железнодорожный бизнес, где ухитрился надуть не кого-нибудь, а Вандербильта, известного тем, что палец в рот ему не клади – голову откусит. Комбинация была по тем временам свеженькая, незатрепанная: Вандербильт, решив прибрать к рукам железнодорожную компанию (где одним из трех основных акционеров был Фиск), потихоньку начал скупать ее акции – а они росли в цене, росли, росли… Вандербильт тем времени их скупал, скупал, скупал…

Набрав долгожданный 51 процент, он возликовал в душе и послал за шампанским. Но не успела пробка вылететь в потолок, как стало известно, что Фиск пробил через правление выпуск сотен тысяч новых акций, которые не сумели бы скупить и десять Вандербильтов сразу. Контрольный пакет Вандербидьта мгновенно превратился в лопнувший мыльный пузырь – но потратить на него он успел миллионы…

Торжествующий Фиск на пару с приятелем Гулдом перекинулся на золото. Подельники стали монополистами по торговле золотом в Нью-Йорке. После очередных махинаций, о которых тут нет смысла рассказывать подробно, они устроили финансовый кризис под названием «Черная пятница», положив в карман кругленькую сумму в 11 миллионов долларов.

Фиск, правда, кончил плохо – один из разоренных им бизнесменов пристрелил его прямо в вестибюле роскошного «Гранд-Отеля». Но это был чуть ли не единственный из «баронов-разбойников», с которым произошла столь досадная случайность, – коллеги по бизнесу благоденствовали.

Вандербильт захватил одну из важнейших в стране Центральную железную дорогу – на сей раз он не полагался на контрольный пакет. Нанятые им банды разбирали рельсы, портили мосты, начались крушения, налеты грабителей, почему-то из всех железных дорог облюбовавших именно эту. Пассажиры отхлынули. Замаячило банкротство. Тогда к владельцам убыточной дороги явился Вандербильт и быстренько ее купил за смешные деньги. Все всё знали, но связываться никто не рискнул.

В 1865 г. завел свой крохотный керосиновый заводик делец с ничем не примечательной еще фамилией Рокфеллер. Через пять лет его состояние уже оценивалось в миллион…

В 1860 г. более половины «земельного фонда» страны находилось в ведении правительства в качестве «федеральных земель». К 1900 г. из этого немалого количества осталось только десять процентов. Остальное каким-то загадочным образом перешло к железнодорожным компаниям и горнорудным трестам. Две цитаты из американских историков: «Каждое крупное состояние в XIX в. уходит своими корнями в жульничество». «В своей всепоглощающей страсти к накоплению богатства люди растаскивали ресурсы страны, как бандиты, грабящие дворец» (88).

Беда не в том, что люди становились миллионерами, – беда в том, что это была изначально грязная игра, в которой все решали не деловые способности и талант, а закулисные махинации, коррупция и прямая уголовщина…

О «баронах-разбойниках» можно написать не одну книгу (немало, кстати, и написано). Это было бы увлекательнейшее чтение, но ограничимся кратким резюме: после окончания Гражданской войны огромные богатства как на Юге, так и на Севере были оперативно «прихватизированы» кучкой темных дельцов, в одночасье ставших олигархами. Без победы над Югом (и без самого Юга) все эти акулы остались бы мелкими рыбешками – и уж безусловно никогда не вышли бы на международную арену.

Когда Корнелиус Вандербильт умер в 1877 г. и обнаружилось, что его состояние достигает ста миллионов долларов, в английский язык пришлось срочно вводить новый термин – «мультимиллионер», чтобы отличать олигархов от «просто» миллионеров.

Теперь можно было сворачивать на Юге и видимость реформ – главная цель была достигнута, золото рекой текло в сейфы, негры уже никого не интересовали…

4. Финал и занавес

В 1871 г. власти окончательно покончили с призраком «индейского суверенитета». Теперь с индейцами не заключали не только договоров, но и куцых соглашений. Краснокожие поменяли юридический статус и стали не «договаривающейся стороной», а «подопечными правительства» (лишенными всех гражданских и политических прав).

К слову, есть информация, что именно устроенные американцами лагеря для индейцев взял за образец для своих жутких заведений господин по фамилии Гитлер…

Собственно говоря, поскольку все новое – это хорошо забытое старое, северные ловкачи, под флагом «борьбы за свободу негров» ограбившие всю страну, всего-навсего позаимствовали идею у итальянцев тринадцатого столетия. Когда-то славный город Флоренция смертельно враждовал с окрестными баронами, крупными землевладельцами. И победить этих баронов Флоренция никак не могла – поскольку те располагали приличным войском из своих вассалов, пребывавших на полукрепостном положении.

Вот тогда-то ушлые флорентийцы (городские люди, грамотные) и подняли страшный шум: о недопустимости угнетения человека человеком, о свободе, присущей человеку изначально, о подлости «рабовладельцев»-баронов. И развернули целое движение за права «угнетенных баронских рабов».

Понемногу угнетенные стали прислушиваться к словам добрых людей из города, а там и прониклись настолько, что подняли восстание и отказались пребывать в своем нынешнем жалком положении. Флорентийское ополчение без особого труда победило лишившихся войска баронов… а годиков через пятьдесят, когда от былой силы баронов и след простыл, вольный город Флоренция не только восстановил в своих владениях самое настоящее рабство для некоторых категорий населения, но и расширил его по сравнению с прошлой баронской практикой… Аналогия лежит на поверхности.

В Штатах очень быстро наступило самое натуральное горькое похмелье: люди, частенько самой жизни не щадившие за «благородное дело Севера», стали с ужасом и отвращением сознавать, для чего их использовали.

Жорж Клемансо, будущий видный французский политик, по молодости лет восторженно относился к «священной войне Севера», Линкольна считал величайшим в истории политическим деятелем, а США – землей обетованной. Приехав туда и своими глазами наблюдая президентские выборы 1868 г., объездив южные штаты, восторженный юноша пришел в ужас, узрев коррупцию, северный расизм, закулисные партийные махинации. Именно после американской поездки Клемансо первым ввел во французский язык понятие политикан – со всем присущим этому термину отрицательным значением.

Но вернемся к северянам…

Один из самых знаменитых писателей Америки Амброз Бирс был из тех, кто совершенно искренне верил в слова. Он прошел войну в федеральной армии, участвовал в нескольких сражениях, был тяжело ранен. Однако потом, насмотревшись на то, что творил в Новом Орлеане «мясник» Батлер, вплотную столкнувшись с разгулом «саквояжников», которых по долгу федерального офицера должен был защищать и оберегать, Бирс, по воспоминаниям его знавших, откровенно сожалел, что с таким пылом сражался за «северное дело», оказавшееся лишь ширмой для хапуг…

Другой писатель, Джон Дефорест, сейчас почти забыт – но когда-то пользовался в США большой известностью. Он воевал три года, дослужился до пехотного капитана. Мало того, отечеству служил не только саблей, но и пером – написал когда-то очень популярный в Штатах роман «Мисс Рэвенел уходит к северянам» (46), увидевший свет в 1867-м, – о семье южных плантаторов Рэвенелов, которые сначала поддерживали исторически обреченное, реакционное дело южан, но потом, прозрев, нашли в себе силы порвать со своим классом и дружно, всем семейством, перешли на сторону благородного, прогрессивного, свободолюбивого Севера. Идейно выросли, одним словом. Перековались.

Ну, а потом та же история, что с Бирсом: Дефорест присмотрелся, огляделся… Ужаснулся. Сообразил, за что воевал и ради чего все было затеяно.

Бирс, по крайней мере, так и остался талантливым беллетристом – а вот Дефорест был определенно сломлен. До конца жизни он писал политические памфлеты – о коррупции в политической жизни, о мошеннических махинациях разбогатевших на войне северных дельцов, об аферистах, прохвостах, взяточниках, казнокрадах и тому подобной шушере. Когда он под конец жизни пытался вернуться к литературе и написал роман о рабочих, ничего не получилось: издателя не нашлось, рукопись так и исчезла (предполагают, уничтожена автором…).

Беда во всех этих «прозрениях» и «раскаяниях» одна: они происходят, когда ничего уже нельзя исправить и переиграть. А потому и нет особой жалости к таким кающимся…

В 1876 г. федеральные войска были выведены из большей части южных штатов. Произошло это не с бухты-барахты, а в результате закулисной сделки с южными политиками, на которую Север охотно пошел, едва прозвучало магическое слово «выгода».

Дело в следующем.

В 1876 г. во время очередных президентских выборов ситуация сложилась прямо-таки критическая. Не вдаваясь в особенно запутанные политические хитросплетения, изложу кратко: кандидаты республиканцев и демократов шли примерно голова в голову. По американским законам, президента выбирает не все население, а выборщики от штатов. Республиканцу к уже имеющимся голосам следовало получить один-единственный, чтобы добиться победы. Демократ получил меньше – но у выборщиков от трех южных штатов оставалось в «запасе» еще 19 голосов. Если бы они их подали за своего, демократ обошел бы республиканца…

Это могло привести к серьезному кризису. В сенате большинство держали республиканцы, а в палате представителей – демократы. И те, и другие открыто говорили, что победу противника признают незаконной и обязательно постараются отстранить нового президента от должности. По сложившейся традиции республиканцы приготовились и на сей раз решить дело оружием: генерал Грант, военный министр, стал сосредоточивать войска возле столицы, радикалы в открытую грозили, что устроят поход на Вашингтон и «покритикуют» всех политических противников – что на их языке этот оборот означал, догадаться было нетрудно.

Страна оказалась на пороге новой гражданской войны…

Партийные боссы с обеих сторон, настроенные решить дело мирно, собрались где-то на нейтральной территории и уладили проблему: Юг обещал согласиться с президентом-республиканцем, а Север, в свою очередь, выводил с Юга войска, отзывал всех своих «комиссаров», одним словом, отменял оккупационный режим и возвращал Югу все права, то есть самоуправление…

Ударили по рукам – и вскоре северные войска ушли из двух последних штатов, где еще оставались, – из Луизианы и Южной Каролины. Следом за ними убрались «саквояжники», уже превратившиеся в весьма состоятельных господ. Финал и занавес. Обозленные южане быстро стали принимать законы, насколько возможно ограничивающие негров в правах…

Это, конечно, южан не красит – но в том-то и суть, что новое закабаление чернокожих проводилось Югом не самостоятельно, а с циничного одобрения Севера. В 1875 г. был принят Закон о гражданских правах чернокожих, уравнявший их с белыми. Однако в 1883 г. Верховный суд США принял Четырнадцатую поправку к Конституции, по которой любой штат мог этот закон не соблюдать… Обоснование было циничнейшее: мол, федеральное правительство обязано соблюдать только те законы о равноправии, которые само издало. А вмешиваться в юриспруденцию отдельных штатов, пусть и вводящих расовую дискриминацию, у правительства нет полномочий – и оно не в состоянии посягать на исконно американские свободы…

Именно так и мотивировалось: сами мы никаких дискриминационных законов на федеральном уровне, боже сохрани, не вводим, но и на штаты влиять не можем…

Знаете, что самое пикантное? Единственным членом Верховного суда, который выступал против такого решения, был южанин, мало того – бывший рабовладелец! Но его задавили большинством коллеги, прогрессивные северяне…

И родилось то, что именуется «расовой сегрегацией»: черные и белые должны были обитать раздельно – свои районы, свои вагоны в трамваях и поездах, свои больницы, школы, кладбища, воинские части и даже тюремные камеры. Ну, а негру, сдуру или из принципа решившемуся перейти на «белое» место, приходилось ох как несладко. Это новшество появилось исключительно благодаря трудам северян. К слову, расовая сегрегация в армии США была отменена указом президента Трумэна только в 1948 г., а запреты на совместное обучение черных и белых – еще позже.

Север вся эта лирика-романтика нисколько не волновала – как и незавидная участь негров, попавших из огня да в полымя. В солидной нью-йоркской газете «Дейли Трибюн» появилась примечательная статья: «Капиталисты-северяне убедились не только в безопасности, но и в возможности получать колоссальные прибыли от инвестиций в развитие сказочно богатых ресурсов угля и железа в Алабаме, Теннесси и Джорджии» (58).

А также, добавлю, железнодорожные и телеграфные магнаты, лесоторговцы и лесопромышленники, земельные спекулянты и прочая предприимчивая публика с Севера. Настоящие цели войны, как видим, были достигнуты, в чем Север, ничуть не смущаясь, признавался открыто. Кого теперь интересовало, как живут на Юге негры?

Именно тогда родилась горькая негритянская песенка:

В тридцатые годы XX в. американцы устроили крайне полезное предприятие – Федеральный писательский проект. Заключался он в том, что множество энтузиастов (главным образом начинающие писатели и журналисты) ездили по стране, старательно интервьюируя стариков, помнивших Гражданскую войну и Реконструкцию, освоение новых земель, «золотую лихорадку» и все прочее, представлявшее огромный интерес для потомков. В результате появилось множество интереснейших сборников воспоминаний.

Среди прочего сохранился рассказ бывшего раба Томаса Холла: «Линкольна почитают в качестве нашего освободителя, но разве он нас освободил? Он дал нам свободу, не дав ни единого шанса самостоятельно жить, и до сих пор мы должны зависеть от белых южан в вопросах работы, еды и одежды; он же, исходя из своей необходимости и потребностей, держал нас в состоянии крепостных, которое не многим лучше рабства» (58).

Интересный нюанс: в СССР никогда не издавали книгу Уильяма Дюбуа «Черная реконструкция». Уж на что Дюбуа был свой в доску коммунист, но эту его книгу старательно обходили вниманием. Причина названа открыто: «Основной недостаток книги заключается в том, что автор ошибается в оценке характера событий периода Реконструкции… имеется в книге и ряд других недостатков». Другими словами, Дюбуа определенно, несмотря на свои коммунистические взгляды, все же натолкал в свою работу немало фактов, которые, надо полагать, категорически не сочетались с принятыми в советской историографии штампами, – так было с «Автобиографией», где он простодушно признался, что черные долго колебались, стоит ли вообще участвовать в «освободительной войне»…

Еще одно немаловажное обстоятельство. В советской исторической науке было принято валить с больной головы на здоровую – то есть единственным и главным виновником последующего неравноправия негров и расовой сегрегации, монстром и супостатом изображался Эндрю Джонсон, вице-президент при Линкольне, после его убийства ставший президентом. Исключительно на том основании, что Джонсон имел несчастье родиться на Юге, его зачисляли в «тайные агенты плантаторов», считали «засланным казачком», который якобы и угробил все благородные северные начинания из-за своих потаенных симпатий к разбитым рабовладельцам…

Все это мало соответствует действительности и объясняется только тем, что из своего лондонского далека Карл Маркс обозвал Джонсона «грязным орудием в руках рабовладельцев» без всяких на то причин – а потом советские марксисты слова основоположника творчески развивали.

Правда, случались интересные неувязки. В одной фразе можно было прочитать марксово определение, а следом утверждалось, что Джонсон «не оправдал классовых интересов буржуазии», за что северные буржуины и пытались его сместить. С одной стороны – «грязное орудие», с другой – «не оправдал доверия своего класса». Подобная словесная эквилибристика наталкивала на мысль, что дело определенно нечисто. Не было ответа на самый принципиальный вопрос: отчего же Линкольн, в жизни не страдавший простотой и доверчивостью, выбрал себе в вице-президенты именно Джонсона – «сторонника рабовладельцев»? Или все эти годы Джонсон, подобно Семену Семенычу Горбункову, «искусно маскировался под порядочного человека» и лишь после смерти Линкольна сбросил маску, обнажив свое звериное мурло?

Но если так, отчего Дж. Ф. Кеннеди, сроду не симпатизировавший южным расистам, вообще рабовладельцам, в своей книге называет Джонсона «отважным бойцом»? Получается, мы чего-то не знали?

Вот именно. Никаким «тайным сторонником рабовладельцев» и «агентом южан» Джонсон не был отроду. Наоборот, он виноват только в том, что, оказавшись на посту президента, старательно и последовательно, не отклоняясь ни на шаг, продолжал разработанную Линкольном программу послевоенного переустройства страны. То есть делал все, чтобы помешать олигархам окончательно разграбить Юг – за что и был ошельмован, оклеветан, едва не свергнут…

Эндрю Джонсон

Настоящая биография Эндрю Джонсона никак не сочетается с образом «тайного сторонника рабовладельцев»…

Джонсон родился в южном штате Теннесси – но в семье классического «белого бедняка», в жизни не владевшего ни плантациями, ни неграми. Джонсон – единственный из американских президентов, который вообще ни дня не посещал школу, был самоучкой. Объективности ради следует упомянуть, что, слегка разбогатев, он стал рабовладельцем – невольников у него имелось аж целых восемь. Что с ними было потом, неизвестно – если учесть последующую деятельность Джонсона, он их, вероятнее всего, освободил.

Когда начался Великий Раскол, сенатор от штата Теннесси Эндрю Джонсон оказался единственным южным конгрессменом, который проголосовал против отделения Юга. Когда он после этого ехал на родину, в Виргинии разъяренная толпа сторонников Конфедерации выволокла его из вагона и потащила вешать. Никакими шутками и не пахло – Джонсону уже накинули на шею петлю. Спас его кто-то из толпы, во всеуслышание заявивший: вешать Джонсона имеют право только его избиратели-теннесийцы, а никак не виргинцы. То ли он был большим законником, то ли попросту хотел Джонсона спасти. На линчевателей, как ни странно, этот аргумент подействовал, Джонсона они отпустили. Теннесийцы Джонсона вешать не стали – но его чучела болтались на ветках по всему штату. Джонсон, подвергаясь серьезной опасности, разъезжал по штату, пытаясь отговорить земляков отделяться, – и только убедившись, что все бесполезно, уехал в Вашингтон…

Именно он был среди сторонников решительного ведения войны. Именно он требовал казни руководителей Конфедерации. Именно он заявлял: «Крупные плантации должны быть конфискованы, разделены на мелкие фермы и проданы честным, трудолюбивым людям».

Похож этот человек на «тайного агента южан»? Да ни капельки! Линкольн потому и взял его, даже не члена Республиканской партии, себе в напарники, что был в нем стопроцентно уверен: такой не изменит, не продаст, не пойдет на попятный…

И Джонсон покойного шефа не продал. Он методично проводил в жизнь «план Линкольна» – выступал (безуспешно) против отмены «Закона о гомстедах» на Юге, поскольку был одним из тех, кто этот закон разрабатывал и претворял в жизнь. Делал все, чтобы Реконструкция не превратилась в великое разграбление к пользе одних олигархов.

Вот тут за него и взялись всерьез, тут-то на него и кинулись всей сворой экстремисты и радикалы – за спинами которых смутными тенями маячили все те же северные дельцы. Обвиняли даже в том, что Джонсон якобы собирается двинуть на столицу верные войска, разогнать Конгресс и стать диктатором наподобие латиноамериканских. С доказательствами было как-то убого – но шум поднялся изрядный. Заправлял всем наш старый знакомый Тадеуш Стивенс, личность, несомненно, скорбная на голову. А главным обвинителем Джонсона выступал «мясник из Нового Орлеана» генерал Батлер, ставший конгрессменом (которого ненавидели в его собственной партии).

Тадеуш Стивенс

Как уже говорилось, попытка снять Джонсона с должности сорвалась благодаря одному-единственному голосу сенатора от Канзаса Росса – Джонсона он терпеть не мог, но считал «судилище» абсолютно несправедливым. А потому в два счета доказал, что «улики» против президента попросту сфабрикованы «следственным комитетом» Батлера, коему, по словам Росса, всегда были свойственны «предрасположенность к дерьму и грязи»…

Росса буквально затравили. Республиканская партия от него отвернулась, назвав «предателем» (против партийной дисциплины попер!), и кончил он жизнь практически в нищете. Тех, кто хочет познакомиться с этой историей подробно, отсылаю к книге Кеннеди.

Тадеуш Стивенс оказался настолько неугомонным и поистине «бешеным», что ухитрился попасть в Конгресс США… и после своей смерти! Правда, его собственных заслуг в том не было решительно никаких. Просто-напросто господа республиканцы, коллеги «неистового Тэдди», во время очередной избирательной кампании внесли имя Стивенса в списки и яростно за него агитировали – хотя прошло уже два с половиной месяца с тех пор, как того похоронили с почестями. Как это произошло – понять невозможно. Осознанно и старательно проводить в Конгресс заведомого покойника – поступок, для вменяемых людей, в общем-то, не характерный. Как бы там ни было, избиратели проголосовали за Стивенса – и мертвец получил юридическое право заседать в Конгрессе, по-прежнему представляя штат Пенсильвания. Хорош сюжетец? (24). Так и тянет написать сценарий фильма ужасов: поздний вечер, опустевшие длиннющие коридоры Капитолия, блондиночка-секретарша собирается домой, и тут в полумраке приоткрывается дверь кабинета Стивенса, высовывается тронутая разложением рука… Брр!

После того как Джонсон покинул свой пост в соответствии с Конституцией, после истечения срока, деловые люди решили, что пускать все на самотек не стоит и пора подыскивать по-настоящему надежного человека. Искали недолго, такой человек был тут же, под рукой: овеянный боевой славой генерал Грант. С одной стороны, фигура крайне привлекательная для электората, с другой, что гораздо важнее, не идеалист, не романтик, не правдолюб, помаленьку занимается бизнесом, а его папочка и вовсе приличный человек – во время войны занимался контрабандной торговлей хлопком с южанами…

Грант вольготно расположился в президентском кресле – и понеслось…

Сам он, насколько можно судить, взяток все же не брал и своим положением для бизнеса не пользовался, что, однако, смягчающим обстоятельством служить не может: другие как раз при его благодушном попустительстве и развели несказанную грязь. Грант в этом плане напоминает позднего Ельцина: бывший генерал, имевший, как мы помним, нешуточную страсть к доброму виски, по неделям «работал с документами» – а окружающие этим пользовались на всю катушку.

Письмо посла одного из германских государств: «Когда в школе нам рассказывали о добродетелях античных республиканцев, мы представляли себе республику совсем не такой, как она выглядит здесь. Кругом сплошное жульничество, в правительстве взятки, обман, воровство со стороны самых высших чиновников… Союз – это республика, охваченная коррупцией».

Вице-президент Колфакс периодически оказывался замешан в разных интересных махинациях, сопровождаемых приятным шуршанием зеленых бумажек. Корнелиус Вандербильт, вляпавшись однажды в какую-то очередную аферу, увильнул от расследования, попросту скупив всех влиятельных конгрессменов. Не кто иной, как госсекретарь Хей, грустно констатировал: «У нас больше нет правительства, избранного народом и для народа. У нас правительство, назначенное бизнесом для бизнеса».

Именно при Гранте господа банкиры пробили принятие крайне прибыльного для себя закона: раньше долги, сделанные в пересчете на золото, полагалось оплачивать золотом же. Теперь их следовало вернуть бумажками, которые государство печатало в неимоверных количествах…

О том, что стал представлять собой Конгресс, тогда же высказался американский журналист и редактор У. У. Аллен: «Один сенатор, к примеру, представлял железнодорожную систему „Юнион пасифик“, другой – „Нью-Йорк сентрал“, еще один – интересы страховых компаний… За углем и железом стояла целая клика, хлопок владел полудюжиной сенаторов. И так далее… То был плутократический феодализм, чрезвычайно респектабельный. Ошейник любого крупного финансового интереса носился с гордостью».

Сенатский старожил Дэвис, как-то проходя со своим коллегой новичком мимо рядов кресел, даже не понижая голоса, представлял присутствующих:

– Шакал, стервятник, собака-убийца-овец, горилла, крокодил, канюк, старая квочка, голубь, пожиратель индюков… А это волк, сэр, проклятый, голодный, бездельничающий, трусливый волк.

Это он как раз увидел некоего достопочтенного сенатора с Запада…

Некий член кабинета министров сказал писателю Генри Адамсу предельно откровенно:

– Имея дело с конгрессменом, оставаться тактичным невозможно! Конгрессмен – это свинья! Вам надлежит взять в руки палку и дать ей по рылу!

Генри Адамс, набравшись впечатлений в Вашингтоне, в 1880 г. выпустил роман «Демократия» (1), где написал всю правду о тогдашнем политическом закулисье. Роман и сегодня читается с интересом…

Вудро Вильсон, уже в бытность свою экс-президентом, отказался баллотироваться в сенат, объяснив свое решение кратко: «За пределами Соединенных Штатов Сенат не стоит ни гроша. А в Соединенных Штатах Сенат в основном презирают». Приведший эти его высказывания Дж. Ф. Кеннеди добавляет: «В 1920 г. многие были согласны с ним, и есть немало людей, которые согласны с этим мнением и сегодня».

Что до внешней политики, то Грант и тут не подвел тех, кто на него поставил. Сразу после его избрания Штаты бросились укрепляться на островах Карибского моря – где имелись обширные плодороднейшие земли, да вдобавок масса чернокожих бедняков, которых можно было в два счета заставить на этих землях гнуть спину за смешные копейки.

Половину острова Гаити занимало независимое негритянское государство Доминиканская Республика. Едва она освободилась от испанского владычества, как тут же объявился военный корабль флота США с морской пехотой на борту и крайне представительной комиссией, сопровождаемой репортерами. Не прошло и полутора суток, как комиссия авторитетным образом объявила, что, по ее высокому мнению, весь доминиканский народ единодушно и добровольно хочет присоединиться к США. Сотня морских пехотинцев и пятьсот моряков одобрительно кивали, постукивая прикладами…

Во всем этом балагане активнейшее участие принимал «несгибаемый» негритянский лидер Фредерик Дуглас. Северяне оказались людьми толковыми и Дугласа, не мудрствуя, купили со всеми потрохами: предоставили сначала один неплохой и высокооплачиваемый пост федерального служащего, потом повысили, потом назначили послом на Гаити. Благодарный Дуглас с тех пор выступал в той же роли, в какой обретались «передовые доярки» и «знатные токари» в Верховном Совете СССР. Чуть что, северные политиканы выставляли вперед Дугласа (натуральнейший черный! у нас без обману!), и тот, не моргнув глазом, доказывал, что Республиканская партия – «подлинно рабочая партия страны» и самый верный союзник освобожденных негров; что на Юге все идет не так уж и жутко; что черное население Доминиканской Республики ночи не спит от желания присоединиться к США. Образцово-показательный негр, одним словом. Впервые в истории человечества, что ли? Сколько пламенных трибунов и несгибаемых борцов быстренько продавались властям, и не счесть…

Доминиканскую Республику прибрать к рукам не удалось – в Конгрессе все же сыскалось некоторое количество честных людей, которые эту акцию провалили.

Следующей была Корея. Там еще при Джонсоне занимался крайне интересными делами некий американский торговец Престон. Объявив на манер Индианы Джонса, что он собирается заняться «раскопками королевских гробниц», Престон направился по реке Тедонган на корабле, вооруженном двумя пушками, – инструменты, понятно, для раскопок самые необходимые. Корейское правительство, заподозрив неладное, попыталось «археологическую экспедицию» выставить. Тогда Престон напал на ближайший корейский город, ограбил все, что успел, но силы оказались неравны, и «археолог» убрался восвояси.

Грант отправил к берегам Кореи не жалкую посудину с двумя пушечками, а эскадру адмирала Роджерса (5 боевых кораблей, 85 орудий, 1230 солдат). Высаженный десант осадил две корейских крепости, однако на тот момент корейцы оказались сильнее делавших первые шаги янки – полностью вывели из строя три корабля из пяти, и американцы вынуждены были уйти. Правда, взяли они свое в 1882 г., заключив кабальный для Кореи договор, по которому практически могли делать в стране все, что хотели, не платя ни гроша налогов и не подлежа местному суду.

В 1868 г. дипломаты Гранта выкрутили руки китайцам, заставив тех подписать не менее кабальный договор, после которого в Штаты и хлынул поток китайцев, за гроши выполнявших самую тяжелую и грязную работу.

Ну, а попутно Штаты подкармливали на своей территории тайные организации ирландских повстанцев-фениев, которые периодически забрасывали партизанские отряды на территорию сопредельной Канады и устраивали там заварушки – неплохой был рычаг давления на дряхлеющую Британскую империю…

Одним словом, Грант действовал в интересах большого бизнеса так успешно, что деловые люди, уловив тенденцию, стали в дальнейшем пользоваться услугами исключительно людей в погонах. Следующие после Гранта шесть президентов, занимавшие этот пост с 1877 по 1901 г., были либо бывшими офицерами, либо отставными генералами: Хейс, Гарфилд, Артур, Кливленд, Гаррисон и Мак-Кинли.

С последним, правда, вышла промашка. Даром что бывший военный, но традициям Гранта следовать не желал и всерьез готовился принять кое-какие судьбоносные решения, значительно ущемлявшие разгул финансовых воротил. Но тут по какому-то случайному совпадению появился некий экзотический молодой человек, негр-анархист, совершеннейший одиночка – и положил президента насмерть из дешевого револьвера. Анархист, что поделать, вечно они так…

Но это случилось гораздо позже – а во времена Гранта на взятках как-то попались личный секретарь президента, военный министр и вице-президент. «Грант работал с документами», и дело кончилось ничем…

Джефферсон Дэвис, как и генерал Ли, прожил оставшуюся жизнь, так и не восстановившись в правах гражданина США, потому что прошение о помиловании подписывать отказался. Иегуда Бенджамин стал успешным адвокатом в Лондоне. Тысячи конфедератов, не смирившись с поражением, покинули страну. На своих надгробных плитах многие из них завещали написать: «Восставший навеки».

Война, как легко понять, сломала множество судеб. Знаменитый американский бандит Джесси Джеймс, если докопаться до сути, – одна из таких жертв.

Родился он в семье пастора. В шестнадцать лет ушел на Гражданскую, примкнув к одному из южных партизанских отрядов. После войны некая железнодорожная компания вышибла мать Джеймса из домика – земля под ним принадлежала компании…

Бывший партизан с братом почистили кольты и подались на большую дорогу, причем грабили исключительно то, что подпадало под понятие «федеральной собственности» или принадлежало крупным компаниям: поезда, банки, дилижансы. Многие «прогрессивно настроенные» авторы с возмущением пишут, что простые южане, реакционеры этакие, отчего-то считали Джеймса не вульгарным гангстером, а благородным борцом с янки…

Последний солдат Гражданской войны, конфедерат, умер в 1959 г. в Техасе ста семнадцати лет от роду. Звали его Уолтер Уильямс.

Самое интересное, что на Севере так и не появилось по-настоящему большой, талантливой книги о Гражданской войне, которая хотя бы отдаленно могла сравниться с получившим мировую известность романом Маргарет Митчелл «Унесенные ветром», трактовавшим события с южной точки зрения.

А вот теперь, когда мы подробно рассмотрели, что творилось после смерти Линкольна, самое время вернуться к его убийству, истории весьма темной и чрезвычайно грязной, в которой до сих пор многое неясно. Буквально с того момента, как она случилась, стали говорить, что речь идет не об убийце-одиночке, а о настоящем заговоре, причем задуманном вовсе не «реакционными плантаторами»…