Неизвестный Байконур. Сборник воспоминаний ветеранов Байконура

Павел Борисович Ландо БАЙКОНУР В МОЕЙ СУДЬБЕ

Меня призвали в армию осенью 1964 г. со второго курса историко-теоретико-композиторского факультета Государственного музыкально-педагогического института им. Гнесиных в Москве, ныне это Российская академия музыки им. Гнесиных. Призыв студентов 1945 г. рождения с дневного отделения был, возможно, вызван тем, что в конце войны мало родилось мальчиков и «эхо» Великой Отечественной докатилось и до нас, рожденных в год Победы, нас подчистую всех призвали в армию.

Службу я начал в учебной роте полка связи в/ч 14315 в Казахстане, на знаменитом теперь космодроме Байконур. Вспоминать сейчас о своей солдатской службе в Советской Армии одновременно печально и радостно. Печально потому, что нет уже того великого государства, победившего фашизм, в котором я родился и за которое воевал на фронте мой отец — полковник Борис Аронович Ландо, ни армии, ни знамени, перед которым я, как и он, давал присягу на верность. А радостно потому, что именно в армии я встретил замечательных людей, которые оказали на меня большое влияние, помогли понять свое призвание, стали примером в отношении к порученному делу.

К армии я привык с детства. Мой отец, военный строитель, и моя мама Мария Львовна, детский врач, объездили после войны весь Советский Союз. 25 раз переезжали они с одного места службы отца на другое. Служил отец на Украине и в Белоруссии, на Урале и Камчатке, в Астраханской области и Казахстане, в других районах страны. Отец руководил большими армейскими коллективами. Начинали строители, как правило, с нулевого цикла, жили в палатках, а когда уезжали на новое место, оставляли после себя объекты, здания, водопровод, канализацию и пр. Я сменил не одну школу.

Полком связи, в котором я начал службу, командовал тогда полковник Смирнов (здесь, как и в других случаях, прошу прощения, что имя и отчество забылись). Я хорошо помню его характерный голос и своеобразную манеру разговора с личным составом. Стоя в шеренге в своем взводе, мы никогда не скучали, слушая его высказывания в афористичной своеобразной форме, иногда «с перцем», но всегда справедливые по существу.

Нашей учебной ротой командовал требовательный офицер — капитан Заитов, а командиром взвода был старший лейтенант А. Серов. Они добивались от каждого курсанта сознательной дисциплины, полного овладения профессией радиста, знания оружия, хороших результатов в спортивной и политической подготовке. Было, особенно вначале, нелегко, но человеческие отношения в роте были нормальные и за время службы я не помню ни одного случая проявления «дедовщины». В роте наш замечательный старшина Порядинский учил нас всему лично: как намотать портянки, быстро одеться по команде «Подъем!» или раздеться по команде «Отбой!», как правильно выполнить упражнения на брусьях и т. д. Относился он к солдатам по-отечески, хотя был до придирчивости въедлив и требователен.

Я очень скучал без музыки, которой занимался с детства, поэтому в личное время, которого было очень мало, я научился играть на фабричной балалайке, которую обнаружил в солдатском клубе. Ее мне разрешили хранить в ленинской комнате. Ребята любили меня слушать. Я наигрывал для себя любимые темы симфоний, увертюр, опер, а для ребят играл популярные мелодии «на заказ». О том, что я музыкант, не распространялся. Наш взводный, услышав мою игру, немедленно назначил меня запевалой и приказал к смотру выучить песню с ротой. На смотре художественной самодеятельности наша рота пела под мою балалайку: «Служим мы Стране Советов…»

Смотры в полку проходили регулярно. После выступления нашего ротного хора в клубе меня попросили выучить на балалайке что-нибудь сольное. Мой друг рядовой Белов, великий молчун, здоровенный добродушный парень из Кургана, которому я доставал доппаек в столовой у земляка-хлебореза, писал письма его любимой девушке, отвечал за него на занятиях по азбуке Морзе и политзанятиях, а в наряде он часто меня выручал, полы мыл, как трактор, однажды попросил: «Сыграй это, ну — «Я встретил Вас…»

По радио, когда мы занимались строевой подготовкой, часто крутили запись этого романса в исполнении знаменитого балалаечника Рожкова. Я согласился и начал готовиться. Не только использовал те вариации, которые звучали в записи, но и свои придумал. В ленинской комнате коллективно отбирали лучшие варианты, словом, это было народное творчество. На смотре полка я выступил с большим успехом, и меня отобрали для участия в гарнизонном смотре.

Большой общий труд не пропал даром. На гарнизонном смотре в Доме офицеров меня ждал первый в моей жизни настоящий артистический успех — был «бис», меня заставили играть несколько раз. Аккомпанировал мне пианист, позже мы служили вместе, рядовой Женя Николаев. Наше начальство включило мой номер для участия в концерте в честь 10-й годовщины полигона 2 июня 1965 г., где должен был присутствовать главком Ракетных войск знаменитый боевой маршал Н. И. Крылов, о котором я слышал еще до армии рассказы своего отца и дяди Ильи. Они оба прошли Великую Отечественную войну: отец начал от Сталинграда, а дядя — от полуострова Рыбачий.

Я запомнил этот концерт на всю жизнь. Со сцены видел маршала, его широкое лицо, морщины, большой лоб, твердый взгляд, от него исходило ощущение сильного человека, крупной личности. Много раз потом мне приходилось и приходится выходить на сцену, но то, первое интуитивное ощущение настроения людей, сидящих в зале, не забывается. Я абсолютно не волновался, играл очень удачно, зал бурно аплодировал, и меня попросили исполнить романс еще раз. Я сыграл, но по-другому. Это понравилось. После концерта меня пригласили в комнату командования Дома офицеров. Тут от волнения я толком ничего не запомнил, меня расспрашивали о моем образовании и т. д. В памяти остались слова заместителя начальника политотдела полигона полковника В. И. Тексина о том, что в российской армии до революции были оркестры русских народных инструментов, созданные Василием Васильевичем Андреевым, и что традиция эта замечательная, хорошо бы ее продолжить.

Через некоторое время в наш полк пришел приказ о моем переводе в Дом офицеров на должность шофера-моториста. По этому приказу создавался оркестр русских народных инструментов гарнизона и я назначался его нештатным руководителем. Так на Байконуре начиналась моя дирижерская деятельность. В Доме офицеров было немного солдат срочной службы — два киномеханика, три мастера по ремонту радиотелевизионной аппаратуры, пианист Е. Николаев, фотограф Кащеев, позже — режиссер детского театра А. Падука и я. Там мы, все рядовые, несли службу (выполняли все необходимые работы по Дому офицеров, охраняли ночью соседний деревянный кинотеатр, малоприятное занятие, особенно зимой, перестраивали на берегу реки из бывшего туалета тир, была шутка «из сортира — тир», и т. д.), выполняли свои обязанности, порученные нам политотделом.

Начальником Дома офицеров был талантливый человек майор Василий Петрович Дорохов, заслуженный работник культуры. Это он написал слова гимна Байконура «Среди барханов солнечного края…», а музыку сочинил композитор Карахан. Помнится, что я сделал позже оркестровку этой замечательной песни. Моим непосредственным начальником стал строгий старший лейтенант, позже капитан, у которого был очень красивый голос — тенор, Юрий Иванович Высота.

Я получил возможность заниматься на рояле. Для оркестра русских народных инструментов была выделена комната, закуплен комплект инструментов и струн. Я с головой ушел в работу по созданию оркестра. Нот не хватало, делал оркестровки, обработки. Конечно, пригодились знания и навыки, полученные в классах моих институтских учителей, низкий им поклон, — выдающихся русских композиторов профессоров Николая Ивановича Пейко, Александра Георгиевича Чугаева и последнего представителя семьи Гнесиных, Фабия Евгеньевича Витачека, а также оперно-симфонического дирижера, музыковеда и, как стало известно после его кончины в 1995 г., выдающегося церковного композитора Сергея Зосимовича Трубачева (отца Сергия), в классе которого я занимался факультативно дирижированием.

Самое трудное было найти и убедить людей играть в оркестре в свободное от службы время. Мне очень помогали в политотделе полигона. По приказу командования полигона был составлен список солдат из частей, которым разрешалось два раза в неделю посещать оркестр. По радио и местному телевидению было дано объявление о наборе в оркестр, нарисованы афиши о начале его работы. Пришло довольно много людей — более 40 офицеров, сверхсрочников и членов их семей. Были монтажники, работающие на площадках, гражданские служащие полигона. Занималось примерно 60 человек. Главное было научить людей играть, ведь большинство этого не умело, сделать работу интересной, увлечь и удержать людей. Не скрою, это было нелегко. Ведь я сам на ходу учился, искал методы, как быстро научить оркестрантов музыкальной грамоте, научить и одновременно с этим играть в ансамбле, уметь играть по моей руке и т. п.

Дирижерская профессия очень трудна. Помимо хорошего развитого музыкального слуха требуются большие специальные знания по всем разделам разветвленной музыкальной науки, специальная дирижерская одаренность, способность передавать коллективу людей свои представления о характере и оттенках исполняемого произведения, воля и многие другие качества. Но главным, на мой взгляд, в дирижерской профессии является беспредельная любовь к музыке, вера в ее главную миссию — объединять людей, делать их добрее, чище, наполнять жизнь человека высокой поэзией музыкального творчества гениальных представителей человечества — творцов музыки. Я полагаю, что, если человек знает и любит народное творчество, знает и любит музыкальную классику русских и зарубежных композиторов, он и работать будет иначе — творчески активно.

Оркестр уже через два с половиной месяца выступил первый раз, а через некоторое время была готова программа, с которой мы регулярно играли в частях и коллективах космодрома Байконур. С оркестром выступали певцы — капитан Бут (тенор), Борис Херсонский, инженер из хозяйства С. П. Королева (тенор), старший инструктор политотдела по культурно-массовой работе подполковник Н. А. Петров (бас), Татьяна Сударкина (сопрано) и др. Интересно, что именно к нам в оркестр пришел 16-летний ученик 30-й средней школы Сергей Захаров, впоследствии ставший знаменитым певцом. Я сделал для него оркестровку песни А. Островского «Небо, небо…», которую он пел красивым, но еще только формирующимся голосом. Инструктор Дома офицеров по художественной самодеятельности Полина Григорьевна Ожигина, энергичнейшая женщина, друг оркестра и самый суровый критик его игры, забраковала исполнение этой песни Сережей, и пришлось его выступление заменить выступлением рядового Торондуша, обладателя действительно красивого «взрослого» баритона. Но мне было за Сергея тогда очень обидно.

В репертуар оркестра входили обработки русских народных песен, произведения В. В. Андреева и других композиторов, писавших для оркестра русских народных инструментов, а также произведения русской и зарубежной классики, переложения которых я делал сам. Это романсы М. И. Глинки, П. И. Чайковского, Н. А. Римского-Корсакова, произведения В. А. Моцарта, Э. Грига, И. Брамса и многих других авторов, популярные песни того времени, произведения советских композиторов С. С. Прокофьева, А. И. Хачатуряна, Д. Д. Шостаковича, и др. Произведения были самые разные по жанру — от народных и эстрадных песен до произведений классиков, весьма трудных по форме, в том числе произведения для солистов и хора с оркестром. В репертуаре оркестра за три года моей службы накопилось свыше двухсот произведений.

Это был огромный труд. Мне приходилось заниматься помимо практического руководства и организационных дел оркестровкой, перепиской оркестровых голосов. Мы давали примерно от 5 до 8—10 концертов в месяц. Встречали всегда хорошо. Ведь слушали нас на Байконуре люди удивительные, благодарные. Оркестр и я были удостоены званий лауреатов нескольких смотров художественной самодеятельности.

В Доме офицеров всегда кипела большая напряженная работа, и вряд ли я смогу даже кратко ее охарактеризовать в полной мере.

Напишу лишь о той работе, в которой мне приходилось участвовать помимо моего оркестра.

При Доме офицеров работал вокальный кружок. В нем пели кроме названных исполнителей другие одаренные певцы: Мздислава Шумская с замечательным легким подвижным колоратурным сопрано, Нелли Шкорина, певшая в народной манере. Некоторые певцы предпочитали, чтобы я аккомпанировал им на фортепиано. Думаю, потому, что я мог очень легко играть аккомпанемент в любой тональности, а также играл популярные мелодии без нот. Последнее качество оказалось очень ценным. Довольно трудным для меня технически был концерт с подполковником Н. А. Петровым, у которого был очень красивый бас полного диапазона. Пришлось много заниматься. Помню, особенно были для меня трудны арии Фарлафа из оперы «Руслан и Людмила» М. И. Глинки и ария Мельника из оперы «Русалка» А. С. Даргомыжского. Пришлось учить наизусть. Помогал мне в освоении техники фортепианной игры мой товарищ Женя Николаев, у которого за плечами было фортепианное отделение Рязанского музыкального училища.

При Доме офицеров работал также нештатный, позже он стал штатным, ансамбль песни и пляски Ракетных войск, которым руководил опытный дирижер майор В. А. Карасев, а заместителем у него был капитан В. К. Дрёмов. В ансамбле кроме весьма пестрого по составу оркестра был хороший мужской хор, которым руководил одаренный хормейстер рядовой Игорь Алехин, с которым я был дружен. Мы часто вместе музицировали. Особенно он любил слушать мои импровизации на фортепиано. Один раз, помню, я даже дирижировал хором и оркестром ансамбля, причину сейчас забыл, кажется, дирижеры были вызваны к начальству.

Старшина ансамбля Корольков, с очень приятным тенором, репетировал исключительно со мной. Особенно он любил и хорошо пел русскую народную песню «Колокольчики мои, цветики степные…». В ансамбле служил хороший конферансье сержант Володя Долгов, ныне Заслуженный артист России. Совсем недавно он вел концерт симфонического оркестра, которым я дирижировал.

Полигонный духовой оркестр располагался также в Доме офицеров. Им руководил капитан М. Д. Титаренко. Я очень дружил с музыкантами этого коллектива. Учился играть практически на всех духовых инструментах. Особенно запомнилось звучание баритона старшины оркестра Мелькумова. Такое роскошное, очень похожее по певучести на виолончель звучание позже я услышал только в Государственном симфоническом оркестре РФ, с которым репетировал 7-ю симфонию Г. Малера по приглашению Е. Ф. Светланова. Духовой оркестр не только играл марши, но и разучивал концертные программы, я многому научился, слушая, когда удавалось, репетиции М. Д. Титаренко. Он умело работал над качеством звучания, придавая большое значение точному ритму и чистой интонации, последнее в духовом оркестре весьма большая проблема. Музыканты духового оркестра выступали по выходным дням на танцплощадке, в комсомольском парке, там пелись эстрадные песни.

Для танцев я сочинил первую свою песню, но оркестровал неудачно, она провалилась. Валторнист оркестра, я забыл, к сожалению, его имя и фамилию, был призван в армию из Свердловской консерватории, он дал мне урок, показав приемы эстрадной оркестровки. Песню пришлось переделать, и второе исполнение было уже значительно эффектнее. Слова песни написал талантливый человек, баллистик Александр Корнилов. В Доме офицеров был также поэтический клуб, в работе которого принимал активное участие младший сержант Юрий Быстрюков, одаренный поэт. Помню наши споры, запомнились и стихи поэта Вячеслава Злобина.

Саша Корнилов был очень одаренным человеком, он не только писал стихи, но и играл в театре. Помнится, его мама, Корнилова Н. Я., обожала заниматься режиссурой и театр, который регулярно функционировал в Доме офицеров, давал много драматических спектаклей, в музыкальном оформлении которых я принимал участие как пианист и автор музыки. Режиссировала в театре также и З. Шаронова. Должен сказать, что байконурцы любили театр и, какой бы спектакль ни шел, зал Дома офицеров всегда был заполнен. Из драматических спектаклей мне запомнился очень сильный спектакль «Барабанщица». В нем играла замечательная актриса, инструктор ДО, очень красивая женщина Алла Гуржиенко.

У А. Корнилова возникла мысль поставить оперетту «Свадьба в Малиновке». Клавира этой оперетты Б. Александрова у нас не было, была только пластинка. С подачи капитана М. Д. Титаренко мне была поручена оркестровка этой оперетты. Времени мне было дано всего около четырех недель. Я слушал пластинку, записывал в виде клавира, потом делал партитуру. Партитурной бумаги не было — пришлось склеить две нотные тетради. Мне были переданы в подчинение два солдата духового оркестра, которые переписывали за мной партитуру на оркестровые партии и тотчас же несли на репетицию оркестра. Иногда приходилось и самому репетировать. Работы было чудовищно много, но это был великий урок. Оркестранты сразу просили меня подкинуть им подголосок поэффектнее, выбирать более звучный регистр и т. д. Вот где в полной мере я оценил школу по оркестровке, которую получил в Гнесинском классе Н. И. Пейко.

Были сложности и с певцами. Одному низко, другому высоко, надо было переделывать. Забавно, но Яринку пела одна участница, а на сцене играла другая, невероятно красивая с роскошной косой Жанна Иванова, у которой, к сожалению, совсем не было голоса. Я дорвался до сочинения и, например, въезд пана атамана Грициана Таврического сочинил в довольно модернистском стиле. Это, конечно, была недопустимая вольность, но я не мог удержаться. Пока выбирали тональности для певцов, получилось так, что и с ними пришлось много работать. Юрий Иванович Высота пел партию Андрея очень удачно. Великолепнее всех играл Попандопуло Саша Корнилов. Запомнился талантливый актер старший сержант Г. Шульман, исполнявший партию Грициана, а также старший лейтенант Валерий Мальцев. Подготовка спектакля шла очень плотно. Последние несколько дней перед премьерой я практически не спал, было очень много уточнений в оркестровке, многое приходилось переделывать. Решил в день премьеры лечь поспать: сил уже не оставалось. Но вдруг случилось непредвиденное — заболел дирижер. Меня срочно вызвали к начальнику политотдела генералу. Герою Советского Союза Михаилу Ивановичу Дружинину, который приказал провести спектакль. Я доложил, что там очень сложные сцены, оркестровые речетативы, хоры, ансамбли и т. д., боюсь — нет опыта. Он подумал и кратко сказал: «Иди и выполняй приказание, не мне же дирижировать». Я почувствовал, что дело плохо. Но оркестранты и все участники меня поддержали, и спектакль прошел без единой накладки. Восторженные зрители долго аплодировали исполнителям и оркестру. Оказывается, что, делая оркестровку, работая с певцами и хором, я выучил всю музыку наизусть, ведь каждая нота была выношена мной в воображении. После спектакля оркестранты сказали мне, что я должен обязательно стать дирижером. И правда, после этого случая во мне прочно поселилась мечта о дирижировании. Я понял, что у меня есть специфическая способность управлять оркестром, певцами и хором. Так окружавшие офицеры, солдаты, генерал Дружинин вселили в меня надежду и уверенность стать дирижером. Но для этого мне надо было пройти службу в звании рядового и младшего сержанта на Байконуре. Я до сих пор выполняю приказ моего командира.

Михаил Иванович был особым генералом. Он был политработником высокого ранга и умел найти применение способностям каждого своего подчиненного. Например, работники политотдела, которым я подчинялся по службе, были людьми очень одаренными.

В. П. Дорохов сочинял стихи, Ю. И. Высота и Н. А. Петров пели, Б. И. Посысаев играл в театре и т. д. Последний раз я встретил Михаила Ивановича в Москве в 80-х гг. около Министерства иностранных дел на Арбате. Он был в гражданском, несколько постарел, в руках хозяйственная сумка. Я поздоровался, он внимательно посмотрел на меня и сказал: «Ландо, ну что? Дирижируешь?» Память профессионала. Думаю, он многих помнил и многим людям, как и мне, помог найти свою дорогу в жизни. Светлая ему память.

В Доме офицеров был организован в конце 1965 — начале 1966 гг. детский театр, которым руководил рядовой А. Падука, молоденький и очень энергичный и обаятельный солдат. Для его спектакля «Снежная королева» я написал очень удачную музыку. В ее исполнении принимала участие и пианистка местной музыкальной школы Лилия Сергеевна Алютина. Очень образованная, деликатная, чудесный музыкант-подвижник. Скольким детям Байконура она привила любовь к фортепианной игре, приучила к занятиям музыкой! Помню я не мог принять от нее самый дорогой подарок, который мог получить в жизни. На мое двадцатилетие она хотела подарить мне свои, редчайшие там, в Казахстанской степи, ноты: три тома всех фортепианных сонат Бетховена, я не мог принять такой подарок.

На 10-й площадке функционировала телестудия. Мне поручили вести цикл «Как слушать и понимать музыку». Некоторые свои сочинения (поэму памяти космонавта В. М. Комарова) я играл не только в концертах, но и на телевидении. Политотдел проводил семинары для комсомольских работников, мне поручили принимать участие в них с докладами о роли музыки в воспитании человека. К выступлениям я тщательно готовился. Очень помогали советы майора Тулаева и Марии Ивановны Удинцевой, работавшей в радиоузле и библиотеке ДО. Мне поручили руководство комсомольской организацией ДО, и я старался добросовестно относиться к своим обязанностям.

Большим событием в культурной жизни полигона стали гастроли Алма-Атинского оперного театра летом 1965 г. Несколько недель в ДО шли оперные спектакли. Меня прикрепили в качестве помощника к постановочной части. С утра до вечера я с наслаждением слушал репетиции и спектакли. Мечта моя стать дирижером укрепилась.

Конечно, написать о том, что пережито в армии, невозможно. Помнится и звездное ночное небо Байконура, и весеннее пурпурное тюльпановое степное море, и пуски ракет, которые приходилось видеть, в частности запуск ракеты с космонавтом Комаровым, трагическая смерть которого произвела на меня тяжелое впечатление. Я накануне видел его гуляющим по площади. И стрельбище зимой, когда мой командир взвода приказал снять перчатки (моя бабушка мне их связала из зеленой шерсти) и стрелять без них (я отморозил руки), и долгие зимние морозные ночи, когда я охранял пустой деревянный кинотеатр. И музыка Моцарта из маленького приемника, пронзавшая меня своей трагической красотой, и звуки духового оркестра — мои друзья играли марш «Прощание славянки», когда на «дембель» с глазами, полными слез, отслужив 3 года в армии, я уезжал домой.

Армейская закалка мне очень пригодилась в дальнейшей жизни. Я осуществил свою мечту — стал оперно-симфоническим дирижером. После окончания Гнесинского института поступил в Ленинградскую консерваторию им. Н. А. Римского-Корсакова, на оперно-симфоническое отделение дирижерского факультета, которую окончил в 1975 г. по классу выдающегося дирижера А. С. Дмитриева, и по настоящее время занимаюсь любимым делом. В моем становлении огромную роль сыграли люди, с которыми я познакомился в армии, на теперь уже легендарном Байконуре. Именно о них мне хотелось рассказать с большим чувством признательности и благодарности.