Я сидел у телефона и ждал. Звонок раздался, когда уже совсем стемнело.
— Вы меня узнаете? — спросила Мириам.
— Да.
— Где стоит ваша машина?
— На стоянке у отеля.
— Встретимся в ней.
— А вы сможете найти ее?
— Да.
— О’кей, — сказал я. — Прямо сейчас?
— Прямо сейчас.
Я повесил трубку, выключил везде свет и вышел на улицу. Был чудесный, теплый гавайский вечер. Я прошел на стоянку, сел в машину и стал ждать.
Вдруг за моей спиной раздался сдавленный голос:
— Ну поезжайте же!
У меня хватило ума не оглянуться. И так было ясно — Мириам спряталась на полу за спинкой сиденья.
Я завел мотор и вырулил со стоянки.
Лишь когда мы проехали с полдюжины кварталов, Мириам выбралась из укрытия и сказала:
— Если вам раньше никогда не приходилось видеть женских ног, то вас ждет небывалое потрясение.
С этими словами она задрала юбку и перемахнула на переднее сиденье.
— Приходилось, — ответил я. — Правда, не такие красивые.
— К сожалению, — вздохнула она, — сейчас не время для комплиментов.
Она придвинулась ко мне вплотную и схватила меня за руку. Я почувствовал, что рука ее дрожит.
— Что случилось? — спросил я.
— Поедем куда-нибудь в такое место, где можно спокойно остановиться, там и поговорим, — попросила она.
Я понесся по шоссе к мысу Коко, поглядывая в зеркало заднего вида. Похоже, за нами никто не следил. Миновав мыс, я помчался дальше вдоль побережья. Дорога была практически пустынна, однако я не останавливался, пока мы не добрались до укромного места, где шоссе красиво взмывало над заливом. С отвесного каменного откоса открывался прекрасный вид на океан; рядом была просторная автостоянка. Нам повезло — ни одной машины.
Я остановился, заглушил мотор, выключил свет и, повернувшись к Мириам, спросил:
— Итак?
Она ухитрилась развернуться задом наперед на своем сиденье и буквально лечь на рулевое колесо так, чтобы оказаться лицом к лицу со мной.
— Дональд, — проговорила она, — вы мне верите?
Я подсунул руку ей за плечи, чтобы хоть немного защитить руль, и осторожно ответил:
— Это зависит…
— От чего?
— От нашего теперешнего разговора. Что вы рассказали в полиции?
— Рассказала все, как есть, — ответила она.
— Кто с вами разговаривал?
— Хотите верьте, хотите нет, Дональд, но разговаривал со мной сам начальник полиции.
— Ну и как он?
— Ничего, приятный.
— Перескажите мне то, что говорили им.
— Мне кажется, они кое-что знают.
— Они не сказали, что именно они знают?
— Нет.
— А что они сказали?
— Начальник объяснил, что положение у меня серьезное. Сказал, что дальнейшее очень сильно зависит от того, насколько я буду искренна; что я должна ему рассказать все о наших отношениях с Эзрой Вудфордом, о нашем браке и все, что я знаю о Бастионе. Сказал, что помочь мне может только правда, а если я буду лгать, то станет еще хуже.
— И как вы поступили?
— Рассказала правду.
— Теперь повторите ее мне.
— Что вам повторить?
— Все.
— Я для них не стала начинать очень уж издалека.
— Вот и для меня начните оттуда же, — попросил я.
— Мне всегда хотелось приключений, — начала Мириам. — Наверно, я была просто лихой девчонкой и… В общем, передо мной была целая жизнь и… и я соблазнилась.
— Это случается с девушками, — заметил я. — Поехали дальше.
— Ну и попался мне один красавчик, — продолжала она. — Я вляпалась по полной программе: отдала ему любовь, доверила все свои тайны, все на свете. Я отдала ему всю себя, а он — сначала болтал всякую чушь, а потом бросил меня и отвалил.
— А вы?
— Наверно, я должна была пережить потрясение, шок, боль, ненависть. Но все было не так. Я даже обрадовалась.
Сказать по правде, к тому времени, когда он отвалил, я уже начинала от него уставать. Но тщеславие мое было уязвлено — он ведь бросил меня ради другой девушки, значит, она обладала чем-то, чего у меня не было. И я решила: больше такого не повторится! Я должна стать в этих делах докой и в будущем рвать отношения первой. Нечего ждать, пока им вздумается уйти от меня.
— Ладно. Дальше.
— В следующий раз, когда за мной стал ухлестывать один парень, я уже знала свою роль назубок. И даже сама присочинила кое-какие сцены для нашей пьесы, чем немало его озадачила.
— И что получилось?
— Он всерьез и по-настояшему влюбился в меня по уши. Мне казалось, что я тоже в него влюблена. Он был богат и хотел жениться.
— И что?
— Я вышла за него. Но опыт не удался.
— Почему?
— Потому что на самом деле я его не любила. Это была не любовь, а так — забава с рыбкой, которая попалась на крючок. Попросту говоря, я его не уважала. И примерно через год мы решили расстаться. Единственное, что меня бесило, — это то, что мне опять перешла дорогу другая женщина.
— Кто?
— Некая брюнетка. Она смотрела на него чувственными темными очами, медленно поднимала веки, так что он буквально проваливался в этот омут, потом опускала веки и издавала трепетный вздох.
— Умелая игра? — спросил я.
— Да бросьте вы, Дональд, — ответила она. — Всякая женщина, которую Бог не обидел внешностью, тщательно изучает перед зеркалом свои достоинства и находит способ их подчеркнуть. Эта потаскушка так отработала технику, что будь здоров. Она буквально вползла в мою нору и вытолкала меня оттуда. На эту нору мне, конечно, было наплевать, но то, что меня снова обошли, привело меня в бешенство.
— Что было дальше?
— Вышла я на свободу не с голыми руками, — продолжала Мириам. — Кое-что с собой унесла.
— Много?
— Вполне прилично. Уж слишком он воспылал страстью к своей брюнеточке. Большой куш отхватил, конечно, мой адвокат, но и у меня осталось около сорока тысяч. Правда, не сразу — сначала десять тысяч наличными, а остальное — постепенно, в виде алиментов.
— Что потом?
— Потом уже больше никто и никогда не переходил мне дорогу, даже по моей, самой строгой мерке. Я потренировалась-таки перед зеркалом. Раз уж мужчинам так нравятся эти чувственные взгляды, вздохи и прочая чушь, решила я, то эти дешевые трюки я освою в совершенстве.
— Значит, эту науку вы постигли?
— И практику тоже.
— И помогло?
Она хихикнула.
— Ладно. Пойдем дальше, — сказал я.
— Значит, так. О том, чтобы успокоиться и начать заниматься чем-нибудь серьезным, я и не думала. Я решила съездить в морское путешествие, расширить свой горизонт.
— Ну и как, расширили?
— Несомненно.
— Отлично. Что же произошло?
— В этом путешествии я встретила одного плейбоя, — ответила она, — очень энергичного, очень богатого. Я тоже хотела разбогатеть.
— У вас ведь уже были деньги.
— Мне хотелось еще. Я считала, что деньги — это самая надежная защита, по крайней мере для меня. О том, что бывают и другие способы защиты, я тогда не подозревала.
— Значит, вы себя продали?
— Я ужасно не люблю это выражение, Дональд. Он был человеком щедрым, а я вовсе не собиралась попусту его дразнить или вытягивать деньги. Мы объехали всю Южную Америку, путешествовали по Средиземному морю.
— Это все в одном круизе?
— Нет, в разных.
— А в промежутках?
— Он снял для меня квартиру. Я промолчал.
— Только ради Бога, не надо ничего драматизировать, — ответила она на мою невысказанную реплику. — В конце концов, Дональд, в жизни есть вещи, которые следует принимать. Вы и представить себе не можете, как легко пойти по пути…
— Чего?
— Я не знаю, как это правильно назвать. Уж во всяком случае, это никакая не «нравственная бездна», о которой талдычат святоши в журналах для женщин. Это просто… ну, скажем, просто целесообразность.
— Ладно. Закончим с этим.
— И вот тут-то через некоторое время я и познакомилась с Эзрой Вудфордом, — сказала она.
— Он ухаживал за вами?
— Да бросьте вы. Это был одинокий, больной человек, весь в делах. Когда у него вдруг появилась возможность развлечься, выяснилось, что он забыл, как это делается. А если бы и попробовал, наверно, на него стали бы смотреть как на ненормального. Все считали его старой развалиной, которому остается только разгуливать по палубе со скорбной физиономией, оказывать знаки внимания старушенциям да выслушивать их бесконечный треп про внучатых племянников и про операции на желчном пузыре.
— Что же у вас произошло?
— Я сразу поняла, что понравилась Эзре. Я вовсе не старалась закадрить его. Мне просто хотелось его развеселить, и у меня это здорово получалось.
— А что вы для этого делали?
— Разрешала ему угощать меня напитками, смешила его, сама от души смеялась его избитым шуткам, иногда опиралась на его руку, заглядывала в глаза, отпускала ему комплименты по поводу его выдающихся деловых качеств.
— Но вы ведь в это время были не свободны?
— Да, я была не свободна и не собиралась его дурить. Я не из тех, кто охмуряют, Дональд, хоть некоторые так и думают.
— Ладно. Что потом?
— Потом Эзра стал писать мне. А когда я порвала со своим плейбоем, Эзра приехал в Нью-Йорк и попытался восстановить веселые, беззаботные отношения, какие были у нас на корабле.
— И Получилось?
— Нет, Дональд, на суше это невозможно.
— Почему?
— Сама не знаю. На кораблях особая атмосфера. Когда люди оказываются вместе, у них неизбежно появляются общие интересы: вместе обедают, пьют коктейли, встречаются для бесед, а главное — все отдыхают. Больше там делать нечего. Никакой спешки, никаких забот, никакого напряжения. Все веселятся и развлекаются и… в общем, там все по-другому. А в Нью-Йорке спишь до полудня, потом встаешь, наводишь красоту. Потом появляется почетный эскорт, и ты отправляешься куда-нибудь в город. Возможности твои ограниченны. Если достанешь билеты, можно пойти на спектакль или концерт. Можно податься в клуб «Аист» или в «Двадцать одно». Можно укрыться в каком-нибудь уютном ресторанчике и вкусно пообедать. Можно немного выпить и поговорить. Но в городе вы предоставлены самим себе; вокруг вас нет компании, с которой вас круглосуточно связывают общие интересы.
— Ну и что было дальше?
— Дальше, — ответила она, — Эзра стал все чаще заводить серьезные разговоры. Он был одинок, страшно одинок и угнетен своей старостью.
— И он предложил вам выйти за него замуж?
— Ему хотелось… хотелось полнокровной, активной жизни. И ему хотелось, чтобы я была с ним.
— И что вы ему ответили?
— Дональд, — сказала она, — я хочу, чтобы вы мне поверили. Я ответила, что могу быть с ним и что для этого ему совсем не обязательно на мне жениться, что он даже может потом пожалеть о таком своем решении.
— А он?
— Дональд, я даже не знаю, как вам объяснить, чтобы вы представили себе Эзру. Он был весь в работе, никаких развлечений. Когда-то он был женат на женщине, которая быстро превратилась в ворчливую зануду, донимавшую его расспросами о том, где он был и что он делал. Его семейная жизнь, наверно, была невыносимой.
— Да, я знаю, — заметил я. — Жена его не понимала.
— Нет, Дональд, дело не в этом. Тут было другое, и я это прекрасно знаю. Есть масса мужчин, решивших жениться и разочаровавшихся в своем решении, и он был одним из них. Кончилось тем, что он… он просто ушел с головой в дела и стал пропадать у себя в конторе, потому что не хотел идти домой. Отдав все силы работе, он заработал кучу денег и достиг огромных успехов, но стал — как бы это сказать? — беспросветным трудягой.
— Он потерял вкус к жизни?
— Да.
— Понятно. И что?
— Он считал, что жить ему осталось недолго. Денег у него была куча. Эзра сказал мне, что понимает, что я не люблю его — в романтическом смысле этого слова. Не стал скрывать, что и он, по-видимому, в этом смысле меня не любит, однако восхищен мною и покорен тем обаянием молодости, которое от меня исходит. Он сказал, что хочет просто видеть меня, смотреть, как я развлекаюсь, слышать мой смех, хочет, чтобы я была рядом. И добавил, что готов за все это платить.
— Каким образом он собирался за это платить?
— Сделав меня своей женой. Он сказал, что в Денвере иначе нельзя. Он не желал, чтобы я стала его любовницей и ему приходилось бы тайком выкраивать возможность со мной увидеться. Он хотел, чтобы я могла спокойно жить в его доме, познакомиться с его друзьями и все остальное, как полагается.
— Ну и что же вы ответили?
— Я ответила «да».
— А потом вы не пожалели об этом соглашении?
— Я — нет. Если уж я заключаю сделку, то делаю это с открытыми глазами и потом выполняю свои обязательства. При этом я понимала, что если сама не буду жить счастливой жизнью, то мечта Эзры не сбудется. И я сделала все от меня зависящее, чтобы он не считал свои затраты напрасными и получил все, на что рассчитывал.
— Он был счастлив?
— Как весенний жаворонок. Он буквально расцвел, словно майская роза, я даже сама удивилась. Денвер оказался очень приятным местом. У Эзры было много друзей, и они ко мне замечательно относились. Я старалась дать ему все, чего он хотел: всегда была веселой, жизнерадостной, забавляла его, шутила и… правда, Дональд, я сумела сделать его по-настоящему счастливым.
— А вы не устали ждать? — спросил я напрямик.
— Чего ждать?
— Его смерти.
— Дональд, — решительно ответила она, — посмотрите мне в глаза. Я не вру, верьте мне. Ничего такого я не ждала. Я просто выполняла условия соглашения и не испытывала от этого никакого неудовольствия.
— Ну хорошо. А как насчет Бикнела?
— Конечно, — ответила Мириам, — Бикнел осуждал Эзру с самого начала, как только об этом узнал. Еще когда Эзра уехал в Нью-Йорк, Бикнел понял, что он хочет увидеться со мной. Мы ведь переписывались и… наверно, партнеры всегда как-то узнают о таких вещах, а может, секретарша Эзры сболтнула чего лишнего и… в общем, так или иначе, Бикнел обо всем знал.
— И не одобрил?
— Даже представить себе не можете, до какой степени не одобрил.
— И что?
— Когда Эзра вернулся и объявил Стиву, что собирается жениться, тот подпрыгнул до потолка. Он разговаривал с Эзрой таким тоном, что они чуть-чуть не рассорились вдрызг.
— Что потом?
— О-о! — Она выразительно закатила глаза. — Потом все, как положено. Стив Бикнел нанял детективов, которые стали копаться в моем прошлом. Честное слово, Дональд, вы не можете себе представить, до чего может докопаться умелый детектив! Хотя, что я говорю? Конечно, можете, вы ведь сами детектив.
— Откуда вы узнали?
— Мне сказали в полиции.
— Понятно.
— Значит, — продолжала она, — они узнали про меня абсолютно все. Проследили всю мою жизнь с самого детства — наверно, с того дня, когда мама отняла меня от груди. И конечно, с того момента, как я познакомилась с первым кавалером. Уж поверьте, набрали они материала целую кучу — грязную, вонючую кучу. Ведь если убрать романтику, прогулки при луне и прочие прелести, все это выглядит совершенно ужасно. И аккуратно изложили все на бумаге в отпечатанном виде.
— И что произошло?
— Стив Бикнел вручил эти бумаги Эзре и предложил прочитать.
— А что Эзра?
— Эзра прочитал их, порвал в клочья, выкинул в камин и объявил Стиву, что если тот еще раз заикнется о чем-нибудь подобном, то он его убьет.
— Что потом?
— Потом мы поженились и уехали жить в Денвер.
— Для Бикнела ваш брак имел какие-нибудь финансовые последствия?
— Да, в некотором смысле.
— Какие же?
— У них существовало партнерское соглашение, по которому любой из них оставлял всю свою долю целиком оставшемуся в живых партнеру. Если же он был женат, то вдова должна была получить половину наследства, а партнер — другую половину.
— Значит, если бы Эзра умер неженатым, он все оставил бы Бикнелу?
— Да.
— Стало быть, из-за женитьбы Эзры Бикнел терял приличное состояние?
— Ну, он, конечно, и не рассчитывал, что Эзра так скоро умрет.
— Все же вы оба не могли не думать о такой возможности.
— В общем, да.
— И Бикнелу вы, конечно, не понравились?
— Конечно.
— Как же тогда получилось, что Эзра сделал Бикнела доверенным лицом по управлению вашим состоянием?
— Чтобы это объяснить, нужно вернуться к тому моменту, когда я только появилась в Денвере.
— Давайте вернемся.
— Бикнел, конечно, относился ко мне как к какой-то нечисти.
— А вы? Объявили ему войну?
— Вовсе нет. Я решила не обращать на него внимания, только объявила Эзре, что он не должен пускать Стива в наш дом. Это было единственное, на чем я настаивала.
— Так. И что потом?
— Потом, постепенно, когда Стив увидел, как я себя веду, он изменил свое отношение ко мне. И поскольку Эзра хотел все же, чтобы он у нас бывал, я в конце концов согласилась.
— И что было дальше?
— Вот так мы и жили — я развлекала Эзру, и Эзра ходил веселый и радостный. Он начал следить за своей внешностью, часто посещал парикмахеров, ухаживал за ногтями. Стал шить у портных дорогие модные костюмы. С работы он торопился вернуться домой, где мог отдохнуть, развлечься, насладиться жизнью. И он явно гордился мною, любил похвастаться мною перед другими — поверьте, я говорю это совсем не из бахвальства.
— А как реагировали люди?
— Сначала они думали, что я просто товар, который Эзра приобрел на базаре, не подумав как следует. Мне предстояло с этим бороться, но я ведь и раньше знала, что придется столкнуться с таким отношением к себе, поэтому вовсе не была обескуражена. В подобной ситуации быть женой в десять раз труднее, чем любовницей. Но я представляла себе всю эту ситуацию заранее и прекрасно знала, что мне предстоит испытать. Я твердо решила, что возьму верх и заставлю других хорошо к себе относиться. Самой мне, конечно, на них было наплевать, но я понимала, что Эзра хочет сохранить друзей и свой образ жизни, а не просто запереться в шикарном особняке с молодой женой, которой все будут пренебрегать.
— Значит, вам удалось добиться хорошего отношения со стороны его друзей?
— Да, понемногу удалось. Это оказалось не так уж трудно. В людях ведь много хорошего. Я люблю людей, и они, как правило, любят меня.
— И каким же способом вы этого добились?
— Просто вела себя открыто и естественно. Некоторые юные щеголи, конечно, пытались за мной ухаживать, намекали, что я, наверно, очень одинока и все такое.
— И как вы поступали в таких случаях?
— Я обходилась без благородного негодования, — ответила она. — Просто смеялась им в лицо и говорила, чтобы они пошли поиграли в свои игрушки.
— Ясно. Что дальше?
— Дальше все стали понимать, что я играю по-честному, и в один прекрасный день, словно по мановению волшебной палочки, все стали замечательно ко мне относиться.
— Значит, это произошло достаточно быстро?
— По-моему, не более двух месяцев, но для меня, конечно, прошла целая вечность. Даже странно, как иногда быстро все происходит. Друзья любили Эзру, так что постепенно полюбили и меня. Эзра любил устраивать званые обеды, а со мной всем было весело, и людям понравилось к нам приходить.
— А Бикнел?
— И Бикнел вскоре стал появляться среди гостей.
— Понятно. Что дальше?
— Дальше, — ответила Мириам, — Эзра стал счастливейшим человеком на свете, и его друзья полюбили меня за то, что я для него сделала. Они уже не смотрели на меня как на поношенное тряпье с барахолки, а считали меня… считали чем-то вроде тонизирующего напитка для Эзры. А кроме того, я была гостеприимной хозяйкой для всех.
— Ясно. Что же было потом?
— А потом он неожиданно умер. И по завещанию мне досталась половина его состояния.
— То есть сколько?
— Господи, Дональд, я не знаю. Его еще не успели оценить, но это огромные деньги. У Эзры были золотые рудники, нефтяные скважины, куча предприятий — все, что угодно. И теперь я богата. То есть буду богата.
— Если только не окажетесь замешанной во что-нибудь, что вызовет скандал вокруг имени Вудфорда, — заметил я.
Мириам промолчала.
— А убийство — это несомненный скандал, — продолжал я. — И шантаж Бастиона — тоже.
— Я не убивала Бастиона, — твердо произнесла она.
— Вы боялись его?
— Да.
— И собирались заплатить ему?
— Да.
Прежде чем продолжить беседу, я немного поразмышлял.
— Расскажите мне подробнее про Бикнела, — попросил я наконец.
— Бикнелу почему-то полюбилась идея полюбить меня.
— Вот об этом я и хотел бы узнать.
— Ну, понимаете… Даже не знаю, как и сказать… Он ведь тоже был одинок. Жена его давно умерла, а второй раз он так и не женился. И я понимаю, что у него и желания-то особого не было. Он был такой… ну, как их обычно называют — брюзга, сморчок, зануда, рыба холодная.
— Понятно, — сказал я.
— Он прекрасно знал Эзру до женитьбы, — одинокого, несчастного. И вдруг увидел, как Эзра переменился, когда появилась я. Видимо, ему в голову втемяшилась идея, что и ему хорошо было бы так жениться.
— Точнее, жениться на очень молодой и очень красивой девушке, — уточнил я. — Неплохое предприятие, что и говорить.
— Вот он и хочет это предпринять.
— Он уже предлагал вам выйти за него замуж?
— Вы обязательно хотите это знать, Дональд?
— Да.
— Предлагал, — ответила она, — он хочет, чтобы я за него вышла. Есть даже письменное свидетельство.
— То есть?
— Вскоре после того, как я приехала сюда, я получила от него письмо. Он написал, что сначала очень ошибся на мой счет, что я оказалась на редкость порядочным человеком. И спросил, не подумаю ли я о том, чтобы выйти за него замуж через несколько месяцев, когда все уляжется и не будет лишних разговоров.
— И что вы ему на это сказали?
— Я еще не разговаривала с ним. Я написала ему, что хотела бы о многом поговорить при встрече, и тем пока и ограничилась. Вы ведь знаете, что происходит с мужчинами средних лет, когда им вдруг приходит в голову влюбиться, — они становятся слегка того, словно дети малые.
— Вы рассказали обо всем этом в полиции?
— Да, за исключением того, что Стив хочет на мне жениться. Я сочла, что мне совсем не обязательно посвящать их в личные дела Стива.
— Ладно, — сказал я. — Похоже, вы с ними хорошо поговорили. Видимо, вам удалось их убедить, иначе они бы вас вряд ли отпустили.
— Не очень-то много мне пока удалось. Они продолжают расследование.
— Они, конечно, сказали вам о своем подозрении, что Бастион вас шантажировал и что вы нашли единственный способ отделаться от шантажиста?
— Да. Прямо они меня не обвиняли, но наводящие вопросы задавали.
— Ну и что вы им ответили?
— Я сказала, что они сошли с ума. Что я никогда в жизни не смогу взять пистолет и пойти кого-то застрелить. Что это вообще не способ решать проблемы.
— Как же, по-вашему, следует обращаться с шантажистами?
— Не знаю, — ответила она.
— Но заплатить вы ему собирались?
— Да.
— Почему?
— Ой, я не знаю. Не могу сказать. Просто единственное, что мне хотелось, — это чтобы меня больше не беспокоили. В конце концов, он просил не очень много и… в общем, Бастион убеждал меня, что это все, что ему нужно. Просто ему была срочно нужна некоторая сумма и…
— Не надо себя обманывать. Шантаж — это как зыбучий песок, из него невозможно выбраться. Чем больше сопротивляешься, тем глубже вязнешь.
— Я понимаю, что в большинстве случаев это действительно так, — быстро заговорила она, — и очень может быть, что я ошибаюсь, но Бастион на самом деле очень убедительно все объяснил.
— А именно?
— Он сказал, что случайно наткнулся на эти документы, что он сам себя проклинает за то, что решил воспользоваться ими, что он совсем не такой, он не вымогатель, он всегда старался заниматься честным бизнесом, но что он оказался в ужасном финансовом положении. Ему срочно нужны деньги. Он объяснил, что когда к нему в руки попали эти бумаги, он подумал, что у меня все равно столько денег, что я не знаю, что с ними делать, и я могла бы дать ему в долг. Он обещал, что больше ему ничего не потребуется. Он клялся, что будет стараться вернуть их. Сказал, что он в таком положении, что должен срочно погасить некоторые долги и вложить деньги в одно дело, которое ему подвернулось… Ну, в общем, вы понимаете…
— И на какие же это документы он наткнулся?
— Про то, что я покупала мышьяк прямо перед смертью Эзры.
— Но это Эзра хотел, чтобы вы его купили?
— Да. Он ему нужен был для изготовления чучел. Я же вам все про это рассказала, Дональд.
— И в полиции тоже все рассказали?
— Все абсолютно.
Я немного помолчал и сказал:
— О’кей, Мира, вы меня убедили.
— В чем?
— Что не убивали Бастиона, — ответил я и, улыбнувшись, добавил: — И в том, что ты — парень что надо!
— Дональд, — тихонько произнесла она. — Что?
— Ты мне нравишься.
— Отлично. Я очень рад.
— А я тебе нравлюсь?
— Да.
— По тебе не заметно.
— Я на работе.
— Сейчас уже нерабочее время.
— В моем деле нерабочего времени не бывает. Сейчас, например, я только-только по-настоящему взялся за работу.
— Какую?
— Вытаскивать тебя из заварушки.
— Дональд… — снова проговорила она и осеклась. — Что?
Но она ничего не ответила, а просто откинулась на мою руку, все еще лежавшую поперек баранки, и поглядела на меня снизу вверх. В лунном свете, проникавшем сквозь стекла машины, ее лицо белело нежным овалом.
— Тебе не удастся так просто отсюда выбраться, Дональд. Если ты сейчас же меня не поцелуешь, то я это сделаю сама.
— Ничего не выйдет, — уперся я. — Сейчас не до сентиментальных нежностей. Мы…
Но ее руки уже обвили мою шею, а губы прижались к моим губам в горячем поцелуе. Она приникла ко мне всем телом, и на какое-то время другие дела пришлось отложить.
Наконец мне удалось ее слегка отстранить и судорожно вдохнуть глоток воздуха.
— Слушай, Мира… — начал было я.
— Только не надо проповедей, Дональд, — прервала меня она. — Сейчас я немного отдышусь и повторю все сначала. Еще один раунд, а уж тогда я спокойненько усядусь на свое сиденье и позволю тебе отвезти меня в город, а там… в общем, теперь моя судьба в твоих руках. Можешь ею распоряжаться по своему усмотрению. Мне сейчас очень одиноко и у меня… у меня какая-то тяжелая полоса. А ты понравился мне с самой первой минуты, как только я тебя увидела.
— Если мы сейчас не прекратим безобразия, — снова начал я, — то все дела пойдут кувырком. И ты сама же будешь…
— Я знаю, — сказала она и мягко положила на мои губы свой указательный палец. — Не надо читать проповедей, Дональд.
— Ты, наверно, измазала меня помадой с…
— Вздор! Я стерла помаду, еще когда забралась в твою машину.
— Почему это? — не понял я.
— Потому что я все спланировала заранее, — рассмеялась она.
Я чувствовал, что пульс у меня грохочет, как отбойный молоток, дробящий на дороге асфальт.
— Послушай меня, малыш, — сказал я. — Все это очень серьезно. Ты влипла в историю — не дай Бог. Вот Норма Радклиф, судя по всему, из нее благополучно выскочит.
— Да, наверно, — сказала Мириам, — и ее не в чем винить. Норма уже давно играет в игры, в которых самой приходится заботиться о себе. И если она сама этого не сделает, то кто это сделает за нее?
— Отлично, — сказал я, — но, значит, и тебе нужно позаботиться о себе. Так вот, где ты была сегодня утром примерно в десять сорок?
— Я сама пыталась это вспомнить, Дональд, — ответила она. — Единственное, что я могу сказать точно, — это что я провела на пляже часа полтора.
— Что ты делала?
— Сначала искала Стива Бикнела, но не нашла его. Затем немного повалялась на песке и… ну, я же тебе говорила, я просто была на пляже, купалась, загорала, задремала на какое-то время, немного прогулялась вдоль берега.
— Ты не встречала там никого из знакомых?
— Нет. Я ведь очень недолго оставалась на пляже после того, как проснулась. В порту стоял какой-то военный корабль, и буквально целый десант высыпал в Вайкики на пляж — наверно, человек двести. Мне их так было жалко, бедняжек. Они очень старались прилично себя вести; наверно, им дали строгие указания, чтоб не свистели, к девушкам не цеплялись и все такое. Но глазенки у них бегали. Знаешь, голову держат прямо, вроде как вперед смотрят, а сами глаза скосят и буквально пожирают тебя взглядом. Сразу видно, что им, бедняжкам, скучно, хочется с кем-нибудь поговорить и за девушками приударить. Представляешь, дома, наверно, у каждого кто-нибудь есть, куча подружек, есть перед кем покрасоваться. И вдруг вся твоя веселая компания остается где-то далеко, тебя высаживают в каком-то незнакомом порту, ты ходишь по пляжу и видишь множество аппетитных бабенок в купальных костюмах… ну, ты же понимаешь.
— Да, понимаю, — сказал я, — но сейчас это к делу не относится. У тебя много знакомых в Гонолулу?
— Нет, очень мало.
— На пляже ты ни с кем не познакомилась?
— Нет. Ты же видишь, что тут творится. Туристы приезжают и уезжают пачками. Приезжают они белокожие, сразу вылезают загорать, моментально сгорают, становятся свекольного цвета и какое-то время на пляже не появляются; потом опять выходят и снова усердно загорают. Валяться и загорать — больше им ничего не надо. Я и сама это люблю; люблю, когда у меня гладкая шоколадная кожа. Но превращать это занятие в цель жизни — нет, это не по мне. Я хочу сказать, что с этими людьми у меня нет ничего общего и…
— А как насчет охотников на девушек? — спросил я.
— В Вайкики на пляже их мало. Они здесь себя прилично ведут. Полиция все время за этим следит, так что лихих ребят не видно. Так, только смотрят. Ты же, наверно, интересуешься, завела ли я здесь приятеля?
— Угадала.
— Нет, не завела.
— Надо как-то доказать, что ты действительно была на пляже в Вайкики.
— Да, черта с два это докажешь, — огорченно сказала она.
— Вот этого-то я и боюсь, — заключил я и завел мотор.
— Мы что, возвращаемся?
— Да, пора.
— И что будем делать?
— Я буду работать.
Она вздохнула и проговорила:
— Да, не повезло мне. Ты парень-кремень!
— Будь я проклят, если это не так.
Подвезти Мириам прямо к ее дому я не решился. За домом наверняка следила полиция, а как раз сейчас мне очень не хотелось, чтобы они за мной увязались. Поэтому я остановил машину квартала за четыре до ее дома.
— Приехали, — сказал я. — Отсюда тебе придется дойти пешком.
— А ты? — спросила она.
— Мне надо еще кое-куда подскочить.
— Не хочешь говорить?
— Нет.
— Ты вернешься в отель?
— Попозже.
— Дональд, я хочу знать, где ты.
— Зачем?
— Чтобы тебя найти.
— Зачем тебе меня находить?
— Не знаю. Мне здесь плохо одной. У меня такое предчувствие, что что-то случится.
— Сиди тихо и не волнуйся, — успокоил я ее. — Сегодня за твоим домом всю ночь будут следить полицейские.
— Да, наверное. Дональд, ты меня поцелуешь на прощанье?
— Я уже тебя поцеловал.
— Ну, ты страшно деловой!
— Примерно процентов на девяносто. Она рассмеялась.
— Я согласна на оставшиеся десять.
— Как-нибудь в следующий раз, — ответил я и поспешно открыл ей дверцу машины. Она вышла и хотела было еще что-то сказать, но я рванул с места и умчался.
Направился я прямиком на Нипануала-Драйв. Полицейский пост возле дома, где произошло убийство, уже сняли. В самом доме было тихо и темно, лишь поблизости бродило несколько любопытных.
Я остановил машину, вышел и огляделся. Стоявший неподалеку мужчина спросил меня:
— Вы не знаете, это и есть тот дом, где сегодня произошло убийство?
— Кажется, да, — ответил я, — хотя я не уверен. У меня есть его адрес — Нипануала, 922.
— Да, тогда это он.
— У вас тут какие-то дела? — спросил я.
— Да нет, просто любопытство разбирает, — ответил он. — Как и вас.
Я пошел вокруг участка, но мой новый приятель привязался ко мне как банный лист. Подойдя к кирпичной стене, я прошел немного вдоль нее по тропинке. Точно на том месте, где указала Берта, я увидел камень с белым пятном. Прямо под ним в стене была дырка — небольшое углубление, откуда выпал один камень. Сам этот камень валялся у стены на земле.
Лежали ли там все еще перчатки, свернутые в клубок вместе с бумагами? Было неизвестно. Лунный свет туда не попадал. Подойти ближе и заглянуть в дырку я не решился. Непонятно было, сам ли упал на землю этот камень или кто-то уже обнаружил и тайник, и его содержимое.
Старательно изображая из себя беззаботного зеваку, я постарался подойти поближе к стене, так чтобы не вызвать подозрений. Бесполезно. Мой «любопытный» не сводил с меня глаз. С тем же успехом он мог спокойно нацепить на куртку свою бляху. Я повернулся и направился к своей машине; «приятель» пошел следом. Теперь я заметил, что он поинтересовался номером моего автомобиля. Тогда я решил сделать хорошую мину, чтобы у сержанта Хуламоки не возникло никаких подозрений.
— Вы только никому не говорите, — сказал я, — но меня сюда привело не праздное любопытство. Меня зовут Дональд Лэм. Это моя партнерша, Берта Кул, обнаружила тело.
— Что вы говорите! — изумленно воскликнул он.
— Да-да. Хотел сам посмотреть, что здесь и как.
— Зачем?
Я пожал плечами:
— А вы пробовали составить представление о каком-нибудь месте по описаниям женщины?
Он рассмеялся.
— Ну вот, теперь, по крайней мере, я могу себе представить все, о чем она рассказывала. Это мне и надо было. Всего доброго.
— Всего доброго, — ответил он. Я сел в машину и уехал.