Некрополь

Глава двенадцатая НАСТАЛА ТЬМА

Далекий гром вырвал Ибрама Гаунта из крепкого, без сновидений, сна.

Его спальня, часть маленькой квартиры, предоставленной ему неподалеку от Штаба домов, освещалась лишь слабым янтарным сиянием рун маленького кодификатора на столе.

Он включил лампу и сполз с кровати, на которую улегся всего-то несколько часов назад, даже не раздевшись. Сон накрыл его мгновенно.

В свете лампы он подошел к столу, загроможденному перевязанными лентами бумагами и стопками инфопланшетов. Он хлебнул оставшегося с вечера вина из стакана, стоявшего на прикроватном столике.

Снова раздался гром. Где-то выли сирены, приглушаемые толстыми стенами.

Он активировал звонок на установке внутренней связи, встроенной в мраморную облицовку стены, рассеянно изучая большой обрамленный портрет напротив. Плотные, потемневшие от времени мазки, помпезный стиль: человек в старинном мундире Вервунского Главного с орденской перевязью. Он попирал пятой груду человеческих черепов, в одной руке сжимал свиток, а в другой меч.

— Сэр?

— Что происходит?

— Докладывают о нападении на врата Онтаби. Ожидаем подтверждения.

— Введите в курс дела. Мои люди на Хасском восточном.

— Разумеется, сэр. К вам… посетитель.

Гаунт сверился с часами. Было почти два часа ночи.

— Кто?

— У него Имперская печать, и он утверждает, что вы его приглашали.

Гаунт вздохнул и сказал:

— Впустите его.

Наружная дверь квартиры отъехала в сторону, и Гаунт отправился в гостиную встречать посетителя, зажигая по пути настенные светильники.

Сгорбленный пожилой мужчина, шурша пурпурной мантией, вошел, всматриваясь в Гаунта через толстые стекла очков. Из-под высокой красной фетровой шляпы выбивались непослушные седые волосы, мужчина опирался на эбеновую трость. За ним следовал высокий бледный юноша в сером пальто клерка, нагруженный старыми книгами и связками бумаги.

— Комиссар… Гаунт? — проскрипел старик, разглядывая офицера, стоящего перед ним.

— Комиссар-полковник, вообще-то. А вы?..

— Адвокат Корнелий Патер, Юстиция Администратум. Ваш запрос на юридическую помощь был рассмотрен сегодня ночью, и интендант Бейнфейл немедленно направил меня уделить внимание вашей проблеме.

— Благодарю интенданта за готовность помочь и вас за потраченное на меня время.

Адвокат кивнул и просеменил к кожаному креслу, предоставив своему помощнику стоять в дверях, покачиваясь под тяжестью рукописей и томов, которые он нес.

— Положите их на стол, — предложил ему Гаунт. — Вы?..

Парень, похоже, не рискнул заговорить.

— Мой клерк, Бвелт, — ответил за него Патер. — Он говорить не будет. Его обучение на младшего адвоката предполагает изучение протоколов ведения допросов. Кроме того, он ничего не понимает.

— Как будем действовать? — спросил Гаунт адвоката.

Патер прочистил горло.

— Вы в своих интересах изложите обстоятельства дела — не упуская ни малейшей детали, вы покажете мне все относящиеся к делу записи и вы предоставите мне стаканчик крепкого вина.

Гаунт оглянулся на Бвелта.

— На прикроватном столике в моей спальне стоит бутылка. Принесите ему стакан.

Патер не соизволил продолжать разговор, пока хрустальный бокал не оказался в его морщинистых руках, а первый глоток — во рту. Трость лежала у него на коленях.

Гаунт начал:

— Генералу Имперской Гвардии Гризмунду из Нармянской бронетанковой и четырем его офицерам были предъявлены обвинения в нарушении субординации. Их содержат в тюрьме УКВГ в ожидании судебного разбирательства в трибунале УКВГ. Обвинения надуманны. Мне нужно, чтобы их освободили и вернули к исполнению обязанностей немедленно. Я считаю, что дело можно строить на формальности: УКВГ не имеет права судить личный состав Имперской Гвардии. Если состав преступления наличествует, то это дело Имперского Комиссариата. Высшим уполномоченным которого в Вергхасте являюсь я.

Патер поправил очки и изучил инфопланшет, который Гаунт ему протянул.

— Хм… вполне очевидно, я полагаю. Вы ссылаетесь на Эдикт 4368б Имперского Комиссариата. УКВГ этому не обрадуется. Тарриан лично вас за это возненавидит.

— Это едва ли испортит наши текущие отношения.

— Бвелт? В чем дело? Ты кривляешься, как дурак или как человек с метеоризмом.

— 4378б, адвокат. Эдикт 4378б, — голос Бвелта был не громче шепота.

— Именно, — сказал Патер, проигнорировав исправление и снова уставившись в инфопланшеты. — Дело может дойти до суда. У Тарриана есть скверное обыкновение протягивать дела через все процедуры, даже если провал очевиден. Он находит некое удовольствие в продлении агонии.

— Я хочу, чтобы ему швырнули в лицо ситуацию на фронте. Мы не можем обходиться без Гризмунда ни минутой дольше. В ближайшие несколько дней будущее улья будет зависеть от его танкистов.

— Запутанная ситуация. Но Эдикт хорошо представлен прецедентами. Краткое слушанье, возможно, состоится завтра утром, и мы выбьем почву из-под ног УКВГ. — Патер посмотрел на Гаунта. — Я получу от этого удовольствие. УКВГ мнило себя выше Имперского Закона много лет. Обеспечить честную правовую систему в улье было почти невозможно. Опираясь на ваш авторитет, мы можем победить.

— Хорошо. Мы, по крайней мере, должны быть уверены, что УКВГ не сможет бесчинствовать дальше. Сколько бы они ни спорили, они знают, что на трибунале должен присутствовать имперский комиссар.

— Именно. Даже если они и станут настаивать на собственном суде, мы все равно можем задерживать их, пока вы отказываетесь присутствовать. Тогда… Бвелт? Ты опять корчишь рожи! Что теперь?

Бвелт помолчал и затем заговорил, очень тщательно подбирая слова.

— Трибунал… уже начался. Вы велели изучить всю информацию, относящуюся к делу, прежде чем идти сюда, и этот факт внесен в юридическую повестку дел.

— Что?

— Он-н-ни начали… потому что у них есть имперский комиссар. Комиссар Каул согласился представлять интересы Империума и…

Отборная ругань Гаунта заставила Бвелта умолкнуть, а старика вскочить. Натягивая кожанку, фуражку и портупею, Гаунт выдал красочную и очень выразительную тираду, описавшую, что он сделает с Таррианом, Каулом и всем УКВГ — в очень кратких и всем понятных выражениях.

— За мной! Быстро! — бросил он адвокату и его дрожащему клерку, а затем вылетел из комнаты.

На восточном конце улья небо горело. Из наружной тьмы, с речного берега враг засыпал снарядами адамантиевую Куртину и крепость на Хасском восточном, уже почти разгромленные минами.

Варл, спотыкаясь, пробивался сквозь шквальный огонь, пытаясь перегруппировать своих людей и спустить их в глубокие бункеры под стеной. Зойканские штурмовики были повсюду. Защитников было слишком мало. Варл пытался воксировать Штабу домов или командованию Танитского Первого, но энергетический фон от бомбардировок глушил частоты.

С ним было где-то двадцать человек, в основном Призраки, но также и роанцы с вервунцами, и он погнал их с башни в подвалы форта. На каменных стенах выступил конденсат из-за жара на горящих верхних этажах. Штукатурка трескалась и осыпалась, воздух, горячий, как в печи, обжигал легкие. В какой-то момент снаряд пробил стену коридора в двадцати метрах позади и вылетел через противоположную стену, войдя в камень, как нож в масло. Волна раскаленного воздуха от удара едва не сбила их с ног. В коридор ворвалась группа зойканцев, но люди Варла вырезали их.

Двумя уровнями ниже они влились в поток из почти шестидесяти человек Вервунского Главного и Роанских Диггеров с майором Родъином во главе. У некоторых были тяжелые ожоги.

— Где Уиллард? — спросил Варл, перекрикивая сирены и рев взрывов.

— Не видел, — крикнул Родъин. Его очки перекосились, щека кровоточила.

— Нужно увести людей вниз! Как можно ниже! — прокричал Варл, и двое офицеров стали направлять выживших солдат вниз по лестнице, когда им навстречу по коридору покатилась взрывная волна.

— Они заминировали Куртину! Изнутри! — завопил Родъин, пока они с Варлом проталкивали солдат, одного за другим, на лестницу.

— Я знаю, фес их! Как, мать их, они попали внутрь?

Родъин не ответил.

На стене под осажденным фортом капрал Мэрин сгонял толпу паникующих солдат в укрытие. Две группы Призраков — среди них Бростин, Иксигрис, Нен и Мак-Тиг — пробились вперед мимо него, но человек двадцать солдат Вервунского Главного совсем потеряли голову. Мэрин орал на них, размахивая руками, пытаясь перекричать визг снарядов и грохот взрывов. Пламя над фортом вздымалось на сотню метров, над ними кружили облака сажи и горящие ошметки ткани. Жар был невыносимым. Где-то рядом в погрузчик с боеприпасами попала искра, перегретые снаряды разрывались, рикошетили от каменной кладки и зигзагами пронзали воздух.

Выстрел попал в солдата Вервунского Главного рядом с Мэрином и взорвал его шипастый шлем.

Внезапно сверкнула вспышка какого-то режущего луча, протянувшегося снаружи стены и метнувшегося к ним. Мэрин увидел его и упал ничком, когда безжалостный луч вспорол стену на высоте груди, уничтожая торопящихся вервунских солдат. Они просто по очереди исчезали, уничтожались, не оставляя ничего, кроме облаков пара и иногда оплавляющихся ботинок.

Луч прошел прямо над вжимавшимся в землю танитским капралом, сжигая заднюю часть бриджей, куртку и волосы на затылке. Он затрясся и взвыл от поверхностных ожогов, но чудом остался в живых.

Он встал — обгоревшая черная форма клочками осыпалась с тела — и заковылял к ближайшему лестничному пролету.

Сотни людей — танитцы, роанцы и Вервунский Главный — бежали со Стены и врат Онтаби, ища укрытие в трущобах близ доков. Вражеский обстрел и огневые лучи зачищали Стену и форт и уже перемещались к рабочим трущобам. Щит, горящий над ними, казался издевательством. Что толку от энергетического экрана над головой, если враг пробивается понизу сквозь керамит и адамантий?

Трущобы захлестнуло пламя, и тысячи жителей в панике метались по улицам, смешиваясь с бегущими солдатами, забивая магистрали и транзиты, как стадо баранов. Хасский восточный форт дрогнул и обвалился, могучие створки врат Онтаби плавились, как лед. В Куртине зияла брешь, и это было самое опасное и серьезное повреждение из всех, нанесенных до сих пор, включая развороченный Вейвейрский вокзал.

На вратах Кроу, следующей после Хасского восточного главной фортификации на Куртине, в каких-то десяти километрах от Онтаби, солдаты с ужасом смотрели на невероятный кошмар, хлещущий шквальным огнем и лучами разрушения по речным укреплениям. Плюмаж пламени осветил предгрозовое небо и рванулся вверх, как взорвавшееся солнце.

Генерал Нэш был на вратах Кроу и мрачно воксировал о происходящем в Штаб домов. Он срочно запросил мощные подкрепления. Под угрозой прорыва по всему фронту наземные войска должны быть доступны.

И тут же один из его наблюдателей доложил о замеченном на шоссе к Ваннику движении, в двадцати километрах на северо-восток. Нэш переключил магнокуляры на тепловое зрение и уставился на мерцающие зеленые призраки танков и боевых машин, свиньей несущихся на Онтаби.

— Есть контакт! Повторяю, есть контакт! Не менее тысячи единиц бронетехники приближаются по шоссе на Ванник и занимают прибрежную территорию! Они будут на Хасском восточном в течение часа! Требую подкрепления на мои позиции, сейчас же! Мне нужны танки! До хера танков! Штаб домов! Отвечайте! Отвечайте, вашу мать!

В главном зале Штаба домов повисло гробовое молчание. Слышался лишь отчаянный щебет вокс-эфира, сыплющий жуткими докладами об умопомрачительных разрушениях в тысяче разных локаций.

Подперев голову рукой, бледный маршал Кроу смотрел на схемный стол на верхнем ярусе зала. Хасский восточный был уничтожен. Массированная бронетанковая атака угрожала с востока. Артиллерия начала обстреливать врата Кроу и ближнюю восточную Стену. Бронированные танки и колонны пехоты ударили по вратам Сондар и стенам, прилегающим к Хасским вратам и Хасскому западному форту. Хасский западный подвергался жесточайшему обстрелу.

Атака по всем фронтам. Защитные укрепления улья Вервун уже были на исходе, и Кроу знал, что это только начало.

— Что… что нам делать? — пролепетал Анко, белый, как его форма. — Маршал? Маршал Кроу? Что нам делать, Кроу? Да говори же, ублюдок!

Кроу ударил Анко по мясистым губам, и тот упал, скуля, на железный пол. Кроу оглянулся на Штурма.

— Ваши идеи, генерал? — в голосе Кроу было поровну льда и яда.

— Я… — начал Штурм. Но запнулся.

— Даже не думайте предлагать эвакуацию, Штурм, или я убью вас на месте. Эвакуация — не вариант. Вас послали защищать улей Вервун, этим вы и займетесь, — он передал Штурму свою герцогскую печатку. — Отправляйтесь в тюрьму. Возьмите солдат с собой. Освободите Гризмунда и направьте командовать войсками, пока их просто не перебили. Если ублюдок Тарриан или кто-либо из укавэгэшников воспротивится, примените власть. Я ожидаю, что вы вернетесь на врата Вейвейр и примете командование над своими войсками, как только освободите Гризмунда. Мы слишком много времени потеряли, препираясь друг с другом. Сегодня ночью улей Вервун либо выживет, либо погибнет.

Штурм быстро кивнул и взял кольцо.

— А где будете вы, маршал?

— Я приму личное командование вратами Сондара. Улей не сдастся, пока я жив.

Тюремный люк никто не открывал. Гаунт молотил по нему рукояткой своего болт-пистолета, но ответа не было. Гаунт, Патер и Бвелт стояли, освещенные прожекторами, запертые на влажном холодном уровне Суб-40. С ними был капитан Даур, сонный и бледный. Гаунт вытащил офицера связи из его квартиры по дороге к тюрьме.

Гаунт повернулся к адвокату, который со свистом втягивал воздух и тяжело опирался на трость, измученный спешным путешествием сюда, в подвалы Хребта.

— Нет у вас какого-то постановления, санкции?

Патер поднял свой офисный бейдж.

— Пропускной уровень пурпурный в Администратуме… но УКВГ — сами себе закон. У них свои коды замков. Кроме того, комиссар-полковник, вы здесь видите замочную скважину?

Гаунт снял кожанку и кинул ее Бвелту.

— Подержи-ка, — сказал он резко и взмахнул цепным мечом. Оружие завыло, настроенное на максимальную мощность.

Он ударил по бронированному люку. Меч проехался по металлу, визжа, оставляя царапины и рассыпая во все стороны искры и выломанные зубцы. Он ударил снова, вырезав зазубренное отверстие шириной в пару сантиметров, прежде чем меч вклинился и взревел. Гаунт надавил всей силой плеч и рук, выдыхая проклятье, и вырезал еще несколько сантиметров.

— Сэр? — резко сказал Даур у него за спиной.

Гаунт обернулся, поднимая меч, как раз чтобы увидеть, как бронированная кабина лифта со щелчком опустилась. Со скрипом отъехали решетки. Генерал Штурм и полковник Жильбер в окружении десятерых Аристократов-штурмовиков вышли из лифта.

— Штурм, не усугубляй…

— Заткнись, придурок, и убери оружие! — рявкнул Штурм. Он и его люди окружили четверку. Жильбер осклабился в ужасающе надменной улыбке.

— Убери его с глаз моих, Штурм, или я с ним сделаю то же, что делаю с дверью.

Жильбер поднял хеллган, но Штурм оттолкнул его.

— Знаешь, Гаунт, — сказал Штурм, — я почти уважаю тебя. Парочка человек с твоим темпераментом не помешала бы в моем полку. И тем не менее ты невежественный глупец, презираемый цивилизованными людьми. Ты слишком много времени провел с этими танитскими дикарями и… Что это ты делаешь, старый дурак?

Последнее замечание относилось к Патеру, быстро и тихо диктовавшему что-то Бвелту, который записывал все это на инфопланшет.

— Записываю ваши слова, генерал, на случай, если комиссар-полковник впоследствии пожелает предъявить вам судебный иск за оскорбление, — голос старого адвоката был абсолютно лишен интонаций и эмоций — настоящий юрист. Гаунт разразился хохотом.

Штурм отвернулся от старика. Поднял герцогскую печатку Кроу.

— Если хочешь попасть внутрь, понадобится вот это.

Он прижал ее к люку в центре. Раздался глухой стук, шум перезагружающихся сервосистем, и люк, разрезанный мечом, поднялся.

Группа вошла, Штурм открыл внутренний люк. Они прошли в освещенный натриевыми лампами внутренний зал тюрьмы.

— Маршал Кроу распорядился освободить Гризмунда. Все катится в ад у нас над головами, Гаунт. Зойка атакует по всем фронтам. Пора нам забыть о жалких перебранках.

Трое солдат УКВГ бросились им наперерез. Один начал расспрашивать, что они делают в тюрьме. Жильбер и его помощник скосили всех короткой очередью.

Гаунт переступил через тела и пинком открыл двустворчатые деревянные двери во внутреннее помещение.

В конце коридора была большая круглая комната, освещенная настенными лампами со стеклянными абажурами. Гризмунд и его офицеры со связанными за спиной руками и капюшонами на головах стояли на освещенном прожектором помосте в центре комнаты. Каул, Тарриан и девять высокопоставленных укавэгэшников сидели на расположенных ярусами скамьях, а у стен стояло с десяток солдат УКВГ.

— Какого хрена? — взревел Тарриан, вскакивая на ноги.

Штурм поднял герцогскую печатку.

— Именем маршала этот суд отменяется. Заключенные освобождены.

Каул тоже вскочил.

— Трибунал уже начался, и он соответствует эдиктам как планетарного, так и Имперского Закона. Мы…

— Закрой свой поганый рот, Каул! — рявкнул Гаунт. — Улей над нами погибает, а ты тратишь время на суд над хорошим, честным человеком — ради каких-то политических очков. Ты ведь понятия не имеешь, что такое настоящая война, а, ублюдок? Ты прятался на Бальгауте и прячешься здесь!

Физиономия Каула стала пунцовой от гнева, но взбешенный Тарриан оттолкнул его.

— Вмешательство в процедуры УКВГ — это тяжкое преступление, Гаунт! Твои незаконные действия приведут тебя к печальному концу, к расстрелу!

— Это неправда, — уверенно заговорил Бвелт. — Имперский Эдикт 95674, подпункт 45, гласит, что имперский судебный чиновник, как, например, комиссар-полковник, имеет право как прерывать, так и запрещать любое правовое разбирательство планетарных органов без каких-либо ограничений его власти в этом вопросе.

— Так его, мальчик! — прокудахтал Патер.

Гаунт пристально посмотрел на Тарриана.

— Не доводи их, Тарриан.

— Кого?

— Жильбера и остальных Аристократов. Штурм их не контролирует, а уж я, видит фес, и подавно. Со мной ты нарвешься только на честную ненависть. С ними — получишь выстрел хеллгана между глаз, — бросая эти слова, Гаунт уже чувствовал, что все они здесь пересекают невидимую черту. Черту между агрессивным противостоянием и настоящей войной.

— Пошел ты, грязная иномирская мразь! — выплюнул Тарриан, вытаскивая автопистолет из кобуры.

Жильбер свалил его выстрелом в упор. Из тела Тарриана на спинку деревянной скамьи брызнули ошметки плоти.

Стража УКВГ метнулась к ним, щелкая затворами и стреляя из своих полицейских ружей. Гаунт увидел, как отлетел назад один из Аристократов, задетый в плечо. Штурм, матерясь, отстреливался из табельного пистолета. Аристократы подняли хеллганы и заполнили зал лазерным огнем.

Гризмунд и его офицеры, ничего не видя в глухих капюшонах, в ужасе бросились на пол. Гаунт прижал задыхающегося адвоката и его остолбеневшего клерка к земле, прикрывая гражданских от случайного выстрела. Лазпистолет Даура щелкал, не переставая.

В тесном судебном зале вольпонцы сошлись с УКВГ лицом к лицу, с хеллганами против полицейских помповых ружей, наполняя воздух дымом, кровавой моросью и смертью.

Сальвадор Сондар упал. Стайка кровавых пузырьков выпорхнула из его уха и понеслась к крышке цистерны. Он сдался. Щебет наполнил его, вгрызаясь в плоть, кровь, костный мозг, сознание.

Он сделал то, что приказывал щебет.

Он деактивировал Щит.