— Стойте прямо, мисс Милла! Постойте спокойно! Как вы хотите, чтобы я что-то делала, если вы кружиться все время?
— Прости, — скромно буркнула я.
Пейшнс немного смягчилась.
— Вы можете посмотреть, как вы выглядите, в любое время теперь! — сурово сказала она.
Я украдкой пододвинулась влево на пару дюймов. Мне так не терпелось увидеть, как смотрится на мне костюм, который придумала и сшила Пейшнс. Но она дернула меня назад за нитку, которой что-то пришивала, и гневно нахмурилась:
— Я говорить тебе, мисс Милла, ни ты, ни я не закончим, если так пойдет!
Я снова извинилась, вполне довольная собой, так как все-таки умудрилась пододвинуться на достаточное расстояние, чтобы увидеть свое отражение в высоком зеркале на двери гардероба. Я представляла фантастическое зрелище. Пейшнс нарядила меня в средневекового пажа, и я должна была признаться, что мне это шло. Яркие лосины демонстрировали мои ноги во всей красе, а изумрудный плащ придавал грациозности моей походке. Я выглядела совершенно в духе Плантагенетов[2] — благовоспитанным молодым человеком, который не знал других обязанностей, как только угождать своему королю.
— Вот так! Отлично! — восторгалась Пейшнс, глядя на мое отражение одновременно и с гордостью, и с удовольствием. — Ты выглядеть чудесно, мисс Милла!
Я обняла ее с благодарностью:
— Я не знаю, что бы мы делали без тебя!
Она засмеялась, колыхаясь необъятным телом.
— Я это и не предлагать! — пробасила она и проделала несколько аккуратных танцевальных па, отчего затряслась мебель, хотя, надо признать, для своего объема она двигалась чрезвычайно легко. — Уже все прыгать! Мы должны спешить туда!
Шум с улицы становился невыносимым. За день до этого я удивлялась яркости красок и обилию мелодий, но это был просто пустяк в сравнении со Святым вторником. Весь остров, так мне показалось, втиснулся на Шарлот-стрит. Колоритные группы людей сновали туда и сюда вслед за своими оркестрами. Уличные торговцы выбивались из сил, предлагая все мыслимые деликатесы, некоторые продавцы тоже были одеты в причудливые костюмы, хотя их повседневные костюмы подчас не уступали карнавальным.
— Что ты наденешь? — спросила я Пейшнс.
— Я тоже буду Плантагенет, — ответила она.
— А Даниэль будет Тюдором, — сообщила я, — он будет следовать за оркестром Гарри Тюдора.
Она прищурилась и с любопытством спросила:
— Как ты это узнать?
— Он сам сказал, — честно призналась я.
— Неужели? А кто этот Гарри Тюдор? Ты гораздо лучше выглядеть как Плантагенет!
Она поспешила прочь, чтобы вернуться через несколько минут в полном костюме леди времен Плантагенетов. Высокий головной убор обрамлял ее шоколадно-коричневое лицо, придавая ему строгую красоту средневековой гравюры.
— Что ты думать? — требовательно спросила она, прохаживаясь вокруг меня.
— Я думаю, ты выглядишь просто замечательно! — искренне ответила я.
Она задрала нос от важности, прошептала, что я тоже выгляжу замечательно, и потащила меня по ступеням вниз, где нас уже ожидали мой дядя и кузены. Они выглядели удивительно красивыми, так мне показалось. Я внезапно почувствовала гордость, что я тоже одна из них Айронсайдов. Пейшнс сделала аккуратный книксен, они рассмеялись и отвесили ей поклон.
Музыка за окном достигла оглушительного крещендо, за которым последовала внезапная тишина, после чего одинокий стальной барабан заиграл в странном, причудливом ритме.
— Пойдемте, — заторопил нас Губерт. — Вы ведь не хотите пропустить карнавального короля, не так ли?
Мои кузены схватили меня за руки и потащили к двери, а затем вдоль по улице, искусно лавируя между группами гуляк, пока мы не поравнялись с основным бэндом, который был выбран лучшим из всех представленных в этом году.
Я увидела Игральные карты, которые уже видела накануне, а затем и нашу группу: оркестр и группу поддержки, все были одеты как Плантагенеты. Нас, потерявших собственную волю, словно подхватила волна и влила в их ряды, и вот я уже подпрыгивала в такт странной ритмичной мелодии, а Губерт и Уилфред выкрикивали слова нашей калипсо мне в ухо так громко, что мне показалось, что мои барабанные перепонки вот-вот лопнут.
— Подпевай! — приказал Губерт.
Я слабо присоединилась к следующему куплету, хотя плохо понимала, о чем, собственно, мы поем. Туристы, чьи красные лица выдавали в них вновь прибывших, уже столпились вдоль тротуара, нацелив на пеструю толпу объективы своих камер. Мне было интересно, принимали ли они меня за коренную тринидадку или же они догадывались, что я такая же чужестранка, как и они, на этом острове, обезумевшем от великолепной фантазии яростных цветов и звуков.
— Что там случилось?! — закричал наш предводитель тем, кто двигался перед нами.
— Не дави на меня, брат! Мы пытаемся удержать позицию!
Мы резко остановились. Я воспользовалась возможностью, чтобы перевести дух и оглядеться по сторонам. Тюдоров нигде не было видно, и я почувствовала легкий укол разочарования. Но у меня не было времени, чтобы испытывать какие бы ни было чувства, так как уже через секунду нас снова повлекло с безумной скоростью вниз по улице, по направлению к саванне.
— Запевай! — яростно скомандовал мне мой кузен; удивительно, но у них все еще хватало дыхания пронзительными голосами скандировать куплеты нашей калипсо, как только рядом с нами оказывалась другая группа со своим оркестром.
Мы долетели до саванны со скоростью выпущенной из бутылки пробки, налетев на свежескошенную траву, словно лава, изрыгающаяся из жерла вулкана.
Я увидела Аарона; на его волнистых волосах сидел золоченый парик, из одежды на нем были лишь набедренная повязка из золоченой ткани, а все тело было разрисовано красками. Выглядел он великолепно, но кого же он изображал? Наверное, самого Аполлона, подумала я и не смогла сдержаться от смеха, когда вспомнила, что он банковский менеджер, такой уважаемый гражданин, а сейчас… боже! Как он только мог так одеться! Но это был карнавал, и он мне нравился!
Наконец я заметила Тюдоров, рядом с Троянцами, которые, кажется, вступили в полновесную схватку с Греками и Китайскими мандаринами в сверкающих шелках. Тюдоры не блистали разнообразием; каждый был либо Генрихом Восьмым, либо Елизаветой Первой. Почти все мужчины, казалось, чувствовали себя неловко в своих бумажных брыжах, и мне не терпелось увидеть, как справляется со своими Даниэль, но его нигде не было видно.
— Я не думаю, что он уже здесь, — сказала я Пейшнс.
Ей не пришлось спрашивать, кого я имею в виду. Она лишь печально покачала головой:
— Пока нет, мисс Милла, но он уже на подходе, будь уверены!
— Вы, никак, высматриваете нашего уважаемого кузена, Камилла? — осведомился у меня Уилфред с таким высокомерным выражением, что я невольно рассмеялась.
— Я думала, что он должен быть с Тюдорами, — объяснила я.
— Так и есть, — сухо ответил Уилфред. — А ты не знала, что Тюдоры умудрились поместить обе розы на свои эмблемы?
— Наверное, они имели в виду самый конец войны Алой и Белой розы, — легко сказала я.
Уилфред вздохнул.
— Да, тогда наступил мир, — согласился он, — но на условиях Тюдоров, именно их приверженцы получили лучшие должности, стали загребать деньги как безумные! Ну разве Даниэль не типичный представитель Тюдоров?
Я не стала отвечать и снова озабоченно взглянула на группу Тюдоров, на этот раз заметив горькое выражение в глазах Уилфреда, когда он посмотрел на меня. Наконец, к своему облегчению, я увидела Даниэля, стоящего немного поодаль от остальных; он выглядел так великолепно, что на какое-то мгновение у меня захватило дыхание от поразительной красоты его костюма, с его изящными рукавами с прорезью и сверкающим камзолом, который так удивительно шел к его темным волосам и надменной осанке, которая была ему свойственна от природы.
Он увидел меня почти в тот же миг и, элегантно махнув в мою сторону носовым платком, стал медленно продвигаться в нашу сторону.
— Эй, там, паж, ты мне нужен, чтобы нести мой меч! — важно провозгласил он, как только оказался достаточно близко.
— И не подумаю! — ответила я.
Он оглядел меня с ног до головы оценивающим взглядом.
— Должно ли это означать, что твой костюм — всего лишь декорация? — протянул он.
— Он, разумеется, не означает, что я должна носить за вами ваш меч! — осторожно ответила я, вовсе не собираясь ссориться с ним.
— Всего лишь реклама чулок? — нагло поинтересовался он.
Я оглядела свои затянутые в шелк ноги и ухмыльнулась. Наконец я могла сказать, что мои ноги вполне достойны этого!
— Почему бы и нет? — легко согласилась я. Мне показалось, что он ожидал, что я в гневе встрепенусь после его замечания, но я не собиралась доставлять ему подобное удовольствие.
На нас наступали дружным маршем Могущественный султан и его Янычары — великолепные мужчины, полные презрения к женщинам; но теперь, когда на них так напирала сзади толпа, их железная дисциплина трещала по швам. Я инстинктивно придвинулась ближе к Даниэлю, и нас вдруг закружило в каком-то странном танце. Что это был за танец, я не знаю, но я никогда так не танцевала — до полного изнеможения, но мы все никак не могли остановиться. Если это будет продолжаться до раннего утра, то я вряд ли смогу удержаться на ногах; музыка продолжала греметь, смех и веселье становились все необузданнее, вместо того чтобы затихать; мы уже задыхались от недостатка воздуха и осознавали только бешеный ритм музыки.
Губерт силой оттащил меня от Даниэля, его лицо было мрачнее тучи.
— Я думал, ты поняла! — закричал он мне в ухо.
— Поняла что?
Он пожал плечами:
— Ты братаешься с врагами! Разве ты до сих пор не вбила себе в голову, что ты Плантагенет? Ты должна придерживаться определенных правил. Ты не должна натравливать на нас Тюдоров.
— Но я всего лишь потанцевала с ним! — возразила я.
— Всего лишь! — презрительно повторил он. — Предательница! Разве ты не поняла до сих пор, что ты из Айронсайдов?
Я вздохнула:
— Разве это имеет значение? Ведь это карнавал. Разве необходимо сейчас демонстрировать наши разногласия?
— Так вот как ты думаешь на самом деле! — воскликнул он. — Я-то считал, что ты уже кое-что поняла в сахарном бизнесе!
— Я поняла, — сухо отрезала я. — Я поняла, что мы должны сотрудничать все вместе, если хотим, чтобы поместье приносило доход. Без Даниэля все, что мы сможем, — это с треском провалиться.
— Это он тебе сказал?
Я покачала головой:
— Аарон.
Губерт посмотрел на меня негодующим взглядом:
— Он просто купил тебя!
— Может быть, — пожала плечами я.
— И как ты думаешь, что по этому поводу скажет Уилфред? — требовательно спросил он.
Я задумчиво взглянула на него:
— Ты знаешь, мне по большому счету наплевать, что он скажет…
— Он скажет, что ты продалась врагу!
— Он может думать, что ему заблагорассудится! — я уже рассердилась почти так же сильно, как и мой кузен.
Губерт с трудом взял себя в руки.
— Я не понимаю, почему все всегда зависит от него! — с горечью сказал он.
— Я тоже не понимаю, — робко признала я, — но тем не менее это так.
К нам наконец присоединились мой дядя и Уилфред. Впервые я увидела Уилфреда в полной гармонии с окружающим миром. Ему так шла роль короля Плантагенетов! Его волосы вились из-под короны, которая сверкала так, словно на самом деле была из чистого золота. Мой дядя был не так хорош в своем костюме, но он, наверное, не сам выбирал его и к тому же не был так придирчив к каждому шву, как Уилфред.
— Вот это жизнь! — восхищенно сказал Уилфред. — Разве можно найти где-нибудь в мире что-нибудь, хоть сколько-нибудь похожее на наш карнавал? Саванна, музыка и все это великолепие? Как только люди могут все это оставлять?
Дядя Филипп сморщился от чрезмерного шума.
— Что касается меня, я предпочитаю спокойный юг, — заметил он.
Уилфред ничего не ответил. Мне было интересно, сказал ли он уже отцу, что не хочет ехать на сахарную плантацию. Я не должна была говорить это за него, но слова так и рвались наружу, однако, увидев выражение глаз Уилфреда, я поспешила прикусить язычок.
— Разве нельзя забыть о сахаре хотя бы на один день? — устало попросил он.
— Разумеется, мы не будем говорить об этом! — заверила его я с большим энтузиазмом, чем испытывала на самом деле.
— Мы пришли на карнавал, так что давайте веселиться, пока можем, — добавил Губерт.
Мой дядя запахнул свой плащ, как будто внезапно ему стало холодно.
— Делайте как хотите, — раздраженно буркнул он, повернулся и зашагал по Шарлот-стрит назад к дому.
— Мы не должны так отпускать его, — растерянно заметила я.
Уилфред резко рассмеялся:
— Он ненавидит карнавал. Не беспокойся на его счет, Камилла. Ты не можешь угодить нам всем.
Это я уже начинала понимать. Мне захотелось уйти от них, я стала оглядываться вокруг, ища глазами Тюдоров, но без особой надежды их отыскать. Вокруг было так много оркестров и их поклонников, сразу заметить Тюдоров было нелегко, поскольку они были не столь уж многочисленной группой.
Еще один резкий толчок толпы сзади заставил нас продвинуться глубже в парк. Пейшнс, которая не переставала танцевать с тех пор, как ее ноги коснулись мостовой за порогом дома, сердито посмотрела на молодого человека, который наступал ей на пятки.
— Не толкайся, ты, молодой человек! — закричала она.
— Ты, ненормальная! — закричал он в ответ.
Пейшнс в ярости от того, что кто-то считает ее сумасшедшей, набросилась на него с кулаками.
— Все, на что ты способна, это лишь играть в палочки! — засмеялся он.
— Я научу тебя уважению! — вопила она.
— Ты? — он расхохотался ей в лицо и поцеловал в щеку.
Пейшнс смягчилась словно по волшебству, а молодой человек направился прочь такой развязной походкой, что я тоже рассмеялась.
— А ты чему смеяться? — накинулась на меня Пейшнс.
— Н-ничему… — поспешила заверить ее я.
Она покачала головой, а в ее глазах светилось явное удовольствие.
— Придет и твоя очередь! — предупредила она меня.
— Что ты имеешь в виду?
— Я не говорить! Но скоро я посмеяться! — Она отвернулась и снова принялась танцевать.
Мои кузены тоже нашли себе девушек для танцев, а я больше никого не знала из команды Плантагенетов. У всех были партнеры. Все веселились изо всех сил. Отовсюду раздавался громогласный смех. Все наслаждались жизнью, кроме меня!
Мне показалось, что я увидела Тюдоров, но Даниэля с ними не было. Плантагенеты снова затянули свою песню, и я покорно в последний раз присоединилась к хору. Втайне я считала, что некоторые другие калипсо гораздо лучше, более интересны и лучше исполняемы, так что я лучше бы послушала их. Я отошла от нашего стил-бэнда и пошла вниз по улице вдоль ряда палаток, где готовилась еда на всю ночь. Вкуснейшие запахи ласкали мои ноздри: карри и свежевыпеченный хлеб, хот-доги и горчица, восточные специи и западные закуски — все было красиво выставлено на небольших витринах, чтобы привлечь внимание прохожих.
Солнце палило нещадно, духоты прибавляло и необычное скопление людей в саванне. Я отыскала тенистое местечко под деревом и присела, обмахиваясь уголком своего плаща.
Наверное, я заснула, так как следующее, что я увидела, был парад оркестров перед судьями, которые пытались выбрать самый красиво оформленный стил-бэнд. Я решила, что Плантагенеты прекрасно справятся без меня. Я не считала, что мне удастся как-то способствовать их успеху, принимая во внимание то, как пышно оформлены другие бэнды. Возьмите, к примеру, Аарона, чьи золотые узоры на теле сверкали под солнцем так, словно были настоящими. Кто же сможет соперничать с богами?
Но наблюдать за происходящим было забавно. Каждый раз, как только я решала, что можно уже и уходить из парка, мой восхищенный взгляд ловил очередной взрыв цветов и форм, и я оставалась прикованной к своем месту, жадно разглядывая каждую деталь в оформлении очередного бэнда, распевающего свою калипсо.
Я услышала сзади треск сучьев, но не стала проявлять любопытство и оборачиваться. А жаль, так как можно было избежать того, что за этим последовало; но ничто не говорило мне о том, что я в опасности, пока чьи-то грубые руки не схватили меня за руки и за ноги, а бархатный платок не зажал мне рот и глаза, чтобы я не смогла кричать и не видела, куда меня уносят. Но если бы я и закричала, то вряд ли бы это меня спасло. Вокруг было так шумно, что вряд ли кто-нибудь меня услышал, а если бы даже и услышали, то кто бы стал обращать на это внимание?
Я изо всех сил старалась высвободиться, но они лишь крепче вцеплялись в меня. Кто бы ни были мои похитители, они не издавали ни звука, пока тащили меня по парку. Я смутно представляла, куда мы идем, так как различала открытые, солнечные места от тенистых. Эта смена тени и света происходила так регулярно, что я догадалась, что мы идем по аллее, где я когда-то гуляла.
— Вы совершаете огромную ошибку! — закричала я, когда мне удалось выплюнуть изо рта бархатную тряпку.
— Ты Плантагенет, не так ли? Паж? — раздался смеющийся голос.
С минуту я молчала, пытаясь понять, знаком ли мне этот голос, но решила, что никогда не слышала его.
— Я паж Плантагенет, — согласилась я наконец. — А вы кто?
Но в ответ только рассмеялись.
До этого момента мне и в голову не приходило бояться моих похитителей, но теперь я уже готова была впасть в панику.
— Куда мы идем? — требовательно спросила я.
— Скоро увидишь! — ответил смеющийся голос. Он явно принадлежал более образованному человеку, чем остальные, но теперь я была совершенно уверена, что не слышала его раньше. Он очень походил на другой голос, который я хорошо знала, но все-таки это был другой голос: он не обладал той глубиной оттенков и тем диапазоном, которыми отличался голос Даниэля.
— Но я хочу знать сейчас! — запротестовала я, сражаясь все отчаяннее, так как их руки все сильнее охватывали мои запястья и щиколотки.
— А пажа следует научить хорошим манерам! — проговорил тот же голос.
— Я полагаю, что вы какой-то король? — устало проговорила я.
— Я не король! Но я служу ему, — признался тот.
Мои измученные мозги снова заработали. Я была уверена, что здесь каким-то образом замешан Даниэль, хотя зачем ему все это понадобилось, я совершенно не могла понять.
— Тот, кому вы служите, нанес ли мне поражение в битве? — хитро спросила я.
Но мой похититель только рассмеялся. Мужчины стали переговариваться между собой, и мягкий ритм островного диалекта придавал загадочность самым обычным замечаниям. Я оказалась тяжелее, чем они думали, и выше, поэтому они с трудом удерживали меня достаточно высоко, чтобы я не волочилась по земле. Двое из них выбились из сил и захотели передохнуть, но их предводитель и слышать не хотел об этом.
— Засовывайте ее в машину! — приказал он. — Засовывайте ее на заднее сиденье, эй вы! Поспешите!
Бархатный платок слетел с моего лица, и, яростно замотав головой, я смогла высвободиться из его удушающего плена и снова свободно вздохнуть. На заднем сиденье было вполне удобно, и я смогла сесть без всяких усилий и оглядеться вокруг. В первую очередь я осмотрела машину. Это был «мустанг», как и у Даниэля, но я не была полностью уверена, что это его машина. Я только предположила, что она могла принадлежать ему.
Мы ехали быстро. Автомобиль то и дело подпрыгивал на ухабах, и это развеяло мои смутные надежды на то, что за рулем может быть Даниэль. Даниэль был гораздо более опытным водителем, чем этот мужчина, — гораздо лучшим! Мы неслись на бешеной скорости, пока вдруг внезапно не остановились, как раз в тот момент, когда я почти высвободилась из бархатного мешка, в который они меня засунули. Мешок явно был сшит наспех, швы почти разошлись.
Когда машина остановилась, я почти свалилась с сиденья. И только оттого, что мои руки были уже свободны, я смогла снова усесться на него. Я просто вскипела от гнева, когда услышала, как водитель выскочил из машины и радостно приветствовал кого-то вопросом:
— Когда будешь платить — сейчас или потом? И вот тут я точно узнала голос Даниэля: мне показалось, что он невполне доволен.
— Вы ничего ей не повредили? — спросил он с некоторым беспокойством.
Я глубоко вздохнула с облегчением и еще ожесточеннее стала сбрасывать с себя бархатные оковы.
— Даниэль! — выдохнула я.
Он рывком открыл дверь и вытащил меня из машины, отбросив бархатный мешок назад на сиденье. Его лицо было темно как туча, хотя глаза заметно смягчились, едва встретившись с моими.
— Это недоразумение, — торопливо проговорил он.
— Я знаю. Может, ты и одет как Тюдор, но вряд ли как король!
Внезапно он обхватил меня и он крепко прижал к себе, но я вырвалась, так как мне было не по себе от пристальных взглядов моих похитителей. Они критически наблюдали за тем, как я безнадежно стараюсь вернуть свое самообладание, что в присутствии Даниэля сделать было почти невозможно.
— Это было очень легко! — воскликнул их смеющийся предводитель. — Она сидела под деревом и ждала нас. Мы решили, что должны проучить Плантагенета, который отказался нести меч Тюдора!
Даниэль играючи ударил его по плечу, но я видела, что он совсем не сердится. На самом деле меня уже начала забавлять мысль, что ему пришлось проявлять столько изобретательности, чтобы заполучить мое общество. Если он даже и не приказал им прямо похитить меня, раздумывала я, то он наверняка рассказал им о моем неповиновении, а они решили отомстить мне за него; это меня рассмешило, так как я никогда не заподозрила бы Даниэля в такой глупости. Он повернулся ко мне с сочувствующей улыбкой.
— Тебе ничего не повредили? — спросил он.
Я покачала головой и сухо ответила:
— Нет, только сильно удивили.
Теперь я могла хорошенько разглядеть моих похитителей. Двое из них были совсем мальчишки, которые, видимо, присоединились к этому безобразию просто ради смеха. Меня больше заинтересовал мужчина со смеющимся голосом. Он чем-то напоминал Даниэля. Возможно, они в каком-то родстве, размышляла я.
— Я подумал, что ты будешь доволен! — сказал он довольно мрачно Даниэлю.
— Так и есть! — заверил его тот, внезапно развеселившись. Он вытащил свой меч и вручил его мне: — Возьми его, паж!
Я послушно приняла меч. Он оказался на удивление тяжелым. Я внимательно посмотрела на него, чтобы определить был ли он настоящим или театральной бутафорией, которая украшала сегодня большинство мужчин. Нет, он был настоящим без сомнения. Испанский меч, сделанный в Толедо; это было мужское оружие, чтобы орудовать таким во время схватки, требовалось сильное запястье.
— Это твой? — поинтересовалась я.
Он забрал у меня меч.
— Он принадлежит нашей семье уже много лет, — ответил он, элегантно поклонился и протянул мне руку. — Ну, раз ты здесь, может, войдешь и немного освежишься?
Я уже почти присела в знак согласия, но вовремя вспомнила, что в этих пестрых одеждах я не похожа на девушку, а являюсь юным пажем, берущим уроки хороших манер у Тюдоров.
— С удовольствием, — ответила я.
Это не совсем его дом, объяснял он, пока мы шли по короткой подъездной аллее к внушительному зданию, этот дом принадлежит всей его семье, здесь останавливаются все ее члены, когда приезжают в Порт-оф-Спейн.
— Так значит, он точно твой родственник! — воскликнула я.
— Довольно дальний, — признался Даниэль и улыбнулся. — Прости за эту выходку, Камилла.
Я пожала плечами:
— Это не важно. Я испугалась только на одну минуту, я в общем-то догадывалась, что за всем этим стоишь ты…
— Однако… — протянул он. — А это довольно интересное признание. Не хочешь ли ты сказать, что это совершенно примирило тебя с похищением?
Я принялась отряхивать одежду, скорее чтобы как-то отвлечь внимание, чем потому, что она была пыльной.
— Я не слишком легко поддаюсь панике или поднимаю шум из-за пустяков, — пробормотала я. — А ты как думал?
Сзади зарычала машина и помчалась прочь, назад в саванну, в сердце карнавала. Мы остались одни. Даниэль вздохнул.
— В другой раз я расскажу тебе подробно, что я думаю, но сейчас еще не время, — печально заключил он.
Должно быть, я выглядела разочарованной, так как он взял меня за руку и хорошенько встряхнул:
— Ты ведь понимаешь, Камилла? Теперь не время, но так будет не всегда!
Я перевела дух. Я совершено ничего не понимала. Все, что я понимала, — это то, что его прикосновение буквально прожигает мою плоть, и то, что мне нужно освободиться от него, иначе я сделаю какую-нибудь глупость, о которой потом буду сожалеть до конца дней.
Входная дверь в дом была открыта. Внезапно из тени вышла женская фигура.
— Какая красивая сцена, — сказала Памела. — Если бы не карнавал, то я бы почувствовала ревность!
Она стояла на ступеньку выше меня, и мы смогли посмотреть друг другу прямо в глаза; но теперь у нее было преимущество, так как я не смогла сдержать свое удивление, почти шок, при виде нее.
— Мне казалось, что ты ненавидишь карнавал! — вырвалось у меня.
— Я знаю, какие опасности он таит, — быстро ответила она. — Самые привлекательные мужчины куда-то исчезают, а… хм… самые нелепые женщины внезапно становятся довольно симпатичными благодаря своим костюмам, разве не так?
Она одарила меня царственной улыбкой, повернулась и зашла в дом, предоставив нам следовать за ней. В этот момент я четко поняла две вещи: то, что я влюбилась в Даниэля окончательно и бесповоротно; и то, что я ненавижу Памелу Лонквет!