Глава 33

В России господствовала теория ведения войны на чужой территории, малой кровью и большим уроном для противника. То ли это было русским шапкозакидательством, то ли действительно прав был бывший советский разведчик, выдвинувший множество обоснований в пользу того, что если бы Гитлер не напал на СССР, то СССР обязательно напал бы на Германию.

В том, что Советская Россия была обречена на нападение со стороны Германии, то в этом не было сомнений ни у одного мало-мальски здравомыслящего человека. Не знаю, как это было на самом деле, но перед самой войной коммунистическая партия при помощи особых отделов ВЧК и политработников перемолола в дьявольской мясорубке подготовленные военные кадры, специалистов военных предприятий и сотрудников ВЧК, обеспечивающих государственную безопасность. Масштабов репрессий никто не представлял. Мы видели, как подвергали критике за нерадивость, как накладывали партийные взыскания и увольняли людей с работы. Потом многих из этих людей никто не видел, а если и видел, то старался сделать вид, что не видит, чтобы никто не мог подумать о существовании связей с человеком, еще недавно занимавшим важный пост. И это сохраняется даже сегодня в период разрекламированных свобод и демократии.

Все очевидцы рассказывали, что 22 июня 1941 года они ни сном, ни духом не ведали, что именно в этот день начнется война. Высшие руководители были об этом осведомлены. А я со страхом ждал ее каждый день. Не во всем я был согласен с советской властью, но простые советские люди не желали зла никому другому, кроме гидры империализма, воспринимаемой ими в виде жирного капиталиста во фраке и в цилиндре, и не заслуживали той участи, которую им приготовил немецкий фашизм.

Война началась так, как ей и положено. Все ее ждали, но никто ее не ожидал столь внезапно.

Немецкие войска стремительно продвигались вглубь СССР, несмотря на ожесточенное сопротивление тех частей, командиры которых, не боясь быть репрессированными за антигосударственную деятельность, готовили личный состав к ведению боевых действий. А в тылу по-прежнему "броня крепка и танки наши быстры" и "когда нас в бой пошлет товарищ Сталин и первый маршал в бой нас поведет".

Уже в первые месяцы войны стало ясно, что необходимо эвакуировать центры танкостроения на Украине (Южный и опытный заводы), Ижорский завод - изготовитель противоснарядной танковой брони и корпусов для тяжелых КВ ("Клим Ворошилов"), Кировский завод - производитель этих КВ. Все эти заводы оказались в зоне действия немецкой авиации. Началось великое переселение промышленности на Урал и в Сибирь. Сейчас можно с уверенностью сказать, что не будь этой войны, Сибирь по-прежнему бы оставалась на задворках великого государства, а мужики сибирские занимались бы хлебопашеством и изготовлением сеялок и косилок для прокорма европейской части СССР.

Танков Т-34 в армии было немного. Все они считались изделиями строгой отчетности. Небольшая группа наших танков атаковала немецкую танковую колонну 4 танковой дивизии танковой группы генерала Гёппнера в районе города Гродно. Бой был скоротечный. Наши Т-34 нанесли большой урон танковой группе и ушли вместе с отходящими войсками.

Меня с группой техников направили в район действий танков Т-34 с задачей организовать ремонт подбитых машин и обеспечить, чтобы ни один танк не достался противнику.

Группа гражданских специалистов, едущая в сторону линии фронта, вызывала подозрения и подвергалась бесконечным проверкам.

Полуроту Т-34 мы встретили на южной окраине Гродно. В составе группы находились и водители-испытатели нашего завода, выезжавшие в войска для обучения танковых экипажей. Десяток наших танков выглядели внушительно среди встречавшихся Т-26 и БТ. Вмятины на бортах показывали, что танки побывали в настоящих боях.

Противника настолько поразили танки Т-34, что за ними началась настоящая охота. За одиночными танками охотились роты и батальоны танковых дивизий. Перед Т-34 выставлялась приманка в виде групп бронетранспортеров и легких танков, организовывались группы танков-загонщиков, выгонявших Т-34 в специально подготовленные ловушки или под огонь противотанковых и зенитных пушек.

В одну из таких ловушек попал и я. Один танк Т-34 из группы, к которой мы были командированы, получил серьезное повреждение ходовой части и был спрятан в лесу западнее Гродно. Выяснив характер повреждений, я вместе с двумя заводскими механиками и механиком-водителем танка на мотоциклах выехали к поврежденному танку.

Нас высадили на окраине леса, и мы в сопровождении механика-водителя быстро нашли поврежденный танк. У танка была разбита гусеница и перебита тяга левого фрикциона. С гусеницей и фрикционом мы справились сравнительно быстро. Танк не заводился. Наконец нашли неисправность - слетела клемма аккумулятора. Аккумулятор был исправен, и танк завелся, но уже было темно, а дорогу к своим мы представляли плохо, знали только направление. Боясь окончательно заблудиться, мы переночевали в лесу, разведя маленький костерок. Радиостанции на танке не было.

Мы не представляли темпов наступления немецкой армии и никто не думал, что нас послали на верную гибель выбираться из окружения на танке, имевшем горючего не более чем на сто пятьдесят километров. В боекомплекте оставалось пять снарядов и два диска для пулемета.

Утром, едва только рассвело, мы двинулись в путь. С утра дороги были пустынные и мы, можно сказать, спокойно проехали километров тридцать. В том месте, откуда мы выехали, уже были немецкие войска. Наших частей не было видно. Часам к девяти утра мы нагнали немецкую мотопехотную колонну и поехали прямо по ней, разгоняя в стороны пехоту и круша автомашины и повозки. Впереди колонны шел танк, в который нам пришлось трижды стрелять, пока мы его не подбили. Короткоствольный T-III успел один раз выстрелить по нам, ударив снарядом по башне и не причинив нам значительных повреждений.

Оторвавшись от колонны, мы на полной скорости неслись на восток к своим. Вероятно, у немцев хорошо работала радиосвязь, потому что километров через двадцать мы попали в артиллерийскую засаду, устроенную прямо на дороге.

Механик-водитель, геройский мужик, повел танк прямо на пушки, надеясь на сильную лобовую броню. Один из заводских механиков успел два раза выстрелить из орудия по пушкам, другой стрелял по ним из пулемета, что позволило нам прорваться сквозь засаду, свернуть с дороги и уходить в сторону леса. Затем я помню страшный удар в башню и в борт.

Очнулся я на земле, ощущая запах горелой ткани и горящей резины. Вокруг меня стояли немецкие солдаты и офицеры и молча смотрели на меня. Стояла невыносимая тишина. Я кое-как поднялся на ноги и увидел, что нахожусь недалеко от нашего горящего танка, который тушили с десяток солдат. Левая гусеница танка была полностью разбита. Боковая броня на уровне механика-водителя вдавлена, башня свернута набок. Около танка лежали тела моих трех спутников. Я пошел к ним. Меня никто не останавливал. По виду повреждений танка, в нас стреляли сбоку и сзади из 88-мм зенитной пушки. Механик-водитель и два заводских механика были убиты осколками брони, оторвавшими от башни в месте попадания снаряда. Вероятно, также был убит и механик-водитель. Я пошевелил их еще теплые тела и не почувствовал в них жизни. Меня спасло только то, что я находился на дне боевого отделения. Ударь снаряд чуть правее, и механик-водитель также бы стоял над нашими телами. Вытерев лицо рукой, я увидел на ней кровь. Кровь сочилась и из правого уха. Динамический удар был настолько силен, что я только чудом остался жив. Возможно, мой ангел-хранитель постоянно был со мной в России.

Ко мне никто не подходил и ничего не спрашивал. Повернувшись к офицеру, я сказал ему: "Geben Sie mir bitte ein Glass Wasser trinken". Офицер удивился и приказал солдату подать мне фляжку с водой.

Я напился и умылся остатками воды, смыв с себя кровь и копоть. Постепенно слух возвращался ко мне. Преодолевая шум, стоявший в ушах, я услышал, как солдаты обзывают меня разными словами и призывают устроить мне отмщение за уничтоженную колонну мотопехоты. Их сдерживало только присутствие офицера, который внимательно и неподвижно смотрел на меня.

Терять мне было нечего, кроме семьи, которая еще оставалась в городке опытного завода, которую я по-настоящему любил и всей душой хотел к ней вернуться. Разыгрывать из себя патриота, который с криком: "Русские в плен не сдаются!" с камнем в руках бросился бы на толпу вооруженных солдат, было, по крайней мере, глупо. Одной жертвой войны больше. Повернувшись к офицеру, я сказал ему достаточно твердо по-немецки, что я немецкий офицер и требую доставить меня к высшему командованию. Не выразив никакого удивления, офицер приказал тщательно обыскать меня и посадить в бронетранспортер. Из бронетранспортера я еще раз взглянул на подбитую "тридцатьчетверку", и мне вспомнился азарт боя и наш прорыв через противотанковую засаду.

Загрузка...