Нелюди Великой Реки. Полуэльф-2

Глава 3. В гостях у гномов…

Путь к гномам почти не отложился у меня в памяти. Как-то я занемог, чтобы не сказать, раскис. В результате у меня появились проблемы с передвижением, точнее, проблемы возникли у гномов со мной. Им-то нужно было двигаться и побыстрее, а у меня не было ни сил, ни желания. Пришлось Бафёру посадить меня в рюкзак и везти на спине.

— Кому-нибудь сболтнешь, что на мне ездил, найду и покараю! — пообещал насупившийся гном. Смешно, да его же товарищи первые разболтают!

Не сказать, чтобы я наслаждался поездкой на гноме, потому что он то шел, то бежал, то полз по каким-то подземным переходам, вместе со своими приятелями, конечно.

К концу первого дня пути я так умотался, что вылез из рюкзака и пошел сам, цепляясь за гнома. «Брось, командир, брось! Да не меня, винтовку!» Каждый из спутников Бафёра счел своим долгом подойти к нему с подобным замечанием. Остроумцы… Один Лимлин крепился, положение все-таки обязывает… А потом пошла череда горных проходов, ущелий, горных долин, холмов и редколесья. А через четыре дня пешего перехода горы «закончились».

Гномы радостно, едва ли не наглаживая бока двух расписанных рунами и дурацкими узорами «копеек», приспособленных под их габариты, снимали с машин маскировочную сеть. Звери обошли технику стороной, нечисть не устроила в кузовах свое лежбище, так что теперь мы могли не идти пешком, а ехать со всеми удобствами. Была объявлена дневка, машины чихали моторами, делались пробные «заезды», устанавливались турели, а потом пулеметы на турели, распечатывались упаковки с консервами и прочими продуктами, запрятанными в стальные ящики. А поохотиться слабо? «Слабо», — довольно спокойно подтвердил Лимлин, отнюдь не желающий знакомиться с местным животным миром поближе. Да разве не дракон всю округу тут держал? Не должно здесь быть крупных хищников, да и нечисти, раз уж на то пошло…

Впрочем, плевать, я еще нее в той кондиции, чтобы удовольствие от охоты получать, а пожрать я и консервы могу, тем более что разных круп гномы имеют в достаточном количестве. Каша будет, чего еще надо? И не сечка каждый день, на завтрак и ужин, как в штрафроте! Кстати, о штрафбате! Они-то наверняка считают меня «геройски павшим». А если кто видел, как меня дракон нес, так это он, может, добычу в гнездо тащил… Вывод? выждать срок и объявиться в Ярославле. Так, мол, и так, был захвачен сперва драконом, потом кобольдами с гномами! Но с честью выполнил свой долг военнослужащего Ярославской армии. Штрафроты спецбатальона «О»… Так что выдайте мне мой воинский аттестат, новенькую форму, бумаги оформите… «Приказ о дембеле», или как он называется… А там и на свободу с чистой совестью… Так что у гномов можно и подзадержаться…

Первый заслон мы пролетели, что называется, сходу. Гномы любят технику, берегут ее, но когда оказываются на сносной дороге, не могут не газануть… Лимлин, севший за руль первой машины, сдерживать себя не стал… Часовые, перекрывающие тракт к горному массиву, служащему домом для клана Лимлина, только рукой махнули. А вот мимо второго заслона проехать не было никакой физической возможности. «Узкое место» между валунами, стоящими по обе стороны дороги, было надежно перекрыто, и не шлагбаумом каким деревянным, а массивными каменными тумбами. Вообще, этот участок был снаряжен отменно: вокруг лес, через который и на танке не проедешь, метров за пятьдесят до валунов начинается ровненькая асфальтовая дорога, умудряющаяся сделать на таком коротком расстоянии аж два поворота. Не очень крутых, но заставляющих машину подставить борта. И напрямик не проедешь — стальные ежи, валуны, камни и ямы, собирающие на дне грязноватую воду. Неплохо, неплохо… Если въезд на территорию клана так затруднен, то какие страсти нас перед въездом в «гору» ожидают? Встречали нас если не по всей форме, то все равно торжественно и страшно.

Стоящий за тумбами квадратный гном в начищенной стальной пластинчатой кольчуге, с винтовкой за спиной и с секирой, покоящейся в шикарном, украшенном серебром кожаном чехле, поднял ладонь в запрещающем знаке. На предплечье у этого здоровяка был небольшой щит с рунами, повествующий о славной карьере и занимаемой им ныне должности Стража Ворот. Важная шишка! Подумать только: всего сорок лет в должности Младшего Стража, и уже Страж ворот! На голове этого гнома покоился такой же дурацкий ночной горшок с маленькими рожками и круглыми дырочками для глаз, какой был надет на Бифёре в роковую для бедолаги ночь. Наверняка, из-за того, что поле зрения сужено было, и не заметил Бифёр кобольдов… Остальные гномы где-то прятались, страхуя своего представителя. То, что все мы под прицелом, чувствовалось животом.

«Копейки» Лимлина, сбавив скорость подъехали к тумбам, «командир» заглушил мотор и вылез из машины. Мне тоже хотелось размять ноги, и давно уже, но я был серьезно предупрежден гномами о «правилах поведения», так что сидел вместе со всеми, не рыпаясь. Бафёр, для сохранности ценного груза, не иначе, хотел под локоть меня прихватить, но в последний момент передумал и убрал руку. Правильно сделал…

— Разведка… — насмешливо протянул Страж Ворот, оглядывая забрызганные грязью машины и запыленные рожи. Потом его взгляд «споткнулся» о мои уши, так что сам Страж Ворот аж воздухом подавился. А прокашлявшись и сплюнув, потребовал от Лимлина объяснений:

— Это что же ты творишь, Лимлин? Эльф? Такой вот у тебя нынче козырь? И Бифёр где?..

— Проезд давай, не задерживай! — потребовал насупившийся Лимлин, прикладывая какой-то камушек на цепочке к гладкому, довольно искусно обтесанному боку валуна. У Стража Ворот на языке вертелся вопрос о том, почему Вальтовый Козырь обменял Бифёра на эльфа, но сорок лет на посту — это сорок лет… Гном сдержался и забежал за левый валун. Через секунду тумбы на дороге дрогнули и почти бесшумно поплыли вниз. Техника на грани фантастики… Это тоже придумка пришлых, механические приколы гномов или местное традиционное магическое творчество?

Пока я размышлял над системой безопасности «Горы», как называли гномы свой дом, мы успели доехать до главного входа, где нас ждал уже Старший Страж, толстый и седой гном, чья борода, причесанная волосок к волоску, отвратительно воняла какой-то помадой. Этому, страдающему от безделья и осознающему себя важной шишкой, Лимлмин не мог приказывать, так что ему пришлось кратко рассказать о смерти Бифёра и о том, что я временно поживу здесь. Если к смерти сородича Старший Страж отнесся спокойно, то сведения о том, что я должен зайти «внутрь» Горы этот гномище воспринял с нескрываемым удовольствием.

— Ты ведь помнишь, Лимлин, что эльфы не могут входить внутрь Горы, если у них не связаны руки и ноги. И если не завязаны глаза!

— А уши воском не залить? — не смог я сдержаться, представляя гномов в роли гребцов легендарного греческого кораблика, себя — в роли хитроумного, но многострадального Одиссея, а старого Старшего Стража в виде зывывающих сирен.

— Уши? — на полном серьезе поинтересовался Страж. — Нет, не помню такого, не в традициях это…

— Погоди, Ори, не торопись! — начал было Лимлин, но мне пришла в голову замечательная мысль, которую я тут же и выпалил:

— А я не эльф, кстати!

Гномы обескуражено переглянулись, и я поспешил объяснить им суть дела:

— Я ПОЛУэльф! Полуэльф, получеловек! И значит, мне нельзя связывать руки! Одну руку, пожалуйста, можете связывать! А две — с какой стати?

— Решено! — согласился Старший Страж Центрального Входа с коротким именем Ори. — Веревку давайте, я ему ногу с рукой свяжу! И на голову ему повязку натяните, чтобы один глаз прикрыть!

Опаньки! Нет, мы так не догова…

— А нечего было умничать! — шипел Лимлин, пока гномы, навалившись целой толпой, привязывали мое левое запястье к согнутой в коленке и закинутой к пояснице щиколотке правой ноги. — На одной ножке в детстве прыгал? Ручкой другую ножку придерживая? Вспомнишь без проблем! А подождал бы чуть, ходил бы нормально!

И повязал мне через морду черный платочек, типа банданы, превращая меня в какого-то Кутузова… Нет, в пирата! Попугая бы на плечо — и на абордаж!.. И мы, въехав в украшенные гномьими рунами ворота, стали вылезать из машин, поставленных на огромной стоянке. Я вывалился из «копейки», как мешок с отрубями, неловко, но без последствий для здоровья.

— Теперь придется к главе клана идти, чтоб он тебе официально разрешил ходить на двух ногах, а не прыгать, как ребенок! — заявил Лимлин начальственным тоном.

— Сходим… — согласился я подавленно… Не предполагал я такого быстрого и практичного решения вопроса… А ведь должен был — это же гномы! Проблемы решаются максимально быстро и технологично…

— Прямо сейчас и пошли! — распорядился Лимлин, ругаясь черными словами, и мы отправились в путь по переходам и коридорам, вырубленным в толще скалы. По прямой я прыгал на одной ноге вполне сносно, но на лестницах начинал отставать. Лимлину пришлось обнять меня за талию, чтобы помочь. В результате, через крутые лестничные пролеты он переносил меня под мышкой, как перекинутую через руку куртку. Обидно, пожалуй, но и смешно! А на одной ноге попрыгать я никогда не отказывался, что в детстве, что потом… Самое смешное во всем этом было то, что деловитые гномы, сновавшие по переходам и коридорам, не обращали на меня никакого внимания. Ох, чую, не получу я здесь дешевой популярности…

Приемная у гномского королька была очень просторной. Даже с секретаршей, гномочкой-малявочкой, пышечкой, сдобной булочкой… Вырез на белой блузочке был довольно откровенным, а юбочка могла бы быть подлиннее… На Лимлина она взглянула благосклонно, на меня — с детским любопытством. Прям в знакомой обстановке я оказался: здесь, как в приемной ректора Академии, и девка симпатичная, и мебель мягкая, кожаная. И я, как всегда, в положении школяра, которого то ли «выпороть» надо, то ли «простить».

Лимлину предложили войти, а мне вежливо предложили посидеть на диванчике. И очень хорошо!

— Чаем одинокого морского волка не угостите, милая девушка? — спросил я секретаршу, с деловым видом перекладывающую бумажки на столе. — Если булочек нет, не страшно! Довольно будет вашей улыбки!

Не успела гномка ответить, как из кабинета шефа вывалился красный, как после бани, и злобный Лимлин. Он побежал к выходу, бросив на ходу:

— Пошли, Петя! Завтра еще придем! А сегодня так походишь…

Чего бы не походить? Похожу, не рассыплюсь…

— У тебя нет шансов, — ревниво заметил Лимлин, помогая мне преодолеть очередной лестничный пролет.

— О чем это ты? — удивился я, усердно прыгая. Баба сеяла горох, прыг-скок, прыг-скок! Обвалился потолок, прыг-скок, прыг-скок! Пусти эльфа на порог, прыг-скок, прыг-скок! Преподаст он вам урок, прыг-скок, прыг-скок! Сунет перец в ваш пирог, прыг-скок, прыг-скок!

— Да о секретарше шефа! Не делай вид, будто ничего не по…

— Погоди, погоди, Лимлин, — перебил я гнома, — а давно у вашего короля секретарша? И такая мягкая мебель в приемной? И сама приемная?

— Недавно! — ответил сбитый с толку Лимлин, — Как занял трон, так и завел…

Вот значит как! Пожалуй, можно уже сделать некоторые выводы. И «копейки», на которых гномы сроду не разъезжали, но которые считались почти официальным транспортом спецслужб Новых княжеств, уж тверской контрразведки точно. И суета с драконом. И удивительные амбиции гномов, с заявкой чуть ли не на мировое господство! И конечно, секретарша у кабинета гномского короля, которого и королем-то звали только по традиции, а на деле он был главой гномского клана. И положение свое нынешнее он занял совсем…

— …в баньке попаришься! Пожрешь нормально! А там и кабинетик тебе обустроим, письменный стол организуем! Только обязательно нужно завтра к шефу зайти! Он разрешит тебе нормально ходить, вот увидишь! — Лимлин еще что-то бурчал, а у меня просто все тело стало под «вшивчиком» чесаться, так в баньку захотелось!

Баня у Лимлина была знатная. Не баня — целый дом под горой. Только в предбаннике три отдельных помещения — раздевалка, душевая, трапезная. В трапезной можно взвод рассадить — уместятся! В парную вперлись целым коллективом — был и Бафёр, и еще гном, родственник Лимлина, и сам хозяин баньки, конечно. Если гномы думали, что я буду стесняться и комплексовать, то они сильно ошиблись. Сами зато делали рожи кирпичом и старались не поворачиваться ко мне спиной. Смехота!

Когда гномы увидели меня без одежды, Бафёр не смог сдержать проклятий.

— Чего орешь? — спросил я гнома, — голого эльфа никогда не видел?

— Да какой ты на хрен эльф? Ты ж дистрофик! Кожа да кости! Тобою только детей пугать, скелетом заморенным!

— А мне после бани кормежку обещали! — нагло заявил я и обсмотрел себя критически. Да нормально все! А что пивного животика нет, так это дело поправимое!..

Но натопили, демоны квадратные, ужасно. У меня, прямо, чуть сердце не остановилось, когда я в парную зашел. Хорошо хоть шапочку мне выделили — уши с макушкой прикрыть. Ладно, посидим! Лимлин начал втирать что-то про березовые и осиновые веники, затем достал скляночку мятного масла и капнул на каменку. И понеслось! «Чуешь, а чуешь?..» Конечно, чую, что глупости спрашивать? У меня от резкого запаха аж слезы на глазах выступили и волосы на затылке в ком, как резинкой, стянуло! А дальше гномы с маниакальным и садистическим упорством перепробовали все масла, начиная от анисового и заканчивая лавандовым. Нельзя же так! Плеснули бы кваском лучше — я хлебный аромат очень уважаю!..

— Петя! Выбегай, выбегай скорее!

— А чего случилось-то? — поинтересовался я, как раз ведь только-только обтерпелся, пережил первый пар, не ударил, так сказать, перед гномами в грязь лицом!

— Ты весь пятнами пошел, Леопарда! — заявил мне ухмыляющийся Лимлин, и другие гномы поддержали его громогласным хихиканьем. Вот ведь мерзавцы! Сами-то розовые, как поросята, а я что-то и вправду — с пятнами красными по всему телу. Смотреть страшно…

Вот что значит — нашла коса на камень! Выскочил как ошпаренный — и часу не прошло!

Выбрался в душевую, плеснул на себя холодной воды — хорошо! Ключевая! Сунулся в предбанник, привлеченный необыкновенно вкусными запахами, и тотчас забежал обратно: там несколько гномок споро накрывали на стол, а я был несколько не одет. Кто как, а я бы подзакусил…

Ждать гномов пришлось долго. Успел и еще разок в парилку зайти, чтобы вылететь оттуда со свистом, и башку помыть, и одеться, и выйти к гномским женщинам в приличном виде — в штанах… Сапоги на мокрые ноги надевать? Нет у меня такой дурацкой привычки… Босяком по прохладному деревянному полу очень даже приятно! Всего-то хотел узнать, где можно постираться, не ходить же в грязном! Ну, и стянуть какой-нибудь пирожок, если повезет.

Как бы не так! Гномские женщины оказались куда более привержены традициям, чем мужчины. Да и Лимлина я напрасно за образец принимал — разведчик по роду профессии должен уметь со всеми общаться. А вот бабы гномские… Язвительные, наглые, и у всех такие грубые, скрипучие голоса! Будь это мужики, обязательно бы какую-нибудь грубость сказал на их вопли, а с женщинами — не знаю, что и делать!

От криков «Проклятый богами эльф!», «Трижды проклятый всеми богами мерзкий эльф!» и «Эльфийский проклятый богами извращенец!» я чуть слуха не лишился! Да, это не сладкоголосые сирены! Особенно выразительным и громким был вопль «Сопля ушастая!», прозвучавший из уст самой молодой и сравнительно симпатичной, на первый взгляд, светловолосой гномки. Хорошо хоть богов не приплела — выходит, понравился я ей! Красота гномских женщин довольно специфична. Если кому нравятся коротконогие дамочки «в теле», с «арбузными» грудями и здоровенной задницей — прошу! Рыжеватые волосы, маленькие голубенькие глазючки, довольно яркие, надо заметить для объективности, вздернутые носы и веснушки по всей окорокоподобной морде — вот характерные черты гномок! В ранней молодости, лет так до пятидесяти, они еще ничего, но потом!..

Пришлось отступить обратно в душевую, а то дамы пошли на меня врукопашную, вооружившись поварешкой, разделочным ножом и массивным дуршлагом на длинной ручке. Нет уж, тут победителем не выйдешь! Нашел какой-то обмылок и постирался. Прекрасно! Сижу голый, голодный, вещички сохнут… Зато в тепле… А вот и Бафёр. Что-то мне говорит, что он бы и дольше парился, до вечера, но Лимлин его погнал обстановку проконтролировать…

С помощью Бафёра удалось наладить быт: завернулся в белую простыню и сразу стал похож на римского трибуна из истории пришлых. А гном прогнал подгорных воительниц и, на правах гостеприимного хозяина, профессионально воткнул кран в пятидесятилитровый бочонок с темным пивом. Царицынское бочковое, однако!

— Ждать никого не будем! — заявил Бафёр столь категорично, как будто я его уговаривал повременить, пока Лимлин и прочие всякие не напарятся вволю. Вот уж нет! Тугая струя хлынула в высокую глиняную глазурированную кружку с откидной крышкой, и мне стало хорошо!

Женское плечо уже не казалось сотканным из тумана. Нет, вполне нормальное плечико, даже с затейливой татуировкой. Черная роза, капли крови, игральная карта, туз пик, кажется, виселица с петлей… Что за бред? Глаза у дамочки были открыты, но ни одной мысли в них не было. Совершенно безумные пустые глаза. И причем тут башня Конкруда, вырастающая из-за плеч прекрасной незнакомки дымной громадой?

— Бежим! — почему-то закричал я этой крале, хотя куда бежать и зачем — не знал, хоть убейте…

Проснулся я, по собственным ощущениям, поздно. Выспался, зато, знатно! Открыл глаза — где это я? Довольно маленькая комнатка, а кровать большая и широкая. Ощущение, что комнату по голове ударили: довольно большая по размерам, она отличалась низким потолком, и это жутко действовало на нервы. Окна нет, и нет никакой возможности понять, сколько времени, какая погода и …вообще. С комнатой понятно, у гномов я, а что с моей головой? И как же гора ощутимо на макушку давит! А башка-то болит, что не очень хорошо. Надо меньше пить, пить надо меньше! И надо быстро сообразить, что делать дальше. Если я сейчас дурака сваляю, то мне будет гораздо хуже, чем сейчас… Тьфу! Понятно одно: чем больше я буду стараться убедить Лимлина в том, что я профессиональный шпион, тем больше у меня шансов проколоться. Поэтому надо пойти другим путем, иррациональным, напрочь сметающим все разумные предположения и перспективы! Лимлин себе, наверное, кучу планов насчет меня построил…

Мысли в похмельной голове смешались в ком, как гномские закуски в моем желудке. С трудом удержав приступ тошноты — жалко же продукты! — я постарался отвлечься. В голову почему-то лез Ашмаи и его «Крем». Предложи мне кто сейчас «Крем», как средство от похмелья — взял бы… Он для женщин — наркотик, может, на полуэльфов эта гадость как аспирин действует?.. Если слезу с кровати — брошу пить. Вот лич, небось, не будет так пить — он себя контролировать жестко должен, чтобы жажда крови, присущая нежити, человеческую часть окончательно не поглотила! Контроль и еще раз контроль — вот девиз лича… И своих присных он так же контролировать будет: шаг влево, шаг вправо — расстрел, прыжок на месте — провокация. Так что Виталя, совершив незапланированный Ашмаи поступок, то есть упав на землю с серебряной пулей в башке, сильно расстроил своего «начальника»… И работать против Ашмаи нужно против всякой логики, иррационально…

Кое-как сверзившись с кровати, я подошел к столу. Это что? умывальник? Очень хорошо… Умывшись, а заодно и затушив бушующий в груди пожар, я смог наконец-то собрать глаза в кучу. Причем тут Ашмаи? Причем?! И нельзя ли направить шпионские страсти Лимлина в нужном направлении? Пусть он проведет успешный рейд против лича, станет великим гномским героем, а я заодно отмажусь от ярославских службистов, орден Сутулого им на спину! Хорошая мысля — жаль, неосуществимая… А это что? Ножик Колдуна! Это я на нем знатно выспался… Оглядел себя — все на месте, порезов, крови нет, даром, что ножик острый как бритва. Пьяному море по колено. Лужа, правда, выше ушей.

А свитер мой где? Украли, сволочи! Исполненный праведного гнева, я быстро оделся, отметив, что вещички мои хоть и высохли, но не мешало бы их погладить. Сунув нож за голенище, выскочил в широкий коридор. Надо найти гномов, да предъявить им претензии по поводу пропажи дорогой для меня вещи. Еще бы! Меня расстреливали в этом свитере! Я в нем на драконо-маме летал! И никому его не отдам!

Бафер нашелся быстро: он сидел на кровати в соседней комнате и икал. Не успел я начать предъявлять претензии, как гном, выпучив глаза и распространяя вокруг себя волны перегара, заорал:

— Вот он! Держите скорее, а то удерет!

Кто он? Кто удерет и куда?

Вопросы мои не остались без ответа: вбежавший в комнату Бафёра гном обхватил меня руками, как своего потерявшегося и внезапно объявившегося родственника.

— На живот не дави, сблюю! — предупредил я этого чудака, потому что тошнота снова подступила к горлу.

В комнату, пользуясь тем, что двери у гномов внутри горы не запираются, ворвались еще гномы0… и гномихи. Нет, не гномихи, а гномки. И почему-то они были на грани. Кипели, как чайники. «Богохульник!», «Святотатец!», «Мерзавец!», «Извращенец!» — это были самые приятные выражения, слетающие с толстых губешек коротышек. Да что случилось-то?

— Пошли! — подскочивший, как на пружине, Бафер, продолжая икать, стал выталкивать наполнивших его комнату гномов в коридор, и мы всей толпой понеслись по подземным переходам. Я и рад был бы не ходить, но меня зажали между двумя гномами и несли, так что я переставлял ноги исключительно из вежливости. А мог бы поджать их и ехать — гномы бы все равно ничего не почувствовали… Прямо, налево и направо, и отнюдь не в молчании. Я узнал о себе много интересного. Оказывается, я пришел в Гору, чтобы проповедовать новых богов, поносить гномских богов, сеять разврат, терроризировать неокрепшие умы юношей и возглавить шествие доверчивых и беззащитных казад прямиком в Адскую Пропасть Погибели. Потому что сыном этой Погибели и являюсь. Странно… Песни петь в пьяном виде — это я запросто. Даже плясать… Но проповедовать, вести за собой, призывать, возглавлять? Неужели кобольды так ужасно подействовали? Там, в Граничном Хребте, где обосновался дракон, они, конечно, признали меня большим боссом… И подчинялись моим командам, пока дракон не улетел, а улетел он ровно через пять минут после "признания"… Странно все это, очень странно…

— Рукой за ногу зацепись! Ради своего и твоего же блага прошу! Меня же за тебя вздрючат! Сделай, пожалуйста! — прошептал мне на ухо Бафер, и я последовал его совету, тем более что "пожалуйста" от него я слышал впервые. Бафёр мгновенно накинул на место "сцепки" неизвестно когда сдернутую с подушки наволочку, шепнул "Придерживай! И глаз закрой!", а потом сделал вид, что не имеет со мной ничего общего.

Внезапно толпа остановилась, по инерции выбросив меня на пустое пространство перед… манекеном. Едва на одной ноге удержался! А на манекене мой "вшивчик" висит! Точно мой, с крестиками! Ага! Я ж его сам сюда сушиться повесил, после того как постирал! Вот он, родимый! Не сперли его, хорошие вы мои, честные!

Молчание толпы никогда никому ничего хорошего не предвещало. А гномы безмолвствовали и смотрели нехорошо. У меня даже похмельный синдром прошел.

— Трое обвинителей! — злобно произнес моложавый с виду гном, с куцей бородкой и крючковатым носом. — А число судей — все, кто есть! Главное, чтобы нечетным было!

— А защитник? — подал голос один из тех гномов, кто входил в команду Лимлина и, соответственно, ввез меня в Гору. Этих можно было легко выделить из толпы — нечесаные, заспанные, в тапках на босу ногу, с помятыми и похмельными рожами… Все правильно: задание выполнено, имеют право на законный выходной!

— Пусть будет защитник! Клепсидры для речей на один малый кувшин! — согласился "крючконосый". — Имею предъявить обвинение полуэльфу в том, что он оскорбил Отца-Основателя Прародителя! Намеренно и гнусно! Улики налицо! Свитер его мокрый на нашем Отце! Первый обвинитель Мелет Кривобородый!

— Имею обвинить полуэльфа в том, что истинной целью его проникновения в Гору является недостойное желание унизить наших богов, осквернить своим присутствием нашу Гору и развратить нашу молодежь! — это уже не Мелет влез, а какой-то седобородый, одетый в традиционный воротник с капюшоном гном, с пергаментным лицом четырехсотлетнего старика. — Второй обвинитель Дурин Молотобоец!

— Э-э-э, Дурин, можно только одно обвинение предъявлять… — поправил этого "Дуреня" Бафёр, вежливо дышавший в сторону, хоть, по-моему, это было бесполезно, настолько мощный и густой аромат от него распространялся… — от одного обвинителя принимается только одно обвинение…

— Да его, по заветам предков, в дерьме утопить надо! — заорал Дурин, даже молодея как-то от праведного гнева, — Он же на нашего Отца свой свитер натянул! И осквернил этим его священную статую! Ты не видишь, что ли, Бафёр? Совсем глаза пропил?

Вот, значит, в чем меня обвиняют… Свитер я не туда повесил… Интересно, штрафбат есть в гномском войске? Мне теперь туда после скорого и справедливого суда загреметь — как два пальца… Имею богатый, но печальный опыт…

— И еще он внучку мою развратил! Голым перед ней бегал!

— А в чем разврат-то? — Бафёр по-честному напрягся, даже жилы на лбу вздулись, но понятно было, что гном не видит ничего особенного в том, что кто-то носится голым по коридорам Горы. Здесь, видать, это нормально.

— А он худой, как щепка! И девки наши все ему завидуют! — взвился Дурин, — Моя дура весь день не жрет, на ди-Э-ту села! Это же разврат! Помрет она теперь, кто виноват будет? Ась?

На это никто не мог ничего сказать… А мне лично хотелось протереть глаза и прочистить уши. Щипать себя уже не было необходимости — пяти раз вполне хватило, чтобы убедиться, что я не сплю, и что все это происходит со мной наяву. Клепсидра, если не ошибаюсь, это водяные часы. Они такие же, как песочные, но вместо песчинок в нижнюю емкость из верхней капает вода.

— А третий обвинитель? — спросил Бафёр,

— Третьего не будет! — к нам подошел еще один гном с благообразной и хитрой рожей, в простом свитере военного образца, "пришлого" покроя. Лишь одна косица на затылке, да рыжая борода заплетена традиционным способом, скромненько так, без выпендрежа. Пальцы рук, правда, усеяны крупными перстнями с огромными камнями и печатками. Толпа гномов перед ним расступалась, чтобы затем сомкнуться за его спиной. От фигуры гнома прям-таки разливалась волна спокойствия и самоуверенности. Начальник какой-то местный, не иначе.

— А почему, вообще, обвинения? За что обвинять полуэльфа? Он решил украсить статую нашего Отца-Прародителя своей единственной дорогой вещью! Поступок, достойный уважения! Вот ты, Мелет, говоришь, что свитер мокрый! Ну конечно, полуэльф постирал его перед тем, как надеть на статую нашего Отца! Не заставлять же Прародителя нюхать эльфийский пот! Так ведь, Петя?

— Ни фига! — настроение у меня было хуже некуда, и этот добровольный адвокат мне его не поднял. Отдавать манекену мою "единственную дорогую вещь" я вовсе не собирался. Нашли "жервователя"! Пусть Бафёр делает мне какие угодно знаки, свитер свой я статУе гномского Прародителя не отдам! Так и сказал. Коротко, но доходчиво. Толпа гномов зашумела и весьма недружелюбно.

— Он оскорбил Отца-Прародителя! — опять взревел кривоносый, и нос его покраснел, как от хорошей порции алкоголесодержащего. Кому — что… Кому — сутяжничество интереснее хорошего застолья…

— …на поруки! — подбежавший Лимлин пыхтел как паровоз, и слова вырывались из его глотки с каким-то клокотанием. — Третьего обвинителя нет, так что по законам предков полуэльфа можно взять на поруки! Я и беру!

— Ты так уверен в нем, Лимлин? — это мой добровольный защитник поинтересовался. С прищуром такого опытного барышника на морде лица. Торговец, настоящий торговец, из тех, что зимой снег продадут. — Вольному воля… Поддерживаю!

И, не дожидаясь, пока Кривобородого Крючконоса хватит удар, пояснил:

— Полуэльф — нашему роду вира за Бифера. Как мешок с углем… А что он не понимает, что нашу веру оскорбил, так какой с мешка спрос? С неразумного? С вещи? Я как Король, Предводитель клана и Главный Хранитель Заветов свидетельствую: деяние полуэльфа не может считаться оскорбительным для Отца-Прародителя, яко не от разумного произошло, обаче и не от безумного, но от неведения предмета неразумного!

О как завернул! Умные речи и послушать приятно, особенно если в них ни ухом ни рылом. Этому дай волю, так он докажет, что я мать родную съел, но только из уважения к институту материнства и детства. Надо же! "Обаче"! А где "Дондеже"?

— И, во-вторых, вы что от полуэльфа ждали? — продолжал витийствовать гном, оказавшийся тем самым королем, в чей кабинет меня не пустили, и чья приемная так ненавязчиво походила на приемную "начальника" из пришлых, — Вежливости по отношению к гостеприимным хозяевам? Как пришлые говорят, посади свинью за стол, она и ноги на стол! Не вижу ничего удивительного! Так что нечего делать такие глупые рожи, работать идите!

Ну, гримасы у окружающих были не столько удивленные, сколько яростные, однако все послушно разошлись, услышав слово "работа". Гномы…

Толпа стала потихоньку рассасываться, а король подошел ко мне и моему новоявленному поручителю.

— От тебя, Лимлин, теперь зависит, будет это мешок с углем или мешок с алмазами! В печь его кинуть или в золото оправить! Не подведи!

И Биг-Банана отправился по своим государственным делам вальяжной походкой.

— Что ж ты, Петя, наделал! — укоризненно посмотрел на меня Лимлин. — Теперь, если мы результат на гора не выдадим, нам обоим хана. Тебя и вправду в печку кинут! А результат нужен быстрый, чтобы всем хлебальники заткнуть!

Ничего не ответив гному, я подошел к статуе Основателя-Прародителя, сдернул с нее свой свитер, так и не высохший до конца, и процитировал:

Стишок детский, но с глубоким смыслом! Ты все понял, Лимлин? Обеспечишь условия — будет результат!

— Перво-наперво свяжешься с Глоином! Пусть сходит к приставу Сеславинскому, Ивану Сергеевичу, он мне тыщу золотом должен! Положит на мой счет в Тверском торговом банке, себе за хлопоты сотню возьмет.

— Тысячу? — недоверчиво переспросил Лимлин, — Тысячу новых, золотом?

— Ты не веришь мне, что ли? — оскорбленно вскинулся я, — с чего это вдруг?

— Понимаешь, — Лимлин поскреб в бороде, — ты какой-то странный… Вот хоть на шмотки свои посмотри! Человека, например, всегда по одежде определить можно…

— А гнома? — подначил я этого "аналитика".

— Гнома — тем более! — отмахнулся Лимлин. — Так вот, ежели кто в байковой рубахе — это одно! В куртке из виверны — совсем другое, в камуфляже — третье! Даже если третье на втором, а второе на первом, все равно понятно — кто передо мной! А с тобой непонятно ничего: даже одежда на тебе странная, как ребус.

Если Лимлин хочет сагитировать меня отдать свитер, то напрасно. И все же интересно:

— В чем ребус, объясняйся уж, раз начал.

— Вот смотри, — гном и сам пытался сформулировать беспокоящую его проблему, и это давалось ему с трудом, — сапоги у тебя такие, как эльфы или люди носят. Кавалеристы, при том при всем… Штаны — это вообще! Ощущение, что ты какого-то солдата убил, а штаны смародерил!

Почти верное ощущение, молодец Лимлин… Только признавать это я погожу…

— Свитер твой, слишком уж богат и заметен этот свитер для разведчика, — продолжал гном, — избавиться бы тебе от него! Но нет, ты в него вцепился, аж дым из ушей столбом валит! Тебя шеф практически спас, объявив эту тряпочку даром Прародителю, вывернув всю ситуацию наизнанку! А ты топором! Сплеча! Так профессионалы не поступают!

— Я тебе как профессионал профессионалу говорю: если бы я своих богов продал, да вашему Первопредку свитером своим поклонился, не было бы мне веры, никакой веры мне бы не было! А так хоть понятно, что есть границы, которые я не перейду, есть вещи, которые для меня важнее, чем шкурняки! И значит, есть гарантии! А это уже репутация, деловая репутация! Так что для твоего шефа теперь я понятнее и дороже, чем тогда, когда только появился в вашем вертепе!

Во я загнул, во загнул! Сам смутился…

Лимлин посмотрел на меня с нескрываемым уважением, просветлев лицом и явно поставив "галочку" себе в голове. Хорошо! Пора брать быка за рога!

— Пусть Глоин к Ивану Сергеевичу все же сходит! — продолжил я гнуть свою линию — тысяча рублей на дороге не валяется!

Тысяча всплыла недаром: когда-то давно, сто лет тому назад, то есть двух месяцев не прошло, как пристав городка Сеславина, Иван Сергеевич Бороздин, обещался выслать тысячу золотом за информацию о его дочери, Наташе Бороздиной. Есть у меня такая информация! Мне Наташа в ярославской контрразведке в качество одного из чинов смертный приговор зачитывала, так что пусть папаша платит! Заодно выясним, собираются меня гномы из Горы живым выпускать или у них другие планы. Если согласится Лимлин на то, чтобы его родственник, постоянно проживающий в Сеславине, положил конкретную такую сумму на мой счет, значит, скорее всего, выпустят.

— И пятьсот задатка пусть опять-таки на счет положат, тогда я вексель твой тебе верну! — заявил я задумавшемуся гному.

— Доверенность нужна, — ответил Лимлин, — или ты думаешь, Иван Сергеевич на слово Глоину поверит?

Доверенность — это плохо. Там нужно число ставить… Если сегодняшнее — все агенты Ярославля будут знать, что я жив-здоров, нахожусь у гномов. Не годится. Если неделей или двумя раньше подмахнуть — у тех же гномов руки развязаны. Никто меня тогда с ними не свяжет. И появится у них искушение меня выдоить по-полной и грохнуть по-тихому…

— Не нужно доверенности. Договор между нами был секретный. Пусть Глоин только скажет, что я свою часть договора выполнил, а теперь дело за деньгами.

— Прости, Петя, на какой-то шифр или знак похоже, — с сомнением проговорил Лимлин. — будто ты Ивану Сергеевичу даешь знать о своем пребывании у нас.

— Так это секрет? — притворно удивился я. — Чего так?

— Понимаешь, — засмущался Лимлин, — если другие кланы узнают, что мы полуэльфа принимаем, да он еще над нашим Прародителем глумился…

— Не ко мне вопрос! — жестко отрезал я, — Со своих подписку о неразглашении возьмете и все чин чинарем будет!

Не договорились мы с Лимлином — во всех вопросах он должен был руководствоваться мнением рода, а оно было ко мне не слишком благосклонно. Зато у гнома появилось достаточно времени, чтобы высказать мне какие-то смешные претензии! Честное слово, пока мы общались у Граничного Хребта, пока ехали, все было гораздо радужнее.

— Вот ты говоришь, что не шпион и шпионом никогда не был! — Лимлин заходил на очередной круг — все по приемной Королька, где нас мариновали по два часа каждый день, а потом отсылали "на завтра". Эти "завтраки" уже приелись. Мне было абсолютно ясно, что не позволит мне местный король на двух ногах ходить, заставит на одной прыгать, но Лимлин почему-то вбил себе в голову, что должен добыть для меня это разрешение во что бы то ни стало. В результате он сидел в приемной вместе со мной, наши беседы постепенно становились все острее, а молоденькая гномка-секретарша уже не делала вида, что не слушает нашу перепалку и занимается архиважными бумагами, — просто сидела и слушала, открыв ротик. Мне это только мешало: надо было налаживать коммуникацию, а я, по привычке едва не начал распускать хвост павлин-мавлином.

— …А потом ты говоришь, что авансом не работаешь! Говорил такое?

— Ага, говорил!

— Говорил, что ни авансом не работаешь, ни на репутацию пахать не собираешься, ни на перспективу? — Лимлин устроил мне подлинный допрос, но не сидеть же в молчании, как рыбы в аквариуме…

— Так и есть!

— Вот то-то и оно! — Лимлин победоносно рубанул перед собой воздух пудовым кулаком, — Кто так себя ведет? Купцы? Они-то как раз репутацией дорожат, да и на перспективу каждому приходилось трудиться! Так рассуждать может только чиновник! Или кто-то вроде чиновника! Тот, кто сидит на твердом окладе, но карьеру не делает годами! Это какой же чиновник карьеру не делает? А есть такие! Полевые агенты, например! Не кадровые, например!

Логика… С логикой у Лимлина как-то средненько… Вот втемяшил себе в голову неверную предпосылку, что теперь удивляться, что выводы неправильные? Да много кто "на перспективу" не работает! Э-э-э… Дворник! В чем его перспектива? В том, чтобы завтра убрать больше навоза, чем сегодня? Да и кроме дворника — я кучу народу знаю, которые, пока им аванс не выплатят, пальцем не пошевелят… Так что Лимлин как всегда ошибается…

Ошибся, впрочем, я: Король не пригласил нас в приемную, но вышел сам, деловой такой весь из себя, на морде лица дума о судьбе отечества.

— Я не могу нарушить законы предков! — сказал он нам с Лимлином вместо "здрасьте". — Даже и не просите! Но пока полуэльф занят делом, на пользу Рода и Горы, он, конечно, может снять веревки. Разнарядку вам Кася выпишет!

Сказать, что Лимлин был подавлен, означает ничего не сказать. У него даже вся кровь от щек отхлынула.

— Так это на кухню, что ли? — прохрипел он, взяв со стола секретарши небольшой листок сероватой бумаги, но Король уже выбежал из приемной. Дурачок, чего сидел там, как партизан в засаде, надо было сразу убегать, а уж я бы за ним попрыгал — на одной-то ноге!

— На кухню, так на кухню… — равнодушно сказал я, видя, как мучается гном, — По мне, так самое лучшее место! Подальше от начальства, поближе к камбузу…

Тесто я раскатал в тонкий блин, мясо гномы провернули на мясорубке самостоятельно, и было оно хорошим, свежим. Капуста, зелень, лук… Тонкий хрустальный бокал засверкал у меня в руках, но я тотчас же приглушил его блеск, макнув в кадушку с мукой, чем вызвал целое белое облако. Хороший помол, тонкий… Кто понимает, так это самый важный момент — чтобы блестящий хрустальный бокал, именно хрустальный, воздеть над головой, а затем быстро, легкими круговыми движениями кисти, вырезать тонкими кромками бокала небольшие кружочки теста из лежащего на столе блина. Ловкость рук и глазомер — граница почти попадает на границу, так что от теста остается только "сеточка", которая мгновенно снимается, одним движением руки. А на столе остаются лежать идеально ровные кружочки — заготовки для самого моего любимого блюда, пельменей. Меньше пятисот штук и делать странно… Теперь лепить. Лепить надо под неспешный разговор с анекдотами и поучительными историями. Лепил Лимлин, лепил Бафер, лепили еще двое из компании разведчиков, не пожелавших оставить командира в одиночестве на кухне, откуда были изгнаны какие-то визгливые толстые и мордатые гномки, осыпавшие нас бранью и предсказаниями, что я, то есть проклятый и богомерзкий эльф, потравлю всю доблестную разведку Горы. Перчику в фарш я, действительно, сыпанул от души, ну так это и рецептурой закреплено и для пищеварения пользительно. С солью только вышел конфуз. Я уже схватил солонку. Чтобы подсолить воду в огромной кастрюле, предвкушая первую порцию пельмешек, как моя рука оказалась остановлена могучей дланью Бафера.

— Тут все язвенники, Петя, — заметил гном на полном серьезе, — так что каждый сам себе посолит. Вот и солонка на столе!

Какой-то обычай, не иначе! А язвенников среди гномов и нет почти — желудки у них луженые, не то что у нас…

Разговор за лепкой постепенно сошел на то самое, что так заботило Лимлина: правильно он сделал, или неправильно, что завез меня в гору. Надо, наверно, было расстрелять при встрече, а теперь приходится мучиться, да выполнять странные распоряжения полуэльфа, вздумавшего готовить на гномской кухне пельмени… Пришлось рассказать гномам пару баек о том, какая это "боевая" еда, как ее можно мешками зимой с самолета сбрасывать партизанам. Да-а-а! Несколько неприменимо к нашим условиям: зимой все разумные дома сидят, за заборами, засовами да замками. И все конфликты, все бои к зиме сами собой затухают…

— Ты все же виноват, Петя, — затянул старую песню Лимлин. — Почему ты со своим потенциальным работодателем свысока разговариваешь? Ты его уважать должен!

— Кому должен, всех прощаю! — отшутился я людской присказкой, хорошо известной гномам, как случайно удалось выяснить. — А свысока я разговариваю потому… что действительно выше вашего королька!

— Ха-ха-ха, О-хо-хо! — рассмеялись гномы на мою дурацкую и несмешную шутку. Простые души…

— Не парься, Лимлин… — весело проговорил я, зачерпывая вилкой фарш и выкладывая его на кругляшок теста. Придать пальцем форму, залепить тремя отточенными движениями, не отрывая пальцев, но скользя ими по тесту — зря что ли, в муке весь извозился! — свести концы в "барашек" и положить в ряд таких же молодцов. Красиво! Две четкие складочки на "пузе", идеально круглая форма — у гномов с их толстенными пальцами получается куда хуже. Но стараются, сопят, кряхтят, причмокивают… Погодите, вот приготовится первая партия, еще и зачавкаете! — Не парься! Выдадим на-гора результат, сразу и отношение поменяется! Обеспечь мне доступ — и спи, отдыхай!

— Куда доступ? — поинтересовался Лимлин, кладя на маленький кругляш изрядный кусок мяса. Примял пальцем, попытался залепить — не тут-то было! Не слепляется, края не сходятся. Решил растянуть тесто до нужных размеров — порвалось! Вытер рукавом пот с лица, перекинул половину фарша с испорченного кругляша на целый, опять не лепится: замазал края, они жирные теперь…

— В библиотеку, конечно! Куда ж еще! — удивился я, в свою очередь.

— Куратора назначат, — прикинул Лимлин, откладывая злополучный пельмень, — в библиотеке работать просто так никому не дают! С куратором — пожалуйста, хоть с завтрашнего дня! И все равно наряд нужен…

— А пускай! — легкомысленно согласился я. Не век же поваром оставаться!

— Вареное мясо в тесте! И ты это поливаешь сметаной! И ешь??? Бр-р-р! — Касю, принесшую разнарядку "в библиотеку" на следующий день, усадили за стол, наложили пельменей с горкой.

— Разве он ест? Взял себе десять штук и на восьмом сломался! А пирожки-то маленькие, вот! — Лимлин, почему-то называющий пельмени "пирожками", сложил большой и указательный пальцы в колечко, типа О" Кeй. — По четыре десятка нормальная порция!

— Они же жирные, а мне фигуру блюсти нужно! — заявила Кася, бросая на меня загадочный взгляд. Хорошо, что среди гномок есть симпатичные такие пышечки, пампушечки… Не все гномки безобразны, надо признать, не все… Под такой взгляд только одно делать нужно… Я встал, расправил плечи, подхватил серебряную стопочку и сказал тост:

— За прекрасную Касю, на чьих хрупких плечах держится вся Гора!

И выпил… Водка под пельмени как-то сама собой образовалась…

С водочкой, знамо дело, застолье веселей пошло. И сожрано мной было немало — гномы только ненатурально удивлялись, куда столько влезает. А ведь через рубеж в двадцать пельменей я уж точно переступил! И значит, рекорд! Живот под конец праздничка стал напоминать даже не барабан, а туго набитый мешок мародера — не продавить! А потому что не пожалел капустки в фарш — вот и получились пельмешки вкусные да сочные. Кстати, вопрос: гномы капусту выращивают или покупают? Я ко второму варианту склоняюсь… Когда гномы изрядно захмелели, а красотка Кася, поскромничав, принялась закусывать, чему, если по совести, я был только рад, началось неизбежное:

— Ты меня уважаешь?

— Я тебя хоть раз обманывал?

— А давайте споем!

Гномы и спели какую-то из своих диких песен; ощущение было, что слон колыбельную поет. Слоны, как я помню, не поют, а трубят, вот и гномы трубили — густыми сочными голосами, но как-то в нос, гнусаво… Странно, но насколько я знаю гномий язык, песня была не про горы, а про дорогу. Если б я взялся ее переводить, то получилось бы что-то вроде старинной песни пришлых "Эх, дороги…"

Как всегда, во время пьянки, меня охватило состояние "расслабухи". Нет, я не слишком рвался плясать или петь, так, подмычал ради компании гномский мотивчик, но, если честно… Совсем другая музыка у меня в голове, совсем другая! Так не поймут ведь… Чтобы задавить в себе эти неприличные, с точки зрения гномов, позывы, я решительно вдавил пробку от водочной бутылки в первое попавшееся и ни в чем не повинное пирожное и повернулся к краснорожему Лилину с самым деловым видом.

— Я, Лимлин, новую одежду и оружие хочу у ваших мастеров заказать! Вексель с твоей подписью здесь примут к оплате? — вопрос был довольно-таки хамским, и я не задал бы его никогда, если бы не два фактора. И первым был тот, что я уже столько принял на грудь, что мне было глубоко фиолетово на все прочие факторы и политесы.

— Примут, — не обиделся Лимлин, — но оружие ты себе заказать не сможешь… Просто никто не согласится для тебя оружие делать — уточнил гном, — после того, как ты нашего Первопредка отказался почтить. Сам виноват!

— То есть гномы откажутся от выгодного заказа по религиозным соображениям? Из принципа? — пьяному море по колено, и я только сейчас заметил, как вытянулись рожи у пирующих гномов, как перестали двигаться челюсти и остановились на полпути руки со стопками. Даже пар от горячих пельменей перестал, кажется, вздыматься к потолку кухни, и застыл в виде огромного полупрозрачного вопросительного знака.

— У вас никто не помещает заказы со стороны? — продолжал я, презрительно и высокомерно прищурившись, — или вы всегда проверяете заказчика, не является ли он посредником? Ни за что не поверю!

Фыркнул я, а точнее, гулявший по крови алкоголь, очень выразительно. Гномы, в каком бы благодушном настроении ни были, а начали каменеть мордами. Похоже, сейчас скандал будет! Опомнившись кое-как, я решил исправить ситуацию:

— Забьемся на десять золотых, что я смогу разместить здесь свой заказ! И возьмут с меня не так уж много! Как с человека, с "Доброго гостя общины", а не как с эльфа! Заказ размещу под собственным именем, честь по чести!

Тут надо бы сказать, кто такой этот "Добрый гость общины". Человек, или уж другой разумный, оказавший общине значимую услугу, получает медальон-пропуск, может приезжать к гномам когда хочет, а не когда всех пускают, на ярмарку, например, да заодно и скидки имеет на товары и услуги. Что самое смешное, так это то, что действие медальона ограниченно. Спас, например, я в бою Лимлина. Получаю медальон. При условии, что я не эльф, естественно. А дальше Лимлин, не будь дурак, подрезает с общественного гномского склада две тонны горючки. Взбешенные сородичи "закрывают" гнома, а мне — спасителю его — отказ во въезде, в скидках, и прочая, и прочая, и прочая. И как бы не сапогом по морде героического лица. А нечего было врага народа спасать! Такая вот система… Ну, может, не совсем такая…

Эльфу стать "Добрым гостем" практически невозможно. Было. До того момента, пока я к этим недомеркам не попал… Главное теперь — понять, как я это обустраивать буду.

— Конечно, давай! Когда это казад от беспроигрышного пари отказывался? — с энтузиазмом откликнулся Лимлин, и инцидент был исчерпан. Лучше прослыть горячим и бестолковым рубахой-парнем, азартным и увлекающимся, чем… Ладно, проехали…

План мой был прост как пять копеек, и мог родиться только под влиянием известной дозы сорокоградусной. Просто надо найти того или даже тех, кто недоволен существующими порядками. Они будут все делать "назло" Лимлину и Ко, чем я и воспользуюсь…

А чего, кстати, откладывать? Вскочил из-за стола, я отправился в сторону выхода, изредка отпихивая стены, некстати встающие на пути. Стены были холодными на ощупь, твердыми и неуступчивыми. Ага, вон, вроде бы, вполне приличная стена! Точно! Мягкая и упругая, такую стену не только сразу двумя руками отталкивать приятно, на ней и поспать можно было бы, хорошая такая стена, милая, но дела, дела… А почему меня от этой замечательной стены отбрасывает?

И что это мне левым глазом не видно ничего? И во рту вкус соленый?

— Проспался? — ворчливо спросил меня женский голос. Я попытался открыть глаза, но как-то с первого раза это не получилось. Со второго раза открылся правый. А левый что? Попытался поднять руки к лицу и чуть не рехнулся — вместо левого глаза было какое-то тряпье. Спокойно! Это же у гномов я — глаз завязан должен быть, поскольку на один глаз я эльф, а на другой — человек, исходя из канцелярской логики подгорных жителей. Так, а почему обе руки свободны? Одна к ноге должна быть привязана! И ноги свободны! И вообще, на ночь-то я развязываюсь, не до такой же степени гномы жестоки! А что вчера было? И чей это голос поздравил меня с возвращением? И почему меня ломает всего?

— Дурак же ты, Петя! — с чувством произнес тот же голос, и я, с трудом проламываясь сквозь жуткую боль, понял, что говорит со мной та самая Кася, которая почтила своим присутствием вчерашний "кухонный наряд" у гномов. Вчерашний? Пусть будет вчерашний… Ух, ё-ё-ё-ё! Чую, многовато выпито было!

— Чего ты обниматься полез, да при всех? Знаешь, сколько сразу защитников девичьей чести нашлось? — хихикнула гнома, — А ты уже такой пьяный был, что даже и не понял, когда тебя бить начали! Если б я не заступилась, тебе бы никакие целители не помогли!

Так, спокойствие! Я к Касе обниматься полез? В пьяном виде? Врет! Как бы пьян я ни был, а такие кабацкие замашки у меня не проявятся ни при каких обстоятельствах. Воспитание не то! Я к женщинам всегда с уважением. А при виде красивой женщины у меня и джентльменство в жопе играет, и стесняться я начинаю, как школьник. Так что никаких "поползновений" я себе бы не позволил. И вообще, последнее, что я помню, так это то, что куда-то шел и на стенку наткнулся… Но раз она за меня заступалась…

— Спа-сс-ибо… — выдохнул я, совершенно не представляя, о чем идет речь.

— Спасибо на хлеб не намажешь! — озвучила девушка известную гномскую присказку и добавила, неожиданно томным и глубоким голосом, — Поправляйся давай, пьянь подзаборная!

После чего махнула рукой и выпала из моего непривычно узкого поля зрения. Глаз-то один замотан на совесть! Надеюсь, не вытек!

Так, что у нас по факту? Я лежу в какой-то довольно длинной уютной и светлой, но узкой пещере на широченной кровати, рядом еще одна, в воздухе специфический медикаментозный запах, присущий лишь больницам, а на стуле только что сидела Кася, хлопавшая длинными рыжеватыми ресницам. Ну сколько можно! Я имею в виду, почему мне в голову всегда "Кавказский пленник" лезет? У маркиза Конкруда это был "Арсайлский пленник", где в виде черкешенки выступала, как ее… фэйри… фэйри… да понятно, что фэйри — Паола, вот! Надо же, чуть имя "кровной" сестры не забыл! Завязывать надо с бухлом! А здесь, выходит, это будет "Гномий пленник" с Касей. Примитивно! Однотипно! Но если по голове били, так воленс-ноленс извилины распрямятся.

Попытка вспомнить хоть что-нибудь увенчалась только вспышкой сильной головной боли. Если меня гномы били, то что теперь? Делегация? Оставят в покое? Заведут следственное дело о порче дорогостоящего имущества, в виде полуэльфа Пети, одна штука? Конечно, дорогостоящего — пятьсот золотом на дороге не валяются! А чего Кася здесь сидела? Если она секретарша "шефа", то есть доверенное лицо, так ей в самый раз в роли следователя выступать, тем более что она непосредственный участник событий. И кстати, женат местный королек, али холост? Должен быть женат, и с детишками — у гномов это первый признак "состоявшегося" члена общины.

Встал, хоть ноги и подрагивали, и отправился искать туалет. Железную утку проигнорировал, не дождетесь! Надеюсь, и зеркало в санузле есть. Интересно же, что с рожей моей сделали? Моя же рожа, не чья-то! Она мне дорога как память! Размотаю бинтик осторожненько… Свет мой, зеркальце, скажи… Вот и он, кстати, белый рупор Ихтиандра. Этого мифического получеловека, полудельфина звать не пришлось, и то спасибо…

Размотав бинт, я обнаружил на глазнице какую-то примочку, пропитанную гадким и едким лекарством фиолетового цвета. Ну-ка, снимем! Ничего страшного! Глаз кровью залит, на роговице что-то вроде треугольной кровавой трещины. Склера, да и роговица, что ли, чутка повреждены, выглядит некрасиво, но сильной боли почему-то нет, да и все это, по сути, пустяковина, если меня действительно по роже гномы своими пудовыми кулаками месили. Вопрос в другом! Открыл рот — надо же, целое все! У меня не так давно один молодой черно-тюрбанистый туг зуб на нижней челюсти выбил. Туг теперь уже, правда, стал вечно-молодым, а вот зуб, с хрустом принявший неприличное горизонтальное положение, я не выплюнул, а, превозмогая острую боль, приподнял языком и вдавил на прежнее место. И придерживал потом его языком всю дорогу. Зуб прижился, но, конечно, не остался прежним, а стал резко выдаваться вверх. Теперь он, если рассуждать со стоматологической логикой, "выбивает" все верхние зубы, потому что не ходить же с вечно раскрытой варежкой.

Зуб надо то ли вырывать, то ли подпиливать… На первое не соглашусь — что ж, зря я терпел, пока он приживется? Второе предпочтительней, если б не одно "но". Зубы подпиливают орки, из чистокровных, черногривых. Подпиливать зубы, чтобы могли сомкнуться челюсти на безобразной морде, орков научила жизнь. Сопение, издающееся полуоткрытыми пастями "природных" орков, очень помогало ночью эльфийским лучникам, обученным стрелять на звук. Так что пришлось черногривым под угрозой полного уничтожения и клыки подпиливать, чтобы рот нормально закрывался, и когти подрезать, чтобы рукой, а точнее, лапой обхватить рукоять ятагана. Были, правда, среди черногривых поклонники старины и ревнители традиций, так эти, залив глаза, бросались на строй копейщиков, будучи вооружены только своим природным оружием — клыками и когтями. И гибли, конечно. Ха-ха! Посмотрел бы я на орков, как бы они сейчас в атаку бросились… Дураков нет! Теперь каждый с пистолетом-револьвером-винтовкой ходит, как передвижной арсенал! В этом я орков понимаю, но подпиливать по-орочьи зубы не согласен.

Так, что же у нас с мордой лица в общем и целом?

Из зеркала на меня неприятно скалилась если не орочья, то откровенно бандитская харя: бледно-зеленая, с перепоя, один зуб точит, левый глаз красный и страшный, волосы грязные, сосульками во все стороны, красавчик! Нормальный, чистокровный эльф с таким клошаром и здороваться не станет. Нос зажмет и зажмурится.

Что у нас тут? Душ? Вот и воспользуемся!

— Ты чего ж, бесстыдник, творишь? — раздался старческий дребезжащий голос. Старческий, конечно, но …женский!

— …! — выругался я от неожиданности и прикрыл срамное место. Меня что же, в женское отделение положили? В целях унижения личного достоинства?

Или у гномов в больничке нет различия на Эм и Жэ? Я юркнул в душевую кабинку, быстро помылся, завернулся в висевшее на крючке полотенце и осторожно выбрался в "палату", шлепая голыми пятками по теплому полу и оставляя на камне стремительно высыхающие мокрые следы. Надо же! Полы с подогревом! Красота! Бабульку-гномиху я не заметил сразу хотя бы потому, что она была очень маленькой и ссохшейся. Мумия такая, почти незаметная под одеялом. Но взгляд у старушки был тверд и ехиден, а в худых ручонках-щепочках сохранилось довольно силы, судя то тому, с какой скоростью мимо моей головы пролетела подушка. Увернулся я на автомате, во все глаза уставившись на соседку. Одеяло она натянула по горло, сверху остался только нос крючком, да ночной чепчик, сливающийся по цвету с подушкой. Понятно, почему я ее не заметил!

— Не жалко подушку, бабуля? — спросил я участливо, — запачкается ведь!

— Постирают! — гордо ответила старушенция, — Эх, будь я на триста лет помоложе!

Какие-то гномы озабоченные. Вот в людских землях, в какой бордель не зайди — везде гномы сидят… Кася эта с ее намеками… Теперь бабулька… Ей пора уже гроб заказывать, да о посмертии думать, а она все об одном…

— Да, будь я помоложе, уши бы тебе, паршивцу, поотрывала бы! — Я аж поперхнулся. — Чтоб знал, как в обчестве заголяться!

Старушка, оказывается не столько похотлива, сколько задириста и боевита. А ну-ка я ее "на слабо"!

— Вот только не говори, уважаемая, будто что-то новое увидела! Небось, в жизни такое приходилось…

— А как же! — немедленно поддержала разговор старушка. И началось. "Бессонница, Гомер, тугие паруса… Я список кораблей прочел до середины…" Именно до середины, потом срубился… Старушке нужен был слушатель, и где-то через две-три минуты ее монолога я приноровился кивать и поддакивать в нужных местах.

— …Снорри, который сын однорукого Бомина, у него еще прозвище было Три Руки, потому что он сначала себе протез сделал нормальный: для левой руки. У него как раз левой не было. А потом он сделал себе еще и протез для правой руки и иногда надевал его на культю просто так, ради смеха. Оттого и Три Руки!..

И так полтора часа. Целая пара! Уж и волосы высохнуть давно успели, а старуха все никак не успокаивалась. Что обидно: у старушки был такая память, что она могла бы стать прекрасным летописцем, если бы не …пол. Гномы вообще неохотно выпускают своих женщин из пещер, может быть, потому, что с рождаемостью у них дела обстоят разве что чуточку лучше, чем у эльфов. Поэтому старушка прекрасно помнила всех своих родичей: троюродных, четвероюродных, седьмую воду на киселе, но игнорировала тот простой факт, что времена, как бы попроще сказать, сильно изменились! И ее разлюбезные правнуки теперь на бронетранспортерах с крупнокалиберными пулеметами подведомственную территорию патрулируют!

— Ты, кстати, кусочник? — прервала свой бесконечный монолог старушка, встрепенувшись. Я тоже продрал широко открытые глаза — Да понятно, что кусочник, чужак, эльф, кто ж тебя к котлу подпустит? Тебя ради этого ко мне и засунули!

Хм, я-то думал, что это ее ко мне засунули, но, по совести-то, старушка здесь первая очутилась, и именно меня к ней подселили. Что за тема с "кусочниками"?

— А кто такие "кусочники"? — спросил я, и был награжден новой лекцией о том, что такое гномьи традиции, и почему молодые гномы их не чтут.

Выяснилось, что моя собеседница принадлежит к почтенным "котелковым", и презренные "кусочники" еще пожалеют!

Да-а-а! Сложно как все! И сложно, в первую очередь, потому что "котлами" раньше считали гномские семьи. На семерых — один котел! Больше народу в семье — получай еще один, формируй новую ячейку общества. И отселяйся. Вот какое странное число 7. У людей оно тоже в почете. Счастье, вроде бы, приносит. Ну-ну…

Можно было догадаться, что у гномов свои заботы, мне абсолютно непонятные и неинтересные. Какая мне, полуэльфу, разница, "кусочник" или "котелок"? Отселяют гномов на новые выработки или же, получая стабильные заказы от пришлых, оставляют на месте, наплевав на "правило котелка", потому что есть возможность кормить не только "вот столько", но и "вон аж сколько"! Точно так я не видел никакой разницы между "баллонами" и "хрюшками" в огнеметной роте. Но пришлось, однако же, примерить все на себя. Вот и теперь… Новый король, конечно, "кусочник". И памятуя о споре с Лимлином, лежит моя дорога к "котелкам".

Пока я предавался размышлениям, старушка предавалась воспоминаниям. Оказывается, декольтированное платье могли носить только дамы из королевской семьи. А сейчас! Позор! Каждая шмакодявка позволяет себе такой вырез, что можно было бы просто платье не надевать — и так все видно! А юбчонки! Это не юбки, это пояса такие! Даже не пояса — воротники! С капюшонами!

Безымянная старушка распалялась все больше, а я подумал, что не иначе как присутствие Каси в больничной палате послужило катализатором для такой бурной реакции. Завидует… Понятно, что лучше быть молодым, красивым и здоровым, чем старым, безобразным и больным…

— А чего плохого? — прикинулся я, что ничего не понял. — Ну, видно! Королевский авторитет вырезом на платье, что ли, определяется? Я-то думал, у вас, гномов, король — это всегда лучший кузнец, оружейник, торговец, на худой конец!

— На худой конец! — передразнила меня взбешенная гномка, — Ты тоже концом думаешь, как все мужики! А еще эльф!

Ну, если она во мне видела понимающего собеседника только потому, что я эльф, то она ошиблась, и сильно.

— Всегда с малого начинается! У короля все по статусу должно быть! А прочим нечего коленками сверкать, похоть у молодых да безбородых пробуждать, искушать! Сколько царств из-за этого погибло! Никто не хочет учиться! Никто!..

Во-во! Золотые слова…

Помню, сидим мы в спортзале Тверской Академии, бинтуемся, а один из студиозов байки травит, как они, в качестве упражнения, расписали альтернативные спецоперации против всех сопредельных княжеств. Против Армира такой план был: прилетает дирижабль, выгружает из своего трюма не оружие и бомбы, а бочки с вином. Улетает. На бочках честь по чести написано, какого года урожай, все печати и клейма присутствуют. Большими буквами написано, что при перевозке продукт имеет обыкновение портиться. А что? Истинная правда… Армирцы осторожно подходят и берут бочки в плен. Прекрасно. Потом армирцы упиваются, и можно всех вязать и грузить штабелями на телеги. И прямиком в лагерь для военнопленных и перемещенных лиц. Какой же армирец потерпит, чтобы вино попортилось? И как проверить, не испортилось ли оно от полета на дирижабле? Только попробовать!

Для озерников план еще проще: прилетает дирижабль, но выбрасывает на позиции не бомбы, а сигаретные пачки. А на каждой пачке написано, что она является пропуском в лагерь противника, где за винтовку с продольно-скользящим затвором заплатят по 200 золотых, за самозарядку — чуть больше, а за голову офицера — гораздо больше. На следующую ночь все озерники прибегут сдавать свое табельное оружие и бошки своих начальников, надеясь навариться на разнице цен. Принимай по описи!

С гномами, значит, если аналогию проводить, еще проще будет: грузовик кружевного белья, чулок, мини-юбок и развратных кофточек с большим декольте. И сразу у гномов гражданская война, разруха и нестроения.

Во! Еще надо туфли на высоких каблуках! Гномочки-малюточки тоже хотят, чтобы у них ноги от ушей! Это вообще оружие массового поражения! Будут на каблуках в пещерах своих ходить — так либо ноги к едрене-матрене переломают, либо башку о низкие перекрытие расшибут! Красота требует жертв! Кровавых жертв!

Стоп! Смерть, красота, спецоперация? А в таком случае, что такое производство "Крема", наркотика магического происхождения, которым якобы Наташа пользовалась? Наташа ведь дочка одного из начальников у пришлых. Пусть небольшого, но все-таки! А если каждая дочка маленького начальника получит в качестве "пробника" небольшую коробочку с "Кремом"? Намажется, подсядет, да и пойдет вразнос, травмируя психику папы и лишая пришлых руководства? Разве не диверсия? Похоже, очень похоже! Восстание сипаев в Тверском княжестве, присоединившиеся отряды из Гуляй-Поля, даже Бонс собирался помародерствовать, теперь "Крем"! Если за этим стоит лич Ашмаи, то можно поверить и в то, что производство наркотика налажено не ради банальных сверхприбылей, а ради совсем другого дела, дела кровавого и страшного!..

Впрочем, нет, больше в эту историю с "Кремом" я не полезу! Спасибо, пробовал уже! Но… Есть одно "но". Если Ашмаи что-то против коалиции Новых княжеств имеет, то и гномов это затронет напрямую. Откуда благополучие гномских кланов? А оттуда, что пришлые им заказы подкидывают, металлы покупают, инструменты и оружие заказывают. Куда пришлые, туда и гномы. Так что можно бы с гномами поделиться: если я им хотя бы на Ашмаи укажу, как на реальный источник опасности, то они меня в "Добрые гости общины" просто обязаны произвести. Потому что предупрежден — значит вооружен!

Или гномы меня в отвал какой-нибудь кинут, с лишней дыркой в башке. С "летчиком" же этим непонятным дела ведут? Ведут!..

Но грузовик кружевного шмотья для гномских девушек как военно-стратегический фактор — это круто!

Вот представляю, выхожу я из больнички, весь такой красивый, бледный, романтический, рука на перевязи, тьфу! — к ноге привязана, улыбчивый, во рту зуб торчит, а мимо меня молодые гномки в фильдеперсовом дефилируют… А я за ними на одной ноге прыг-прыг-прыг, костылем трюх-трюх-трюх…

Воображение что-то разыгралось, и когда я от избытка чувств топнул пяткой по полу, представляя себе эти "прыг-трюх", то добился замечательного эффекта: во-первых, перестала жужжать, как телеграфная лента, моя невозможная собеседница, и во-вторых, полотенце, замотанное вокруг талии размоталось и упало на пол. Ах ты ж!..

Старушка была фраппирована. Я тоже… Неудобно получилось, что говорить. Так что мне ничего не оставалось, как пробормотать извинения и спросить у бабули, как и у кого одежду заказывать. Мотивировать ее необходимость, к счастью, было уже не нужно.

Насладившись моим смущением, старушка, оказавшаяся Рикой, ткнула пальцем в незамеченную мною клавишу вызова сиделки. Прогресс, однако! Я только успел как следует закрепить полотенце на чреслах, как в дверь палаты вошла довольно молодая улыбчивая гнома с необъятным бюстом, заставляющим трещать по швам надетый "в облипочку" короткий белый халатик, и вопросительно посмотрела на старуху.

— Пусть Дилли придет, он мне нужен! — командным тоном распорядилась старушка, и сиделка, сделав насмешливый книксен, величественно удалилась.

Так, это непорядок! Такие объемы мне не потянуть! Это я во всех смыслах! В смысле груди — в первую очередь! В смысле информации, прогнозов и предположений — во вторую! В смысле гномской водки — это уж точно! Сестрички симпатичные ходят, а у меня башка кружится и рвотные позывы начались. На второй заход похмелье пошло, не иначе. Теперь весь день по нарастающей, кто тут мне в гномской больничке опохмелиться даст? Или нет! Меня наверняка обезболивающими накачали, так что, может, и обойдется…

Дилли оказался смышленым с виду пареньком, с необычайно подвижным для гнома лицом того галантерейного типа, которые так идут продавцам готового платья, коммивояжерам, страховым агентам и вообще, широкому кругу разумных, связанных со "сферой бытовых услуг". Мне Дилли сразу понравился, видно было, что попроси я костюм Деда Мороза, он только уточнит, какова длинна ватной бороды, а не будет наводить тень на плетень остроумными или глубокомысленными замечаниями о том, что эльф с бородой, да в колпаке всего лишь странная пародия на гнома!

Требования к одежде у меня были просты и незамысловаты: Дилли нужно было забрать мою одежонку из приемного покоя, или уж не знаю, как он у гномов называется, посмотреть на качество сапог — и если прохудились, то забацать такие же, по размеру. Свитер мой, из-за которого весь сыр-бор, я решил носить принципиально. Не хочу, чтобы кто-то подумал, будто я на попятную пошел. Свитер починить, почистить, штаны новые нужны, это не обсуждается, хватит уже в галифе рассекать, плюс нательные рубахи, носки и те предметы одежды, которые Гоголь называл карпетками. Плащ, типа пыльник-дождевик. Перчатки. Их нужно шить по руке, но ужасно полезная штука, особенно в горах.

— Епанча с рукавами, значит, — Дилли акцентировал внимание на плаще, все-таки под словом "плащ" большинство людей до сих пор подразумевает прямоугольник из плотной ткани, в который рекомендуется завертываться при дожде или снеге. Ага! Там еще завязочки есть, целых две штуки! А вот с рукавами — это по моде пришлых, конечно. И гномы, кстати, эту моду охотно перенимают…

— Что по цене, Дилли? — спросил я, закончив излагать требования и глядя не столько на гнома, сколько на его неугомонную родственницу — не заметить фамильного сходства между Дилли и бабушкой Рикой было невозможно. Старушенция немедленно приняла отсутствующий вид, а Дилли заломил такую цену, что я только крякнул. Конечно! По знакомству всегда дороже получается, потому что не поторгуешься. Но есть надежда, что качество не подведет. Хотя у гномов качество всегда на уровне было. А вот как сделаем:

— Знаешь, Дилли, — проговорил я, подпустив в свой голос таинственности, — если ты пересмотришь свою цену, я тебе расскажу, что Волобуев с моим свитером учудил! Магически обработанная нить на нем не только ради украшения! Кстати, проверю, если настройки собьешь, из оплаты половину — долой!

Фамилия Волобуева, славного мастера из Ярославля, была Дилли прекрасно знакома, но моя угроза никакого впечатления на него не произвела.

— Если одежда с магическими при-бам-басами, — гном с огромным удовольствием выговорил по слогам людское слово "прибамбасы", гулко "бамкая", — то цена в полтора раза… Хорошо, что предупредил, я думал, нитка красоты ради! А теперь мы со всем вниманием, не извольте беспокоиться!

Что ж такое! В полтора раза цена увеличилась! Когда я торговаться научусь?

Махнув рукой от безнадежности, я напомнил Дилли, чтобы не вздумал выбрасывать галифе, не обшарив карманы — там где-то вексель за подписью Лимлина, все мои капиталы, то есть.

Глаз что-то болеть начинает. И моргать больно, а на свет совсем не взглянешь. Действие обезболивающего заканчивается, наверное. И башка трещит, виски разламываются, то ли от водки, то ли глаз так действует.

— Еще один вопрос, Дилли, — решил я не тянуть кота за хвост, — как с оружием у вас тут, реально приобрести?

— Не знаю, — ответил гном с выражением святой невинности, — у нас каждый сам для себя оружие делает, это людские арсеналы, что Тверской, что Ярославский, что Нижегородский выпускают… А купить затворную раму, спусковой механизм для винтовки или там барабан для револьвера — всегда пожалуйста! Только тебе это без толку — все равно на родовую кузню тебя никто не пустит, даже если ты и умеешь чего… Надо тебе за оружием к людям ехать… Мой тебе бесплатный совет!

Ага, спасибочки! Ехать надо! Кто ж меня выпустит!

Распрощавшись с Дилли и попросив его не заныкивать ножик Колдуна — мне этот нож как память дорог, хотя и сталь, и форма, и баланс просто ужасны, я повернулся к престарелой бабуле этого кренделя с мыслишкой, которая только-только мелькнула у меня в голове.

— А скажи, Рика, у вас кому какие подарки дарят? Как бы мне с этим впросак не попасть!

— Нашел чего бояться, тоже мне! От тебя не каждый и примет, потому что ты теперь личность известная!

— Чем это я так прославиться успел? — спросил я, недовольно хмурясь, подозревая, что известность определенного рода, а именно — скандальная, у гномов ценится вовсе не так, как у людей. Ух ты, печет! И хмуриться нельзя теперь, больно!

— Не скромничай, не скромничай, тебе не идет! — рассмеялась старуха дробным и сухим смехом, больше смахивающим на кашель. — Ты для нас как эта… бумажка такая… уксусная? Нет, не уксусная…

Пока маразм и склероз окончательно не одержали победу над моей собеседницей, я подсказал ей, что бумажка, вообще-то лакмусовая, чем привел старушенцию в прекрасное расположение духа.

— Я и говорю, уксусная! Не совсем еще ума решилась! Ты для нас как эта самая бумажка! Всякого на чистую воду выведешь! Давно пора этим заняться было! А тебя только привезли — сразу и понятно, кто Первопредка почитает, а кто только вид делает!

Откровения старушки не то что не понравились мне — они подтверждали мое собственное давнишнее убеждение, почему мне нет места в разного рода военизированных организациях, типа Тверской контрразведки. В таких конторах все по-честному — и мне бы там нашли дело по способностям. С учетом фактуры, фигуры, знаний, амбиций, порочности и порядочности — в процентном соотношении. И ни фига не быть бы мне резидентом, как Тимохин утверждал. Моя "естественная" должность, на которую я мог бы твердо рассчитывать — это должность провокатора. Ага, всю жизнь мечтал! Стал бы таким "попом Гапоном", который подводит своих же товарищей под пули. Даже если этот "поп Гапон" никого под пули не подводит, все равно козлом отпущения назначат именно его. Спасибочки, повторюсь, спасибочки… Не надо мне такого счастья…

— Примет, не примет, не так уж важно! Скажи лучше, что целителю дарить положено?

— Коньяк, знамо дело! — ответила старушка, не усумнившись ни на секунду. — Денег не давай, за тебя община платит…

— А сестричке? — я повел в воздухе руками, обрисовывая выдающиеся формы местной седсестры. Старуха так и прыснула!

— Этой твоих подарков не надобно! Но можно коробку армирского шоколада, хоть его нынче не достанешь! Да и дорого! Ладно, фруктов свежих купишь, да передашь! — решительность старушки меня несколько настораживала: прошу пардону, за меня вроде платят, не ослышался я? Так зачем же еще и подарки? Тем более что глаз болит, а никто не пришел, не проведал, как там полуэльф Петя Корнеев, не дал дуба еще? Не считать же приход Каси квалифицированной медицинской помощью! Разве что психотерапевтической…

— Ладно, а цветы? От букетика еще никто не отказывался! — попытался я выяснить на самом деле интересующий меня пункт.

— Какие цветы? — нахмурилась старушенция, — Цветы на клумбах, хочешь — иди и смотри! Или в горшках покупай! А букетов у нас нет!

Непредсказуемо! Разумно, но… как без букетов-то? Чудаки какие! Можно, впрочем, и в горшках…

— Хорошо, с цветами понятно! А еще что дарят? Ну не наковальню же мне девушке дарить?

— Тебе не светит! — неожиданно серьезно оборвала меня Рика. — Не пойдет она за тебя!

— Кто она? — от изумления глаза широко распахнулись, и в левом сразу стрельнуло.

— Она! — старуха многозначительно поджала губы и окончательно стала похожа на мумию. — Каська, вертихвостка, кусочница малолетняя! Но и она не поймет! Не до такой же степени у нас все развращены! Наковальня — это свадебный дар! Забудь об этом и не вспоминай в страшном сне!

Приехали!

Удивление на моей роже было написано огромными буквами, поэтому старушенция соизволила меня утешить, почти дословно процитировав Лимлина:

— Да не расстраивайся так, какие твои годы! Найдешь ты себе невесту по вкусу, если раньше тебе язык твой ядовитый вместе с головой не отрежут!

— Ладно, наковальню не дарят, а что дарят? — заторопился я, понимая, что старушка сильно утомлена разговором, да и изъерзалась вся в кровати, почему-то.

— Да что угодно! — неизвестно почему вызверилась на меня побагровевшая Рика, — Инструменты, оружие, украшения, на что фантазии и средств хватает! И отвернись куда-нибудь к стенке, мне в туалет надо!

— Да кто мешает? — удивился я, но послушно уставился в угол пещеры.

— Ты и мешаешь! — послышалось кряхтение со стороны Рики, шарканье ног в тапочках без задников, громко, я аж вздрогнул, хлопнула дверь в санузел.

— Я, по-твоему, должна в одной ночнушке мимо тебя, подлеца, бегать! — раздался приглушенный и злобный голос из-за закрытой двери.

— Ага, а то я твоими прелестями соблазнюсь! С разбегу! Не утони там, смотри… — процедил я сквозь зубы, полушепотом, и решил, что в основных чертах мои предположения подтвердились: оружие надо покупать или заказывать не у гномов, а у гномих. Под их женские габариты смастряченное, а то прикладом плечо выбивать будет, ежели обычный гномский "Маузер" оторвать удастся. Пора приступать к решительным действиям… Повод, тем более, есть — лечить меня когда будут? Глаз и не думает успокаиваться. Решительным шагом я подошел к своей кровати и нажал на клавишу вызова.

Ждать пришлось недолго: через минуту в дверь заскочила та самая медсестра, которую я уже лицезрел не так давно.

— А чего ко мне никто не подходит? — сварливо осведомился я, указывая пальцем на свой глаз.

— Как дойдет очередь, так на обходе доктор и посмотрит, — меланхолически заметила сестричка, выпячивая вперед свои аргументы, — я не доктор, я вроде администратора, а ты поспокойней, больной, не суетись!

— Как же мне не суетиться, с острой болью? — парировал я ее выпад, в полтора глаза обозревая "административный ресурс", — если никто не суетится, так хоть я подсуечусь!

Помнится, многострадальный, хотя и хитрожопый Одиссей, попав в кой-какие пещеры, лишил единственного глаза некого Полифема, мирного пастуха, подрабатывавшего циклопом. И изобрел при этом новый вид контрабанды…

Ну а я, попав в пещеры, скоро сам таким циклопом стану! Одноглазым, в натуре!

— Все вы суетитесь только тогда, когда вам кажется, будто вашему драгоценному здоровью что-то грозит! — неожиданно для меня повысила тон "сестричка", и приветливо отрапортовала выползающей из санузла старушке:

— Завтракать пойдешь, Рика? Кисель гороховый и овсянка!

— Опять овсянка! — скривилась старушка, — Я скоро от овса ржать начну, как лошадь! Макароны же давали вчера! Кончились уже, что ли? И пудинги из манки сегодня должны были…

А я вот не буду больничную бурду жрать! Принципиально! Как ответ на хамство медперсонала! Прилег, ноги на спинку кровати закинул, лежу и дуюсь на всех гномов, особенно, на гномов-м…м…едиков…

Рика не успела повозмущаться вволю, потому что в палату ворвался вихрь. Белый вихрь. Белая, роскошная, уложенная волосок к волоску борода до пояса, белый халат, тапочки из белой кожи, без задников, но с каблучком и серебряной пряжкой. Широкий шарф из серебристой ткани, явно магически обработанной, дорогой. Он обвивался поперек объемистого брюха доктора, прямо поверх белоснежной рубахи, и играл роль жилета. Франт… Был бы он "молодым дарованием", я бы понял — хочется гному повыделываться. А этот, кажется, в возрасте. Профессор кислых щей и соленых овощей. Чтобы не сказать — завотделением. На главврача не тянет — рожа недостаточно плутовата. С другой стороны, может, я напрасно гномов человеко-эльфийскими мерками меряю. На нагрудном кармашке халата гномьими рунами было написано "Тавиллий Серебристый", имя этого чудика, не иначе. Странное какое… А из самого кармашка торчала деревянная трубка, покрытая ослепительно белой эмалью. Такие, если мне память не изменяет, только для прослушивания сердечного ритма у "плода" используют. То есть живот у беременных слушают. Это акушер-гинеколог, что ли, передо мной?

И почему "Серебристый"? Где-то я это имя уже видел, где вот только? В голову почему-то лез краснорожий от водки Бонс, разбойник, в дурацкой кумачовой рубахе-голошейке и с маузером в кобуре красного дерева.

— И что это мы буяним, больной? — благодушно заметил козлиным тенором "добрый доктор Айболит" — В столовую не ходим? Сестре-хозяйке хамим? А ну убрал ноги с кровати!

Я так и подскочил.

— А нормально меня без медицинской помощи оставлять? — возмущенно возопил я.

— Хороший эльф — мертвый эльф! — по-доброму заявил доктор, вспоминая старинную гномскую поговорку. Еще и разулыбался во все сорок белоснежных зубов. — Не все коту масленица! Это тебе за дело! И второй глаз тебе надо выбить, чтобы знал!.. А вот я тебе его сейчас через трубочку высосу!

Гном достал из кармашка свою слуховую трубку, похожую на флейту, и приложил один ее конец к вытянувшимся красным губам, сквозь которые, распирая и раздвигая их, лезли четыре острейших белоснежных клыка. Шутки шутками, но не…

— Ну, чего орешь? — проговорил незнакомый молодой голос, явно гномий, судя по богатым модуляциям нижнего регистра. Фу-у-у! Как меня басовая партия, оказывается, успокаивает! Все, теперь для релаксации буду Шаляпина слушать! Как только патефон заведу!

Продрал глаза и во все глаза уставился на нормального гномского доктора, а вовсе не на того, из сна, который "оборотень-белоснежка". Ну ее, проклятую! Никак, Виталя вернулся! Эх, я-то надеялся, что избавился от него навсегда…

Гном был самым обычным, с рожей деловой и недовольной, запах от него шел хоть и неприятный, медикаментозный, но терпимый и оправданный профессией, а вот руки этот тип оттирал от ружейного масла, не иначе. Точно, от него, запах-то знакомый! И еще пахнет металлом раскаленным, даже не металлом, а стружкой. И значит…

— Правый глаз закрыл, руки от левого убрал! — скомандовал гном, не дожидаясь потока моих жалоб, сводившихся, конечно, к тому, что моргать больно!

— А ничего, ничего, есть положительная динамика! — доктор отложил странный агрегат, похожий на две прозрачные совмещающиеся полусферы из неведомого мне материала, похожего на горный хрусталь. Только одна неожиданно наполнялась каким-то зеленым газом, а другая — красным. И откуда он брался? И куда теперь подевался? Непонятно…

Вот за что люблю, кстати, докторов, так это за то, что в любой ситуации они отметят "положительную динамику", а если пациент все же в процессе лечения отбросит коньки, то подчистить медицинскую карту — плевое дело!

— Медикаментозно тебе — только обезболивание. Препараты на магической основе ты почему-то плохо воспринимаешь… Все считают, что это казад имеют естественную защиту против магии, а тут у эльфа… Можно бы тебе пару упражнений для расслабления поделать! Будь сейчас зима — на снег бы смотрел, осень — на листопад, а так — не знаю даже… — задумчиво проговорил гном.

Прекрасно! ЛФК, лечебную физкультуру прописали! Соду еще прописать!

— Стрельба по мишеням очень расслабляет… — нейтральным тоном заметил я, бросив красноречивый взгляд на руки гнома.

— Стрельба не поможет расслабиться! — гном грозно сверкнул на меня глазами, и я решился на финт, вдруг да пройдет!

— Я понимаю, что о стрельбе мне рано думать! Но как мужчина — мужчине! Хочу одной молодой особе презент сделать! Пистолет или револьвер, для женской руки, не очень тяжелый чтоб… У Вас талант, я знаю! — зачастил я, краснея и надеясь только на везение. Ну, пожалуй, еще на несколько соображений. И первое заключалось в том, что мое невинное заигрывание с Касей, да еще то, что я на нее упал, пьяненький, в закрытой гномской общине будет обсуждаться всеми. Грубо говоря, у девушки нет шансов — общественное мнение ее уже осудило! Так что теперь она должна с истинным смирением дочери подгорного народа сама ко мне посвататься! Доктор! Таблеток мне от жадности, и побольше, побольше!

А второе — в том, что гном, ежели он вправду доктор, слегка мучается тем, что никакие средства на мой глаз не действуют. Гномы привыкли все делать качественно, это пунктик у них такой. Дискомфорт должен доктор ощущать, и потому может быть податливей, чем если бы лечение шло по плану. И третье, наконец, доктор явно делает оружие для себя. На продажу зачем ему при такой должности делать? Но вдруг соблазнится?

— С чего ты взял, что я буду с тобой говорить об оружии? — в голосе гнома сочилось презрение. — С эльфом?

Но доктор был заинтересован — я видел, как он подался вперед, словно гончая, почуявшая свежий след.

— Так с кем Вам говорить, кроме как со мной? — удивился я, — Другие больные в этом не нуждаются! С ними и попроще все будет: в основном у вас тут, я думаю, травмы, растяжения и грыжи! Лечение амбулаторное — почти всегда. Вот и Рику, уверен, чуть не силком в стационар пришлось затаскивать… Ни язвы желудка, ни гастрита завалящего… Гномы таковы, что стакан серной кислоты мотком колючей проволокой закусят и только слегка изжогой помучаются. В крайнем случае — дурную болезнь кто из молодых привезет, из города вернувшись.

— Ожоги разных степеней и ревматический артрит тут главные заболевания! — усмехнулся доктор, — Ну и огнестрельных ранений много повидать пришлось за последнее время… А в целом, ты прав — грыжа и травма.

Доктор не прочь был поболтать, и в ближайшие пять минут успел пересказать мне характерные диагнозы гномской общины. Забавно, если людские врачи из пришлых считают, что абсолютно здоровых людей просто не существует, единым фронтом выступая против самолечения и так называемой народной медицины, то гномский доктор был абсолютно уверен в едином источнике всех болезней — в отвержении той самой народной медицины и изменении образа и стиля жизни "казад", как они себя называют.

— Вот раньше, — азартно заявил он мне, — раньше мы и о половине болезней не слышали, которые теперь успешно лечим. Раньше я бы тому в морду дал, кто меня доктором назовет! Костоправ? Да, и еще раз да! Но не доктор! А что такое медицинская сестра? Кому она сестра? медицине? А этот странный символ — змея, заглядывающая в чашу? Что она там ищет? Опивками хочет полакомиться?

Да, странно, вроде бы интеллигентный товарищ, а в оппозиции родному королю. Как-то слишком по-человечески…

Доктор только махнул рукой, продолжая беседу. "Кусочники" или "котелки" — это вопрос стал казаться мне чрезвычайно тяжелым, неразрешимым. Точнее, я осознал, что борьба партий в гномской общине — всего лишь верхушка айсберга проблем, связанным с удачным стратегическим союзом пришлых и гномов.

— Все получили преимущества, кроме нас! — пожаловался гном. Я чуть воздухом не подавился.

— Это почему это? — возопил я, позабыв даже про глаз. — Наоборот, все проиграли, одни гномы выиграли от союза с пришлыми!

— Упрощаешь… — мрачно откликнулся гном. — Смотришь недалеко… А ты на век вперед посмотри, или на два!.. Сам посуди, — развел он руками, — Орков вот перестали считать исчадьями Тьмы, на фоне совсем чужих "пришлых" они оказались "своими", понятными и простыми существами. Посмотри в городах: как охранник, то либо нордлинг, либо орк. Эльфы получили по длинным ушам, конечно, но у пришлых есть поговорка "За одного битого двух небитых дают"! Не было бы пришлых, так эльфы вообще бы позабыли, как детей делать. Со своей-то однополой любовью! А теперь в какого не ткни — каждый уже папа! Каждый орет о вырождении народа и готов приложить все силы!.. Пока, правда, теоретически, но не за горами и тот день, когда эльфы решат перейти от слов к делу. Ты папа?

— Нет пока, — с некоторой грустью ответил я. — Но в планах у меня это есть!

— Во! и я о том же! — гном воздел вверх указующий перст. — Как пришлые эльфам наваляли, сразу и вопрос вскрылся! Скоро, помяни мое слово, бездетных эльфов будут штрафом облагать! А старых пидоров, из архонтов, свои же в спины постреляют!

Хорошо бы! Но вот угораздило столкнуться с политиком! этому дай языком помолоть, так и не остановится до ужина!

— А что получили мы, гномы? — вопросил доктор, грозно хмуря брови, — кроме узенькой ниши инструментальщиков и, как это называется, металлистов, да?

— Да, да! — ответил я без всякой уверенности. Точно ли тех, кто по металлу работает, металлистами называют?

— Академия — в Твери у пришлых! Университет — в Нижнем Новгороде! Заводы — у пришлых, а мы, гномы, так, на подхвате! Завтра не будет заказов от пришлых, так мы, что же, с протянутой рукой по миру пойдем?

— Да какие проблемы? — взвился я. — Это ж обоюдная связь! Вы без пришлых — никуда, но и они без вас не могут! Стратегическое сотрудничество называется!

— Точно! — уже кричал гном, привстав и упираясь короткими толстыми пальцами мне в грудь, — называется! А как называется, что у нас два поселка опустели, потому что молодежь из людских городов не возвращается?

Неизвестно, что бы дальше сказал доктор, которому я был благодарен хотя бы за то, что он лично меня не обвинял во всех бедах гномского народа, если бы не появление той самой "сестры медицины" в обтягивающем фигуру халатике, позвавшей доктора по срочному делу. Обедать, пока не остыло, как я понимаю…

— Наш спор не закончен! Есть же …гм-гм …очевидные …аргументы! — проговорил я, невольно прилипнув глазами к выпуклостям фигуры "сестрички".

— Какой спор!.. — брызгая слюной и топорща бороду, неожиданно визгливым голосом возопил гном, совершенно выходя из себя, — тебя как эльфа должно наизнанку выворачивать от одного вида наших девушек, а ты им в декольте глазенапа запускаешь и уже слюной весь изошелся!

Подивившись знанию доктором старинного людского выражения "запустить глазенапа", я ответил, с трудом вынимая этого самого глазенапа из глубокого выреза форменного белого халатика помощницы спорщика и переведя слегка расфокусировавшийся взгляд на самого гнома:

— Я вообще очень объективен, и ежели где вижу выдающиеся достоинства гномского племени, так всегда их отмечаю, несмотря на то что эльф!

— Одноглазый эльф! — неожиданно вступила в разговор смеющаяся гномка.

— Но объективный и беспристрастный! А глаз подживет, зуб даю!

— Зубы тебе тоже подлечить не мешает, — заявила сестричка, переглядываясь с доктором, — но придется за свой счет, община тебе лечение не оплатит!

— Это почему? — несказанно удивился я.

— Да потому что белые, красивые, ровные зубки — не так уж важны для твоего позорного существования, не жизненный это показатель. А община оплачивает только лечение по жизненным показателям! И деньги на дантиста придется тебе самому добывать! — Неспособность эльфов достать сколько-нибудь денег именно тогда, когда они необходимы, давно вошла в разговорный обиход не только гномов, но и всех разумных Великоречья. "Не хватает денег? Займи у эльфа!" — излюбленная поговорка, обозначающая отказ в займе. Но и жадность гномов тоже прочно входит во все поговорки и пословицы нашего мира, между прочим. И вот теперь я получил прямое подтверждение этой черте гномского характера. Вот так-то. А я, дурак, всегда считал, что гномов незаслуженно обвиняют…

— А нельзя ли поподробнее, что там входит в ваши "жизненные показатели"? — заинтересовался я.

— Дашь ему список потом, пусть читает! — доктор все же решил отправиться на обед, да и сестричку собрался забрать с собой, взревновал, что ли?

— Э, нет, так не пойдет! Я гномские руны не разбираю! — "на голубом глазу" соврал я, надеясь, что сестричка останется и объяснит мне все нюансы медицинского обслуживания в гномской общине. А глаз-то действительно голубой — фингал обрисовался глубоким фиолетовым цветом. Но сестричка только похлопала ресницами и, расправив плечи, гордо удалилась, бросив напоследок с характерной для гномов простотой:

— Иди, пожри, что ли, а то смотреть на тебя больно, такой ты тощий и слабосильный!

— Тощий, но не слабосильный, и это легко доказуемо! — мой выкрик в закрытую дверь палаты, скорее всего, пропал втуне, но может быть и так, что сестричка слышала все до последнего звука. Ха-ха! Вы думаете, что Петр Корнеев ловится на такие простые подначки? Прекрасно… В этой игре у меня есть некоторые шансы на выигрыш. Попробуйте быть эльфом и работать преподом в заведении, где учатся человеческие девицы, чувствующие себя в полной безопасности. Обмен полуприличными подначками, как вспомню — так вздрогну, доходил до самой грани, но к счастью, мне всегда удавалось удержать себя и окружающих от опрометчивых поступков.

Увы, игры не получилось… Да и запахи из больничной кухни были так себе, не очень… Гномы вообще народ бережливый и неприхотливый, так что лепешка с припекой из несвежего фарша, закаменевшего сыра или прокисшего творога у них может называться пирогом. А огромное количество лука и чеснока, хоть и оправданное медицинскими соображениями, — цинги гномы могут не опасаться, — на мой желудок вряд ли окажет благотворное воздействие. И казенную пищу я вообще плохо перевариваю. Лучше в кабачке каком перекушу — когда выйду из больнички. Трактирчики у гномов есть, я видел… А выйду я из этой палаты немедленно, как только одежду получу. Какая, кстати, палата у меня? Шестая? Мило…

Одежда, принесенная неугомонным внуком самой старой пациентки гномской больницы, была примерена и оплачена. Особенно по нраву мне пришлись кое-какие особо оговоренные "прибамбасы", исполненные с гномской основательностью. Собственно ради них заказывались и остальные шмотки, а вовсе не потому, что я без модного кружевного слюнявчика не могу "в обчестве" показаться… Я имею в виду стальные набойки на носы сапог и такие же шипы — небольшие, не острые, но закругленные — на внешнюю сторону кисти у перчаток. Это к вопросу, как я буду среди гномов жить. Хорошо буду жить, все же я их немного повыше, так что в дистанции у меня преимущество. А вот в силе удара — у гномов преимущество. Интересно, французский сават гномы практикуют? Почему-то я уверен, что нет. Эту борьбу и пришлые-то не признают. Для войны — огнестрел, для кабацкой драки — кабацкие же навыки: "размахнись рука, раззудись плечо"! Чтобы опытного ножевика среди пришлых встретить, постараться надо. Но кое-где благородное искусство мордобития не кануло в Лету. Спецы из Тверской академии даже в экспедиции ездят — перенимают опыт у коренных народов. Некоторые и латигами — тифлинговскими кнутами — махать обучились…

А еще пришлые могут удивить совершенно неожиданными навыками и умениями. Я вот сильно удивился, когда один из приятелей показал мне сават. Хорошо еще, что без деревянных башмаков, которые надо было бы надевать на ноги. Моя рожа деревянной обуви не вынесла бы. Не совсем, то есть, по-народному получилось, аутентичность не соблюлась, так сказать… Я и не в обиде, если честно, но вопрос вот как стоит: обидятся гномы или нет, если я им стальными набойками но мордам проедусь… Ничего, не обидятся, я знаю… Они необидчивые… На обиженных воду возят, рельсу кладут, еще чего-то там. Но по морде я больше получать не согласен, хоть от алкоголя, увы, придется воздержаться на какое-то время…

Стены были не ахти. Донжон еще ничего, высокий. Видно, что подновляли его не так давно, лет пять-семь назад, не позднее. А вот стены подкачали. Максимум семь, семь с половиной метров. Чего тут думать — тут прыгать надо. Как в том анекдоте про жандарма… Не думаю, правда, что какое-нибудь животное запрыгнет на семь метров в высоту, да и тифлинг без шеста не потянет. Так что против фауны и незваных гостей стены все же защищали. А вот против правильной осады они не годились… Кстати, чего-то я пропустил: где ров? Забросали фашинами, а когда? И почему на меня выжидательно смотрит дюжина бородатых здоровяков в кольчугах с боевыми топорами. Опа! И я, оказывается, на такой же опираюсь! Тяжелый, зараза! Вот кто эльфа боевым топором вооружил? Голова-то есть на плечах? И что с моей, кстати? Откуда-то я знаю, что оборону замка мы почти сломили… Мы? Кто такие мы? Вот на этот вопрос нет ответа. Зато доподлинно знаю, что некто в черненных доспехах, предводительствующий толпой из двух десятков дуболомов, "сосед" мой, поскольку расположился всего-то метрах в десяти, так вот, этот чудак — мой враг. Время от времени, он окидывает меня ненавидящим взглядом, когда думает, что я на него не смотрю…

Еще знаю, что у осажденных не осталось ничего, что можно было бы бросать со стен — так что мой отряд топчется под стеной не просто так, а в ожидании, когда принесут штурмовые лестницы. А лестницы почему-то не несут!

Дурацкий сон! Компаха вооруженных мужиков под стенами, стоят, толпятся, а со стен ни одной стрелы? Ни чайной ложки кипятку? Ни одной молнии, как будто у осажденных нет мага? Да что ж такое?

О! Несут! Два взмыленных пехотинца принесли наспех сбитую из штакетника лестницу. Поперечные планки были небрежно прибиты на разной высоте, хорошо, если между ними по полметра. По метру не хотите? Я поднял топор, а кстати, затем мне такая тяжесть? Что из оружия? Два ножа за голенищами сапог, небольшой круглый металлический шит со старательно уплощенными и заточенными краями. Кто ж такое учудил? Есть на примете одна кандидатура, но во время серьезной войны я все-таки стараюсь держать себя в руках… Идиотизм… В метатели диска, что ли, записаться?

Лестницы, что характерно, поднесли и к другим группкам осаждающих. И в частности, к этому, чернено-вороненному. Ты не ве-е-ейся, черный ворон, над мое-ею головой!

Что-то здесь не так! Донжон возвышается над стенами, но из его бойниц не вылетело ни одной стрелы, ни одного арбалетного болта. А оттуда можно было бы всех перещелкать… И сам донжон выглядит как-то нехорошо. Я поймал себя на мысли, что вовсе не хочется заходить в эту башню ни под каким видом. Вот стену оседлать — это пожалуйста, а дальше? И есть у меня ощущение, что никто не горит желаньем… Странно, но защитники башни, народ все взрослый, бородатый, на гномов похожи, на донжон тоже старались не смотреть, а если поворачивались к нему ненароком, то сразу делали отвращающие зло знаки. Кто фигу украдкой покажет, кто два пальца скрестит, кто до знака солнца дотронется, обслюнявив палец. И при этом "защитники" были по-настоящему серьезно настроены положить свои головы на этой треклятой стене. Сдаваться никто не хотел, а отступать им было просто некуда. Донжон в качестве укрытия даже не рассматривался. Странно…

Лестницы, тем временем, были установлены, защитники стены попрятались за зубцами, готовясь встретить атакующих в клинки. Несчастные, у них даже завалящего багра нет. чтобы штурмовые лестницы от стены отталкивать. Мечи и кинжалы… Что проще: строим башню на колесах, такую, чтобы была выше стены, на верхней площадке располагаем лучников, оттуда те быстро расстреливают всех, кому вздумается оказать сопротивление. И где мой лук, кстати? Топор какой-то… Я посмотрел на упертый в землю топор, брезгливо пихнул его ногой и, не глядя, как он заваливается, отправился к лестнице. Прекрасно: у нас не из чего сколотить башню, лестницы, вон, из какого говна сделали. У осажденных нечего скидывать нам на бошки. Один — один.

Зажав один из кинжалов в зубах, я полез наверх, лопатками ощущая взгляды оставшихся. Боятся лезть за мной? С чего бы вдруг? Еще четыре с половиной метра нам ничего не грозит, а дальше… Поднял взгляд на вершину стены — вдруг кто из-за зубца вылезет — и наткнулся на отчаянный взгляд одного из осажденных. Он с каким-то даже равнодушием наблюдал, как я карабкаюсь по лестнице… короткое кистевое движение — и узкое острие моего второго кинжала входит в глазницу бойца, тоненько звякнув о широкий наносник его шлема. Дальше я двигался какими-то судорожными рывками. Менее чем за секунду взлетел на стену, там еще никто не понял, что случилось. В руках кинжал и щит, который я немедленно запускаю в ноги какому-то здоровяку, бросившемуся на меня с огромным боевым молотом. Зацепил слегка, громила сбился с шага, и тогда я прыгнул на него, раз за разом втыкая кинжал в шею, аккурат над верхним краем кирасы. Крови-то, крови… Оглянулся, утираясь рукавом: на стене были только знакомые рожи, все — сопротивление сломлено. А что же с башней?..

— Он бросил топор, Ваша Светлость! Бросил свое оружие! Врученное ему перед строем! — выпученные глаза, черненные доспехи, усы щеточкой, дисгармонирующие с отекшим лицом и мешками под глазами. "Его Светлость" выглядела не лучше, только доспехи были отполированы до зеркального блеска. Возраст у "Его Светлости" был какой-то неопределенный: ему можно было дать и сороковник, и полтинник, и шестьдесят.

— А кто первый на стену забрался? — до скромности ли, когда речь о собственной шкуре идет? Вот это весомый аргумент, с ним не поспоришь… Мой обвинитель тоже так думал, поэтому только и мог, что громко сопеть и сердито щуриться.

А тот, кого назвали "Его Светлостью", не отвечал. Он смотрел на башню донжона, и только на нее. А потом, неожиданно оттолкнув расфуфыренного знаменосца, пошел к распахнутым настежь крепостным воротам неверной, подрагивающей походкой.

"Так это Темная Башня!" — стрельнуло у меня в голове, и я изо всех сунул кулак в стриженый затылок "Его Светлости". А затем страшный удар поверг меня на землю — "чернодоспешный" не сплоховал…

Как всегда во сне, я моментально открыл глаза, и вновь их закрыл, веря и одновременно не веря в то, что мой череп выдержал такой удар, ожидая чудовищную боль и привычно удивляясь отсутствию всякой боли. Рядом послышались шаги и два знакомых голоса продолжили какой-то разговор, кажется, обо мне…

— За что же ты его ударил? Он мне, считай, жизнь спас… И как это меня прихватило, ума не приложу! Амулет исправен был, только на нагруднике залип — а пошел туда, как будьо позвал кто…

— Зову Темной башни невозможно противиться, Ваша Светлость! А полуэльфа казнить бы надо, потому как он Вашу Светлость по затылку саданул!

— Из самых лучших побуждений, не забывай!

— Из каких бы ни было побуждений, а никто не смеет ударить Вашу Светлость и остаться безнаказанным, пока я жив!

— Тоже верно…

Да… Логика подхалима — это логика подхалима. Да и логика этой "Светлости" меня ничуть не удивила. Он, конечно, титулованный пуп земли, а остальные — говно на палочке. Зря я его спасал…

Из больницы я просто сбежал. Тем более что никто меня не останавливал, да и вообще больничной "охраны" не существовало как таковой. И отделение у меня не инфекционное было… Да и раз я внутри горы, то, наверное, могу идти куда угодно — никто не остановит и не спросит, чего это я где не положено шляюсь. Хотя у родовой сокровищницы гномов мне делать нечего. Да и не знаю я, где она расположена… Гораздо больше меня интересует сокровище другого рода, но чтобы его увидеть, нужен Лимлин и "куратор", если не ошибаюсь. Короче, я намереваюсь посетить гномскую библиотеку.

Эх, люблю я библиотеки! Ведь в каждой, если кто не в теме, есть обменный фонд, куда стекаются ненужные, с точки зрения библиотекаря, книги, копии, а есть еще двойные и даже тройные копии. И по библиотечному обмену можно иной раз получить такое! Что и выбросить страшно — вдруг найдет кто, и хранить противно! И я не порнографические журналы имею в виду, а магические трактаты! Не оригиналы, конечно, копии с копий, полные ошибок, клякс, опечаток и прочих несуразиц. Вот они и лежат в обменном фонде, до поры до времени. Мне-то что, я не маг, и магические искусства по книжкам и рукописям изучать не намерен. А чтобы проверить кое-какие предположения, мне тексты, записанные лично Бэрахом не нужны. Довольно и смутного конспекта, выполненного рукой самого нерадивого из его учеников! Что же мне нужно в храме знаний и святилище рукописно-печатного слова? А подумать хочу! В тишине и покое! Подумать и повспоминать!

Зря меня ярославские службисты не расстреляли! Простаки! Они-то думали, изъяли Виталину записную книжицу — и все? Как бы не так! Я на память не жалуюсь. Записи в блокнотике этом я видел, так что первоочередная задача — восстановить их. И следующая задача — расшифровать… А гномы? А что гномы? Им надо бросить кость, чтоб отстали, собаки!

— Здорово, Лимлин!

— Ты, Петя, совсем дурак! — взвился гном вместо приветствия. — Куда ж ты лезешь, ежели в тебе и трех пудов нет? Ну не можешь ты в обществе гномов, где каждый тебя многократно тяжелее, быть самым сильным и представительным! Не будут тебя всерьез воспринимать, и авторитета у тебя не будет ни-ко-гда! — Надо же, не поленился, по слогам произнес! — Потому что тебя любой подросток на одну ладонь посадит, другой прихлопнет! Говорят же пришлые: кесарю — кесарево, а слесарю — слесарево!

— Да? — удивился я, — а кто тут у нас кесарь, не просветишь? То, что каждый гном — слесарь, все и так знают!

— Тьфу! Горбатого могила исправит… — сокрушенно пробормотал Лимлин и сварливо спросил — Ну, чего меня искал? Жаловаться будешь, что бланш поставили? Так сначала пить научись!..

— Жаловаться не намерен, намерен авторитет зарабатывать! Ты ведь давеча говорил, чтобы в библиотеку попасть, куратор нужен? Организуешь?

— Что еще тебе нужно? — взгляд гнома не потеплел ни на градус, видно было: он уже жалеет, что притащил меня внутрь Горы. Может статься и так, что билет был только в один конец. Похоронят или просто в отвал сбросят?

— Мне? — нехорошо улыбнулся я, — Мне нужно многое: во-первых, деньги, во-вторых, оружие…

— Десять золотых с тебя! Проиграл, так расплачивайся! — оживился гном при слове "деньги". — Вексель мой обналичил ведь у Дилли?

"В-третьих, и в самых главных, свобода!" — сказал я про себя, а затем полез в карман и высыпал в объемистую ладонь гнома пригоршню золотых монет — я их заранее приготовил. Десять рублей золотом — не такая уж и большая сумма. За все нужно платить. И хорошо, если деньгами… Как бы здоровьем не заплатить за хамство и дебош в пьяном виде…

— Тебе библиотека для чего нужна? Мемуары писать? — Лимлин после получения золота слегка смягчился. — Сидел бы себе в спальне, бумага есть, перья — на выбор! Пиши — не хочу!

— Мемуары не уйдут! А как ты смотришь на то, чтобы состав пороха раздобыть? — хитро сощурился я.

— Порох?!! — Лимлина, казалось, удар хватит. — Ты знаешь состав бездымного пороха?

— Чудак, если б знал, то под заклятием бы ходил! — Что мог проверять гномский доктор своим странным агрегатом с двухцветным газом? Конечно, зрение! Ага, ага! Он проверял, под заклятием я или нет, и еще что-нибудь в этом духе. А пока был без сознания, надо мной наверняка поработали гномские специалисты, недаром же доктор проговорился, что на меня магические препараты плоховато действуют, спасибо Виталиным смарагдам! Или у меня паранойя? — Не знаю, но намереваюсь узнать! С вашей помощью!

— Не будем мы секреты союзников разнюхивать! — Лимлин посмотрел на меня с плохо скрытой гадливостью. — Но вообще-то с таким вопросом сразу к главе клана надо идти!

Союз союзом, а в аукционах "летчика", попробовавшего взять под контроль дракона, участвуете! Из научного интереса, конечно… Так что не надо тут… А если гном чего решил, так "выпьет обязательно". Лимлин подхватил меня под руку и потащил по коридору, а я незаметно вытер о новые штаны вспотевшие ладони — там же, в приемной у королька, Кася будет! Пусть и нет у меня шансов, но все же, все же…

Каси на месте не было. Сидела какая-то шмакодявка, годков так в триста — триста пятьдесят, толстая, надутая и важная. Глухое платье в отвратительный меленький коричневый цветочек, нос в виде перезрелой сливы и малюсенькие глазки на морщинистой роже. Король решил показать верность традициям… Но вопрос, поднятый Лимлином, не мог оставить равнодушным никого. Патроны у нас в Великоречье дороговаты, а своими секретами пришлые делиться не намерены. Так что выбить разрешение посетить библиотеку удалось сразу. Заодно и выяснилось, кто такой куратор. Это, оказывается, я плохо с гномского перевожу. Куратор — не куратор, а библиотекарь. "Указующий направление в чтении" — если не одним словом, а периодом. Немного неуклюже, зато понятно. Насколько я соображаю, по аналогии с "Указующий направление в туннеле". Или в штреке. Короче, тот, с кем не страшно заблудиться как в рукотворных ходах, так и в прочих пещерах. Первопроходец или даже первопроходимец. Но такой, который тонко чует направление и знает, куда надо копать. А с нашим куратором, выходит, не страшно заблудиться в высокоумных идеях, которыми, несомненно, наполнены старинные фолианты… Вот что осмысливать надо! "Первопроходцы" интеллектуальной жизни гномов, значит, библиотекари. А что такое библиотекарь гномов? Глаз даю, это такой специальный гном, который умеет обрезать переплет, позолотить обрез, прошить том культурненько, на обложку тисненную телячью кожу присобачить… Да и кожу подобрать, выдубить, вымочить, что там еще с кожей делают? Шрифт опять же, подновить… А учитывая, что большинство книг рукописные, выходит, что библиотекари еще и писцы, переписчики. Я что, гномов не знаю? Ремесленники…

А ведь мало кто задумывается о том, каким должен быть путь в науку, как и с чего он должен начинаться… Первое успешно завершенное самостоятельное научное исследование можно сравнивать разве что с победой в первой драке… Так же пытаешься оправдать себя: "Ну, он мог бы извиниться… непонятно, чего полез, а я не виноват…", "Ну, могли бы и раньше додуматься… непонятно, почему не заметили, а я не виноват…" Так же оглядываешься по сторонам с некой опаской: не украл бы кто эту победу, так же становишься на какое-то время преувеличенно вежлив — хоть бы и с оппонентами… Так же раздувает грудь новое, никогда прежде не испытываемое чувство, голова становится легкой, пустой, да и мир как-то изменился, краски стали ярче, насыщеннее, воздух плотнее и слаще, вода… мокрее, что ли!

Не знаю, можно ли это применить к гномским ученым… Вот взять их постановления! Хоть то самое, давно ставшее притчей во языцех, о том, что гномским мужикам нельзя жениться до сорока четырех лет. Бред! Я не знаток гномской истории, но рупь за сто ставлю, что дело было так: случилась какая-то эпидемия, хоть бы и магией наведенная, возбудитель болезни передавался половым путем, и, сообразуясь с обстоятельствами, гномские старейшины запретили браки на некоторое время. Потом все закончилось, а постановление осталось. Вот и мучайтесь! Хорошо представляю себе, почему "ученые историки" стыдливо замалчивают этот вопрос. Та самая "нравственность", о которой толковала Рика в больнице. Великая история Казад! Великих и Непревзойденных Подгорных Мастеров! И дурная болезнь! Ха-ха! Конечно, будут помалкивать.

Пока я размышлял, подошел срочно вызванный куратор. Опаньки! А ведь знаю я этого перца! Поборник клепсидры, ревностный хранитель покоя каменного истукана! Тот самый кривоносый, кто хотел меня судить и казнить. Не повезло…

За указательный палец кривоносого цеплялся карапуз, едва-едва достающий макушкой мне до пояса. Но зыркал он своими голубенькими глазючками из-под реденьких насупленных бровей весьма недружелюбно, морщил носик-кнопку и пыхтел как паровоз. Если у папашки хватило ума вмешать в дело детишек, то мне крышка. Уж настроить мальца против меня — дело плевое. А дети очень восприимчивы к таким "принципиальным" вопросам, которые часто откладываются взрослыми "на потом". Я имею в виду вопрос об адекватной реакции на поведение некого полуэльфа… Еще ребятенок дружков своих позовет, не может не позвать… И затравят меня всей стаей, вот он как камень в кулачке зажимает! И карманы у него, полагаю, не теннисными мячиками набиты, отчего оттопырились и отвисли. А я, как назло, с детьми не воюю… Или воюю? Когда у ярославских вояк из рук в руки огнемет принимал, сомнения насчет гоблинских детишек мне не очень докучали…

Кривоносый Мелет имел, к тому же, прозвище Кривобородый. Смысл прозвища объяснять никому не надо было: у этого знатока законов и поборника нравственности левая часть бороды была куда гуще, чем правая. Оттого, вероятно, что левая часть подбородка у него почему-то плодороднее, чем правая. Ладно, попробуем сделать вид, что ничего не произошло. Малец куда-то испарился, надеюсь, что не побежал за дружками-товарищами, а мы с неестественно задравшим подбородок Мелетом (чтоб он о каждый порожек спотыкался!) отправились в библиотеку. По пути я был удостоен небольшой лекции о том, как надо вести себя со старинными фолиантами, и еще Мелет собирался проверить чистоту моих ладоней, пока не был послан… к самым истокам Великой.

— Принеси мне карту Великоречья, — начал перечислять я свои требования, оказавшись в довольно светлой, но холодной пещере, отведенной гномами под читальный зал. Столы из камня, настольные лампы из довольно красивого поделочного камня с прожилками, декоративные панели — опять из камня. Полы мраморной плиткой выложены. Богато и помпезно, но где же читатели? Пока что я один… К вечеру подтянутся, не иначе… К стеллажам с книгами меня никто не пустил, но я решил не расстраиваться раньше времени. — Карту, значит, поподробнее, коробку булавок, все книги, где есть упоминание о перекрестках, отдельно — рукописи о том же. Еще тащи все, где есть упоминание о раздвоении личности. О доппельгангерах тоже!!! Если есть что-нибудь о том, что личность не только раздваивается, но с ней происходит еще что-нибудь в этом духе — отдельной стопкой! Бумаги пачку, ручки разных цветов, карандаши, ластики, промокашки! Руки в ноги! Нет, стой! Плед захвати, холодно у вас!

— Подушку принести? — ядовито осведомился Мелет, — Может, колыбельную спеть?

— Подушка не помешает, — признался я, — под жопу положу, чтобы геморрой не заработать…

Гном сделал вид, что плюнул, не решился осквернить Храм Знаний…

Баррикада из заказанных книг и рукописей надежно отгородила меня от всего зала и от кривого носа Мелета. На самом деле, важнее всего для меня были тексты о раздвоении. Если у меня не получилось разгадать шифр в тетради Витали, то стоит предположить, что с автором текста не все в порядке.

Подозреваю, что авторство нужно делить на четыре — один Виталя, еще трое его доппель… Тьфу! Двойников! Зеркалок! Какая часть может принадлежать Витале? Взял лист и начал по памяти, медленно и постепенно заполнять его значками и цифрами, мучительно размышляя, менялся ли почерк по ходу ведения записей в блокноте, оставшемся в ярославской контрразведке. Менялся, вроде бы, но ведь как легко все можно объяснить спешкой, болезнью, похмельем, заставляющим руку трястись… Первые две страницы, потом еще одна в середине, начинающаяся со значка, похожего на греческую букву "кси"… И одна в конце, где многократно переправленные схемы каких-то линий, графики, что ли…

О! По поводу графиков! Было дело, пришел в Академию на немаленькую должность один генерал. Орденов столько, что мундира под ними не видно. Я так понимаю, что дивизию ему давать не стали, но из уважения к прошлым заслугам назначили на должность-синекуру. "Сине", что значит "без", и "кура", что значит "забота". Синяя кура такая, птица счастья… Генерал, нет, чтобы сидеть и радоваться, жалование класть в карман, да класть на все остальное, развил бурную деятельность, начал донимать всех проверками, совещаниями и рапортичками. Хотел, что ли, руку на пульсе держать… Короче, однажды он потребовал у научного отдела план работ по научным открытиям и изобретениям. С прогнозами результатов. Наглядными прогнозами, в виде графика. Не знаю, что ему ответили "научники", но один профессор получил-таки задание наваять такой график. С горя пошел в буфет и взял сразу пятьсот коньяку… Я тоже сидел в буфете, и вид напивающегося знакомого вызвал у меня недоумение, переросшее после дармовых ста пятидесяти в злобный азарт. Не прошло и получаса, как научный отдел издал распоряжение за нумером таким-то, что график достижений и открытий поручается сделать первоклассному чертежнику полуэльфу Корнееву П.А.

Да!.. Это был красивый график! Представьте себе прямую линию, торжественно и бескомпромиссно уходящую вдаль, от нижнего левого угла к правому верхнему, под сорок пять! Через минуту после того, как мною была сдана эта "работа", скромного "исполнителя", утирающего трудовой пот, вызвали под грозные очи начальства.

— Что за показуха! — тон генерал выбрал неверный, но ожидаемый. Мне вообще нравится выставляться дураком перед лицом грозного начальства. А если кто-нибудь из них, начальников, кивнув на меня с горечью, скажет: "Вот с какими обезьянами работать приходится!" — то день прожит не зря!

— Привыкли липу гнать, да премии выпрашивать! А мне с этим графиком к ректору на доклад! — продолжал разоряться генерал, когда я перебил его, наипочтительнейшим образом спросив:

— А что, Ваше Превосходительство, неудачные результаты тоже отражать надо было?

— Конечно, надо было, бестолочь! — взревел генерал раненой мантикорой.

— Так график, Ваше-ство, некрасивый получался! Как кардиограмма: то вверх, то вниз! Зубцами! Но я сделал, на всякий случай!

— Где? — непроизвольно схватившийся за сердце генерал уставил на меня выпученные, как у жабы, глаза, наблюдая, как я жестом фокусника вытягиваю из тубуса график номер два.

— Вот это другое дело! Это уже похоже на правду! — Генерал рассматривал график, не подозревая, что мною на ватманский лист была старательно перекопирована его же, генеральская, кардиограмма, выкраденная из кардиологического кабинета при медцентре Академии с помощью все того же Витали Стрекалова, многообещающего аспиранта медико-биологического факультета… Совесть моя была чиста: я сделал достаточно намеков, чтобы любой человек заподозрил неладное, если он не начальник, конечно… — Хорошо хоть взять догадался! Все, мне на доклад к ректору пора! А ты в приемной подожди!

Этим докладом, точнее, самим его фактом, генерал, очевидно, гордился. Ему давали понять, что он не пятая нога у собаки, а вполне себе нужный чиновник "от науки". И он жаждал поразить ректора в самое сердце своей кипучей энергией и по-военному четкой организацией труда!

Ждать, впрочем, мне пришлось недолго. Через пару минут генерал, красный, как рак, влетел в собственную приемную и швырнул на столик секретаря смятый график-кардиограмму.

— Где первый график? — спросил он у меня таким отчаянным голосом, что мне стало даже немного жаль этого солдафона… Долго он в Академии не продержался… Даже я его пересидел. Но и мне пора бы…