Итак: охранка. Ведомство - аналог нашего ФСБ, только в сильно упрощённом варианте. Проще говоря, исключительно политический сыск. Спецслужба, раскинувшая обширнейшую агентурную сеть в целях слежки и профилактики так называемых 'оппозиционных' движений в тогдашней России. Я не назову себя знатоком этого ведомства, но прочитанного о тех ребятах и их 'деятельности' в этом времени вполне хватает, чтобы Герасимова было за что арестовывать. Ещё бы - только два имени, которые на слуху, уже говорят о многом: Азеф и Савинков. И если о втором известно меньше, то первый, Евно Азеф, личность легендарная в самом плохом смысле этого слова. Член боевого крыла 'эсеров' и одновременно стукач той самой охранки, ублюдок и предатель без каких-либо моральных принципов. Умудрялся одновременно как организовывать терракты, так и закладывать их исполнителей. Убийство Плеве, гибель одного из Романовых, Великого князя и московского генерал-губернатора - вот только самые громкие его деяния! Кстати, гибель Витте - готов спорить, тоже без него не обошлась!..
Погрузившись в свои мысли и не замечая ничего вокруг, я выхожу за пределы парка Александровского дворца, немедленно натыкаясь на бородатый казачий патруль. Патруль, надо сказать, наряжен весьма экстравагантно по нынешним меркам: на парнях алые мундиры и меховые, несмотря на август месяц, шапки. Ей-ей, королевские гвардейцы, но только в русском, конкретном варианте! Интересно, а головные уборы тоже - из медведей? Явно не из кролика, впрочем! Залюбовавшись на столь модных казаков, я едва не упускаю из виду двух граждан в сюртуках. Остановился я - и они встали, тут же развернув газету и приступив к бурному обсуждению. Подавив неприятное чувство внутри (мало ли - царский объект, их тут как тараканов на кухне во времена перестройки, кто жил тогда - поймёт), я вновь погружаюсь в размышления, топая к месту назначения.
...Герасимов не может не знать, что этот тип даёт как нашим, так и вашим. Иначе какой он тогда глава спецслужбы?!..
Неприятная мысль шилом пронзает мой мозг.
Что характерно, кстати, в этом мире и этом времени об Азефе, как предателе вообще мало кто знает, дорогой ты мой попаданец. Пожалуй, только сам Герасимов и я. Только тот - по роду своей спорной деятельности, а я - по факту своего какого-никакого, но знания истории. И что делать? Бежать завтра к Спиридовичу и выкладывать всё начистоту? Мол, есть такой суперсекретный агент Азеф в твоём новом ведомстве и давай его привлечём типа? Ха! Ну, допустим, Спиридович меня послушает - его Государь обязал. Приедем мы к тому же Герасимову и спросим такие: 'Давай, мол, Герасимов, выдавай нам Азефа!..' А Герасимов репу почешет и заявит - не знаю совсем ничего, ребятушки! И концы в воду. А я очень сомневаюсь, что в этом времени из бывшего главы охранки станут что-то вышибать: во-первых, здесь не ментовка девяностых и всё благородно. Во-вторых же, не та Герасимов фигура, чтобы к нему что-то такое применяли, слишком уж он много знает. Я больше, чем уверен - выпустят из-под ареста через месяц-другой, и растворится бывший глава охранки на просторах необъятной. Поскольку владеет товарисч ну очень серьёзной информацией, по-другому и быть не может... А Азеф тем временем прикончит ещё нескольких министров, и хорошо если не членов царствующей семьи... Учитывая, что теперь он работает вместе с Троцким и Лениным, судя по прокламациям на вокзале... Как пить дать, поскольку эта милая компания теперь вместе, она ни перед чем не остановится, уж мне-то объяснять не надо! А это значит... Значит...
Я останавливаюсь напротив дома с табличкой: Бульварная улица, д. 5. Вот я и пришёл - служебная квартира Герасимова находится здесь.
...А это значит, Слава, что именно тебе придётся надавить на человека, который сам по роду деятельности привык всех давить. Всеми правдами и неправдами вытащив у него явку, или как там у них это называется, предателя Азефа. Приехали!
Придя к этой нехитрой мысли путём сложных логических размышлений, я столбом замираю у парадного. Ровно для того, очевидно, чтобы заметить краем глаза, как две фигуры в сюртуках тоже остановились на углу дома. Та-а-а-а-ак... Становится совсем интересно! За мной снова следят? Кто на этот раз?
Один раз меня уже хотели своровать в Мукдене, и я отлично помню тот случай. Кстати, что это было - я до сих пор не знаю: Линевич, Царствие Небесное ему, от ответа на мои вопросы уклонялся, а Мищенко не в курсе дела, лишь пожимал плечами... Хорошо, если это обычные шпики из бывшего ведомства Герасимова! Но в последнее время, после подлости на утренней дуэли, что-то у меня нервы расшалились... Лучше перестраховаться! Эх, Мищенко бы сюда - да убыл час назад во Владик!!!.. Как всегда - не вовремя!!!
Невероятным усилием воли остановив правую руку, поползшую к кобуре, я со скрипом открываю массивную дверь, оказываясь в подъезде. Пока глаза привыкают к полумраку я замечаю, что консьержа здесь не предусмотрено - дом хоть и элитный, но как-то так, жильцы, видно, сами по себе... Быстро вынув наган я замираю у стены, стараясь не дышать.
Откуда-то сверху доносятся звуки скрипки: смычок под умелой рукой выводит что-то столь жалобное и заунывное, что напрочь перестаёт хотеться жить. Тут и без депрессивной музыки, мягко говоря, происходят события, а ещё этот музыкант... Чтоб его!..
В томительном ожидании проходят несколько секунд, кажущихся мне вечностью. Наконец я слышу, как кто-то подходит к двери с той стороны. Вот раздаются тихие голоса, кто-то берётся за ручку двери, чуть медлит...
Слившись со стеной, я поднимаю револьвер на уровень человеческой головы, положив на курок большой палец. Где-то в глубине души фигея над собой: ещё два месяца назад, в моей обычной жизни, подобное было бы абсолютно невозможно! Здорово же пообтёрся я тут, в прошлом!!!..
В прохладное помещение врывается тёплый воздух и луч света, который тут же загораживает тень. В голове проносится сцена из какого-то фильма: точно так же кто-то заходит со свету, и некоторое время ничего не увидит в полутьме, как я минуту назад! Значит, у меня будет пара секунд... Но их-то двое, а я - один!
Дверь закрывается. Нет, вошёл один, второй остался на улице!!! Та-а-а-а-а-к...
И очень-очень медленно, как мне кажется, я прислоняю ствол нагана к виску вошедшего:
- Стоять!
'Сюртук' замирает от неожиданности - явно не ожидал такой встречи! Человек этот ниже меня и лица в полумраке не разглядеть, но приземистая коренастая фигура наглядно предупреждает, что в рукопашной с таким лучше не сталкиваться. Люди подобной конструкции имеют обыкновение крепко стоять на ногах и напрочь игнорировать попытки борцовского захвата. Этакие пожарные бочонки, наполненные водой - что называется, не сдвинуть с места... А если он, к тому же, из из охранки - то явно чего-то такого ещё и умеет, подлец такой... И потому я на всякий случай делаю шаг назад:
- Чего надо?..
Молчание в такой ситуации влечёт за собой непредсказуемые последствия. И человек под дулом револьвера слава Богу, это осознаёт:
- Вас охраняем, господин флигель-адъютант! - напряжённым голосом, но спокойно отвечает он.
- Меня?
- Вас.
- Кто таков?!
Человек секунду мнётся, но настойчивое шевеление револьверным стволом производит эффект. После глубокого вздоха я слышу:
- Отдельного корпуса жандармов обер-офицер. Андропов моя фамилия...
- Кто-о-о??!..
- Андропов?.. - повторяет он удивлённо.
- А на улице кто остался, тот не Семичастный? - я, наконец, опускаю наган. Держать бедолагу под прицелом действительно, больше не имеет смысла.
- Н-нет... - Андропов немного расслабляется. - Петрушко.
Вот, всегда так! Ждёшь схватки с коварным противником, адреналин в крови бурлит, лопаясь пузырями... А на поверку выходит, что всего-то и делов, что за тобой следовал в целях охраны товарищ Андропов (бывают же в природе совпадения, не перестаю удивляться?). Правда, без Семичастного и с 'Петрушко', но тоже вполне себе.
Воображение тут же рисует красочную картинку, как преодолевая бурю, дождь, снег и холод, за мной по пятам неотступно следуют два кремлёвских старца... Вот развевающиеся от ветра седины одного закрывают морщинистый лик, но, скинув волосы дряхлой рукой, тот кричит зычным голосом другому:
'Юрий Владимирыч, не уйдёт же он, подлец?!..'
'Не уйдёт, Ефимыч... От нас ещё никто не уходил!!!.. Мы его, стервеца, и в пятом, и хоть в каком годе достанем!!!.. Дай только отдышусь чуток...'
- Ну, я тогда пойду, господин Смирнов?.. - прерывает не к месту разыгравшийся поток бурной фантазии обер-офицер Андропов. - В случае чего мы у парадного будем ожидать...
- Идите, чо уж там... - милостиво отпускаю я бедолагу. - Хотя, стойте... Кто приказал меня охранять-то?
Коренастый бочонок уважительно склоняет голову:
- Насколько я знаю, господин Смирнов, приказ о вашей круглосуточной охране спущен сегодня непосредственно от его Императорского Величества.
О, как... Ещё и круглосуточной. Прикольно! Впрочем, я бы скорей удивился, если бы этого не произошло... Так, а я что я могу из этого извлечь? Мне вот сейчас край как надо с Герасимовым пообщаться, к примеру. Но я совсем не уверен, что охрана Герасимова (он хоть и домашний арестант, но караулить-то его должны?) меня вот так просто к нему пустит. Скажут, нет, мол, и все дела. Идея рождается мгновенно:
- Слушайте, господин Андропов! Пойдёмте-ка, подниметесь со мной, а? Идёмте-идёмте, мне, кажется, надо на второй этаж... - топаю я по лестнице, увлекая за собой несчастного жандарма. - Объясните вашим коллегам, в случае чего, кто я и что. О-кей?..
Всё произошло ровно так, как я и ожидал:
После моего стука, из-за двери квартиры номер три выглянула бородатая наружность. Которая, о чём-то пошептавшись с Андроповым и оглядев меня с ног до головы, указала рукой внутрь - проходите, мол, милости просим. Что я немедля и сделал. Ну, а план разговора с бывшим главой местного КГБ... Ну, когда я составлял подробные планы? И уж тем более, им следовал? Правильно - ни-ког-да. Звуки скрипки, кстати, столь томительно щекотавшие мою душу, раздавались аккурат отсюда. И немедленно смолкли, кстати, когда я постучался. Уж не сам ли господин Герасимов страдал смычком над своим новым, весьма незавидным положением? Проверим!
Несмотря на моё трёхмесячное пребывание тут, в прошлом, мне ни разу ещё не приходилось посещать чей-либо дом. Хоть чуток пожить в простом, обустроенном человеческом жилье. Каюты броненосца, съёмная квартира... Разнообразные железнодорожные вагоны всех мастей, воинские казармы, звёздное небо Маньчжурии с шинелью под задницей, походная палатка... Даже гостиничные номера и, что немаловажно, тюремная одиночка - где я только не побывал за это время! Но - ни разу не приходилось останавливаться в обычном, домашнем уюте. И потому, проходя в сопровождении бородатого сотрудника по обжитой квартире, я с удивлением рассматриваю мелочи, от которых успел давно уже отвыкнуть: какие-то фиалки в вазах на зашторенных окнах, в беспорядке расставленные на столе чашки... Да что там - даже обыкновенная настенная вешалка с висящей одеждой, увенчанная рогатой бычьей головой, кажется мне верхом домашнего очага! Как и смазливая девка-кухарка, шмыгнувшая при моём появлении на кухню. И пусть здесь не принято разуваться и мои ботинки приминают мягкий ковровый ворс, но... Но в груди откуда ни возьмись начинает призывно ныть. Поскольку в каждой мелочи сквозит неуловимое: здесь живут, и живут - у себя дома! Я тоже так хочу, ёлки-палки!!! Замотался я совсем, в этом смутном времени... Но дом мой - он совсем не тут, к сожалению...
Остановившись у очередной двери, бородатый 'сюртук' легонько стучит в неё костяшками:
- Что?!.. - хрипло доносится из кабинета.
- Господин Герасимов? К вам флигель-адъютант его Императорского Величества господин Смирнов!
Дверь неожиданно-резко распахивается, обнаруживая за собой статного вида господина с лихо закрученными усиками и стрижкой под 'ёжика'. Смерив меня внимательным взглядом (пожалуй, даже чересчур внимательным), тот делает приглашающий жест:
- Прошу, Вячеслав Викторович. Входите!
И пока я, следуя приглашению, 'вхожу', то успеваю подумать, что по имени-отчеству меня, кажется, не представляли... А он-то, оказывается, знает?..
Приходилось кому-то общаться с человеком, которого твоими стараниями только что заключили под домашний арест, сняв с должности? Нет? Вот и мне - нет. И поэтому я в растерянности останавливаюсь в центре кабинета. Не зная, мягко говоря, с чего начать. Впрочем, ситуацию 'спасает' сам хозяин. Да так 'спасает', что...
- Ну-с, господин липовый 'поручик по адмиралтейству'? Человек без роду и племени, странным, весьма странным образом умеющий втираться в доверие к высоко стоящим персонам... Чем я, скромный отставник вашими стараниями, обязан вашему визиту?
Тяжёлый, холодный взгляд Герасимова упирается в меня, приковывая ноги к полу. От неожиданности меня бросает в жар, и я теряю дар речи. Вот это поворот! И это его я четверть часа назад собирался 'нагибать' в мыслях?.. Да уж, кажется, мой визит совсем не вовремя!
Герасимов между тем, и не думает останавливаться, рубя с плеча:
- Господин Смирнов, меня всё время волновал вопрос относительно вас: везде и всем вы представляетесь уроженцем Томской губернии, я уж не говорю про офицерские погоны... Однако, господин Смирнов, каковы подробности вашей родословной? Поскольку ни в губернских метрических книгах Томска, ни в списках выпускников Морского кадетского корпуса вы не числитесь?..
Герасимов наступает на меня, и мне ничего не остаётся, как отходить спиной к окну. Змеиный, гипнотизирующий взгляд его напрочь парализует мою волю. Этот человек, надо сказать, совсем недаром был шефом тайной полиции!.. Вот уж, действительно, удав перед кроликом!
... - Как не числитесь, господин Смирнов, нигде. Вы были подняты на борт броненосца 'Князь Суворов', господин Смирнов, в открытом море близ берегов Аннама второго мая сего года - и это первое документальное упоминание о вас, сохранённое вахтенным журналом. Так кто же вы и откуда явились, господин Смирнов?!.. - заканчивает Герасимов речь риторическим вопросом, насмешливо сложив руки на груди и остановившись в полуметре от меня.
Моя пятая точка упёрлась в подоконник и отступать больше некуда - разве, сигать со второго этажа? Аккурат на Андропова с Петрушко, то-то подивятся парни? Впрочем, паркур в пятом году пока не входит в мои планы (здесь и слова-то такого нет). Герасимов, похоже, знает обо мне всё. Вопрос только, знает ли он про меня и будущее, явно ведь не все карты выложил? Если знает - я разговариваю с покойником.
Неожиданно меня осеняет:
Если, допустим, нет, не знает... На этом же можно сыграть?.. Насколько глубоко шарили его агенты? Сейчас и проверим! Раз ты всё про меня знаешь, и я сыграю в открытую! Держись тогда!!!
Я кидаю быстрый взгляд на убранство комнаты: письменный, заваленный бумагами стол, та самая скрипка на изысканном трюмо... Гигантский шкаф с аккуратно, по цветам отсортированными фолиантами... А вкупе с молодухой-кухаркой и заботливо расставленными по окнам фиалками, всё это ясно говорит об одном: чел, стоящий напротив, явно не собирается покидать этот мир. Ему в нём, в этом мире, хорошо и комфортно. А раз комфортно, то и...
- Вице-адмирал Рожественский, господин Герасимов!.. - делаю я полшага вперёд. Едва не соприкоснувшись носами с офигевшим от такой дерзости хозяином кабинета. И, демонстративно подняв руку, загибаю на ней большой палец.
- Что?!.. - непонимающе переводит он взгляд на мою ладонь.
- Генерал-адъютант Линевич!.. - не обращая внимания, ступаю я ещё на четверть шага. Загибая указательный.
- ...?..
- Его высокопревосходительство, Сергей Юльевич Витте... Вчера, господин Герасимов! - наступать дальше некуда, и я останавливаюсь в сантиметре от фрака противника. Бывший наместник Его Величества Алексеев - сегодня. Знаете ли вы, что связывает всех этих людей?
Мы напряжённо стоим, дыша друг другу в лицо. Успев про себя отметить, что бывший шеф тайной полиции ближайшее время пил отнюдь не кефир и закусывал, кажется, чесноком, я заканчиваю начатое:
- Все эти господа, господин Герасимов, знали ответ на ваш вопрос! Вы же отлично знаете, наверняка, что как минимум с троими из них, исключая Алексеева, я тесно сотрудничал. Алексеев же - также, знал. Хотите пополнить их список, я вам на вопрос - тоже отвечу. Итак?..
Второй раз за день я подымаю эту страшную тему... Наверное, я должен чувствовать себя неким злым демоном, несущим смерть? Это ведь не игры - человеческие жизни! В моих, причём, руках... Куда же дальше лезть, если сегодня я примерно подобное говорил самому Императору? А тут какой-то начальник охранки, причём, в отставке... Но мне похоже уже всё равно! Сказывается безумная психологическая усталость от происходящего. И, стоя напротив очередного человека, я банально ожидаю. Жду вполне предсказуемой реакции. Дальнейшее происходит, пожалуй, даже как-то буднично и предсказуемо:
Минуту назад могучий, уверенный в себе человек, гневно обличающий меня в грехах, вдруг скукоживается за пару мгновений, начиная с силой тереть виски. И вот мы уже не дышим друг дружке в лица, а Герасимов отступает сперва на полшага, затем ещё на шаг. А я, казалось бы, раздавленный обвинениями и неумолимыми фактами уже не жмусь к окну, а вполне вальяжно стою, почти расслабившись. Так и есть, этот парень явно очень хочет жить, я не ошибся! Но что-то больно он быстро поверил, странно... Не моя беда, эффект достигнут! А раз хочет жить, то... То сейчас я его и добью. И пусть выглядит это отнюдь не комильфо, но мне нужна информация. И я бью в лоб, не давая ему опомниться:
- Александр Васильевич... - присаживаюсь я на подоконник. - Лично мне лично от вас - нужно немногое. Я просто хочу знать, где можно найти предателя и двойного агента Евно Азефа. Которого вы, Александр Васильевич, взрастили.
Эффект от произнесённого подобен раскату грома, раздавшемуся прямо здесь, в кабинете. Дёрнувшись, как от укуса змеи, Герасимов вскидывает на меня ошеломлённый, даже какой-то дикий, взгляд.
Да, да, а ты что хотел... Я тоже, многое знаю! Не ты один такой крутой. Кстати, что-то довольно быстро поменялись роли... Сказать, что я этому удивлён? Ну-у-у-у-у... Да!
- Но откуда вы...
- Неважно. Пишите адрес, и я уйду!
Бывший шеф охранки замирает, имея вид человека, находящегося в полном ступоре. Бессмысленно переводя взгляд то на меня, то почему-то на потолок, кусает пересохшие губы. Наконец, словно в полусне, подходит к письменному столу и вынимает перо из чернильницы. Неужели вот так - просто? И это - такой-то зубр?!.. Сдаст мне Азефа? Не верю! Но... Чем-то я его сильно, похоже, зацепил... Плевать, мне нужен только адрес и катись он к чертям!
Через минуту Герасимов поднимается и вручает мне свёрнутый вполовину лист.
- Прочтёте, когда выйдете из дома, господин Смирнов. Не сомневайтесь, адрес там присутствует... Просто, поверьте. А теперь - уходите прочь! Более ни слова.
С отрешённым видом Герасимов прислоняется к секретеру, механически накручивая ус.
Ну, лады... Но если адреса там не окажется - я же вернусь?..
Хмурый бородатый агент, дежурящий за дверью, молча провожает меня до выхода из квартиры. Я долго копошусь у порога, не в силах отыскать фуражку на вешалке - подставка вся завалена разнообразными котелками и шляпами. Видно, хозяин дома тот ещё модник, любит одеваться. И когда я, отыскав, наконец, искомое уже нажимаю ручку двери, стремясь покинуть это место... В этот миг в дальнем конце этого дома и раздаётся звук, который я до конца своих дней уже не спутаю ни с петардой, ни с хлопушкой... По длинному коридору, минуя комнаты с тюлевыми занавесками и фиалками, до меня доносится сухой хлопок револьверного выстрела.
Смертным воем завизжала на кухне девка, бородач, едва не сшибив меня с ног, пулей бросается на звук... Но я уже знаю, что произошло. И даже догадываюсь, почему...
Выйдя из полутёмной квартиры и подойдя к окну, я дрожащими руками разворачиваю лист бумаги, вчитываясь в ровный, каллиграфический почерк:
'Ул. Разъезжая, домъ 38, кв.17.'
И чуть ниже, отдельно, выведена приписка:
'Ожидание страшней самой смерти, господинъ Смирновъ. Пришелецъ изъ будущего'.
Люди, тени... Тени, люди. Всё прах. Последние несколько месяцев я нахожусь в окружении людей, которые давным-давно умерли. Более того, если рассуждать с помощью подобной логики, то я вообще практически единственный живой человек в мире. Потому что те, кто окружал меня в моём времени, даже ещё не родились. Разве, несколько старичков где-нибудь в Азии - живут, говорят, такие, слыхал. Да в Китае, по-моему, существует деревня, жителям которой перевалило за сто - но сути дела это не меняет. С долгожителями теми я не знаком, они со мной - тоже.
Когда я был совсем маленьким, то иногда мечтал остаться один на всей планете. Так, чтобы проснуться утром, а вокруг никого: папы, мамы, прохожих на улицах... Вот было бы веселье, думал я - хочешь, заходи в любой магазин, бери там, что душе угодно! В школу идти не надо, спать можно хоть до обеда... Гуляй, не хочу! После, когда чуточку подрос и до детского разумения начали доходить некоторые практические нюансы (одному - скучно, продукты в гастрономе имеют свойство портиться, опять же - электричество, чёрт его дери, кто будет давать?), мечты несколько трансформировались. И в неокрепшей юной голове начало рисоваться подобие некой общины из нескольких любимых друзей и обязательно девочки, которая нравилась - соседки по парте по имени Оля. Оставшись одни на всём свете, мы должны были добывать еду с оружием в руках (каким образом и из кого - в мечтах не уточнялось, но это мелочи), жить полноценной жизнью в отсутствие вечно мешающих взрослых и этой самой жизни радоваться. Я так и видел себя брутальным пацаном с калашом (непременно!) наперевес, возвращающимся с охоты к жарко пылающему костру. Где та самая Оля в окружении нескольких везунчиков из моих фантазий вручала бы мне тарелку макарон с кетчупом - любимое блюдо детства... Естественно, главарём этой общины являлся бы я (мои же фантазии), и отужинав в окружении любимой женщины и вассалов, мы должны были сесть в самолёт и (разумеется, под моим управлением в кресле пилота) лететь куда-нибудь на море. Отдыхать, так сказать, коллективно и весело. Наверняка, многие дети грезят о чём-то таком - подобное одиночество кажется интересным приключением и драйвом, где всё решается как-то само собой, как в кино... Пока ты маленький. Только вот, произойди подобное на самом деле... Как это приблизительно произошло со мной...
Меня легонько трогают за плечо:
- Господин флигель-адъютант, прибыли. Гороховая два!
Выйдя из мрачных размышлений, я встряхиваюсь и, ловко ухватившись за поручень, выскакиваю из коляски на свет божий. Приехали! Пора и навестить новоявленного начальника питерской охранки, полковника Спиридовича. К тому же - сам, что называется, звал!
Оглядев выкрашенное в мышиный цвет массивное четырёхэтажное здание, я, в сопровождении двух ангелов-хранителей в штатском, быстро вышагиваю прямиком к массивным дверям. Возле которых усатый жандарм уже готовится спросить у меня удостоверение, видимо? А, плевать - те двое за спиной решат проблему, никуда не денутся. Мне теперь немало дозволено, и для меня открыты многие двери, эти уж - точно, во всяком случае. Особа я с некоторых пор блатная до чрезвычайности, и потому - подвинься-ка, жандарм!
Вчерашнее самоубийство Герасимова, как это ни странно, не отразилось на мне никак. Во всяком случае, лично меня эта смерть не коснулась - быть может потому, что я ни с кем почти не общался? Никто не вызвал на допросы, никому не было интересно - о чём именно говорил с Герасимовым человек, последний раз видевший его живым... Когда я, потрясённый случившимся, спустя четверть часа вышел на улицу с единственным желанием напиться и исчезнуть из этого мира хоть на время, меня и остановил голос одного из моих новых телохранителей. А точнее, того самого, бочкообразного. Которого я пугал давеча в подъезде:
- Господин флигель-адъютант?
- ?..
- Мне поручено проводить вас в вашу новую квартиру.
- Меня?!..
- Вас.
- А-а-а-а... - обернулся я назад. - Я что, могу быть свободен?
Агент охранки удивлённо посмотрел на меня и ответил вопросом на вопрос:
- Простите, господин флигель-адъютант, а кто вас сдерживает?
Действительно... Ну, раз так, то... Допрос там, протокол? Нет? Раз нет, то и нет.
- Провожайте тогда, чего уж... Раз поручено. Далеко?..
- В соседнем квартале.
Новое служебное жильё оказалось на загляденье: консьерж в подъезде, третий этаж, три комнаты с отдельным, что называется, санузлом... Да огромной двуспальной кроватью, на которую я завалился, не в силах далее стоять на ногах, прямиком в одежде. Оставив изучение мебелированых комнат на очень большое потом. Слабо помню, как в голове вихрем крутанулись события того адского дня с дуэлью, императором и самоубийством, и... И мысль о том, что Мищенко уехал так не-вов... Ре-мя...
С раннего детства я привык, что утро неизбежно несёт какие-то дела. Был малышом - надо было в садик, стал постарше - школа, мать её. Совсем повзрослел - институт, и, как финал жизненного роста, работа... Ну, а в этом времени, так и вообще: то морское сражение, то вылазка на Мукден, то какая-нибудь дуэль, будь она неладна... О встрече с Государем и всякой другой мелочёвке и говорить не стоит - рутина! В силу выработанной привычки я и проснулся ни свет ни заря. И ещё некоторое время, пока окончательно не включился мозг, размышлял: где это я, собственно, оказался на сей раз? Идентифицировав, наконец, место как новое (моё!) жилище и осознав, что меня никто не будит, на дуэль не зовёт и вообще - жить не мешает, я и решил воспользоваться приглашением Спиридовича, да посетить Петербург. Ибо, похоже, теперь я предоставлен самому себе? Мищенко никуда не торопит, уехал он, царь будить не спешит... Встреча с Павловым назначена на вечер - успею! Уж не знаю, где ночевали мои злополучные агенты-охранники, но... В общем, проблема с предполагаемой поездкой утряслась на удивление быстро. Мне стоило лишь обнаружить вчерашнего знакомого на скамейке напротив дома да сообщить тому о предполагаемых планах. После чего, попросив меня обождать с полчаса и оставив на попечение второго (этот оказался за углом, аккурат под моими окнами), Бочонок (прилипло же к нему - не отклеишь!) с удивительным проворством испарился. Явившись в положенный срок и сообщив, что разрешение на мою поездку мною (!) получено. От кого получено и как - загадка, но лишних вопросов я задавать не стал. Стоит ли говорить, что дальнейшее решилось само собой: мягкий вагон поезда и коляска с откидным верхом, ждущая нас на перроне по прибытии. И вот я, гордо прошествовав мимо почему-то вытянувшегося при виде меня жандарма, уже подымаюсь по широкой лестнице. В здании на Гороховой-два... Как же, однако, хорошо в любом мире быть вип-персоной. Мне нравится, ей-Богу!
- Вячеслав Викторович! - Спиридович, встав из-за стола, идёт мне навстречу. - Здравствуйте!
- Здравствуйте, ваше высокоблагородие! - вытягиваюсь я.
- Бросьте, можно без чинов.
- Александр Иванович! - пожимаю я крепкую ладонь.
Обменявшись рукопожатием, вновь возникает неловкость. Прямо, как вчера! Тот явно не знает, что сказать. А я - с чего начать. Наконец, Спиридович нарушает затянувшуюся паузу:
- Я слышал, Вячеслав Викторович, вы присутствовали при последних минутах жизни Александра Васильевича? - внимательный колючий взгляд упирается мне чуть выше переносицы. Я знаю о таком приёме - очень неприятная штука. Вроде бы, человек смотрит тебе и в глаза, как кажется, но зрительного контакта не возникает. Создаётся впечатление, что разговариваешь со статуей... От былого вчерашнего радушия, кстати, вместе с улыбчивостью, не остаётся и следа. Собеседник по-деловому подтянут, сух и выдержан. Ещё бы... Бывший хозяин этого кабинета застрелился после разговора со мной. Вполне понимаю твою неприязнь, кстати! Разумеется, он уже давно в курсе событий вчерашнего вечера.
- Я зашёл к нему, как вы и порекомендовали. Необходимо было кое о чём поговорить...
- Не смею спрашивать о чём, Вячеслав Викторович. Но разговор, видимо, состоялся не из простых? Учитывая... - он замолкает, продолжая сверлить мой лоб взглядом.
- Так и было. А я к вам по делу, ваше... Александр Иванович!
- По какому же?
По какому - я знаю твёрдо. Однако, как ему об этом сказать... Вот, представьте себе, приходит кто-то в современную ФСБ, допустим. Ну, пусть даже по протекции и с блатом, как я. И заявляет такой: 'Я хочу к вам в секретный архив попасть!..' И? Поднимут на смех, это в лучшем случае. Во всяком случае, должны... Хотя, если честно, я не знаю! Приходил кто-нибудь туда от президента с такими словами, или нет. Быть может, всё зависит от уровня блата? Я как бы тоже не от дяди Васи сюда, на Гороховую-два, прибыл... Эх, была не была, попробую! И я решаюсь:
- Могу я попасть в картотеку тайных сотрудников охранного отделения?
Старинный Питер - это вам не нынешний мегаполис. Причём, как бы я не относился уважительно к прошлому, сравнение будет совсем не в его пользу - худо-бедно, в двадцать первом веке общество научилось ставить урны возле каждого магазина, упорядочило дорожное движение, ввело светофоры с парковками, наконец... Отучило, кстати (ну, почти), большинство моих современников бросать мусор, где душе приспичит... Впрочем, проблема засранности заключается даже не в обрывках газет и рассыпанных повсюду окурках... Меся подошвами липкий слой грязи, на девяносто девять процентов состоящий из конского навоза с мочой, я упорно продираюсь сквозь разношёрстную толпу на Невском, проклиная своё желание прогуляться по древнему, сызмальства любимому мною городу. Навстречу и по пути, едва не сшибая и обгоняя бедолагу меня, куда-то спешат студенты, военные, гражданские в котелках и без, дамы в шляпах самых безумных фасонов, мастеровые и чёрт ещё ногу сломит разбирать, кто - в этом безумии криков и стука копыт по булыжникам мне хочется исчезнуть, оказавшись где угодно. Только не в Питере образца девятьсот пятого года. Да хоть на 'Суворове' перед боем, ей-Богу!..
'Идиот! Хотел насладиться питерскими красотами, старый де город, большевиками не покоцанный...' - я едва успеваю отскочить от проезжей части, услыхав за спиной устрашающий грохот. В следующее мгновение, заехав колесом на паребрик (в Питере же уложен именно 'паребрик', это во всех остальных, непросвещённых городах - бордюр!), мимо на полном ходу пролетает извозчичья провозка.
- Пастрнись!!!.. - доносится до меня оттуда. Не поздновато ли предупредил, не?..
'Пастрнившись' же, я с наскоку врезаюсь в полную пожилую даму с ридикюлем, уткнувшись, что называется, 'грудь в грудь'. И, если последняя, кажется, весьма не против подобного поворота (молодой, не из последних видно офицерик, шарман-шарман!), то мне от вида её колышущихся дряблых прелестей становится совсем дурно. Мать, что называется, мать!!!..
Вообще - с дорожным движением здесь творится самый натуральных швах. Каких-либо правил, регламентирующих передвижение 'гужевых' повозок, как я понимаю, не существует в принципе. Каждый извозчик катит, куда глаза глядят, разбрызгивая по сторонам вонючую жижу с мостовой, а единственным 'правилом' служит тот самый окрик 'пастранись'... Зато - каждый кучер наряжен в ливрею, а головы этих рыцарей кибитки и кнута венчают разной степени изношенности цилиндры. Удивительно!
- Владимирский проспект, господин флигель-адъютант! Нам туда! - осторожно касается моего плеча рука одного из сопровождающих. С момента отъезда из Царского Села парни не отходят от меня ни на шаг, следуя по пятам. За исключением, разве, посещения архива - туда их попросту не пустили, уровень, что называется, не тот.
Свернув с Невского, я, наконец, вздыхаю полной грудью. Народу стало значительно меньше, извозчики на тротуар не заезжают... Полная дама с ридикюлем в догонку, кажется, не бежит - и на том спасибо! В общем - жизнь, что называется, понемногу налаживается. И, предавшись, наконец, созерцанию старинного города во всей своей красе, я погружаюсь в невесёлые размышления. Топая по направлению к доходному дому, расположенному по адресу улица Разъезжая, домъ тридцать восемь. В квартиру под номером семнадцать. Пообщаться, так сказать, лично с самим Евно Азефом. Глупость? Не более, чем очередная, совершаемая мною здесь, в этом времени. А совершать их и не бояться последствий я, пожалуй, начинаю уже привыкать. Нет их, этих самых последствий, и лучше всего это утверждение доказывает тот факт, что я до сих пор жив. Хоть и наворотил уже, мягко говоря, с три короба...
Визит в архив охранки мало что мне дал, а говоря точнее - не дал совсем ничего. Кроме, разве, представления, что такой архив действительно существует и находится в подвале Гороховой два. Действительно, а чего я хотел? Спустившись в сопровождении Спиридовича в святая святых, миновав пост из двух серьёзного вида жандармов, я оказался в помещении со сводчатым потолком и уходящими в темноту рядами шкафов с обозначениями начальных букв. При одном взгляде на которые мне тут же, прямо в архиве, захотелось спать. Нет, сегодня я отлично отдохнул и даже выспался, но... Но лицезреть мне, человеку из двадцать первого века эту бесконечную бумажную картотеку, да ещё и пытаться разобраться в ней... Здесь только обучению работать с таким архивом необходимо посвятить как минимум несколько часов, да ещё и под присмотром опытного препода, чтобы объяснял, что к чему... Ситуацию мог бы, пожалуй, спасти услужливо вскочивший при виде нас старичок, местный архивариус, но... Но действительно, что я мог у него спросить? Нет ли тут у вас, случайно, уважаемый, дел на Сталина, Троцкого и Ленина в придачу? Да, чуть не забыл - и ещё Азефа прихватите, плиз, а я тут в уголочке сяду, ознакомлюсь подробно... Ах вот ещё, одна просьба - ксерокс же у вас там стоит, в соседнем кабинете, угу? А то что-то я его не наблюдаю в окрестностях... Или, на флешку всё мне скиньте, о-кей?
Под серьёзным взглядом Спиридовича и услужливым дедушки я, прогулявшись с независимым вдоль шкафов, всё же вытянул оказавшийся неожиданно длинным ящичек под верхней буквой 'С', и более мелкими 'см', но... Но, наткнувшись на картонки с фамилиями нескольких десятков Смирновых и чихнув от облака выпущенной пыли, решил-таки оставить эту гиблую затею. Во-первых, меня там явно нет - не осведомитель же я? А во-вторых, спорить готов, дела на наиболее серьёзных товарищей у них тут явно не лежат. Такие подшивки, если они вообще существуют, хранятся в несгораемых сейфах в кабинетах у серьёзных людей - типа Спиридовича в новой должности, допустим. А не тут, в общем архиве. Здесь так, мелкая сошка, наверняка... И потому, даже не начав знакомство с картотекой охранки, я решил тут же его завершить. Ну, неусидчивый я человек, как-нибудь, в другой раз, пожалуй... А поднявшись обратно в кабинет Спиридовича и прихлёбывая там любезно предложенный чай вприкуску, с какими-то вафлями, я и решил работать с тем, что знаю. Самостоятельно, так сказать. А точнее, взяв с собой сопровождающих товарищей, наудачу отправиться по адресу, оставленному мне перед самоубийством Герасимовым. В конце концов, не один же я пойду, а с двумя вооружёнными хлопцами. Авось, прикроют, в случае чего...
- Господин флигель-адъютант, почти пришли! - шепчет вкрадчивый голос за спиной. - Разъезжая тридцать восемь - во-о-о-он тот серый дом, в пять этажов.
Почти, значит, пришли, хм... Я в нерешительности останавливаюсь, мысленно почёсывая репу. Вот, дурацкое у меня свойство, ей-Богу, сперва делать что-то в своей жизни, а потом думать. Причём, работает эта жизненная карма железобетонно и всенепременнейше, что называется, безотказно. Из наиболее ярких, жизнеопределяющих примеров я всегда вспоминаю один самый-самый, из отрочества. Сидел я как-то летом, будучи совсем юнцом на скамеечке у подъезда, щёлкал, как говорится, семечки, ни о чём таком не думал. И действительно - о чём может размышлять молодой шалопай, неделю назад выпущенный из девятого класса? С аттестатом полным цифр, что так любит, как говорят, Бог? Правильно, суть жизни и человеческого разума сквозь призму философии Канта тут и мимо не проходила - максимум, где бы ещё семок раздобыть, да позажаристей. И, возможно, придумай я тогда какой-нибудь пусть и неудачный план по раздобытию семян подсолнухов, да покинь вверенную бездельем территорию минутой раньше, то и не пришлось бы мне мыкаться по всяким Цусимам да Мукденам, включая Питер пятого года... Но судьба в лице дворового кореша по кличке 'Шмель' распорядилась иначе:
- Здоров, Славян!
- И тебе Шмель, высоко жужжать! Куда прёшь? Есть семки, кстати?!..
- Не-е-е, семок нет... - Шмель изобразил загадочное и одновременно важное лицо, отчего раскосые татарские глаза его превратились в совсем узенькие щёлочки. Стоит упомянуть, кстати, что погоняло 'Шмель' являлось производной от исконно славянского имени: Шамиль. - В технарь машиностроительный пошёл, документы подавать!
Услышанное произвело на меня впечатление, сравнимое с ударом грома над головой папуаса из Новой Гвинеи. Шутка ли - самостоятельно, да ещё в технарь! Круто-то как! Мне, подростку наполовину из СССР, а наполовину тогда ещё из некоего СНГ, подобное показалось верхом самостоятельности и взрослости. И действительно, у нас, детей девяностых, кому не очень повезло с достатком в семье (несомненному большинству, пожалуй) выбор зачастую был небогат: в наркоманы, в бандиты, на малолетку. И иногда всё перечисленное в одном-единственном коктейле, вперемешку. А кому и - в могилу...
- И чё там за специальности?.. - уже приняв решение, спросил на всякий случай я.
- Я на механика станков с че-пе-у пойду! - гордо ответил кореш.
- С че-пе-у-у-у?..
Загадочная аббревиатура поставила эффектную точку в моей голове, отметя последние сомнения. И уже на следующий день, забрав документы из школы и сдав их в Томский машиностроительный техникум, я стал абитуриентом по большому счёту рушащейся, как и вся промышленность некогда могучей страны, шараги. С никому не нужной специальностью по обслуживанию никому тогда не нужных станков - наследия другого государства. Родителей мой тогдашний демарш не взволновал ничуть - даром, что обитал у бабушки, да и предкам было совсем не до меня, они занимались извечным делом людей, проживших вместе полтора десятилетия, то есть - разводились.
Давно уже сгинул в наркоманском небытии друг детства Шмель, вколов в вену смертельный передоз, не существует в Томске и машиностроительного техникума, умершего вместе с последними остатками советской промышленности... А я, окончивший затем политехнический университет, так и являюсь технарём с инженерной специальностью. Во всяком случае, по диплому. Хоть мама и утверждала когда-то, что задатки у тебя, Славик, гуманитария - тебе бы, мол, романы писать, может, попробуешь? Мда, не сложилось...
Доходный дом по адресу Разъезжая тридцать восемь мрачно глядит на меня глазницами окон. Окон не самых чистых, давно не мытых - впрочем, чего я хотел от не самого богатого дома в не самом благополучном районе, да ещё и Питера? Я ведь дошёл почти до окраины, далее, судя по трубам - заводской массив. А серость... Здесь вообще всё серое кругом, начиная от неба над головой, заканчивая цветом лиц прохожих... Город такой, в этом его красота в том числе. Впрочем, идти-то я собираюсь в семнадцатую квартиру, или так и буду стоять торчком, привлекая внимание рабочего люда? Да и агенты мои, вон, землю копытами роют, тоже умаялись ходить за мной, как пить дать. Я-то хоть чаю у Спиридовича хлебнул, а парни, похоже, с утра маковой росинки во рту не видели?
Стоя на тротуаре через дорогу и считая окна в заветном доме справа налево и наоборот, я вдруг начинаю сомневаться в целесообразности затеянного предприятия:
'Действительно, подымаюсь я, значит, такой, к Азефу. Звоню в дверь, как полагается - кто там, разумеется, все дела... Как это, кто там?!.. Что за вопросы, уважаемый Евно (тоже, дал же Господь имечко, недаром говорят - шельму метит!), отвечаю. Это я, Слава Смирнов, прибыл, значит, из будущего и всё-всё про тебя знаю!..'
Посчитав окна туда и обратно, я задумчиво чешу затылок, сдвинув фуражку. Туда получилось тридцать четыре, а обратно - тридцать пять... Непорядок, или аномалия? Проверим! И я начинаю считать вновь.
'...Так вот, значит, всё я про тебя, Евно, знаю, говорю! Предатель ты и порядочная сволочь. Как так можно - на охранку работать, и революционером одновременно прикидываться?! Люди-то тебе верят, причём, люди идейные, ре-во-лю-ци-онэры? А Азеф мне такой (побледенев и менжуясь): пардон, мсье Смирнов, был не прав, исправлюсь! Осознаю, говорит, всю глубину падения. Да, и ещё не губите меня, плиз, с нынешних пор после встречи с вами я стопроцентный праведник, и отныне - ни-ни. Завязал! Полюбовались мы такие друг на дружку, я пальчиком ему пригрозил, и - домой, в Царское Село. А чё? Дело сделал, Россию спас. Самого Азефа, вон, перевоспитал...'
Пьяный ржач выводит меня из задумчивости. Мимо идут двое бухих в хлам очевидно рабочих, каких полно в любом времени - что в пятом годе, что лет через сто. Оглушительно схаркнув и смачно плюнув на мостовую, один обращается к другому:
- Ёгор (делая ударение на 'ё'), солома же у нас имеется?.. Ну?.. Солома, Ёгор?..
Второй, не в силах ответить, бессмысленно кивает, вытанцовывая ногами сложные 'па'.
- Ну, и я грю... Грю же?.. В брюхе солома, зато шапки с заломом!!! Гы-гы-гы...
Неожиданно говорливый поворачивается ко мне, пьяно подмигивая:
- Даж, ваше благородие? С заломом?..
И, сразу отвернувшись, затягивает на всю улицу: 'Быв-в-вали дни вес-с-сёлые... Гулял я... Молодец...'
Провожая взглядом удаляющуюся парочку, я, наконец, решаюсь.
В брюхе солома, зато шапка... С заломом! А что? И про меня в том числе. Кто я такой, без роду тут без племени? Однако ж... Рука механически поправляет фуражку. Решено - иду к Азефу. Куда кривая выведет - кто его знает, но куда-нибудь да выведет. Осталось только решить, что делать с моими агентами...
Подозвав жестом парней, я делаю строгое лицо:
- Мне надо по делам в этот дом, господа. Одному. Прошу ожидать здесь!
- Но господин флигель-адъютант, у нас приказ... - в глазах Бочонка читается упрёк.
- Полчаса! - отрезаю я безапелляционно. Действительно, а вдруг у меня свидание? Мало ли, что там у меня за дела? В конце концов, я взрослый человек, или нет?
- Назовите хоть квартиру, господин флигель-адъютант? Случись что с вами, с нас ведь спрос?..
Сдать явку самого Азефа? Ещё чего! Хотя, с другой стороны... Мне что, детей с Азефом крестить? Скажу номер квартиры, и чего? Опять же - страховка не помешает!
- Семнадцать. - Коротко отвечаю я.
И, твёрдым шагом перейдя мостовую, уверенно открываю дверь парадного. Отметив про себя, что количество окон при последнем подсчёте сравнялось-таки. Теперь и справа, и слева получается тридцать пять, как и мне лет. Хороший знак? Сейчас и проверим.
Довольно просторный холл, всё чистенько. Ожидая попасть в подобие современного семейного общежития, я удивлённо осматриваюсь по сторонам: хоть место это позиционируется как жильё не для богатых и расположено почти на окраине, однако ж... Стены украшены лепниной с претензией на художественную, над головой высокий арочный потолок... Стена справа полностью увешана почтовыми ящиками с номерами, почти совсем как в моём времени. Под каждым размещена именная табличка владельца, и я быстро нахожу квартиру, под номером...
Обнаружив, в общем, что искал, я стою и фигею. В буквальном смысле этого слова. Потому что читать я ещё не разучился, а на меня чёрным по белому смотрит короткая надпись: Е. Азеф. Под нумером семнадцать. Что называется, для корреспонденции.
Ожидая от искомого жильца чего-то таинственного и законспирированного, вроде 'Мистер Хэ' или 'Иванов И.И.' на худой конец, я действительно глубоко удивлён. Потому что вот так просто, да фамилия самого известного провокатора Российской Империи, да в парадном доходного дома? У всех на виду? Дела. И только через пару секунд ступора до меня доходит, наконец, что для своих современников он действительно - обыкновенный Евно Азеф. Ничем пока не примечательный чувак с обыкновенным... Ну, почти обыкновенным именем. И фамилия эта обретёт зловещие черты значительно позже, став нарицательным для потомков. Впрочем, удивляться нет времени - полчаса, данные моим агентам для ожидания уже тикают, и потому необходимо торопиться.
Куда тут? На второй этаж, очевидно? Ну, ок. Преодолев лестничный пролёт через две ступеньки, я сворачиваю в полутёмный коридор. В доме царит почти мёртвая тишина, только мои шаги отдаются гулким эхом. Да где-то вдалеке, кажется, выше, слышен одинокий детский плач.
'Тринадцать', 'четырнадцать'... К эху шагов добавляются гулкие удары сердца. Почти непроизвольно правая рука тянется к кобуре, поворачивая застёжку. 'Пятнадцать', 'шестнадцать'... Кобура расстёгнута, а ноги... Ноги ну никак не хотят идти дальше.
'Вернуться? Ну его, этого провокатора! А чего, собственно, я так испужался? Сам ведь хотел? Пол Питера обошёл ради этой встречи!..'
Подойдя к квартире с цифрой 'семнадцать' я замираю буквально на мгновение. Чтобы в следующее, наплевав на свои страхи и подняв круглую скобу, приделанную к голове чугунного льва, начать опускать её на чугунный же кругляк. Такие вот штуки заменяют электрические звонки в прошлом... Лишь в последний момент услыхав за дверью мужские голоса.
Скоба замирает в каких-то миллиметрах от должного последовать звука 'бам-м-м-м-м!'. Как замираю и я. А провокатор-то не один?..
- Пешком пойдёте? - спрашивает утробный голос.
- ...На извозчике, Евгений Филиппович... - доносится в ответ, и я вздрагиваю. Второй голос, кажется, мне знакомым?
- Пройдитесь, погода великолепная! Успеем ещё насидеться, не находите?
Взрыв хохота за дверью и металлический скрежет замка заставляют меня оглянуться в поисках убежища. И... И дореволюционные строители - молодцы! Не только потому, что создавали красивую архитектуру, так не похожую на современную. Но и потому ещё, что строили внутри неё множество всяких колонн, изгибов коридоров и разнообразных закутков. В один из которых, буквально в последнюю секунду и ныряю я, слившись со стеной.
Слышен скрип открываемой двери и вновь наступает тишина.
- Что-то не так? - знакомый голос вновь режет ухо. Где я мог его слышать? Причём, в ближайшее время? Сегодня... Вчера?!..
- Чутьё у меня, Михаил Владимирович... - слышу я. - Ой, чутьё... В последние дни сон - хуже некуда...
Михаил Владимирович, я не ослышался?!.. Князь Оболенский?!.. Голос - и точно, его! Вчерашний подлец-дуэлянт, адъютант великого князя Александра Михайловича, того самого Сандро, что допрашивал меня во Владике?! Выходит собственной персоной из квартиры провокатора Азефа?!..
- Полно, Евгений Филиппович, это всё погода... Ненавижу этот серый город! Ну-с, как говорится, до скорого?
- До скорого!
Шаги князя удаляются, гулко звуча в пустом коридоре. И это очень хорошо. Потому что иначе можно было бы расслышать удары, издаваемые моим сердцем.
Наконец, дверь закрывается и слышно, как возятся с замком. Сейчас, или никогда! Если постучаться прямо сейчас - Азеф наверняка решит, что князь вернулся, что-то забыв! Не будет никаких 'кто там?' и прочих паролей, если они имеются. Ну же?!
'Бам-м-м - бам-м-м-м...' - опускаю я чугунную скобу несколько раз.
Несколько секунд тишины кажутся мне вечностью.
- Что-то забыли? - дверь широко распахивается. И прежде чем отдуловатого вида человек успевает понять, что перед ним вовсе не князь и как-то среагировать, на него уже чёрным зрачком глядит револьверное дуло. Прямо в переносицу. Прочь любые условности, разговор будет предельно прост.
- Можно? - делая шаг вперёд интересуюсь я. Не давая опомниться вмиг ставшему белым, как мел, отступающему человеку, захлопываю ногой дверь и наощупь поворачиваю замок. - Я пройду?
И когда тот натыкается на трюмо, и идти ему дальше некуда... А металл ствола упирается прямиком между глаз, я начинаю говорить. Я никогда не держал в своих руках чужую человеческую жизнь вот так буквально. Спорное это наслаждение, надо сказать... Но произнося всё то, о чём думал по дороге сюда, в этот дом, глядя в бегающие глазки мрази, которую и человеком-то назвать сложно... Я ловлю себя на мысли, что палец на курке совсем не дрожит. И если Евно даст мне такую возможность пусть одним движением, хоть малым намёком на возможное сопротивление, то я... Я выстрелю без каких-либо угрызений совести. Более того, я даже желаю, чтобы он дёрнулся, мысленно молю его об этом! Давай же, дай мне один шанс, ну?! Дёрнись? Но Евно этого шанса мне не даёт, нет... Слишком умён он и хочет жить! Прижавшись затылком к зеркалу, он внимательно слушает мою сбивчивую речь, скосив глазки к сальной, с крупными порами переносице. Говорят, Бог метит шельму, и рассматривая вблизи одно из не самых удачных его творений я осознаю, что пословица не лишена смысла: некрасивое, близкое к уродливому, жирное лицо, торчащие над толстыми губами редкие волоски усиков... Даже рыхлая фигура с выпирающим животом и неряшливая одежда - всё кричит, вопит о том, что передо мной пресмыкающееся, обладающее одним лишь условным рефлексом - жаждой наживы! И как такому вот экспонату могли верить по-настоящему идейные, готовые жизнь отдать за убеждения, люди? Неужели не чуяли, не замечали? Всё ведь написано на нём, как на полотне, стоит только присмотреться внимательней!
... - Я знаю о тебе всё, подонок... - завершаю я. - А твоё личное дело... Папка с твоим личным делом будет отлично смотреться на товарищеском суде боевой организации эсеров. Хотя, какой ты им товарищ, гнида?.. - указательный палец всё сильней вжимается в металл курка. Ещё секунда, и я...
- Чего вы хотите? - его губы, наконец, разжимаются.
- Ты расскажешь мне всё, что знаешь, слышишь?! И если я поймаю тебя хоть на малейшем, уловил? Хоть на малом несоответствии... - я с силой прижимаю дуло к его лбу. - Мне тебя не жаль, Евно Азеф, помни об этом!
- Спр... Спрашивайте!
- Фамилия вышедшего отсюда пять минут назад?!
- Об... Оболенский! - от страха он начинает заикаться.
- Хорошо! Какое отношение Оболенский имеет к боевой организации эсеров? Ну?!.. - я хватаю того за ворот. - Говори!..
- Н-н-н... Никакого! Он... - Азеф спотыкается на полуслове.
- Что 'он'? - с силой встряхиваю я стремящееся обвиснуть тело. Ещё обморока мне не хватало, клиент только-только созрел! - Что 'он', или я стреляю? Раз... Два-а-а-а...
- Д-деньги. Он снабжает деньгами...
- Он лично?!..
- Г-говорит, что да, но... Д-думаю, не он сам... Ув-верен!..
- Кто платит?! Ну?!!!..
- Тот, чей он адъютант... - едва слышно выдыхает полумёртвый от ужаса провокатор.
Воистину чудны дела твои, Господи! Вспомнив бородатого человека, который был ошибочно принят мной во Владике за императора Николая и его взгляд с ленивой поволокой, я внутренне содрогаюсь. Нет, всё понятно - Романовы, монархия... Глупость, несущая за собой народную кровь, личные интересы, переходящие в кровопролитные войны... Но чтобы вот так, в наглую пилить сук, на котором сидишь, финансируя террор, ради амбиций и влияния?!.. Впрочем, о чём это я? Сейчас, к примеру, передо мной дрожит и кажется, уже обоссался со страху - отличный представитель такой породы людей. Разве, рангом пониже да внешне менее презентабелен. Но суть одна - таких сволочей хватает везде. И чем выше смотреть, тем влиятельнее сволочь... Этот - предаёт своих товарищей, революционеров. Тот - семью и страну.
Я с ненавистью отшвыриваю трясущегося подонка от себя. Потеряв равновесие, тот беспомощно валится в угол, увлекая за собой вешалку. Из-под груды наваленной на паркете одежды начинают раздаваться душераздирающие всхлипы и рыдания, но издающего их мне ничуть не жаль. Дело остаётся за малым - усадить мразь за стол и вручить перо с бумагой. Да тщательно, как можно более подробней и детально заставить его всё написать. Про Оболенского с Александром Романовым, про охранку и эсеров... Про прошлые и будущие 'акции', как у них именуются, кажется, теракты... Заставить написать за жирной, издали видной подписью: 'Евно Азеф', чтоб в металле было отлито, а после... Ну, не готов я ещё самолично казнить и убивать. Воевать - могу, а выстрелить в безоружного, пусть даже и подонка - нет уж, увольте. Пусть с ним охранка разбирается, благо, теперь есть, кому... Спиридовичу такой презент подброшу - второй день парень работает, а уже вскрыл вселенский, считай, заговор!..
Впрочем, пора прекращать ломать комедию, не то сейчас весь дом сбежится. Подойдя к вороху одежды, под которой уже несколько попритих хозяин квартиры, я ворошу ногой волосатое пальто:
- Подъём, Евно, хорош реветь! Пошли за стол, займёмся делом! Ну же, чего разлёгся?! Мужик ты, или...
Закончить я не успеваю. Что-то с силой ударяет меня в грудь, и только потом в сознание, оглушая, врывается сухой хлопок. Хлопок, который за время пребывания здесь, в прошлом, я не спутаю ни с чем и никогда - ибо наслушался их до конца своих дней. С лихвой и перебором. В сознание вместе с ударом врывается звук револьверного выстрела.
- Ах ты...
Чувствуя, как подкашиваются ноги я пытаюсь поднять правую, так не вовремя опущенную руку с наганом - а она, рука, совсем не слушается хозяина... Ну же, давай рука, стреляй туда, в этот ворох одежды! Мозг - дай приказ пальцам начать работать, как работали они всегда, с самого детства, убей этого гада, пока ещё можешь, ведь он только что тебя убил! Убил?.. Как странно звучит... Ведь я пока ещё живой, пусть и беспомощно валюсь на пол... Но... Бессильные пальцы предательски разжимаются, так и не подчинившись приказу нервного центра. И почти сразу, неожиданно, мне становится всё... Рав... Но.
Всё равно на стук, с которым я свалился на пол - что с того, что стук, я ведь почти не ощущаю боли!
Без разницы мне и на грохот рядом... Очевидно, это Азеф отодвигает вешалку, подымаясь на ноги? Молодец! Ну, что-ж, ему так и надо поступать, он ведь не убит, как я?
Абсолютно наплевать на то, что должно произойти дальше. Сейчас он должен сделать контрольный выстрел, мне в голову. Я часто видел это в фильмах, много читал о таком: в новостях, в художественной литературе... Киллеры всегда делают 'контрольный', после которого - всё. Странно, но мне совсем не страшно, хоть я много раз и представлял это на себе... Интересно, мир сразу схлопнется и тут же наступит ничто?
Меня не волнует даже громкий шум, внезапно ворвавшийся в помещение, шум, похожий на топот и вместе с ним чьи-то крики. Кто-то кричит, точно... Наверняка, это сбежались соседи? Ещё бы - стреляли же...
Хлопок. Ещё один. И ещё целых два подряд - один за другим. Зачем же столько контрольных, Азеф? Неужели ты не можешь попасть в голову неподвижно лежащего человека? Эх, ты, а ещё провокатор...
Чьи-то руки бережно подхватывают меня, разворачивая на спину.
- Господин флигель-адъютант!!! Господин флиг... Быстрей на улицу, Пашук!!! Доктора из-под земли достань, или головой ответишь!!!
Проворные руки бесцеремонно начинают рвать на мне китель, лишая его пуговиц. Я хочу сказать их хозяину, что не надо, можно ведь просто расстегнуть, но почему-то не получается. И последнее, что я чувствую - как что-то туго стягивает мне грудь, лишая возможности полноценно дышать. Эй, как же я без возд... И наступает тем-но-та.
17 августа, среда.
Ночью пришла телеграмма, что Маньчжурская армия вышла, наконец, в прямую видимость крепости Порт-Артур. Японцы отступают. Всё утро провёл в дурмане после этого! Кажется, Господь вновь на нашей стороне!
Ездили в Красное Село на Егерский праздник, снялись группой с офицерами.
Собрался Комитет министров, после обеда заседали до позднего вечера.
PS Получил неприятное известие о ранении новоназначенного флигель-адъютанта С. неустановленным лицом в столице. Больного в беспамятстве доставили в Царское Село - глупость, надо было оставить в городе. Распорядился приставить Боткина и сделать всё возможное. Ужинал у мама, читал до позднего вечера.
20 августа, суббота.
Утро было тихое, холодное и туманное. Ездил к обедне с тремя дочерьми.
Итак, реформа. С первого сентября начинает действовать Совет Министров, новое объединённое правительство. Возглавит сей орган, несмотря на активное нежелание, П.И. Столыпин. Новым манифестом провозгласил созыв нового органа - Государственной Думы, срок первого созыва установил не позднее второй половины октября. В Петербурге крайне неспокойно, рабочие бастуют.
PS Флигель-адъютант С. весьма плох - ранение тяжёлое. В себя пока не приходил. Однако Боткин утверждает, его жизнь вне опасности.
22 августа, понедельник.
Свершилось! Порт-Артур вновь наш, японцы сброшены в море! Много пленных, Япония, по непроверенным слухам, сегодня запросит мира. Жду английского посла после обеда.
- Э-э-э-эй... Помогите!.. Э-э-эй!.. Тону!..
Бесполезно кричать. Ненавижу море! Теперь - точно ненавижу... Волны захлестывают, и держаться на поверхности все трудней. Я наглотался воды на всю свою будущую жизнь. Похоже, недолгую. Кто там говорил, что соленая вода держит тело на поверхности? Смело плюнуть в лицо и растереть ладошкой. Тянет ко дну...
Ничего не помню - как я здесь оказался? Почему я в море, хотя должен быть... Где я должен быть?! Море, откуда-то я уже это помню... Упал с корабля? Какого?!..
Пытаюсь лечь на спину и расслабиться: вроде бы так надо поступать для экономии сил?.. Где-то читал или видел в кино... Умирать все же очень не хочется!..
Сквозь плеск волн пробивается посторонний звук. Неужели корабль?!. Ура, я спасен! Сейчас главное не паниковать, дождаться подмоги! Моментально переворачиваюсь и пытаюсь оглядеться. Корабль!!!
Недалеко, примерно в километре от меня, возвышается серая громадина! Она движется как раз сюда, в мою сторону!
Я из последних сил машу руками и захлебываясь кричу:
- Тону-у-у-у!!! Спасите!!! Хелп!!! - неожиданно для себя самого перехожу я на английский.
Темная громадина приближается, видна вытянутая, выходящая далеко за корпус палуба и одинокая, короткая труба. Удивительно... Авианосец? Значит, американцы? Но откуда современный американский авианосец в пятом году? Или, не в пятом?!.. Плевать, хоть римская триера до нашей эры, только спасите меня! Волны накатывают одна за одной, то поднимая, то вновь опуская. От этих качелей уже неслабо мутит, если что. Сил почти не остается, но я собираю в кулак последние:
- Хелп, плиз!..
Громкий гудок. Заметили! Теперь только не захлебнуться, только дождаться помощи!
Огромный серый корпус увеличивается, нависая надо мной. Что же так медленно, вытащите же меня поскорей!!!
К шуму, издаваемому авианосцем, добавляется посторонний, нарастающий с каждой секундой, гул. Вертолёт! Вон он, совсем близко!!! Оттуда тянется трос с человеком, это спасатель! Ура!!!
Делая несколько отчаянных гребков, 'на зубах' плыву в его сторону, приближаясь к своему избавлению. Гребок, ещё один... Я хватаю протянутую руку, намертво вцепляясь в неё всей пятернёй. Оторвать сейчас меня не сможет никто и ничто. Хоть сам Посейдон, мать его... Который меня чуть не утащил в свое царство, да фиг тебе теперь! У меня есть протянутая рука, и пошел ты, Посейдон. Я спасен!
- Держись, мля!.. - по-русски орёт мне голос, перекрикивая шум лопастей. На меня уверенно, не церемонясь, цепляют что-то вроде страховки альпиниста.
Я удивлённо подымаю голову. Не американцы? Русские?!.. Но... Повернувшись в сторону корабля, я оглядываю громадину. Это не 'Адмирал Кузнецов', ничуть... Скорее, 'Рональд Рейган', судя по размерам, хоть и какой-то странный... Да и вертолёт совсем не Милевский... Что такое?
Последнее, что я вижу, когда трос начинают подтягивать вверх, это огромную, выполненную золотом надпись на кириллице, украшающую борт авианосца. Надпись 'Адмирал Рожественский'. И то ли от перегрева на солнышке, то ли от того, что наглотался солёной воды... То ли ещё от чего... Но мне становится плохо и я отключаюсь. Потому что никогда и ни при каких условиях ни в России, ни в Советском Союзе... Да хоть где. Не существовало и не могло существовать авианосца с таким именем.
Не хочется открывать глаза... Так спокойно и комфортно находиться внутри себя, отделённым от внешнего мира стеной из закрытых век. Тело расслаблено, нигде ничего не болит и не ломит - редкое ощущение, чем старше становишься, тем больше его ценишь... Впрочем, не так уж я и стар, мне всего лишь тридцать пять? Тридцать пять, но за эту треть века я успел нахвататься впечатлений на несколько жизней. Особенно, за последние три месяца, в прошлом... Три месяца в прошлом!!! Нет-нет-нет, только, не там... Господи, пощади, а? Давай я окажусь не в прошлом, а в нормальном, о-кей? Ну, там, где мобильная связь, чемпионаты мира по футболу раз в четыре года и аптека за углом? С антибиотиками бактерицидным пластырем в целлофане? И чипсами с пивом по пятницам!!! Чего тебе, Господи, стоит, а?!..
Я осторожно пробую пошевелить указательным пальцем правой руки, не открывая глаз. Ну её, эту реальность, начнём с малого! Та-а-а-ак... Палец послушно подчиняется, сгибаясь, как ему и приказано. Приказано... В памяти всплывает мысль, связанная именно с приказом и неподчинением. Конечности... Точно!!! В голове вихрем проносятся последние зафиксированные события. Меня же убил Азеф! Подло, из-под вороха одежды. А потом я оказался в море, и меня подобрали, подобрали... Подобрали с авианосца, мать его, 'Адмирал Рожественский'!!! Ни фига себе... Это что, я так на будущее повлиял? Нет там, случайно, хоть тральщика какого, носящего скромное название 'Поручик Смирнов'? А что, я был бы не против... Это значит, что меня вернули в будущее? Обратно? Ур-а-а-а!!!
Осторожно открываю глаза. Темно, как в ж... Короче, темно. Как в жизни! Если я на корабле и авианосец - не плод воображения, это значит, должна быть качка? Но кажется, всё статично, да и тишина вокруг - гробовая?
- Эй, есть тут кто-нибудь?.. - мой голос звучит хрипло и странно. Будто принадлежит не мне. - Эй?..
Рывком я сажусь на кровати, и... И охнув, тут же валюсь обратно - неимоверная слабость во всём теле едва не позволяет даже сесть.
- П... Помогите!..
Я умер? Попал в чистилище и сейчас меня будут распределять, да? Или, что там делают, в чистилище? Не чистят же?! Признаться, я не силён в христианских нюансах и понятия не имею, что происходит с душой в обозначенном месте. Но в том, что ничего хорошего, особенно учитывая мою малоправедную жизнь - не сомневаюсь.
Хрип моего дыхания (уже лучше - потреблять кислород, а тем более хрипеть душа явно не должна) нарушает посторонний звук. Слышен скрип открываемой двери и помещение освещается слабым светом.
Вот, сейчас придёт злой чёрт, возьмёт меня за шкирку и утащит в... А свеча у него - дорогу освещать, мало ли - спуск крутой, споткнётся ещё! Но это не чёрт... И похоже, даже не чистилище - разве только, ангел? Потому что лёгкие, почти невесомые шаги приближаются вплотную, и нежная ладонь ложится на мой лоб.
- Вы очнулись?..
Где я мог слышать этот голос? Ну же, где? Мало какие голоса способны заставить моё сердце стучать, словно индейские тамтамы! Но этот - заставил! Нет, откуда? Не может быть! На авианосце 'Адмирал Рожественский' - точно, не может быть её! Да и как она могла бы обернуться из Владика, если предположим, я всё ещё в пятом году, за несколько дней? Сколько я пролежал в отключке? День, два? Ну пусть - неделю!
- Вы - кто?.. - задаю я, наверное, самый идиотский вопрос в моём положении. Потому что всё уже понимаю.
Свеча поднимается выше и из темноты проступают знакомые, ой как знакомые черты девичьего лица: чуть вздёрнутый носик и два большущих, как у того смайлика в соцсетях, глаза. И ничего больше... Это она!!!
- Не узнаёте? - голосок вдруг грустнеет.
Ещё в детстве мама говорила, что язык мой - враг мой. Потому что я не придумываю ничего лучшего, чем сквозь слабость заявить в ответ:
- Э-э-э... Если вы не Валентина Терешкова и не Савицкая - то каким образом, не пойму?!.. Так быстро приехали?..
Уже в процессе понимая, что говорю чего-то не то. Ну откуда Елене Алексеевне Куропаткиной, девушке из начала двадцатого века знать о советских космонавтках, ей-богу? Кара следует незамедлительно:
- Пф-ф-ф... - свеча дёргается, едва не погаснув. - Знаете что, господин Смирнов!!! Могли бы и умолчать о ваших... Пассиях!
Гневный огонёк свечи, воспарив в высоту, начинает уверенно удаляться. Вместе с мимолётным видением той, которую... Которую, в общем, люблю - чего греха таить! И никаким космонавткам, пусть они и достойнейшие женщины, с этой девушкой не сравниться!
- Елена Алексеевна, это не то, что вы подумали!!!.. - вновь пытаюсь подняться я и обессиленно падаю со стоном. - Я правда, очень вам рад и даже не надеялся... Но как вы так быстро... Какое сегодня число?..
- Утром было четырнадцатое. - Огонёк замирает у выхода. - Но сейчас уже ночь, и потому...
- Августа?!
- Сентября, господин Смирнов! Через три дня будет месяц, как вас... - её строгий голос вдруг срывается. - Как вас едва не убили...
Четырнадцатое сентября, мама дорогая!!! Я почти месяц провёл в отключке!!!
- Где я?
- Вы - в Александровском дворце Царского Села! А я... Я уже десять дней ухаживаю за Вами, господин ловелас! Быстро же вы, как я вижу... Ухаживаю по протекции Павла Ивановича и с разрешения их Величеств, между прочим! Но это ни о чём, слышите? Ни о чём ещё не говорит! Так что имейте в виду, господин... Ой!.. Вам плохо?! Простите меня, слышите!!! Вам ведь нельзя волноваться...
Она подбегает ко мне и я чувствую, как что-то холодное касается лба, но ситуацию это не спасает - я позорно вырубаюсь. Четыре недели в бессознанке - мда... Случится же такое?
Кто может повелевать монархами? Господь Бог, скажут мне в ответ? А вот и нет! Точнее, да, наверняка, но в мире материальном царями, королями, президентами и даже римским Папой, готов спорить, управляют вовсе не люди в чёрном, как думает фанат теории заговора и одноимённого американского фильма. Управляют ими люди в белом, то есть - доктора. Именно доктор может приказать пациенту подготовиться, к примеру, к клизме, и человек, способный стереть нажатием кнопки пять материков с лица Земли покорно примет подобающую позу. А куда деваться? Врач прописал, так что - молчу, молчу... В моём клиническом случае всё оказалось хоть и проще (клизм при пробитии лёгкого не прописывают что в пятом, что в две тысячи двадцать пятом), но лечащий врач Боткин распорядился окружить меня полным покоем. Распоряжение, причём, распространилось на всех, включая царствующую семью. Да-да, это тот самый Евгений Сергеевич Боткин, интеллигентный бородач лет сорока с высоким лбом и безупречными манерами русского дворянина. Расстрелянный вместе с царской семьёй в Екатеринбурге спустя десяток с гаком лет. Навещать же меня, вплоть до особого распоряжения медицинского светила, имеет право лишь Елена Алексеевна - она остаётся дежурить в моей комнате по ночам. Да и то, исключительно потому, что прошла школу медицинских сестёр, или как там у них это называется... Сестёр милосердия при Красном кресте, кажется. Честно говоря, для меня, человека двадцать первого столетия подобное выглядит неуместно, что ли? В общем, первое время было порядком неловко - мало приятного, когда при любимой тобой девушке меняют повязку с сукровицей, но... Но девушки из высшего русского общества - на то они и девушки из этого общества, в общем. Действуя максимально тактично и ненавязчиво, Елена Алексеевна сумела свести к минимуму щекотливые моменты. К тому же, помимо неё за мной ухаживают две местных сиделки, так что всё нормально. Ну, почти.
В первый же день, как я пришёл в себя, я попытался-таки качнуть права и вытребовать к себе Спиридовича. Для сообщения, скажем, некоторых деталей касательно услышанного у Азефа, но... Но наткнулся на такую холодную стену непонимания и возмущенный взгляд Боткина, что решил не испытывать судьбу. Нет, так нет. Однако, по скудной информации, вытянутой, несмотря на запрет из Елены Алексеевны (женское сердце - оно такое, особенно, любящее), я знаю уже, что в государстве прошла масштабная правительственная реформа. Как знаю и то, что с Японией заключён мир на условиях Российской Империи - ура, и ещё раз - ура!!! Порт-Артур, как и Квантунский полуостров возвращены к довоенным условиям, а Империя восходящего солнца нервно курит в сторонке, отсиживаясь на своих островах... Значит, случилось, сработало? И те люди, что погибли благодаря моему вмешательству - умерли не напрасно? Дай то Бог! Но только вот... Только вот того иммунитета, что был у меня во время русско-японской войны, у меня, похоже, больше нет. Иначе я не валялся бы между жизнью и смертью целый месяц, а ведь во время всей, слышишь, Карл?! Всей русско-японской войны меня не зацепил даже малый осколок! Там, где в фарш крошило людей в двух шагах от меня, я отделывался лишь лёгкими контузиями. А теперь - один-единственный выстрел, и смертельное, по словам Боткина, ранение. Тот до сих пор диву даётся, как я выжил... Значит, моя миссия ещё не окончена? Я для чего-то нужен?
За окном брезжит рассвет. Сквозь тёмные шторы комнаты пробиваются первые лучи осеннего солнца - и я наблюдаю за переходом от ночи к дню с равнодушием философа. Ну, да - всё пыль, и солнце с империей, и будущее, которое не написано, как оказывается... И прошлое, которое я меняю. Тут, в комнате Александровского дворца царит почти гробовая тишина - их величества выделили мне комнату в самом тихом его крыле, на втором этаже, подальше от шумных коридоров. Но и на том спасибо - знал бы я, что в моей судьбе будет принимать участие не абы кто, а сам Николай Второй, дюже бы подивился, наверное! Слух улавливает тихие шаги за дверью - значит, наступает время процедур и утреннего посещения.
- Ну-с, господин Смирнов, я вижу, вы делаете серьёзные успехи? - Доктор Боткин как всегда учтив и интеллигентен. - Температура отсутствует третий день, аппетит - сам завидую, глядя на вас! С сегодняшнего дня можете приступать к пешим прогулкам в парке. Разумеется, под присмотром... - он оборачивается к выходу и добродушно улыбается. Где-то там, за дверью, вердикта эскулапа ожидает Елена Алексеевна. - В общем, под присмотром сами знаете, кого!
Я покорно киваю - чего уж там, присмотр надо мной таков, что... Что муха не пролетит! За ту неделю, что я пришёл в себя, Елена Алексеевна не отходит от меня ни на шаг. Евгений Сергеевич, между тем, продолжает прохаживаться взад-вперёд по комнате, поглядывая на меня с любопытством:
- Признаться, в моей практике вы уникальный случай! После подобного ранения, да с такой кровопотерей... Как правило, шансы выжить после повреждения лёгкого и без того невелики, но вас, милейший, спасает Господь, не иначе! Кстати, мне никак не даёт покоя ваш шрам в подбрюшье...
Боткин подходит с явным стремлением сдёрнуть с выздоравливающего одеяло. Выздоравливающий же, однозначно не желая касаться данной темы, с упорством сумасшедшего натягивает его на себя. Удивлённо оглядев непокорного больного и пробормотав что-то вроде 'ну да, ну да', врач задумчиво отходит в сторону. Впрочем, коснуться запретной темы будущего придётся в любом случае. Деваться некуда.
Вообще доктор Боткин - невероятный интеллигент и профессионал, это прослеживается в каждом его движении. Спокойный, уравновешенный, никогда не повышающий голоса и умеющий внимательно выслушать собеседника человек. Его бы в наше время да оборудования ему подбросить соответствующего, но... Я, кстати, уже целую неделю мучаюсь во время его визитов, собираясь рассказать о некоторых медицинских достижениях... Ну, хотя бы двадцатого века, что ли... Что смогу, во всяком случае. И возможно, сейчас тот самый момент:
- Евгений Сергеевич! - начинаю я. - Мне приходилось немало путешествовать, и... - я старательно подбираю слова.
- И?.. - выходит врач из задумчивости.
- И один из стариков в одной глухой сибирской деревне... По фамилии Вишневский, между прочим, поведал мне рецепт одной чудодейственной мази... - выпаливаю я, красный от стыда. Врать всё же так и не научился толком.
- Мази для чего? - немедленно реагирует Боткин.
- Мази от... Ну... От гноящихся ран! Он сообщил мне три компонента, но я уверенно помню лишь два: дёготь с касторовым маслом. А вот третий... Ксерок... Ксило... Не помню!!!
Я морщу лоб. Оказывается, не так-то это и просто, сообщать девайсы будущего предкам! Ну, что вот за хрень этот третий, последний компонент? Боткин мне, судя по недоумённому лицу, помогать явно не собирается. Не хочет, или не знает? Я с надеждой смотрю на Боткина, но лицо его остаётся непроницаемым. Вот же, блин...
- Не помню! - сдаюсь, наконец, я. - Евгений Сергеевич! Раз мне можно начинать гулять в парке и вообще, могу я, наконец, встретиться с господином Спиридовичем? Я у вас тут как в тюрьме, ей-богу!
- Можете. Более того, - он смотрит на часы, к обедне вас должен навестить государь, так что приготовьтесь, я ничего не имею против. Поскольку, голубчик, ваша жизнь теперь вне опасности... Да, за дверью ожидает господин генерал-адъютант Его Величества...
- Павел Иванович?!..
- Господин Мищенко.
- Так чего же мы ждём?!
- Куда вы, молод... Да стойте же!..
Но я ничего не слушаю. Вскочив с кровати почти в чём мать родила, подштанники не в счёт, я шлёпаю босиком к двери. Мищенко, родной ты мой... Ну, наконец-то! Как же мне тебя не хватало!
Наплевав на угрожающие вопли Боткина за спиной, я распахиваю дверь и позабыв о субординации немедленно падаю в крепкие, пахнущие табаком, объятия. Павел Иванович, дорогой... Твёрдый ком подкатывает к горлу, мешая что-то сказать. Сказать о том, к примеру, что меня тут едва не убили, и я месяц провёл в коме... Что как же меня задолбало это всё, и вообще - почему так долго-то? Я неделю уже в сознании, так какого лешего не пришёл раньше?! А?!..
- Гм... Господин флигель-адъютант, подштанники - не лучшая форма одежды, прошу заметить! - шепчет мне в ухо знакомый голос. - Учитывая, что на нас смотрит дама.
В запальчивости я даже не замечаю стоящую рядом и старательно отворачивающуюся Елену Алексеевну... Кажется, улыбающуюся. Какой позор! Мищенко тоже сияет, словно тульский пряник. И пока я мчусь за одеждой, красный от стыда, как рак, громкий голос Мищенко обрывает недовольное ворчание Боткина:
- Евгений Сергеевич, покорнейше прошу разрешить мне переговорить с вашим буйным пациентом с глазу на глаз! Дело срочное, отлагательств не терпит. Дадите час?
- Говорите, чего там... Разве господина Смирнова удержишь... - разводит руками Боткин. - Полчаса!
Пройдя рядом и исподтишка погрозив мне пальцем, тот оборачивается у самого выхода, делая угрожающее лицо:
- До моего возвращения на улицу ни ногой! Сперва замерим температуру, позавтракаете и вот тогда... Под моим личным присмотром... Павел Иванович?! - доктор строго подымает брови.
- Прослежу лично! - согласно кивает Мищенко.
- Под вашу ответственность!
Дверь закрывается.
- Павел Иванович, как же я рад... - я впопыхах натягиваю на себя новый, с иголочки мундир. Старый был чуть великоват, а этот аккурат в пору! Как в нём родился - похоже, мерки сняли, пока в коме отдыхал... Обнаружил его на плечиках, когда пришёл в себя. - Вас, кстати, можно поздравить! Война выиграна... - торопливо зашнуровываю я ботинки.
Заложив руки за спину, генерал делает несколько шагов по комнате, молча слушая меня. С интересом останавливается у столика с перевязочным материалом, трогая изогнутые ножницы и что-то бормоча себе в ус. Затем, резко развернувшись на каблуках, извлекает из планшетки свёрток. Всё так же молча протягивая его мне.
- Что это? - осторожно беру я шуршащую бумагу.
- Ваше? - усмехается он. - Доставил вместе с сейфом, лишь сегодня снял печать и с разрешения государя самолично сейф вскрыл.
Осторожно разворачивая пакет, я вдруг чувствую, как бешено начинает колотиться сердце. А перед глазами от волнения бегут красные круги - видно, не зря Боткин опасался, я всё ещё слишком слаб для таких потрясений! Не прошло и полугода, как я в последний раз держал его в руках, в каюте Рожественского на броненосце 'Суворов'... Не прошло и полгода, а кажется, что минула целая жизнь! И вот он снова в моих руках - телефон из двадцать первого века тут, в одна тысяча девятьсот пятом году, во дворце Государя всея Руси... Не верю!!!
Я осторожно вынимаю продолговатый чёрный корпус. Как же непривычно ложится в руку - действительно, будто целая жизнь прошла! Так, стоп! В последний раз заряда оставалось процентов тридцать, и по идее, если покойный адмирал после сражения не пытался дозвониться в Питер с победной реляцией (в чём сильно сомневаюсь), то... Хотя, вряд ли - четыре месяца, пусть даже был выключен, всё равно батарея сядет...
Мищенко с интересом наблюдает за моими манипуляциями, не вмешиваясь.
Дрожащей рукой я с силой вдавливаю кнопку, затаив дыхание... Раз, два... Ну же?!..
Чуда не происходит - аппарат не подаёт признаков жизни. Хотелось бы верить, что не сдох, а всего лишь разрядился! Вроде бы, на корабле мы с Матавкиным всё сделали правильно: я извлёк аккумулятор и протёр все внутренности корабельным запасом медицинского спирта... Значит, остаётся надеяться, что телефон просто разрядился от времени! И поэтому требуется, требуется...
- Ну, как успехи? Работает? - нарушает тишину Мищенко.
- Нет, Павел Иванович, пока нет... - я усиленно шевелю извилинами. Так, что там этому девайсу надо, кажется, пять вольт? Мини юэсби? Где я тут юэсби-то возьму, в пятом-то годе?!.. Поэтому, придётся заряжать сам аккумулятор. Не спалить бы... Электричество во дворце имеется, остаётся выяснить его стандарты да соорудить зарядник.
- Вышло из строя? Ну, оно? Как оно у вас называется? - кивает генерал на смартфон.
- Смартфон...
- Смарт... Что?
- Телефон, говоря проще...
- Ну! - Мищенко старательно не подаёт виду, пытаясь скрыть удивление. - Так что с этим смарт... Телефоном? Вышел из строя?
- Надеюсь, что нет... - сняв крышку, я бегло осматриваю аккумулятор и внутренности. Разводов соли на первый взгляд не видать, но это ещё ничего не значит - коррозия штука такая... Ладно, чего гадать - надо сделать зарядку да проверить. Единственный способ!
- Что же требуется для запуска? Этого... Смартфона? - генерал с трудом выговаривает новое слово, от чего я едва не прыскаю со смеху.
- Что требуется? - морщу я лоб. - Толковый инженер по электрической части да небольшая мастерская с оборудованием. Чтобы сделал то, что я скажу. Надеюсь, больше ничего!
- Будет сегодня же... - Мищенко извлекает из планшетки блокнот и ставит в нём пометку карандашом.
Ну и отлично!
Отложив девайс в сторону, я встаю на ноги и подхожу к зеркалу, поправляя по дороге воротничок. Придирчиво оглядев отражение, остаюсь больше довольным, чем нет: на меня смотрит похудевший, но вполне себе живой и даже слегка улыбающийся поручик по адмиралтейству. А раз так, то... Когда там визит ко мне государя? В обед? Государи меня ещё не навещали, ни в этом времени, ни в другом, а посему - надо подготовиться. К примеру - сходить в парк и подышать свежим воздухом в компании... В компании! Всё ещё будет, Слава, всё ещё будет! Сделаем мы тут и авианосец 'Адмирал Рожественский', и даже буксир 'Поручик Смирнов', если повезёт!
Едкая питерская грязь мгновенно налипает на начищенные в Царском Селе ботинки, не успеваю я спрыгнуть с подножки и сделать несколько шагов по перрону. В довершение всего встречающий офицер, похоже, где-то потерялся, и местное свинцовое небо не упускает возможности оросить холодным дождём незадачливого путешественника во времени. То есть, меня. Да уж, климат тут - отдельная история! И мне до сих пор не понятно: почему ссылали в России в Сибирь, а Петербург, к примеру, столица империи и вообще: Северная Венеция? Несправедливо и неправильно, считаю! В Томске во второй половине октября куда как теплее, помнится...
Кляня на чём свет стоит недотёпу встречающего, погоду и в конце концов себя самого (как ни крути, моя была идея посетить открытие первой Государственной Думы самолично - это ведь история, ёлы-палы, а я же любопытный - Зимний дворец, торжественный приём, все дела), я закуриваю папиросу и прижимаюсь к фонарю. Тут меньше капает. Уходить нельзя - встретить меня должны у последнего, пятого вагона, и посему придётся мокнуть. Российский, мать его, бардак. Впервые выбрался в город, спустя два месяца после ранения, и такая подстава!
Царскосельский вокзал - он особый. Нет здесь ни торговок с пирожками, ни бабок в рязанских платках, выгружающихся с гигантскими корзинами и кучей детишек из вагонов... Ни шума, ни суеты - как никак, первый вокзал страны, отсюда царская семья отправляется. Всё вокруг чинно и благородно: и минимум встречающей публики, состоящей в основном из военных и людей в строгих сюртуках, и максимум полиции, придирчиво оглядывающей прибывающих и отправляющихся. А сегодня, в связи с торжественными мероприятиями в городе, охрану усилили вдвое: видна группа в мундирах как в начале перрона, так и в конце. Но, просто наблюдают, документы не проверяют - в России начала двадцатого столетия такое вообще не принято, и не скажу, что это на пользу... Я хоть и сам не особый любитель 'органов', но пользу они иногда приносят. Впрочем, и документы здесь так себе - подделать на раз-два. Разве, печать гербовая - так и что? Умельцев хватало во все времена...
Поплотней закутавшись в шинель, я тоскливо смотрю в сторону входа в здание. Офицер охранки, насколько понимаю, должен появиться именно оттуда. И как бы встретить флигель-адъютанта Его Величества, который, как бы, ради этого свалил от вездесущего Боткина если что, и загодя уведомил ещё вчера коллег из спецуры в Царском Селе о месте и времени прибытия, шьорт его дьери!!! Что за безалаберность такая?! Я тут, понимаешь, державу спасаю, смартфон им включил, чертежи Калаша передал (нашлись в скачанной литературе), двигатель внутреннего сгорания современный нарисовал (фигня что от чуждой родине 'Тойоты Короллы', собственником которой являюсь в своём времени. Японцы войну продули, в конце концов? Продули! Пусть теперь и платят репарации!)... А предки что? Даже встретить толком не могут! Неблагодарные, вот что я им скажу!..
Паровоз даёт протяжный гудок, выпуская облако пара, и под медленно набирающее силу 'чух-чух' поезд начинает отваливать. В депо, или куда он там... Царскосельский вокзал - конечная, ну, либо начальная, станция. Смотря откуда считать.
Поскольку стоять под фонарём в отсутствии уехавшего пятого вагона больше не имеет смысла, а ледяная вода нашла себе удобную дорожку прямиком мне за шиворот, я, выругавшись сквозь зубы, тоже решаю покинуть место дислокации. И добираться до Дворцовой площади самостоятельно, без помощи столь неблагодарных предков. Тоже мне, пращуры!
- Господин офицер, кофием побаловаться с пряничком? А может, чего покрепче? - подмигивает мне румяный мужик в косоворотке, когда я прохожу у вокзальной лавки. - Промокли!..
Промок. Но начало мероприятия в два часа, а стрелки вокзальных показывают без четверти час. Едва успеваю! Если ещё извозчика возьму, здесь с ними всегда беда!!!
У выхода в город тесно и царит полумрак, и пока я помогаю какой-то даме с коляской вытащить на улицу перевязанные коробки (очевидно, с гирями), за спиной раздаётся:
- Обождём, Михаил Владимирович? Дождь кончится же когда-нибудь!
Михаил Владимирович... Я замираю. Много я знаю тут Михаилов Владимировичей?!.. Нет, не может быть... Да их в Питере миллион! Таких совпадений просто не бывает!
- Он здесь никогда не кончится... Ненавижу этот серый город! Идёмте же!
Кулаки сжимаются даже не от знакомого голоса, а от фразы, слышанной мной у квартиры Азефа. На улице Бульварной, дом пять, перед ранением. 'Ненавижу этот серый город...'. Ах ты падаль! И снова - случайно встретились? Так не бывает!!!
Когда доктор Боткин, наконец, разрешил меня посещать, то одним из первых моих визитёров стал новый шеф царской охранки - Спиридович. К слову сказать, пришёл он вовсе не потому, что мы крепко сдружились и последний беспокоился о моём здоровье - причиной стали мои навязчивые требования встречи с последним. Шутка ли: провокатор Азеф сообщает мне, что великий князь, сам Александр Михайлович Романов снабжает деньгами революционеров!!! А на квартире Азефа я застаю его собственного адъютанта Оболенского, караул, предательство!!! Надо бить, звонить во все колокола, арестовывать и предавать суду, Россию спасать, в конце концов!!! Господи, как же я умудрился не растерять с годами свою наивность...
Выпалив Спиридовичу всё, что видел и слышал, я, наверное, действительно ожидал какой-то реакции. Это ведь не Россия двухтысячных, здесь есть дворянство, честь, благородство? Самопожертвование и Правда, наверняка, и плевать, кто плохой: чиновник высокого ранга или сам родственник самого Государя. Государя, революцию против которого его же дядя и финансирует, к слову говоря! Усилиями этого 'дяди', между прочим, племянничка расстреляют вместе с детьми и женой, так чего же ты медлишь, Спиридович? Шеф спецслужбы, само название которой говорит об охране первого лица, эй?!..
- Вам надо поправляться, господин Смирнов... - С каменным лицом встал Спиридович со стула. - Поправляться и беречь себя! Евно Азефа мы ищем, ориентировки разосланы по всей империи...
- А Оболенский?! А...
Наверное, я действительно выглядел в тот момент сумасшедшим. Во всяком случае, на какую-то секунду мне показалось, что я вижу в глазах Спиридовича страх. Но - лишь на одну секунду. Снова присев на стул, тот заговорил со мной спокойно и медленно, будто с ребёнком:
- Господин Смирнов! Скажите, вам приходилось когда-нибудь принимать участие в сафари на слонов?
- В чём?!..
- В сафари, господин Смирнов. На слонов. Бывали в Африке?
- Н-нет... Но при чём здесь...
- Мне приходилось. А знаете, что случается, если ранить слона и дать подранку уйти? - Спиридович гипнотизировал меня взглядом своих голубых, с длинными ресницами на веках, глаз. - Знаете, господин Смирнов?
Я молчал. Выждав пару мгновений, шеф царской охранки медленно взял с тумбочки фуражку и снова встал. Сделав несколько шагов в направлении двери всё-таки обернулся, тихо закончив:
- Если слон-подранок ушёл и вы его не добили, господин Смирнов... То запомните: когда бы вы не появились опять в саванне, сколько бы времени не прошло... Но если вы вновь окажетесь в его владениях - он вспомнит вас и обязательно нападёт. И ничто не остановит его мести, поверьте. А слоны, господин Смирнов - это весьма и весьма страшные и могучие создания, особенно в ярости... Некоторые считают царём зверей льва - так вот, я с ними не согласен. Выздоравливайте!
И Спиридович вышел. Оставив меня в глубоких раздумьях о мире животных. Так поразительно напоминающий иногда наш, человеческий мир...
Кстати, о слонах: проклятие знания кто я и откуда странным образом не коснулось пока всего двух людей: собственно, неприкасаемого, строящего козни императорского дяди Сандро Романова, преспокойно гуляющего по театрам здесь, в Петербурге и нового наместника Его Величества на Дальнем Востоке, заменившего покойного Алексеева - Павла Ивановича Мищенко. Да-да, именно он и стал новым наместником, к немалому удивлению Петербуржской знати - всё Царское Село неделю гудело об этой новости, как растревоженный улей. И... Таковы причуды судьбы-злодейки - именно того человека, в совете которого я так нуждаюсь и присутствия которого мне так сильно не хватало в трудные моменты, рядом со мною теперь нет... Как мне показалось, Мищенко тоже не особо обрадовался новому назначению, пусть он полностью его заслужил и целиком достоин. Но - воля монарха не обсуждается, а работы у Павла Ивановича теперь - невпроворот: это и репарации от потерпевшей поражение Японии, и восстановление полуразрушенного Порт-Артура с изрядно потрёпанным флотом и изношенной матчастью. Новые, изрядно расширившиеся границы Империи, огромная Маньчжурская армия и все те миллионы мелких и крупных дел, с которыми предстоит столкнуться человеку на его должности. Человеку служивому до мозга костей и далёкому от больших интриг. Чуждому, скажу прямо, каких бы то ни было интриг в принципе... Две таких разных, в корне противоположных личности: Александр Романов и Павел Мищенко, этакие Инь и Янь, оба знают мою тайну и обоих провидение пока щадит - в отличие от многих других. Странно... Быть может, им ещё предстоит сыграть в судьбе Империи какую-то важную роль? А раз моя, Славы Смирнова судьба так тесно переплетена с Российской, то и в ней, родимой? На этот вопрос у меня пока нет ответа...
Я не оборачиваюсь, таща коробки кудахтающей дамы к выходу с вокзала. В ухо мне звучит ярко выраженный немецкий прононс:
- Герр официр, аккуратней, прошу!!! Умоляю, там ценнейший хрусталь, Баккара!!!.. - семенит вслед за мной то ли мадам, судя по хрусталю. То ли фрау, по акценту.
'Нет, я что тебе, грузчик? Вон они стоят, кстати, за гривенник хоть на Луну паровоз утащат!..' - внутренне чертыхаюсь я, всё же бережней перехватывая пудовую ношу и стараясь не светить назад профилем. Голоса же следуют прямиком за нами - только бы не узнал Оболенский! Не время! Узнает - стычки не миновать, я себя знаю. Если и не размажу подлеца по стенке, наплевать на ранение (кстати, как там поживает офицерский суд чести?!), то вмажу разок точно, как пить дать. А Мищенко рядом нет, чтобы нас растаскивать... Меня сейчас интересует другое: раз судьба даёт мне такие жирные подсказки, и я всего за три раза (!) посещения Питера трижды встречаю эту рыжую личность... Быть может, стоит не ломать дрова направо и налево, как ты умеешь, Слава? А прислушаться к прорухе Судьбе?
Идея, пусть и идиотская, возникает в голове мгновенно: 'Раз Спиридович вместе со своей охранкой (даже встретить не могут) не желают давать ход этому делу, то я и сам с усам. Как минимум, интересно, кто сейчас рядом с ним?
- На извозчике, Михаил Владимирович? - звучит за спиной.
- Ха! - гогочет Оболенский, попробуйте-ка, возьмите!!! Вы когда тут бывали, уважаемый, в последний раз? Ах, да - вы же с марта...
Я настораживаюсь: 'С марта? Уж не сам ли Ильич шагает вслед за мной, позади?'. Метафора так себе, конечно. Учитывая октябрятское прошлое и памятник в центре Томска. Да много ещё разных ассоциаций, если что - хоть тот же центральный проспект в родном городе... Это уже не глючные фантазии, навеянные покраской броненосца, Слава. Это Питер, тут всё серьёзно: город, в котором революции делаются!!!
- С марта... - скромно подтверждает собеседник.
Народ медленно выползает на улицу в узкое горлышко одной-единственной двери, создавая давку. Собеседник князя, кажется, дышит мне прямо в затылок... Вот если это Ленин! Такой молодой и юный октябрь впереди? Да в затылок дышит?!.. Зюганов, кстати, до конца жизни бы голову не мыл, окажись на моём месте... И не стригся.
А не слишком-то Оболенский уважителен к собеседнику, похоже?
Любопытство так и подмывает оглянуться, но я отчаянно сдерживаюсь. Кстати, Ульянов картавил, помнится, а этот вроде - нет...
- Герр официр, майн готт, аккуратней, молю!!!.. - вдавливается моя барабанная перепонка в глубь черепа. - Баккара, не разбейте же!!!..
Вместе с дамой и коробками я вываливаюсь, наконец, в дождливый Питер. Вслед за мной выходят и эти двое. Но оглядываться пока рано, стоят рядом, за спиной!!! Уфф!!! Не разбил хрусталь, мать? Ну, куда тебе поставить контрабандные ценности?
- Кучер, кучер!!! - оглушительно каркает экономная дама, указывая пальцем в даль привокзальной площади. - Кучер там!!! Нести туда!!!
К слову, главные башни 'Суворова' били, кажется, значительно тише. И, кстати, скромней!
- Лучше всё-же извозчика, убедили! - гогочет Оболенский снисходительно. - Зонт не при вас? Сочувствую!!!
Парочка обходит нас с обеих сторон и устремляется к извозчикам. Оболенский с раскрытым зонтом и его спутник, оказавшийся худощавым брюнетом с высоченной кудрявой шевелюрой, скромно шагает рядом. С каким-то увесистым свёртком. Нет, это точно - не Ленин!!! Ильич был лыс и - сила, нас учили! Дал бы он с собой так...
Подхватив порядком осточертевшие коробки и стараясь сильно не отставать, я двигаю вслед странной парочке. Соблюдая дистанцию и слушая наставления новообретённой, судя по их смыслу, хозяйки:
- ...Молодые люди у вас, в Россия, очень некультурны! Немецкий молодой герр вежлив и всегда помогает старшим! А вы, военный - чему вас только учат в ваша армия?!.. Осторожней с хрусталём, слышайт? Быстрей, кучер уйдёт!!! Шнель!!!
Ах ты... Ильза Кох, понимаешь, недоделанная! Та мегера в Бухенвальде часом, не твоя внучка будет?
Всё же прибавив шагу и стараясь не дать Оболенскому со спутником далеко оторваться, я не верю своим глазам:
'Нет, таких совпадений просто не бывает... Если это тот, о котором я думаю... Не какой-то там Ильич, а настоящий, матёрый творец революции! Идеолог, по сути, жестокий и беспощадный её фанатик. Не словами, как Ленин, а делами доказавший, что пролить реки крови для него - раз плюнуть ради благих, как он полагал, целей... Если это он, чего явно не может быть, то встреча эта - точно, не простое совпадение!.. Ну, обернись же, покажись анфас?..'
И мои мольбы не остаются без внимания. Свёрток, что несёт под мышкой худощавый брюнет вдруг выскальзывает, падая в уличную грязь. Охнув и отчаянно всплеснув руками, человек оборачивается, нагибаясь за ним...
Сверкает стеклом пенсне, и окончательные сомнения испаряются, как не бывало: в так похожем на студента какого-нибудь технического вуза пареньке я узнаю личность, сотни раз встречавшуюся мне на просторах интернета. В книгах домашней библиотеки. В множестве исторических и не очень телепрограмм. В генетической памяти несчастного народа, в конце концов, прошедшего через Большой террор. Человека, наверняка незаслуженно забытого в советское время и тщательно затёртого из всех 'Кратких курсов' и Больших Советских Энциклопедий. Но без непосредственного участия которого, положа руку на сердце, не состоялось бы ни Советское государство, ни те самые энциклопедии с 'Курсами'. Российского Робеспьера революции семнадцатого, зарубленного не ножом гильотины, правда, но ледорубом такого же фанатика как он в сороковом году в Мексике - государстве, давшем ему убежище в эмиграции.
Передо мной сейчас подымает из грязной питерской жижи упавший пакет Лев Давыдович Бронштейн собственной персоной, известный больше под псевдонимом Троцкий.
На секунду мы даже встречаемся взглядами - наверняка моя застывшая фигура с разинутым от изумления ртом привлекла внимание будущего карающего меча революции (не железный Феликс, именно он, меч!). Но - мало ли в огромном Питере зевак в военных мундирах? И откуда неуверенному в себе молодому человеку, попадающему своим происхождением под черту оседлости знать, что мы, в общем-то, давние знакомцы? Скользнув по мне беглым взором, Троцкий подбирает пакет и семенит торопливыми шагами дальше, вслед за удаляющейся спиной Оболенского.
- Шнель! Шнелль!!!.. - вырывают меня из оцепенения истошные крики немецкой фрау. - Что встал как истукан?!.. Неси, русский грубиян!!!..
Со слухом у меня всё в порядке и слово 'швайне', которым напрочь оборзевшая дама (пусть и вполголоса) завершает окрик, я различаю весьма отчётливо. Нет, ну это уже совсем перебор... Не спорю, Германская империя в настоящий момент дружественна Российской, а после победы над Японией, так и вообще - общие интересы и всяческие лобызания, но...
Пальцы мои вдруг как-то сами собой разжимаются, и тяжеленные коробки с французским хрусталём, подчиняясь закону Ньютона, устремляются в полном соответствии с векторной суммой сил притяжения, сообщающим им одинаковое ускорение. То есть, на грязную мостовую. Кажется, я расслышал в уличном шуме жалобный звон разбитого драгоценного стекла.
И, ничего не объясняя соляному столбу, в который вмиг превратилась уроженка прусских земель (жирно будет, а я не мать Тереза, могу и сорваться), я торопливо спешу к стоянке извозчиков, стремясь не выпустить из поля зрения парочку.
План, пусть и путанный, с массой пробелов, но созревает мгновенно: плевать на открытие Думы и все дела - буду действовать сам! Раз Империя не идёт навстречу, дядя императора преспокойно копает под племянника, а тому - пофиг, буду делать, как душа подскажет! К тому же, у меня в арсенале есть мощное, ой какое мощное, оружие...
Открытие первой Государственной Думы, кажущееся внешнее спокойствие в Питере - это обман, об этом я знаю как человек, близкий ко двору. Точнее, в нём последние два месяца обитающий. Несмотря на проводимые реформы, выборы и победу над Японией с выплатой репараций, тревожные новости регулярно приходят в Царское Село вместе с курьерами, везущими депеши, новостями о гибели очередного генерал-губернатора, волнениях на заводах и революционных прокламациях, появляющихся то тут, то там. Убит фон Медем в Москве, тяжело ранен едва вступивший на его должность Дурново... Массовая стачка на питерских заводах, знаменующая моё прибытие в Петербург хоть и прекратилась, однако, ходят упорные слухи о новой, на этот раз всеобщей забастовке рабочих в России. Тревога витает в напряжённом воздухе, обретая отчётливые черты в ежедневных совещаниях у Императора, хмурых лицах министров, выходящих оттуда и слухах, витающих по коридорам Александровского дворца. И всё чаще в лексиконе его обитателей звучит ранее редкое, обращающееся лишь к Франции конца восемнадцатого века, слово 'революция'... Складывается впечатление, что чья-то весьма ловкая и умная рука мутит воду в ступе, под названием Россия...
И вот передо мной Троцкий с Оболенским, как живые и на блюдечке, ей-Богу!!!
Я подлетаю к последнему стоящему извозчику - Троцкий с Оболенским уже сели и их удаляющаяся бричка темнеет в пелене дождя! Скорее!!! Долбаная немка, шьйорт её дери!!! Еще несколько секунд - и упущу!!!
- Свободен?!..
- Занят... - бородатый мужик в ливрее равнодушно пожимает плечами. - Вон, господа, раньше подошли! - указывает он на какое-то семейство, очевидно вернувшееся с дачи. Включающее двоих детей и кучу чемоданов. Папаша в сюртуке как раз неторопливо тащит один из них сюда, к коляске.
А-а-а-а... Уйдут!
- Десять рублей плачу!
- Но господин оф...
- Двадцать!
- Я...
- Пятьдесят!!! - выкрикиваю я заоблачную сумму.
Глаза того округляются (пятьдесят - это цена его лошади, да с лихвой), но жадность явно затуманивает разум. Посчитав, что можно срубить и больше, тот томно закатывает буркалы. Ах ты, сволочь... Жадность - оно плохо. И потому...
Револьвер в моей руке мигом приводит в чувство как извозчика, так и папашу семейства, открывшего было рот качнуть права. Что я делаю? А, сам не знаю... Но делать что-то надо. Раз все остальные не чешутся!
- Гони за той повозкой, гад... - тихо бормочу я, взводя курок и падая на седушку. - Быстро и без фокусов!
И мы бодро трогаемся с места.
'Без фокусов'... Откуда память вытащила эту фразу? Из какого-нибудь голливудского боевика, не иначе? Точно, а скорее - наверняка. Мне стыдно за произошедшее? Да вот ни фига... Мне просто на всё уже пофиг. Ну, почти...
Промедли я ещё с полминуты, и мы бы просто не упустили добычу - революционная коляска как раз свернула на перекрёстке. А затеряться в мегаполисе, где таких же колясок тысячи, совсем не проблема.
- Держись за ними, но близко не подъезжай, усёк, стервец? - откидываюсь я на жёсткую спинку и прячу револьвер в кобуру.
- Понял, ваше благородие... - отвечает спина. - Не убьёте?
- Как себя поведёшь. Справишься - получишь обещанное! Остановятся если - встанешь поодаль. Всё понял?
- Понял, ваше благородие!
Извозчичья спина заметно расслабляется, но мне на неё - тоже, пофиг. Как и на многое давно уже стало в этом времени.
Устроившись поудобней, я задумываюсь под шум дождя, барабанящего по крыше пролётки.
'Как быстро я изменился. Казалось бы, прошло всего полгода, как я здесь, в этом времени. Но я, Слава Смирнов, полгода назад и помыслить не мог угнать под угрозой оружия извозчика! А если бы и посмел когда-нибудь, то рефлексировал бы до конца жизни, наверняка - как же, угрожал оружием, детишки рядом стояли, всё видели... Отца семейства при них, опять же, оттолкнул... Что со мной происходит? Я просто очерствел после ужасов, что видел на Цусиме? Похоже, что так. Хотя, 'очерствел' - наверняка не тот термин, тут дело в другом. Более глобально изменился, что ли. Появилась несвойственная ранее самостоятельность в принятии решений и расстановка приоритетов. И... И очень просто, наверное, стало убить. После того боя в Маньчжурии, когда я стрелял, прячась за лошадиным трупом, а скачущие фигуры падали, будто в тире - стало совсем, просто... Вот, Азеф - я ведь готов был его убить, хоть и этого не сделал. Не успел просто...'
Коляска с парочкой сворачивает на переполненный Невский, мы вслед за ней. Движение здесь оживлённое, и чтобы не потерять её из виду, мой кучер пристраивается почти вплотную. Старается! Я вновь возвращаюсь к размышлениям.
'...Стало просто убить, да. Стало пофиг почти на всё. На всё, кроме... Кроме, пожалуй, двух людей в этом времени - генерала Мищенко, который сейчас наместник и далеко, и... И Елены Алексеевны!..'
При мысли о любимой женщине моё сердце сжимается, причиняя боль. Сказать, что у нас всё просто - нагло соврать. Ну, не везёт мне в жизни на простых женщин, любые отношения перерастают в драму с двумя действующими лицами и всегда определённым финалом - долгим и тяжёлым расставанием. Уж не знаю, то ли я не создан для семьи, то ли выбор мой падал всегда на тех, кто не создан для неё... Загадка! Однако, сейчас всё происходит совсем иначе, не как раньше и сказать, что я не влюбился по-настоящему - опять же, похоже, нагло соврать. Влюбился. По-настоящему и серьёзно!
Примчавшись ко мне сюда, в Питер, проведя множество бессонных ночей у моей кровати... Как не похожа она на тех, кого я встречал в двадцать первом веке! И недавнее назначение её придворной фрейлиной её Императорского Величества - вполне заслуженно, конечно. В последнее время мы редко видимся - дел у Елены Алексеевны прибавилось с лихвой. Заметил её не только я один, похоже... И давно уже не улыбаюсь на солдафонские шутки Мищенко о предстоящей свадьбе. Потому что не смешно. Совсем...
- Господин офицер, встали они! - голос извозчика выводит меня из размышлений, и я возвращаюсь в реальность. Что? Где я?!..
Дождь закончился, и из-под мрачных, свинцового отлива туч робко высунулось северное, холодное солнышко. Наша коляска стоит. Та, что впереди - тоже. Они куда-то приехали? Что это за район, интересно? Где-то недалеко от центра, судя по каналу рядом? Хотя этих каналов в Питере... Сам чёрт ногу сломит, как в Венеции! Проходит мгновение, и из коляски впереди выпрыгивает худощавый человек с кудрявой шевелюрой и свёртком под мышкой.
- Н-но, пшла, родимая!!! - доносится до меня и передний извозчик трогается.
Я даже не раздумываю. Сунув обалдевшему от счастья скряге пять мятых бумажек, соскакиваю в липкую жижу, немилосердно забрызгав парадные брюки мундира. Плевать!
Человек впереди явно торопится, как и я - не обращая внимания на лужи. Возможно, он подслеповат и просто их не замечает - неудивительно, он ведь на всех фотографиях в пенсне! Он вообще - странный с виду, этот человек: худощав, с резкими движениями и весь какой-то угловатый, нескладный. Наверное, будь у него в руках копьё и щит, а рядом тощий конь, его легко можно было бы перепутать с Дон Кихотом... Романтиком и сумасшедшим своей собственной революции.
- Лев Давыдович! - кричу я во весь голос, когда обе коляски скрываются вдалеке. - Лев Давыдович, постойте!!!
Фигурка удивлённо останавливается и оборачивается в ожидании. Дистанция между нами сокращается - вот осталось десять шагов, вот всего пять... Шаг, ещё один и вот мы стоим друг напротив друга. Лицом, так сказать, к лицу.
Меня встречает взгляд пары внимательных, умных глаз.
Да уж, не думал не гадал, собираясь в Зимний дворец свидеться на пути не абы с кем, а с самим Львом Троцким. Впрочем, случайности, как утверждал один герой мультяшного фильма, не случайны. Откуда это, кстати? Что-то про боевую Панду, кажется? Неважно!
Так, и что теперь будем делать, Слава? Плана, как обычно, никакого ведь нет, да? Значит, придётся импровизировать... Вот, если спросили бы меня какие-нибудь высшие существа: 'А чего ты хотел бы в этой жизни для себя, Вячеслав? Так, чисто для себя - не для Родины с её судьбами, а вообще?'. То я бы и ответил, им, наверное: 'А хотел бы я, уважаемые высшие существа, научиться логически планировать собственные действия. И мысли!' Мда...
- Чем обязан?..
- Чем обязаны, Лев Давыдович? - я с трудом перевожу сбившееся дыхание. Ранение всё-таки даёт о себе знать - одышка не отпускает. - Лев Давыдович Бронштейн, я правильно понимаю? Он же Лев Троцкий, это уже партийная кличка? - стараюсь дышать ровно я, глядя в его глаза. - Соратник Владимира Ульянова, мечтающий о мировой революции?
В глазах того мелькает удивление. Не испуг, нет. Всего лишь удивление.
- Псевдоним, не кличка, - спокойно поправляет он. - И я Лев Бронштейн, да. Мы с вами разве знакомы? Вы ведь не из полиции, судя по мундиру? Так чем я обязан... Господину флигель-адъютанту Его Величества? - взгляд его скользит по рукаву с шевроном. - В чине поручика по адмиралтейству?
Он ждёт. А я... А я не знаю, что ответить. Сказать ему, чем обязана ему страна, утопленная в реках крови? Так он ещё ничего такого не сделал, пока юный Лев - молодой Дон Кихот-романтик, мечтающий о светлом будущем. Кто из нас не мечтал в молодости перевернуть мир, сделав его лучше? Не у каждого получилось, а вот он - сумел. Да ещё как, сумел...
И неожиданно для самого себя я говорю, сбиваясь:
- Лев Давыдович. Я даю вам честное слово, что я не из полиции и никак не связан с охранкой. Слово чести офицера, если вы ему верите. Вы мне верите?..
В его глазах мелькает удивление, но он ничего не отвечает, ожидая продолжения. И я продолжаю:
- Но, Лев Давыдович, вас я знаю, как вы уже заметили. Как знаю и Владимира Ульянова-Ленина, знаю Плеханова, Кржижановского, Мартова... - я наугад перечисляю пришедшие на ум фамилии из школьного учебника. - И Носкова!.. - почему-то вспоминаю я невесть откуда выскочившую из памяти колоритную фамилию. Был, кажется, такой деятель в рядах ленинцев.
- И чего же вы хотите от меня, господин незнакомый мне флигель-адъютант? - легонько прищурившись, прерывает поток изречения фамилий Троцкий. - Знание вами всех этих господ разве обязывает меня к разговору с вами?
Дерзит. Особенно это заметно по презрительному прищуру глаз за пенсне. С Оболенским он так себя не вёл, был робок и покорен.
- Нет, конечно, Лев Давыдович. Но я... Я всё же хотел бы попросить вас об одной услуге!
- Об услуге? В чём же заключается эта услуга, господин незнакомый мне флигель-адъютант? Его Величества? - последнее слово он произносит с ударением и едва уловимой усмешкой.
Мы стоим друг напротив друга, глядя глаза в глаза. Он сильный, здесь к гадалке не ходи - взгляда не отводит, от неуверенности в общении с Оболенским нет и следа. Тот ему просто был зачем-то нужен, вот он и изображал этакого лошка. А здесь, один на один с неизвестным вооружённым офицером - в его взгляде нет и тени неуверенности, наоборот - он силён и спокоен. Мне знаком тип таких людей, это прирождённые бойцы. Либо, сумасшедшие...
- Я прошу вас, Лев Давыдович, об услуге... Я хотел бы выступить перед собранием вашей новой, объединённой партии. Сделав это перед максимальным количеством её членов и руководства. Если таковое собрание состоится в ближайшее время, прошу этому поспособствовать лично вас.
Сказать, что перед Троцким только что разорвалась бомба - не сказать ничего. Вот тут, что называется, я сумел удивить его по полной. Широко раскрытые глаза его, преодолев рамки пенсне увеличились до огромных, мягко говоря, размеров. Да что - он... Я и сам себе удивляюсь, если честно. Да так удивляюсь, что... И откуда во мне всё это берётся только, а?
- Вы?!..
- Я.
- Меня?! Поспособствовать?!
- Я. Вас.
Серый район серого, вечно холодного города, одетого в гранит. На одной из серых улиц которого стоят, и под робкими солнечными лучами беседуют двое ненавидящих друг друга людей. Первый ненавидит другого за будущие деяния, второй - ненавидит за прошлые. Прошлые деяния класса людей, к которому, как он думает, отношусь я. Но - стоят и даже разговаривают. Добро против зла и наоборот. Как странно устроен этот мир...
- Но... Зачем это вам, и самое главное - зачем нам? - приходит, наконец, в себя Троцкий. - Если ответите внятно, я обещаю подумать. Господин незнакомый мне флигель-адъютант!
Ах, да, я ведь даже не представился... Он уже три раза намекнул!
- Смирнов. Вячеслав Викторович, - я торопливо разворачиваю офицерское удостоверение. - Флигель-адъютант его Императорского Величества. Мне - вы правы, незачем. Поскольку рискую я всем, даже общаясь с вами сейчас здесь, на улице, Лев Давыдович. Но я всё же готов это сделать. А вам зачем... Мне хотелось бы провести лично с вами публичный диспут при максимальном количестве членов вашей партии. Согласны? Или, боитесь?
Я бью уверенно и в самую точку. Троцкий - непревзойдённый оратор, как и король словесных поединков. Да и гордец - тот ещё.
- Вы смеётесь надо мной, господин Смирнов? Вы сумасшедший, быть может? - он картинно отступает на шаг, смерив меня взглядом с головы до ног. Однако, в глазах читается если не замешательство, то что-то к нему близкое. Но я уже нашёл слабину и уверенно её использую.
- Можете считать, что я буду представлять на этом поединке всё так ненавистное вам лично: буржуазную Россию и тот класс, против которого вы боретесь, Лев Давыдович. Я приду один и, если потребуется, с завязанными глазами - мне ровным счётом всё равно, где вы собираетесь. Для меня главное - присутствие на собрании если не всей партии, то основной части её руководства. И если вы не примете вызова, Лев Давыдович... Я обещаю: о вашей трусости обязательно узнают ваши коллеги-однопартийцы!..
Чуть понизив голос и подойдя вплотную, я добавляю полушёпотом:
- Я из вас котлету сделаю в диспуте, господин Бронштейн. Будьте же мужчиной, не дрейфьте!
Эй, эй... Похоже, зацепил-то я его не на шутку, ага? Тю-тю-тю... Драться с тобой на улице вовсе не входит в мои планы, поостынь, Давыдыч! На нас уже и без того прохожие оборачиваются, спокуха, Лев!
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги