Маша сегодня почти не спорит со мной. Я вижу, что пытается идти на контакт и да, это не из-за огромной любви ко мне, а лишь из-за детей. Хотелось бы, конечно, видеть и ту самую любовь в ее словах и поступках. Но пока кроме раздражения и злости ничего из нее наружу не вырывается.
Сажусь за руль и, посмотрев назад на детей, подмигиваю Даше. Она улыбается не только маленькими, зато пухлыми губами, но и глазами. А вот сын упрямится до сих пор. Прямо как Маша буквально минуты назад прожигает во мне дыру. Смотрит в упор. Так, будто в душу заглянуть хочет. Не отводит взгляда.
Желание схватить его в охапку и прижать к себе скручивает внутренности в тугой узел. Дышать становится тяжело.
Это мой сын. Моя дочь. Мои дети, о которых я ни черта не знал на протяжении многих лет. Да, сам виноват. Сам все испортил. Моя ошибка… Моя вера родной матери привела меня к такому исходу, что я сам себя каждый божий день проклинаю. Если бы я ей не поверил тогда, несколько лет назад… Если бы я выбрал тогда Машу… Я бы был рядом, когда она была беременна. Когда носила под сердцем наших детей несколько месяцев… Я бы стал свидетелем рождения наших детей. Я, черт побери, сам бы их воспитал. Но лишился! Лишился, сука, из-за своей же ошибки!
— Папа, а можно ещё апельсиновый сок? — спрашивает дочь, едва я, выпрямившись, завожу двигатель.
«Папа»… — п*#дец как приятно. У меня два ребенка, Господи… Как сон, ей богу.
— Все, что захотите. Брат тоже пиццу любит?
— Конечно! А ещё он любит сладости, — подавшись вперёд, Даша просовывает голову между передними сиденьями. — Круассаны с шоколадом.
— Я тоже их люблю, — преувеличиваю. Чувствую себя дураком, потому что понятия не имею, о чем говорить с детьми, как поддержать разговор. А Маша молчит.
Быстро пишу сообщение Михе, пока стою на светофоре, чтобы он позвонил своему другу и занял хорошее место в ресторане. Не хочу лишних глаз. В спокойном помещении сесть и провести с детьми время хочу.
— Папа, ты снова уедешь?
Даша очень разговорчивая, как я понимаю, не перестает задавать вопросы. Маша оборачивается назад, и при этом бросает на меня колючий взгляд. Дескать, видишь, до чего ты нас довел.
— Родная, давай будем разговаривать за столом? Саша, кстати, ты сегодня на кого из своих друзей накричал? О ком говорила преподавательница?
— На Семена, — вместо сына отвечает дочка. — Он хотел игрушку отнять, с которой я играла, а брат на него накричал.
— Молодец, брат. Сестру защищать надо.
Саша упорно молчит.
— Защищать надо, но ругаться — нет.
— Почему нельзя ругаться, если не понимают? — наконец подаёт голос сын.
— Маш, ну не будет же взрослый мужчина смотреть со стороны, если на него наткнутся. И себя защищать надо. Необязательно же драться, но свое слово сказать надо.
— Я уверена, ты часто дрался в школе, Виктор.
— Да, очень часто.
Даша смеётся. Смотрю на сына в зеркале заднего вида и замечаю лёгкую улыбку на его лице. Но едва наши взгляды скрещиваются, как он становится сама серьезность.
— Ну молодец. А я не хочу, чтобы мои дети такими же были.
— Наши дети, — тихо подправляю.
Получаю ответное сообщение от Миши как раз когда доезжаю до ресторана.
— Мы тут ещё не были, — замечает Даша. Хмурится так забавно.
— Мы теперь будем везде, где вы захотите.
— То есть ты никуда не уедешь? — снова прилетает вопрос от дочки.
Точно неугомонная.
— Без вас никуда не уеду, — обещаю, уверенный в своих словах.
Поднимаемся на второй этаж по лестнице. Я сжимаю маленькую ладошку дочери, а Маша, взявшись за руки с Сашей, поднимаются за нами.
Заходим в просторное помещение. По словам Миши внутри ВИП-комнаты есть ещё одна дверь, которая ведёт в другое помещение, где есть все для развлечения детей. Хорошее место он нашел, да за такое короткое время.
Ловлю себя на мысли, что делаю все, чтобы детям понравиться. Чтобы они не считали меня каким-то сухарем, который появился много лет спустя и сам не понимает, для чего.
Я хочу, чтобы они оба меня отцом называли. Чтобы никого к себе не подпускали. Такого, как Стас, например, о котором дочь тоже говорит безостановочно. С восхищением и любовью. Все хвалит его… И, честно говоря, меня это напрягает. Маша это прекрасно понимает, но назло мне лишь улыбается и пожимает плечами. Дескать, сам сделал свой выбор, а Стас всегда был рядом. А я, сука, даже злиться не могу. Точнее, могу, но только на себя. Ведь Маша во всем права…
— Я хочу пиццу с колбасой! Брат тоже хочет с колбасой, а ещё ему можно с сыром! — громко говорит Даша, едва официант ставит на стол меню. — А ещё сок. Персиковый! — указательный палец поднимает, смотрит на меня такими глазами, что не могу прекратить улыбаться.
— Конечно, Даш.
Официант все записывает. Саша сидит рядом со своей матерью, сложив руки на груди. Дуется. На меня не смотрит, даже голову не поднимает. Машка что-то ему шепчет, на что сын пожимает плечами.
— Па-а-ап, — зовет дочь. Оборачиваюсь к ней. Приложив пальчик к виску, говорит задумчиво: — А можно нам потом мороженое? — и очень медленно поворачивает голову к Маше, потом переводит взгляд на меня.
Я копирую ее действия. Жду от Маши согласия. Получив от нее короткий кивок, улыбаюсь дочери.
— Хорошо. Саш, а ты хочешь мороженое?
Хмурится сильнее. Бровью не ведёт.
— Да! Он любит клубничное! — опять вместо него отвечает дочь. — А я шоколадное!
Записав наши заказы в планшет, официант уходит. Возвращается через минут десять и расставляет всё на стол. Саша ничего не ест. И меня это п*#дец как убивает.
— Я на пару минут отойду, — взяв со стола телефон, поднимаюсь. — Позвонить надо.
Маша все понимает. Снова кивает и даже слегка улыбается мне. Мол, спасибо. Выхожу из помещения и действительно звоню Мише. Пусть сын ест спокойно. На меня обижен, не хочет рядом со мной сидеть, не соглашается с тем, что я предлагаю. Он оттолкнул от себя пиццу, которую я положил напротив и не прикоснулся ни к чему. Лишь пару глотков сока выпил и то после уговоров Маши.
— Ты мне звонил три раза, — говорю в трубку. — Извини, я с семьёй. Сейчас время для меня гораздо дороже золота. Ни минуты терять не хочу.
— Да я всего лишь хотел предупредить… — в голосе друга чувствуется раздражение.
— Что случилось?
— Твой отец в городе. До тебя дозвониться не может. Ты же свои номера телефона сменил…
— Чего хочет? — перебиваю жёстко.
— Да хрен знает, Вик… Не нравится мне все это. Но судя по его голосу… С ним явно что-то не так. Говорит, есть важный разговор. Который срочно нужно обсудить.
— Мне плевать и на него и на его голос. И на его разговор. Сыт по горло. Достаточно того, что он сделал тогда… — буквально рычу.
— Окей, не злись, брат. И не надо портить себе настроение. Я передам ему твои слова. Как там твои дети? Я представляю, как тебе непривычно.
— С дочерью быстро нашли общий язык, — улыбаюсь широко, откинув в сторону лишние мысли. — А вот пацан сильно обижен. Видеть меня не хочет. Буквально прожигает дыру своим убивающим взглядом.
— Ничего, все встанет на места. Не волнуйся.
— Поскорее бы…
Поговорив ещё несколько минут, рашаю прождать ещё немного. Пишу сообщение Маше. Она говорит, что кусок пиццы сын всё-таки поел.
«Возвращайся», — прилетает следом.
Спрятав телефон в карман брюк, иду к ВИП-комнату. Захожу, натыкаюсь взглядом на детей, которые стоят у огромного панорамного окна и смотрят на вечерний город.
— Поиграть хотите? — спрашиваю, оказавшись рядом. — Тут для вас есть сюрприз.
— Сюрприз? — Даша вскидывает брови, а Саша даже не поворачивается ко мне, тем самым дает понять, что ни капли не заинтересован.
— Да. Пойдёмте, покажу.
Посреди комнаты стоит круглый стол, слева диван. А вот справа на стене ещё одна дверь, которая как раз ведёт в другое помещение. Открываю и сразу же слышу восхищённое и удивлённое от Даши:
— Тут и горки есть!
Она тянет за собой брата. Маша подходит ко мне и мы молча наблюдаем за детьми пару минут. Да, Дашка рада, а вот Саша продвигается медленно, без желания. И то потому, что сестре своей отказать не может. Она в восторге.
— Что мне сделать, чтобы он наконец смягчился?
Маша молчит. Минут пять, наверное. А потом возвращается за стол, садится и задумчиво смотрит на настенные часы.
— Без понятия. На меня он никогда не обижался. Ибо я ничего такого не делала…
— Он меня ненавидит.
— Я тебя тоже, — пожимает плечами. Врёт. Я же вижу, как она на меня смотрит. Да, есть в ее взгляде боль, горечь, злость, обида, даже раздражение. Но никак не ненависть. — Всем сердцем и душой.
— А я тебя очень сильно люблю, Маша, — таращусь как идиот. — Никогда не прекращал любить. Никогда не хотел кого-либо рядом, как хочу тебя.
— У нас разные понимания насчёт любви, Виктор. Не знаю, как для тебя, но для меня любовь — это что-то святое. Когда любишь, ты готов ради любимого человека горы свернуть. Сделать все, чтобы тот был счастлив. Чтобы никто и ничто не смогло его сломать. А ты… Не то, что защитить, ты все собственноручно уничтожил. Сделал все, чтобы сломать меня. И сломал, чего уж врать… Но я не жалею. Поднялась на ноги, упорно продолжила идти вперёд. Но без тебя. И, знаешь, я поняла, что без тебя мне гораздо лучше.