Необходимость

В любое другое время, я бы бросился на пол и начал лизать ее кожу, отметины, оставленные мною, и вновь проделывал бы это. Но в ней не должно остаться ничего, что напоминало бы обо мне, потому что мы никогда не должны прикасаться друг к другу. Но вместо этого я чувствую иное: я угасаю на месте и надеюсь, что Райан не заметит этого.

Это отрезвляющий удар под дых.

Что я наделал?

Что, черт возьми, я наделал?!

Все то, что я всегда желал? Да. Но это не меняет того, насколько все неправильно.

— Ты не замерзнешь? — спрашиваю я, и она поворачивается ко мне, прищурив глаза в замешательстве.

— А ты?

Я смотрю вниз и только сейчас понимаю, что я в баскетбольных шортах.

— Пойдемте, детишки, ужин готов! — голос Сони долетает до нас с первого этажа.

Райан стонет.

— Увидимся там, и побыстрее, пока она не заставила меня подняться сюда снова.

Как только он спускается по ступенькам, я поворачиваюсь к Кире.

— Прикройся, — рычу я.

— Зачем?

— Потому что я не могу видеть, что сделал с тобой.

Разве она не видит? Выражение ее лица подсказывает мне, что нет. Я протягиваю руки между ее ног, сжимая внутреннюю сторону ее бедра, так близко к ее киске, что мне приходится сдерживаться, чтобы не провести по ней пальцами. Она вздыхает, когда понимает. Я снова слишком близко, мое тело в нескольких дюймах от нее, мои губы почти касаются ее.

— Они тоже это увидят.

— Что, если я хочу, чтобы люди видели?

Я отодвигаюсь.

— Что?

Она приближается на шаг, и моя рука поднимается выше, удобно размещаясь на ее бедре именно там, где она того хочет. Одною рукою она проводит по моей груди, опускаясь вниз к животу. Мышцы сокращаются, а сердце ускоряет свой ритм, равно как и мое дыхание.

— Что, если я хочу, чтобы люди знали, что ты сделал со мной? Что, если я хочу носить это с гордостью?

Она убивает меня, привлекает, притягивает, борется со мной и говорит мне, что ей не только нравится то, что я сделал, но и что хочет большего.

И я тоже хочу всего этого. Я хочу, чтобы люди видели и знали, что это оставил я, отметил ее своей.

Но я не могу.

Это ничего не изменит.

То, что я сделал, неправильно, очень. И это не должно повториться. Никогда.

Теперь она моя сводная сестра и была ею на протяжении двух лет.

Мышцы моего пресса напрягаются, когда она пальчиками скользит по краю моих шорт. Ее прикосновения, жар, что я вижу в ее глазах, вынуждают мой член среагировать. Это словно чертовски притягивающий луч.

Я отстраняюсь, но мои пальцы напрягаются, не желая отпускать ее.

— Мы не можем.

Я обхожу ее, чтобы направиться в мою комнату накинуть рубашку. Когда я поворачиваюсь, чтобы уйти, я вижу ее через наши двери, снимающую шорты. Замечаю еще больше видимых синяков от моих рук, и мой член дергается.

Низко рыча себе под нос, я шагаю вниз, опустив голову. Я не могу оторвать взгляд от пола. Такое чувство, что я заслуживаю быть втоптанным в него.

Когда я добираюсь до нижней ступеньки, Соня фыркает.

— Ну наконец-то.

— Прости, — мямлю я, не в силах посмотреть в глаза своей мачехе.

Меня вновь одолевает чувство вины, потому что я, в буквальном смысле, одернул свои бедра, чтобы не лишить ее дочь девственности. Чувство вины больше в отношении Киры, нежели ее матери. Я все еще не забыл, что она та женщина, вставшая между моей матерью и отцом, даже если она была не первой.

Не то, чтобы это имеет значение прямо сейчас. Все, что важно — это огромная ошибка, которую я совершил. То, что я только что делал наверху.

Я так сильно до сих пор хочу закончить то, что мы с Кирой начали в моей постели.

В этот момент я понимаю, что не могу остаться. Мне нужно уехать. Без вариантов.

Я не могу находиться так близко к ней. Не после того, что случилось. Не после осознания того, насколько сильно она тоже меня хочет. Я останусь на ужин, поскольку не хочу, чтобы у кого-нибудь закралось сомнение, но как только смогу — уеду отсюда.

* * *

Я бросаю вещи в сумку, не беспокоясь о порядке. Запихиваю все, так как чертовски хочу быстрее сбежать подальше от нее.

— Что ты делаешь? — спрашивает Райан, замерев в дверях моей комнаты, но я не могу даже взглянуть на него.

— Мне нужно уехать

— Уехать?

— Да, к матери.

— Я думал, ты останешься здесь до июля.

— Да, просто... кое-что изменилось. Я ей нужен.

Это чертова ложь. Только моя мать знает, как тяжело мне находиться рядом с Кирой. Моя мать единственная, с кем я могу поделиться.

— Все в порядке? — беспокоится Райан.

Черт. Дерьмово, мужик. Чтоб меня.

Я не могу на него смотреть. Я кусок дерьма, который не заслуживает его дружбы.

— Не знаю, — говорю совершенно искренне, сидя на кровати и надевая кроссовки. Я не знаю, все ли в порядке. Когда дело доходит до того, как я себя чувствую и что за хрень происходит в моей голове, это кажется абсолютно неправильным.

— Мне поехать с тобой?

Я отрицательно качаю головой, на секунду закрыв глаза. Сегодня вечером я предал его прямо на этой кровати. Как бы он себя чувствовал, если бы узнал, как я хочу его сестру, что я хочу сделать с ней?

Я знаю, что бы я сделал, будь я им. Я, черт возьми, убил бы себя. Медленно. Мучительно.

Хватая сумку, поднимаюсь, заставляя себя взглянуть ему в глаза. Он мой лучший друг, он помог мне пройти через множество проблем. И вот, он вновь предлагает мне свою помощь.

Я похлопываю его по плечу и киваю, надеясь, что это каким-то образом выразит ему мою благодарность. Его карие глаза изучают меня, как всегда, и у меня возникает такое чувство, что он откуда-то знает, что на самом деле со мной происходит.

Это невозможно. Он любит Киру больше всего на свете, и чрезмерно ее опекает. Он бы порвал меня на части, если бы узнал.

— Спасибо, мужик, но останься со своей семьей. Проведи время со своей сестрой. У меня все под контролем. Я наберу тебя, как только доберусь до Инди.

Райан медленно кивает мне.

— Хорошо. Ты уверен?

— Да, — даже умудряюсь изогнуть губы, надеясь, что это похоже на улыбку.

Оказавшись на улице, я сижу в машине несколько минут, пристально глядя на тихий дом. Окно Киры выходит на фасад дома. Я вижу свет внутри и размышляю о том, что она там делает. Что она почувствует, когда поймет, что я уехал.

Но это не должно волновать меня. Так парень думает о своей девушке, и мне нужно прекратить думать о ней таким образом.

Я знаю, что это только часть проблемы. Я перетрахал сотню девчонок, пытаясь забыть ее, но никогда не подпускал их ближе. Никогда не пытался стремиться к большему, чем просто секс, потому что у меня в мыслях всегда была только одна девушка, которую я хотел видеть «моей девушкой».

Я никогда не хотел иметь девушку. Нет такого желания и сейчас.

Если это не Кира.

Уверен, именно из-за таких мыслей я в нее влюбился.

Пора начинать рассматривать другие варианты. Любые варианты. Чего угодно. Я больше так жить не могу.

Одна лишь мысль о том, чтобы быть с кем-то другим, бесит меня.

Со злостью я поворачиваю ключ зажигания и выезжаю с подъездной дорожки, в очередной раз сбегая из дома моего отца и от девушки, которая там живет.

Глава 11: Кира

Четыре месяца спустя

Так легко обманывать себя. Правда. Это как скользнуть в теплый, пушистый свитер, который как раз в пору. За исключением того, что это не так.

Такой была моя жизнь с пятнадцати лет и спустя несколько месяцев после. Дурацкий, удобный свитер, который был совсем не нужным, но я отказывалась его выбрасывать. Глупая ложь, что спасала меня от болезненной правды.

Ложь, и не важно, насколько глупой она была, необходима мне.

Но проблема заключается в осознании этого, принятии правды. Поначалу лгать самому себе – проще простого, но когда до вас доходит понимание этого, тогда вырваться из лживой реальности становится сложнее в десятки раз.

И потом, если вам хватит разума, вы поймёте, что вам вовсе не хочется нырять с головою в эту реальность. Вам захочется чего-то настоящего.

Уверена, я не могу перестать думать о Брайдене, потому что провела столько времени, отрицая, что все еще влюблена в него. Поэтому как только он уехал несколько месяцев назад, я пообещала себе. Пообещала, что теперь буду абсолютно честна сама с собой. Я приму то, что испытываю к нему.

Будет ли это тяжело? Гораздо труднее, чем просто перестать дышать. Но до сих пор я неплохо справлялась.

Покончила ли я с ним? Нет. Но я, наконец, дошла до того момента, когда вставать по утрам стало не так больно от осознания того, что его нет рядом.

И что мы совершенно не разговариваем.

Он не пытался связаться со мной с тех пор, как уехал. Это нормально. Я тоже не пыталась связаться с ним. Может быть, по закону мы и родня, но это не значит, что я должна видеться с ним, или разговаривать чаще, чем того требуют приличия.

Расстояние — ключевое понятие, чтобы покончить с ним, хоть меня убивает тот факт, что я не в состоянии с ним поговорить.

Хотелось бы мне сказать, что я наконец-то на пути к абсолютной эмоциональной свободе. Это не так. Но я действительно чувствую, что, в конце концов, я на верном пути.

Возможно.

Я стряхиваю нерадостные мысли и хватаю темно-синий лак для ногтей, прежде чем сесть за стол и включить ноутбук. У меня запланирован звонок по «Skype» Райану через пять минут, и я умираю, как хочу поговорить с ним.

Это так странно, когда его нет дома. Все ещё не привыкла к этому. Я жутко скучаю по нему. Всё это чёртово время. Он часто достаёт меня, особенно когда встаёт между мной и парнями, но я скучаю даже по этому.

Но я ни за что не скажу ему об этом.

Запускаю «Skype» и крашу свои ногти в ожидании звонка. Я практически заканчиваю наносить первый слой лака на левой руке, когда слышу знакомый звон колокольчиков из колонок. Улыбаясь фотографии профиля Райана, потягиваюсь и нажимаю кнопку «принять».

— Тупица! — Выкрикивает он, едва видит меня

Смеясь, отвечаю:

— Придурок!

— Привет! — Райан хватает одну из книг на столе и делает вид, будто ударяет ею о компьютер. — Сколько чертовых раз я говорил тебе следить за своим языком?

Хихикаю и показываю ему язык.

Он кладет книгу на стол и улыбается.

— Отлично выглядишь, сестренка.

Притворяюсь смущенной и продолжаю красить ногти, поглядывая на него между делом.

— Благодарю вас, сударь. Ты все больше, как я погляжу. Чего ты пытаешься достичь? Стать как Арнольд?

Он отрицательно качает головой, говоря мне не лезть в это, и я кривлюсь от осознания.

— Вот же гадость. Это ужасно. Все знают, что парни мужают, когда трахаются с кем-то, так что заканчивай. Я же твоя младшая сестренка.

— Я ничего не говорил!

Его негодующий вопль заставляет меня снова смеяться, в этот раз сильнее.

— О Господи, ты краснеешь!

Я думаю, что начинаю не только смеяться, но и фыркать при виде его розового лица, но не уверена.

Когда я все же успокаиваюсь, он еще смотрит на меня, и его лицо почти свекольно-красного цвета.

— Мне не нравится, что моя маленькая сестра знает об этой ерунде. Собственно говоря, насколько я знаю, они даже не дают вам сексуального воспитания в школе. Верно?

По непонятным причинам его заявление уносит мои мысли на несколько месяцев назад...

К спальне Брайдена.

Его постели.

Его телу надо мной.

Мои бедра по обе стороны от его головы, пока он вылизывает меня, как изголодавшийся хищник.

Матерь Божья, почему я думаю об этом сейчас?

Я чувствую, что и моё лицо заливается румянцем. И чтобы это скрыть, наклоняю голову и начинаю усердно красить ногти.

— Да поняла я, поняла, — бурчу, убедившись, что это прозвучало насмешливо и игриво, а не возбужденно, смущенно и одиноко.

Но никто не дотрагивался до меня после Брайдена. Никто и никогда, вообще-то. Прекрати думать об этом!

— Я позволю тебе жить в твоём бредовом мире еще немного.

Я нервно наношу еще один слой лака на ноготь безымянного пальца. Пожалуйста, скажи мне, что я не попалась. Пожалуйста, скажи мне, что я не попалась.

— Вот оно. Ты собираешься в монастырь.

Его реплика, от которой я, казалось, должна чувствовать облегчение, шокирует меня и раздражает до чертиков. Спасибо, Господи. Теперь, по крайней мере, у меня есть оправдание моему раскрасневшемуся лицу.

— Как тебе будет угодно, лузер, — шиплю я, вскидывая голову вверх. — Что скажешь, если после всего этого я попросту окажусь на шесте? Просто чтобы заставить тебя страдать!

— Кира! Что за черт? — злится.

Я улыбаюсь ему самой широкой, слащавой улыбкой, на какую только способна, потом решаюсь сжалиться над ним.

— Отлично. Больше никакого обсуждения вариантов моей будущей профессии.

— Поверь мне, твои будущие карьерные «возможности» заходят далеко за пределы стрип-пола, — бормочет он сердито.

Я ухмыляюсь и окунаю кисточку в бутылочку с лаком.

— Как у тебя дела с Даной? Эти отношения на расстоянии действительно работают?

Мы часто видимся с Даной то тут, то там в городе, но лишь здороваемся. Мы не друзья. Мы не близки.

И я, конечно, не могу просто подойти к ней однажды и спросить, как обстоят дела с моим братом, парнем, с которым она даже не встречается официально.

Райан пожимает плечами.

— Мы не стремимся к серьезным отношениям. Просто встречаемся. Так что все в порядке.

Я ненавижу, когда парни делают так. Почему это для них ничего не значит, хотя для нас значит все? Я видела, как Дана смотрит на него, как всегда ждёт его.

Но я плотно сжимаю зубы и игнорирую это, отказываясь еще больше сунуть нос не в свое дело. Ведь это действительно так, верно?

— Как дела в школе?

Он рассказывает мне об одном раздражающем профессоре, который, как он уверен, держит зуб на него и Брайдена.

Всю мою грудь сдавливает, когда я слышу имя Брайдена, но я пытаюсь не реагировать. Не подать даже намека на любопытство. Конечно, их с Брайденом жизни практически единое целое, поэтому это не первый раз, когда его имя звучит во время разговора.

И каждый раз это так же плохо, как в прошлый. Каждый новый обрывок информации, что я слышу: «о, Брайден потащил Райана на одну из вечеринок для одноклассников, и она длилась два дня подряд…», — или: «о, Брайден решил, что он и Райан должны записаться в футбольную команду», — я чувствую голод, который становится все сильнее и сильнее.

Не только физический. Эмоциональный. Тот, ради которого ты готов погибнуть, лишь бы узнать, что он задумал.

Я уже наношу третий слой лака, когда, наконец, сдаюсь.

— Как там Брайден поживает? — черт меня подери. Я говорила себе, что не буду спрашивать. Я знаю, что не должна спрашивать. Последнее, что мне нужно — это думать о нем. Или о том, что он делает, если быть точной.

Я ведь должна забыть свои чувства к нему, помнишь?

Я настолько зациклена на мыслях о борьбе с моей одержимостью, что не замечаю выражение лица Райана. Не сразу, по крайней мере. Когда я вижу это, сажусь прямее, паника бушует внутри меня.

— Что-нибудь случилось? Он в порядке?

— С ним все в порядке, — Райан вздыхает и проводит рукой по волосам. Затем смотрит мне прямо в глаза, как будто хочет составить свое мнение о чем-то. — Он встретил кое-кого.

Ощущение, словно нечто жизненно важное выбили из меня. Наступает момент тишины. Все мысли в голове на долю секунды прекращают существовать, пока мое тело отчаянно пытается противиться нахлынувшему горю.

И после того, как новая волна накрывает меня, осознание каждого факта, каждой эмоции, мой мозг ускоряет свою работу, чтобы исправить утраченное мгновение, что пребывала в ступоре.

Это больно. Настолько, что я могу просто сидеть, онемев.

— Кира?

— Да? — я слышу свой далекий отклик, словно со стороны. Знаю, что безучастно смотрю на него, и это, возможно, пугает его до чертиков, но это лучше, чем поддаться внезапной боли и сломаться прямо перед ним.

Тогда он узнает. И обратного пути не будет. Он никогда меня не простит.

Он бы никогда не простил Брайдена.

Никто бы не простил.

— Ты слышала, что я сказал?

Я заставляю себя моргать и двигаться, медленно закручиваю крышку лака для ногтей и ставлю рядом с компьютером. Вот так. Осторожно. Никаких резких движений.

— Да, я слышала, что ты сказал, прости. Просто задумалась. Вспомнила, что мама просила меня кое-что сделать, а я еще не начинала. Так что... — остановись прямо сейчас. Прекрати! А могу ли я? Нет. Потому что теперь мне плохо из-за мучительного любопытства, и мне просто нужно знать.

— У него все серьезно?

На этот раз молчание Райана заставляет меня ощущать новое чувство — тревогу.

Словно он знает, что его следующие слова причинят мне боль, и это заставляет меня задуматься, насколько я очевидна в своих чувствах к Брайдену.

— Похоже на то. Он попросил ее быть его девушкой.

Я сдерживаю слезы, как и не даю воли миллиону других эмоций: чувству, что тебя предали, которое сидит глубоко внутри; захлестнувшей волне боли, когда кажется, будто сердце разлетелось на осколки у меня в груди; неистовой ярости, являющейся итогом всего произошедшего.

Я пытаюсь сдержать каждую эмоцию, готовую вырваться наружу. Сейчас особенно радует, что Райан не знает, как сильно я люблю Брайдена. Да и какой смысл кому-то знать об этом.

Он двигается дальше.

Он, черт подери, двигается дальше.

— Это хорошо, — я успеваю придать голосу нужное количество искренности и тут же клянусь себе, что запишусь на курсы актерского мастерства. — Я рада, что он, наконец-то, относится к кому-то серьезно.

При этом Райан посмеивается и ухмыляется.

— Да. Я сказал ему тоже самое

Ком в горле растет, угрожая выплеснуть все, что я сейчас чувствую, но я не позволю этому случиться. Осталось еще немного.

— Эээ… мне надо кое-что сделать для мамы. Я должна идти. Поговорим позже, хорошо? — я двигаюсь, чтобы встать с кресла.

— Кира, подожди!

Я замираю и смотрю на него.

— Ты в порядке?

Из-за беспокойства его вопрос словно пощечина для меня. Так я понимаю, что он все знает. У меня в этом больше нет сомнений.

— В порядке, — вру я не столько ради него, сколько ради себя.

— Уверена?

— Абсолютно. Мне нужно идти.

— Люблю тебя, сестренка, — он все еще наблюдает за мной с тревогой.

От нахлынувшего потока эмоций мои ноги дрожат.

— Я тоже люблю тебя, братишка, — хватаю мышку и выхожу из «Skype». В этот момент не только мои ноги, но и руку начинает трясти.

Едва закрываю «Skype», как меня накрывает. Не сдерживая рыданий, сползаю на пол.

* * *

За сегодня меня рвало трижды.

Разве это не смешно?

Я тоже так думаю. Вдобавок, весьма жалкое зрелище.

Как, черт возьми, нечто может настолько поразить вас эмоционально, что повлияет на вашу жизнедеятельность?

Не знаю, но это именно то, что происходит.

Неделю спустя я все также слоняюсь без дела, страдая. Каждый шаг вызывает мучительную боль во всем теле. Я едва могу смотреть на свою еду на День Благодарения, не говоря уже о том, чтобы притронуться к ней. Райан приехал домой как раз к празднику.

Он весь вечер не сводит с меня глаз. Я не смотрю на него, как и на остальных. Но я ощущаю его взгляд. Он видит безжизненное зомби, неспособное ни связно произнести несколько слов, ни смотреть на них. Зомби, в которое превратилась его сестра.

Меня должно беспокоить, что все видят меня в таком состоянии. И я должна бы переживать, особенно учитывая, что прошло уже несколько недель.

Но нет. Не то чтобы я не хочу этого — не могу. Боль сильнее желания притворяться, что я в порядке.

Брайден клялся снова и снова, что у него никогда не будет девушки. Совсем.

Должно быть, она значит для него больше, чем клятва. Чем его отговорки про отношения. Чем горькие воспоминания о разводе родителей.

Должно быть, она чертовски важна для него.

Я не знаю, когда он встретил ее. Как? Имеет ли это значение? Некоторые люди влюбляются с первого взгляда. Возможно, это случилось и с ним.

Кажется, что меня сейчас снова вырвет.

Вздохнув, я спускаюсь с кровати, несмотря на протесты всего тела. Оно не перестает болеть, чтобы я ни делала. Почти также болит, как в груди мое сердце.

Прошел почти месяц, а я все также разбита, как и в тот день, когда узнала об этом.

Мои друзья не знают, почему я такая. Дженна уже догадалась, что это как-то связано с парнем. Ее сестра-близнец Мэрилин говорит, что только мужчина обладает силой сломить женщину. Эшли говорит — это депрессия.

Все они правы. Я ничего не произношу вслух, но они так чертовски правы.

Неделю назад я вбила запрос в «Google» о признаках депрессии. Угадайте, что? У меня проявляются все.

Разве это не прекрасно?

Спроси вы меня год назад, ненавижу ли я Брайдена, даже в тот период, когда мы не разговаривали друг с другом, я бы ответила «нет», и это было бы правдой.

Но сейчас все изменилось. Я не хочу ненавидеть его, но и не могу перестать. Я презираю его. Знаю, это мелочно, по-детски, и я ненавижу себя за это.

Я направляюсь в ванную комнату, вытирая по дороге щеки. Все лицо мокрое. Из глаз льются слезы. И я не могу остановиться.

Я просто так сильно люблю его. Даже после того, как он разрушал меня, продолжая делать это снова и снова, я все еще боготворю его.

Почему? Почему он так дорог мне?

Потому что так было всегда, вот почему.

Тихо всхлипывая, я шагаю в ванную, избегая своего отражения в зеркале. Я не знаю, что я когда-либо значила для Брайдена. Одно время я думала, что важна ему, но наконец сделала вывод и призналась самой себе, что, возможно, все эти годы, принимала желаемое за действительное. Что видела в наших отношениях лишь то, что хотела видеть.

Я вложила в нашу дружбу больше смысла, чем это было на самом деле.

Может, я что-то значила для него. Может быть, до сих пор что-то значу.

Но не более, чем та, другая, кем бы она ни была.

А знаете, что самое обидное? С обычным, ничего не значащим перепихоном я бы без проблем справилась. Я ведь пережила, когда увидела, как он трахал Дженнифер, потому что знала, что все это закончится.

Секс.

Но теперь у него есть девушка, после все этих клятв... Я знаю, что это значит. Как я и сказала, она, скорее всего, очень дорога ему.

В сравнении с этим, я ничего не значу.

Он отказался от всех своих клятв и проблем, чтобы быть с ней, а со мной не смог быть даже один раз. Хотя я и была довольно жалкой и очевидной в том, как сильно хочу этого. Как сильно нуждаюсь в нем.

Должно быть, в моём сердце не осталось ничего, что касалось эмоций, но я чувствую, как оно раскалывается на части, словно из него живьем вырывают одну.

— Давай, Кира. Соберись, черт возьми, — рычу я на себя, включаю холодную воду и брызгаю себе в лицо снова и снова.

Я должна перестать плакать. Мне нужно вернуть хоть какое-то подобие нормальности. Я должна продолжать жить своей жизнью.

Должна оставить его в прошлом.

Все эти годы я была не в состоянии сделать это. Даже сейчас не могу.

Смогу ли когда-нибудь?

Не нужно быть гением, чтобы понять наиболее вероятный ответ на этот вопрос.

— Кира! — зовет мама из-за двери, коротко постучав. — Спускайся к ужину, милая.

Ее голос такой же нежный, каким был последние несколько недель.

Потому что она, как и все остальные, знает, как я разбита. Все они относятся ко мне, словно я чересчур ранимая. Словно я нечто хрупкое.

Ненавижу это. Ненавижу. Ненавижу.

Я выключаю воду и беру маленькое полотенце со стойки. Вытираю лицо и выхожу из ванной.

И сталкиваюсь лицом к лицу с фотографией.

Той самой, что он подарил мне. Я убедила себя в том, что она была смехотворно романтичной.

Той, что до сих пор красуется на моей стене.

Что за хрень? Почему она все еще там? Не могу поверить, что я до сих пор ее не сняла.

Решительными шагами направляюсь к своей кровати. Бросив на нее полотенце, я иду к фотографии, и, остановившись около неё, буквально срываю со стены.

— Кира? — мама зовет меня с другой стороны двери все тем же нежным голосом.

Я не могу выбросить эту чертову штуковину. Она все еще в моих дрожащих руках и желание разбить ее на части гложет меня до сих пор.

Я. Не. Могу. Нахрен. Выкинуть. Ее.

— Кира, милая, ты меня пугаешь.

Стиснув зубы, я позволяю фотографии упасть на белое ковровое покрытие. Не могу ее выбросить, и это ужасно злит, доводя до бешенства ту крошечную часть меня, что жалобно скулит из-за невозможности заполучить желаемого мужчину. Я ударяю ногой по фотографии, подбрасывая ее над моей кроватью.

Часть меня надеется, что я разбила ее. Что в следующий раз, когда я вытащу ее, она будет сломана.

— Кира!

— Встретимся внизу, мам. Дай мне минутку, — и удивляюсь, как ровно звучит мой голос. Как ни странно, довольно спокойно.

Возможно, отбрось я прочь эту картинку, это принесло бы мне больше пользы, чем когда она со мной.

Несколько секунд я слышу мамино замешательство через дверь, а потом и ее облегчение от моих слов.

Я неделями не могла произнести связно больше нескольких слов.

— Ладно... ужин...

— Спускаюсь. Я слышу тебя, мам, — произношу я слабым голосом, мой взгляд застывает на ковре под моими ногами. — Буду через несколько минут. Обещаю.

У меня занимает чуть больше времени, чем «несколько» минут, чтобы спуститься вниз. Намочив полотенце, я вытираю лицо холодной водой, по несколько минут прижимая его к каждому глазу, повторяя процесс снова и снова.

В конце концов, краснота сходит с глаз. Я ничего не могу поделать с бледностью или маской смирения на лице, но это лучшее, что я вообще могу изобразить сейчас.

Когда я спускаюсь вниз, то до чертиков радуюсь, что сегодня вечером мы с мамой вдвоем. Стивен, вероятно, работает допоздна.

Я избегаю маминого взгляда и сажусь за стол, когда она подает нашу еду. Я не уверена, что смогу съесть хоть что-то, но я должна попытаться. Ради нее. Но прежде всего ради себя.

Я не могу позволить Брайдену продолжать разрушать меня. Просто не могу.

— Милая, — шепчет грустно мама. Она останавливается рядом со мной, поскольку я пялюсь на тарелку с едой напротив, и вижу краем глаза, что она поднимает руку, чтобы коснуться меня. Мама колеблется, ее рука в воздухе.

Потом медленно кладет мне ее на плечо. Напряженно.

Ждет, что я отодвинусь.

Но я не делаю этого.

Неожиданно, напряжение, что скопилось в маме, покидает ее внезапной волной. Это чувство настолько сильное, что я чувствую, как оно сочится сквозь ее прикосновение.

Впервые за много лет я позволяю ей прикоснуться ко мне вот так. Мы никогда не станем прежними после того, как она вышла замуж за Стивена.

Потому что я все еще злюсь на нее. Потому что часть меня все еще осуждает ее решение быть со Стивеном, за то, что это разлучает меня с Брайденом.

Глупая девчонка. То, что сделали они, и близко не стоит с тем, что совершил он. Не они разлучили нас. Я начинаю понимать это совсем неплохо, я бы сказала, даже хорошо. В самом деле, хорошо.

Хочу ли я на самом деле провести остаток жизни, любя парня, которому абсолютно наплевать, что он вновь и вновь разбирает мое сердце вдребезги?

Да, жалкий маленький ребенок внутри меня хнычет.

— Милая, я хочу знать, что случилось с тобой. Кто обидел тебя?

Обеспокоенный голос матери, то, как она нежно поглаживает мое плечо, приводит к тому, что на глаза наворачиваются слезы.

Я моргаю, пытаясь сдержать слёзы. Дыхание становится прерывистым, и я срываюсь на рыдания. Мне нужно пытаться контролировать это. Я кое-как склею разбитые осколки, в которые превратилось мое сердце, и буду продолжать жить.

Он наверняка счастлив с кем-то другим.

Разве я не заслуживаю того же?

Черт, конечно да, но чтобы осуществить это, для начала мне предстоит избавиться от страха, в котором я сейчас живу. Мне нужно вернуться хотя бы к подобию нормальной жизни.

— Ничего, мам. Я не хочу говорить об этом, — я поднимаю вилку и опускаю взгляд на еду, словно это полоса препятствий, которую я намереваюсь преодолеть.

Ведь так и есть на самом деле. Еда превратилась в невыносимую пытку. Просто физической потребностью. Вот до чего меня довело расставание с Брайденом.

Но я не останусь больше в таком состоянии. Я отказываюсь.

— Кира. Я... мы все знаем, что это как-то связано с парнем, — моя мать по-прежнему поглаживает мое плечо легкими, любящими прикосновениями.

Я сдерживаю гнев, что рвется наружу. Логически, я понимаю, почему она хочет знать. На ее месте, я бы тоже беспокоилась обо мне. Это не ее вина, и я не могу рассказать ей об этом, напоминаю я себе.

— Мам, я действительно не хочу говорить об этом. Пожалуйста.

— Ладно, — она заправляет прядь моих волос за ухо и кладет руку на мою щеку.

— Но знай. Ты красавица, Кира. Даже больше. Любой парень умер бы за то, чтобы быть с тобой. Так что, кем бы ни был этот парень, знай, что он придурок, и в один прекрасный день он пожалеет, что ушел.

Резко поднимаю глаза, услышав ее комментарий, удивление повергает меня в шок. Она улыбается, глядя на меня, ее темно-серые глаза одновременно печальные и обеспокоенные.

Несколько секунд я продолжаю сидеть с открытым ртом, все еще не веря в то, что она сказала.

Внезапно, я начинаю хохотать, качая головой.

— Не могла бы ты повторить, пожалуйста?

Она улыбается и откидывает за плечо волосы, явно довольная, что заставила меня рассмеяться.

— Я сказала, что он чертов идиот, кем бы он ни был.

Я вновь смеюсь, и желание не выглядеть истеричкой отнимает много сил, но это все обман. Я не смеялась почти месяц, и сказанное ею так иронично.

— Вау, мам... Это просто... Вау.

— Что? — она выгнула бровь, все еще смеясь. — Это правда. Думаешь, я не вижу, как многие парни в городе увиваются за тобой, пускают слюни и шипят, словно они из «Ходячих Мертвецов»?

Я фыркаю в ответ на это, но не могу перестать смеяться.

— Кроме того, — она откидывает волосы и передвигается, чтобы сесть рядом со мной за стол. — Может быть, у тебя и глаза отца, но мы обе знаем, на кого ты действительно похожа, а я — великолепна, милая.

Хоть она и шутит, но я ничего не могу поделать и поддразниваю ее.

— Полегче, зазнайка. Разве ты хочешь, чтобы мир узнал, как ты на самом деле относишься к себе?

Мы все еще смеемся, когда осознание происходящего доходит до нас.

Годы напряженности, годы отдаления исчезают.

Вот так просто.

Я что, в самом деле, держала дистанцию с мамой из-за того, что злилась на Брайдена? На того, кто твердил, что я его лучший друг, а потом отбросил меня в список «еще одна девчонка с запудренными мной мозгами»?

Я стерпела внезапно нахлынувшее чувство вины. Замечательно. Сейчас я нуждаюсь именно в этом.

Я никогда не смогу принять то, что сделала моя мать, встав между Эбигейл и Стивеном, но определенно настало время отпустить это.

Давно пора отпустить старые обиды.

Как я уже говорила, очевидно, это к лучшему. Я полностью уверена, что если я и буду с кем-то, то только с тем, кто будет только моим.

— Уверена, что не хочешь об этом поговорить?

— Не-а, — снова беру вилку и накалываю маленький красный картофель. — Оно того не стоит. К тому же, как ты сказала, он чертов идиот. Без него мне будет лучше. — Я серьезно. Даже не представляете, насколько.

— Ну ладно, — мама берет свою вилку и приступает к еде. — У меня есть хорошая новость, которая тебя взбодрит. Сегодня я получила ответ от Брайдена. В этом году он приедет на Рождество.

Вилка практически выпадает из моей руки. Кусочек картофеля становится абсолютно сухим во рту, и я практически не могу прожевать его. Кладу вилку на тарелку и хватаю стакан с водой, принявшись пить в надежде, что она не заметит моей реакции.

— Это... замечательно.

Я так же надеюсь, что она не услышит нотки сарказма в моём голосе.

Черт. В самом деле? До Рождества две недели?

Две.

Это значит, что мне нужно взять себя в руки, потому что я не могу позволить ему приехать домой и увидеть меня в таком состоянии.

Постойте. Что если он привезет свою девушку? Представит ее всей семье?

Что, черт возьми я буду делать, если это произойдет?

Мой аппетит окончательно пропадает, и мысль проглотить еще кусочек пищи отвратительна, но я заставляю себя продолжать.

Я притворяюсь, что все в порядке.

Я включаюсь в милую беседу с мамой о приготовлениях к Рождеству.

И все это время я чувствую, как внутри последняя крохотная крупица, та часть меня, что до сих пор оставалась нормальной, скукоживается и погибает.

Глава 12: Брайден

18 декабря, 2013

«Я уже скучаю по тебе».

Я пялюсь на текст сообщения, мой палец неподвижно завис над телефоном. Элементарная вежливость велит мне ответить. Мой статус, как бойфренда требует, чтобы я напечатал нечто столь же нежное. Взаимность — это главное в отношениях, верно?

А еще искренность, и все во мне просто вопит, что, если я напечатаю эти слова или подобное, я буду самым большим куском дерьма во Вселенной.

Нет, постойте. Это звание я заслужил уже давным-давно. Миллион раз.

Я задыхаюсь и это не в первый раз. Этого следовало ожидать, поскольку мне не по себе. Я тот парень, который поклялся никогда не встречаться с девушками, придерживающийся этой клятвы, а потом внезапно нарушивший ее.

Отношения с девушкой самое тяжелое, что я когда-либо делал. Я знаю, это должно увлекать. Хотя прошло уже три месяца, а легче не становится. Я отдаю этому всего себя, и этого все еще недостаточно.

Потому что то, что я могу дать — ничтожно мало.

Дверь машины открывается передо мной.

— Ты идешь или нет? — спрашивает Райан, наклоняясь, чтобы вытащить свою сумку из багажника.

Я смотрю на дом. Дом моего отца. Тот самый, откуда я сбежал несколько месяцев назад после лучшего сексуального опыта в моей жизни.

А это даже не было полноценным сексом.

Оно, мать вашу, преследует меня каждое мгновение моей жизни, будь то сон, или бодрствование.

Именно это я прокручиваю в своей голове каждый раз, когда рядом со своей девушкой.

Как я уже говорил, я кусок дерьма.

Райан собирается туда, встретиться со своей сестрой, провести с ней время, как и должен.

У меня же не будет ничего. Только простое «привет», если мне повезет.

Черт. Мне не стоило приезжать.

— Ага. Буду через минуту, нужно поговорить с Амандой, — вру я ему. — Заходи в дом. Я догоню.

— Ладно. Передавай ей привет, — мне кажется или Райан не верит мне?

— Конечно, — я не отрываю взгляд от телефона, когда он закрывает дверь и заходит в дом. В итоге, даже видеть это сообщение становится невыносимым.

Говорят, ненависть к кому-то подобна яду в вашем организме. Неправда. Ненависть к самому себе — вот настоящий яд. Вы можете избежать взгляда того, кого ненавидите.

Но невозможно убежать от себя.

Вот как я живу. Секунда за ничтожной секундой, один бесконечный день за другим.

Пойманный в ловушку.

Я задыхаюсь во всем этом дерьме.

Достаточно. С меня хватит. Теперь мне придется смириться с этим.

Вздыхая словно маленькая сучка, я выбираюсь из машины и тянусь назад к своей сумке. Мой телефон заброшен в карман, где его проще игнорировать.

Я все еще не ответил Аманде.

Каждый мускул готов к бою, когда я вхожу в дом.

Несмотря на это, я совершенно не готов.

Голос Райана раздается со стороны кухни вместе с голосом Сони и моего отца. Я игнорирую все это. Не обращаю внимания ни на кого, кроме той, что стоит передо мной.

Кира замирает на нижней ступеньке лестницы с равнодушным выражением на лице. Ее взгляд прикован ко мне. Боль взрывается в каждой клеточке моего тела. Чувства обжигают, поражая меня до глубины души.

Одна рука сжимается вокруг ручки сумки. Другая сжата в кулак. Сердце колотится в груди, пока я пытаюсь вздохнуть и взять себя в руки.

Каждая секунду, что я смотрю на нее, ранит меня все больше и больше.

Она все еще молчит. Словно красивая, хрупкая статуя, купающаяся в солнечном свете, струящемся из огромного окна второго этажа.

Уязвимость, вот что убивает меня больше всего. Не важно, как высоко она стоит или насколько мужественно держится, это разрывает каждую частичку меня, ударяя в ту часть, что болит сильнее всего.

Она похудела. Ее узкие джинсы немного свободнее, чем должны быть. Светло-серая рубашка с длинным рукавом, что надета на ней, тоже. Наверное, не более пяти фунтов, но этого достаточно, чтобы повлиять на ее изящную фигурку.

Это все еще поражает меня, словно чертов мир свалился на мою голову.

В остальном она не изменилась.

Мое сердце бьется в груди, отдается шумом в голове, из-за чего я хочу отказаться от всего, что имею.

Моя. Моя. Моя. Моя.

Кира первая разрывает зрительный контакт. Слегка подпрыгивая, она спускается по ступенькам на первый этаж, ко мне.

Она не собирается оставаться здесь. Поворачиваясь у колонны винтовой лестницы, она идет в сторону кухни, проходя мимо меня.

Моя сумка падает на пол.

Предательские ноги делают два шага в ее сторону.

Я протягиваю руку, хватаясь за ее маленькое запястье. Останавливаю ее. Разворачиваю лицом к себе.

Кира пытается выдернуть руку.

Я не позволяю ей.

Нет, я не могу.

Она отказывается поворачиваться ко мне, поэтому я вынужден пялиться на ее затылок, мельком разглядывать ее красивый профиль за завесой волос.

Я не думаю о своей девушке, не думаю о том, что разделяет нас, когда нежно тяну Киру за руку, молча уговаривая позволить мне это.

Просто еще один взгляд.

Подтверждение моего чертового существования.

Она отказывается, и я не виню ее. Я не могу. Я разорвал нас на части самым жестоким образом. И абсолютно не важно, что это именно то, что я должен был сделать. Ампутация ноги может спасти вашу жизнь, но вы все же ампутируете вашу чертову ногу. Вам все равно придется жить без нее всю оставшуюся жизнь.

Кира не сможет ненавидеть меня так же сильно, как я ненавижу сам себя. Это единственное утешение, которое у меня есть. Как и то, что я чувствую ее крохотную ручку в своей.

Она холодная. Такая же холодная, как и ее взгляд. Бессмысленно я начинаю поглаживать ее своей в попытке согреть.

Нас обоих.

И вот тогда она делает это. Она позволяет соскользнуть своей защите, прерывисто дыша.

Также тяжело, как и я.

Вздохом, которым она словно обвиняет меня, который позволяет мне услышать и увидеть все, что я сделал с ней.

Все, что я сделал с собой.

Я сделал это. Все, чего я лишился. Самоконтроль болтается на грани срыва. Приходится сдерживать каждую частичку себя, чтобы не схватить ее, не привлечь поближе, именно так, как мне того хочется, а потом сжимать ее в своих объятиях.

Меня охватывает жгучее желание. Я стискиваю зубы, дрожа из-за сдерживаемых эмоций, и опускаю голову на ее плечо.

Она тяжело дышит, и этот тихий звук отзывается в моем члене.

Я издаю стон, трусь лбом о материю покрывающую ее плечо, вдыхаю ее аромат, словно отчаявшийся идиот.

Я не вынесу этого больше. Я просто не смогу.

Но я хочу ее больше жизни. Хочу положить ее руку на свою грудь, дать ей почувствовать, какое влияние она имеет над моим сердцем. И всегда имела. Хочу взять ее руку, и опуститься ниже, к той части, которая всегда взывала к ней. Части, которая всегда готова, всегда в вожделении, взывая к ней, и не важно, сколько кисок я поимел.

Я сильнее сжимаю ее руку и, должно быть, это больно. Резкий звук вырывается из моих уст, когда я отпускаю губу, которую прикусывал зубами. Как бы я хотел, чтобы вместо моей губы, которую я прикусывал, была она, я так сильно хотел ее. За несколько чертовых секунд я оказался на расстоянии десяти шагов от нее.

Самой ужасной частью всего этого было то, что здесь и сейчас я чувствую себя более живым, чем когда-либо за эти последние месяцы. Уж лучше боль, которую я испытываю в ее присутствии, чем пустота, которая во мне, когда она далеко.

Ее голос. По нему я и скучал. По его нежным ноткам, когда она разговаривает со мной, по ее остроумным комментариям, когда она ставит меня на место

Она даже не произнесла моего имени. Не проронила ни слова.

Я заслужил это, знаю. Но это не значит, что я могу с этим справиться.

— Кира, пожалуйста... — черт, я даже не знал, о чем просил ее. О том, чтобы она взглянула на меня своими прекрасными глазами? Или чтобы прикоснулась ко мне нежными руками? Коснулась моего изнывающего от желания тела?

Но ничего подобного не происходит. Вместо этого Кира поворачивается, кладет свою вторую руку мне на плечо и отталкивает.

При других обстоятельствах у Киры бы не хватило сил оттолкнуть меня. Особенно, если я не хочу этого. Но как же так? Кира, всегда бежавшая навстречу мне, всегда искавшая меня, отталкивает меня?

Я отступаю назад, мой мозг работает с перебоями, отказываясь признавать неправильность того, что только что произошло.

Она пользуется этим преимуществом, выдергивает свою руку из моей и продолжает идти на кухню.

Не глядя на меня.

Я точно убью сегодня кого-нибудь.

Самое дерьмовое в этом, что здесь только я заслуживаю этого и в этом доме никто, кроме меня одного, не заслуживает гнева.

— Брайден, вот ты где.

Ну не считая его.

Я отворачиваюсь от своего отца и наклоняюсь, чтобы поднять сумку. Когда я выпрямляюсь, он уже здесь. Стоит у входа в фойе в идеально выглаженных брюках цвета хаки, светло-голубой рубашке поло, с коротко стриженными и аккуратными светлыми волосами, а его зеленые глаза в ожидании смотрят на меня.

Я похож на него лишь цветом глаз.

Почти всем я похож на маму: у меня такой же цвет волос, хотя многие и говорят, что у меня есть некое сходство с отцом. Я похож на нее, кто бы и что там ни говорил.

Мой отец настоящий «степфордский папаша». И внешне, и внутренне. Безупречное совершенство внешне. Я даже не собираюсь касаться того, что внутри. Хоть я и зол на него, я отказываюсь продолжать отгораживаться от своего отца, пусть даже и мысленно.

— Иди к нам на кухню, сынок.

Я его сын, но, так или иначе, меня все еще раздражает, когда он называет меня так. Меня раздражает, насколько это неправильно. Мы никогда не были близки.

— Мне нужно отдохнуть.

Я отворачиваюсь от него, держа сумку в руке, и поднимаюсь по лестнице.

— Присоединяйся к семье через несколько минут. Отдохнешь попозже.

Я напрягаюсь из-за его командного тона, но отказываюсь отвечать. Я не уверен, что смогу. Если я отвечу, это будет примерно так: «Ты оторвал меня от моей семьи».

Райан всегда был мне как брат. Несмотря ни на что. Но я потерял постоянную связь с мамой.

Я потерял Киру.

Думаю, я в самом деле ненавижу его за это. Но с этим ничего не поделаешь.

Ярость бешено клокочет в груди, я иду прямиком в свою комнату и остаюсь там следующие десять часов под предлогом отдыха.

В реальности я отчаянно пытаюсь убедить себя в том, что раз Кира меня игнорирует — это хорошо. Это необходимо.

Спустя три дня у нее это так чертовски хорошо получается, что я готов взорваться.

Дважды. Я ловлю ее взгляд дважды. И каждый раз взгляды в мою сторону разжигают во мне ярость. Я не могу видеть ее боль, которая могла бы убить на месте любого тупицу, осмелившегося так поступить с ней.

Но опять же, я тот, кто сделал это с нею. И единственный, кто может это исправить. Черт бы меня побрал. Я просто хочу крепко обнять ее и все исправить.

Рождественский ужин — молчаливое действо. Просто Райан, Кира, я, Соня и мой отец. Который сейчас пристает к Кире с тем, что никто не разговаривает, и если он скажет еще что-нибудь вместо того, чтобы оставить всех в покое, думаю, я проткну его руку вилкой.

Да. Моего собственного отца.

Единственная хорошая вещь в том, что она никому не рассказала — никто не знает, что на самом деле проблема во мне.

К черту это. Лучше бы все узнали правду, чем видеть ее такой. Если после этого она начнет улыбаться... Черт даже мой отец понял бы, и я был бы счастлив.

— Стивен, ты же знаешь: она плохо чувствует себя уже несколько недель, — тихо говорит Соня, с нотками осуждения в голосе. А у меня такое чувство, словно она вонзила вилку мне в грудь. — Оставь ее. Я просто счастлива, что она здесь с нами.

Счастливого, нахрен, мне Рождества, верно?

Настало время отправиться в гостиную и распаковать подарки, когда Кира предлагает отнести тарелки на кухню и встает.

Все это длится не больше трех минут. Целых три минуты.

Райан встает, выходит из комнаты, чтобы ответить на звонок. Вероятно, это Дана.

Соня и отец идут в сторону гостиной, очевидно ожидая, что я последую за ними.

Я потерялся на почти двадцать шесть секунд после этого. Потом я поднимаюсь, действуя на чистом инстинкте, и направляюсь на кухню.

Я не должен этого делать. Думаю, сам Господь понимает это в данную минуту.

Но я стараюсь не думать об этом. Хочу полностью выбросить все из головы. Мое тело изголодалось. Весь здравый смысл покинул меня. Я не могу смириться с пустотой, не могу больше оставаться на расстоянии.

Не могу оставаться в стороне, когда она смотрит на меня таким образом.

Не знаю, что с этим делать, но к черту все. Я должен сделать хоть что-нибудь.

Кира

Меня трясет, когда я пытаюсь не сжимать бедра. Мои трусики намокли. Мое сердце обезумело. Это чистая, раскаленная похоть, и в очередной раз она обжигает все мои нервные окончания.

Это самое бодрящее, что я чувствую за последние пять месяцев. Это все из-за того, что я хочу чужого мужчину. Мужчину, который сейчас принадлежит другой, причем во всех смыслах. Я даже не чувствую вкус еды во время ужина. Знание того, что он принадлежит кому-то другому, заставляет мою страсть к нему взлететь на совершенно новый уровень.

Как я могу так сильно желать кого-то, кто не принадлежит мне?

Сидеть с ним за одним столом хуже любого ада, через который мне приходилось пройти. Не знаю, какого черта меня дернуло одеть юбку.

Когда я скрещиваю ноги под столом в отчаянной попытке успокоиться, я снова замечаю, как взгляд Брайдена направлен в мою сторону. Могу поклясться: что-то мелькает в его глазах, — потом пустота. Выражение его лица становится абсолютно равнодушным.

Неужели мои мучения заметны, даже при мимолетном взгляде? Неужели я не в состоянии скрыть это? Наверное, это замечают все. Как и он, вероятно.

Он предпочитает проигнорировать это.

Эта мысль причиняет боль больше, чем что-либо.

Я поднимаюсь и предлагаю помочь с посудой. Чтобы убраться оттуда. Я не могу справиться с этой мукой. Дикая, примитивная часть меня кипит, требуя наброситься на человека, явившегося причиной этого.

Я злюсь на себя, но еще больше на него, поэтому пользуюсь этим приятным временем, чтобы вымыть каждую тарелку в раковине, пытаясь раствориться в этом процессе.

Остается четыре месяца до моего восемнадцатилетия. Как только это произойдет, я уеду. Я молюсь, чтобы колледж, который находится подальше отсюда, принял меня. Расстояние. Вот что мне нужно. Мне нужно уехать как можно дальше, чтобы мысли о Брайдене превратились лишь в шепот в моей жизни.

Я отказываюсь оставаться с разбитым сердцем. Если сбежать как можно дальше — это единственное решение, то я рискну.

Черт, в конце концов, я могу пересечь Атлантику. Я всегда хотела поехать в Англию...

— Кира?

Тарелка, которую я мыла, выпадает из рук, расплескивая мыльную воду.

Другое тянущее ощущение внутри причиняет мне боль. Злит меня. Как он смеет стоять на этой кухне со мной, произносить мое имя этим тихим, почти интимным тоном?

Я игнорирую его, сжимаю челюсть, сопротивляясь моему чертовому сердцу и его стремлению к нему. Тянусь в воду, чтобы достать тарелку, которую уронила, и убедиться, что она не разбилась.

— Кира, я с тобой разговариваю.

И, очевидно, что я игнорирую тебя.

Может, мне стоит разбить тарелку прямо о его чертово лицо.

Я знаю, он видит, как мне больно. Из всех людей он знает причину. Я имею в виду: глупая, жалкая я более чем очевидна в своих чувствах к нему за все эти годы.

Так зачем он здесь? Почему он делает это со мной? Неужели его вовсе не беспокоит то, какую боль мне причиняет его присутствие?

Я продолжаю мыть тарелки, борясь с искушением повернуться к нему. Посмотреть на него. Наброситься на него. Причинить ему боль.

Врезать ему, поцарапать, чтобы его девушка знала, что руки другой прикасались к нему. Чтобы она почувствовала хотя бы крупицу той агонии, разрывающей меня прямо сейчас.

Посмотрите, во что он меня превратил. В жалкую. Мелочную. Настолько, черт подери, озлобленную, что я желаю, чтобы каждый разделил мои страдания.

Острые ощущения его присутствия разгораются, посылая по всему телу вспышки. Его шаги едва слышны, но он подходит ближе. Все мое тело пульсирует. Я стискиваю зубы, полная решимости не позволять ему увидеть ни крупицы того, что он сотворил со мной.

Вероятно, то же самое он проделывает с ней. Со своей девушкой.

Господи, она, должно быть, наслаждается этим чувством так сильно. В восторге от такого парня, как он, имеет право наедине и публично заявлять на него права. Интересно, она хоть понимает, что занимает особенное место, являясь его первой девушкой. Первая девушка, которую он счел достойной получить этот титул. С которой он проводит все свое свободное время, ходит на свидания...

Я сейчас заплачу. Снова.

Он прямо позади меня, и крошечные петельки, держащие кусочки меня вместе начинают распутываться. Я сломаюсь, и он будет свидетелем этого.

— Мне не нравится, когда меня игнорируют, Кира. Ты же знаешь это, — произносит Брайден резким, низким голосом.

Я чуть не подпрыгиваю, он так чертовски близко.

Дрожа, я заканчиваю ополаскивать тарелку и помещаю ее на сушилку. Есть причина, по которой я не воспользовалась посудомоечной машиной: я глупо надеялась, что так у меня будет немного времени вдали от Брайдена.

Господи, почему он сейчас здесь, на этой кухне, со мной?

— Ты сердишься. — Его дыхание согревает кожу на моем плече.

Его аромат поглощает меня, заставляя чувства вырваться из-под контроля. Один шаг и он окажется напротив меня. Еще шаг и мы соприкоснемся.

Адреналин струится по моим венам. Я закрываю глаза, дрожа.

Я хочу этого.

Боже.

Я так сильно хочу этого.

Это подобно темному, отчаянному голоду внутри меня. Голод тысячи наций, помещенный в одно пульсирующее, слишком маленькое тело. Мое тело. Тело, которое возбуждается в каждом потаенном месте, желая ощутить его повсюду.

Я едва справляюсь и чем больше стараюсь выглядеть спокойной, тем сильнее меня трясет, но я нахожу в себе силы напомнить ему правду.

— Я абсолютно уверена, что кое-кто не поймет, почему ты так близко ко мне сейчас, Брайден. Подвинься.

— Здесь довольно много людей, которые не поймут этого. — Его голос звучит странно, когда он говорит. Это тот самый чудесный тон голоса, который всегда обманывал меня, заставляя думать, что он чувствует тоже, что и я.

Что он тоже умирает от желания.

Это ложь, напоминаю я себе. Мне наплевать, что он там говорит. Да, весь мир сместился, встав между нами, чтобы мы с ним не были вместе — это не меняет того факта, что он нашел кого-то достаточно особенного, чтобы разделить эту часть себя.

— В любом случае. Я сказала — подвинься.

Его дыхание снова касается моего плеча. Он что, пододвинулся еще ближе? Пожалуйста, Господи. Пожалуйста, нет.

— Думаю, я знаю, почему ты злишься. Но я хочу услышать это от тебя, Кира.

Словно. Чертово. Пекло

Я бы никогда не подумала, что Брайден садист, и даже если он был таким типом, я никогда не думала, что это будет направлено на меня.

В этот момент я понимаю, что ему нравятся мои страдания. Он испытывает какое-то нездоровое удовольствие, видя меня в таком состоянии. Иначе зачем ему просить меня произносить такое вслух? Так он забавляется с глупой девчонкой, тоскующей по нему, пока он был с другой женщиной?

Он играет со мной. Нарочно играет с каждым хрупким чувством, словно любопытный ребенок, нажимающий кнопки на новом компьютере. Ооо, так вот что он делает? Я швыряю тарелку, отчаянно вцепившись в сушилку, задыхаюсь от ярости.

— Давно не видел тебя такой взбешенной... Я и забыл, какая ты красивая, когда злишься.

Все мое тело замирает.

Кажется, что время сейчас остановится.

Моя грудная клетка поднимается и опускается, я пялюсь в окно над раковиной, на холодную, темную ночь, на наши призрачные отражения и пытаюсь придать смысл тому, что я только что услышала.

Не только из-за того, что он назвал меня красивой. За этим скрывалась честность. Этот тон явился прекрасным эхом каждого болезненного томления внутри меня.

Его дыхание. Снова на моей коже. Оно подобно легкому касанию его губ вдоль моего плеча.

Мои колени слабеют.

— Ты напоминаешь мне львицу перед нападением, — рычит Брайден.

Он делает последний шаг.

Я издаю сладострастный звук, когда все это тепло и мускулы соприкасаются с моей спиной.

Брайден стонет и протягивает руку, чтобы отодвинуть мои волосы.

— Котенок.

Мое тело покрывается мурашками.

Что он делает?

Боже, пожалуйста, не останавливайся.

Он не может остановиться. Я умру. Теперь мне наплевать, что он принадлежит кому-то другому. Что она почувствует из-за этого или насколько это аморально. Все это перестает прокручиваться в моей голове. Я приму все, что он захочет мне дать, но мне нужно хоть что-то, черт возьми.

Сквозь меня проносится дрожь и прежде, чем смогу остановиться, я выгибаюсь против него.

Брайден рычит себе под нос и его руки упираются в край раковины по обе стороны от меня.

— Злой шипящий котенок. Опасный и очаровательный. Вот кого ты напоминаешь мне, когда ты в таком настроении, — кажется, он потерялся в своих мыслях. Он вдыхает мой запах, губы скользят по моему плечу. На этот раз жестче. Дольше.

— Брайден, — шепчу я, дрожа так сильно, что колени ударяются друг о друга.

Он стонет у моего плеча, и я ощущаю это всем телом. Неистовый, животрепещущий импульс проносится прямиком к моей киске.

Его руки перемещаются с раковины на мои бедра и сжимаются. Все его тело придавливает меня к раковине.

Он прижимается к моей заднице.

Я прикусываю губу, мое горло сдавливает так, что я не могу дышать, не говоря уже о том, чтобы издавать звуки.

Он твердый. Очень, очень твердый.

Кажется, я просто потеряю сознание.

Этот член... Я помню этот член. Я чувствовала его. Практически заполучила его.

Мне необходим он сейчас.

— Черт, котенок, — он прижимается влажным поцелуем к моему плечу, его бедра снова начинают двигаться, словно он потерял контроль. — Это неправильно. Скажи мне остановиться.

Никогда. Кого волнует, черт подери, что это неправильно? Его возбудившийся член говорит о том, что он действительно хочет меня, даже если это просто секс, и мне отчаянно достаточно — ничтожно достаточно — нестерпимо достаточно этого сейчас.

— Брайден, — это все, что я могу сказать. Мои соски такие твердые, что больно, когда они касаются лифчика. — Пожалуйста, просто сделай что-нибудь.

— Я не могу, — шепчет яростно Брайден, упираясь лбом в мое плечо. Но даже, когда он произносит это, его член продолжает толкаться в меня мучительными ударами.

Он проводит зубами по моей коже, медленно двигаясь туда-сюда.

Еще один толчок.

Я практически теряю контроль.

— О, черт. — Я толкаюсь в него со стоном. Я твоя. Ты можешь и не быть моим, но я все еще твоя. Возьми меня.

— Кира... Я... все еще...

— Кира! Ты не видела Брайдена? — кричит мама из гостиной.

Нет. Нет.

И еще раз нет.

Брайден настолько быстро отстраняется от меня, что я чуть не падаю.

Я не успеваю его остановить. Дверь, ведущая на задний двор, захлопывается, и я мельком вижу его спину, когда он покидает дом.

Боль накрывает меня так сильно, что я понимаю: у меня всего несколько минут прежде, чем я проиграю эту эмоциональную битву, свернусь в клубок и разрыдаюсь.

Что только что произошло?

Зачем он делает это со мной?

Я убедила себя, что Брайден помешался на своей новой девушке с тех пор, как предложил ей быть вместе и все такое. Но, вероятно, часть его не была с этим согласна.

Часть его все еще желает меня.

Неужели все это идет от того, что мы не можем быть вместе? Так вот почему он нашел кого-то, несмотря на то, что хочет меня также сильно?

Или я просто пытаюсь убедить себя в этом?

Мама заходит на кухню.

— Кира, милая, где Брайден?

Я дрожу. Слишком сильно, чтобы скрыть это. Она останавливается в полушаге, и я вижу вспышку беспокойства в ее глазах.

Не в силах говорить, я указываю на дверь, ведущую на задний двор.

Ее взгляд перемещается в ту сторону.

Я убегаю оттуда, несусь по дому, вверх по лестнице, нуждаясь в одиночестве. Мое тело ураган из смятения, желания, ярости, ревности, этого уже чертовски много. И в довершение всего, надежда пробивает себе путь

Брайден все еще хочет меня, несмотря на то, что встречается с другой.

Я настолько повернутая, настолько изголодавшаяся, чтобы захотеть этим воспользоваться.

Я уверена, что никогда не отступлю, пока не удовлетворю это извращенное любопытство, что подпитывает все мои фантазии.

Мне нужно запереться в комнате и разобраться с этим. Осмыслить то, что я собираюсь сделать.

Я нахрен схожу с ума, потому что еще до того времени, как добираюсь до своей комнаты, я уже знаю, что планирую сделать.

Господи, помоги мне, но я уже знаю, как именно поступить.

Глава 13: Брайден

Я облажался.

Как и думал.

На что ты рассчитывал, когда шел туда, придурок?

Я чувствую боль, исходящую от Киры. Прикосновение кожа к коже, и меня тотчас захлестнуло так, словно некое живое существо вырвалось из нее и вселилось в меня.

Моя девочка все еще хочет меня также сильно, как и я ее.

Я даже не думаю об Аманде, как о моей девушке.

Это всегда будет моей проблемой, не так ли? Я не могу заставить себя отступить. Подобно закону Вселенной, где сила тяжести равномерна, не может быть изменена и должна быть общепринята.

Кира не моя девушка, но каждая частичка моего тела взывает к моему разуму. Говорит, что моя девушка сейчас на кухне, ей больно, потому что я с кем-то другим.

Потому что я разбил моей девочке сердце, и моя чертова обязанность — исправить это.

Я хватаюсь за волосы, борясь с желанием откинуть голову и завыть на луну. Вероятно, на улице не более пяти градусов, а на мне только рубашка на пуговицах и вот, пока я расхаживаю здесь, все мое тело словно охвачено пламенем.

Горит.

Я принадлежу ей. Все, что у меня есть, принадлежит ей, а я отнял это у нее. У нас. От осознания этого мое тело обезумело. Из-за того, что я нарушил этот священный закон.

Прямо сейчас я должен быть там, в доме, и позволить моей девочке взять то, что принадлежит ей. То, что знаю я... и что известно ей... я отдаю всем, кроме нее.

Господи, я чертов придурок.

Она тебе не принадлежит!

Но я принадлежу ей. Я начинаю понимать, что так будет всегда, не важно, что я сделаю. Это все ужасно бессмысленно.

— Брайден? Что ты делаешь здесь в такой холод?

Голос Сони заставляет меня остановиться. Замечательно. Та, кого я меньше всего хочу сейчас видеть.

— Все в порядке, — отвечаю, не поворачиваясь. — Просто нужно было подышать свежим воздухом.

— В такую погоду?

Я игнорирую это, понимая, что мое молчание не имеет смысла. Черт, ничего в моей жизни сейчас не имеет смысла. Я просто хочу, чтобы она оставила меня в покое, и надеюсь, что она примет мое молчание за намек.

Конечно же, она его не понимает.

В конечном итоге я вынужден слегка повернуться к ней и посмотреть на нее краем глаза.

Кира похожа на нее: такие же волосы, черты лица, но не глаза.

Неудивительно, что мой отец не смог устоять.

Соня поджимает губы.

— Брайден, что происходит? Ты всю неделю ведешь себя странно, а теперь еще и это?

Я отвожу взгляд. Интересно, почему я все еще чувствую вину, когда сталкиваюсь с Соней. Конечно, все эти годы она была довольно мила со мной, но еще она одна из тех женщин, с которыми отец изменял моей матери. Из-за нее мои родители расстались.

Я понимаю, что моя вина не идет ни в какое сравнение с ее. И как обычно это из-за Киры. Из-за того, что я продолжаю причинять ей боль. Поскольку не могу дать ей того, что она хочет. И все же я продолжаю что-то требовать от нее.

Мой телефон звенит, оповещая о входящем сообщении. Не думая, я тянусь в карман.

«С Рождеством, малыш. Так сильно скучаю по тебе. Позвони мне, как сможешь ♥♥♥»

Я стону. Еще одна чертова вещь, чтобы почувствовать себя виноватым. Ужасно, поскольку знаю, почему я с Амандой, но сердечки и поцелуи в ее сообщении ранят прямо в сердце.

Я чертов придурок. Встречаюсь с одной девушкой, чтобы забыть другую. Девушку, которую невозможно забыть.

Может, если бы Аманда была здесь, это не было бы так тяжело. Она была бы здесь для секса: чтобы сосать мой член и, глядя на нее, я не смог бы видеть те карие глаза и каштановые волосы.

Я придурок, и в довершение всего прочего думающий, что все происходящее — полный отстой. Как часто мне приходилось закрывать глаза и отгораживаться от светлых волос Аманды? Сколько раз я представлял, что глаза Киры смотрят на меня, когда я кончал с Амандой?

Бесчисленное множество.

Я, не задумываясь, кончал с другими девушками. Пока не попробовал, каково это с Кирой. Теперь от этого практически невозможно избавиться. Кроме как закрыть глаза и представить ее.

И даже если бы Аманда была здесь, я бы никогда не трахнул ее в этом доме. Я не мог поступить так с Кирой.

Воспоминание о выражении ее лица той ночью, когда она увидела меня с Джен, все эти годы торчит в моих мыслях.

Я бы определенно никогда не сделал бы этого снова.

Я нахрен и так натворил дел.

— Брайден, я знаю у тебя достаточно причин не разговаривать со мной, но я беспокоюсь за тебя. И то, что происходит с Кирой... — Соня замолкает.

Я поворачиваю голову в ее сторону. Она задумчиво смотрит в пространство.

Видите, вот в чем причина. Часть меня всегда будет обижаться на Соню по множеству причин. Но где-то под всем этим дерьмом я скрыл тот факт, что на самом деле она хороший, порядочный, заботливый человек. И если бы все получилось иначе, она бы даже могла мне нравиться.

Как тогда, когда я был ребенком, ночуя в ее доме так часто, как это было возможно, чтобы потусоваться с Райаном и Кирой.

Даже если бы я хотел довериться ей, я не могу признаться, что Кира — причина, по которой я облажался. Что я причина того, что происходит с ней.

Я заслуживаю разоблачения, чтобы понести ответственность, свалившуюся на мою голову. И Соня, и Райан возненавидят меня также сильно, как я ненавижу себя.

Но я не могу поставить Киру в такое положение с ее матерью и братом. Так что в миллионный раз я лгу.

— Это из-за учебы. Просто перенервничал.

Чувство вины — хитрый маленький ублюдок. Оно проскальзывает в ваше подсознание, пока вы не становитесь параноиком и не видите его признаки везде. Вы начинаете представлять, что люди, окружающие вас, знают ваш секрет.

Я абсолютно точно уверен, что именно это происходит сейчас со мной, пока Соня изучает меня. Блеск в ее глазах говорит мне, что она не купилась на мою отмазку, и впервые с момента прихода сюда по моей спине ползет холодок.

— Ты уверен? Стивен рассказывал мне, что ты делаешь успехи в колледже.

Черт. Сейчас мне на самом деле холодно.

Я даже не знал, что мой отец был в курсе всего в моей жизни, пусть даже это просто оценки. Смысл ему следить за этим; он и так уже заплатил сполна, получив развод. Однако мы никогда не говорим об этом.

Мы вообще мало разговариваем.

Мне не нравится, что они с Соней говорят обо мне. Полагаю, это обычное дерьмо в отношениях между мужем и женой, но я хочу, чтобы они исключили меня из своих разговоров.

— Просто потому, что я хорошо справился, не значит, что не было тяжело. — Я смотрю прямо в ее глаза, надеясь, что это делает мою чушь еще более правдоподобной.

Она кивает мне. Это просто кивок, который умудряется молчаливо передать, что это пустая болтовня.

— Ну, все будет хорошо, Брайден. Ты и Райан умны, так что у вас не возникнет проблем, чтобы пройти через это. — Соня поплотнее укутывается в свое пальто. — Теперь заходи внутрь. Здесь очень холодно.

— Через минуту, — говорю я ей.

Она поворачивается, чтобы зайти внутрь, и кивает через плечо.

Я вздыхаю с облегчением и провожу рукой по лицу. Господи, это дерьмо с чувством вины совсем не забавно. От этого я нервничаю. Была ли причина, из-за чего Соня могла что-то заподозрить?

Нет. Но мне все равно мерещится это, потому что мой позор велик.

Когда я уже научусь?

Мне нужно прекратить приезжать сюда. Мне даже не нравится мой отец. Раз за разом, единственная причина, по которой я возвращаюсь — это Кира и Райан.

Райан мой сосед по комнате, и, вероятно, им и останется, когда мы закончим учебу.

Кира...

В любом случае, я не могу удержать ее в своей жизни. Мне нужно оттолкнуть ее. По-настоящему на этот раз. Даже, если я знаю, что продолжаю возвращаться к этому решению снова и снова, постоянно меняя свои планы.

Это не честно по отношению к ней. Я не позволяю ей двигаться дальше. Забыть меня.

Ей нужно двигаться дальше.

Мне тоже.

Чеееееррррттт! Черт. Черт!

Это последняя чертова вещь, которую я хочу сделать.

Но разве у меня есть выбор?

Кира

Человеческие существа. Мы такие странные создания. Упрямые. Мазохисты. Казалось бы, стремимся уничтожить себя. Меня всегда это пугает, когда я об этом думаю.

Почему-то сила, превратившая нас в людей, предполагавшая развитие и созидание, также запустила алгоритм саморазрушения. Еще мы частенько непреклонны до крайности. Мы бежим от перемен быстрее, чем смогли бы убежать от потока лавы.

Наши души можно снова и снова разрывать на части, и мы будем возвращаться назад за большим. Пока от нас ничего не останется. Даже теневого образа, которым мы когда-то были.

И потом, может быть, мы изменимся.

Не всегда, правда. Бывают времена, когда эта чертово саморазрушение и есть эпицентром нашего падения на протяжении всего пути, до самого конца.

У меня ни осталось ничего кроме этого патологического чувства вины, именно поэтому я не сплю всю ночь до трех утра, выжидая.

Молясь.

Надеюсь, хотя любой другой нормальный человек уже бы понял, что нет смысла продолжать это делать.

Я притворилась спящей, когда мама поднялась в мою комнату, чтобы позвать обмениваться подарками. Я продолжала притворяться, когда Райан пришел и сел рядом со мной на кровать. Он пытался разбудить меня лишь раз. Все остальное время он просто сидел и тяжесть его взгляда давила на меня.

Думаю, я знаю, почему мне не хотелось, чтобы кто-нибудь поговорил со мной, увидел меня «пробудившейся». Это не то, что я планировала. Это то, что я чувствовала.

Нетерпение. Я чувствовала себя более живой, чем за последние месяцы.

Три часа, и я на цыпочках выхожу в коридор, все в той же юбке и рубашке. В комнате Брайдена горит свет, просачиваясь сквозь щель в двери, освещая коридор.

Дальше по коридору дверь Райана, она закрыта, свет выключен.

Тень пересекает луч света, просачивающийся из-под двери Брайдена.

Он проснулся. Наматывает круги по комнате.

Все также на цыпочках я иду к его двери, надеясь, что она открыта и мне не придется стучать. Моя рука обхватывает ручку, и я осторожно поворачиваю ее, медленно, тихо, затаив дыхание...

Дверь не заперта.

Последнее, что я ожидала увидеть, как Брайден полностью одетый закрывает сумку, сидя на кровати.

Он замирает, словно почувствовав мое присутствие, но не поднимает взгляд.

У меня занимает несколько секунд, чтобы осознать очевидное — он уезжает.

Его тело напряжено, голова медленно поднимается и поворачивается в мою сторону. Пылающий взгляд зеленых глаз смотрит сквозь меня.

Я делаю шаг назад.

Он зол на меня. Взбешен, что я здесь. Что я пришла.

Его телефон светится на кровати.

Входящий вызов.

Я наблюдаю, как он тянется к телефону. Садится ровнее.

Отвечает на звонок.

— Привет, детка.

Этот механизм самоуничтожения еще больше привлекает, отчего мои ноги словно прирастают к полу.

Или может быть, в глубине души я знаю, что мне это нужно. Что без этого окончательного, необратимого удара прежняя Кира никогда не сможет умереть.

Я так хочу этого. Я хочу уничтожить ее. Чтобы не осталось ничего, кроме пепла. Неприятное, горькое воспоминание. Она должна умереть, чтобы освободить меня от его власти надо мной.

Но пока я стою здесь, не отрывая взгляд от Брайдена, в то время, как он разговаривает со своей девушкой, смерть прежней Киры более ужасающа, чем я предполагала.

— Я рад, что ты тоже проснулась, — говорит Брайден. Эти пустые глаза, выражение которых я никогда прежде не видела, сосредоточены на мне. — Да. Я сейчас уезжаю. Уже сказал Райану, что возьму машину. Да, он спокойно к этому отнесся. Он понимает, что мне необходимо поехать прямиком к тебе.

То, что происходит внутри меня в этот момент, это нечто, с чем, уверена, я не смогу смириться еще долго.

Я понимаю значимость этого. Что, скорее всего, случится со мной после этого события, но я не признаю этого.

Ничего.

Так происходит, пока Брайден не заговаривает вновь.

— Я выезжаю прямо сейчас. Я... я тоже по тебе скучаю.

Я вздрагиваю, как если бы он ударил меня.

Он сделал это.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, опустив голову, словно наказанная маленькая девочка, и медленно закрываю дверь.

Мое сердце гулко стучит в ушах.

Это потому что я пустая. Все что от меня осталось — лишь оболочка. Я отдала этой боли — этой любви — каждую частичку энергии моей души и тела, которую способна была отдать. Я словно губка, оставленная в пустыне много лет назад. Вы можете выжимать и выжимать, но ничего не выльется.

Я захожу в свою комнату, невидяще смотрю в пол. Закрываю за собой дверь.

И Брайден, наконец, уезжает.

* * *

Неделю спустя

Брайден уехал той ночью, чтобы побыть со своей девушкой.

Вот почему я тоже сбегаю. Я больше не нахожусь здесь. Мысли о нем с другой девушкой больше не причиняют мне боль.

На самом деле, я больше ничего не чувствую.

Это чертовски классное облегчение. Абсолютная свобода. Да, в бездне, в которой я существую, нет места радости, но мне наплевать. Здесь больше нет места разбитому сердцу.

Я бы все отдала, чтобы никогда не почувствовать эту боль снова.

Мое сердце ничего не чувствует, и это прекрасно. Столько лет боли и тоски исчезли.

Но когда я стою на дороге, наблюдая, как мой брат готовится уехать в колледж на своей арендованной машине, я понимаю, что моя новая эмоциональная «свобода» очевидна.

Райан кладет свою сумку на пассажирское сидение, закрывает дверь и идет к передней части автомобиля. Вздохнув, он садится на капот и скрещивает руки на груди.

— Ты выглядишь лучше.

Я ничего не говорю, только смотрю на него.

Он проводит рукой по волосам.

— Еще ты выглядишь...

Безэмоциональной? Безжизненной? Словно живая статуя?

Могу поклясться.

— Кира, я хочу, чтобы ты сказала мне имя того придурка, который разбил тебе сердце, чтобы я мог разбить его чертово лицо.

Мой брат самый спокойный в нашей компании. И это лишь свидетельство того, как сильно он любит меня, что даже готов прибегнуть к насилию в мою защиту.

Где-то в глубине моего безразличия, моя любовь к нему продолжает процветать, достаточно сильная, чтобы остановить меня от признания.

Я должна сказать ему, не так ли? Пусть он знает, что Брайдену не наплевать на меня. В конце концов, что он врал мне, не переставая, о том, что хочет меня, чтобы продолжать втягивать меня обратно в свою жизнь.

Лишь для того, чтобы вновь и вновь разбивать мне сердце.

Я смотрю в глаза моего брата, точно такого же оттенка, что и у меня, того же цвета, что у нашего отца. Я думаю о том, как отличалась бы наша жизнь, если бы папа не умер.

Мы бы никогда не переехали сюда. Мы не встретились бы с Брайденом. Наша мать никогда бы не увела чужого мужчину.

Я не была бы сломлена.

Райан и Брайден не были бы лучшими друзьями.

Тем не менее, как бы мне не хотелось, чтобы Брайден потерял это, я не могу так поступить с моим братом.

— Я в порядке, Райан. Не волнуйся.

— Ты далеко не в порядке, Кира

Я не буду спорить с этим.

— Я буду. Так что не волнуйся.

— Почему ты не хочешь рассказать мне, кто он?

Потому что я не хочу причинять тебе боль.

— Райан, оставь это. Все в порядке. Со мной все будет хорошо. Вот увидишь.

* * *

Две недели спустя

Некоторым людям везет. Они закрываются в защитной оболочке и остаются там в течение многих лет. Их эмоциональный переключатель просто остается выключенным, и они продолжают так существовать, в блаженном оцепенении.

Мой же не выключается. Я продержалась неделю после того, как уехал Райан. Неделю подавляемой ярости, которая за одну ночь вырвалась из меня наружу.

Я не в порядке. Далека от нормальности. Но я придерживаюсь своего решения, что все будет хорошо.

В этом одиноком эмоциональном потрясении я кое-что узнала — алкоголь очень здорово помогает при таких вещах. Так как это лишь напиток, мы быстро стали друзьями. Честно говоря, я начинаю удивляться, как я вообще жила без этой неги «мне на все плевать», что он дает мне.

Господи, все эти годы быть паинькой — кошмарно. И все, что мне нужно было сделать — это жить своей жизнью, а не делать счастливыми Райана и Брайдена.

Глупая, глупая Кира.

Но я выучила урок. Нужно наверстывать упущенное. На прошлой неделе я улизнула и потусила достаточно за два года.

На следующей погуляю за все три.

Люди говорят об этом, говорят обо мне. Словно мне не все равно. Единственный человек, чье мнение имеет значение для меня хоть немного — это Остин.

Он переживает.

Внимательный

Отзывчивый.

Сегодня ему исполняется двадцать один.

И я хочу трахнуть его.

Он еще не знает, но я выбрала его. Во имя новой Киры и новой главы в ее жизни я хочу подарить парню лучший подарок на день рождения, который смогу. Затрахаю его до смерти. Я ждала достаточно долго.

Я прохожу мимо кровати с бутылкой «Джека»⁸ в руке, мое горло горит после последнего глотка. Становлюсь на цыпочки, прикрепляю картинку обратно над кроватью.

Да, эту картинку. Ту самую, что я выкинула.

Я начала разрезать ее кусок за кусочком. Как линчевание — смерть от тысячи порезов. Это захватывает. Китайцы использовали методичное отрезание кусочков тела преступников, стараясь начать с жизненно важных частей, отрезая достаточно маленькие кусочки, чтобы продлить агонию.

И откладывать неизбежную смерть.

Какова цель? Одна тысяча порезов, как следует из названия. Насколько это больно?

Также больно, как и мне сейчас.

Жаль, что картина не может кровоточить.

Я делаю еще один глоток «Джека» и останавливаюсь у зеркала в полный рост, что висит на двери моей спальни.

Я пьяна и возбуждена, и никогда не выглядела сексуальней. Я сделала это нарочно. Когда я вышла за покупками ранее, у меня была одна мысль. Остин заслуживает лучшей подарочной упаковки, которую я могу найти. Издержки? Маленькое черное платье, которое сейчас на мне. У него вырез в виде бюстье, который до неприличия приподнимает мою грудь. Так что в бюстгальтере нет необходимости.

Я выбрала под него симпатичные стринги. Сейчас они лежат на моей кровати. Я решила не надевать их, так как они будут только мешать.

Черные тени, растрепанные волосы, никакой помады, потому что это тоже будет помехой.

Черт. Мне нравится эта новая Кира. Мне следовало превратиться в нее давным-давно. Но нет. Я потратила годы своей жизни, обижаясь и дожидаясь Брайдена.

Я хватаю телефон и отправляю Остину сообщение:

«Как вечеринка?»

У него занимает меньше тридцати секунд, чтобы ответить, и черт, мне это очень нравится

«В разгаре. Осчастливь меня и скажи, что ты уже едешь».

Я улыбаюсь и допиваю остатки «Джека».

«Я уже в пути».

* * *

Родители Крейга уехали на месяц, поэтому он предложил Остину свой дом, вместо празднования дня рождения в клубе. Господи, это место в шесть раз больше, чем клуб. Дом буквально вибрирует от силы музыки, когда я захожу.

Это не проблема. Особняк расположен на двух акрах земли, вокруг ни одного дома. Мне пришлось пройти по длинной подъездной дорожке, чтобы добраться до входной двери.

Слава Богу, я надела ботильоны, а не шпильки, как планировала.

Мир кружится вокруг меня в такт музыке и алкоголя в моих венах. Я пьяна и возбуждена, и чертовски сексуальная. Мне хорошо.

Я настроена заняться сексом. Готова испытать, каково это.

Зеленые глаза всплывают в моем сознании.

Я отмахиваюсь от них.

«Я наверху зависаю с парнями. Скажи, когда подъедешь, и я спущусь, встречу тебя».

Я не говорю Остину, что приехала.

Вечеринка в полном разгаре, каждый видимый дюйм особняка заполнен. Я прохожу мимо всех людей, пренебрегая не одним заинтересованным взглядом. Некоторые из этих парней действительно очень сексуальные.

Я игнорирую их, потому что задумала сделать это с Остином, но, честно говоря, в этот момент все сексуальны. Я просто хочу покончить с этим.

Остин прислонился к стене на втором этаже, разговаривая с Крейгом и несколькими ребятами из школы.

Дженнифер тоже с ними.

Мне плевать.

Я прохожу мимо одной из закрытых дверей и слышу пронзительные стоны с другой стороны.

Как удачно.

Остин удивлен, когда видит меня на своем пути. Его голубые глаза опускаются на мои ноги, пожирая меня, и на этот раз я чувствую власть над ним. Как женщина должна чувствовать себя перед человеком, которого она хочет трахнуть.

Не слабой и беспомощной, какой я всегда чувствовала себя с Брайденом.

Я останавливаюсь напротив Остина и выхватываю косяк из его руки, чтобы затянуться.

— Кира, — бормочет он.

Его взгляд мечется между моими глазами, губами и грудью.

— Ну-ка, посмотрите на это. Развлечение — новый стиль жизни, да? Похоже, кто-то, наконец, показал свое истинное лицо, — говорит Дженнифер, практически высмеивая меня.

Забавно, что она говорит это, затягиваясь из косяка.

Чертова лицемерная сука.

Глаза Остина вспыхивают, и он смотрит на Дженнифер.

— Думай, что говоришь о ней.

Видите? Вот почему я выбрала его, чтобы он стал моим первым.

Я отдаю остатки косяка кому-то позади себя и хватаю Остина за воротник. Встав на цыпочки, я целую его, скользя языком в его рот.

Он замирает на долю секунды.

Глубокий стон, вырвавшийся из него, такой сексуальный, но это никак не влияет на меня.

Он наклоняет голову, углубляя поцелуй. Еще один стон вибрирует в его горле, словно он ждал этого вечность. Его большие руки собственнически опускаются на мою задницу.

И все же я ничего не чувствую.

Я прикусываю его губы, облизываю его языком, вкладываю все в этот поцелуй.

Ничего.

Это не то же самое.

Это не....

Я отстраняюсь. Тяжело дышу. Я в ярости.

Не думай о нем, Кира. Просто не думай.

Я кусаю шею Остина, продвигаясь к его уху.

— Скажи мне, что у тебя есть презервативы.

— Кира, — стонет он.

Это вновь побуждает меня к действиям.

По крайне мере, я хоть что-то чувствую.

— Есть? — прикусываю мочку его уха и чувствую, как его дружок увеличивается, упираясь мне в живот.

Наконец-то он притягивает меня ближе и кивает.

Мы рядом с распахнутой дверью, и я вижу пустую спальню за ней. Потянув его за воротник, зову его внутрь.

— Давай сюда.

Несколько парней позади меня свистят и подбадривают.

Один из них кричит:

— Хорошенько оттрахай эту киску, Остин.

Они будут говорить об этом. Распространяя сплетни, начиная с сегодняшнего вечера.

Ну и пусть. Кого это волнует?

Мне наплевать, что они знают о том, что произойдет в этой комнате. Брайден вернулся в колледж к своей девушке. У него есть она.

А я получу свое и мне наплевать, что все думают об этом.

Я захлопываю дверь в комнату и защелкиваю замок.

Глава 14: Брайден

Свет кажется слишком ярким. Или слишком тусклым. Что-то не так.

Я раз за разом читаю и перечитываю один и тот же параграф, но слова просто не укладываются в моей голове. Мои мысли за сотню километров отсюда: думаю о ней, о Рождестве, о том, что мне нужно перестать думать о ней.

Это происходит с тех пор, как я принял решение уехать. Я пытался не делать этого, но этот чертов взгляд на ее лице. У меня были на это причины. Прекратить эту чертовщину, помочь ей двигаться дальше, и теперь я в тупике.

Мне нужен чертов косяк.

— Брайден, ты слушаешь меня?

Я моргаю, отводя взгляд от учебника по международной торговле, бросаю раздраженный взгляд на Аманду.

— Извини, увлекся, — еще одна ложь слетает с языка, спокойная и разрушительная, как все остальное.

Кажется, она принимает мое извинение, поскольку мы в библиотеке. Она протягивает руку, хватая меня. Я не поддаюсь искушению отстраниться и заставляю себя сплести свои пальцы с ее, чтобы удержать свою маску заботливого парня, когда все совершенно не так.

Правда в том, что мне уже все равно. Мой план провалился. Вместо того чтобы забыть Киру, потеряться в другой девушке, я попал в отношения, которые с каждым мгновением раздражают меня.

Я абсолютно уверен, что Аманда заметила, что я измучен до предела. Даже я знаю, каким равнодушным ублюдком являюсь. Единственное время, когда я отношусь к ней хорошо, это когда трахаю ее, и то потому, что представляю вместо нее Киру.

— Я подумала, может на эти выходные нам съездить в путешествие.

Я покачиваю наши руки на столешнице, смягчая раздражение от ее прикосновения и намерений.

— Да? Куда?

— Ну, ты уже приезжал ко мне на Рождество и встречался с моими родителями.

При воспоминании об этом меня внезапно бросает в дрожь. Попытки убедить ее отца, что мои намерения в отношении ее дочери благородны, иначе у меня будут проблемы. Но это было лучше, чем находиться рядом с ней.

— Я подумала, мы бы могли поехать к тебе домой.

Я в оцепенении. Она что, издевается? Если бы я стоял, моя задница приземлилась бы на пол от силы ее замысла.

— Не уверен насчет этого.

Аманда в радиусе десяти миль от Киры? Этому, черт подери, не бывать. Никогда.

— Почему нет?

Потому что ни за что, черт возьми, я не заставлю Киру пройти через это дерьмо. Хватит того, что я уже сделал.

Я стискиваю зубы.

— Почему бы нам просто не поехать в Индианаполис?

Она упрямо выпячивает подбородок, откидываясь на спинку стула. Замечательно. Настало время еще одного аргумента.

— В чем дело? Почему ты не хочешь знакомить меня с ними?

— Нет, я только оттуда и поеду туда в следующем месяце на весенних каникулах, — бросаю ручку на ноутбук и провожу руками по волосам. — Я взял большую учебную нагрузку. У меня нет времени на выходных для восьмичасовых поездок без видимых на то причин.

— Без видимых причин? Разве то, что твоя девушка познакомится с твоими родителями, не является причиной?

Черт. Еще одна причина, что «девушка» — это не лучшая идея.

— Мы можем этого не делать?

Она вздыхает, ее плечи расслабляются, выражение ее лица становится печальным.

— Тебе действительно трудно вести себя так, будто тебя и в самом деле заботит то, что я есть в твоей жизни?

Как ее парень я должен обнять ее, поцеловать и сказать ей, как много она значит для меня. Чтобы ее успокоить.

Но я не могу. Не тогда, когда я должен. Во мне этого нет.

Я тянусь через стол и хватаю ее за руку. Она сопротивляется, раздраженная и злая, вынуждая меня применить каждую унцию очарования, на которое я способен.

— Прости, детка, — она смягчается, позволяя мне прикасаться к ее рукам. Называть ее ласковым прозвищем — лучшее секретное оружие, которое я нашел, чтобы успокоить свою девушку. — Этот семестр просто убийственный, но я обещаю тебе, что скоро отвезу тебя к себе домой. Весенние каникулы не за горами. Мы сможем поехать на целую неделю.

Она улыбается мне.

— Дурачок, я еду в Арубу на весенних каникулах, помнишь?

Конечно же, я помню.

— Черт, точно, — притягиваю ее руки к губам и целую костяшки пальцев. — Мы выберем другое время.

— Ты думаешь, что ловкий, верно?

Я ухмыляюсь ей.

— Я знаю, — мой палец двигается вверх-вниз по ее предплечью. — На самом деле, я такой ловкий, что могу заставить тебя вернуться ко мне ненадолго, — приподнимаю бровь.

Она хихикает и закатывает глаза.

— Не настолько ловкий, Казанова. Я должна возвращаться в класс, — наблюдаю, как она упаковывает сумку. — Позвонишь сегодня вечером? Может быть, мы можем проверить твою ловкость потом.

— Приходи. Я буду ждать. — Я подмигиваю ей.

Уходя, она посылает мне воздушный поцелуй, и в тот момент, когда она уже ушла, моя голова падает на стол.

Наконец-то.

Один.

С тех пор, как я оставил свою семью, чтобы увидеться с ней на Рождество, Аманда проводит со мной все свободное время. Выбрать время для себя, чтобы потусоваться с Райаном, было очень трудно.

Я откидываюсь на спинку стула и пялюсь на книгу передо мной. Это бесполезно, слова сливаются в одну линию.

Еда, вот что мне нужно, как и косяк. Может быть, Райан свободен, и мы могли бы расслабиться. Добавить к этому доступную киску позже. И это был бы идеальный вечер. Мой первый урок завтра не раньше полудня, так что я могу оставить несколько заданий на утро.

Я складываю ноутбук, книги и остальное дерьмо, что принес с собой, потом набрасываю пальто и остальную зимнюю атрибутику. До моей квартиры всего два километра, не считая поездки на автобусе, шесть дюймов снега и пятнадцатиградусный мороз. Еще один недостаток иметь общую машину, хотя в кампусе все равно не так много мест для парковки.

Чертовски замерзший и голодный я возвращаюсь домой.

— Рай, ты здесь?

Квартира, которую мы делим небольшая, кроме двух спален наверху, и вероятно он там. Есть шанс, что он включил обогреватель, и я собираюсь лечь на него.

Я перепрыгиваю через две ступеньки, ковровое покрытие приглушает мои шаги. Когда я оказываюсь наверху, то слышу его голос.

— Они все нахрен говорят об этом, Кира!

Ее имя останавливает меня от распахивания двери.

Его тон призывает меня послушать.

Будучи другом Райана одиннадцать лет, почти три года его братом и соседом по комнате, я никогда не слышал, чтобы он разговаривал таким тоном. Обычно спокойный Райан Рот не злится, он просто в ярости на свою сестру.

Каждая мышца напрягается, стук моего сердца почти заглушает голос Киры из динамика.

— А мне наплевать, что об этом говорят другие. Я хотела избавиться от этого. Я сделала то, что хотела.

Ее голос... О, черт, ее голос.

Я хватаюсь за дверную раму, сдерживаясь, замерев в напряженном ожидании. Мне нужно больше. Всего чуть-чуть и тогда я буду в порядке.

Я не понимаю, о чем она говорит. Я не знаю, что она натворила, чтобы так разозлить Райана. Все, что меня волнует, это слабое, призрачное ощущение присутствия моей девочки.

— Тебе всего семнадцать! — из-за вопля Райана я понимаю, что случилось нечто ужасное.

Всего семнадцать.

Мой желудок сжимает спазмом, когда медленный, гадкий страх скользит по моим венам, замораживая то немногое тепло, что еще осталось во мне. Понимание произошедшего накатывает на меня.

Я понимаю, но не могу даже представить этого.

Черт.

Нет.

Господи, Боже мой, нет!

— Старше, чем большинство девушек, когда они потеряли девственность. Старше, чем был ты.

Второй раз в моей жизни земля уходит у меня из-под ног. Я словно статуя на скале, неподвижный камень, ожидающий падение в пропасть.

Что за чертовщину она говорит? Я должно быть неправильно расслышал. Или так, или я сплю. Чертов кошмар, вызванный стрессом и моей непрекращающейся одержимостью ею.

Но это не так. Я ощущаю холод, как и покалывание в ладонях из-за дверной рамы, которую я сжимаю так сильно, что практически сломал ее. Все это говорит о том, что я не сплю.

Ярость и боль взрываются внутри меня. Нож в моих внутренностях скручивает и поднимается выше ломаной линией.

Черт, черт, черт. Это не может быть правдой.

Звук удара, сопровождающийся дребезгом разлетевшихся осколков, возвращает мое внимание к голосам в комнате.

— Ты не могла выбрать никого получше, чем Остин-хренов-Рид, Кира?

Я отшатываюсь от двери, внутри меня бушует ярость. Мои глаза широко раскрыты, тело дрожит, пока я пялюсь на дверь.

Нет. Только не он. Только не с Остином.

Я убью его. Я, черт подери, убью его.

Кира спала с Остином.

Она потеряла свою чертову девственность с этим мелким сукиным сыном. С ублюдком, от которого я просил держаться подальше.

Он забрал то, что принадлежало мне.

Я хочу выплеснуть свой гнев. Каждая мышца болит, готовая для разрушений, чтобы закричать, выпустить это.

Но тогда он поймет. Райан узнает.

Прежде, чем понимаю это, я выхожу за дверь на холод и снег. Мои ботинки стучат по земле, разбивая корку льда, покрытую снегом, который хрустит так, как я хочу чтобы хрустнуло лицо Остина. И я бегу. Без пальто, без машины, и мне плевать на это.

Я бегу.

Потому что это все, что я могу делать.

Воздух обжигает мои легкие, но я не останавливаюсь. Я не могу.

Свет фар, сигналы автомобилей, — ничто не беспокоит меня. Необходимость повернуть время вспять подгоняет меня, как Супермена.

Но я не герой.

Я не знатен. Не благороден.

Я подлец.

Я придурок.

Бессильный, но который только и делает, что причиняет ей боль.

Кира.

Моя Кира.

Она сделала это. Она, черт возьми, сделала это.

Я единственный был в этом виноват. Я подтолкнул ее, практически подложил ее под него.

Ему.

Потому что она знала. Моя ревность показала ей.

Остин был лучшим способом обидеть меня. Отдав ему то, что принадлежит мне, на что я хотел заявить права, но не смог.

Неудачно поставив ногу, падаю на колени, руками утопая в снегу. Каждый вдох причиняет боль, резкая обжигающая боль выходит с облаком выдыхаемого воздуха.

Я поднимаю взгляд, но не узнаю ничего вокруг себя.

В следующее мгновение я стараюсь отдышаться, прежде чем встаю и вытираю снег с моих рук о джинсы. Потом замечаю бар через дорогу. Не знаю, где нахожусь, или как далеко я убежал, но точно знаю, что моя задница готова надраться.

Холод просачивается сквозь туман в голове, пока я перехожу улицу, свет фонарей ведет меня. Из-за тепла мою кожу покалывает. Бар практически пустой. Покрыт мраком, убогий, в воздухе витает сигаретный дым, воняет несколькими обывателями и здоровенным, похожим на байкера, барменом.

Я сажусь на табурет за барной стойкой и провожу рукой по волосам, смахивая сосульки, которые образовались на длинных прядях. Мои пальцы покалывает и это сложно контролировать.

— Парень, ты в порядке? — спрашивает бармен.

Когда я поднимаю взгляд, на его лице отражается жалость. Я что, выгляжу настолько плохо?

— Все хорошо. Можно мне бутылку?

— Чего именно?

— Чего-нибудь покрепче.

Он издает хриплый смешок.

— Сначала удостоверение, потом твои проблемы с девушкой.

Я достаю кошелек и поддельное удостоверение. Мы с Райаном сделали их два года назад, и оно стоило каждого цента из тех двух тысяч, что я заплатил. Он смотрит на него, потом на меня. Его губы складываются в жесткую линию, потом он кивает и возвращает его.

— Годится.

Я выгибаю бровь, когда он достает бутылку «Джека» и стакан. Если он сомневался в этом, то он первый. Не то, чтобы это будет иметь значение через несколько месяцев. Потом я получу настоящее удостоверение.

Я опрокидываю первый стакан, мое лицо кривится из-за неприятного жжения.

— Повтори.

— Все настолько плохо?

Я киваю.

— Конец света.

Он пыхтит, когда наливает следующий.

— Ох уж эти мне проблемы с девушками.

— Как ты узнал?

Он ставит передо мной бутылку и хлопает своей большой рукой по барной стойке.

— Потому что только у женщин есть сила разрушить мир мужчины.

Он уходит, оставляя меня с мыслями о его словах. Они подобны наваждению.

Это правда.

Не важно, как далеко я пытался держаться от Киры, это всегда было невозможным.

Она мой мир. Всегда им была.

А сейчас мой мир рухнул.

Украден каким-то мудаком, который понятия не имеет всей важности того, что она отдала ему. Этот кусок дерьма забрал то, что являлось моим. Я сжимаю стакан и стучу им по барной стойке, стискивая зубы.

Я позволил этому случиться, практически подтолкнул к этому, потому что не смог сделать то, что мы оба хотели. Поскольку пытался быть хорошим парнем.

Я придурок, который трахает каждую киску, проходящую мимо. Я использую девушек для секса. Не даю никаких обещаний, не требую обязательств.

Я тот парень, о котором отцы предостерегают своих дочерей.

Для чего? Чтобы уберечь себя от сокрушительного отчаяния, что сейчас душит меня?

Мне наплевать. Это уж нахрен слишком, и я не знаю, как справиться с этим

Как мне теперь смотреть ей в глаза?

Опустошение и осыпающиеся стены — все, что осталось. Осколки от парня, которого разрушила реальность. Грустный мальчик и маленькая девочка с кошачьими ушками.

Я потерял ее.

Полностью.

Раз за разом выпивки становилось все меньше, как и жидкости в бутылке, и небольшая часть меня из-за нее тонет в черных глубинах и свете размытых огней.

Избавь меня от боли.

Пожалуйста.

Верни ее....

* * *

Днями после

Мой мозг кипит, в висках стучит, свет обжигает. Эта неделя была отвратительной. Я даже не могу смотреть на Райана, когда он возвращается в нашу квартиру, только это необходимо. Он пытался поговорить со мной, но я его избегаю.

Когда я не заставляю себя посещать занятия, чтобы не вылететь из-за пропусков, то выпиваю стакан чего-нибудь крепкого. Чего-нибудь, чтобы заглушить боль, чтобы заставить реальность исчезнуть.

Я сижу на последнем ряду аудитории с телефоном в руке, жду начала следующей лекции и рассматриваю профиль Киры на «Facebook». Я не могу оставаться в стороне. Она сменила фотографию, и я не могу от нее оторваться.

Она потрясающая. Такая красивая, что дух захватывает. Она уже не та страдающая, худенькая девушка, которую я оставил месяц назад. Она снова выглядит счастливой.

Это все из-за этого чертового придурка?

Солнце пробивается сквозь деревья, она сидит на земле, покрытой снегом. Я не знаю, где это она, но похоже на парк. Ее глаза сияют на фоне белизны вокруг нее, светятся радостью, на лице улыбка, розовые щечки, а я не имею отношения к этому.

Мои ноги дрожат, я ничего не могу с собой поделать, впитываю ее красоту, погрязший в боли за все, что я упустил.

Такая великолепная. Даже лучше, чем была раньше.

Остин увел ее. Он находился между ее ног, внутри этой маленькой киски, которую я так чертовски хорошо помню.

Я сжимаю телефон, стискиваю зубы.

Это больно.

Это. Чертовски. Больно.

Гнев, должно быть, никогда не оставит меня. Я убежден в этом. Когда увижу его в следующий раз, то растерзаю его.

Это должно было стать моим. Я должен был быть ее первым. Это было моим чертовым правом претендовать на нее.

Но я оттолкнул ее. Отказался от нас. Отправил ее прямиком в его руки. Я знал, что он хочет ее, что он положил на нее глаз, а я был настолько глуп, чтобы оттолкнуть мою девочку.

Не важно, что сейчас она с ним, она моя девочка. Больше ничья.

Да, знаю. Чертов глупец Брайден. Позволил другому парню заполучить свою девочку.

Гнев нарастает, подрывающий мой здравый смысл, оставляя только отчаяние, которое сжигает каждую клеточку моего тела.

Прежде чем я могу остановить себя, открываю приложение «Facebook messenger» и пишу ей сообщение. Всего одно слово.

«Почему?»‎

Я уже знаю ответ, хотя болезненно жажду, чтобы она сказала это. Чтобы она объяснила, чем я заслужил эту боль.

Я не ожидаю ее ответа, но она пишет в ту же минуту.

«Я не на 100% уверена о чем ты говоришь, но если это то, о чем я думаю... ты сам знаешь ответ».

Из меня вырывается низкий рык. Подтверждение этого совсем не помогает. Не знаю, почему я думал, что это поможет. Сколько раз она приходила за мной? Я всегда знал, что она чувствует ко мне.

Я оттолкнул ее. Мне некого винить, кроме себя, и от этого становится в миллион раз сложней справляться с этим.

А еще есть ничтожная, неокрепшая, эгоистичная часть меня, которая взбешена из-за того, что она пошла к Остину. Эта часть не согласна нести полную ответственность за то, что сейчас происходит.

Господи, я ничтожество.

Голова пульсирует, когда я пишу ответ.

«Это принадлежало мне, Кира»‎.

Из-за ответа Киры я готов выцарапать свои чертовы глаза.

«О, правда? Вот почему ты был так занят, трахая кого-то другого. Ясно».

Я хочу умолять ее о прощении, но не могу. Я хочу рассказать ей все, рассказать, как сильно я нуждаюсь в ней, что каждый божий день частичка меня погибает, потому что я не рядом с ней.

Рассказать ей, что все, что мне нужно — это она. Потребовать, чтобы она держалась от всех подальше и ждала меня, чтобы разобраться с этим дерьмом.

Рассказать ей, что сделаю для нее что угодно, умру за нее... но я не могу.

Гнев снова овладевает мной.

Я не могу.

Она моя сводная сестра.

Мы связаны родственными узами, благодаря моему мудаку отцу.

Я опускаю взгляд на экран, но она уже не в сети, вероятно устала ждать моего ответа или не желает больше со мной разговаривать.

Я сжимаю телефон в кулаке, и хочу выбросить его, разбить вдребезги. Хочу подраться, ввязаться в стычку.

Хочу, чтобы мне было больно по другой причине, а не из-за нее.

Из-за конкретно этого отвратительного чувства я никогда не хотел отношений, никогда не хотел жениться. Я думал, что смогу избежать этого, не сближаясь ни с кем, но я никогда не думал об этом, когда рядом была Кира. Она всегда была здесь, рядом со мной, с того времени, как мне исполнилось десять.

Меня подмывает позвонить ей и все рассказать, но я не могу. Так будет правильно.

Правильно.

Правильно.

Всегда, черт побери, правильно.

Так почему, если все правильно, испытываешь такую боль?

А действительно ли я поступаю правильно, держась в стороне от нее?

Я больше не знаю. У меня нет ответов, в которых я отчаянно нуждаюсь. Мой разум слишком затуманен из-за боли, недосыпа, литров алкоголя и унции травки, которыми я накачал его.

Все, что мне остается — пялиться на ее фотографии и ласкать их пальцем, словно какой-то влюбленный дурак, коим я и являюсь. Ее слова прокручиваются в моих мыслях.

«О, правда? Вот почему ты был так занят, трахая кого-то другого. Ясно».

Этот кто-то — Аманда. Без сомнений, я причинил боль Кире из-за каждой девушки, с которой спал, но с Амандой я зашел слишком далеко. Чертовски далеко. Я назвал ее той, кем по праву должна была быть Кира.

Краем глаза замечаю тень. Я не придаю этому значения. Как я могу, когда весь мой разум сосредоточен на фотографии, на которую я пялюсь?

— Это Кира?

У меня душа уходит в пятки.

Этот голос, который произносит имя Киры.

Это неправильно. Так неправильно.

Я не думаю о том, как сильно обидел свою девушку такой реакцией. Я думаю только о том, что никогда не упоминал Киру при ней, и она откуда-то знает ее имя.

И только что она произнесла его таким тоном, которого я, черт возьми, не позволю.

Медленно я поднимаю взгляд на Аманду.

Горечь — вот, что выражает сейчас ее лицо.

Мое сердце готово выпрыгнуть из груди.

Каким-то образом она узнала о Кире.

Поняла, как много Кира значит для меня.

Руки Аманды скрещены на груди. Ее поза так и кричит о готовности защищаться. В глубине ее голубых глаз – печаль, а под ними – красные круги.

Гнев.

Я принимаю это. Я заслуживаю этого. Она может направлять все это дерьмо на меня.

Но если она только подумает сказать что-нибудь хреновое о Кире...

— Знаешь, — говорит она низким, взбешенным голосом. — Я думала, что вчерашняя ночь — и несколько ночей до этого — были изумительными. То, как ты трахал меня... было не так, как прежде. — Ее грудная клетка вздымается из-за дрожащего вздоха, и я понимаю, что она еле сдерживает слезы.

— Потом, прошлой ночью ты произнес ее имя, и я поняла, в чем истинная причина этого.

Черт. Я мало что помнил из прошлой ночи. Я провел ее также, как и каждую ночь на этой неделе — вне себя, в пьяном угаре. Я даже не помню, что разыскивал Аманду, чтобы переспать с ней.

Совсем не помню, чтобы называл ее именем Киры, но в этом у меня не было сомнений. Она — все, о чем я думаю. Я погряз в этом. Единственных треклятых отношениях в мире, которых я действительно желаю.

— Кто, нахрен, такая Кира? Ты изменяешь мне с ней?

Другая девушка, чье сердце я разбил.

Мне плохо. Ничего из того, чтобы я мог сделать или сказать, не поможет Аманде почувствовать себя лучше. Я никогда не изменял ей. Не физически. Но я никогда не был по-настоящему с ней. И никогда не буду.

Никто никогда не будет принадлежать мне. Только Кира. У нее есть чертова власть надо мной.

Физически я никогда не изменял Аманде, но эмоционально я использовал ее наихудшим образом.

Я всегда держал ее на расстоянии вытянутой руки, никогда не обсуждал с ней мою семью, тем более Киру. Она и Райан не общались, не разговаривали, так что она никак не могла узнать, что Кира — моя сводная сестра.

Внезапно я действительно чертовски благодарен за это.

— Мы поговорим об этом после занятий, — спокойно говорю я. Опять же, ничего из того, что я скажу, не сделает это лучше для нее, но я не хочу обсуждать это на публике.

— Конечно, черт возьми! — кричит она как раз тогда, когда входит профессор, за которым по пятам следует чертов Райан. — Ты расскажешь мне, кто, черт возьми, эта Кира и почему ты думаешь о ней, пока мы занимаемся сексом!

Профессор останавливается.

Все поворачиваются в нашу сторону.

Райан смотрит на меня.

Я замечаю, что он ничуть не удивлен.

Он знал.

Должно быть, это неудивительно, но я вижу разочарование.

Потом я вижу нарастающую ярость.

Дерьмо. Еще один человек, которого я обидел.

Вот и все. С меня хватит. Момент, когда я понимаю, что глупо было оставаться с Амандой.

Я и так уже обидел миллион людей. Раздражение и отвращение превосходит это. Но с Кирой этого не должно было произойти. У меня была возможность сделать ее счастливой — сделать счастливыми нас обоих — а я облажался.

Для чего? Чтобы избежать именно того, что происходит сейчас? Райан был одной из весомейших причин, почему я сдерживался, и мне все-таки удалось его разочаровать.

Мне все надоело. Хватит этого дерьма.

Резко хватаю свою сумку со стола, прохожу мимо Аманды, не отвечая ей, мимо Райана, который смотрит на меня так, словно готов убить, и прямо к двери аудитории.

Аманда, конечно же, следует за мной, кричит на меня и требует ответа.

— Аманда, пожалуйста, просто оставь меня сейчас. Поверь мне, — говорю я ей через плечо, несясь по коридору.

Мне нужна еще выпивка. Сейчас же.

— Нет! — Она все еще позади меня. Звучит так, словно она подошла ближе. — Я заслуживаю того, чтобы знать!

Она заслуживает знать, а прямо сейчас я слишком эмоционально взвинчен, чтобы придумать правильный способ сказать ей правду.

— Ты сказал, что любишь ее, Брайден!

Я останавливаюсь.

Эти слова...

Еще одна волна гнева взрывается во мне.

Это правда. Я никогда, никогда не признавал это. Вслух или наедине с собой. Это настолько очевидно, но я никак не мог заставить себя использовать одно единственное слово, чтобы должным образом описать то, что я чувствую к Кире.

Я никогда не давал этого Кире. Даже в своих мыслях.

Я не могу. Черт побери. Остановиться.

Оборачиваюсь. Равнодушно, забывая, что девушка позади меня что-то чувствует ко мне, я кричу.

— Я, черт побери, люблю ее, довольна? Ее. Не тебя. Ни кого-либо другого. Это всегда будет она!

О Господи. Боже мой. Я люблю Киру. Я, черт побери, люблю ее.

Все мое тело замирает.

Я люблю ее, и Остин заберет ее у меня. Если уже не сделал этого.

Я не могу позволить ему заполучить ее.

Аманда озадаченно смотрит на меня, шок и боль отражаются на ее лице. Этого достаточно, чтобы выдернуть меня из состояния, в котором я нахожусь. Чтобы заставить меня понять, что я наделал.

Ее голубые глаза наполняются слезами.

Я самый большой кусок дерьма в мире.

— Прости, Аманда. Я идиот. Просто продолжай жить дальше, ладно?

Это самое ужасное, что я мог сказать ей, но это все, что я могу. Мое сердце слишком занято Кирой. И тем фактом, что я не смогу жить, если потеряю ее.

Я разворачиваюсь и иду прямиком домой, голова пульсирует.

Глава 15: Брайден

Целых две мили я прокручиваю в голове одно слово. Оно снедает мой разум, разрывает то, что осталось от моего сердца.

Я люблю эту девушку и все, что я сделал, — это уничтожил ее.

Уничтожил нас.

Я поднимаюсь в свою комнату...и из меня вырывается наружу нечто ужасное, когда я вижу расстеленную постель, на ней темно-розовый лифчик и использованный презерватив на полу.

Аманда была здесь прошлой ночью. Я не помню этого, и она ушла как раз перед тем, как я заставил себя встать и пойти на занятия.

Я трахал ее здесь прошлой ночью, представляя, что это Кира.

Я рычу, чувство копилось во мне всю неделю, и бросаю рюкзак в стену. Этого недостаточно. Я хватаю все, что стоит на моей тумбочке: лампу, зарядное устройство для «iPod». К тому моменту, как учебники ударяются об стену, Райан открывает дверь в мою комнату, уставившись на меня.

Он следовал за мной домой.

— Заходи, — говорю я хриплым голосом, задыхаясь от напряжения. — Надери мне задницу. Ты же этого хочешь. Господь свидетель, я заслужил это.

Его руки дергаются, но он просто смотрит. Этот взгляд, как всегда, расчетлив.

— Я думаю, ты уже сам сделал это.

Я сжимаю волосы. Что, черт возьми, с ним не так? Почему он такой чертовски спокойный? Мне хочется, чтобы он ударил меня. Чтобы он избил меня до полусмерти, пока я не потеряю сознание и не вырвусь из этого ада.

— Я влюблен в твою чертову сестру. — Слова вырываются из меня, и больше походят на шипение, пока я продолжаю тянуть себя за волосы.

Слышать, как эти слова срываются с моих губ также отвратительно, как и кулак Райана, ударяющего в мое лицо. Я останавливаюсь, чувствуя, как мир вокруг меня уменьшается. Я больше не могу терпеть, и пулей лечу в ванную.

Ощущение такое, словно мои легкие взорвутся. Я включаю кран, брызгаю водой на лицо снова и снова.

Мое горло сдавливает. Грудную клетку рвет. Вся моя жизнь превратилась всего лишь в шутку, и это все из-за моего проклятого чувства к девушке, которую я не должен желать.

Я наклоняюсь над раковиной, задыхаясь, когда чувствую, что Райан стоит в дверях ванной позади меня.

Молчание между нами угнетает. Я хватаюсь за край раковины, ожидая, когда обрушатся опоры и полетят удары.

Вместо этого, Райан удивляет меня до чертиков, спрашивая спокойным голосом:

— Ты впервые признался себе в этом? Потому что я никогда не видел тебя в таком состоянии.

Я мочу руки под проточной водой и провожу ими по волосам, не в силах посмотреть на него.

— Да, я люблю ее.

— Я не об этом тебя спрашиваю. Эта часть очевидна. Уже некоторое время.

Эти слова еще хуже, чем все, что я произносил мысленно или вслух.

«Эта часть очевидна. Уже некоторое время».

Но это так и было, не так ли? Власть, которую она имеет надо мной с того самого момента, как я впервые, черт побери, ее увидел, а мне было всего десять лет.

Господи, меня точно стошнит.

— Да. Впервые. — Я замолкаю, проглатывая накатившую тошноту, которая оглушает меня.

Она разрушает меня. Она владеет мной, а мы еще даже не трахались.

Дерьмо. Она сделала это. Даже не прилагая усилий. Даже не признаваясь, что глубоко внутри ей это нравится.

Она, нахрен, владеет мной.

— Чувак, уйди. — Я слабо машу Райану позади меня. — Думаю, меня сейчас вырвет.

— Знаешь, насколько ты жалок?

Этот вопрос так типичен для Райана, так похоже на то, как мы всегда поддразнивали друг друга, что я ловлю себя на том, что задыхаюсь от отвращения к самому себе.

— Почему ты не ненавидишь меня?

— Я очень стараюсь. Но факт в том, что я смирился с этим уже очень давно. Очевидно, намного раньше, чем ты. Думаешь, я ничего не замечал? Кира все время ходила за тобой, с того самого момента, как мы переехали в соседний дом. А в тот вечер, когда наши родители объявили, что поженятся, ты слетел с катушек. Несколько дней после этого Кира была такой же расстроенной, как и ты. Потом ты не перестал разговаривать, тусоваться. Вот тогда я и понял, насколько все серьезно.

Мой двойник, изможденный, погрязший в выпивке и каждой разрушительной эмоции, что без остановки проносятся сквозь меня.

— Я практически заполучил ее и сбежал той ночью.

— Знаю. Мама и Стивен наблюдали за тобой, шокированные, и они видели, как плачет Кира. Она сидела так несколько секунд, прежде чем умчаться за тобой.

Я резко выдыхаю и с трудом сглатываю.

— Все, что я должен был сделать — открыть машину.

— Ты всегда любил ее, и я абсолютно уверен, что она влюбилась в тебя с того самого раза, когда ты назвал ее котенок, но ей семнадцать. Я, черт побери, должен напоминать тебе об этом?

Я поворачиваюсь к нему, прохожу несколько шагов, потом опускаюсь на пол.

— Почему это так важно? Это не имело значения, когда мне было семнадцать, а ей пятнадцать. Я все еще мог встречаться с ней.

— Ты не можешь заниматься с ней сексом. — Я не упускаю жесткие нотки в его голосе.

Моя челюсть напрягается, желая сказать ему, что он не может говорить, что мне делать, но потом я вспоминаю, кто он для меня и Киры.

— Я могу подождать.

Он выгибает бровь.

— Сможешь?

Если продолжу держаться в стороне, да

— Я ждал чертовски долго, разве нет? И ее возраст не имеет значения.

— Имеет значение по закону.

— Она уже совершеннолетняя.

— Нет, если мама узнает об этом.

— Ты действительно думаешь, что она выдвинет против меня обвинения? Тогда все узнают, что ее дети трахаются.

У меня внутри все переворачивается. Это происходит каждый раз, когда я думаю о Кире, как о моей сестре. Она не моя сестра. Я уже был в колледже, когда они поженились.

— Просто подожди, придурок. В любом случае, осталось всего три месяца.

Я стону. Просто думая о том, как мой член скользит в ее киске, заводит меня, а потом мысли об ожидании едва не убивают меня.

— Остин не ждал, — рычу я, готовый снова и снова убивать этого ублюдка.

Райан наклоняется вперед, пристально глядя на меня.

— Ты сделаешь чертово одолжение своему лучшему другу и ее брату. Или, клянусь Богом, я забуду, что ты мой лучший друг и сделаю с тобой то, что очень хочу сделать с этим куском дерьма Ридом.