Неожиданный наследник

Глава 15

— Значит, Каролина? — произнесла Анна и отвернулась.

Мне в последние дни нелегко. Я с волнением ждал предстоящего разговора с графиней, но она неожиданно уехала в гости и вернулась только сегодня. Наши встречи стали постоянными, насколько это возможно. И надо сказать, что беседы мы оставляем на потом. Нам есть чем заняться и данный процесс пока не надоел ни одной из сторон.

Вот и сегодня после весьма бурной встречи, Аня долго молчала и вдруг такой вопрос. А мне нечего ей ответить.

— Ты же понимаешь, что я не властен над собой. Будь моя воля, и никто не сможет встать между нами.

Всё-таки прав был Никита Иванович, сравнивая Анну с кошкой. Она фыркнула, как упомянутая хищница и быстрым, но плавным движением развернулась. Поползновения обнять её тело были сразу отвергнуты. Хотя обычно графиня млела под моими поглаживаниями. Правда, они быстро переходили в совершенно иное действие, но пока придётся подождать.

Зелёные глазищи смотрели насмешливо, но нежно. Длинный пальчик начал перемещаться по моей груди, а пухлые губы приблизились к моему уху. Вот ведь, плутовка! Знает, что я не могу долго выдерживать подобные заходы и сразу возбуждаюсь. А как ещё себя вести рядом с такой женщиной?

— Мой наивный, но такой милый Ванечка, — я не вижу лицо графини, но понимаю, что она улыбается, — Запретить нам видеться может только один человек и зовут её — Анна Воронцова. Ты мой! И я никому тебя не отдам!

В общем, меня подобная ситуация устраивает. Может, я и заблуждаюсь, но нет в намерениях графини корысти. Вот мотивы Трубецкой и Хитрово вполне понятны. Обе девушки выполняют волю своих родов. Анна же особо ни от кого не зависит. А семья Воронцовых полностью поддерживает императрицу, при этом осуждает свою взбалмошную представительницу. Поэтому нет у Строгановой основания замышлять чего-то нехорошее.

Я тут начал немного узнавать про интриги, которые плетутся вокруг моей персоны. Большей частью мне помогли Щербатов и Румовский. Последний весьма полезный человек, так как особо не искушён в политических хитросплетениях и просто рассказывает ученику новости. Понятно, что князь обрисовывает картину, выгодную ему и его единомышленникам. Графиня тоже помогает разобраться в происходящем. При этом она весьма остра на язык и не стесняется в эпитетах. Но всё-таки красавица пристрастна и часто не может сдержать чувств, описывая какую-нибудь особу. А если собрать воедино рассказы троицы, то вырисовывается понятная картина.

— Но я не просто так упомянула имя твоей невесты. Ты хоть узнал, кто она такая и почему выбор пал именно на неё? — Анна продолжила игру, старательно не замечая, что мне всё труднее здраво рассуждать.

Когда шёпот буквально проникает в душу, а изящная ладошка держит тебя, скажем так, за сокровенное, то думать о чём-то просто невозможно. Шаловливая ручка ещё не добралась до того самого, но это ненадолго. Я же лежу, с трудом переводя дыхание, и пытаюсь не потерять нить разговора.

— Каролина — старшая дочь Людвига ландграфа Гессен-Дармштадтского. Государство находится севернее Вюртемберга и ничего выдающегося собой не представляет, — передаю слова Панина, — Девице девятнадцать лет, говорят, что она добродетельна и хороша собой. Но это можно сказать про любую особу подобного ранга, тем более жениху. Не будут же мне говорить, что она крокодил с мерзким и склочным характером.

Как же красиво она смеётся! На миг я даже забыл о своём желании и заслушался.

— А ты молодец, раз начал ехидничать, — снова этот сводящий с ума шёпот, — Только Никита Иванович не рассказал тебе главного. Ландграф является верным сторонником Фридриха Прусского. Что не новость, ибо Германия давно поделена на сторонников Берлина, Вены и Парижа. Только настоятельное желание нашей императрицы женить тебя на девице именно этого семейства, навевает на определённые мысли.

Анна сразу поняла, откуда у меня сведения о Гессен-Дармштадте. Что сделать не особо сложно. Ведь именно Панин является моим наставником в европейских делах. А вот её слова о Екатерине я не понял. Но тут же графиня объяснила свои намёки.

— Значит, все попытки Катеньки усидеть на двух, а то и трёх стульях — обычная игра. Её сторонники приложили немало сил, очерняя Петра Фёдоровича. Мол, именно он предал союзников, вышел из коалиции, отняв у России победу, — сейчас слова графини были далеки от игривости, — Только Восточную Пруссию вернула наша героиня, хотя могла задержать или совсем отменить передачу. Новый правитель не обязан соблюдать прежние обязательства, особенно если аристократия против несправедливых договорённостей. Фридрих бы повозмущался для приличия, но не более того. Он и так благодаря Петьке-дурачку спас свою державу и умудрился победить, будучи проигравшим. А теперь думай, Ванечка. Почему тебя хотят женить именно на этой немецкой корове.

Я не обратил внимания на нелестный эпитет. И снова немного забыл о вожделении. Мне никак не удавалось понять, куда клонит графиня. Та же вздохнула, будто почувствовав мои затруднения.

— Ты случайно оказался в этой интриге. Суть в том, что наша императрица с помощью брака хочет закрепить союз с Берлином. Чего точно не одобрят Вена и Париж. Но и это не самое главное. По всему выходит, что Катька повязана с англичанами, которые и стоят за Пруссией. А вот они, наиболее опасный игрок, если мерить ситуацию любимыми тобой шахматами. Плохо, что даже столь неглупый человек, как Никита Иванович, не видит подноготной сложившейся ситуации. Хотя, граф не только любитель набить живот, но и весьма умный государственный муж. У него, скорее всего, имеется собственное мнение на этот счёт.

Пытаюсь осознать полученные сведения, что удаётся мне с трудом. Я пока просто не готов в подобному. Вернее, иногда мне не хочется погружаться в европейские дела. Тут в столичных раскладах не разобраться, куда уж думать о Европе. Но чую, что подобное поведение ошибочно. Анна вывела меня из задумчивости весьма простым способом.

— Ваня, ты уже позабыл обо мне? Наверное, твои мечты в далёком Дармштадте? Может, я поеду домой?

При этом рука графини опустилась ниже, а её губы, начавшие целовать мои, намекали на совершенно ином продолжении нашего разговора.

Я чуть не подпрыгнул о возмущения, но был остановлен ласковыми, но неожиданно сильными руками. Очередное плавное движение и Анна оседлала меня, будто наездница.

— Так мне уходить?

— Нет! — чуть ли не рычу в ответ.

Смех, раздавшийся в ответ, заставил меня совершенно потерять разум. Вернее, я лишился его, когда увидел эту замечательную женщину.

Уже после очередного безумства, когда я лежал в изнеможении, графиня вдруг вернулась к моей фразе о преграде между нами.

— Есть неписанные правила, идущие со времён Петра Первого. Русские царевичи и царевны женятся на иностранцах. Сейчас это в основном немцы. Я, может, излишне своенравная, но хочу жить, а ещё быть рядом с тобой. Поэтому не полезу туда, куда не нужно. Здесь меня не спасёт ни происхождение, ни высокопоставленные родственники. А ты даже в мыслях забудь о возможном браке. Это не нужно никому. Я и так всегда буду рядом, если ты не прогонишь, конечно.

— Да я, никогда…

Договорить мне не дали мягкие губы, прервавшие готовое вылететь возмущение.

— Так, ведь сумма получается небольшая! Почему Академия противится?

После очередного урока мы с Румовским начали обсуждать будущий учебник. Более того, недавно мне пришла в голову идея напечатать азбуку. Сейчас есть букварь, по которому учатся дети. Я же предложил более лёгкую и понятную концепцию. Да и самих книг недостаточно. По словам Степана Яковлевича, букварь издаётся только для учебных заведений в весьма небольших количествах. Да и самих школ в России сейчас крайне мало. А ведь многие дети получают образование на дому, и азбука может сильно облегчить обучение. Но Академия вдруг отказала профессору в оплате за издание книг. Потому я и негодую.

— Поймите меня правильно, я никоим образом не хочу бросить тень на высокопоставленную особу, — Румовский вдруг заёрзал на стуле, — Но княгиня Дашкова отличается излишней умеренностью. В данное время Екатерина Романовна посчитала, что у её ведомства есть более насущные задачи.

Профессор явно обладает склонностью к дипломатии. Как красиво он обозвал Дашкову скрягой! Только мне сейчас не до изящной словесности. Книги надо издавать, ибо они принесут державе немало пользы. Идти ради такой мелочи к императрице? А если это её повеление? Да и не хочу я просить Екатерину. Плохо, что выделенного мне содержания на издание не хватит. Ведь кроме книг есть иные расходы.

Что касается ситуации с учебниками, то она выглядит забавно, вернее, чудовищно. Изучая события, происходящие сейчас в Европе, заодно черпая подсказки, заложенные Майором, я понял главное. Европейцы стремительно развиваются и начинают обгонять Россию. Может, подобное было всегда, но у меня нет соответствующих знаний. Если брать сегодняшнюю ситуацию, то количество грамотных людей на Западе в разы превышает наши. В одной только Англии сейчас издаётся более тридцати крупных газет, не считая всякой мелочи. У нас их тоже вроде немало. Только тираж любого лондонского издания в несколько раз превосходит всё, что печатается в Санкт-Петербурге и Москве.

Но это не главное. Образование в Европе давно перестало быть привилегией дворян и купцов. В той же Франции с 1698 года начали обучать даже детей крестьян. В Голландии схожая история. Пруссия вообще одной из первых начала бесплатно учить все сословия. Пусть университетское образование доступно только дворянам и купцам, но это великое достижение. В Англии образование находится под патронажем церкви, что немного необычно. Зато достижения данной державы в науке показывают, что данный подход имеет право на существование.

Всё это выложил Панин, после моих расспросов. Мне кажется, граф излишне воодушевился, описывая мне достижения европейцев, особенно пруссаков, и сожалея о наших упущениях. На мой вопрос, почему он не займётся решением этой задачи, Никита Иванович обиделся. Вообще, забавная история. Многие образованные и влиятельные русские вельможи прекрасно осознают отсталость империи. Но только меньшинство пытается, что-то делать. Да и назвать их потуги настоящей работой — язык не поворачивается. Каждый действует в соответствии с поговоркой — кто в лес, кто по дрова. Здесь мне приходится поверить Румовскому, описывающему состояние дел в русском образовании.

А ещё существует сословное разделение, когда даже дети купцов и посадских людей заметно ограничены в получении знаний. При этом лучшие русские умы вроде Нартова или Ломоносова, происходили из третьего сословия. Плохо, что мне не удалось пообщаться с болеющим Михайло Васильевичем. Но на запрос о посещении великого учёного, мне отказали. Теперь вот и учебники не хотят издавать.

— Профессор, я постараюсь изыскать средства для издания книг, — после моих слов круглое лицо математика просветлело, — Только вы никоим образом не покажете, что принимали участие в их составлении. Берите кого-то из своих учеников, пускай он доработает мои сырые предложения и становится автором той же азбуки. Но про меня ни слова.

— Но как же?

Степан Яковлевич попытался возразить, но наткнувшись, на мой взгляд, сразу замолчал и кивнул. Я привлёк к себе излишне много внимания. Помощь тому же Румовскому или Сёмужникову могут воспринять как блажь наследника, играющего в господина. Но если станет известно, что азбуку придумал вчерашний узник, юродивый и вообще дурачок, то хорошего лучше не ждать.

— И стали они жить наживать, да добра наживать, — заканчиваю очередную историю.

Вроде готовился, но встреча и последующее ознакомление присутствующих со сказками, неожиданно дались мне трудно.

Я воспользовался приглашением Щербатова и посетил его литературный кружок. Надо заметить, что собрание происходило во дворце князя. А среди участников сего действа оказались такие персоны, как Сумароков, Тредиаковский, Мелиссино, Елагин, Лукин, Трубецкой, отец прекрасной Екатерины, и Шувалов. В огромной зале оказалось не менее тридцати человек. Более всего меня смутило присутствие фаворита покойной императрицы. Оказалось, что Иван Иванович действительно увлечён литературой, искусством и наукой. То же самое касалось князя. Но Пётр Никитич имел самое непосредственное отношение к литературе, ибо увлекался изящной словесностью и даже писал стихи. А ещё Трубецкой подтвердил, что ждёт меня в гости, на очередное собрание их салона.

Народ собрался весьма необычный. Присутствующих мало волновали свежие сплетни и мелкие столичные интриги. Судачили больше о последних новинках русской и европейской литературы. Ещё обсуждали какую-то театральную постановку. В общем, публика приятная, но говорящая со мной на разных языках. Так и есть, ведь многие господа предпочитали изъясняться на французском, к которым у меня пока неважно. Вот немецкий язык мне удалось освоить быстро, что немудрено. Во-первых, в раннем детстве именно на нём со мной разговаривали родители и один из надзирателей. Во-вторых, мы взяли за правило часть времени беседовать по-немецки с семьёй. Получалось забавно, а Антон Ульрих часто нас поправлял. Здесь же чувствуется уклон во французскую культуру.

Меня это сильно смущало, ведь мы собрались обсуждать русские сказки. Само собрание происходило излишне неторопливо и скучно. Благо, что обошлось без обеда. В противном случае оно могло затянуться до утра. А дон Алонсо весьма ревностно относится к нашим занятиям. И если я вернусь домой за несколько минут до обычной побудки, то всё равно придётся вставать.

Наконец, настало время сказок. Надо учитывать, что я не бродячий сказитель и требовать у меня выступление — весьма глупая затея. Щербатов осторожно обошёл этот вопрос, втянув присутствующих в обсуждение русских сказок.

Надо заметить, что собравшиеся знали немало историй и былин. Вот только они далеки от той завершённости и отточенности, сказок из будущего, которые я имел наглость присвоить себе. Когда я рассказал несколько небольших историй, у большей части публики пропал скепсис. А далее, они слушали меня внимательно и даже удивлённо. Я не мифическая птица Гамаюн, поэтому решаю остановиться на шести рассказах. Тем более что большая их часть уже записана князем.

— Очень необычно звучит. Язык явно новый, на который изрядно повлиял Ломоносов, — вынес свой вердикт Сумароков, которому первому предоставили слово, — Насколько я понял, Михаил Михайлович записал гораздо больше историй? Значит, мне необходимо ознакомиться со всеми сказками.

Забавно, что поэт в разговоре смотрел на Тредиаковского. Щербатов накануне собрания сообщил мне, что в литературном обществе ведётся непримиримая борьба между Ломоносовым, Сумароковым и Тредиаковским. Её суть заключалась в определении правил русского стихотворства. Не знаю, кто победил в этой битве. Но Александр Петрович иронично посматривал на Василия Кирилловича. Последний же не скрывал своего отношения, презрительно фыркая на слова оппонента. Будь здесь Ломоносов, то мог заехать в глаз обоим коллегам. Думаю, Щербатов шутил, когда описывал нрав и поведение поморского гения.

— Господа, у меня мало времени, так как большую часть дня я учусь, — судя по едва заметной усмешке, Трубецкой знает о моих дополнительных занятиях с графиней, — Поэтому предлагаю вашему кружку вынести вердикт. Если вы считаете сказки приемлемым, то мне нужна ваша помощь в их публикации. Вернее, я смогу издать их своими силами. Но мне потребуется помощь в доведении историй до ума. Ведь моё изложение сильно отличается от существующего русского языка. И только ваша образованность и знание литературы позволили понять мои потуги.

Решаю добавить немного лести. Мне не жалко, а людям приятно. Судя по всему, я угадал. Но сказки для меня не главное. Их мы будем издавать с Антоном, заодно получим хоть какую-то прибыль. А вот учебники гораздо важнее.

— Прошу вас выслушать профессора Румовского. Многие из вас знают этого блестящего математика и наставника. Он преподаёт точные науки и мне. В одном из разговоров Степан Яковлевич сообщил удивительные вещи. Оказывается, в России нет хороших учебников. И это касается даже преподавателей, которые вынуждены полагаться на свою память и записи, сделанные во время собственного обучения. Впрочем, профессор расскажет всё сам.

Вообще, Румовский меня поразил. Буквально за две недели после состоявшегося разговора, профессор смог составить черновой образец азбуки и учебника по арифметике. А ведь я передал ему только смутные описания моего видения учебника. Но это не помешало Степану Яковлевичу и его учебникам.

Понятно, что при составлении азбуки Румовский отталкивался от работ своих предшественников. Ведь первый учебник для облегчения изучения языка был издан Карионом Истоминым ещё семьдесят три года назад. Мы же просто его усовершенствовали, добавив цифры и написание слов, для лучшего освоения языка. Вернее, это сделал не я.

Что касается учебника по арифметике и набросков будущего задачника по математике, то здесь строго моя заслуга. Понятно, что далее всё перешло Румовскому и его ученикам. Но большую часть работ проделал именно ваш покорный слуга.

И вот почтенная публика изучает новую азбуку и задачник. Большая часть присутствующих оказалась весьма слаба в математике. Зато сегодня собрание посетили два офицера артиллериста и коллега Румовского по Академическому университету. Вот они смогли оценить проделанную работу по достоинству. И если большая часть собравшихся, начала бесконечный спор, у какого букваря заимствована идея, то люди математического склада ума, сразу оценили предложенный задачник. А когда я написал вопросник с задачами в шутливой манере, «математики» были сражены.

Дебаты заняли часа два. Мой статус собравшихся не смущал, ибо истина дороже. В обсуждении принимали участие и аристократы. Тот же Щербатов и Трубецкой спорили с оппонентами, не видя урона для своей чести.

Я же, пока шли дебаты, собрал свой кружок и начал раздавать задачки. И надо заметить, что люди, неплохо разбирающиеся в математике, не сразу смогли их решить.

А затем Ваня сделал глупость. Он, то есть я, достал из сумки кроссворд. Данная забава была названа перекрёстком и сначала вызвала у математиков ироничные улыбки. Но когда они поняли, что им предложили, то забыли обо всём. Так как я подготовил всего семь кроссвордов, то пришлось быстро рисовать новые. Заметив, что часть присутствующих замолчала, и занимается непонятным делом, к нам начали перемещаться спорщики. Благо я взял с собой бумагу и грифели. Поэтому уже через десять минут все собравшиеся погрузились в разгадывание.

Когда схлынула первая волна возбуждения и в зале стало более-менее тихо, взгляды собравшихся постепенно переместились на меня. Здесь уже Румовским не прикроешься.

— Да, это моя задумка. Очень удобная вещь для развития ума и памяти, — почти честно отвечаю присутствующим, — У меня недавно возникла идея открыть собственную газету. Вот там каждую неделю и будет публиковаться перекрёсток. Заодно я хочу ознакомить людей со сказками и задачами. Но сейчас надо принять решение. Сможете ли вы издать учебники? Ведь это дело необходимое для империи.

— Ваше Высочество, я готов за свои средства издать азбуку и учебник арифметики. А ещё готов внести свой пай в вашу будущую газету. Уж больно мне по душе пришёлся перекрёсток, — первым нарушил молчание Трубецкой.

Вот ведь жук! Прославиться хочет, заодно и мне помочь. Только мне для газеты компаньоны не нужны. А учебники пусть печатает сколько душе угодно.

Трубецкого тут же поддержали Щербатов и Шувалов, предложившие своё участие в создании газеты. Несколько собравшихся тоже изъявили желание участвовать в прожекте. Но больше всего меня порадовало, что собрание утвердило печать новых учебников. Значит, первый шажок по продвижению грамотности в России сделан. И здесь есть моя вина, вернее заслуга. Пусть это мелочь, зато я ощущаю гордость. Хоть таким образом, но мне удалось принести пользу России.