Непорочная куртизанка

Глава 20

Без пяти десять Джаспер вошел в спальню Клариссы, которая сидела за туалетным столиком. Увидев Джаспера в зеркале, она обернулась и сразу почувствовала знакомое волнение, бешеное биение сердца...

На нем был камзол из темно-красного шелка, отделанный серебряным кружевом. Глаза казались чернее обычного и почти лихорадочно блестели.

Она выдержала его откровенно одобрительный взгляд и облегченно вздохнула, не заметив в нем искорок гнева.

— Какой ты красивый!

Джаспер бросил на кровать сверток.

— Будьте добры развернуть это, Салли, — попросил он и отвесил Клариссе торжественный поклон: — Вы слишком добры, мадам. Могу лишь надеяться, что составлю достойную пару столь прекрасной даме.

Кларисса рассмеялась, вставляя в ушко сережку с эмалью:

— Я равнодушна к пустым комплиментам, сэр.

— О, поверьте, если эти комплименты сделаны вам, в них не может быть ничего пустого, — заверил Джаспер и, подойдя к ней, добавил: — Не надевай эти серьги. У меня есть кое-что другое.

Он выложил на столик квадратную коробочку и сказал:

— Открой же!

Кларисса подняла крышку и приоткрыла рот от восхищения. На шелковой подушечке сверкали бриллиантовые серьги с бриллиантовым колье и гребнем в том же стиле.

— Что это? — ахнула она.

— А ты как думаешь?

Он вынул колье и застегнул у нее на шее. Камни переливались и подмигивали.

— А теперь надень серьги.

Она не сразу послушалась, положив их сначала на вытянутую ладонь.

— Они так красивы... так изящны... Кому они принадлежат?

— Будут принадлежать. Моей жене. Это фамильные драгоценности и по традиции дарятся графине Блэкуотер. После ее смерти передаются жене старшего сына.

— Вряд ли мне стоит их носить, Джаспер, — покачала головой Кларисса. — Ведь это нехорошо.

— Ошибаешься, — отрезал он, втыкая гребень в корону ее волос. — Надевай серьги, я хочу взглянуть, идут ли они тебе.

Она медленно вдела в уши сережки и зачарованно уставилась на свое отражение. Из глубины камней, казалось, лился голубой свет.

— Что подумают люди?

— Именно то, что должны подумать.

Кларисса, однако, задавалась вопросом, уж не перешла ли она все границы. В коллекции драгоценностей ее матери было несколько чудесных вещиц, но далеко не таких великолепных, как эти. Сама она носила очень простые украшения вроде сережек с эмалью и теперь чувствовала себя едва ли не воровкой.

— Встань и дай взглянуть на тебя как следует. Она встала и медленно повернулась. Сегодня на ней было платье из золотистого газа поверх нижней юбки из василькового дамаста. Голубой цвет нижней юбки словно отражался в бриллиантовом колье, которое, в свою очередь, привлекало внимание к белоснежным холмикам грудей в низком декольте.

— Жаль скрывать такую прелесть,— пробормотал Джаспер. — Но маскарад есть маскарад. Несите домино, Салли.

Домино было сшито из дорогого голубого шелка и завязывалось у горла светло-голубыми лентами. Маска из темно-синего бархата скрывала верхнюю часть лица.

— Как экзотично, — пробормотала Кларисса, забыв о неприятном ощущении, вызванном странным подарком Джаспера. — Какого цвета твое домино?

— Черного, конечно. Черного как ночь. Зато маска золотая.

Он предложил ей руку, но Кларисса сначала надела маску. Они спустились вниз. Экипаж ждал у крыльца, как всегда, снабженный меховыми полостями и нагретыми кирпичами. Им предстояло ехать в деревушку Челси, и Кларисса ощутила приятное возбуждение при мысли о грядущем вечере.

Ночь выдалась холодная, но вдоль дорожек, ведущих к Ротонде и Китайскому павильону, горели жаровни. Между деревьями были развешаны лампы, льющие золотистый свет. Люди в масках и разноцветных домино гуляли по дорожкам. Нежная музыка разливалась в воздухе.

Кларисса повернула голову и заметила, что Джаспер наблюдает за ней каким-то странным взглядом.

— Что-то случилось?

— Ничего, если не считать, что твое удовольствие доставляет удовольствие мне.

Ей очень хотелось остановиться, коснуться его лица, поцеловать, прижать к себе. Признаться в своих истинных чувствах, в том, что она любит его всем своим существом. На какой-то момент он даже замедлил шаг, словно ждал чего-то. Но когда она ничего не сказала и ничего не сделала, он решительно зашагал дальше, ведя ее за собой.

— Где твои друзья? Ты сказал, что устраиваешь вечеринку.

Вовсе не этот вопрос хотела она задать, и слова показались такими же пустыми и ненужными, как ее пребывание здесь. Она уже не доверяла себе самой. Боялась выдать себя.

— Они ждут нас в одном из залов, где я заказал ужин. Надеюсь, тебе понравится. Воксхолл знаменит своими тончайшими ломтиками ветчины, а в Рейнлаге нам подадут голубиные грудки в трюфельном соусе.

Его голос звучал весело и беспечно, словно не было этого неловкого момента. А Клариссе казалось, что она безвозвратно потеряла нечто очень дорогое. Но вернуть уже ничего нельзя. И она твердила, что так лучше, только вот убедить себя в этом не сумела.

Они вошли в ротонду. Огромный круглый зал нагревался каминами и освещался тысячами свечей. Одетые в домино танцевали под музыку сидевшего на возвышении оркестра.

— Хотите потанцевать, мэм? — спросил он, протягивая руку.

Оркестр играл контрданс, и Кларисса уже притоптывала ножкой.

Она взяла его руку и улыбнулась. Кларисса с самого детства любила танцевать, и сейчас все отошло на задний план: все страхи, тревоги, постыдное сознание собственного обмана, не менее ужасающее сознание того, к чему этот обман может привести... Все-все. Джаспер оказался достойным партнером, предугадывавшим каждое ее движение.

Когда музыка смолкла, Кларисса стала энергично обмахиваться веером, стараясь отдышаться.

— Спасибо, я давно так не танцевала.

«Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем она сообразит, что сказала...»

Он пытался убедить себя: она то и дело проговаривается потому, что постепенно прониклась к нему доверием, и это доверие, как упорная струйка воды, подтачивает дамбу лжи и скрытности, которая когда-нибудь прорвется. Если он будет достаточно терпелив, она в конце концов откроется ему... если только он не ошибается...

Джаспер отбросил мрачные размышления и сказал:

— Пойдем ужинать? Думаю, общество тебе понравится. Я пригласил братьев и нескольких приятелей, с которыми ты уже знакома. А вот дам ты вряд ли знаешь, но, думаю, они окажутся достаточно дружелюбны.

Павильон, где им предстояло ужинать, согревался жаровней и обслуживался ливрейными лакеями. Слух гостей услаждал небольшой ансамбль музыкантов. За круглым столом сидели три пары и пили шампанское. Братья подошли к павильону одновременно с Джаспером и Клариссой.

— Мы встречались, мистрис Ордуэй, — с поклоном напомнил Себастьян. — Это я, Себастьян... но вы не должны узнавать меня в этом маскарадном наряде.

— О нет. Я повсюду бы узнала вас или вашего брата, — улыбнулась она. — И благодарна за то, что вы узнали меня. Добрый вечер и вам, сэр. Достопочтенный Перегрин, полагаю?

Она присела.

Перегрин ответил не сразу. Его взгляд был устремлен на бриллианты, сверкающие в свете свечей. Наконец он склонился над ее рукой:

— Именно так, мистрис Ордуэй.

Кларисса присела и поздоровалась с остальной компанией.

Все расселись за столом. Кларисса оказалась между близнецами.

— Так вы уже назначили дату, мистрис Ордуэй? — спросил Перегрин.

— Не понимаю. Какую дату?

Она снова вернулась в мир, управлявший ее жизнью, и даже попыталась улыбнуться.

— На вас бриллианты Блэкуотеров, — лениво улыбнулся Себастьян. — И черт возьми, они очень вам идут. Словно специально предназначались для вас. Дело в том, что Джаспер не дал бы их вам, если бы не намеревался сделать предложение.

Она пригубила вина, размышляя, что ответить. Эти двое не должны знать, что ей все известно и что она согласилась участвовать в игре. Все было бы проще, найди она силы во всем признаться, тогда они могли бы просто наслаждаться компанией друг друга без всех этих уверток. Но Джаспер требует все держать в секрете. Значит, так тому и быть.

— Ваш брат не делал мне предложение, джентльмены. Уточняю: предложение выйти за него замуж. Возможно, ему нравится шокировать общество. Уверена, к утру бриллианты будут лежать в надежном месте.

— Ему действительно нравится дурачить людей, — с сомнением заметил Перегрин, но, наткнувшись на насмешливый взгляд брата, замолчал. Похоже, Джаспер не продвинулся настолько далеко, как они думали, и пока что не собирается делать шлюху своей женой.

— Думаю, пора покончить с формальностями, — объявил Себастьян, поднимая свой бокал. — Вы в каком-то смысле — член семьи, и я намерен звать вас Клариссой. А вы зовите меня Себом или Себастьяном, если настаиваете. Тот, кто по другую сторону от вас, — Перри, или Перегрин.

— С большим удовольствием, Себастьян. — Кларисса тоже подняла бокал. — И Перегрин! За вас и Перегрина! — произнесла она и выпила за близнецов.

Джаспера порадовало — и он был немного этим удивлен, — что Кларисса и его братья, видимо, подружились. Раньше он не думал, что мнение братьев что-то значит для него. Оказалось — значит. Младшие братья были далеко ему не безразличны. И их благоденствие — то, о чем действительно стоит заботиться. Ведь они — одна семья.

После смерти отца он каким-то образом занял в их глазах роль защитника и авторитета по всем важным вопросам. Номинальным опекуном была мать, но она, вечно недомогавшая, почти не занималась воспитанием сыновей. Джаспер, так неожиданно вынужденный стать взрослым, опекал братьев и старался, чтобы они имели по возможности нормальное детство.

Они поступили в Хэрроу, когда Джаспер уже учился там на последнем курсе. И он сделал все, чтобы уберечь братьев от насилия и жестокости, с которыми почти неизбежно сталкивались новички. Ему приходилось вести собственные битвы, в которых он по большей части побеждал. И теперь пользовался своим положением, чтобы защищать братьев, пока они не смогут сами о себе позаботиться.

Они отвечали ему абсолютной преданностью, уважением и любовью, и он не вынесет, если их отношение изменится к худшему.

— К полуночи нам нужно быть в Ротонде, тогда все начнут снимать маски, — объявил достопочтенный Перси Саттон, когда небо осветилось фейерверками, и потянулся к маске, которую, как все остальные, снял перед ужином.

— Позволь...

Джаспер завязал маску на Клариссе и надел свою.

Кларисса кивнула и поднялась.

— Я готова, сэр. И с нетерпением жду.

Компания вышла из павильона и направилась по гравийной дорожке, ведущей к Ротонде. Вокруг взрывались фейерверки: цветные огни крутились, вращались, танцевали, прежде чем погаснуть и упасть на землю.

Джаспер положил руку Клариссы на сгиб своего локтя, и они присоединились к потоку людей, входивших в Ротонду. Оркестр играл модный французский танец, и пары одна за другой выходили в центр зала. Кларисса и Джаспер тоже присоединились к танцующим. Но тут свет погас и Ротонда погрузилась в темноту. Кларисса, на мгновение растерявшись, попыталась нашарить руку Джаспера, но пальцы ощутили мягкость бархата, а не скользкий шелк. Люди напирали со всех сторон, она чувствовала чужое дыхание, но тут факелы снова зажглись и Ротонду вновь залило светом. Смеющиеся люди развязывали маски, свои и ближайших соседей. Чьи-то пальцы коснулись завязок маски Клариссы. Она решила, что это Джаспер, но когда маска упала, обнаружила, что смеется в лицо незнакомому человеку.

— О, простите... Я думала, это мой кавалер.

Она повернулась, выискивая глазами Джаспера, и уставилась прямо в холодные карие глаза Люка. Дядюшка стоял шагах в десяти от нее. С его пальцев тоже свисала маска. И он смотрел на нее в упор — сначала с изумлением, потом с яростью. Затем он шагнул к ней и протянул руки. Кларисса повернулась, пытаясь бежать, но уткнулась в грудь Джаспера.

Взглянув на нее, он поспешно сказал:

— Не бойся. Я знаю, иногда резкая вспышка действует на нервы. Пойдем избавимся от этой толпы.

Он обнял ее за плечи и подтолкнул вперед, прокладывая путь через скопление народа, туда, где веяло прохладным воздухом.

Кларисса оглянулась, но Люка уже не увидела. Должно быть, он скрылся в людской массе. Ей не следовало посещать столь людное собрание, где бывает половина Лондона. В театре она сидела в ложе, достаточно далеко от обычных посетителей партера, но даже это было непозволительным риском.

Она снова оглянулась. И снова не увидела Люка. В ней родилась дурацкая надежда, что, если они сумеют выбраться отсюда, не столкнувшись с ним, может, он подумает, что в тот момент, когда зажглись лампы, видел не ее... Все были ошеломлены, сбиты с толку внезапной вспышкой света.

Она продолжала оглядываться, не видя, куда идет, и в конце концов споткнулась. И упала бы, если бы Джаспер не поддержал ее.

— Осторожней! Выпила слишком много шампанского?

— Может быть. Я так веселилась, что, наверное, не заметила, сколько бокалов выпила.

— Экипаж стоит под деревьями. Мы немедленно доставим тебя домой и уложим в постель.

Слова прозвучали лаской, обещанием, но на этот раз Кларисса не могла ответить тем же.

Она снова оглянулась. По дорожке одна за другой шли пары. Люка по-прежнему не было видно.

Джаспер усадил ее в экипаж, и она забилась в угол, подальше от освещенного окна. Она снова повторила себе, что Люк никогда не сможет с уверенностью сказать, что видел именно ее. Лишь бы они снова не встретились... Но она знала, что обманывает себя. Она помнила выражение его лица, когда он увидел ее. Он точно знал, кто она, невзирая на бриллианты и домино. А что, если он поймет, как ее найти?

Черное облако тоски окутало Клариссу. Теперь эта тоска будет ее постоянной спутницей, пока она не увезет брата из Лондона.

Люк, затерянный в толпе, двигался вместе с потоком, не выпуская из виду голубое домино. Но кто был в черном? Он не видел лица мужчины. Только затылок. Одежду скрывало простое черное домино. Кем бы он ни был, зато чересчур властно обнимал Клариссу. Как хозяин!

Он наблюдал, как они садятся в экипаж, и протиснулся сквозь толпу, чтобы рассмотреть герб на дверце. Да это же герб графа Блэкуотера! Что делает Кларисса с графом? Совершенный вздор. Да видел ли он именно племянницу? Но эти волосы нельзя спутать ни с какими другими. И как красиво оттеняет их сверкание бриллиантов! Если только это не подделки... на Клариссе было целое состояние! Невероятно! Что случилось с ней за несколько недель таинственного отсутствия?

Он не двигался с места, глядя вслед экипажу, не обращая внимания на бурлившую вокруг толпу.

— Вот и ты, Люк. А мы тебя потеряли, когда сняли маски!

Мужчина с потасканным лицом и тяжелыми веками хлопнул его по плечу. Алое домино распахнулось, открыв солидное брюшко.

— Что это с тобой? Выглядишь так, словно узрел призрак!

Он слегка покачивался, глаза смотрели в разные стороны.

— Мне показалось, что я увидел одну знакомую, — бросил Люк хмурясь. — Но в этой толчее трудно сказать наверняка.

— Именно в толчее, — согласился мужчина, презрительно оглядываясь. — Ни одной хорошенькой шлюшки. Было время, когда маскарады просто кишели ими. А где остальные?

— Потерял и их тоже.

Дородный джентльмен поджал губы и проворно нанял экипаж из длинной очереди стоявших у ворот.

— Пойдем, Астли. Я срочно нуждаюсь в бренди и женщине, и не обязательно в этом порядке.

Люк последовал за ним.

— Арнет, что ты знаешь о Блэкуотере? — спросил он, садясь и нервно покусывая ноготь.

— Ты о семье Салливанов? Джаспер Салливан — пятый граф. Слишком спесив для таких, как мы, дружище. А почему ты спрашиваешь?

— Да просто так. Видел, как он садится в экипаж. С женщиной.

Арнет торжественно кивнул:

— Это его новая содержанка. Слышал, что с прежней он разорвал отношения — слишком тесно она подружилась с Генри Ласситером. Блэкуотер поселил новую девицу на Халф-Мун-стрит. Видел ее вчера в опере. Неотразимая особа. Рыжая. Необычный оттенок волос.

Значит, он не ошибся!

Люк поудобнее устроился в углу и мрачно улыбнулся в покачивающуюся темноту. Халф-Мун-стрит. Если Кларисса там, значит, Фрэнсис живет с ней. Он может поехать туда и натравить на них закон. Пусть Кларисса — содержанка графа, но прежде всего она его подопечная, и, следовательно, он имеет над ней полную власть. И в любую минуту может получить ордер, подписанный мировым судьей. И взять с собой представителя стражников, чтобы осуществить свои законные права. И даже граф Блэкуотер не сможет ему помешать.

Но стоит ли ссориться с влиятельным членом общества? Граф Блэкуотер при желании может сделать жизнь мастера Люка Астли крайне неприятной. Может, лучше не рубить сплеча и действовать в обход?

— Это крайне унизительно — сознавать, что ты никак не реагируешь.

Джаспер, ласкавший ее лоно языком, поднял голову и хмуро уставился на Клариссу:

— Чем ты так расстроена?

— Нет-нет! — запротестовала она. — Пожалуйста, не останавливайся!

Она подалась вперед и зарылась пальцами в его волосы.

Он сжал ее запястье и осторожно отвел руку, а сам лег рядом. Она отвернула голову. Он с тревогой смотрел на нее, потому что чувствовал ее беду как свою собственную. Как физическую боль.

— Что с тобой, любимая?

От неожиданной нежности слезы подступили к горлу. Он впервые назвал ее любимой, и, кажется, сам не осознал, что произнес это слово. Она жаждала ответить тем же, показать, как оно согрело ее душу, но смогла лишь выдавить улыбку:

— Думаю, я действительно выпила слишком много шампанского. Мне что-то не по себе.

— Вот как...

Он отодвинулся и лег на спину, глядя в вышитый балдахин. В груди медленно нарастал холодный гнев.

— Должен сказать, я не нахожу твое объяснение убедительным. Но если не желаешь говорить правду, ничего не могу с этим поделать. — Он сел. — Оставляю тебя. Доброго сна, и, надеюсь, утром ты почувствуешь себя лучше.

— Нет... пожалуйста, Джаспер... не уходи, — взмолилась она.

Голос его был холодным, слова — отрывистыми, и это пугало ее.

Она из последних сил протянула руку:

— Не могли бы мы провести ночь вместе? Просто спать, ничего больше. Я хочу ощущать тебя рядом, пока сплю.

Он стоял у кровати, обнаженный, глядя на нее. Сжав челюсти. В темных глазах бушевала ярость. Она все глубже входила в его сердце, а он ничего не получал взамен.

Сколько еще Кларисса будет воображать, будто он не подозревает, что она ему лжет! Лжет с самой первой встречи!

Он только не знал почему.

Она льстиво улыбнулась, и его гнев превратился в обоюдоострую сталь. Если не отдает всю себя, ему не нужно ничего.

Джаспер покачал головой:

— Хотелось бы, чтобы ты перестала считать меня дураком, Кларисса.

— Я... я вовсе так не считаю, — потрясенно пролепетала она. — И... и не знаю, о чем ты.

— Думаю, что знаешь.

Нагнувшись, он прикрыл одеялом ее нагое тело, отвернулся и стал быстро одеваться.

Кларисса беспомощно наблюдала за ним. Слезы жгли глаза. Он собирается уйти, бросить ее, а она не знает, как его остановить. Она понимала: он хочет знать о ней больше, — и собиралась рассказать ему все... почти все, сегодняшней ночью, но это было до встречи с Люком. Теперь рисковать нельзя. Даже если этот риск минимален. Нужно идти до конца — это единственная надежда освободиться от Люка.

Одевшись, он вернулся к кровати и снова встал над Клариссой.

— Хорошо, будем играть по твоим правилам. Помни, я заплатил за твои услуги. Но в контракте не указано, что ты обязана быть откровенной со мной. И я принимаю это. Как и было решено, мы поженимся. Но ты не бойся, я не стану без необходимости обременять тебя своим присутствием. По истечении определенного срока я договорюсь об аннулировании брака, и ты тогда вольна делать все, что пожелаешь. До этого времени ты будешь играть роль моей любовницы, не участвуя при этом в интимных аспектах роли. Спокойной ночи. Думаю, утром ты почувствуешь себя лучше.

Повернувшись, он вышел.

Кларисса долго лежала неподвижно, не в силах осознать произошедшего... внезапности его гнева, жгучей холодной ярости. Даже тоска и дурные предчувствия, охватившие ее при встрече с Люком, отошли на второй план, подавленные сознанием непоправимой потери.

Джаспер вышел из дома, с трудом удержавшись от ребяческого порыва захлопнуть дверь с громким стуком. Неожиданно для него самого его терпение лопнуло. Он был глубоко ранен и раздражен отсутствием доверия к нему и тем фактом, что Кларисса продолжает использовать его в своих неведомых целях, хотя понимает, что их связь стала чем-то более высоким, чем оговорено условиями контракта.

Но он знал также, что, несмотря на обиду, не должен был говорить с ней подобным образом. Потому что видел, как плещутся боль и непонимание в нефритовых глазах, но не смог ничего с собой поделать. Слова сами срывались с языка.

Но и сейчас, раскаиваясь, он по-прежнему был сердит и безмерно раздражен ее упрямством. Почему она не хочет ему довериться?!

Джаспер быстро шел через холодную ночь, надеясь успокоиться. Вернуться к обычной рассудительности. К привычному благоразумию. Но никак не мог прийти в себя. И, проснувшись утром, решил предоставить Клариссу самой себе. Хотя бы на время...