Глава 11
Ирина
Дыхание учащается, когда вижу знакомый пейзаж: Питерскую слякоть, весеннюю пасмурность, дома соседей, улицу, по которой долгое время ходила в школу, саму школу… Сердце колотится сильнее, когда минуем коттедж Артема.
Жадно перевожу взгляд, перескакивая с дома на дом, с дерева на дерево, с куста на куст, с забора на забор… Все знакомо. За пять лет отсутствия мало что изменилось. Вот только деревья… стали ниже… или остались такими же?
Машина сворачивает на улицу, где живет бабушка и дедушка, а перед ними стоит дом Игната и его матери.
Теперь сердце уже не колотится — оно так мощно грохочет, что в груди становится больно! Кислорода совсем не хватает, и поэтому закрываю глаза. Заставляю себя успокоиться, глубоко вдохнуть…
Такси останавливается, и голос родственников возвращает на землю:
— Ирочка! — всплескивает руками бабуля. В теплом пальто, резиновых сапогах. Торопливо идет к авто, а за локоть ее придерживает дедушка, тоже одетый по прохладно-весеннему.
Распахиваю дверцу и спешу навстречу к родственникам.
Уже в следующую секунду бабуля и дедуля заключают меня в крепкие объятия.
— Внученька, — рыдает ба. — Как же ты выросла! Стала такой… хорошенькой. Дай на тебя посмотрю. — Бабушка чуть отступает и заставляет меня прокрутиться. — Нет, — не то сокрушается, не то восхищается, — ты не хорошенькая, — в глазах мелькает горечь вперемешку с любовью. — Истинная красавица!
— Ба, ты мне словно приговор вынесла, — пытаюсь обратить в шутку реплику родственницы.
— Так ведь в красоте много горя бывает, — резонно подмечает бабуля. — Это сколько же теперь женихов наш дом будет осаждать?!
— Ба, — поджимаю губы. — Я с ними на раз справлюсь, и отворот поворот дам, клянусь, — поднимаю руку с жестом «клянусь». — Уж чего-чего, а это я научилась делать на «отлично»!
— Да не слушай старую, — обнимает ее за плечи дедуля. — Она от счастья не ведает, чего говорит. Женихи — значит, женихи! Если что, у меня есть очень хорошая метла. Я тебе помогу…
Ну вот как не улыбнуться?!
— Спасиб, дед, — чмокаю старика в щеку. — Ну что, так и будем стоять, или все же отпустим таксиста? — решаю поторопить родственников.
— Да, да, конечно, — спохватывается ба. — Дед, помоги с вещами, — машет на машину. — А то, помнится, когда Иришка уезжала, у нее столько багажа было… — закатывает глаза.
— С тех пор многое изменилось, — пожимаю плечами. — Да и основные вещи потом прибудут. Папа грузовую машину заказал…
Бабуля хмурится. Дед спешит к багажнику. Я расплачиваюсь с таксистом, один рюкзак ловко закидываю за плечи, а большую сумку, где-все основные вещи, забирает дедуля.
— Это все? — поражается бабушка и неверяще смотрит вслед отъезжающей машине, словно раздумывает, не увез ли мужик чего с собой чужого?
— Ба, — водружаю руку на плечо родственницы. — Все самое важное на первое время — тут!
— Хм, — озадачивается бабуля. — А может, ты мне чего не договариваешь? — хмурит седые брови; на старческом лбу, и без того изрешеченном морщинками, пролегают еще три крупные. — Ты не собираешься у нас жить?
— Ба, — скулю театрально и побуждаю родственницу пойти к дому. — Я же теперь в универе буду учиться. Ездить каждый день туда обратно — накладно, да и далековато. Мне и так на сон мало времени останется. Но на выходные к вам буду наведываться, клянусь, да и каникулы…
Бабушка заметно расстраивается. Остальной путь до дома шагаем молчала.
— Ба, не дуйся, — ласково подлизываюсь уже в зале, обняв родственницу. — Я к вам первым делом приехала. Соскучилась, а ты дуешься…
— Просто я… просто мы… — встряхивает бабуля головой. — Все понятно, дело молодое: личная жизнь, учеба… Не обращай внимания, — отмахивается. — Прав дед, накручиваю. Ты теперь взрослая. Что тебе с нами жить?!
Ну нечестно вот так на жалость давить! Понятно ведь, что родственница очень расстроилась. Ничего, ба отходчивая, и вскоре примет все. как должное.
— Так говоришь, что в университет поступила? — бабушка вновь нарушает молчание, когда уже все садимся за стол. Он ломился от вкусного и такого забытого, приготовленного родственницей съестного. За границей настоящей русской кухни не было, поэтому первым делом накидываюсь на бабушкин борщ.
— Нет, — отзываюсь, едва прожевываю порцию. — Поступила еще в Канаде. Потом перевелась в Китай, а теперь вот в Питер. Программа обучения хоть и разнится, но ректор и декан оценили мои итоговые баллы, и поэтому позволили без вступительных экзаменов перевестись. Да к тому же мои разработки везде интересны. Они обещали мне работу подыскать, а возможно, и бюджетное место выбить.
— Ой, как было бы замечательно, — радуется бабушка. — Ты же такое умище,
— кивает значимо, в старческих бледно-голубых глазах плещется любовь и восхищение. — Как отец и мать! Университетским профессорам за тебя руками и ногами держаться нужно, — знающе продолжает, — а то, вон, какая шустрая, то там, то там… везде успеваешь.
— Ну ты меня прям захвалила, — тихо улыбаюсь с затаенной грустью. — Не перехвали, разочаровываться в людях очень больно!
— В тебе? — удивляется ба. — Нет! В тебе я никогда не разочаруюсь, — отрезает уверенно. — Что бы ты ни сделала, как бы ни поступала, ты — наше счастье и кровинка. Мы жизнь свою не пожалеем за тебя.
Разве может такое не растрогать?! Мда, вот и я тронута до глубины души, смаргиваю накатившиеся непрошеные слезы.
— Ну, ну, — вклинивается в разговор дед. — Хватит слезы пускать, — журит нарочито строго. — Еще? Чего не хватало пересоленный борщ кушать. Юль, — хмуро бросает бабуле, — заканчивай нашу принцессу доставать. А то уедет опять, и потом будем долго ждать возвращения!
На том щекотливый разговор прекращаем.
После обеда поднимаюсь в свою комнату. Отворяю дверь и застываю на пороге. Надо же… ничего не изменилось с тех пор, как я уехала! Даже две единственные мягкие игрушки, которые всегда называла пылесборниками, сидят на постели.
— Я ничего не переставляла, — раздается тихий голос бабушки за плечом. — Лишь пыль смахивала, да пылесосила, ну и постель… Не хотела ничего менять.
Опять обнимаю бабулю:
— Я вас так люблю! — с чувством шепчу в висок и чмокаю. — Я очень рада, что вернулась. С вами я была счастлива.
— Разве? — с надеждой и сомнением одновременно смотрит родственница на меня. — Мне показалось, ты сбегала от несчастливой жизни.
— Нет, — пристыженно мотаю головой. — Я сбегала от себя!
— Проблемы нужно решать, а не бежать от них, — мягко поправляет ба и нежно гладит меня по голове. — Надеюсь, теперь ты готова к этому, — добавляет и подталкивает в комнату: — Ступай, приберись! И вещи не разбрасывай! Все должно быть аккуратно по полочкам в шкафу разложено и развешено, — это уже говорит нарочито строго, словно я — малое дитя, которое вечно наводит беспорядок.
Как не улыбнуться такой заботе?
Шагаю в свою комнату.
Я дома!