Нераспустившийся цветок

Глава 19 Миссис Конрад

Вивьен

Как так выходит, что Оливер может не раскрывать своего прошлого, позволяет мне переехать к нему, не делится тем, что находится за той запертой дверью и предотвращает все разговоры о чем-либо, доставляющем ему неудобства, и все-таки я остаюсь именно той, кто просит прощения? Я провела всю дорогу до Кембриджа, проигрывая в уме свою речь. С моей стороны будет извинение, а с его стороны будет разоблачение.

Уже после девяти вечера, когда мы приезжаем домой.

— Удачи, Цветочек, — Алекс обнимает меня. — Моя дверь всегда открыта, если он выгонит тебя.

Закатывая глаза, я смеюсь.

— Иди и закрой за собой дверь. Не беспокойся, я разберусь с этим.

Шон обнимает меня.

— Делай все, что можешь, Вив, и если ничего не поможет, снимай одежду.

В тот же самый момент, Шон хватает ртом воздух и берется за яйца, подогнув колени. Алекс придерживается строго девиза: «Пожалеешь удара между ног, испортишь парня».

— Тащи свою задницу в дом, вместо того, чтобы болтать. Цветочек не собирается снимать свою одежду, как какая-то жалкая пустышка, чтобы ее извинения выглядели более правдоподобными. Теперь иди! — она указывает на свою красную дверь, и Шон несется, как раненое животное.

После того как он заходит, она поворачивается ко мне.

— Тебе абсолютно необходимо раздеться, но затем убедись, что ты контролируешь все. Поняла? Воспользуйся своим горячим телом, и к утру, он будет признаваться как кардинал в комнате, полной мальчиков, прислуживающих в алтаре. Теперь иди!

Я открываю рот, а она прижимает к нему палец.

— Иди!

Таща за собой сумки вверх по лестнице, я оглядываюсь назад еще раз, прежде чем открыть дверь. Алекс показывает мне, чтобы я убиралась, поэтому я захожу в дом. В гостиной горит неяркий свет, но я не вижу и не слышу Оливера.

— Оли?

Ответа нет.

Я бросаю сумки и поднимаюсь наверх. Там Оливера нет.

Спускаясь по лестнице, я зову его снова. Ответа нет.

Нет никаких записок, и его машина стоит перед домом, но, возможно, он пошел куда-то пешком, или он может быть с Ченсом, но он обычно не оставляет свет включенным. Я прохожу мимо дверей, выходящих в патио, и замираю, когда вижу тень фигуры уголком глаза. Открывая дверь, вижу, что он развалился на стуле, спиной ко мне, свет на крыльце выключен.

— Эй, ты меня не слышал?

— Слышал.

Я выхожу на террасу. Он не смотрит на меня.

— Почему ты ничего не сказал?

— Не думаю, что нужно еще что-то сказать, — он поднимает знакомый пакет, но все так же не смотрит на меня. — Тебе нужно забрать это и все остальные свои вещи и уйти.

Я беру у него пакет.

— Ты меня выгоняешь?

Он кивает.

— Из-за горстки «травки»?

Он разворачивается с широко открытыми глазами.

— Горстки «травки»? Ты хранишь нелегальные наркотики. Я не связываюсь с травокурами! Может, ты переживаешь какой-то переходный период, но я — нет.

— Я не травокур, идиот! Я никогда этого не курила, не ела и так далее, что там еще люди с этим делают. Я принесла это домой, чтобы поделиться с тобой в твой день рождения.

Он истерически смеется.

— Поделиться? Это был подарок на мой день рождения? Ты купила мне марихуану на день рождения?

— Я не покупала это, и это не подарок. Мэгги дала мне это домой, после того как я рассказала, что ты странно себя вел в пятницу утром.

Он садится ровно и проводит руками по волосам, качая головой.

— Где Мэгги это взяла, и почему ты рассказывала ей о нас?

— Что ты имеешь в виду «где она это взяла»? Она выращивает это с тех пор, как ей впервые диагностировали рак много лет назад, отсюда и название «Зеленый горшок»! И мне нужно было с кем-то поговорить о нас, потому что я чертовски уверена, что ты не хочешь ни о чем говорить.

— Я не могу этого сделать, — он встает и проходит мимо меня.

— Ты не можешь сделать что? — я следую за ним в дом. — Ты о нас? О «травке»?

— И о том и о другом, — он стоит спиной ко мне, уперевшись руками в бедра и повесив голову.

Мне тяжело дышать. Боль в груди разрушающая.

— Я приехала домой, или сюда… — я качаю головой, — … я думаю, у меня больше нет дома, — я пытаюсь сдержать слезы. — Я собиралась сказать тебе, что сожалею. Между мной и Каем ничего не было, но оставаться с ним было неправильно и… наивно. Я хотела попросить тебя поделиться со мной своим прошлым, довериться мне так, как я доверяю тебе всю себя. Было так много всего, что я хотела сказать, но сейчас… я вижу, что это не имеет никакого значения.

Я больше не могу сдержать слез. Я иду к двери и поднимаю сумки, но не поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него.

— Предполагаю, что единственное извинение, которое ты хочешь услышать — это… прости, я слишком молода и глупа, я решила покурить «косяк» один раз, чтобы понять как это. Мне жаль, что не могу быть близка с тобой, чтобы ты не представлял член другого парня у меня потаскухи во рту. Мне жаль, за все те разы, когда смутила тебя, но пожалуйста, пожалуйста, не проси меня жалеть о нас, — сдавленный всхлип вырывается, когда я берусь за ручку двери. — Я за-заберу оставшиеся в-вещи завтра, когда ты уйдешь.

***

Оливер

Она ушла, а я ничего не сказал… абсолютно ничего. Мой дом снова ощущается пустым, так же как и мое сердце и моя жизнь. Я достиг такой точки в этих отношениях, что больше не знаю, кого защищаю: ее или себя. Мое сердце тяжело бьется в груди, когда я слышу стук в дверь. Она вернулась!

Я открываю.

Шлеп!

Пощёчина на моей щеке больше шокирует меня, чем болит, когда я смотрю на Алекс и вижу ее сверкающий сердитый взгляд.

— Ты, бл*дь, придурок, что позволил ей уйти из твоей жизни. Надеюсь, что я буду рядом, чтобы увидеть горе на твоем жалком лице, когда замечательный парень, который достоин ее, схватит ее, а ты останешься ни с чем, — она топает назад через улицу и показывает мне средний палец перед тем, как закрыть дверь.

Дешевый мозгоправ в моей голове, который появляется в такие моменты, должно быть, отдыхает. У меня ничего нет. Мне нужно рационализировать то, что я ее недостоин, что нам двоим лучше быть порознь. Я слишком стар для нее, и она не заслуживает моего прошлого. Через месяц она пойдет в колледж, а я буду путаться со своим братом и истощать свой сберегательный счет. Лучшее в моей жизни уже закончилось, а лучшее в ее жизни только появляется на горизонте.

Я выключаю свет и падаю на кровать — мою одинокую кровать. Затем до меня доходит. Вот оно. Я — закат, а она — восход, а единственная вещь, которая разделяет нас — это темнота.

Я быстро встаю с кровати. Дерьмо! Я все испортил!

Сейчас начало двенадцатого, но я вижу свет в их окнах. Не сомневаюсь, что после того как Алекс напала на меня, фестиваль по избиению мужчин начался. Переход через улицу ощущался как нарушение линии фронта, а все чем я вооружен — это «я — тьма, а ты — мой свет». Если я не придумаю чего-то лучше этого, то могу с таким же успехом вонзить меч себе в грудь. Я уже использовал золотую стандартную фразу «я люблю тебя». Что теперь? Я хочу тебя? Ты мне нужна? Секс — восхитительный? Да, именно это.

Я стучу в дверь и молюсь, чтобы правильные слова каким-то волшебным образом добрались от моего рта до ее ушей. Алекс открывает дверь с самодовольной улыбкой.

— Заходишь на второй раунд?

— Где она?

— Цветочек… занята. Может, зайдешь утром.

Я толкаю дверь, игнорируя ее попытки удержать.

— Оливер!

Я осматриваю нижний этаж, затем направляюсь наверх; резкий запах заполняет воздух. Открывая дверь в комнату Вивьен, меня приветствуют покрасневшие глаза и ленивая ухмылка.

— Оли, — говорит она, перед тем как затянуться еще раз «косяком», затем кашляет.

Я беру «косяк» и выкидываю в кофейную кружку на полу рядом с ее кроватью. Также рядом находятся коробка сахарного печенья, пачка чипсов и миска с фисташками. Она плюхается на кровать и закрывает глаза.

— Ты, должно быть, доволен собой, мистер Конрад, — хихикает она. — Тебе это удалось. Я — травокур. Мэгги была права… не суди, пока не попробуешь.

— Пойдем, — я поднимаю ее с кровати, взяв на руки.

— Поставь меня! Я никуда с тобой не пойду! — ее попытки ударить меня ногой и выкрутиться — слабы и жалки.

Я не планировал следовать поведению пещерного человека, но я также не планировал, что она будет под кайфом.

— Алекс! — кричит она, когда я несу ее к двери.

Алекс срывается с дивана и идет ко мне.

— Не подходи, черт возьми! — я свирепо смотрю на нее.

Она хватает ртом воздух, будто никто никогда до этого не ставил ее на место, затем она делает то, что я не ожидаю. Она открывает входную дверь и усмехается.

— Позаботься о ней.

Я останавливаюсь всего лишь на мгновение, затем киваю, когда несу уже потерявшую сознание Вивьен к себе домой.

Ей нужно принять душ и почистить зубы, чтобы избавиться от запаха марихуаны, исходящего от ее тела, но прямо сейчас мне на это плевать. Я кладу ее на кровать и снимаю всю нашу одежду. Даже тонкая нить — это слишком большое расстояние, когда я так сильно жажду почувствовать прикосновение ее кожи к моей. Я оборачиваюсь телом вокруг нее и засыпаю со спокойствием, спокойствием, который испариться утром. Тем не менее, сегодня мне просто необходимо это… необходимы мы.

***

Вивьен

Я пересматриваю идею с «травкой». Неясная голова, пульсирующий мозг, а в комнате, должно быть, стоградусная температура. В комнате? Где я? Который час? Почему я не могу двигаться?

Ощущение тяжести на моей груди поднимается, когда я убираю руку, которая лежит на мне. Я голая, так же как и Оливер. Чудесно. Я знаю, что у нас не было секса; я бы это помнила. Извращенец!

Вставая с кровати и пытаясь не разбудить его, я ищу мою одежду. Одевшись, я на носочках спускаюсь вниз. Сейчас полпятого утра, поэтому мне нужно уйти до восхода солнца и соответственно, до того, как проснется Оливер. Очевидно, нам нужно поговорить, но не голыми в его кровати. Я ищу свою обувь, но не могу найти. Когда тянусь к дверной ручке, замечаю стопку писем на столике у входа. Что привлекает мое внимание, так это обратный адрес в углу конверта, торчащего из середины стопки. Он из больницы в Портленде. Мелким шрифтом под именем написано: Психоневрологический и наркологический диспансер.

Уходи!

Я не могу. Мое любопытство превратилось в чудовищную потребность узнать о прошлом Оливера. Я открываю конверт. Сопроводительное письмо разъясняет приложенную к нему информацию: обновление контактов экстренной связи для Кэролайн Конрад.

Сделайте отметку в графе «Нет изменений», подпишите и поставьте дату, если вся информация действительна.

На следующей странице указано имя Оливера, его адрес, электронная почта, номер телефона, степень родства с пациентом.

Муж.

Комок поднимается в горле, оставляя после себя кислотный ожог, и сердце наполняется гневом, а кровь — ядом. Где-то в глубине души или в сердце я должна быть невыразимо раздавлена, но в данный момент мой мозг — извержение вулкана гнева и непостижимой ярости. Я думаю, что могла бы убить его.

Перепрыгивая через ступеньку, через секунду я уже нахожусь в его комнате… и вот тут-то все и начинается.

— У тебя, черт побери, есть ЖЕНА! — я думаю, он проснулся от испуга, но не могу сказать наверняка, так как я в неописуемой ярости и ничего не вижу. Рамка с фотографиями, затем другая летят в его направлении. Подставка для книг, ваза, его туфли, часы — все врезается в стену, изголовье кровати и даже в него.

— Вивьен! — он спотыкается, пытаясь удержать равновесие посреди обломков, образующихся вокруг него.

Я выдергиваю ящик из комода и бросаю в его направлении, затем еще один, и еще один, пока одежда не заполняет все пространство, и он двигается ко мне.

— Нет! — кричу я, хватаясь за заднюю панель пустого комода, и опрокидываю его, чтобы преградить ему путь. Я выбегаю в коридор, срывая рамки с картинами со стен, оставляя за собой дорожку из разбитого стекла. Внизу я бегу на кухню, резко открывая дверцы шкафчика.

— Ублюдок! — я бросаюсь стаканами, тарелками, банками, кувшинами в него. — Ты, бл*дь, лгун! Как ты мог?

— Вивьен! Остановись! — рычание его голоса не может сравниться с ураганом оглушительных эмоций в моей голове.

Рюмки. Бутылки виски. Кофейные кружки.

Трах! Бах! Хрясь!

У меня заканчиваются боеприпасы, затем я поднимаю взгляд и вижу кастрюли и сковородки, висящие на подвесной стойке. Забираясь на островок, я снимаю сразу по две штуки с крючков и запускаю их в Оливера. Иногда я слышу, как они стучат, когда я не попадаю в цель, иногда слышу сильный удар и несколько бранных слов, когда попадаю. После того как последняя сковородка запущена, я вижу, как окровавленный Оливер неуклюже двигается в мою сторону. Я оглядываюсь назад, но там нет выхода, поэтому я прыгаю из последних сил и валю его на пол.

Бух!

Темнота.

***

Бип… бип… бип…

Вспышки света и отдаленные звуки голосов вырывают меня из моего сна. Не могу вспомнить, где я заснула. У Алекс? У Оливера? Может, я снова обкурилась. Боже, я действительно превращаюсь в травокура.

— Цветочек?

— Ой! — я морщусь, когда пытаюсь открыть глаза, но боль в голове будто парализует мое тело целиком.

Очертания Алекс проявляются, когда я моргаю.

— Что произошло?

— Ты… упала и все такое, — она кривится.

— Упала?

— Ну, ты, вроде как, прыгнула или соскочила… с кухонной стойки у Оливера. У тебя сотрясение мозга и швы в некоторых местах, а еще множественные порезы стеклом, которое пришлось вынимать из разных частей твоего тела, особенно пострадали ступни.

Боль в моей голове, а теперь и везде, усиливается в сто раз, когда воспоминания возвращаются. Оливер женат.

— Доктор сказал, что ты можешь утром пойти домой. Все повреждения незначительны. Их просто много, поэтому у тебя будут проблемы с передвижением приблизительно неделю. Ты, должно быть, была очень расстроена и в чистой ярости, чтобы не понимать, что так много осколков пронзили твои ступни.

— Он женат, — мой голос звучит, будто слова разрывают мое горло. Злость сменилась эмоциональной болью и… О. Мой. Бог. Это так больно. Мое зрение затуманивается слезами, которые текут по моему лицу.

— О, Цветочек. Мне так жаль, — Алекс нежно держит меня за руку и, когда я пытаюсь сжать ее, чувствую, как натягиваются бинты на коже.

Что я с собой сделала?

— Чего бы это ни стоило, но он выглядит не лучше тебя, кроме того, что у него нет сотрясения мозга. Он просидел с тобой всю ночь, может, этого и не стоило делать, но я заставила его уйти утром, перед тем как ты проснулась. Я думаю, он и его семья в комнате ожидания.

Я еще раз всхлипываю, и Алекс промокает мое лицо бумажной салфеткой.

— Я не хочу видеть их… никого из них, никогда больше.

— Хочешь, чтобы я позвонила твоим родителям?

— Нет! Они… они не поймут. Я не рассказывала им об Оливере.

— Ладно, ну, Шон скоро вернется. Я послала его за твоей одеждой, которая не испачкана кровью.

— Доброе утро, Вивьен.

Я соплю и поднимаю взгляд.

— Я — доктор Беннетт. Я только что говорил с доктором Конрад, и он сказал, что вы близкий друг их семьи, поэтому я приехал пораньше, чтобы осмотреть вас и, надеюсь, отпустить домой скорее, чтобы вы могли отдохнуть и выздоравливать, — он проводит пальцем по экрану iPad, затем протягивает его медсестре и начинает осматривать меня.

— Мы не друзья.

Доктор Беннетт светит фонариком в мой левый глаз.

— Нет? Хм, простите, я, наверное, неправильно понял.

Он ослепляет меня, пихает и толкает, затем снова переключает внимание на свой iPad.

— У вас все хорошо. Если вам нужно какое-нибудь обезболивающее, то «Тайленол» или «Адвил» помогут.

Я киваю.

— Спасибо.

— Не за что. Отдыхайте.

Как только доктор Бэннет и медсестра выходят, входит Шон с сумкой.

— Эй, Вив. Я принес тебе кое-какую одежду. Оливер дал мне ключи от своей квартиры. Он в комнате ожидания и хочет тебя видеть.

Алекс помогает мне сесть с краю, свесив ноги с кровати.

— Можешь передать ему сообщение от меня?

— Конечно, — отвечает Шон.

— Скажи, пусть отваливал.

Шон смотрит на Алекс, затем снова на меня.

— Ты слышал ее… иди, — Алекс показывает головой.

— Мы можем поговорить минуту наедине? — мы втроем смотрим в сторону двери, где стоит Оливер. У него синяк под глазом, распухшая губа и швы на подбородке.

Хорошо!

— Не утруждайся, Шон, я скажу ему сама. Отвали, Оливер!

— Просто пять минут. Пожалуйста, — он заходит в комнату.

Алекс кладет руку мне на колено.

— Просто дай ему пять минут, которые он просит, а затем я заберу тебя домой. Хорошо?

Я колеблюсь. Я не хочу видеть его, и чертовски уверена, что не хочу говорить с ним, но хочу поехать домой, поэтому киваю, пытаясь, стать на ноги.

— Мы будем сразу за дверью.

Оливер закрывает за ними дверь и подходит ближе ко мне. Я вижу его коричневые туфли и голые ноги, но не смотрю вверх.

— Вивьен…

— Я ненавижу тебя, — шепчу я.

— Я знаю.

— Осталось четыре минуты.

Он приседает, положив руки по обе стороны от меня, так что я вынуждена смотреть на него.

— Мне так сильно жа…

— Три с половиной минуты, — говорю я сквозь зубы.

Он вздыхает.

— Кэролайн все еще моя законная жена. Она страдает… тяжелой депрессией и суицидальными наклонностями. Я подал на развод более года назад, но учитывая ее душевное состояние, быстрый развод не получился. Я люблю тебя, я хочу быть с тобой и собирался рассказать тебе…

— Ты собирался рассказать мне? — смеюсь я. — Когда? Перед тем, как лишил меня девственности? Перед тем как позволил влюбиться в тебя? Перед тем как предложил переехать к тебе? КОГДА, ОЛИВЕР? — эмоциональная боль борется с физической, а злость, которую я ощущаю, делает и ту и другую более интенсивной. Я истощена и опустошена. Чувствую только слезы. Проклятые слезы… бесконечный поток слез.

Он кладет щеку на мою голую ногу, и я чувствую, что поддаюсь под его прикосновением. Это жестокая реальность, когда прикосновение, которое излечило меня, становится пламенем, которое сжигает меня.

— Время вышло, — шепчу я, затем всхлипываю, пытаясь ровно дышать.

Медленно поворачивая голову, он трется щетиной о мои ноги, затем прижимается губами к моей коже. Я закрываю глаза, сильно сжимая веки, выпуская еще больше слез и пытаясь сдержать дыхание, но эмоции слишком мощные. Вместо этого мое тело вздрагивает, когда мягкое болезненное хныканье вырывается против моей воли.

— Прощай, моя любовь.

Я чувствую, как он уходит, но не могу открыть глаза. Меня ослепляют слезы, эмоции… меня ослепила любовь.