Вивьен
Ступеньки оказываются большим испытанием, чем я ожидала. Не знаю точно, сколько выпила. Не много, по крайней мере, я так думаю. Оливер все время подливал мне вина еще до того, как я выпивала полностью предыдущую порцию. Первая дверь слева. Я врезаюсь в сплошную деревянную дверь и неуклюже пытаюсь повернуть ручку, чтобы открыть ее. Закрыто, серьезно — закрыто. Кажется немного странным, что дверь в ванную комнату закрыта на замок. Я смотрю направо. Ага! Он, должно быть, сказал справа, а не слева.
Мурашки идут по коже, когда я сажусь на унитаз. Мне нравится Оливер. Он такой красивый, особенно сегодня вечером: его соломенно-светлые волосы, торчащие в разные стороны и сексуальная однодневная щетина вдоль линии скул. Мне нужно было прикоснуться к ней, и эти губы… такие притягательные. На мгновение я забыла, что наши отношения не могут зайти так далеко. Это все из-за алкоголя. Я просто должна ему показать все и покончить с этим, но проблема в том, что мне нравится, как он смотрит на меня. Позволить себе, чтобы кто-то смотрел на меня, всю меня, не как иначе как с желанием — самое невероятное чувство, пока я не возвращаюсь назад в действительность — в мою действительность. Если Кай, мой друг и человек, который любит меня безоговорочно, не может пережить это, тогда ни один мужчина никогда не сможет.
Выходя из ванной, я останавливаюсь и изучаю дверь напротив. Не похоже, чтобы она как-то отличалась от других.
— Все в порядке? — я пугаюсь звука его голоса. Он стоит посередине лестницы.
— Ух, да, я просто… только что вышла.
Оливер ждет, а затем следует за мной.
— Мне нужно идти, — я концентрируюсь на каждом шаге, скрывая тот факт, что мои ноги стали как желе.
Он протягивает мою сумку с вязанием.
— Я проведу тебя домой.
— Я живу на противоположной стороне улицы.
— Да, но ты выпила больше алкоголя, чем положено, и это моя вина, поэтому теперь я просто обязан убедиться, что ты добралась домой без происшествий.
Я переступаю порог, забывая, что снаружи на несколько дюймов ниже, и этого как раз достаточно, чтобы показаться более захмелевшей, чем есть на самом деле.
— Осторожно. Видишь, оказывается, перейти улицу намного тяжелее, чем ты думала, — он смеется, взяв меня за руку, в этот раз, переплетая наши пальцы. Мне бы хотелось, чтобы эта прогулка продолжалась дольше, но это не так и я вынуждена отпустить его руку, чтобы достать ключ.
Он ожидает, пока я открою дверь.
— Спокойной ночи, моя быстро пьянеющая соседка, — он улыбается, заправляя волосы мне за ухо с одной стороны.
Больше, чем пончиков, кофе, и невероятного коблера его мамы, я хочу, чтобы Оливер поцеловал меня. Мой рот действует согласно своим собственным потребностям.
Я беру его за запястье, которое задержалось за моим ухом, передвигая его руку к моей щеке и шепчу:
— Ты мог бы поцеловать меня, только сегодня вечером… просто один раз.
Он улыбается, и, подражая тому, как я проводила большим пальцем по его губам, делает то же самое с моими и качает головой.
— Нет, не думаю, что могу поцеловать тебя только сегодня и просто один раз… — он убирает руку от моего лица, когда отступает назад. — Приятных снов.
Мой взгляд прикован к утонченным изгибам его высокой фигуры, пока он переходит улицу широкими плавными шагами. Ладно, может мне нужно что-то большее, чем просто эмоциональная связь.
***
Шумная компания из «Зеленого горшка» заполняет каждый дюйм теплицы. Алекс всеми своими действиями показывает, как соскучилась по Шону, но Кай здесь и сегодня я искренне рада видеть его, иначе мы с Мэгги просто бы закопались.
— Доброе утро, старая вяжущая леди из дома по соседству, — я держу крепче корзину с астрами, зная, что этот мягкий голос заставляет меня чувствовать слабость в ногах и других частях тела.
— Эй! — я поворачиваюсь и вижу Оливера в поношенной рабочей одежде, кепке «Рэд Сокс», надетой задом наперед и уже двухдневной щетиной. Продолжаю идти к прилавку в передней части магазина, а он следует за мной.
— Ченс отменил заказ, потому что не помню, чтобы видела его?
— Нет, мы только заканчиваем с садом для отеля, но нам нужна еще дюжина красных мангольд[17] и шесть штук итальянской петрушки.
Я ставлю астры в тележку для покупателей и пробиваю товар, в то время как Оливер продолжает стоять за моей спиной.
— Сэр, ожидайте своей очереди, — говорит Кай.
— Я жду Вивьен, — отвечает Оливер.
— Ему нужно полдюжины итальянской петрушки и дюжина красных мангольд, — отвечаю я, проводя кредитной картой клиента по терминалу.
— Ну, Вивьен занята, поэтому я принесу их, но вам все равно нужно встать в конец очереди, сэр, — Кай уже не такой вежливый и я узнаю собственнические нотки в его голосе, когда он произносит мое имя.
Я вздыхаю, нахмурившись.
— Я возьму их. Встань за прилавок. — Кай раздражен, но прикусывает язык, в то время как губы Оливера изгибаются хитрой улыбке. — Не будь таким нахальным, все в той длинной очереди мечут кинжалы в твою сторону, — я пробираюсь в заднюю часть магазина.
— Да, ну, просто считай, что возвращаешь мне услугу.
— Прости? За что? За то, что напоил меня? — мой голос поднимается на октаву.
— За то, что поделился коблером моей мамы.
Я останавливаюсь и поворачиваюсь так резко, что Оливер чуть не сбивает меня с ног.
— Ты не поделился! Ты съел последний кусочек и заставил меня, как собаку, вылизывать тарелку! — я чувствую, как огромное количество глаз смотрит на нас, и слышу несколько смешков.
Оливер осматривает наших слушателей с нерешительной улыбкой.
— Я не заставлял тебя вылизывать тарелку.
Я разворачиваюсь и вхожу в дверь в помещение, где хранится рассада овощей и трав.
— У меня есть только десять мангольд, но петрушка в полном количестве. — После того, как я все укладываю в картонную корзину, толкаю ее в грудь Оливеру. — Я добавлю их стоимость в счет Ченса, а сейчас ты должен мне услугу.
— Какую? — хихикает он.
Я пожимаю плечами.
— Еще не знаю наверняка, но дам тебе знать.
Он облизывает губы и изучает мое лицо своими ярко-голубыми глазами.
— Я хотел поцеловать тебя.
— Да? — я морщу нос.
Он кивает.
Я остаюсь спокойной внешне, в то время как внутри ликую.
— Ну, момент упущен и его не вернешь.
Оливер склоняет голову набок.
— Его не вернешь?
— Нет, он как коблер… исчез навсегда. Но я, возможно, позволю тебе облизать мою руку или расчесать мне волосы как-нибудь, ты знаешь, в качестве утешительного приза.
Он поднимает брови, и я хотела бы прочитать его мысли, но он мастерки скрывает их.
— Как бы я ни хотела выяснить, что означает этот взгляд, но мне нужно возвращаться к работе.
Оливер дарит мне однобокую улыбку.
— Увидимся позже, соседка.
***
— Кто этот парень, который получает привилегированное обслуживание? — спрашивает Кай, когда мы вместе собираем по частям то, что осталось в теплице после нашествия покупателей, которое здесь сегодня было.
Я сметаю листья и грязь в совок, который он держит.
— Брат Ченса.
— Ох, черт, еще один Конрад от которого тебе приходится отбиваться, — Кай качает головой.
Не уверена, как мне ответить на это, я просто пожимаю плечами. Я не хочу отбиваться от Оливера. Нападать на него? Да. Это проблема. Я так заинтригована ним, что не могу ясно мыслить. У меня помутнение зрения и рассудка.
— Оливер — не Ченс.
— Откуда ты знаешь? — Кай поднимается, отряхивая рубашку.
— Ну, он не приглашал меня никуда и не пытался лапать меня возле компостной ямы.
— Пока, — он принимает невозмутимый вид.
— Да, ну, может быть, я бы и хотела.
Он высыпает мусор из совка в мусорное ведро и поворачивается, упираясь одной рукой в бедро.
— Что это должно означать?
Меня выводит из себя тот факт, что Кай ведет себя так, будто это нелепо заинтересоваться Оливером.
— Это означает именно то, что ты думаешь.
Он качает головой.
— Он не стоит тебя.
— Ты даже не знаешь его! — я скрещиваю руки на груди, постукивая пальцами.
— Все в порядке? — Мэгги откидывает свои прямые платиново-светлые волосы с лица, доставая ключи из сумочки.
— Все отлично, — бормочу я.
— Я измотана, поэтому увидимся в понедельник, — она надевает очки в красной оправе на нос.
Я вижу огонек любви в ее по-детски голубых глазах, когда она наклоняется обнять меня, а затем машет пальцем в сторону Кая.
— Будь милым.
— Мэгс, я всегда милый, — Кай подмигивает ей, как будто его мальчишеское очарование действует на того, кто старше его мамы.
Это безумие, но Мэгги краснеет, когда Кай расплывается в своей безупречной улыбке. Она никогда не была замужем. Я бы сказала, что она выглядит хорошо на свои пятьдесят, но, по правде говоря, она выглядит хорошо для любого возраста. Она полностью изменила образ жизни с тех пор, как ей диагностировали рак в первый раз, начав употреблять в пищу только продукты растительного происхождения и занимаясь спортом каждый день. Она стройная и маленькая, едва достигает моей груди. Это Алекс через тридцать лет, только грудь Алекс больше и длинные светлые волосы доходят до уровня попы.
— Ты невероятный, — я закатываю глаза, когда Мэгги идет к своему белому «Приусу».
— Невероятно привлекательный? Невероятно красивый?
— Невероятно самонадеянный, — игриво толкаю его.
— Итак, куда ты ведешь меня на ужин? — Кай обнимает меня за плечи, когда я закрываю заднюю дверь. По какой-то причине, может в целях самосохранения, мое сознание стерло обещание поужинать, которое я дала Каю этим утром, когда он согласился помочь нам с Мэгги.
— Так как ты за рулем сегодня, я думала заехать в Макдональдс, за мой счет, конечно же.
Кай, демонстрируя свои манеры, открывает пассажирскую дверь своей серой «Хонды пилот».
— Превосходная идея! Мы сэкономим кучу времени, чтобы найти и посмотреть какое-нибудь хорошее порно на Netflix[18], а ты в это время будешь дрочить мне на диване. В конце концов, я думаю, это обязанность лучшего друга, когда моя вторая половинка находится за пределами страны.
Он закрывает дверь до того, как я имею возможность ответить, и обегает машину, чтобы сесть на место водителя.
— Ты прав, я позвоню Шону и узнаю, сможет ли он втиснуть тебя в свой график по выполнению «ручной работы» сегодня вечером.
— Боже, Вив! Говори сколько угодно о том, как вы с Алекс удовлетворяете друг друга… я к этому привык, но если ты еще когда-нибудь упомянешь Шона и мой член в одном предложении, я выложу тебе перед лицом все, что ел за ланчем. Гадость!
— Поэтому ты смотришь порно у себя дома и никакой «ручной работы», — я смеюсь, когда Кай выезжает со стоянки.
***
В наших отношениях с Каем нет ничего обычного. Я ненавижу его настолько же сильно, насколько и люблю. Решение о том, что мы всегда будем только друзьями, принадлежало мне, и я еще ни разу об этом не пожалела. Тем не менее, я все еще чувствую укол ревности, когда вижу его с Кейт. Понимаю, что все так, как и должно быть. Кай — зона моего комфорта. Я его знаю, и никогда не появляется чувство, что мне нужно произвести на него впечатление, когда мы шутим. Я знаю, что он выбрал бы меня, остался со мной и, в конце концов, мы, возможно, смогли бы забыть и любить друг друга так, как каждый заслуживает.
Но за последнее время произошли изменения. Лицо, которое я когда-то очень хотела увидеть, сейчас я стараюсь избегать, например, случай с тампонами. Кай смотри на меня через призму прошлого. Думает, он знает меня лучше, чем кто-либо, поэтому если я пытаюсь идти другим путем, он первый напоминает мне, что, скорее всего, я потеряюсь. Кай, как мать, которая кричит своей дочери, когда та выходит из дома на свое первое свидание: «не забудь принять свои лекарства от прыщей, сладенькая, я не хочу видеть, как твое лицо утром будет похоже на гамбургер». Нет ничего хуже, чем пытаться произвести первое хорошее впечатление, когда кто-то, кто знает твои самые темные секреты и наибольшие опасения, стоит за твоей спиной с мегафоном.
— Что ты делаешь завтра? — спрашивает Кай, подъезжая к моему дому.
— Мою голову, — я открываю дверь, а он хватает меня за руку.
— Что с тобой происходит в последнее время?
Я вздыхаю с сожалением.
— Ничего, я просто…
— ПМС?
Я смеюсь, потому что Кай, может быть, и блестящий студент и, вероятно, однажды будет таким же блестящим доктором, но, когда дело касается женщин, которые не хотят с ним секса, он проявляет догадливость на уровне детсадовца.
— Да, конечно, у меня, вероятно, просто ПМС.
— Ну, тогда выпей «Адвил»[19] и съешь немного шоколада, или что-то в этом роде. Я позвоню тебе завтра, — он улыбается, снова не обращая внимания на то, что в действительности происходит в моей жизни.
— Пока, Кай-Пай.
— Перестань называть меня…
Я хлопаю дверью и усмехаюсь его обидчивому выражению. Он съезжает с тротуара, что позволяет мне посмотреть на ступеньки на противоположной стороне улицы. Я смотрю по сторонам и перехожу дорогу к моему безумно красивому соседу.
— Тебе не хватает только мотка пряжи и вязальных спиц, и будешь выглядеть как мужлан, сидящий здесь всего за несколько минут до заката субботним вечером.
Оливер торопливо исследует меня, потирая указательным пальцем нижнюю губу.
— Не припоминаю, чтобы кто-то когда-нибудь называл меня мужланом.
— По крайней мере, не в лицо, — хихикаю я.
Он смотрит мне в глаза и качает головой с легкой улыбкой.
— Заходи, выпьем немного вина, — он протягивает руку.
— Спасибо, но нет, — я показываю на свою одежду. — Я в полном беспорядке после рабочего дня, отчаянно нуждаюсь в душе, и это немного жутко, что ты опять пытаешься меня напоить.
— Тогда пригласи меня к себе и прими душ, пока я немного напьюсь.
Собирая волосы в руку, поднимаю их с шеи, чувствуя, что вспотела.
— Ты действительно думаешь, что это хорошая идея?
Оливер потирает лицо руками.
— Возможно, нет, но на сегодня все хорошие идеи закончились.
Глубоко вздыхая, я протягиваю ему руку.
— Ты еще более опасный, чем твой брат.
Он берет меня за руку и встает.
— Почему ты так говоришь?
— Потому что ему отказать легко.
***
Я в душе, голая, а Оливер внизу. Я в душе, голая, а Оливер внизу.
Крутится у меня в голове. В наиболее эротический момент в своей жизни я нахожусь в душе одна. Расцветает желание, а его присутствие внизу повышает мою чувствительность. Его руки массируют мою голову, вспенивая шампунь, скользят вниз вдоль шеи на грудь, дразня возбужденные соски. Закрывая глаза, чувствую его пальцы, проникающие глубоко между ног, дразня меня.
— О, боже! — я издаю стон, опираясь одной рукой о стену душевой кабинки, в то время как мои пальцы — его пальцы — двигаются вокруг наиболее чувствительной точки.
Тук-тук-тук!
— Я собираюсь сбегать домой взять телефон, сейчас вернусь, — голос Оливера будто обливает меня холодной водой.
— Х-хорошо, — «квакаю» я.
Я пропускаю оргазм — не первый раз, когда такая возможность утекает, как вода в канализацию. Вытершись, я достаю пару легких розовых кружевных трусиков и соответствующий бюстгальтер. Не для того, чтобы выглядеть сексуально — это был бы проигрышный вариант, — просто, чтобы чувствовать себя сексуальной. Для того чтобы чувствовать себя таковой, нужно, чтобы это сказали. Я знаю, что это меняет полностью мой образ. Однажды я надела длинный сарафан без белья и Алекс сказала, что моя походка стала более подпрыгивающей.
Наношу на тело лосьон, парфюм, немного макияжа и подсушиваю волосы, затем возвращаюсь к Оливеру. Повернувшись спиной к зеркалу в полный рост, оборачиваюсь, чтобы посмотреть насколько моя татуировка выглядывает из-под тонких бретелей майки. Не на много, как раз достаточно, чтобы выглядеть загадочно, сексуально и вызывающе. По крайней мере, так говорит Алекс, но мне нравится ход ее мыслей.
— Ищешь предложение получше? — дразню я, спускаясь по ступенькам, когда замечаю, что Оливер занят телефоном.
— Да, но, кажется, ты — самое лучшее, что мне может достаться сегодня вечером.
— Остришь?
— Обычно нет.
— Ты уже захмелел? — я беру свою сумочку.
— Еще нет. Ты оказалась не очень обходительной хозяйкой.
— Тогда пойдем, — я открываю дверь и жду.
— Пойдем куда? — он встает и немного колеблется перед тем, как подойти.
— В «J.P. Licks»[20] за щербетом с манго.
— Ты хочешь, чтобы я кончил наблюдая, как ты ешь мороженое?
— Что ты только что…
Он чешет свою щетину.
— Дерьмо, я не это имел в виду или то, что я имел в виду… ух, блин! Я просто имел в виду, что мы идем вместе… черт! (прим.ред. — в англ. языке глагол come можно перевести как идти и как кончить).
Я смеюсь так, что могу намочить трусики, пока он заикается, потирая лицо, и тянет себя за волосы.
— Не обращай внимания, просто пойдем, — бубнит он и идет в мою сторону.
Я вытираю слезы в уголках глаз. Спешу догнать его, беру за руку и переплетаю наши пальцы. Он смотрит вниз на наши руки, затем на меня.
— Подумала, что могу занять руку.
— Смешно, — говорит он, концентрируя внимание на тротуаре.
— Я тоже так думаю.
***
— Первый поцелуй? — спрашиваю я.
— Джена Рид, второй класс. Твой?
— Милфред Мамфорд, третий класс. Впервые разбили сердце?
— Подожди минуту… ты впервые поцеловалась с девочкой?
— Нет, Милфред определенно не девочка. В выпускном классе он был самым большим спортсменом и неоспоримым лидером в игре в регби.
— Милфред?
— Его мама была уверена, что будет девочка и решила назвать в честь бабушки, Милфред, даже когда он родился с пенисом. А его папе нравилось имя Фред, поэтому после многочисленных споров, когда его уже неделю называли малыш Мамфорд, они пришли к решению назвать его Милфред.
— О, боже! Разве у него не было второго имени, чтобы пользоваться ним?
— Хейзел.
— Ты издеваешься?
Я качаю головой и хихикаю, слизывая с ложки щербет. Оливер охотно играет в мою игру «Первый раз» пока мы наслаждаемся холодными десертами. Я знаю, что первый раз он попал в больницу со сломанной ногой после игры в футбол. Первый полет на самолете был в Мичиган в гости к его бабушке и дедушке, когда ему было шесть месяцев. Первым автомобилем был красный «Камаро». Первый раз он нарушил закон, когда ехал на своей красной «Камаро» со скоростью более ста миль в час по межштатному шоссе сразу за Бостоном в два часа ночи в семнадцать лет, тогда его лишили прав.
— Первый колледж Лиги Плюща, который ты притворялась, что посещаешь? — Оливер стучит ложкой по зубам.
— Ага, тут ты и попался. Тебя сводит с ума то, что ты не можешь выяснить, почему я не хожу на занятия. — Он не отвечает, а просто продолжает стучать, как часы. — Хорошо, — я вставляю ложку в тающее мороженое. — Вскоре после того, как я поступила, папа потерял работу и у нас были неожиданные медицинские растраты, на которые пошли деньги, отложенные на мое образование. Мой методист был уверен, что я получу хорошую стипендию, но, когда не получилось, у меня не хватило духа рассказать родителям, что я больше не могу позволить себе посещать Гарвард. Не то чтобы они были глупыми или что-то в этом роде. Просто они доверили своему ребенку, который окончил школу со средним балом 4,0 и планировал получить степень по бизнесу, выяснять и улаживать все финансовые дела. Они придавали такое большое значение тому, что их ребенок ходит в Гарвард, поэтому сказать, что они гордились мной, было бы значительным приуменьшением. Вот почему, когда моего лучшего друга Кая приняли тоже, мы оба подумали, что это в интересах всех и каждого притвориться, будто я хожу в Гарвард, пока не накоплю достаточно денег, чтобы по-настоящему ходить туда… что должно произойти этой осенью.
— Ты начинаешь учиться осенью?
— Они дали мне два года отсрочки, что практически невозможно получить, если ты не состоишь в Корпусе Мира или тому подобной организации. Тем не менее, из-за потери работы, медицинских и финансовых проблем, с которыми столкнулась моя семья, мне удалось получить два года вместо одного.
Он морщит губы, и шестеренки в его голове крутятся так громко, что, уверена, люди на другой стороне улицы могут это слышать.
— Тебе когда-нибудь приходило в голову, что, возможно, в аду для тебя и Алекс специально уготовано место, за тот грандиозный обман, который вы выстроили по отношению к вашим родителям? — Оливер приподнимает бровь.
— Без сомнения, — смеюсь я. — Но если ты чувствуешь себя, как будто уже побывал в аду и вернулся, то по какой-то причине возвращение туда после смерти уже не кажется таким большим делом. Ты понимаешь, что я имею в виду?
Лицо Оливера становится мрачным.
— Да, думаю, я знаю, что ты имеешь в виду. Как много времени тебе понадобилось, чтобы вернуться? — его слова пропитаны болью; они тяжелые, высасывающие воздух из комнаты.
Я пожимаю плечами, откидываясь на стуле, все еще ощущая пережитки путешествия в ад.
— Чуть меньше двух лет.
— Как ты поняла, что вернулась?
Я украдкой смотрю на его напряженное лицо и улыбаюсь.
— Однажды утром я не узнала себя в зеркале.
Оливер кивает, возможно, обдумывая мое утверждение, считая, что это метафора, но это не так. Я имела в виду это в прямом смысле слова.
— Итак, ты всегда жил в Кембридже?
Он улыбается.
— Да. Родился и вырос. Я был непоколебим в своем намерении следовать по стопам наших родителей, окончить Гарвард и покорить мир. Ченс страдал синдромом дефицита внимания с гиперактивностью и, хотя его оценки были хорошими, не имел никакого желания продолжать сидеть в классе после окончания старшей школы. Наши родители были разочарованы, но всегда были любящими и поддерживающими наши решения, поэтому помогли Ченсу подняться и начать свой собственный бизнес.
— Тебе нравится работать с Ченсом?
— Мне нравится играть в грязи. Работа с Ченсом… — он усмехается, — …это еще не решено.
— Ты скучаешь по Портленду?
— Нет. Пойдем? Тебе все еще нужно напоить меня, а затем делать неуместные сексуальные предложения, о которых мы оба пожалеем утром, — его глаза загораются, может даже слишком.
Я. В. Беде.
Он сексуальный, неотразимый и … осмотрительный.
***
Оливер
Не понимаю. Не имею ни малейшего понятия, что я делаю, почти преследуя молодую девушку, которой не нужна такая головная боль, как Оливер Конрад. Проблема в том, что я не могу остановиться. Вивьен такая простая, что вызывает во мне дикий интерес. Никогда не видел, чтобы она пудрила носик или поправляла помаду. Люди оглядываются на нее, потому что она по-настоящему сногсшибательная, но она не обращает внимания на все эти восхищенные взгляды. Когда она берет меня за руку, это ощущается так, будто я держу свою собственную.
Я не заслуживаю ничего, но все же жажду каждого ее слова, каждой улыбки, ее смеха… и сегодня вечером хочу ее прикосновений.
— Которая из машин твоя? — спрашиваю я когда мы подходим к ее дому.
— У меня нет машины. Я королева общественного транспорта. Он не наносит вред окружающей среде, а иногда это еще и развлечение, а самое главное — это дешево, — смеется она. — Может быть, когда я буду генеральным директором компании, которая сотрет с лица Земли «Амазон»[21], я приобрету какую-нибудь старую железяку, чтобы можно было покупать больше, чем один пакет продуктов в магазине.
— Стереть «Амазон» с лица Земли, да? Это могущественная честолюбивая мечта.
Она отпускает мою руку, чтобы открыть дверь.
— Может быть, но я смотрела интервью с Джеффом Безосом[22] и он признал, что, в конце концов, появится другая компания, которая будет лучше, чем «Амазон», просто потому что такова жизнь. Ничто не длится вечно и в какой-то момент происходит или появляется что-то лучше, — она бросает сумочку и ключи, когда мы заходим. — Так почему не я? Почему я не могу быть этим лучшим?
Я следую за ней на кухню, стараясь не заглядываться на ее ноги, которые просто бесконечны.
— Пиво или вино?
— Лучше воды.
Она смотрит на меня в изумлении.
— Воды? Точно? Как ты можешь захмелеть от воды? Как я должна буду делать неуместные сексуальные предложения?
— Ты опасна. Я думаю, лучше придержу свои шуточки при себе, — говорю я, подмигивая.
Она смеется.
— Да, потому что я сексуальная охотница. Если бы ты только знал, — Вивьен протягивает мне стакан воды и, как обычно, оставляет меня в недоумении относительно ее последнего комментария.
Раздается звонок.
— Присядь, пока я найду свой телефон.
Она выбрасывает странные вещи из своей сумочки, такие как пряжа, майка, два «Сникерса» и бутылку острого соуса, прежде чем находит свой телефон на дне.
— Что такое, Кай? — она закатывает глаза. — Нет, машина у Алекс… ну, возьми такси. Я думала, ты собираешься домой. Это, каким нужно быть тупым, чтобы пойти в бар одному? — она поворачивается ко мне спиной, понижая голос. — Нет, я занята. Нет, я не одна. Не свидание, просто компания. Ну, тогда езжай на метро, а машину заберешь утром, гаденыш.
Она бросает телефон обратно в сумочку и загружает ее снова своими необычными предметами первой необходимости.
— Прости, девушки моего друга нет в городе и, я уверена, она забрала с собой его мозг.
— Нужно позаимствовать тебе машину, чтобы ты забрала его?
— Черт, нет! Кай — пиявка. Он все время берет и берет и любит, когда его балуют. Он не сядет за руль пьяным, просто не хочет оставлять машину на ночь, а это чертовски плохо.
— Ты какая-то пылкая сегодня. Это, должно быть, из-за того соуса, что ты непонятно зачем носишь в сумочке.
Она усмехается и ее тело расслабляется, когда она садится на диван рядом со мной, подобрав под себя ноги.
— Я случайно взяла его в итальянском ресторане. Собиралась его вернуть.
— Ты не серьезно, — я хихикаю.
— Абсолютно серьезно. Существует разница между заимствованием и воровством. У меня есть моральные принципы, ты знаешь.
Я слушаю ее, о чем свидетельствует неудержимая улыбка на моем лице, и ловлю себя на том, что считаю светлые веснушки на ее переносице и скулах. Если соединить их в правильном порядке, раскроется ли секрет ее притягательной личности?
— Да, заимствование, воровство, моральные принципы. Понял.
Моя рука непроизвольно тянется к ее лицу. Я слышу, как она затаила дыхание, когда я провожу тыльной стороной по ее щеке.
— Не свидание, а?
Она качает головой.
— Мы не… ходим на свидания. Помнишь? — каждое слово произносит дрожащим шепотом.
Я киваю.
— Какое несчастье, потому что, если бы это было свидание, я бы поцеловал тебя… вот так.
Я — эгоистичное ничтожество. В какой-то момент за прошедшие несколько дней, я убедил себя, что должен попробовать ее губы. Глазами, полными страсти, она смотрит на мои губы, когда я наклоняюсь к ней. Я рассматриваю это как разрешение. Я провожу своими губами по ее, поднимая руку к ее лицу. Она тает в моих руках, когда я провожу языком между губ. Она открывает для меня рот и вся кровь из головы перетекает в мой член. Я чувствую медленную пульсацию, возникающую в рекордные сроки.
— Ммм… — стонет она, когда я поглощаю каждый дюйм ее рта.
Я смертельно хочу переместить руки с лица на шею, затем на ее грудь… грудь, которая, как я представляю, тяжелая с твердыми сосками. Просто ощущение ее сосков, которые превращаются в тугие бутоны от моих прикосновений, привело бы меня к освобождению. Прошло слишком много времени с тех пор, как я притрагивался к женщине, а Вивьен не похожа ни на кого из них.
Я отрываюсь от нее, как будто медленно срываю лейкопластырь. Ее глаза широко открыты, и она затаила дыхание. Мне нужно убираться отсюда к черту. Вход в опасную зону был нарушен и предупреждающие сирены звучат у меня в ушах.
Она высовывает язык, проводит ним по губам, как будто наслаждается моим вкусом на них.
— Какое несчастье, — она усмехается, а мой член продолжает натягивать мои джинсы и понимаю, что облегчения в ближайшее время не будет, когда вижу по глазам, какие у нее намерения. — Потому что, если бы это было свидание, и ты меня так поцеловал, я бы захотела заползти на тебя… вот так, — она становится на колени и садится верхом, располагая ноги по обе стороны от меня.
Ох, бл*дь!
Я кладу руки ей на бедра, когда она садится мне на колени. Эти сексуальные зеленые глаза закрываются, когда ее промежность касается выпуклости в моих штанах. Ее рот приоткрыт, и видно как грудь поднимается и опускается при каждом коротком и быстром вдохе.
— А затем я бы запустила руки тебе в волосы… вот так.
Ее пальцы путаются в моих волосах.
— И… о, боже… — она облизывает губы, и ее глаза закрываются на короткий момент. — … чувствуя твое упругое тело своим, я захотела бы большего, — она крепко сжимает мои волосы в руках и, потянув за них, снова притягивает мой рот к своему.
Я как зверь, запертый в клетке, готов вырваться и напасть на нее. Я собираю волю в кулак, чтобы не сорвать с нее одежду и не похоронить себя глубоко в ней.
Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо!
Ее изголодавшийся язык поглаживает мой, в то время как таз повторяет его движения и трется о мой член. Что, бл*дь, она со мной делает? Голос разума у меня в голове начинает говорить. Он всегда так делает, но я называю его голосом разрушения, потому что он испортил столько приятных моментов.
Я отрываюсь от нее.
— Если бы это было свидание, я бы остался подольше, но… так как это не так, я …
— Потрогай меня, — она шепчет, тяжело дыша. — Покажи мне, как бы ты трогал меня, если бы это было свидание.
Она не дразнит или соблазняет; в ее словах — отчаянная мольба. Я наблюдаю за ней, и наше молчание говорит само за себя. Я провожу руками вдоль боков к ее груди. Тонкая ткань майки, так же как и бюстгальтера, не может скрыть возбужденно торчащих сосков.
— Если бы это было свидание,.. я бы трогал тебя вот так, — мой голос ломается на последнем слове, когда она кладет руки мне на плечи, ее веки подрагивают. Мои дикие потребности меркнут на фоне, когда я массирую ее грудь, медленными твердыми движениями обводя соски большими пальцами.
Загипнотизированный. Это я сейчас. Когда Вивьен поддается моим прикосновениям, ее лицо напрягается, и она запрокидывает голову, длинные волосы спадают на спину. Не знаю как, но я позволяю этому происходить с ней, для нее. Даже когда ее бедра врезаются в меня снова и снова, я остаюсь неподвижным. Только мои руки двигаются с единственной целью — доставить ей удовольствие.
— Оливер… пожалуйста, не останавливайся, — говорит она с нескрываемой уязвимостью.
Она моргает, впиваясь ногтями мне в плечи. В последний раз прижимает свои бедра ко мне, и ее глаза закатываются.
— О… боже, — она стонет в экстазе.
Клянусь, что образ Вивьен, кончающей от моих прикосновений, навсегда отпечатался в моей памяти.
Ее лоб соприкасается с моим, я передвигаю руки к ее голове и целую ее один раз долго и медленно.
— Спасибо, — она улыбается. — С меня должок.
Я посмеиваюсь, когда поднимаю ее и встаю.
— Нет. Если бы это было свидание, тогда — может быть, а так, все, что сейчас произошло, было… гипотетически.
Она смотрит в пол с потрясающей улыбкой на лице.
Я открываю дверь.
— Я хорошо провел время.
— Обманщик, — она смотрит на меня и закатывает глаза. — Хорошо проведенное время не должно заканчиваться холодным душем.
— Я не собираюсь принимать холодный душ, — я целую ее в щеку и вдыхаю ее притягательный аромат. — Спокойной ночи, Вивьен.
— Спокойной ночи, — она краснеет.
Я не врал. Я не собираюсь принимать холодный душ. Я собираюсь лечь спать, поместив свои яйца в ведерко со льдом.