Несерьезные Архимеды

ПЕРВАЯ ГИПОТЕЗА О ПРОИСХОЖДЕНИИ ЧЕЛОВЕКА

Завершив подготовительные работы, Он наконец приступил к настоящему творчеству. Ему хотелось создать Человека, но Он не знал, каким должен быть Человек, а из жизни его взять не мог, потому что в жизни его еще не было.

Но его это не волновало. Он был весел и даже беспечен, потому что твердо верил в Свое могущество.

При свете солнца, созданного вчера, он заглянул в водную гладь, позавчера отделенную от суши, и увидел в ней Свое отражение.

— Ку-ку! — сказал Он и вытянул губы, пытаясь нижней захватить кончик носа. И долго смеялся, потому что это было очень смешно.

Потом он растянул рот до ушей, слегка даже потеснив их при этом, так что они улезли вверх, освобождая место для новых потешных действий.

Он надул щеки и свел глаза к переносице. Потом щеки втянул, а глаза развел. И, заведя руки за спину, приставил Себе рожки.

В этих занятиях прошла первая половина дня. Увидев, что солнце уже высоко, Он спохватился и стал создавать Человека по Своему образу и подобию.

Глина послушно мялась в Его руках, принимая все более четкие очертания. Нос приплюснутый. Рот до ушей. И все тело надутое, как мячик.

— Ква! — сказал Человек. И Он понял, что создал лягушку.

Он отбросил лягушку, и она запрыгала по земле, подтверждая свое сходство с мячиком. А Он опять погрузился в работу. Он старательно разминал глину, вызывая в памяти Свой образ.

Губы, вытянутые и слившиеся с носом. И рожки на голове, похожие на два пальца, приставленные к затылку.

— Ме-е! — сказал Человек. И Он понял, что создал козла.

И опять Он месил глину, пытаясь придать ей ту единственную форму, которая отличает Настоящего Человека. Он создавал Человека, создавал его по Своему образу и подобию, но образов было много, и в них не было ничего человеческого.

Подобия, одно другого страшней, множились на Земле: ихтиозавры, бронтозавры, мастодонты и стегоцефалы… Но Человека не было среди них.

Кончился день, наступил вечер, а Он все трудился, ни на минуту не сомкнув глаз. Все смешалось в его голове, и Он подошел к воде, чтобы освежить Себя в памяти.

Он посмотрел в воду и не узнал Себя. Усталое лицо, бессонные глаза и борозды на лбу, каких не было прежде. И во всем этом столько опыта, неудачного опыта, который впоследствии назовут мудростью…

Он отошел от воды и вылепил Человека.

НАЧАЛО НАЧАЛ

Мироздание строилось по принципу всех остальных зданий: с самого первого кирпича оно уже требовало ремонта.

МАФУСАИЛ

Первым человеком был Адам. Мафусаил не был первым человеком. Первым пророком был Моисей. Мафусаил не был первым пророком. Поэтому Мафусаил прожил девятьсот шестьдесят девять лет. И в некрологе о нем было написано: «Безвременно скончался…»

РЕБРО АДАМА

— А где еще одно твое ребро?

Это были первые слова, с которыми на свет появилась Ева.

— Дорогая, я тебе сейчас все объясню. У создателя не нашлось материала, и он создал тебя из моего ребра.

Она стояла перед ним — божественное создание — и смотрела на него божественным взглядом.

— Я так и знала, что ты тратишь свои ребра на женщин!

Так началась на Земле семейная жизнь.

ПИРАМИДА ХЕОПСА

— О Осирис, я не хочу умирать!

— А кто хочет? — пожал плечами Осирис.

— Но я… я же все-таки фараон!.. Послушай, — зашептал Хеопс, — я принесу тебе в жертву сто тысяч рабов. Только разреши мне мою, одну мою жизнь увековечить!

— Сто тысяч? И ты уверен, что все они погибнут на строительстве?

— Можешь не сомневаться. Такую пирамиду, как задумал я…

— Ну, если так… Увековечивай, не возражаю.

Никто не помнит Хеопса живым. Все его помнят только мертвым. Он был мертвым и сто, и тысячу, и три тысячи лет назад и всегда, всегда будет мертвым.

Пирамида Хеопса увековечила его смерть.

ПАМЯТЬ ЗЕМЛИ

Аменхотеп Четвертый, я, Эхнатон, мало что говорю памяти потомков. Не ищите моей гробницы — ее нет среди царских гробниц. Не ищите моей могилы — ее нет среди смертных могил, среди множества смертных могил моя — самая смертная. На ней тысячелетняя пыль вселенной, на ней пески всех пустынь, на ней пирамиды веков, более тяжелые, чем гранитные пирамиды. Я лежу в самом сердце земли, и сам я как сердце земли, только я не бьюсь, я устал, мне давно надоело биться.

Я, Аменхотеп Четвертый, Эхнатон, человек с двумя именами, из которых миру не запомнилось ни одно. Память мира не может вместить всех, она отводит места только избранным. Я, царь царей Эхнатон, при жизни был избранным…

Только при жизни…

Но, может быть, вы вспомните меня, быть может, припомните, если я скажу, что был мужем знаменитой царицы Египта?

Ее вы знаете. Ее профиль украшает ваши дома, ваши одежды. Не скажу, чтобы она была очень красивой женщиной — просто она сохранилась лучше других. Женщины хорошо сохраняются, когда их высекают на камне.

А меня, Эхнатона, время не пощадило. Я уничтожил всех богов, я заменил их Атоном, Солнцем, которое светит одинаково всем. И в честь него я взял себе имя Эхнатона — Угодного Солнцу. Я был угоден Солнцу, но не был угоден Земле…

Но я, Эхнатон, жил на Земле, далеко-далеко от Солнца. И она поглотила меня, смешала со своим прахом, так что теперь уже меня не найти. Мало кто помнит на земле Эхнатона.

Но, может, вы вспомните меня, быть может, припомните, если я скажу, что я родственник Тутанхамона? Знаменитого Тутанхамона?

Вы знаете его гробницу, ее теперь знают все. Величественная, она возвышается над землей, как само бессмертие, а в середине ее, весь в золоте и драгоценностях, мертвый мальчик Тутанхамон. Он рано умер и ничего не успел совершить, но его знают все. Вот какая у него гробница.

А у меня нет гробницы, обо мне почти не осталось памяти на Земле. И единственный мой памятник — это Солнце. Солнце, которое одинаково светит всем, вокруг которого вращается наша Земля со всеми ее гробницами и могилами. Вы знаете Солнце? Оно выше всех пирамид, и золота в нем больше, чем в гробнице Тутанхамона.

АРХЕОЛОГИЯ

Вавилоняне раскапывали культуру шумеров, при этом закапывая свою.

МИРМИДОНЯНЕ

Мор уничтожил народ Эгины, и когда Зевс спохватился, на острове остались одни муравьи. Они были маленькие, совсем незаметные и потому уцелели во время бедствия.

Но для такого бога, как Зевс, муравьи тоже кое-что значат. Он подал знак, и муравьи превратились в людей — в настоящих людей, высоких, стройных и сильных. И назвал Зевс людей мирмидонянами, потому что они произошли от муравьев.

Это были честные люди, исполнительные и трудолюбивые. Но по старой муравьиной привычке они ходили согнувшись, низко опустив голову, так, как будто над ними висел сапог.

Зевсу было стыдно за них, и он гремел:

— Люди, будьте людьми! Люди, будьте людьми!

Но от этого окрика они пригибались к земле еще ниже.

А Зевс все гремел и гремел в небесах. Старый, наивный бог, он не понимал простой истины: можно превратить муравьев в людей, но сделать людей людьми — это богам не под силу.

КАК ЧЕЛОВЕК РЕШИЛ ПРОИЗОЙТИ ОТ ОБЕЗЬЯНЫ (Вторая гипотеза)

Все звери относились друг к другу с уважением, а иногда даже с трепетом, и только к Обезьяне никто не относился всерьез, потому что она дурачилась и кривлялась как маленькая. И тогда Обезьяна сказала:

— Произойди от меня, Человек!

Человек не сразу решился:

— Мне бы, понимаешь-, лучше от льва. Или, допустим, от носорога.

— А что такое лев? Вот он что такое! — сказала Обезьяна и тут же изобразила льва.

Это было довольно похоже, хотя и не так страшно, как настоящий лев.

— А что такое носорог? — сказала Обезьяна и приставила к носу растопыренную пятерню.

И вдруг она заговорила серьезно.

— Конечно, — сказала она, — от льва каждый про изойдет. И от носорога тоже найдутся охотники. А как быть другим? Зайцам, например? Или нашему брату? — Обезьяна вздохнула. — Я вот изображаю тут разных…

А почему? Потому что мне собой быть неохота.

— Да, — сказал Человек, — бывают такие ситуации.

— Бывают, — кивнула Обезьяна. — Только ты не подумай, что я жалуюсь, у меня этой привычки нет.

Просто… хочется кем-то стать, чтобы к тебе относились по-человечески. Ты произойди от меня, Человек, а?

Говоря так, она опять скорчила какую-то рожу, в которой Человек мог бы узнать себя, если б посмотрел повнимательней. Но он смотрел невнимательно, потому что думал совсем о другом.

«Действительно, — думал он, — как это устроено в мире. Кто смел, тот два съел. Сила солому ломит. У сильного всегда бессильный виноват. Каждый хочет произойти от слона или даже от мамонта, а от таких, как Обезьяна, никто не хочет происходить. Несправедливо это!»

— Ладно, — сказал он, — произойду. — И пожал Обезьяне руку.

Так Человек произошел от Обезьяны. Из чувства справедливости. Из чувства внутреннего протеста, Из чувства простой человечности.

ЛАОКООН

Высший совет богов постановил разрушить Трою.

— Подкиньте им троянского коня, — сказал Зевс. — Да не забудьте посадить в него побольше данайцев.

Воля Зевса была исполнена.

— Ну как Троя? Разрушена?

— Пока нет, громовержец. Там у них нашелся ка кой-то Лаокоон…

— Что еще за Лаокоон?

— Личность пока не установлена. Но этот Лаокоон не советует ввозить в город троянского коня, он говорит, что надо бояться данайцев, даже если они приносят дары.

— Уберите Лаокоона. Личность установим потом.

Воля Зевса была исполнена. Два огромных змея за душили Лаокоона, а заодно и его сыновей.

Смелый троянец умирал как герой. Он не просил богов о помиловании, он только просил своих земляков:

— Бойтесь данайцев, дары приносящих!

— Сильная личность! — похвалил его Зевс, наблю дая с Олимпа за этой сценой. — Такому не жалко поставить памятник.

ЯБЛОКО РАЗДОРА

Богини спорят о красоте.

— Ну-ка, Парис, кому ты отдашь яблоко?

Медлит Парис: Гера предлагает ему власть, Афина — славу, Афродита самую красивую женщину.

Медлит Парис: он любит и власть, и славу, и женщин… Но больше всего Парис любит яблоки.

ТАНТАЛОВЫ МУКИ

— Кланяйся, Тантал, кланяйся!

Века и века стоит Тантал по шею в воде и склоняется к ней, мучимый жаждой. Но вода исчезает, не уступая ему ни глотка. Под ногами сухая земля, а рядом журчат ручьи, плещет река, и гром гремит в небесах:

— Кланяйся, Тантал, кланяйся!

Тантал бросил вызов богам, его соблазнили лавры Прометея. Но Прометей оставил людям огонь, а что оставит после себя Тантал? Только свои Танталовы муки?..

— Кланяйся, Тантал, кланяйся! Ты уже давно служишь богам, хотя убежден, что борешься с ними.

ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ

Когда вас на Земле много, можно проявлятьи холодность, и равнодушие, но когда вас всего двое — тут уж трудно удержаться от взаимного интереса.

Вот так встретились на Земле первые двое.

— Посмотри, какие звезды, — сказала Она, впервые заинтересовавшись устройством вселенной.

— Но ты — лучшая из них, — сказал Он, пробуя се бя в поэзии.

— Такое скажешь… — смутилась Она. — Они маленькие, а я вон какая большая.

— Дело не в величине, — возразил Он, тем самым кладя начало будущей физике, — и вообще все это от носительно. — Он помолчал. — Хочешь, я отнесу тебя к той скале?

Он отнес ее к скале и взобрался с ней на вершину.

— Как хорошо, — вздохнула Она. — Ты видел, там ручеек, он течет куда-то… Куда он течет?

— Он течет вниз, а там впадает в реку. Там есть еще ручейки… Сколько ж их там? Один, два, три, че тыре…

И это было начало географии, и это было начало ма-тематики, и это было начало всех начал, как бывает всегда, когда под звездами встречаются двое.

КАК СТАЛО ИЗВЕСТНО, ЧТО НЕБО ТВЕРДОЕ

Человек бросал в небо камни, но они возвращались на землю.

Они отскакивали от неба, как от гранитной скалы. Все до одного они отскакивали от неба, как от гранитной скалы, и возвращались обратно на землю. И тогда человек решил: небо твердое. И это его не удивило.

Потому что не может небо, которое над его головой, быть мягче земли, которая у него под ногами.

КАК СТАЛО ИЗВЕСТНО, ЧТО ЗЕМЛЯ ДЕРЖИТСЯ НА СЛОНАХ

Человек шел по земле, а она уходила в обратную сторону. Деревья убегали одно за другим, а за ними поля и горы Деревья бежали быстро, а поля двигались не спеша и камни под ногами проскакивали, как маленькие зверьки… И все это была земля, и она уходила в обратную сторону.

Сначала это было загадкой: пока человек никуда не идет, и земля никуда не движется. Но стоит ему сделать шаг — и она начинает уходить… Очевидно, кто-то большой и упрямый уносит землю из-под ног человека. Кто-то очень большой и очень упрямый. Уносит землю в обратную сторону.

ПЕРВАЯ СКАЗКА

У подножья древнего вяза сидела Первая Мама, и Первый Ребенок просил у нее:

— Мама, расскажи сказку!

— Какую сказку? Я не знаю никакой сказки!

— Нет, знаешь! — Первый Ребенок был упрям, как и все более поздние дети. — Ты знаешь сказку, и ты мне ее расскажи!

— Я мало знаю, — призналась Первая Мама. — Меня никто не учил. И вообще у нас это все только на чинается. Откуда ж я возьму тебе сказку? Я не знаю ее.

— Тогда расскажи то, что не знаешь. Может быть, это и будет сказка?

Первая Мама задумалась.

— Я почти ничего не знаю… Что бы из этого тебе рассказать?

И она рассказала.

— В некотором царстве, в некотором государстве…

Ты знаешь, что такое царство? А государство? Нет?

Вот и я тоже не знаю… Итак, в этом царстве и государстве жили люди. Много людей. Они были умные люди и образованные, потому-что жили они через много тысяч лет после нас… Ты знаешь, сколько это — тысяча лет? Я тоже не знаю… И был среди этих людей Астроном. Почему его так называли, мне не понять, но его именно так называли. Вот однажды этот Астроном посмотрел на небо и увидел то, что видим и мы, — белые и желтые точки. Чем-то они его заинтересовали, уж не знаю чем, и он взял телескоп, чтобы их получше увидеть.

— А что такое телескоп? — спросил Первый Ре бенок.

— Я не знаю. Я ведь рассказываю то, что не знаю.

Он взял телескоп и посмотрел на белые и желтые точ ки, которые он почему-то называл звездами, и что-то на них увидел, а что именно — откуда мне знать? И по звал Астроном Физика, уж не знаю, почему он назвал его Физиком, и попросил построить такой корабль…

Ты знаешь, что такое корабль?.. Я тоже не знаю…

Это должен был быть корабль, который полетел бы ту да, к этим белым и желтым точкам, которые Астроном называл звездами…

— А можно мне полететь? — спросил Первый Ре бенок.

— Ты еще маленький. Вот когда вырастешь… Через тысячи лет…

— Я быстро вырасту, — пообещал Первый Ребенок.

Так слушай же дальше. Физик согласился по строить корабль. Только сам он его не мог построить.

Он мог рассчитать скорость, силу движения и еще уж совсем неизвестно что, но — построить корабль он не мог и потому позвал Инженера. Не знаю, что это за такой Инженер, но он согласился взять на себя эту работу.

И вместе с человеком, которого он называл Техником, они построили эту штуку, которую назвали кораблем, и приготовили лететь к тому, что Астроном называл звездами…

— Я тоже хочу полететь, — сказал Первый Ребенок.

Ему, как и всем детям, нужно было по нескольку раз все повторять.

И Первая Мать повторила:

— Сначала вырасти.

Потом она выговорила Ребенку за то, что он ее перебивает, показала ему, как надо сидеть, когда слушаешь, и как надо слушать, когда сидишь, и после этого продолжала:

— В корабль сел Космонавт. Ты знаешь, что такое Космонавт? Ну и я тоже не знаю… И этот Космонавт полетел на звезду, которая оказалась такой же, как наша Земля, хотя мы с тобой еще ничего не знаем про нашу Землю. Но там, на этой звезде, еще совсем ничего не было — ни царства, ни государства, ни ученых людей. Там сидели только Мама и Сын, и Мама рассказывала Сыну сказку…

— Это я знаю, — опять перебил Первый Ребенок, потому что он так и не научился слушать и не переби вать. — Ты рассказываешь про нас, а ты расскажи то, чего я не знаю…

— Я могу рассказать то, что рассказывала Мама Сыну на этой звезде… Но это я уже говорила… А боль ше я ничего не знаю…

— Расскажи то, что не знаешь, — потребовал Пер вый Ребенок. — Это так интересно — то, что не зна ешь…

— Но больше я ничего не знаю, — сказала Первая Мама. — Меня никто не учил, и поэтому я так мало не знаю… Вот, погоди, через несколько тысяч лет…

Я тогда вырасту, — сказал Первый Ребенок. — Я вырасту и буду очень много не знать… Вот тогда я расскажу тебе сказку…

ПЕРВОЕ КОЛЕСО

Ребенок изобрел колесо. Он взял прут, согнул его и, связав концы, покатил по дороге.

Родители сидели в пещере и разговаривали о своих пещерных делах. Потом они высунулись наружу и увидели ребенка, который бежал за своим колесом.

— Стыд и срам! — сказали родители. — Он уже изобрел колесо. Все спокойно живут без колес, только ему одному не терпится!

Ребенок взял еще один прут, согнул его, связал и приставил к первому колесу. У него получилась тележка.

— Хоть сквозь землю провались! — сказали роди тели. — Все у нас не как у людей.

Из соседних пещер высунулись ближние и дальние родственники. Они смотрели на ребенка и сокрушенно качали головами: в их роду еще никто не изобретал колеса.

Ребенок сказал «ту-ту!», изобретая что-то наподобие паровоза. Он сказал «ту-ту!» и помчался быстро, как паровоз, двумя палками чертя впереди себя рельсы.

И тогда родители не выдержали. Они поймали ребенка, вырвали у него колеса, превратили их в обыкновенные прутья и этими прутьями всыпали своему непослушному детищу. Изобретателю первого в мире колеса.

ЕЩЕ ОДНА ГИПОТЕЗА О ПРОИСХОЖДЕНИИ ЧЕЛОВЕКА

Неизвестный корабль опустился на планету Земля, и из него вышли двое неизвестных.

Впоследствии говорили, что они были откуда-то изгнаны, поговаривали, что якобы даже из рая, но это никак не отвечало действительности, потому что из всех известных науке планет ни одна не может претендовать на такое название. Впрочем, никаких разумных свидетельств того, откуда прибыли двое неизвестных, до нас не дошло, поскольку на Земле в то время не было никаких разумных свидетелей. Были — четвероногие. Были четверорукие. Но разумных, как мы их теперь понимаем, не было в те неразумные времена.

Двое неизвестных — есть серьезные основания полагать, что это были мужчина и женщина, — вышли из своего корабля и стали осматривать Землю. Им кое-что было известно о ней: они уже знали, что она круглая, потому что видели ее со стороны, и знали, что она вертится, и вокруг чего она вертится — тоже знали. Из книг им было известно, что Земля состоит из многочисленных твердых пород — металлов и неметаллов, что плотность ее довольно значительна и скорость вращения тоже велика. И теперь, выйдя из своего корабля, они шли со всей осторожностью, как только можно идти по вертящейся круглой планете.

Их многое здесь удивляло. Например, эти штуки, которые торчат из земли. Какие-то столбы, но не металлические и не железобетонные, с зелеными шапками наверху. И что-то там прыгает и поет, верткое и подвижное, как ртуть, но на ртуть непохоже. На ртуть похоже скорее то, что бежит извиваясь по земле — блестящее и журчащее… Чудеса техники, совершенно неизвестные их планете.

Мужчина и женщина — есть основания полагать, что это были молодые мужчина и женщина, — так увлеклись, что забыли о цели своего приземления. Они приземлились совсем ненадолго, чтобы немного размяться и дальше лететь, куда-то к себе на Альфу Центавра или на Бету Стрельца, но теперь они об этом забыли. Потому что ни на Альфе, ни на Бете, ни на Дельте, ни даже на Сигме не было этих развесистых поющих столбов, и голубого неба, и зелени, которая так мягко стелется под ногами, что хочется лечь и зарыться в нее лицом, и прижаться всем телом к этой фантастической, полной чудес планете.

И они ходили по Земле, ступая по ней все смелее и все уверенней, и где-то, посреди широкого поля, мужчина сказал:

— Ты знаешь, Земля, кажется, вовсе не шар, она прекрасное ровное место. И она совсем не вращается, а лежит неподвижно. Может быть, на китах, а может быть, на слонах…

— Солнце всходит над ней, наполняясь рассветами и растворяясь в закатах, — сказала женщина.

И они забыли все, что знали, чему их с детства учили на их планете. Они шли по Земле, ее первые люди, и никуда не хотели, никуда не могли лететь. Потому что как лететь — если над головой хрусталь неба, и нет нигде никаких галактик, никаких планет, и здесь, на земле, оканчивается вселенная…

Все вокруг было неповторимое и единственное, и во всем этом каждый из них был тоже единственным и неповторимым. И они почувствовали это, впервые почувствовали, как это можно почувствовать лишь на Земле.

И тогда все силы внешних миров вошли в них, как пламя входит в костер…

Начиналась история человечества.

ПЕРВАЯ БИБЛИОТЕКА

Ашшурбанапал, постиг мудрость Набу, я научился читать и писать, а также стрелять и ездить на лошади…

Клинышек да клинышек, и еще клинышек… Ашшурбанапал с трудом разбирал клинописные таблички, потому что зрение его стало сдавать, да и память едва удерживала то, что он постиг за многие годы. Он не мог положиться на свою память — мог ли он положиться на память веков? И разве запомнят века, что он, Ашшурбанапал, научился читать и писать, а также стрелять и ездить на лошади? Совсем не исключено, что его могут спутать с Ашшурнасирапалом. Или с Тиглатпаласаром. Или еще с кем-нибудь из ассирийских царей. Он придвинул к себе чистую табличку. «Я, Ашшурбанапал, царь царей, решал сложные задачи с умножением и делением, которые не сразу понятны…»

Не всякий умеет решать такие задачи. Их умеет решать лишь тот, кто постиг мудрость Набу. Тиглатпаласар не постиг мудрость Набу, поэтому он занимался ерундой, а Ашшурбанапал решал задачи с умножением и делением. Кажется, нетрудно запомнить. Но они, конечно, все перепутают.

«Я, Ашшурбанапал, усвоил знания всех мастеров…»

«Я толковал небесные явления…»

Ничего он не усвоил, ничего он не толковал. И задачи с умножением и делением ему были совсем непонятны. Что же делать — он был похож на всех ассирийских царей, он сам себя от них с трудом отличал, а каково будет его потомкам?

Но надо, чтоб отличили. (Клинышек!)

Надо, чтоб отличили. (Клинышек!)

Клинышек да клинышек, и еще клинышек…

Целая библиотека.

ГОМЕР

А ведь старик Гомер был когда-то молодым человеком. Он пел о могучем Ахилле, хитроумном Одиссее и Елене, женщине мифической красоты.

— Вы знаете, в этом Гомере что-то есть, — говорили древние греки. — Но пусть поживет с наше, посмотрим, что он тогда запоет.

И Гомер жил, хотя кое-кто сегодня в этом сомневается. И он пел — в этом сегодня не сомневается никто. Но для древних греков он был просто способный молодой поэт, сочинивший пару неплохих поэм — «Илиаду» и «Одиссею».

Ему нужно было состариться, ослепнуть и даже умереть, для того, чтоб в него поверили. Для того, чтоб о нем сказали:

— О Гомер! Он так хорошо видит жизнь!

ПИГМАЛИОН

Персей много говорил о своих подвигах, но был среди них один, о котором он не любил вспоминать. Отрубив голову Медузе Горгоне, Персей по дороге домой заехал на остров Кипр к знаменитому скульптору Пигмалиону. Пигмалион в то время был влюблен в только что законченную статую, как обычно бывают влюблены художники в свое последнее произведение.

— Это моя самая красивая, — сказал он, и статуя вдруг ожила.

От таких слов ожить — дело естественное, но скульптор увидел в этом какое-то чудо.

— О боги! — взывал он. — Как мне вас благодарить?

Боги скромно молчали, сознавая свою непричастность.

Пигмалион долго не находил себе места от радости. Потом наконец нашел:

— Я пойду в мастерскую, немножко поработаю, — сказал он ожившей статуе. — А ты тут пока займи гостя.

Женщина занимала гостя, потом он занимал ее, и за всеми этими занятиями они забыли о Пигмалионе.

Между тем скульптор, проходя в мастерскую, наткнулся на голову Медузы Горгоны, которую оставил в передней неосторожный Персей. Он взглянул на нее и окаменел, потому что таково было свойство этой головы, о котором знали все, кого она превратила в камень.

Прошло много долгих часов, и вот в прихожую вышли Персей и его собеседница.

— Какая безвкусица! — сказала ожившая статуя, глядя на окаменевшего творца. — Знаете, этот Пигмалион никогда не мог создать ничего путного.

Так сказала женщина, и Пигмалион навеки остался камнем…

ДЕДАЛ И ИКАР

— Кто такой Икар?

— Это сын Дедала. Того, что изобрел крылья.

Мудрый человек был Дедал. Он знал, что нельзя опускаться слишком низко и нельзя подниматься слишком высоко. Он советовал держаться середины.

Но сын не послушался его. Он полетел к солнцу и растопил свои крылья. Он плохо кончил, бедный Икар!

А Дедал все летит. Он летит по всем правилам, не низко и не высоко, умело держась разумной середины. Куда он летит? Зачем? Это никому не приходит в голову. Многие даже не знают, чго он летит — мудрый Дедал, сумевший на много веков сохранить свои крылья…

Дедал… Дедал…

— А, собственно, кто такой Дедал?

— Это отец Икара. Того, что полетел к солнцу.

НАРЦИСС

Женщины ходили за Нарциссом по пятам и делали ему самые заманчивые предложения.

Но Нарцисс отвечал каждой из них:

— Я не могу любить сразу двоих — и себя, и тебя. Кто-то из нас должен уйти.

— Хорошо, я уйду, — самоотверженно соглашались одни.

— Нет уж, лучше уходи ты, — пылко настаивали другие.

Но результат был один и тот же. Только одна женщина сказала не так, как все.

— Да, действительно, — сказала она, — любить двоих — это дело хлопотное. Но вдвоем нам будет легче: ты будешь любить меня, а я — тебя.

— Постой, постой, — сказал Нарцисс, — ты — меня, а я?

— А ты — меня.

— Ты меня — это я уже слышал. А я кого?

— Ты меня, — терпеливо объяснила женщина.

Нарцисс стал соображать. Он шевелил губами, что-то высчитывал на пальцах, и на лбу его выступил пот.

— Значит, ты меня? — наконец сказал он.

— Да, да! — радостно подтвердила женщина.

— А я?

Женщина ничего не ответила. Она посмотрела на Нарцисса и подумала, что, пожалуй, ей трудно будет его полюбить.

— Знаешь что? — предложил Нарцисс. — Зачем так усложнять жизнь? Ты меня, я тебя…

Пусть каждый любит сам себя — это гораздо проще.

ДАМОКЛОВ МЕЧ

Дамокл поднял голову и увидел над собой меч.

— Хорошая штука, — сказал он. — Другого такого не найдешь в Сиракузах.

— Обрати внимание, что он висит на конском волосе, — растолковывал ему тиран Дионисий. — Это имеет аллегорический смысл. Ты всегда завидовал моему счастью, и этот меч должен тебе объяснить, что всякое счастье висит на волоске.

Дамокл сидел на пиру, а над его головой висел меч. Прекрасный меч, какого не найдешь в Сиракузах.

— Да, счастье… — вздохнул Дамокл и с завистью посмотрел на меч.

ПЛАТОН

Платон был общительный человек, и у него было много друзей. Но все они говорили ему:

— Платон, ты друг, но истина дороже.

Никто из них в глаза не видел истины, и это особенно обижало Платона. «Почему они ею так дорожат?» — с горечью думал он.

В полном отчаянии Платон стал искать истину. Он искал ее долго, всю жизнь, а когда нашел, сразу потащил к друзьям.

Друзья сидели за большим столом, пили и пели древнегреческие песни. И сюда, прямо на стол, уставленный всякими яствами, Платон вывалил им свою истину.

Зазвенела посуда, посыпались черепки.

— Вот вам истина, — сказал Платон. — Вы много о ней говорили, и вот — я ее принес.

Теперь скажите — что вам дороже: истина или друг?

Друзья притихли и перестали петь древнегреческие песни. Они сидели и смотрели на истину, которая неуклюже и совсем некстати громоздилась у них на столе. Потом они сказали:

— Уходи, Платон, ты нам больше не друг!

ИСТОРИЯ

Много побед одержал великий Пирр, но в историю вошла только одна пиррова победа.

ЖЕНА ЦЕЗАРЯ

Это был тот день, когда к Помпее, жене великого Цезаря, под видом женщины проник переодетый мужчина.

— Кай Юлий, это уже не в первый раз! — сказали Цезарю его приверженцы.

— Не в первый? Я что-то не вспомню других.

— Кай Юлий, у тебя просто плохая память.

Цезарь был оскорблен:

— Ну, знаете… Мне может изменить жена, но память мне изменить не может.

— Может, может! — хором твердили приверженцы.

И тогда Цезарь заколебался.

— Уходи, Помпея, — сказал он. — Жена Цезаря должна быть вне подозрений.

Это был тот день. Это был последний день Помпеи в доме у Кая Юлия Цезаря.

— До свиданья, Юлий, — грустно сказала она. — Я думаю, ты еще будешь раскаиваться.

Жена ушла. Подозрения остались. Жена Цезаря была вне подозрений.

ЦЕЗАРИ

Жребий был брошен вместе со всеми доспехами при попытке обратно перейти Рубикон.

ДИНАСТИЯ КАРОЛИНГОВ

Карл Великий был сыном Пипина Короткого. Легко быть великим имея такого отца.

ОТКРЫТИЕ АМЕРИКИ

До конца своих дней Колумб считал, что побывал в Индии. А может быть, не считал?

Быть может, он знал, что открыл Америку, быть может, он затем и пересек океан, чтобы открыть эту никому не известную землю? Но на неизвестные земли в королевском бюджете не было предусмотрено средств, поэтому в бумагах Колумб написал, что отправляется в Индию. Написал — и отправился в противоположную сторону.

Когда после многих дней пути Колумб увидел наконец берег, он сразу понял, что это Америка. Но он ничего не сказал команде, опасаясь, что она учинит бунт. Потому что, когда ты ждешь одного, а тебе подсовывают совершенно другое… И Колумб поздравил команду с прибытием в Индию. В хорошо известную Индию, обозначенную на любой карте.

И даже дома, в Испании, Колумб ничего ие сказал об открытой им новой земле. Его могли не понять, могли возникнуть осложнения с казначейством… В Испании трудно было кого-нибудь убедить, что на свете существуют новые земли. Но вопреки всему, вопреки всем толкам и привычным суждениям новая земля существовала, она уже была открыта, и Америго Веспуччи собирал уже о ней материал.

ТЕМПЫ РОСТА

От никого — к Робинзону, от Робинзона — к Пятнице, Таков прирост населения необитаемых островов.

ОТКРЫТИЯ

Мало быть Магелланом. Надо, чтоб где-то был еще Магелланов пролив.

МОДЫ

Нимбы носили вокруг головы, а петли — вокруг шеи.

ПРОСТАЯ СТАРУШКА

Старушка подошла к костру, на котором сгорал Ян Гус, и сунула в него вязанку хвороста.

— О святая простота! — воскликнул Ян Гус. Старушка была растрогана.

— Спасибо на добром слове, — сказала она и сунула в костер еще вязанку.

Ян Гус молчал. Старушка стояла в ожидании. Потом она спросила:

— Что ж ты молчишь? Почему не скажешь: «О святая простота»?

Ян Гус поднял глаза. Перед ним стояла старушка. Простая старушка.

Не просто простая старушка, а старушка, гордая своей простотой.

ВОЙНЫ

А что касается войн Алой и Белой розы, то это были только цветочки.

АМУР

За столько веков Амур испробовал все виды оружия.

Стрелы. Ружья. Пушки. Бомбы разных систем.

И все это для того, чтобы люди полюбили друг друга.

ОТРЕЧЕНИЕ ГАЛИЛЕЯ

— Между нами говоря, дорогой Галилей, я и сам думаю, что она вертится. Отец инквизитор покрутил пальцем, показывая, как вертится Земля. — Но одно дело — думаю, а другое дело — говорю. Вы ученый человек, неужели вы до сих пор не поняли разницы?

— Нет, я понял, — сказал Галилей, — и именно поэтому я говорю, а не только думаю.

— В таком случае говорите так, чтобы вас никто не слышал. А то ведь — я не хочу вас пугать — у вас могут произойти неприятности… Вспомните Джордано Бруно.

Галилей вспомнил.

«Я уже стар, — подумал он, — и у меня впереди большая работа. Это очень важная работа, и не хочется умереть, не закончив ее…»

Святая церковь пышно праздновала отречение Галилея. Рекой лилось вино, приготовленное из крови спасителя. А когда был провозглашен тост за дружбу науки и религии, отец инквизитор подмигнул Галилею и шепнул:

— А все-таки она вертится!

НЬЮТОНОВО ЯБЛОКО

— Послушайте, Ньютон, как вы сделали это свое открытие, о котором теперь столько разговору?

— Сам не знаю, как… Просто стукнуло в голову…

— Яблоко стукнуло? А ведь признайтесь, это яблоко было из моего сада…

Они стояли каждый в своем дворе и переговаривались через забор, по-соседски.

— Вот видите, моя ветка свешивается к вам во двор, а вы имеете привычку здесь сидеть, я это давно приметил.

Ньютон смутился.

— Честное слово, не помню, что это было за яблоко.

На другой день, когда Ньютон пришел на свое излюбленное место, ветка была спилена. За забором под своей яблоней сидел сосед.

— Отдыхаете? — кивнул соседу Ньютон.

— Угу…

Так сидели они каждый день — Ньютон и сосед за забором. Ветки не было, солнце обжигало Ньютону голову, и ему ничего не оставалось, как заняться изучением световых явлений.

А сосед сидел и ждал, пока ему на голову упадет яблоко.

Может, оно и упало, потому что яблок было много и все они были свои. Но сейчас это трудно установить. Имени соседа не сохранила история.

ПАМЯТНИК МИГЕЛЮ СЕРВЕТУ

Кальвин сжег Мигеля Сервета. Кальвинисты воздвигли ему памятник.

— Вот здесь, — говорили кальвинисты, — на этом самом месте, безвременно сгорел великий Сервет. Как жаль, что он не дожил до своего памятника! Если б он так безвременно не сгорел, он бы сейчас порадовался вместе с нами!

— Но, — говорили кальвинисты, — но он недаром сгорел. Да, да, друзья, великий Сервет сгорел не напрасно! Ведь если б он здесь не сгорел, откуда б мы знали, где ему ставить памятник?

МЮНХГАУЗЕН

И так, я летел с двадцать третьего этажа… Мюнхгаузен посмотрел на своих слушателей. Они сидели, ухмылялись и не верили ни одному его слову.

И тогда ему захотелось рассказать о том, что у него на душе, о том, что его давно печалило и волновало.

— Я летел и думал, — заговорил он так правдиво и искренне, как не говорил никогда. — Земля, думал я, в сущности, неплохая планета, хотя не всегда с ней приятно сталкиваться. Вот и сейчас она тянет меня к себе, даже не подозревая о возможных последствиях.

А потом, когда я больше не смогу ей противиться, она спрячет меня, как прячет собака кость. Прячет, а после сама не может найти. Земля тоже не сможет меня най ти… если станет искать когда-нибудь…

Мюнхгаузен опять посмотрел на слушателей!. Они по-прежнему ухмылялись и не верили ни одному его слову. И ему стало грустно — так грустно, что он величественно поднял голову и небрежно окончил рассказ:

— Я задумался и пролетел свою конечную остановку. Только это меня и спасло.

ХРОНОЛОИЯ

В 1769 году родился Наполеон. В 1769 году родился Аракчеев. В 1769 году родился Крылов.

В 1808 году Аракчеев стал военным министром. В 1808 году уже ставший императором Наполеон разгромил Пруссию и готовился к разгрому Австрии. В 1808 году Крылов написал басню «Слон и Моська», В 1810 году Аракчеев организовал военные поселения. Император Наполеон, разгромив Австрию, собирался в поход на Россию. Крылов, написав басню «Лисица и виноград», собирал материал для басни «Волк на псарне».

В 1815 году Наполеон, вторично отрекшись от престола, удалился на остров Святой Елены. Аракчеев подавлял военные поселения и создавал тройственный Священный Союз. Крылов написал басню «Лебедь, Щука и Рак» и еще вдобавок — «Зеркало и Обезьяна».

В 1843 году Наполеон давно и мирно лежал в одинокой могиле на своем острове. Аракчеев давно и мирно лежал на общественном кладбище. Иван Андреевич Крылов издал полное собрание своих сочинений.

ИЗВОЗЧИКИ ГОРОДА ГЛАЗГО

Извозчики города Глазго съезжались на свой очередной сбор…

Стояла зябкая, слякотная погода. В такую погоду хорошо иметь за спиной веселого седока, потому что ничто так не согревает, как разговор, — это отлично знают извозчики.

Но веселые седоки брели в этот день пешком, возложив на транспорт только свои надежды. На городской транспорт возлагались сегодня очень большие надежды, и, возможно, поэтому он подвигался так тяжело.

Слет проходил на центральной торговой площади. Первые ряды занимали многоконные дилижансы, за ними шли двуконные кареты, одноконные пролетки, а в самом конце толпилась безлошадная публика.

Среди этой публики находился и Джемс Уатт.

Разговор шел на уровне дилижансов. Там, наверху, говорилось о том, что лошади — наше будущее, что если мы хотим быстрее прийти к нашему будущему, то, конечно, лучше к нему приехать на лошадях.

Одноконные пролетки подавали унылые реплики. Дескать, не в коня корм. Дескать, конь о четырех ногах и то спотыкается.

Но эти реплики не достигали высокого уровня дилижансов.

— Дайте мне сказать! — крикнул безлошадный Уатт. — У меня идея!

— Где ваша лошадь, сэр?

— У меня нет лошади. У меня идея.

На него прищурились десятки насмешливых глаз. Десятки ртов скривились в брезгливой гримасе:

— Нам не нужны идеи, сэр. Нам нужны лошади.

Потому что лошади — наше будущее, и если мы хотим быстрее прийти к нашему будущему, то, конечно, лучше к нему приехать на лошадях.

Собрание проходило успешно. Отмечалось, что за истекший год городской транспорт увеличился на несколько лошадиных сил, а за текущий год он увеличится еще на несколько лошадиных сил…

Потому что лошади — наше будущее, и если мы хотим быстрее прийти к нашему будущему, то, конечно, лучше к нему приехать на лошадях.

— Дайте мне сказать!

Стояла зябкая, слякотная погода. Моросил дождь, и Уатт прятал под плащом модель своего паровоза. Он прятал ее не от дождя, а от этих десятков глаз, которым ни к чему паровоз, когда идет такой серьезный разговор о транспорте.

Настоящий, большой разговор о транспорте.

О будущем нашего транспорта.

Об огромных его перспективах.

…Разъезжались на лошадях.

АЗБУЧНЫЕ ИСТИНЫ

АВСТРАЛОПИТЕКИ обнаружены в Африке, куда они, возможно, бежали из Австралии, спасаясь от предков своих — обезьян, мешавших им эволюционировать в сторону человечества.

АМАЗОНКИ. Женщины, ни в чем не уступавшие мужчинам, а кое в чем даже превосходившие их. Такими они сохранились до настоящего времени.

АПОСТОЛЫ. Первые ученики. Сначала хорошо учатся, потом развивают учение. И всегда остаются первыми, но всегда — учениками.

БРОНЗОВЫЙ ВЕК. События развивались до того бурно, что тысячелетие пролетело как один век, который назвали бронзовым веком. Для него характерно появление новых культур, новых государств (правда, пока еще рабовладельческих). В этом веке положено начало семи чудесам света, завершенным в последующие века. Поэтому бронзовый век является своего рода памятником человечеству в бронзе.

БУЦЕФАЛ. Один из четырех коней, вошедших в историю. Среди них — Троянский конь, известный своей коварностью; Росинант, известный слабым здоровьем; конь Калигулы, обладавший, возможно, и тем и другим, однако занявший место в сенате. Буцефал никогда не сидел в сенате, он был простым солдатским конем и тем не менее сумел прославить и себя и своего хозяина — Александра.

ВАВИЛОН. Столица Вавилонии. Торговый, промышленный, культурный центр, привлекавший многих туристов. Из достопримечательностей — знаменитая башня, построенная по проектам разноплеменных архитекторов (а затем разрушенная — по их же проектам). В настоящее время город пребывает в развалинах, впрочем имеющих немаловажную ценность, и по-прежнему привлекает туристов.

ВОСТОЧНЫЙ ВОПРОС — это тот самый вопрос, на который в течение многих веков пытался ответить Запад.

ГЕРОДОТ — как предполагают, отец истории. К сожалению, рано умер и не смог позаботиться о ее дальнейшей судьбе.

ГИППОКРАТ. Всеми признанный отец научной медицины. К сожалению, тоже сравнительно рано умер (см. Геродот).

ДЕЛЬФИЙСКИЙ ОРАКУЛ — предсказатель будущего, живший в те далекие времена, когда были пророки в своем отечестве.

ДРЕВНОСТЬ. Длительность существования. Отнимает у предмета его настоящую ценность и заменяет ее другой, часто превосходящей первую и зависящей только от умения себя сохранить.

ЕРЕСЬ. Попытка доказать вороне, что черное — это черное, а лебедю, что белое — это белое.

ЖИЗНЬ. Это только так говорится, что годы берут свое. На самом деле они берут не свое, а чужое.

ЗАКОНЫ. Произведения письменности, по характеру своему драматические, ибо предназначены не столько для чтения, сколько для исполнения.

ЗОЛОТОЙ ВЕК. Всем известный железный век, который мог бы стать золотым, если б не его чрезмерное пристрастие к золоту.

ИСТОРИЯ ОТКРЫТИЙ. Уже когда человек изобрел первую дверь, он искал не входа, а выхода.

КАМЕННЫЙ ВЕК. Век господства на земле камня. Нельзя забывать, что камни в то время бывали разные: помягче и потверже, помельче и покрупней. Удельный вес человека в обществе определялся тем, какого веса в руке у него был камень.

ЛЕГЕНДЫ И МИФЫ. Древний поэтический жанр, возникший, по всей вероятности, на Парнасе, вблизи Олимпа. (Парнас — гора, обитель муз, высота 2458 метров. Олимп — гора, обитель богов, высота 2983 метра. Каждый, поднявшийся на Олимп, видит у ног своих вершину Парнаса.)

НАЧАЛО ЗЕМЛИ. Земля представляла собой новостройку, уже законченную, но еще не сданную в эксплуатацию. Свет был подведен, подключена вода, но огромные жилые площади пустовали, потому что некому было их заселять. (В смысле удовлетворения потребностей такое положение могло бы считаться идеальным, если принять за идеал полное отсутствие потребностей.) Но Земля уже готовилась к встрече первых новоселов.

Зеленые степи убегали вдаль, к горизонту, и там переходили в небо — такую же ровную голубую степь. Горы шушукались реками, шептались лесами — в ожидании. Где-то что-то ухнет, но это еще не зверь, хлопнет, но это еще не птица, потом замолчит, задумается, но это еще не человек…

ОРУЖЕНОСЦЫ (буквально — носящие оружие). В рыцарские времена, как, впрочем, и в наши дни, существовало четкое деление на способных носить оружие и неспособных его носить. Но в отличие от нашего времени воевали только те, кто был не способен носить оружие, а кто был способен носить оружие — те просто его носили. Это были мирные люди, и они никому не причиняли вреда. Весь вред причиняли те, которые были не способны носить оружие, да и вообще были мало к чему способны.

ПЕРИПАТЕТИКИ (прогуливающиеся). Молодые греки, которые гуляючи создали свою философию. И не потому, что гуляли они в садах академии — мало ли у нас в садах академий гуляет народу! А потому, что гуляли они с Аристотелем. Потому что, если хочешь двигать науку вперед, важно не только с кем ты работаешь, но и с кем ты гуляешь.

ПИРАМИДЫ. Посмертные дворцы фараонов. Пример того, как в великолепную форму можно вложить совершенно ничтожное содержание.

ПЛЕБЕИ. В сущности, те же рабы. Но не по принуждению, а по влечению сердца.

РЕЛИГИОЗНЫЕ ВОИНЫ. Битвы за свои убеждения никогда не бывают столь жестоки, как битвы за свои заблуждения.

РЫЦАРСТВО. Из века в век бродя по дорогам, рыцари одичали, отбились от своих дам и превратились в настоящих разбойников.

СВИДЕТЕЛИ ИСТОРИИ могут быть и свидетелями обвинения и свидетелями защиты — в зависимости от того, кто их вызывает на суд.

СКЕПТИЦИЗМ — опьянение трезвостью.

СОВРЕМЕННОСТЬ — то, что понимается только со временем.

СПРАВЕДЛИВОСТЬ. Отдать кому-нибудь справедливость могут лишь те, кто вообще способен что-то отдать.

СРЕДНИЕ ВЕКА — века не то что средние, а просто-таки плохие.

ТАЙНЫ ВРЕМЕНИ. Если бы между прошлым и будущим не было настоящего, все плохое было бы уже позади, а впереди было б только хорошее.

ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА. Знают, от чего нужно танцевать, обычно те, кто танцевать не умеет.

ТРАДИЦИЯ. То же, что инерция: «Свойство тел сохранять состояние покоя или равномерного движения, если они не подвержены воздействию какой-нибудь силы». Ну, а если подвержены — тогда другой разговор.

УТОПИЯ. Попытка перевернуть Землю с головы на ноги, не установив заранее, где у нее ноги, а где голова.

ХРАМЫ НАУКИ. В IV веке до нашей эры в Афинах было два высших учебных заведения: Академия Платона и Аристотеля — и бочка Диогена.

ЦЕЛЬ ЖИЗНИ. При естественном движении от начала к концу вечное стремление к началу.

ЧУЖБИНА — всегда чья-нибудь родина.

ШУТЫ. Весельчаки и остряки, сделавшие юмор своей профессией. Жили обычно при дворе, где удачные шутки ценились высоко, а неудачные стоили дорого.

ЭПИГОН. Обезьяна, которой не удается стать человеком, как она ни пытается повторить уже однажды пройденный путь.

ЭПОХА, Название, которое дает себе любой отрезок времени, для того чтобы обозначить свое место среди других времен.

ЮБИЛЕИ. Столбовые версты на проселочных дорогах истории.