Нет моей вины

Глава девятая

Она поднималась по эскалатору и разглядывала людей. Ни ярких цветов, ни радостных красок. Люди перестали привлекать к себе внимание, замкнулись в мире электронных новостей. Улыбок было больше, чем раньше, улыбок добрых, и Киру вдруг осенило — люди больше не ищут друг друга в толпе, они потеряли надежду встретить счастье, и поэтому улыбки — без вызова и без агрессии. Этим людям нечего больше делить и не за кого бороться.

«А разве я не перестала бороться еще тогда, когда осталась одна? Раньше, когда поняла, что мой брак — только фикция, штамп и общий бюджет?»

Таня уже ждала ее возле памятника. Худенькая, какая-то плоская и тоже серенькая, несмотря на смазливое личико. Она увидела Киру, помахала ей рукой, но продолжала слушать музыку и вынула наушники только тогда, когда Кира подошла совсем близко.

«Так не смотрят на мать насильника!»

— Здравствуйте.

— Здравствуй.

Они помолчали.

— Не хотите кофе попить? — предложила Таня. Ее лоб все еще украшал телесного цвета пластырь, и Кира подумала: вот он, живой упрек. За столько времени все могло бы зажить, но нет. И она не знала, как правильно реагировать на молчаливое напоминание о поступке ее сына. — Тут недалеко кафешка есть очень милая. Нет?

— Прости, но... нет, не хочу. — Кира с трудом подбирала слова. — Я хочу... в общем, я не хочу, чтобы слышали наш разговор.

Таня наклонила голову. Ветер трепал ее неуложенные, короткие волосы, и ей было решительно все равно.

— Я спрошу тебя прямо... ты можешь мне рассказать, что случилось тогда? — выпалила Кира и посмотрела на нее вопросительно.

Таня вздохнула.

— Я так и подумала, — чуть поморщившись, сказала она. — Когда вы мне написали. Понимаете, я... на вашем месте я, наверное, тоже хотела бы знать. И еще я подумала, что вы, наверное, имеете на это право.

— Леня уже взрослый, но... — начала было оправдываться Кира, но Таня ее перебила.

— Дело совершенно не в этом. Просто такие вещи всегда хочется знать до конца. — Она пошла по направлению к скверику, Кира послушно последовала за ней. — Папин друг — вы, наверное, слышали, Рыбаков, журналист, он постоянно пишет статьи для «Городского портала» и «Вечера большого города», — так вот, он говорит, что не все, о чем знает, он пишет для публики. А те, с которыми он говорит, кто дает ему интервью, часто просят взамен рассказать, как все было. Я не думала, почему так бывает, пока однажды не поняла, что людям важно знать: в том, что случилось, нет их вины. Им так легче...

— Ты с ним тоже уже говорила? — осторожно спросила Кира. — С Рыбаковым?

Разумеется, она поняла, о ком речь.

— Нет, конечно, — засмеялась Таня. — Я вообще это не афиширую, да и Анатолий Александрович не будет писать о таком бытовом деле, что вы. Помните тот случай в провинции? Об убитом ребенке? Которого еще будто похитили? Вот такие дела, а это... — она смущенно улыбнулась.

Кира была близка к панике. Сейчас она узнает всю правду, какой бы она ни была. И скорее всего...

Не была. Это не было правдой.

— Понимаете, мы с Леней... больше дружили, наверное, чем встречались. Нам было интересно, какие-то общие темы, общие увлечения. А еще, мне кажется, мы оба немного запутались.

Таня села на одинокую лавочку, кивнула, приглашая Киру сесть рядом с ней.

— Нам обоим казалось, что мы друг другу понравились. Но, наверное, это было не так. И когда я пришла тогда в гости, я поняла, но не сразу, что — нет, Леня мне совершенно не нравится как мужчина.

Кира на мгновение зажмурилась, пытаясь понять услышанное.

— Я думаю, я ему тоже не нравилась, так, как могла бы, я имею в виду, и, наверное, его не столько разозлил мой отказ, сколько то, что он уже рассчитывал на большее.

— Но ты кричала, звала на помощь, — пролепетала Кира. — Соседи вызвали полицию.

— Мне было больно, — возразила Таня чуть громче, чем того хотела бы Кира, хотя кругом никого не было. — Леня повел себя очень грубо, ударил меня, и потом, ну... во время... процесса я ударялась головой. Леня держал меня так, что я не могла вырваться.

— Как такое вообще возможно? — с ужасом спросила Кира. Она обращалась не к Тане, а к мирозданию. К следователю, если уж на то пошло. Но Таня поняла ее вопрос по-своему.

— Я была.... поперек кровати. И при каждом... движении... вы понимаете.

— А кто смыл кровь? — Кира задавала вопросы, а мысли ее метались, как мыши в горящем доме. — Ты смыла кровь, да?

— С головы. У меня была рассечена бровь, кровь текла мне в глаза. А в комнате — я не знаю, наверное, Леня. Потом я собралась уходить.

Тане было не очень легко говорить, но и все же — не так, как могло было бы говорить о подобных вещах девушке, которую изнасиловали.

— Подожди. Так ты собиралась в полицию? Или... или нет?

— Тогда я еще не знала, — призналась Таня. — Я не знала, пойду я сейчас или нет. У меня все болело и кружилась голова. Но когда приехала полиция...

Она стянула в шеи наушники и спрятала в невзрачную крохотную сумочку, посмотрела на Киру.

— Я не думаю, что вы должны чувствовать себя виноватой.

Кира оторопело подняла голову, из последних сил сдерживая рвущиеся слезы.

— Прости?

— Я не думаю, что вы должны чувствовать себя виноватой. Вы сдержанный человек, а Леня совсем не такой.

— Я женщина, — напомнила Кира.

— Какая разница, — пожала плечами Таня, — у всех разный характер.

— Я — не виновата, — повторила Кира. — Я не должна чувствовать себя виноватой. А ты?

— Я? — переспросила Таня и поморщилась. — А почему себя должна чувствовать виноватой я?

Кира боролась одновременно с криком, слезами, гневом, желанием вскочить и оттаскать эту девку за растрепанные космы. Не может быть человек настолько глуп, а значит — настолько подл и беспринципен?

— Ты пришла к нам... к Лене домой.

— Ну и что? — Таня спросила так удивленно, будто действительно не понимала. — Леня ведь был у меня в гостях.

— И вы там были одни?

— Да, конечно. Родители на работе.

— И между вам там ничего не было?

— Нет, ничего. — Таня опять поморщилась. Нет, она не врала Кире, она не врала следователю. Все было так, как она рассказала.

И она не видела в этом всей отвратительности своего поступка.

— Но когда ты пришла к нам домой?..

— Я пришла не за этим. — Таня чуть усмехнулась, и на секунду маска серой простушки слетела с ее лица. — Люди общаются и живы не только сексом, если вы об этом.

— А Леня? — допытывалась Кира, сжимая и разжимая кулаки. Таня этого не видела. — Леня тоже считал, что ты пришла не за этим? То есть ты пришла, продинамила молодого парня, потом думала, стоит ли на него заявлять или нет, а когда полиция сама заявилась, решила, что тянуть не стоит?

Таня смотрела на нее с брезгливым испугом. Кира оглянулась — но несколько человек, бывших в отдалении, занимались своими делами.

— Что вы кричите? — спросила Таня. — Вы на улице, в общественном месте.

— А тебя, значит, так беспокоит чужое мнение? А мне показалось, что тебе вообще наплевать на все неписаные правила, которые до тебя приняло общество! — Кира встала. — Вот что. Ты пойдешь, заберешь заявление и расскажешь, как все было. Так, как рассказала и мне. Что пришла, наобещала, потом не дала, а потом отомстила, подло и мерзко. Ты пойдешь и расскажешь все это прямо сейчас. Я знаю, в таком случае будет считаться, что преступления не было.

Таня тоже поднялась.

— На вашем месте, — сказала она, — я, может быть, сказала бы то же самое. Но я на своем месте, а вы — на своем. Я не могу сказать, что вы плохая мать, у меня нет похожего опыта. Я даже не скажу, что вы плохой человек. Просто вы в отчаянии.

Кире очень хотелось влепить наглой девке пощечину, но она понимала: эта тварь не замедлит сейчас же написать заявление и на нее. И так ли уж просто она упомянула о том, что знаменитый Рыбаков — друг семьи?

— Проваливай, ты, шалава, — выплюнула Кира ей в лицо. — И запомни: ничего у тебя не выйдет! Ничего! Слышишь?

Но Таня уже уходила от нее по аллейке в сторону станции метро.

Полуденное солнце, скрытое легкой дымкой, беспощадно пекло голову и плечи. Кира не понимала, то ли пот ест ей глаза, то ли слезы. Она вытерла лицо тыльной стороной ладони и села. У нее кружилась голова.

И мысли кружились, беспомощно натыкаясь одна на другую.

Леню подставили? Но зачем? И кому это выгодно? И с нее до сих пор никто не потребовал денег.

Леня взрослый. По меркам закона, конечно же. Но с ней говорят, говорят как с матерью, говорят потому, что Леня, по сути, еще ребенок. Ее ребенок, и это даже не по сути — по крови, от этого не деться никогда и никуда. Но Кира знала, что и адвокат, и следователь проявляют лишь добрую волю. Она не имеет никакого отношения к делу, и если доброй волей она вдруг злоупотребит или кто-то решит, что ее участие лишнее, только мешает...

— Вам плохо?

Кира подняла голову.

— Вам жарко? Может, скорую вызвать?

Кира во все глаза смотрела на странного парня. Увидь она его где-нибудь в другом месте, не в оживленном сквере средь бела дня, бежала бы со всех ног. Весь в черном, несмотря на жару, глаза подведены, губы, кажется, накрашены черным, только вот краску он успел слизать.

— Эй, вы меня понимаете? — Он замялся. — Are you feeling well?

Наверное, он принял ее за иностранку. Кира замотала головой.

— Все хорошо... спасибо. Просто голова немного закружилась.

— Так может, все-таки врача? — напирал парень. Хотя, возможно, он всегда был такой настырный.

— Не надо, — немного резко ответила Кира и встала, стараясь не сильно шататься. — Я устала, а так все хорошо.

Она быстро пошла, почти побежала, к метро. Таня уже должна была уйти, она с ней не столкнется, вряд ли она торчит на такой жаре.

Таню она действительно не увидела. Забежала в душное каменное нутро, приложила дрожащими руками карточку к терминалу. Табло показало остаток — сто рублей, и Кира засмеялась. Можно пополнить карточку, но ее насмешила ирония — как обратный отсчет не оставшихся денег, а оставшихся шансов.

«Кажется, я просто схожу с ума...»

В вагоне Кире удалось сесть. Поезд был новый, длинный-длинный состав со сквозными проходами, с кондиционером, с красочными экранами. Кира подумала, что или впервые села в такой, или впервые обратила внимание. И это ее испугало уже не на шутку.

Она начала оглядываться по сторонам.Что-то ее к этому подтолкнуло, но что? История с Леней или что-то другое? Почему сейчас, что случилось, и главное — почему это так пугает ее? Почему она стала смотреть на мир?

Почему она стала смотреть на мир другими глазами?..