Неуемный волокита

ФАНФАРЫ В ЧЕСТЬ КОРОЛЯ

Декабрь выдался холодным. Горные перевалы завалило снегом, и маленькое королевство Наварра обрело такую безопасность, какой еще никогда ему не могли обеспечить правители. Однако король, поглядывая на небо, не близится ли рассвет, думал не о спокойствии государства. Он пришпорил лошадь, и на его все еще красивых губах появилась мрачно-веселая улыбка.

— На сей раз… настоящий беарнец, — пробормотал он и, повернувшись к едущему рядом спутнику, крикнул:

— Слышишь, Котен? Я говорю, теперь должен родиться здоровый крепкий малыш. Мне нужен наследник, а не худосочный заморыш.

— Да, сир, думаю, на сей раз родится крепыш, — подобострастно подтвердил спутник.

Король захохотал.

— Жанна позаботится об этом, не волнуйся. Ей известно, что слов на ветер я не бросаю. Как вспомню о детях, которых она потеряла, так, кажется, сам бы оттащил ее за волосы к позорному столбу да собственноручно задал порку. И правильно сделал бы, а, Котен?

Тот неодобрительно кашлянул. Не стоило пренебрежительно говорить о женщине, которая, если с государством ничего не случится, со временем станет королевой Наварры. Более того, каждый, знающий мадам Жанну, относится к ней с почтением. Силой воли она не уступала отцу, и если станет править Наваррой — в этом королевстве нет салического закона [1], как в могучем соседнем, — то явно заслужит уважительную покорность подданных. При своих добродетелях Жанна д'Альбре лишена слабостей отца — Генрих Наваррский хоть и великий воин, но раб своей плоти, а каким бы сильным ни был человек, этот порок создает определенные сложности. Да, ответить на этот вопрос Котену было нелегко.

Генрих понял ход мыслей своего слуги и остался доволен. Значит, Жанна сумела внушить почтение окружающим! Отлично. Лишь бы сознавала, что, покуда он жив, власть будет в его руках. Ему не нравился ее муж-красавчик. Сразу видно, что жил при французском дворе. Таким смазливым франтам, как Антуан Бурбон, в Беарне не место. «Мы растим мужчин, — с гневом подумал Генрих. — Клянусь Богом и всеми святыми, мой внук будет настоящим беарнцем, а не парижанином, он станет пахнуть крепким потом, а не духами.

Однако Жанна восхищается красавчиком-муженьком.

Посмотрим, посмотрим», — размышлял Генрих. На сей раз внук должен выжить, он ясно дал понять это Жанне. Она знает, что ее отец — человек слова. Если и этот ребенок умрет, как родившиеся ранее — а он считал, что, если б она сама смотрела за детьми, они были б живы, — ей придется в полной мере на себе испытать его гнев; что это такое, она хорошо представляет.

Король снова пришпорил коня. Надо поспеть к замку вовремя, позаботиться, чтобы Жанна выполнила свою часть уговора.

Но он знает ее хорошо. Она все помнит и будет отстаивать права своего ребенка так же отчаянно, как боролась против уготованного ей брака с герцогом де Клеве.

На свою дочь Жанну король мог положиться.

В замке По Жанна расхаживала взад-вперед по спальне, сложив руки на большом животе, и напряженно прислушивалась, не едет ли отец.

— Ложитесь, мадам, — уговаривали ее служанки, но она пропускала их слова мимо ушей.

— Отец все не едет?

— Нет, мадам.

— Будьте начеку и, когда появится, дайте мне знать. Он должен быть здесь, когда родится ребенок.

Служанки поражались своей госпоже. Любая женщина на ее месте мечтала бы поскорей разрешиться от бремени. Но Жанна Наваррская, прирожденная воительница, уже сражалась за права ребенка, который только должен был появиться на свет, поскольку отец заключил с ней твердый уговор. Ее отец, Генрих д'Альбре, отважный воин — несколько грубоватый по сравнению с таким людьми, как ее муж, — умный правитель, любовник многих женщин, по праву называвший себя «настоящим беарнцем». Будто только беарнцы ведут себя таким образом! Он не походил на любезных, утонченных французских дворян и все же сумел снискать восхищение ее матери, известной своим поэтическим талантом Маргариты Наваррской, сестры Франциска I. Генрих Наваррский — безраздельно господствующий в своем королевстве, где, в отличие от французского двора, остроумие, сатира, образованность и художества не поощрялись и не ценились, — питал крайнее презрение к тем, кого именовал «красавчиками», и ясно давал понять это дочери.

В смерти родившихся ранее сыновей отец винил ее.

— Ты отдала их под присмотр безалаберных нянек, — выговаривал он ей. — Нечего сказать, разумное обращение с моими внуками. Теперь слушай, моя девочка. В следующий раз у тебя должен родиться мальчик, которого мне будет не стыдно называть внуком; и рожать ты будешь в По. Он родится здесь и вырастет среди гор, станет мужчиной, а не жеманным балбесом.

Жанна улыбнулась; она знала, как отец относится к ее любимому всем сердцем мужу — веселому, очаровательному, с изысканными манерами.

Возможно, когда ребенок родится, они смогут жить все вместе; правда, представить Антуана в По нелегко. Его место в Лувре, Амбуазе, Блуа, при том блестящем дворе, к которому она сама так и не привязалась даже при жизни дяди, Франциска I.

Если родится мальчик, отец обещает сделать его наследником трона. Ему было известно о страхах дочери, она боялась, что в беспечную минуту он может прислушаться к просьбам очередной любовницы и составить завещание в ее пользу. Поэтому между ними был заключен уговор. Мальчик появится на свет как избранник судьбы, поэтому Жанна, рожая, должна встретить его появление пением беарнского церковного гимна.

Ей это по силам. Она достаточно мужественна для подобного испытания. Но отцу необходимо быть рядом и слышать ее, иначе он легко усомнится в том, чего не видел и не слышал. Пусть у него не окажется ни малейшей возможности уклониться от выполнения уговора.

Жанна побледнела, когда ее пронзила боль, но губы даже не дрогнули.

— Едет? — выкрикнула она. — Посмотрите.

Голос ее не дрожал. Она рожала и пела.

— Клянусь всеми святыми, — пробормотал король Наварры, — моя дочь мужественная женщина.

Пение прекратилось, послышался крик ребенка.

— Мальчик!

Это слово привело его в восторг.

Он подошел к кровати, посмотрел на дочь и вложил ей в руки золотой ларец. Несмотря на изнеможение, Жанна крепко ухватила его, зная, что в ларце лежит завещание. Отец сдержал слово.

Она добилась королевства для своего ребенка; молитвы ее оказались услышаны. Родился будущий король Наварры.

Генрих, передав ей ларец, крикнул служанкам:

— Дайте сюда мальчика!

Не смея ослушаться, они принесли ребенка. Глаза короля потеплели, когда он стал разглядывать младенца — такого крепкого и складного.

— Сир… — начала было старшая служанка, но он гневным взглядом заставил ее замолчать.

— Женщина, не вздумай советовать, как мне обращаться с внуком, — крикнул он, завернул ребенка в полу своего камзола и вышел из спальни.

Несколько человек отправились за ним в его покои.

— Сегодня великий день, — кричал король. — Видите этого мальчика? Он беарнец. Не красавчик, а мужчина. Мы, беарнцы, умеем растить мужчин. Вот увидите, он будет львом среди людей.

И поднял новорожденного так, чтобы его все видели.

— Эй! Принесите чеснока и хорошего красного вина. Я покажу вам, что он уже мужчина.

Когда принесли то и другое, он натер чесночным зубком губы мальчика и поднес к его рту золотую чашу. Ребенок не выказал недовольства и, к восторгу деда, почмокал губами.

— Что я говорил вам? — вскричал Генрих Наваррский. — Сегодня родился человек, который со временем будет править вами. Этот младенец — мой внук. И смотрите мне, если кто-то посмеет усомниться в его происхождении. Он истинный беарнец.

Мальчика назвали Генрихом в честь деда. Дед решил сам заняться его воспитанием и сказал Жанне, что дитя проведет первые недели жизни не во дворце, а в простом доме кормилицы, которую он выбрал.

И привел к дочери крестьянку с разбухшей от молока грудью.

— Она будет кормить моего внука, он будет находиться в ее доме.

— Отец, здесь ему будет удобнее.

Генрих, прищурившись, поглядел на дочь.

— Удобства не спасли тех моих внуков. Этот ребенок со временем станет королем Наварры. Ему нужны не мягкие шелковые подушки, а хорошее свежее молоко здоровой женщины.

С этими словами он провел рукой по груди крестьянки, и Жанна подумала, не одна ли это из его многочисленных любовниц, и не будет ли ее сын сосать молоко, принадлежащее его дяде.

Эта мысль ее позабавила. Отец, увидя улыбку на лице дочери, одобрительно кивнул.

— Образумилась, — заметил он. — Этого ребенка я не оставлю на попечение безалаберных нянек, думающих только о шалостях с придворными. Эта женщина будет ему матерью, а не нянькой. — Он повернулся и сурово посмотрел на нее. — Иначе ей не поздоровится.

Он взял малыша из люльки и сунул в руки крестьянке.

— Корми его. Здесь. Сейчас.

Женщина выпростала большую грудь и поднесла к ней ребенка. Пока маленький Генрих жадно сосал, дед, не сводя с него глаз, громко смеялся.

— Отлично, — воскликнул он. — Насыщайся, внучек. Королям нужна хорошая пища.

Жанна глядела на них с удовольствием. Она радовалась, что отец так увлечен мальчиком; одобрение его относилось и к ней. Во многом она была с ним согласна; ей не хотелось, чтобы ребенок воспитывался при дворе короля Франции, но ей было любопытно, как Антуан воспринял бы весть, что его ребенка будут вскармливать в крестьянском доме.

Король подошел к кормилице, придвинул ей стул и стоял, пока младенец не насытился.

— Неси его к себе, — приказал он. И схватил женщину за ухо; жест этот был фамильярным, дружелюбным, однако в нем проглядывала угроза. — Помни, у тебя на руках наследник трона Наварры. Хорошенько помни.

Крестьянка с ребенком на руках вышла, и Генрих повернулся к дочери.

— Значит, мне вмешиваться в его воспитание нельзя? — спросила Жанна.

— А ты как думаешь, дочка? У тебя были и другие сыновья, однако он мой единственный внук. Я не забыл, что случилось с последним ребенком.

Лицо Жанны мучительно исказилось. Она никогда не забудет душераздирающих криков малыша, приводивших их всех в ужас, пока не обнаружилось, что у него сломаны ребра; и признания испуганной няни; флиртуя с молодым придворным, она бросила ему ребенка из окна, как мяч, а придворный поймать его не сумел.

Генрих насмешливо глядел на нее.

— Полагаю, дочка, — сказал он, — что ребенку в моих руках будет безопаснее, чем в твоих.

Король ждал протестов. Жанна никогда не отличалась кротостью; он помнил, как упрямо она отказывалась от брака с герцогом де Клеве и с пренебрежением восприняла побои, покрывшие синяками ее нежное тело. Она пошла больше в него, чем в мать, и он понимал ее лучше, чем Маргариту; та была больше привязана к своему брату, Франциску I, чем к нему или к дочери.

Поняв правоту отца, Жанна не стала протестовать. Она всегда тщательно обдумывала проблему и соглашалась с решением, которое ей казалось правильным. Генрих был доволен дочерью. Особенно теперь, когда она подарила ему внука.

Воспитание будущего короля Наварры находилось в его руках.