Неужели это он?

5

Отель был старинный и очень славный. Сидней решил не подниматься в номер Доминик, а попрощаться с ней внизу у стойки портье. Она застенчиво глянула на него и быстро отвела взгляд в сторону.

— Это было замечательное путешествие, — произнесла она еле слышно. — Спасибо, что захватили меня с собой.

Сидней чувствовал, что надо сказать что-то такое, что не будет походить на те дежурные фразы, которые обычно говорят при прощании, но ему было так же неловко, как и Доминик.

— Мне пора, — сказал он в конце концов. — Удачной работы вам здесь, в Лондоне. Когда будете писать родителям, не забудьте передать привет от меня. Можете сегодня не звонить им, я сам сообщу, что вы доехали благополучно.

Портье пригласил Доминик следовать за ним вверх по старинной лестнице из резного дуба. Он привел ее в крохотную комнатку. Номер был просто, но со вкусом обставлен, на кровати лежал толстый пушистый плед. Плотные гардины предназначены были не выпускать наружу тепло в зимние морозы. В углу комнаты находилась чугунная ванна.

Узнав, не нужно ли ей чего-нибудь, портье удалился. Доминик села на кровать. Все-таки ей было очень одиноко и немножко страшно. Хорошо, что я очень устала, подумала Доминик. Можно лечь спать и сразу заснуть, ни о чем не думая.

Однако ни о чем не думать оказалось довольно трудно. Она не могла отделаться от назойливого вопроса, чем сейчас занят Сидней Харпер. Он сейчас, наверное, с Патрисией. Сидят и обсуждают, на какой день назначить свадьбу. Это будет самое громкое событие сезона в Лондоне. Патрисия наверняка пригласит всех своих многочисленных друзей и родственников. Интересно, а родственники Харпера будут? Почему-то Доминик в этом сомневалась. В разговорах с ней он почти не упоминал о своих родственниках, вообще никогда не говорил о своей частной жизни. Похоже, он не очень-то жалует свое семейство…

В последнем пункте она здорово ошибалась, ибо как раз в этот момент Сидней и Брюс нежились в мягком большом кресле у камина. Камин был частью обстановки просторной, элегантно обставленной комнаты в большом красивом особняке неподалеку от Оксфорда. Многочисленные окна особняка, выкрашенные в зеленый цвет, смотрели на лужайку. Напротив Сиднея с шитьем в руках сидела приятная пожилая леди. Миссис Харпер в том, что касалось прически и платья, была сама элегантность.

Коротко кивнув горничной, которая внесла поднос с чаем, миссис Харпер улыбнулась сыну.

— Итак, Сид, раз уж ты наконец до меня добрался, давай подробно рассказывай о своей поездке на континент. Из твоего короткого телефонного звонка я мало что поняла…

— Но у меня все телефонные разговоры короткие, ма, иначе мне не хватило бы времени поспать. Мне и сейчас надо ехать домой, готовить документы на завтра… Но вообще-то ты права: давненько я у тебя не был…

— В последний раз ты был у меня месяц назад, — перебила его мать. — Ты собирался заехать неделю назад, но Патрисия утащила тебя на какую-то вечеринку.

— Да, и до сих пор жалею, что потащился туда, вместо того чтобы побыть с тобой. Она, кстати, едет в Штаты ненадолго. Так что я буду целиком в твоем распоряжении.

— Сид, дорогой, с моей стороны нехорошо ворчать, что ты редко навещаешь меня, — я же знаю: ты занят с утра до вечера. Ладно, расскажи, как ты съездил. Ты так неожиданно собрался…

— Мне надо было привезти в Англию Доминик.

— Доминик?

— Она бельгийка, дочь директора дома-музея Джеймса Энсора в Остенде. Мы познакомились, когда я приезжал к ее отцу по поводу той банды, которая занимается похищением предметов искусства…

— За которой ты уже три года гоняешься? — уточнила миссис Харпер. — Ее отец оказался в этом замешан?

— К счастью, нет. — И Сид подробно рассказал, как случайно втянул Доминик в неприятную историю и считает себя обязанным помочь ей в карьере. — Думаю, она тебе понравилась бы.

— Хорошенькая? — осведомилась миссис Харпер.

— Я бы так не сказал, но глаза у нее чудесные, а еще у нее масса волос цвета бронзы и красивый низкий голос.

Его мать опустила глаза на вышивание.

— Похоже, умненькая девочка. Думаю, Джейн Пауэрс будет от нее в восторге.

— Честно говоря, я в этом тоже не сомневаюсь.

Миссис Харпер оторвалась от своего занятия и внимательно посмотрела на сына.

— Вот, — продолжал он, — а еще она любит гулять по пляжу, особенно когда идет дождь и дует холодный ветер.

— Ну, тогда она должна себя чувствовать в Англии, как дома, — заметила миссис Харпер, и они рассмеялись. Она помолчала, потом спросила: — Ты уже решил, что подаришь Патрисии на свадьбу?

— Пока нет, но у меня хватит времени с этим разобраться. Пат еще не определилась с датой.

Его мать что-то невнятно пробормотала себе под нос, моля Бога, чтобы Патрисия так и не смогла определиться с датой свадьбы до конца жизни.

Миссис Харпер давно смирилась с выбором сына: она не хотела мешать мальчику строить жизнь и желала ему счастья, но Патрисия не понравилась ей с самого начала. Хотя миссис Харпер отдавала себе отчет, насколько та хороша собой и, когда хочет, обаятельна, это не мешало ей изнывать от скуки во время недолгих визитов сына и ее будущей невестки. Однако в присутствии Сиднея она была очень внимательна и мила с Патрисией, чтобы не расстраивать сына. Каждый раз, видя их вместе, миссис Харпер с тоской говорила себе, что Патрисия не сможет стать опорой сыну в его работе, а прекратить его постоянные разъезды по заграницам и бесконечные уикенды на работе она не сможет, да и не захочет.

Сидней поднялся, пообещав снова заглянуть к ней так скоро, как только сможет.

— Обязательно заглядывай, Сид. Если Патрисия уезжает и ты в следующее воскресенье свободен, приезжай на целый день — мы чудесно проведем время.

По дороге домой Сид поймал себя на том, что ему кажется, будто на месте пассажира рядом с ним сидит Доминик, но это был просто его верный Брюс.

С утра Доминик решила пойти в «Тейт», хотя в галерее был выходной и директора на месте не должно быть. Она решила воспользоваться возможностью спокойно пройтись по музею: когда начнется работа, у нее просто не будет на это времени.

Однако, к ее удивлению и ужасу, миссис Пауэрс лично приняла Доминик в своем кабинете. Доминик давно уже так не волновалась. Джейн сразу поняла, что творится с девушкой, и предложила провести ее по залам галереи — честь, которой мало кто смог бы похвастать. Делая это, Джейн преследовала две цели: во-первых, помочь Доминик снять напряжение, а во-вторых, незаметно понаблюдать за ней, чтобы выяснить уровень ее знаний и решить, какую работу ей можно поручить.

Джейн очень быстро поняла, с кем имеет дело: Доминик не старалась демонстрировать свою эрудицию при каждом удобном случае, но вопросы задавала точные и к месту. Когда они вернулись в кабинет, обеим казалось, что они работают вместе уже давно.

— Итак, Доминик, — сказала Джейн, подавая девушке руку на прощание, — жду вас завтра в девять утра. Сегодня у вас еще есть время купить конверты и марки, а также посмотреть, что продают в магазинах.

Доминик довольно быстро обнаружила ближайшее почтовое отделение, где и обзавелась некоторым количеством конвертов и марок. На соседней улице оказался симпатичный маленький магазинчик, где продавали изделия из шерсти и мелкую галантерею, по соседству была булочная и супермаркет.

Доминик решила, что для двух месяцев пребывания в Лондоне ей вполне хватит тех магазинов, которые она обнаружила. Доминик, конечно, не видела самых элегантных магазинов, которые располагались на Пиккадилли, но, поскольку денег у нее было немного, она решила, что это не имеет значения. Купив французскую газету, она вернулась в отель как раз к обеду — в уютной столовой вкусно пахло — и тут же вспомнила, что завтракала сегодня очень рано. И хотя жители континентальной Европы привыкли с иронией относиться к британской кухне, но бараньи котлеты с горошком оказались превосходными.

На следующий день началась полноценная стажировка. Доминик старалась впитывать глазами и ушами всю информацию, которая могла пригодиться в дальнейшем. Прежде всего, она отправилась в реставрационный отдел галереи. Поначалу сотрудники настороженно встретили тихую невзрачную иностранку. Доминик тут же, без долгих разговоров принялась за работу и с радостью обнаружила, что навыки, которые привил ей отец, вполне соответствуют уровню «Тейт». То, что ее старание и мастерство были оценены по достоинству, стало ясно, когда коллеги собрались на ланч и пригласили Доминик с собой.

После ланча в мастерскую заглянула Джейн и, внимательно изучив результаты работы нового стажера, осталась довольна.

— У вас неплохо получается, — похвалила она Доминик. — Вечером после закрытия приходите в конференц-зал: я буду вести семинар по постимпрессионистам, сегодня ожидается пара любопытных докладов, вы наверняка узнаете что-то новое…

Доминик добралась до своего номера поздно вечером. Голова гудела от переизбытка информации, и, лежа в постели, она снова и снова прокручивала события сегодняшнего дня. Только теперь она начала понимать, как много ей предстоит изучить. Но ведь для этого она и приехала в Лондон.

И было еще одно, о чем Доминик забыла в дневной суете, но что регулярно являлось в ее снах: надежда на случайную встречу с Сиднеем Харпером. Вот и сейчас, засыпая, она видела себя гуляющей в Сент-Джеймсском парке, ее окликает знакомый голос, она оборачивается — и видит Сиднея Харпера…

Неделя пролетела довольно быстро, и, как ни тяжело ей приходилось в течение дня, она постоянно подбадривала себя тем, что приехала сюда учиться, а не отдыхать. Коллеги приняли ее, и Доминик тихо гордилась, что так быстро сломала лед их недоверия и с лихвой отрабатывает небольшую зарплату.

В свой первый выходной она не осмелилась предпринять далекое путешествие. После завтрака она решила как следует осмотреть собор св. Павла и вернулась в отель как раз к ланчу. Днем она снова вышла в город и направилась в Сити. В конце дня Доминик зашла в какое-то кафе, где ей подали чай и гигантских размеров пирожное с кремом. В Сент-Джеймсский парк она в этот раз так и не попала и Сиднея Харпера не встретила…

В этот вечер она легла спать рано, решив, что в следующий раз попробует продвинуться подальше в глубь английской столицы. А может, даже возьмет билет до Оксфорда. Она свободна и может делать все, что хочет, напомнила она себе.

Доминик иногда казалось, что она работает в «Тейт» уже давно — так быстро пролетела следующая неделя. На работе она стала совсем своей, чувствовала себя полезной и нужной, каждый день вела конспекты своих занятий с Джейн Пауэрс. В субботу Доминик стала строить осторожные планы на выходной день. В самом деле, почему бы не съездить в Оксфорд. Отец рассказывал, что это один из самых интересных городков в Англии. Надо только выехать из отеля пораньше, и тогда она сможет вернуться в Лондон к обеду. А после обеда, если не будет чувствовать себя уставшей, можно будет все-таки сходить в Сент-Джеймсский парк.

Был самый конец дня, и последние немногочисленные посетители покидали «Тейт». Доминик чувствовала себя ужасно гордой, но очень уставшей: сегодня она впервые провела самостоятельную экскурсию на английском языке. Джейн вызвала ее потом в кабинет и спокойно сказала:

— Со следующей недели будете регулярно работать с группами в залах, у вас очень даже неплохо все прошло. — И миссис Пауэрс позволила себе улыбнуться. — До свидания, увидимся во вторник.

Доминик неторопливо шла по залам галереи, переполненная гордостью. Интересно, а Джейн расскажет Сиднею об успехах его протеже? А вдруг расскажет, и тогда… Она почувствовала чей-то ироничный взгляд — со стены сверху вниз на нее глядел Сомерсет Моэм работы Сазерленда. Девушка смутилась так, словно сам великий романист, а не его портрет смотрел на нее. Она торопливо оглянулась и, убедившись, что в зале никого, кроме нее, нет, торопливо показала классику язык. Ее чем-то привлекала эта картина, она никогда не могла просто пройти мимо нее, всегда хотелось остановиться и что-нибудь сказать этому умному высокомерному старику в мешковатом костюме сороковых годов.

— Домино, тебе звонят, — раздался в другом конце зала голос ее коллеги Фими Эндрюс.

Доминик поспешила в отдел, испуганно гадая, что могло случиться дома. Мама ей уже звонила на этой неделе, и, если ей понадобилось снова позвонить дочери, значит, что-то произошло.

— Алло, — взволнованно проговорила она, схватив трубку.

— Добрый вечер, Доминик. Это Сид Харпер. Знаете, завтра я совершенно свободен. Как насчет того, чтобы прокатиться в моем «порше» и позволить мне показать вам чуть-чуть Англии?

— О, я с удовольствием! — Доминик почти задохнулась от восторга.

— Отлично, завтра в десять я за вами заеду.

— Хорошо, буду готова, — быстро сказала она. Потом добавила, пораженная неожиданной мыслью: — Вообще-то я даже не знаю, удобно ли это… Ведь вы наверняка собирались провести уикенд с мисс Барнхем. Боюсь, я буду вам обоим обузой… Нет, спасибо за ваше любезное приглашение, но я вынуждена отказаться — мисс Барнхем это может не понравиться…

— Мисс Барнхем в данный момент пребывает в Филадельфии. — Ее забота о настроении Патрисии явно позабавила Сиднея. — И интуиция подсказывает мне, что она абсолютно не будет против, если я устрою вам маленькую обзорную экскурсию по Лондону и окрестностям.

— Что ж, если вы уверены, что это удобно…

— Я абсолютно уверен, что это абсолютно удобно… До завтра. — Сидней положил трубку и повернулся к Брюсу. — Завтра устраиваем себе, Брюс, день отдыха. Ты ведь не против, если мы возьмем с собой Доминик ван Блоом? Помнишь Доминик, Брюси?

Пес глядел на него из-под мохнатых бровей, а Сидней смотрел на пса и думал о маленькой девушке с бельгийского побережья, которая умела смотреть на него так, как ни одна женщина до нее. Что бы он ни делал, она не выходила у него из головы. И напрасно Сидней Харпер уверял себя, что через какой-нибудь месяц-полтора Доминик уедет к себе домой и он никогда больше не вспомнит о ней.

Его будущее определено, и для нее там нет места… Его будущее — это Пат, его жена. Но ведь я пока не женат, подумал Сидней в оправдание себе.

В субботу утром Доминик встала очень рано и занялась прической и макияжем. К счастью, день обещал быть хоть и ветреным, но без дождя. Можно будет надеть пальто и юбку. Туфли лучше надеть на низком каблуке — вдруг придется много ходить пешком? — а на голову шелковую косынку, мамин подарок. Она спустилась к завтраку почти бегом и проглотила его в одно мгновение. Ровно в десять ноль-ноль она сидела в холле отеля, розовая от волнения.

Первым ее приветствовал Брюс. Влетев в вестибюль, он с разбегу прыгнул ей на колени и принялся восторженно облизывать ей нос и щеки. Доминик верещала от восторга и отбивалась от собаки — причем все одновременно, — а остановившийся в трех шагах Сидней с улыбкой глядел на них.

Когда они сели в машину, Брюс по привычке расположился на переднем сиденье рядом с Доминик.

— Если он вам мешает, я его отправлю назад.

— Ни в коем случае. — Доминик обеими руками вцепилась в жесткую шерсть собаки. — Ему там будет грустно и одиноко. И вообще, он мне нравится. Всю жизнь я просила родителей завести собаку, но они объясняли мне, что с ней некому будет заниматься… — Она с любопытством вертела во все стороны головой, пока они пробирались по тихим утренним улицам. — Если не секрет, куда мы едем?

— В Виндзор для начала… Если вы, конечно, не против.

— Загородная королевская резиденция? Замечательно!

— Только внутрь сегодня заходить не будем, ладно? Я хочу потом еще отвезти вас в Оксфорд, показать город и колледж, в котором я учился.

Доминик некоторое время молчала, словно собираясь с духом, а потом робко спросила:

— А Сент-Джеймсский парк нам случайно не по дороге?

Сидней удивленно поднял брови и совсем уже было повернулся к ней, но вовремя вспомнил, что он за рулем:

— Знаете, первый раз в жизни слышу, что кто-то захотел посмотреть Сент-Джеймс в это время года. Но, если хотите, то нам и вправду по пути.

— Нет-нет, я просто так спросила. — Она испугалась, что розовый сад ее любовных фантазий окажется унылым городским парком, в котором нет ничего, кроме голых черных деревьев.

— Тогда едем прямо в Виндзор. Там можно будет выпить чаю, кстати. Ну, как вам работается с Джейн Пауэрс? Вы не жалеете, что приехали в Англию?

— Ну что вы! Конечно, не жалею. Все так добры и очень деликатно мне помогают. Работы, правда, невпроворот. А миссис Пауэрс заставляет меня каждый день узнавать что-нибудь новое: история живописи, реставрация, работа с документами. Представляете, я и понятия не имела, как надо оформлять письма на спонсорскую помощь. Вчера мне доверили самостоятельно вести экскурсию. На английском языке, между прочим…

— Не сомневаюсь, что все прошло отлично.

— Да, по-моему, я справилась. Миссис Пауэрс сказала, что я теперь буду делать это каждый день, как и все остальные сотрудники. В Брюсселе прекрасный Музей изящных искусств, но такого двадцатого века я там не видела. Я думала, что неплохо разбираюсь в современном искусстве, а оказалось, мне еще надо столько учиться. Как я вам завидую, что вы окончили Оксфорд!

— Значит, домой пока не тянет? — Сидней коротко глянул на нее.

— Ну нет, я хочу здесь проработать хотя бы пару месяцев, если, конечно, миссис Пауэрс не выгонит меня раньше, — рассмеялась Доминик, потом спросила, осторожно коснувшись его рукава: — А Брюсу не пора погулять?

Ее легкое прикосновение горячей волной отозвалось во всем его теле. Для Сиднея это было столь неожиданно, что он только растерянно пробормотал:

— Мы обязательно отпустим Брюса погулять, но только после чая. — Потом быстро добавил, чтобы она не заметила, как он напрягся: — Скажите, Доминик, я сносно говорю по-фламандски?

— Вы замечательно говорите: у вас совсем нет грамматических ошибок и почти незаметный акцент.

— Ну это вы мне, конечно, льстите. Ни один нормальный чужеземец не в силах как следует справиться с вашими жуткими скрежещущими согласными.

— Да, мне говорили это, но, поскольку это родной язык моего отца, то мне трудно согласиться с таким суровым определением наших согласных звуков.

— Ох, простите, Доминик, я сказал глупость. Честное слово, я совсем другое имел…

— Я понимаю, не надо извиняться, — улыбнулась Доминик.

Какое-то время оба молчали, потом Сидней спросил, не отрывая взгляда от дороги:

— Вы сказали: родной язык отца… А родной язык матери?

— Французский.

— Ваша мама, значит, валлонка?

— Француженка. Они с отцом познакомились, когда он учился в Лионе.

— Знаете, Доминик, мне кажется, мы теперь достаточно знаем друг о друге, чтобы считаться друзьями.

— Ну, положим, я-то о вас ничего не знаю. Нет, на дружеские отношения это не похоже. — Она нахмурилась. — Понимаете, мне трудно это объяснить словами: вы — это вы, а я — это другое…

Сидней не стал лукавить, будто не понимает, о чем она.

— Все так… Однако я почему-то уверен — мы с вами все-таки друзья.

К этому времени они уже покинули Лондон, и Сиднею без труда удалось притормозить у обочины автострады. Он повернулся к ней и протянул узкую, но крепкую ладонь.

— Итак, друзья?

Доминик вздохнула и протянула ему руку.

— Ладно, друзья!

— И поскольку данное положение закрепляется отныне и навеки, можете смело обращаться ко мне на «ты», идет?

— Идет! — кивнула она. — Вообще-то я с самого начала считала вас своим другом, только я не знала, что вы тоже об этом думаете… Что ты об этом думаешь, — поправилась она и покраснела.

Сидней не стал говорить, что последние две недели он только об этом и думает, и хрипло произнес:

— Скоро будем в Виндзоре. Я покажу тебе Королевский замок и капеллу Сент-Джордж.

Поздно ночью, лежа в постели, Доминик подробно вспоминала весь этот день, который остался с ней на всю жизнь. Вспоминала, как они гуляли вокруг замка, вспоминала озорную улыбку Сиднея, Брюса, который смешно семенил вслед за ними, обаятельного пожилого хозяина кафе, который лично подавал им чай… Только сам Королевский замок напрочь выпал из памяти, как и знаменитая капелла Сент-Джордж, которую во всех туристических справочниках называют шедевром северной готики. Когда Сидней рядом с ней, все остальное становится не слишком интересным.

Потом был Оксфорд и Тринити-колледж.

— Здесь, в Тринити, я учился. Вообще Оксфорд — чудесный городок, летом здесь дома утопают в розах.

— Ты здесь был счастлив? — спросила Доминик.

— Да… Пожалуй, да… — Сидней помолчал. — Знаешь, никогда об этом не задумывался. — Как легко и просто ему обращаться к ней на «ты». Эта мысль поразила его.

Доминик мгновенно почувствовала его напряжение и пришла ему на помощь:

— А можно здесь где-нибудь поесть, я ужасно голодна…

— Я и планировал, что ланч у нас будет в Оксфорде, в любимом мною со студенческих времен рыбном ресторанчике.

В маленьком уютном зальчике, в котором помещалось всего-то пять столиков, чудесно пахло жареной рыбой и пряностями. Сид даже не стал спрашивать, что ей заказать, просто сказал:

— Надеюсь, тебе это понравится.

Молоденькая официантка принесла два огромных блюда с жареной речной форелью. Потом рядом с каждой тарелкой появились три плоские чашечки с разными соусами.

— Сейчас я покажу тебе, как это надо есть, — сказал Сидней.

Подцепив вилкой кусок рыбы, он поочередно обмакнул его во все три соуса и отправил в рот. Очевидно, форель была как-то по-особому приготовлена, так как куски ее не разваливались на вилке. Пожалуй, никогда Доминик не ела ничего вкуснее, о чем она тут же простодушно заявила вслух. Наградой ей была довольная улыбка Сиднея.

Когда они снова оказались в машине, Доминик была уверена, что Сидней повезет ее назад в Лондон. Было уже почти четыре, и скоро должно было начать темнеть. Становилось довольно холодно, но в салоне «порше» было тепло и уютно. Доминик начала было подремывать, убаюканная теплом, когда заметила, что их автомобиль сворачивает с автострады.

— Разве мы не возвращаемся в Лондон? — удивленно спросила она.

— Возвращаемся, но сначала заедем выпить чаю, — ответил Сидней и больше не стал распространяться на эту тему.

Доминик решила, что он хочет повести ее в какой-нибудь чайный домик или кафе. Даже в этот холодный вечер пейзаж за окнами машины поражал своей наивной поэтичностью. Время от времени в просветах между деревьями все ближе и ближе мелькали огни какого-то большого дома. Потом лес внезапно кончился, и взору Доминик открылся вид на прекрасный старинный особняк, окруженный деревьями. Большие окна приветливо светились.

— Ой, посмотри, — ахнула Доминик. — Какой чудесный дом. Выглядит так, будто он стоял тут всегда. Кажется таким уютным, несмотря на огромные размеры. И окна горят, как в волшебной сказке. Уверена, что здесь живет семья с кучей детишек, собаками и кошками.

— Не в данный момент, но когда-то здесь все было именно так, как ты говоришь, — сказал Сидней, осторожно въезжая в неширокие ворота. — И в один прекрасный день, возможно, так и будет. Кстати, ты угадала: это действительно очень уютный дом. Я знаю это абсолютно точно, потому что родился в нем.

Доминик смотрела на него широко распахнутыми глазами и хлопала ресницами.

— Но у вас же особняк в Лондоне.

— Это наше родовое гнездо. Сейчас тут живет моя мать, и, надеюсь, она угостит нас чаем.

— Но она же меня не знает.

— Не знает. Познакомлю вас, и будет знать.

«Порше» остановился перед самым домом, и Сидней вышел, чтобы открыть ей дверцу автомобиля.

— Честное слово, не думаю, что это хорошая идея, — с сомнением произнесла Доминик, сжимая в объятиях терьера, который заливался восторженным лаем — он явно бывал здесь часто.

Сидней демонстративно вздохнул.

— И почему это считается, что мы, англичане, чопорные и церемонные, а вот жители континента отличаются простотой нравов? Ну пойдем скорее, Доминик. Могу поспорить, ты очень даже не прочь выпить чашечку чаю в таком славном доме.

Доминик по-прежнему одолевали сомнения.

— Чай у нас в доме пьют, сидя в больших мягких креслах перед жарким камином, — продолжал соблазнять ее Сидней, зная, что перед камином она точно не устоит.

Дверь им открыла немолодая, но все еще стройная женщина, которую Сидней почтительно приветствовал.

— Доминик, познакомься с Кенди, нашей экономкой.

Доминик улыбнулась, протягивая руку. Кенди крепко пожала ее, улыбнувшись в ответ.

— Позвольте ваше пальто, — сказала она. — Пойдемте, я покажу, где вы можете привести себя в порядок, если нужно.

Без лишних слов Доминик последовала за Кенди в крохотную комнатку, в которой, однако, было все, что может понадобиться женщине, желающей хорошо выглядеть и уверенно себя чувствовать. Спустя некоторое время причесанная и припудренная Доминик вернулась в холл, обнаружив Сиднея там же, где оставила его несколько минут назад.

Открыв массивные двойные двери, он осторожно положил Доминик руку на плечо, и они вошли в гостиную. Красивая седовласая дама, сидевшая в кресле у камина, встала им навстречу.

— Мама, познакомься с Доминик ван Блоом. Она приехала на стажировку в галерею «Тейт», изучает музейное дело.

Миссис Харпер, которой это уже было известно, с улыбкой протянула девушке руку. Сид смотрел, как они обмениваются рукопожатием и улыбаются, и вдруг заметил, что и сам тоже улыбается. Женщины друг другу сразу понравились — это было видно. Значит, все хорошо, подумал он.

Миссис Харпер велела подавать чай. Доминик, которая никак не могла прийти в себя после гостеприимства Барнхемов, насторожилась, ожидая чашку с жидкостью неопределенного вкуса и цвета. Но опасения ее оказались напрасными: вскоре гостиную наполнил неповторимый аромат свежего чая, а на подносе появились сандвичи, фруктовые пирожные и горячие булочки со сливочным маслом. Какое это было наслаждение: сидеть у жаркого камина, слушая тихую беседу матери и сына.

Миссис Харпер и не думала устраивать девушке перекрестный допрос, она ограничилась несколькими неизбежными при первой встрече вопросами. Разговор был неторопливый и непринужденный, словно они трое знали друг друга всю жизнь.

Однако не стоит злоупотреблять чужим гостеприимством, напомнила себе Доминик и, когда старинные настенные часы пробили шесть, сказала, что, к сожалению, ей пора возвращаться в Лондон. Она объяснила, что ей надо подготовиться к завтрашним экскурсиям. Это было чистым враньем, так как по понедельникам галерея закрыта для посетителей. На ее счастье, Сидней и его мать не вспомнили об этом, так что все обошлось.

Попрощавшись с миссис Харпер и поблагодарив ее за чай, Доминик встала, приняла пальто из рук Кенди и направилась к машине, сопровождаемая Сиднеем и Брюсом.

В глубине души она надеялась, что Сидней предложит ей посидеть еще, она бы, конечно, не согласилась, но было бы приятно это услышать. Какая же я неблагодарная! — тут же начала она казнить себя. Человек потратил целый день, разъезжая со мной по Англии, хотя вполне мог бы заняться чем-нибудь более для себя интересным.

Когда Сидней припарковал свой «порше» возле гостиницы, Доминик открыла рот, собираясь произнести благодарственную речь, которую всю обратную дорогу репетировала. Однако едва она начала, он немедленно перебил ее:

— Домино, пожалуйста, избавь меня от своих любезностей, которые ты, не сомневаюсь, во множестве заготовила. Я провел с тобой чудесный день, путешествовать с вами, юфрау ван Блоом, одно удовольствие: вы говорите только тогда, когда вам есть что сказать, в вас бездна здравомыслия и, главное, вы тихи как ангел, моя милая…

— В самом деле? — растерялась Доминик, не совсем уверенная, что услышала комплимент. Может, она имеет дело с проявлением знаменитого английского юмора? Может, на самом деле он имеет в виду, что она слишком много болтает? Потому что сегодня она, обычно замкнутая и напряженная с посторонними людьми, была чрезвычайно разговорчива.

Сидней Харпер помог ей выйти из машины и проводил до дверей отеля.

— Если у меня не случится чего-то неожиданного, в следующий уикенд я вам покажу еще какой-нибудь кусочек Англии, хорошо?

Он открыл дверь и какое-то мгновение смотрел на нее сверху вниз, а Доминик глядела на него сияющими глазами, в восторге, что снова увидит его. Тут Сидней наклонился и неожиданно для самого себя поцеловал ее запрокинутое лицо. После этого он осторожно, но властно втолкнул Доминик внутрь и закрыл дверь, прежде чем она успела сказать что-нибудь. Впрочем, особого значения это не имело, так как Доминик от растерянности лишилась дара речи.

В эту ночь, лежа в постели, она вспоминала его поцелуй. Доминик пыталась не потерять свое знаменитое здравомыслие, уверяя саму себя, что в наши дни поцелуй самое обычное дело, все целуют друг друга… Только это был не такой поцелуй, и в глубине души она это прекрасно понимала. Иначе бы откуда взяться той слабости в коленях, от которой она чуть не сползла на тротуар. Больше такого не должно повториться. Надо выбросить эти пустые мечты из головы! Все! Больше она об этом думать не будет!

Доминик, наверное, была бы потрясена еще больше, узнай она, что Сидней Харпер в это самое время тоже ворочается без сна в своей постели и в голове его царит точно такой же хаос. Сидней ругал себя последними словами за то, что позволил себе этот поцелуй, а также за то, что фактически назначил ей свидание в следующий уикенд. Дальше так продолжаться не может, твердо сказал он себе. В конце концов, он не должен отныне не только встречаться с Доминик, но даже просто видеть ее.

Сказать себе «я не буду больше об этом думать» гораздо легче, чем сделать это на самом деле. В этой простой истине Доминик убеждалась всю следующую неделю. Однако с приближением выходных ей удалось взять себя в руки: она решила, что будет вести себя с Сиднеем так, словно ничего особенного не произошло. Подумаешь, какой-то поцелуй! Если помнить все поцелуи, которые были в ее жизни, то…

Более того, Доминик приказала себе не принимать больше его приглашений показать ей кусочек Англии. Она скажет ему, что собирается провести уикенд с друзьями. Нет, это не пройдет… Он прекрасно знает, что у нее нет никаких друзей в Англии. Лучше сослаться на простуду… Головная боль слишком слабая причина… Разве что сильная мигрень?.. В конце концов, совсем не факт, что он снова пригласит ее, успокаивала она себя. Ведь если Патрисия уже вернулась из Филадельфии, то он наверняка будет проводить с ней все свободное время. Совершенно естественно, что мужчина проводит выходные с посторонней женщиной, вдохновенно врала она сама себе, если его невеста отсутствует. Стоило Доминик подумать о Патрисии, как она начала злиться.

Настала суббота, ее последний рабочий день. С самого утра Доминик была как на иголках. Под любым предлогом она пыталась как можно реже отлучаться из отдела, чтобы не пропустить звонок Сиднея: должна же она объяснить ему, что у нее сильнейшая мигрень… В шесть вечера она не выдержала и спросила у Фими, не звонил ли ей кто-нибудь. Фими ответила, что никто не звонил… Доминик вдруг поняла, что сейчас разрыдается прямо вот на этом месте, на глазах у изумленных коллег, и, развернувшись, она поспешно покинула комнату.

Сидней Харпер не появился и не дал о себе знать ни в этот вечер, ни в воскресенье…