Невеликий комбинатор

Глава 4 К нам едет прокурор!

Леденящее кровь сообщение пришло поздно ночью. Город в неведении мирно спал. Спутники как бы невзначай сбились с орбит, и сотовая связь тут же затаилась где-то «вне зоны обслуживания». А по безотказным проводам телефонных линий страшная весть пронеслась, как смертоносная комета Галлея. Новость пробежала по Всемирной информационной паутине, как жадный паук-каннибал. Пугливо вздрогнули мониторы компьютеров, выводя на экран безжалостные слова:

«УФОЛОГИ ЕДУТ НА КОНГРЕСС».

Рано или поздно это должно было случиться. Конгресс уфологов был неизбежен, как крах коммунизма или, к примеру, Армагеддон. Его ждали. К нему готовились. Его боялись…

Тревожный сон простой министерской квартиры прервал ночной звонок.

— Добрый день, — отрывисто произнес до боли знакомый голос.

В три часа ночи подобное приветствие прозвучало довольно странно.

— Вы правы, — не разобравшись спросонок, автоматически ответил министр. Он посмотрел на часы, затем в окно, ничего не понял и уклончиво добавил: — Здравствуйте.

— Вы уже в курсе? — Голос в трубке был, как всегда, бодр и деловит.

— Да, — с ходу соврал министр.

Он с трудом дотянулся до прикроватной тумбочки и брякнул ладонью по клавиатуре компьютера. Вместо привычных котировок акций на Нью-Йоркской бирже во весь экран зелеными буквами пульсировала надпись: «УФОЛОГИ ЕДУТ НА КОНГРЕСС». Трубка в руках министра дрогнула. Неприятно засосало под ложечкой.

— Прочитали? — поинтересовался голос из центра Москвы.

— Да, — обреченно ответил министр и обвел глазами комнату в поисках скрытых камер.

— Ну и как?

— Дело плохо. — Министр пожал плечами и снова замолчал.

— Хуже, чем вы думаете. — Голос Кремля стал чуть громче, а напряжение медленно полезло из трубки прямо в министерское ухо. Печатая каждую букву, словно опытная секретарша из приемной ФСБ, главный голос страны четко произнес: — На конгрессе будет Холодов!

— Ой! — тихонько взвизгнул министр.

К этому моменту он уже почти встал с постели, но теперь снова сел и принялся по часовой стрелке тереть грудь ладонью.

— Вот именно, — ответили ему.

— Но он же прокурор! Что ему там делать? Я же не хожу в оперетту!!! — Министр окончательно проснулся и пришел в себя.

— Зря, — коротко резюмировали на другом конце провода. — Но сейчас не об этом. Две недели назад Холодов арестовал состав с какими-то камнями. Что излучает эта куча щебня, наши эксперты до сих пор понять не могут. По документам, в вагоне… хм… метеориты. Прокурор считает, что это неправда. А вот это уже, как вы догадываетесь, — очень большая проблема! Наши аналитики уверены, что разоблачать обман он пойдет прямо на конгресс, и, как обычно, глядя этим фанатикам прямо в глаза… Одним словом, ситуация чрезвычайная!

— Почему мы? — жалобно спросил в трубку министр, разглядывая старомодную крышку телефона правительственной связи, украшенную вместо кнопок с цифрами огромным золотым гербом.

— А кто? — коротко спросили на другом конце провода.

— Ну я не знаю… Ученые, что ли… ФСБ, на худой конец.

— Может, министра образования подключить? — На другом конце провода послышалось раздражение. — Повторяю, ситуация чрезвычайная! Вы — министр. Еще вопросы есть?

— Нет.

— А у меня есть. — Собеседник опять говорил спокойно и по-деловому.

— Слушаю вас.

— Так вы все-таки министр?

— Да, — как-то неуверенно ответил министр.

— Тогда всего доброго, — донеслось из Кремля, и в трубке воцарилась тревожная тишина.

Гражданин проснулся рано. Ровно в шесть утра его темно-серые, почти стальные глаза открылись и энергично пробежали по потолку в поисках мокрых пятен от протечек. Железобетонная плита над головой сохраняла девственную белизну.

— Жаль… — с кровожадной тоской произнесли твердые тонкие губы.

Соседи сверху ему не нравились, но предъявить им было нечего. Эти люди вели себя крайне подозрительно. Ровно в двадцать два по Москве они выключали телевизор. Тут же умолкал их ребенок, причем так резко, будто его убили. В восемь утра жильцы покидали квартиру, а в восемнадцать тридцать появлялись снова. Гости к ним не ходили и пьяных драк не устраивали. Они не давали повода для борьбы и классовой ненависти. Это угнетало.

Холодный душ несколько успокоил душу. На кухню Гражданин вышел в своем обычном настроении. Злой и беспощадно справедливый. Твердой походкой он приблизился к холодильнику и рванул на себя ручку, будто пытался застать там кого-то врасплох. Не получилось. На холодных полках в безупречном порядке стояли пакеты с молоком. Коричневого цвета яйца все так же содержали в себе замерзших недозрелых птенцов, а кусок жирной ветчины намертво прилип к упаковочной бумаге.

— Отнято у животных насильственным путем, — задумчиво произнес Гражданин, остановил взгляд на ветчине и добавил: — А в некоторых случаях совершено убийство…

Он достал из холодильника яйца и придирчиво сравнил маркировку на скорлупе с цифрами на упаковке. Результат проведенного дознания был занесен в блокнот, на мягкой черной коже которого многозначительно блестело золотое тиснение: «На вечную память».

Стандартный завтрак был съеден в рекордно короткие сроки. По-военному стуча вилкой о тарелку, Гражданин мужественно преодолел приступ угрызения совести и употребил в пищу четыре жареных яйца с куском свинины. Чашка чая растительного происхождения нейтрализовала возникшую напряженность.

Еще несколько минут Гражданин полоскал рот, затем рассматривал в зеркале свои ровные крепкие зубы. Расческа ему была не нужна. Короткая стрижка больше напоминала стальную каску, тонко намекая, что ее обладатель постоянно находится в состоянии войны. Рано появившаяся седина придавала его светлым волосам металлический оттенок. Он надел синий прокурорский китель и удовлетворенно кивнул своему отражению в зеркале. Форма идеально соответствовала воинственному содержанию.

Гражданин подошел к окну. Внезапно его плечи вздрогнули. Спина напряглась. Голова несколько раз повернулась, шейные позвонки с хрустом встали на место… Врагов было четверо!

Темно-серые глаза замерли, прицеливаясь. Посреди детской площадки, ни о чем не подозревая, стояли трое мужчин и женщина. Мужчины жадно пили пиво. Крупная женщина манерно курила, перепачкав губной помадой фильтр сигареты, зубы, пальцы и даже ладони. А вокруг с истошным лаем остервенело носились собаки. Иногда животные замирали, и тогда из них падало и лилось на землю нечто нестерпимо вонючее. Собаки были крупные. Вони было много.

Гражданин у окна улыбнулся и тихо произнес:

— Собаки…

Утро, казалось, так бездарно загубленное тихими соседями, понемногу обретало смысл. На строгом, будто выжженном полярным солнцем лице Гражданина проступила катастрофическая одухотворенность. Четко печатая шаг, мужчина подошел к телефону, поднял трубку и энергично нажал несколько кнопок.

— Говорит прокурор города Павел Холодов! — торжественно прозвучало в трехметровом коридоре. — Мне нужен ОМОН. В моем дворе обосновалась устойчивая преступная группа! Двор оцепить. До моего появления ничего не предпринимать.

Павел Карлович положил трубку, провел рукой по коротким жестким волосам и холодно произнес: «Эти люди не любят Родину!»…

Через десять минут трое мужчин и женщина лежали на земле рядом со своими питомцами. Ротвейлер, бультерьер, доберман и ризеншнауцер под тяжелыми взглядами людей в масках тихо скулили, как последние пуделя. Их хозяева, перепачканные продуктами собачьей жизнедеятельности, замерли, тесно прижавшись друг к другу. Пиво не было допито, сигареты не были докурены. Утро не задалось.

Бронированные автобусы с синими мигалками на крышах перегородили арки, ведущие со двора. Люди в черном, с автоматами наперевес, в хорошем темпе обыскивали подъезды и подвалы, вытаскивая на улицу заспанных бомжей. Крысы и кошки рванули врассыпную. На двор наехал ПОРЯДОК.

Павел Карлович Холодов вышел из подъезда, громко хлопнув дверью. Улица замерла. В полной тишине были слышны только твердые шаги прокурора и урчание в желудке какой-то собаки. Гулко отраженная от стен прокурорская поступь заставила биться в унисон сердца и людей, и животных. Жильцы домов принялись в спешном порядке зашторивать окна. Собаки снова завыли. В одном из автобусов командир группы ОМОНа натянул маску на лицо, до самого подбородка, и вплотную придвинулся к водителю, с хрустом сжимая в руке рацию. Шофер тоже натянул маску и пригнулся.

— Это он! — в полной тишине прошептала с земли женщина.

Шепот ураганом долетел до самых верхних этажей.

— Кто? — выдохнул перегаром лежащий рядом с ней мужичок из собаководов.

— Ну, тот! Я же рассказывала… третий день пристает. Все про намордник канючит. Мой Баксик его понюхал — потом всю ночь выл!

— А чё ж ты, дура, его не надела-то на своего урода, если тебя человек просил?

— Я — дура?! Ах ты, алкаш поганый! Это твоя лохматая тварь месяц назад ребенка укусила!

Содержательный разговор о жизни животных был прерван на самом интересном месте. Перед глазами собеседников появилась пара начищенных до зеркального блеска ботинок. Отражение в них спорщикам не понравилось, и они притихли.

— Встать! Суд пришел! — пронеслось у них над головами.

Собаки осторожно отреагировали на команду и привстали, на всякий случай поджимая хвосты. Их хозяева тоже поднялись, продолжая с интересом рассматривать землю под ногами, будто что-то потеряли. Теперь в поле их зрения кроме ботинок попадали и синие форменные брюки.

— Перед законом все равны! — холодно произнес Холодов. — Вот, к примеру, вы, женщина! — Павел Карлович стоял, расставив ноги на ширину плеч. Он одними глазами указал, к кому обращается, будто ткнул копьем. — Судя по лицу, вы — хозяйка этого мерзкого бультерьера. Почему вы решили наплевать на закон и порядок? Ведь я уверен, когда-то, лет сорок назад, вы были хорошей девочкой. Пусть толстой и некрасивой. Но хорошей! Я уже не говорю об утраченной совести и чести! В лучшем смысле этого слова, разумеется! — Его глаза сощурились. Павел Карлович на секунду умолк, будто наткнулся на что-то острое в своих воспоминаниях, и добавил: — Хотя тогда люди еще любили Родину!.. Что происходит, я вас спрашиваю? Кругом ложь, обман и собачье дерьмо! Ваша собака кусается? — Внезапный вопрос застал хозяйку бультерьера врасплох.

— Нет, — по привычке солгала та и впервые в жизни почему-то покраснела.

— Опять вранье, — устало отмахнулся Холодов, и у всех по телу пробежали зябкие мурашки, будто рукой махнул Дед Мороз. — Буду с вами честен, можете мне поверить…

С этими словами он достал из кармана черный кожаный блокнот с золотым тиснением и, пролистав несколько страниц, продолжил:

— На досуге я внимательно изучил документацию по интересующему НАС вопросу. В руководстве по собаководству, утвержденному шестого июля прошлого года, четко говорится, что эти тупые и злобные существа НЕ МОГУТ не кусаться! Они для этого сделаны! Проще говоря, вы, сознательно, два раза в день выпускаете на свободу вооруженного преступника, причем абсолютно не знакомого с правилами личной гигиены. Сея вокруг себя панику и страх, это животное окончательно загадило детскую площадку, а вы, с умилением улыбаясь искусственными зубами, наслаждаетесь качеством и размерами его омерзительных экскрементов!

Мучительный свет правды озарил двор. Павел Карлович сосредоточенно перелистнул страницу в блокноте.

— Идем дальше. Ваш подержанный «Мерседес», который вы гордо выдаете за новый, вот уже два года находится в розыске по угону в городе Ханты-Мансийске. Яйца в вашем магазине продают просроченные. Ремонт в квартире вы сделали без согласования с властями, а ваш брак с семидесятитрехлетним владельцем жилья, без сомнения, можно квалифицировать как фиктивный… Такие вот дела, на первый взгляд. — Он с громким хлопком закрыл блокнот и обвел глазами двор. — Подведем итоги: жилья нет, машины нет. Муж, и тот не настоящий! Магазин закрывается на ревизию. А вы на всех плюете и пугаете бультерьером честных граждан! Это в таком-то, прямо скажем, незавидном положении. Или вам кажется, что у вас все в порядке? Что вы все еще хозяйка жизни? Бизнес-вумен? А?!

Женщина дважды хлопнула глазами и попыталась закрыть рот, но у нее не получилось.

— Вот и выходит — кругом ложь, обман и собачье дерьмо!

Тяжелый взгляд прокурора заставил мужчин поежиться.

Женщина принялась негромко подвывать. Собаки опять залегли… Сияние непривычно карающей справедливости накрыло двор.

— Что притихли, граждане? — Холодов улыбнулся, отчего гражданам сразу захотелось умереть. — Почему молчим? Алкогольный гепатит не дает покоя? Печень надавила на мозг? Или вы принюхиваетесь к запаху ваших нестираных штанов? Кто еще хочет послушать историю своей болезни?

Ответа не последовало. Даже люди в масках несколько попятились, опустив глаза. Голая правда оказалась страшнее любого одетого преступника. В отдельно взятом дворе всемирно известного мегаполиса полыхающая честность сжигала души людей. Как газовая атака садовода-любителя, уничтожающего насекомых на приусадебном участке.

— Теперь приговор, — прозвучало в полной тишине.

Очищенная от скверны атмосфера вздрогнула.

— Ах! — послышалось где-то на пятом этаже.

Любопытная старушка, подслушивающая у форточки, рухнула с табуретки, не выдержав напряжения. Холодов поднял вверх глаза. Туда же двинулись стволы автоматов.

— В соответствии с Законом Российской Федерации вы будете наказаны в административном порядке путем наложения штрафа в размере двух минимальных размеров оплаты труда!

Прокурор развернулся на каблуках сверкающих ботинок и двинулся к служебной «Волге». На полпути он вдруг остановился и оглянулся на «подсудимых»:

— Дайте мне честное слово, что это больше не повторится.

— Даем, даем, — с готовностью закивали головами люди и собаки.

— Все свободны, — тихо сказал Холодов.

Люди с автоматами не спеша стали рассаживаться по машинам.

— Что это было? — спросил водитель омоновского автобуса у командира группы, на всякий случай не снимая с головы маску.

— Холодов! — негромко ответил тот. — Прокурор города. Будущий Генеральный… Если назначат.

— А-а-а… — понимающе донеслось из-под черной материи. — Не назначат! Если, конечно, чуда какого-нибудь не произойдет. Я в кадрах слыхал — ТАКОГО никогда Генеральным не утвердят!

Коробка передач хрустнула, приводя в движение допотопную технику. Автобус тронулся, покидая странное место, где все еще неуемно клубилась правда. Глупо улыбаясь, не веря собственному счастью, собаководы по-детски взялись за руки и потопали за участковым в сторону ближайшего отделения милиции. Собаки поплелись следом, инстинктивно огибая детскую площадку по большой дуге. Занавески на окнах понемногу начали раскрываться. ПОРЯДОК съехал со двора.