Невеликий комбинатор

Глава 9 Долг платежом… зелен

— Проиграл ты шапочку! — хриплый голос шершаво прошелся по барабанной перепонке.

От страха, как всегда, захотелось в туалет. Туалета, как всегда, рядом не было. Да никто и не отпустил бы. Лысинский потянул с головы шапку. Зек напротив заулыбался. Страх превратился в ужас…

Этот сон Роман Романович видел регулярно. Жуткий зек приходил к нему с неизбежностью полнолуния. Раз в месяц. Почему-то с седьмого на восьмое число. В день зарплаты. И хотя простой российский олигарх Лысинский давно уже сам платил жалованье сотрудникам, кошмар продолжал навещать его именно в эту ночь. Не помогали ни дорогие американские таблетки, ни дешевые отечественные психотерапевты. Даже водка пасовала, только раскрашивая картинки из прошлого в омерзительно зеленоватый цвет грядущего похмелья.

Зек по кличке Теплый ровно в трехсотый раз прошептал Лысинскому в спину:

— Глядящего тебе дадим. Ты его не ищи — не увидишь. На голову ничего не надевай. Проиграл ты шапочку… — И Роман Романович проснулся в холодном поту с лихорадочно бьющимся сердцем.

За грудиной разливалась боль, словно кипятком обваривая легкие. Воздуха не хватало. Паника стучала изнутри по ребрам, прорываясь в увлажненный ионизированный воздух спальни. Обмануть кошмар на этот раз не удалось. Собственно, как и во все предыдущие. Как ни старался телевизор, щедро демонстрируя голубую муть, глубокий сон свалил Лысинского в половине первого ночи. А ровно в два по Москве, строго по графику, Теплый принялся хлопать картами по нарам…

Роман Романович поднялся с кровати. Ему хотелось выть в голос. Или умереть, чтобы больше не метаться по особняку в ожидании кошмарной ночи. Кроме горничной, положенной олигарху по статусу, в доме никого не было. Прислугу звали мадам Клементина. Для антуража. Или Мария Егоровна. Для паспорта. По причине преклонного возраста внешний мир она слышала исключительно сквозь слуховой аппарат. Который выключала ровно в десять вечера. Так что кричать было бесполезно. А умирать — страшно…

Громко шлепая тапками по пяткам, он выбежал из спальни. Лестница на первый этаж со скрипом приняла сто восемь килограммов его живого веса. Лысинский подбежал к висевшей на стене картине и топнул ногой по паркетине в углу, отключая сигнализацию. Он брезгливо швырнул на пол разноцветную мазню Матисса, освобождая доступ к сейфу. Дрожащие пальцы набрали код на электронной клавиатуре замка. Дверь мягко открылась, угодливо отъезжая в сторону. Дорогие вещи всегда отличаются угодливостью и уважением к хозяину.

В сейфе лежал старый полиэтиленовый пакет с потертой надписью «Олимпиада-80». Лысинский выхватил из него сверток. В пожелтевшую от времени газету «Правда» была завернута потрепанная шапка устаревшего фасона «пирожок». Роман Романович взял ее в руки, изящно стряхнул несуществующую пыль и аккуратно положил на пол.

— Надоело-о!!! — вдруг завопил он во все горло, так, что Клементина в соседнем крыле особняка вздрогнула и перевернулась на другой бок, накрыв слуховой аппарат подушкой.

Лысинский топтал шапку самозабвенно. Удовольствие, которое не могла дать ему жизнь в ожидании кошмара, он получил сполна. «Пирожок» отпрыгивал в сторону, как лягушка, катался по полу и переворачивался с боку на бок. Лысинский настигал его, бил, пинал, прыгал на нем, будто хотел забить под землю, в саму преисподнюю. С тех пор как он поиграл с зеком в карты, прошло достаточно времени. Достаточно, чтобы стать олигархом. Но все-таки мало, чтобы перестать бояться…

Да, Роман Романович был олигархом. Практически королем отдельно взятой отрасли. Можно сказать — монополистом. Но был ли он счастлив? Нет, и еще раз нет! Все истоки его огромного состояния залегали глубоко в подземельях КГБ. Именно там, в следственном изоляторе, Лысинский проиграл матерому зеку по кличке Теплый право носить шапку. Конечно, можно было считать, что простой советский инженер-текстильщик отделался легким испугом. Дело могло закончиться гораздо хуже. Например, актом насильственной однополой любви… Но Роман Романович так не считал.

Всю жизнь он прожил без шапки. Всю жизнь он боялся всевидящего ока криминала. Такая жизнь убивала тонкую душевную организацию Лысинского. Ему снились кошмары. Каждый раз от желания надеть шапку сердце замирало. Запретное вожделение проступало на неприкрытой плеши крупными каплями пота. Каждый день мысли Романа Романовича крутились вокруг неописуемого наслаждения, которое способен подарить мужчине нахлобученный головной убор. Любой конфигурации и расцветки.

Лысинский днем и ночью думал о шапках. Творческая натура порождала гениальные фасоны и фантастические покрои. Он изобретал кепи и ушанки, грезил шляпами и беретами. А ночами приходил страшный зек и хрипло шептал:

— Проиграл ты, Рома, шапочку!..

Грянул капитализм. Лысинский создал артель из пенсионерок. Его мохеровые береты сотрясли рынки страны. Пенсионерки вязали, народ покупал, Роман Романович богател. Потом настал черед кооперативов, потом — заводов, потом концернов. Лысинский не успел ничем моргнуть, как стал шапочным королем. Он забросал шапками весь мир! Лучшие кутюрье Европы приезжали поучиться в мастерских великого шапочного гения…

Нужно сказать, что, превратившись в олигарха, Роман Романович почти не изменился. Он все так же делал ставку на пенсионерок и не спал по ночам. Хотя, чтобы соответствовать новому статусу, ему пришлось прикупить особняк, пару лимузинов и нанять охрану. Тоже пенсионера — ветерана ВОХРа. Старика Лысинский не боялся. Тот явно не принадлежал к уголовному миру. Сидел себе и сидел в будке у ворот. С пистолетом, но все равно абсолютно не страшный.

Роман Романович жил и боялся. Большой шапочный бизнес шел своим чередом, пользуясь гениальными разработками своего идейного вдохновителя. Согласно заветам бородатого дедушки Карла, товар превращался в деньги, те — в товар, и обратно… Сам Лысинский плодами деятельности своего международного концерна воспользоваться не мог. Для него надеть шапку было равносильно харакири. Он чувствовал, что криминал не дремлет…

Запыхавшись, Роман Романович прекратил прыгать на несчастном пыжиковом «пирожке». Олигарх запахнул полы элегантного шелкового халата и сел. В приоткрытое окно ворвался промозглый зимний сквозняк. Капли пота, выступившие на плеши, тут же остыли, неприятно холодя кожу. Лысинский с затаенной тоской уставился на старую шапку. В полумраке гостиной она казалась воплощением мечты, призывно раскинувшейся на ковре. Желание погрузиться в теплое пушистое блаженство по самые уши похотливо шевельнулось где-то в подсознании.

Шапочный король поднялся и как бы невзначай прошел мимо, направляясь к окну. Створка стеклопакета закрылась с мягким щелчком. Они остались одни. Только он и она. Сердце сладко заныло. В висках застучал пульс, предрекая недоступное наслаждение. Запретный плод рыжеватой окраски с нежной шелковой подкладкой лежал на ковре, демонстрируя откровенную готовность к взаимному блаженству. Роман Романович робко коснулся мягкой ложбинки на верхушке «пирожка». Проскочившая в наэлектризованном воздухе гостиной искра предвкушения сотрясла крупное тело олигарха. Не в силах сдерживать желание, он легким движением руки проник внутрь. Влажные чуть дрожащие пальцы с идеальным маникюром пробежались по самому краю рыжих волосков и внезапно по-хозяйски сжали край «пирожка».

Комнату сотряс глухой стон. Он отразился от тяжелых бархатных портьер, нагнетая страстное безумие. Лысинский почувствовал мощную волну тепла, идущего от рук к голове, и прижал шапку к груди. Все страхи и сомнения вдруг отошли на второй план. По сравнению с происходящим они показались несущественной мелочью. Роман Романович сладострастно зарычал, поднимая руки. Дурманящий запах вожделенного пыжика заставил его ноздри трепетать в такт дыханию.

Закрыв глаза он застонал, медленно и нежно погружая голову в манящую глубину чуть потертого шелка подкладки. Новые ощущения, абсолютно не похожие на что-либо испытанное ранее, буквально взорвались в душе олигарха, порождая еще один стон. Макушка Лысинского коснулась самого дна «пирожка». Частое дыхание прервалось, и его внутренний мир слился воедино с волшебным теплым миром шапки. Крупное тело впало в экстаз…

Звуки и краски возвращались постепенно, будто издалека. Чувство удовлетворения, заполнившее душу, подарило Роману Романовичу тот самый покой, к которому он стремился долгие годы. Олигарх посмотрел на себя в зеркало. Пыжиковая шапка с голубым шелковым халатом смотрелась странно. Плешь с непривычки потела. Но пережитые ощущения еще бурлили в пухлой груди Лысинского. Он поднял вверх и резко опустил согнутую в локте руку, как это делают знаменитые хоккеисты и грубые мачо. По гостиной тонким победным кличем прокатилось:

— Здорово!!!

Роман Романович еще немного постоял у зеркала, наслаждаясь моментом. Плешь продолжала потеть. Ноги затекли. Ансамбль из «пирожка» и халата начал раздражать эстетические чувства короля шапочного кутюра. Примерно через минуту он ощутил неловкость. Ему захотелось как бы случайно избавиться от старой, непривычно пахнущей шапки. Но из приличия Лысинский еще немного постоял не шевелясь. Потом, словно извиняясь, он торопливо отошел к распахнутому сейфу. На самом деле, его ждали сотни неотложных дел и забот. Да и непривычная тяжесть на голове начала раздражать. Хотя сразу снимать шапку было неудобно. Все-таки — мечта… К десятой минуте тесного шапочного знакомства Роман Романович ощутимо возжелал избавиться от совершенно ненужной и крайне неприятной обузы. Он криво улыбнулся и вежливо стянул «пирожок» с порозовевшей потной головы. Стараясь не смотреть на пыльный мех пожилого пыжика, олигарх непринужденно сунул шапку в пакет и, насвистывая как ни в чем не бывало жизнерадостный мотив, положил ее в сейф.

С плохо скрываемым облегчением Лысинский стремительно вышел из гостиной. Мечта воплотилась. Но тут случилось то, что часто происходит с заветными человеческими желаниями. Разочарование настигло Романа Романовича в прихожей. Внезапно выяснилось, что никакая шапка ему была не нужна. Он привык к свежему ветру, треплющему останки кудрей. Полюбил свободу вольготно торчащих ушей… А ведь за краткие мгновения сомнительного удовольствия могла настать расплата!

«…Глядящего тебе дадим…» — гадко прошипел в памяти голос матерого урки. Лысинский затравленно уставился на входную дверь. И тут, словно материализуя ночной кошмар, снаружи, на мраморных плитах крыльца, раздались приглушенные шаги. Олигарх оцепенел, как кролик, попавший в свет фар безжалостного трактора. Возмездие за глупость оказалось неотвратимым и скорым. Шаги оборвались у входа. Три оглушительных удара сотрясли особняк. Роман Романович всхлипнул и обмяк…

Тяжелая дверь, обшитая таиландским дубом, беззвучно распахнулась. Прямо перед олигархом, только что нарушившим запрет, поправшим карточный долг и идиотски-суровые криминальные законы, стоял… Теплый! В руках он держал карту Ленинградской области. Лысинский узнал зека с первого взгляда, несмотря на прошедшие годы. Он судорожно схватился за сердце и осел на пол. Мистическая оперативность и всеведение блатного мира потрясли его до полной потери ориентации. Теплый, застывший в дверях, неторопливо сложил карту и радостно осклабился:

— Шапку надевал, что ли?

Не в силах солгать, глядя в пронизывающие глаза проклятого гостя из сновидений, Роман Романович кивнул.

— Да-а-а… — прошептал он, суча ногами в жалкой попытке отползти подальше от ожившего прошлого.

Теплый деловито кивнул. Не все изменилось в этом новом мире. Некоторые вещи остались прежними. Например, простые людские слабости. В том, что давний сокамерник хоть раз, да наденет шапку, Карл Ильич не сомневался. Впрочем, даже если и нет… Убедить старого знакомого, что тот нарушил какое-нибудь уголовное табу, труда не составляло.

— Извините, господин олигарх! — С наслаждением выговаривая непривычные слова, Теплов шагнул вперед. — Дефолт прогрессирует. Вы прилипли на бабки, по репатриации договоренностей, так сказать, околпачивания! Эмиссия не консолидирует…

Потрясенный Роман Романович перестал дергать ногами. Вместе со сквозняком из-за открытой двери наплывал жуткий туман безысходности. Знакомые и понятные ранее термины больно били по закаленным ушам олигарха, стирая грани здравого смысла. Понятно было только одно — пришла расплата! Речь шла о жизни и… загубленной жизни. Оставалась лишь слабенькая надежда откупиться.

— А может?.. — робко предложил Лысинский.

— А как же! — с энтузиазмом поддержал его Карл Ильич. — Мне тут еще прокурора надо нейтрализовать. И с метеоритами какого-то консенсуса достичь. А это требует ох каких инвестиций! Так что добровольная спонсорская помощь в принудительном порядке… Ну, наша компания, естественно, предпочитает эквивалент денежной массы в материальных единицах!

Шапочный король с трудом втянул внезапно загустевший от плотного потока убедительной терминологии воздух. В ушах застряли куски тяжелых вязких фраз с ужасным подтекстом.

— Я отдам! Но наличности сейчас нет… — прошептал он, усилием воли сдержавшись, чтобы немедленно не вытащить на крыльцо резервный фонд концерна из ближайшего тайника. — Как желаете получить?

— Мешками! — ни на секунду не задумавшись, сурово припечатал Карл Ильич.

Он выдержал длинную паузу, наслаждаясь произведенным эффектом, и небрежно бросил через плечо, уходя в ночь:

— Если кто придет, скажет — штоха партанит, ты уж не откажи. Даю тебе сутки… Даже меньше!

Прямая спина в демисезонном пальто слилась с тенью особняка и пропала. Роман Романович натужно выдохнул, до конца не веря своему счастью. Он остался жив! Он получил шанс! Вопрос упирался всего лишь в деньги. Денег было жалко до зуда в пальцах. Но жить хотелось вообще до чесотки. Как ни крути, а для настоящего олигарха выкуп был мелким рабочим моментом…