Глава 23
- Я не буду повторять вопрос дважды, - следователь устало потер высокий бледный лоб. На него клоунада Сташевского не произвела впечатления, как и на Стаса с Сабуровым.
Казалось, что только я напряжена, как натянутая тетива. Николай чувствовал это и легко поглаживал меня по плечу, успокаивая. Обманчиво принимая волнение за страх, но я была не против его близости. Напротив, хотела прижаться к нему сильнее. Обнять сама, останавливало только недоверие, зародившееся в душе с нашего первого свидания.
- Да мне по хуй, что ты будешь делать. Ты покойник. Вы все, блядь, покойники, - Сташевский показал пальцем на следователя, затем на Стаса, а по потом на зеркало.
- Да нет, сука, это ты покойник, только пока не знаешь об этом, - на губах следователя появилась жесткая усмешка, больше напоминающая оскал, - Ахмад уже разослал своим приказ кончить шакала, заложившего его людей.
Полицейский достал из внутреннего кармана пиджака телефон, открыл на нем что-то и показал Сташевскому. Перемена в генерале была настолько разительной, что я чуть подалась к зеркалу. Удостовериться, что мне не показалось.
Сташевский больше не ухмылялся и не сыпал угрозами. Он жадно впился взглядом в экран мобильного. Бросил быстрый взгляд в зеркало. Нервно облизнул дрогнувшие губы. Весь разом как-то съежился. Стал меньше, словно хотел слиться с воздухом. Испариться. По лицу пошли красные пятна, а руки затряслись.
- Это еще одна причина, по которой я вмешался, - тихо пояснил Николай, - простое задержание не дало бы результата, пусть и поймали бы вы его на горячем. Нам нужен был рычаг давления. Ахмад – глава кавказской группировки и больше всего в жизни он ненавидит предателей и торговцев живым товаром. После задержания его людей сегодня в клубе, ему стуканули, что это сделал Сташевский. Теперь у него нет выбора, только сотрудничать с нами или его не просто убьют. Ахмад, скажем так, любит растягивать удовольствие.
Лицо Сабурова стало суровым, у губ появилась жесткая складка.
От его слов у меня по коже пробежал мороз. Показалось, что в комнате, где мы находились стало на несколько градусов холоднее.
Я совершенно не знала Сабурова. Никогда бы не подумала, что он способен на такое. Он никогда не вел себя со мной или с другими конкурентами настолько жестко. Но сейчас ситуация требовала решений и методов, на которые я была неспособна. Я хотела наказать Ивана и тех, кто помогал устранить меня. Лишить всего, посадить, но никогда не обдумывала всерьез убийство.
Кровь за кровь…
На Сташевского я больше не смотрела, не могла отвести взгляда от Сабурова.
- Ты хочешь сказать, что его убьют из-за меня? – голос дрогнул, - Ник, я не смогу жить с такой виной на сердце. Если это цена победы, то мне она не нужна.
Но не успела я подумать о том, что если откажусь от мести, то все приложенные усилия были зря, как выражение лица Сабурова смягчилось, он повернулся ко мне. Взял двумя пальцами за подбородок и приподнял, заставляя посмотреть прямо в его голубые пронзительные глаза.
- Тебе пора научиться доверять мне, Ева, никто никого не убьет. Не пройдет и пяти минут, как этот слизняк заговорит, и в обмен на информацию о Вербицком ему предложат защиту от Ахмада, - он провел подушечкой большого пальца по моим губам и вдруг не к месту сказал, - как же мне хочется тебя поцеловать и, чтобы ты не сжималась от моих прикосновений, как анемон.
- Я хочу доверять тебе, но… - судорожно вдохнула, забыв совершенно про Сташевского, Ивана, месть.
Сейчас для меня существовал только один мужчина во всем мире. И только этот момент имел значение. Время словно остановило свой неумолимый бег. Замерли стрелки часов и молекулы. Я тонула в голубом омуте ледяных глаз.
- Но?.. – спросил Сабуров мягко.
- Меня предали самые близкие люди. Люди, которым я доверяла больше всего на свете, и очень сложно снова открыться…
Николай склонился ко мне ниже, провел по плечу. Его пальцы остановились на месте, где остался шрам от пули Ивана. Он осторожно погладил его сквозь ткань смокинга.
- Старые раны заживают, Ева. Боль проходит. Позволь мне забрать твою, милая, просто доверься мне, - Николай склонился еще ниже и легко коснулся губами моих губ. Не целовал, просто едва касался. Будто мои губы были лепестками нежного хрупкого цветка, и он боялся их смять.
Мы стояли так целую вечность, пока я не отважилась привстать на цыпочки и поцеловать его сама.
Николай не двигался, только продолжал поглаживать шрам сквозь ткань. Приоткрыл губы, отдавая мне инициативу, уступая, показывая, что может быть терпеливым и мягким.
Я целовала его, а по щекам скользили слезы. Облегчения, сожаления… я не понимала и не хотела думать об этом.
Сабуров снова давал мне то, что было нужно именно в этот момент.
Я скользнула языком в его рот и только тогда, он обнял меня, прижал к себе, нетерпеливо застонал, опаляя дыханием, давая почувствовать силу своего желания. И я позволила, сдалась, отпустила себя, доверилась…
Мы целовались алчно, томно, страстно, нежно… поцелуй перетекал из спокойного в быстрый, из томного в пламенный. Окружающий мир перестал существовать, остались только мы вдвоем.
- Что вы хотите знать об Иване Вербицком? – раздался из-за зеркала голос Сташевского.
Я вздрогнула, разорвала поцелуй и посмотрела в допросную. Генерал уронил голову на ладони и вцепился в волосы.
Сабуров оказался прав. Охотник на акул и людей. Очарование момента быстро развеялось. Ведь и меня он загонял в капкан, только мягко, а не как Сташевского. Обещал сладкий плен, но я знала, что бывает, когда слишком сильно доверяешь кому-то, когда слишком сильно кого-то любишь.
Тебя обязательно предают…