Невеста колдуна

Светлана Сухомизская

Невеста колдуна

Повесть

Видимо, архангел Михаил задумал испытать на прочность своих ангелов Себастьяна и Даниеля, "сосланных" на грешную землю в облике сотрудников детективного агентства "Гарда". Им предстоит расследовать дело о покушении на жизнь Кирилла - наследника "хлебного короля" Андрея Листовского. Но даже им, ангелам, которые умеют читать мысли людей и проникать в любую дверь без ключа, не сразу удается распутать сложные обстоятельства этого дела. На помощь им приходит их сотрудница Марина - смертная женщина, настоящая рыжая бестия. Ведь сын "хлебного магната" Кирилл оказался ее другом детства. Помочь ему - просто святое дело...

Левко посмотрел на берег в тонком серебряном тумане мелькали легкие, как будто тени, девушки в белых, как луг, убранный ландышами, рубашках; золотые ожерелья, монисты, дукаты блистали на их шеях; но они были бледны; тело их было как будто сваяно из прозрачных облак и будто светилось насквозь при серебряном месяце.

Я. В. Гоголь. "Майская ночь, или Утопленница"

Покойница вступила на подоконник. Римский отчетливо видел пятна тления на ее груди. М.А.Булгаков. "Мастер и Маргарита"

ВМЕСТО ПРОЛОГА

Файл: note.doc. Автор: Марина Талагай. Название: Границы веков.

Границы веков всегда причиняли людям массу неприятностей, начиная с того времени, как какой-то вредитель придумал отсчитывать годы сотнями. С той злосчастной поры в конце одного столетия и начале другого с человечеством каждый раз приключаются разнообразные недоразумения довольно мерзопакостного свойства. Тут тебе и войны, и эпидемии всяческих жутких болезней, и голод, и природные катаклизмы на самый взыскательный вкус: землетрясения с цунами, пожары, наводнения, ураганы и падения метеоритов, а также явления ясновидящих, лжепророков, бесноватых и умалишенных в невероятных количествах. Есть от чего испугаться и притихнуть, хотя накрываться простыней и ползти на кладбище, вызывая обмороки и сердечные приступы у случайных прохожих, совсем ни к чему, если хотите знать мое мнение.

Нынешняя граница оказалась достойной продолжательницей дела своих славных предшественниц, расстаралась вовсю, добавив к списку мерзостей техногенные катастрофы - милое достижение двадцатого века. А если учесть, что столетия незаметно успели сложиться в тысячелетие, можно быть уверенными добра ждать от этого времени не приходится. Мало никому не покажется.

Что до меня, то войны и катаклизмы, бушующие вокруг, до меня не докатились - ушли в песок, не намочив мне ног. Самой тяжелой болезнью, которой я болела за последние годы, был банальный грипп, а если говорить о сумасшествии, то не хочу показаться излишне самоуверенной, но, кажется, оно мне не грозит. Впрочем, не удивлюсь, если относительно последнего пункта кому-нибудь захочется со мной поспорить.

Дело в том, что мне приходится мириться с фактами, принять которые всякий нормальный рассудок откажется и будет совершенно прав. Факты таковы: я работаю в детективном агентстве "Гарда". Но беда не в этом. Беда в том, что я, несмотря на очевидное отсутствие подозрительных отклонений во внешности и поведении, не кто иной, как фея. А двое мужчин приятной наружности, мои непосредственные шефы, а заодно владельцы клуба "Ступени", - ангелы. Не в том смысле, что они - самые лучшие начальники и люди в мире, и даже не в том, который вкладывает в это слово герой известного анекдота - "Моя жена - ангел!" - "Счастливец, а моя еще жива". Нет, они самые настоящие ангелы. С небес, или откуда они на самом деле берутся (меня не посвящали в технические подробности), хотя и без крыльев, как ни жаль мне всех вас разочаровывать...

Откуда берутся феи, я тоже не имею ни малейшего понятия. Могу рассказать о себе, может быть, кого-нибудь это научит уму-разуму. Впрочем, вряд ли. Но все равно расскажу.

Мое превращение в фею произошло после случайной покупки волшебного кольца. То есть это мне она казалась случайной. Позже выяснилось, что кольцо само выбрало меня и сделало все, чтобы я смогла и захотела его купить. Понимаю, что это кажется бредом, но, с другой стороны, если вы вчера на последние деньги купили обалденно красивый и дико дорогой купальник, а на улице метель и минус десять и до отпуска вам ждать еще полгода, тогда вы можете представить, о чем идет речь.

Иногда мне кажется, что покупка кольца - одна из самых неудачных в моей жизни. Обращаться с ним я так толком и не умею, поэтому результаты наших совместных усилий часто оказываются той самой розовой козой с желтой полосой, которая получилась вместо грозы у мага-недоучки - героя песни моей любимой певицы. Во всяком случае, выяснилось, что ни карет, ни автомобилей, ни каких-либо других пригодных для передвижения транспортных средств из овощей изготовлять я не умею, равно как и на производство хрустальной обуви решительно не способна. Даже самую простую набойку на каблук наколдовать себе не в состоянии, вот обида! Словом, быть феей оказалось не так уж весело, скорее хлопотно, а иногда даже утомительно, потому что приносить людям счастье совсем нелегко, это только гадости делать приятно и просто.

Не знаю, для чего я это пишу. В большую литературу с таким багажом вряд ли попадешь, не говоря уж о том, чтобы попасть на пресловутые скрижали истории или остаться в толстом и скучном томе десятью строчками мелким шрифтом и мутной фотографией, сделанной, кажется, в тот момент, когда снимаемого посадили в стоматологическое кресло на предмет удаления половины зубов. Так что скорее всего даром я исписываю одну за другой толстые тетради и стучу по клавишам компьютера, вскакивая посреди ночи, шарю по столу в поисках ручки и чистого листа бумаги...

Ладно, бог с ними, с муками творчества. Будем считать, что это заметка для себя. Или примечание к собственной удивительной жизни для тех, кто сможет, вернее, захочет поверить в то, что мои истории - не плод воспаленного женского воображения, разыгравшегося в процессе мытья посуды, а чистейшая правда, без единой крупицы вымысла...

Глава 1 НОЧНОЕ СВИДАНИЕ

Настольная лампа преклонных лет - темно-красный абажур на массивной деревянной ноге - выхватывала из ночной темноты край подоконника, поверхность стола, покрытую зеленым сукном, стопки потрепанных книг на нем, тяжелый чернильный прибор - граненое стекло, бронзовые крышечки - и правую руку с зажатым в ней желтым кохиноровским карандашом, медленно листающую страницы. Мягкий грифель с негромким шорохом подчеркивал строчки, ставил галочки и восклицательные знаки на пожелтевших от времени полях. Левая рука подпирала кулаком подбородок. На лице лежали густые тени.

В распахнутое окно лезли из сада ветки старой яблони. По саду тянулся туман, пришедший с озера.

Внезапно сидящий за столом положил карандаш на книгу и прислушался к неясным ночным звукам. Левая рука щелкнула выключателем лампы. Комната погрузилась в темноту.

С минуту он сидел неподвижно. Потом бесшумно встал из-за стола, обогнул его и так же, почти бесшумно, перемахнул через подоконник.

Спрыгнув на траву, выпрямился, отводя ладонью ветки, и осторожно пошел в глубь сада, мимо кустов черной смородины и крыжовника.

Возле густо разросшегося жасмина он замедлил шаги и наконец остановился, тихонько охнув.

На скамейке возле задней калитки сидела темноволосая девушка в длинном светло-голубом сарафане.

- Здравствуй, Вадим, - сказала она.

- Ты? - прошептал он еле слышно и бросился к ней. - Ты... ты... повторял он, ощупывая, словно слепой, ее лицо, целуя бледные, словно восковые щеки. - Это ты...

И вдруг отшатнулся, прошептав:

- Но ведь ты же...

- Не бойся. Не бойся ничего.

Он крепко сжал ее руки:

- Я боюсь, ты опять уйдешь.

- Не сейчас. Ты должен помочь мне, Вадим. Если все еще любишь меня.

Она провела ладонью по его мокрому от слез лицу.

Он закрыл глаза и глухо произнес:

- Я сделаю все, что ты скажешь.

Глава 2 ВСЕ НЕ СЛАВА БОГУ

Город надоел мне хуже горькой редьки. Гораздо хуже, если учесть то обстоятельство, что горькая редька абсолютно ни в чем передо мной не провинилась.

Я помешала ложкой кукурузные хлопья, плавающие в холодном молоке, и тяжело вздохнула.

День еще только начинался, а занавески на окнах уже пахли горячей тканью, словно только что вышли из-под раскаленного утюга. Это означало, что мне придется тащиться на работу по проклятой жаре, наслаждаясь в полной мере ароматом выхлопных газов и висящей в воздухе пылью, потеть и задыхаться в душном метро, не уставая горестно изумляться нежеланию соотечественников принимать душ, пользоваться дезодорантом и стирать одежду, а потом... Ой нет, не надо. Конечно, в помещении детективного агентства "Гарда" - на табличке которого латинская надпись нахально гласит о необходимости отделения овец от козлищ - а за козлищ ответят! - таинственным образом безо всяких кондиционеров сохраняется прохлада тенистой поляны в лесу у ручья. Но что мне в этой прохладе, если жизнь моя, не в первый раз за этот год, бесповоротно утратила смысл? Разумеется, во всем виновата я сама. Прежде всего - не вняла доводам рассудка, полузадушенно хрипевшего: нельзя заводить любовные отношения на рабочем месте!

Конечно, настоящий служебный роман - не расчетливо закрученная интрижка, призванная ускорить карьерный рост, и не мерзкие сексуальные домогательства, с легкой американской руки повсеместно прозванные устрашающе скрежещущим словом "харрасмент", а настоящее большое чувство без отрыва от производства - вещь по-своему замечательная. Служебный роман расцвечивает самые серые будни яркими красками выходных и праздников, и даже утро понедельника становится таким же приятным и волнующим, как последние рабочие часы в день перед Восьмым марта. Служебный роман пробуждает трудовой энтузиазм даже в самом закоренелом тунеядце, заставляя его работать ударно, плодотворно, а иногда и сверхурочно. В помещении, где протекает служебный роман, на стенах всегда лежат солнечные пятна, разговоры наполнены особым смыслом, а продукция кофеварки по крепости даст десять очков вперед продукции московского завода "Кристалл".

Почему же в таком случае любовные отношения на работе заводить категорически не рекомендуется?

Да потому, что любой роман, и служебный - не исключение, когда-нибудь кончается. Случается, хотя и редко, что сослуживцы успокаиваются в законном браке, но эта сказочная история нас не интересует. По большей же части роман кончается тем, что чувства остывают и теряют вкус, как остатки кофе в кофеварке. Грустнее же всего то, что вместе с чувствами бесследно пропадает всякое желание работать. Бывает и третий вариант. О свадьбе думать рано или вовсе ни к чему, однако чувства не остыли, жизнь кажется прекрасной и замечательной, птички поют, цветочки распускаются, даже если за окном середина января... и вдруг все обваливается самым нелепым и отвратительным образом. Жизнь непоправимо отравлена, в голове сумбур вместо музыки, а при мысли о работе организм сводит судорогой. Вот это-то несчастье и произошло со мной. А ведь все было так замечательно. Ничто не предвещало беды. После некоторого количества недоразумений Себастьян, мой любимый начальник и ангел в человеческом обличье, перестал изводить меня дурацкими выходками, приводившими, в свою очередь, к не менее идиотским поступкам с моей стороны. И вслед за этим наступила полоса безоблачного счастья со всеми его романтическими атрибутами, погибшими ввиду непереносимого обилия сахара для описания в романах уже не одно столетие назад: и переплетенные пальцы, и жар дыхания на коже, там, где шея переходит в плечо, и бесконечно долгие прогулки в сумерках, и молчание в глубине комнаты под шорох летнего ливня, и танец поздней ночью в пустом зале клуба, и песня, исполняемая под звуки рояля исключительно для любимой... Словом, счастье.

Слава богу, концентрация романтики была не настолько плотной, чтобы мы могли завязнуть в ней, словно мухи в варенье. И потом, если вы думаете, что ангел, приняв мужское обличье, будет вести себя как ангел, то советую вам оставить это беспочвенное заблуждение. Ангел будет вести себя как мужчина со всеми вытекающими из этого обстоятельствами. Например, с легкостью сделает для вас невыполнимое, но ни за какие коврижки не согласится на какой-нибудь не стоящий упоминания пустяк, причем никогда нельзя угадать, что именно заставит его упереться рогом в стенку в следующий раз. Это может быть, скажем, покупка губной помады - он заявит, что ему не нравится ее оттенок, а после того, как вы купите эту помаду сами, в его отсутствие, будет от души восхищаться ее цветом. И не вздумайте напомнить ему о его отказе - вам искренне не поверят и обвинят либо в полном отсутствии памяти, либо в злонамеренном искажении истины и желании почем зря оклеветать его, безвинного ангела.

Словом, если оставить за скобками губную помаду и прочие мелочи, наши с Себастьяном отношения складывались замечательно. Пока утром этого понедельника я не проснулась в полном одиночестве в комнате со стеклянным куполом вместо потолка. Проснувшись, я немедленно, не тратя времени на такие бесполезные занятия, как умывание, прическа и макияж, отправилась на поиски хозяина комнаты. Когда поиски, проведенные со всей тщательностью, на которую способна женщина, оставшаяся одна и сильно недовольная этим обстоятельством, не дали никакого результата, я, все еще не умытая и не причесанная, прошла по балкону в квартиру Даниеля, друга и напарника Себастьяна во всех делах - и земных, и небесных.

Ни Даниеля, ни Себастьяна я там не нашла, зато моим глазам предстала Надя, секретарша агентства "Гарда", любимая женщина ангела Даниеля и моя большая подруга, мрачно дымящая длинной черной сигаретой. Это зрелище меня озадачило.

- Слушай, а разве вы с Даниелем не бросили курить? - осторожно поинтересовалась я. - Вы ведь, кажется, собираетесь завести ребен...

- Кто собирается, а кто и нет! - прорычала Надя, выдохнув дым не хуже Змея Горыныча, и мне на секунду даже померещились язычки пламени.

- Хорошо, - миролюбиво произнесла я и села рядом с ней на диван. - С этого места давай-ка поподробнее.

- А что "поподробнее"? - Надя затушила сигарету с такой силой, что едва не раздавила глиняную пепельницу. - Сегодня с утра пораньше мне было заявлено, что он, дескать, не может брать на себя такую ответственность. Что он, мол, здесь не навсегда, их с Себастьяном в любую минуту могут отозвать назад, и, спрашивается, что я тогда буду делать - одна, с ребенком на руках. Ребенку, оказывается, нужен настоящий отец, а он таковым быть не может, потому, понимаете ли, что он - как разведчик в чужой стране... И прочий бред в этом же роде! Штирлиц нашелся! - Надя фыркнула.

- Но ведь ему совсем не обязательно бросать тебя... - сказала я, загнав в самый дальний угол сознания мысли о том, что Себастьяна тоже могут "отозвать". - Он может остаться с тобой и ребенком, если захочет.

- Я ему примерно так и сказала! Но он, очевидно, не очень хочет! Мямлил какую-то чушь про долг... Словом, я сказала ему, пусть отправляется куда угодно: к богу, к черту, куда ему нравится!

- А он?

- Отправился! И не спрашивай меня - куда, я не имею ни малейшего понятия!

- А Себастьяна ты случайно не видела?

- Нет. А что, его тоже нет?

Я удрученно кивнула.

- Вот и отлично! - злобно сказала Надя. - И пускай катятся! И нечего делать такое лицо, будто тебе сейчас ампутируют руку! Хватит! Мне надоело! Больше никаких ангелов! Что мы с тобой, нормальных мужиков не найдем себе, что ли?

После этого вопроса в комнате воцарилось тягостное молчание. Судя по выражению лица Нади, она тщетно пыталась представить себе нормального мужика, рядом с которым могла провести хотя бы полчаса и не убить его при этом любым пригодным для этой операции тяжелым предметом. Сама я с тем же успехом пыталась представить себе жизнь без Себастьяна и обнаружила, что совершенно не могу выносить его отсутствия, что хочу видеть его рядом - сейчас же, немедленно, сию же секунду!

- Так, - решительно сказала я и, подняв глаза на стену с часами, поинтересовалась: - Давно он ушел?

- Да с час уже, наверное, - пробубнила Надя.

Я стремительно встала с дивана и скомандовала:

- Одевайся и поехали!

- Это еще куда? - оторопела Надя.

- Как куда? В "Гарду", разумеется! Сегодня рабочий день, а нас с тобой пока еще никто не увольнял. Или ты собираешься устроить забастовку?

Надя призадумалась и после недолгой паузы, в течение которой я переминалась с ноги на ногу, словно скаковая лошадь на старте, медленно ответила:

- Нет, я предпочитаю саботаж и диверсии.

- Вот и славно, - обрадовалась я, ибо жажда деятельности и нетерпеливое желание вправить вывихнутые мозги парочке ангелов буквально жгли меня изнутри. - Едем!

Входная дверь агентства оказалась не просто открытой - распахнутой настежь. Почему-то это очень воодушевило нас с Надей, и мы вскарабкались по лестнице на второй этаж не хуже цирковых артистов - быстро и с невероятной ловкостью. Плотоядное выражение на Надином лице невольно заставило меня посочувствовать Даниелю.

Впрочем, тут же обнаружилось, что Даниель в моем сочувствии не нуждается. В офисе "Гарды" его не было. Не было и Себастьяна. Ни единой живой души, если не считать совы по имени Бу, отдыхавшей на своем искусственном дереве после обычных ночных полетов по городу и неохотно открывшей круглые сонные глаза при нашем появлении.

Итак, ангелов не было; каких-либо записок, улик, следов, примет и прочих вещей, могущих пролить свет на их отсутствие, тоже; разумных объяснений всему этому - и подавно. Радовало только то, что, несмотря на распахнутую дверь, никаких признаков пребывания в офисе посторонних мы не обнаружили. Впрочем, это не помешало нам с Надей не на шутку встревожиться, как ни старались мы убедить себя, что тревожиться пока еще рано.

Далее мы разделились. Я осталась в "Гарде", время от времени набирая номер мобильного телефона Себастьяна, чтобы лишний раз убедиться в том, что абонент временно недоступен, а Надя помчалась в клуб "Ступени", который, как и детективное агентство, принадлежал нашим вездесущим и разносторонним ангелам.

Вернулась она оттуда с вытянувшимся лицом, приобретшим вдобавок интересную зеленовато-ореховую бледность - если бы не от природы смуглая кожа, несчастная Надя, наверное, окрасилась бы в цвет известки. Пока она рассказывала мне о результатах своей поездки, точнее, об их полном отсутствии, я меланхолично размышляла о том, бледнеют ли негры и если да, то как это выглядит.

В клубе ангелов не ведали, где они находятся, понятия не имели и Наде ничем помочь не смогли. Не смог помочь нам и давний знакомый капитан милиции Захаров, которому мы в порыве отчаяния позвонили под вечер, - по той простой причине, что его не оказалось на рабочем месте. Попытки выяснить его местонахождение ни к чему не привели. Сослуживец Захарова, представившийся нам старшим лейтенантом Потоцким, не только ловко уклонился от ответа на все мои вопросы, но еще и принялся выпытывать у меня, почему я звоню, почему такой голос и неизвестно ли мне случайно что-нибудь важное, могущее заинтересовать капитана, - я могла бы сообщить это сейчас, а ему передадут...

С трудом отделавшись от настырного старшего лейтенанта, я положила трубку и мрачно поделилась с Надей своими подозрениями относительно того, что Захаров так же провалился сквозь землю, как и наши любимые. Надо добавить, что от этого предположения наше настроение ничуть не улучшилось.

Наконец я решила испробовать последнее средство - попытаться выяснить хоть что-нибудь при помощи волшебного кольца. Но на все мои вопросы, произносимые то мысленно, то вслух, на все лады и со всевозможными гримасами, кольцо только бессмысленно моргало. Наконец, должно быть, на нервной почве, мне стали мерещиться какие-то странности: каменные львы с золотыми крыльями и растущими из головы шарами-фонарями и держащие в зубах длинные цепи, темная вода под изогнутым мостом, огороженным ажурной решеткой, и огромная колонна с крылатым ангелом на вершине. Поняв, что толку мне не добиться, я злобно плюнула, обозвала кольцо дешевой бижутерией и оставила его в покое. К пяти часам утра мы заснули на диване в комнате под стеклянным куполом - зареванные и несчастные. Вопреки доводам рассудка, здраво подсказывавшего, что с ангелами вряд ли может случиться какое-нибудь человеческое несчастье, даже такое незаурядное, как смерть, нам мерещились всякие ужасы. Подключать к нашим поискам милицию тоже не имело смысла - если у них не очень ладится с розыском людей, то что уж говорить об ангелах. Словом, нам оставалось только ждать, и это было ужасно.

Мы с Надей мало спали, почти ничего не ели, дергались от каждого шороха и за четыре дня умудрились семь раз поссориться до кровной вражды на всю жизнь. А в пятницу, когда напольные часы в приемной "Гарды" с оттяжкой пробили шесть, Надя оторвала взгляд от экрана компьютерного монитора и загробным голосом произнесла:

- Все ясно. Я поняла. Они больше не вернутся.

- Это еще почему? - весьма нелюбезно осведомилась я, выплевывая изо рта потухшую сигарету - минут десять назад я решила начать курить, но, погрузившись в невеселые размышления, совершенно забыла об этом.

- Потому что их отозвали обратно! - завопила Надя. - Все! Тю-тю наши ангелы! А я.. Я с ним даже не попрощалась по-человечески!

И, упав локтями и лицом на клавиатуру, отчего по экрану быстро побежала длинная строчка невероятных буквосочетаний, глухо зарыдала.

- А я-то... - горестно прошептала я и, не помня себя от отчаяния, яростно швырнула в пустой камин чашку с остатками чая.

Раздался страшный грохот и звон, а потом знакомый голос негромко произнес:

- Оно, конечно, понятно, Александр Македонский герой, но зачем же стулья ломать?

Мы с Надей дружно вскочили на ноги и во все глаза уставились на нежно улыбающихся Себастьяна и Даниеля - загорелых и белозубых, словно только что сошедших с картинки в иллюстрированном журнале.

Некоторое время мы молча таращились каждая на свою дорогую потерю, пока я первой не пришла в себя и не произнесла слабым от перенесенных страданий и волнений голосом:

- Ну, и как все это прикажете понимать?

- Что-то вы неласково нас встречаете. - Себастьян пустил в ход свой коронный мерцающий взгляд из-под полуопущенных ресниц, однако я еще не настолько пришла в себя, чтобы это на меня подействовало должным образом. - На цветы и аплодисменты мы не претендуем, но от поцелуев не отказались бы...

- Нет, вы сначала объясните! - выйдя из состояния обледенения, Надя немедленно начала нагреваться.

Лица у ангелов сделались кислые и озадаченные, а Даниель немедленно запустил руку в волосы и принялся ожесточенно наматывать прядь на указательный палец.

- Ну-у-у... - затянул Себастьян, складывая руки на груди. - Это была... м-м-м... вынужденная мера, то есть необходимость, то есть...

- Не поняла! - рявкнула Надя. - Выражайтесь яснее!

- Это было недоразумение, - наконец сформулировал Себастьян. - Я знаю, что вы переживали... Но вы должны быть готовы... Если случится так, что нас призовут обратно...

Договорить он не смог. Дело в том, что я, вслед за Надей, мгновенно нагрелась - не хуже включенного чайника, только гораздо быстрей, и звук моего голоса был подобен свистку, раздающемуся на всю кухню под действием водяного пара:

- А, так это была проверка на вшивость?!

-Да нет, - робко попытался высказаться Даниель, - дело совсем в другом... Но вы... Мы... Конечно, сейчас мы вернулись, но можем и не вернуться... Это может произойти в любое время, и вы должны быть готовы... Мы просто хотим, чтобы вы поняли, что...

- Мы поняли! - просвистела я. - Вы относитесь к нам как к подопытным кроликам! Как к низшим существам!

- Это не любовь! - проклокотала Надя. - Это... Это черт знает что, а вы оба - просто последние сволочи!

- Нет, - внезапно успокоившись, холодно возразила я. - Они не сволочи. Дело в том, что сволочами могут быть только люди. А они ангелы. Ничего общего с людьми. Наших чувств им не понять. Они здесь временно. Сидят на чемоданах. А мы, Надя, так - чтобы скрасить досуг. Вспомни оперу "Чио-Чио-сан". Мы с тобой две идиотки на роль мадам Баттерфляй.

- Все не так просто... - начал было выглядевший очень несчастным Даниель. - Вы не должны на нас сердиться...

Но мы уже не слушали. Не сговариваясь, взяли свои сумки и, растолкав ангелов плечами, без лишних слов спустились по лестнице вниз и покинули здание агентства, вместо прощания оглушительно грохнув дверью.

- А знаешь, - горько сказала Надя, когда мы сели в ее золотистую "десятку", - я ведь поклялась, что все ему прощу, только бы он вернулся целым и невредимым.

- И простишь, - мрачно ответила я. - Немного погодя. Такие фокусы нельзя оставлять безнаказанными.

Я благоразумно умолчала о том, что и сама дала точно такую же клятву, как и о том, что если бы Себастьян в романтическом порыве кинулся за мной вслед, я бы простила его немедленно. Но мужчины совершенно не понимают, как надо вести себя с женщинами, даже если эти мужчины - ангелы. Вся эта мелодрама произошла в пятницу.

Расставшись столь нелюбезно с любовью моей жизни, я срочно погрузилась в пригородную электричку и отправилась в гости к единственной и неповторимой кузине - поближе к природе и подальше от чар Себастьяна.

Впрочем, при желании Себастьян мог разыскать меня без особого труда, но, очевидно, такого желания он не испытывал. Провентилировав подмосковным кислородом загазованные московским смогом легкие и остудив душевный и физический жар в водах озера с редким благозвучным названием Бульдозер, поздним вечером воскресенья я вернулась домой отдохнувшая, но слегка разочарованная опальный ангел явно не собирался каяться в совершенных грехах.

И вот вновь наступило малоприятное время - утро понедельника. В голове моей не было никаких соображений относительно того, как себя вести и что вообще стоит делать, а в душе - ни малейшего желания идти на работу.

С одной стороны, соблазн доругаться с Себастьяном до полного и окончательного разрыва был велик. С другой - отвращение к жизни, погоде и всем видам мускульных усилий было ничуть не меньше. В конце концов, поняв, что на себя полагаться не приходится, я отправилась в прихожую, где на полке стенного шкафа с незапамятных времен пылилась пятикопеечная монета, согласно примете, приумножавшая сбережения обитателей квартиры.

Эту-то монету я и подбросила вверх на предмет выяснения своей судьбы.

Монета взлетела к потолку, стукнулась об него... и вдруг, прервав движение вниз, застыла в воздухе на уровне моих глаз.

Некоторое время я таращилась на неподвижно висящую монету увеличившимися до размера розетки для варенья глазами. Входная дверь моей квартиры тем временем медленно открылась.

- Орел, - сказал Себастьян, и монета наконец беззвучно приземлилась на ковровую дорожку. Я присела на корточки и увидела на обращенной ко мне стороне монеты герб Советского Союза. Подняла глаза на Себастьяна и сказала:

- Предупреждаю сразу. Во-первых, не прощу. Во-вторых, отомщу. В-третьих, ужасно отомщу.

Кажется, он что-то ответил, прежде чем поцеловать меня. Впрочем, я не помню.

Глава 3 БЕЛАЯ ГОРЯЧКА

Не успел Максимыч свернуть с шоссе на проселочную дорогу, уходящую в лес, как злонамеренная кочка бросилась ему прямо под ноги, заставив на время прервать и без того затянувшийся путь домой и совершить замысловатую хореографическую фигуру неизвестного науке танца. Однако на этот раз, несмотря на опасную близость земли, падения ему удалось избежать, и, обрадованный такой нечаянной удачей, он нетвердым, но приятным голосом затянул песню про портрет работы падлы Пикассо.

Перед глазами Максимыча плавали веселые разноцветные звезды, явно не небесного происхождения - по лесу, через просветы между стволами сосен уже тянулись тонкие солнечные лучи. Песня сама так и рвалась из груди Максимыча, и жизнь казалась ему веселой и замечательной, несмотря на порванные во время предыдущего падения брюки и скорую встречу с женой, Марь Петровной, женщиной дородной, суровой и тяжелой на руку. С полгода назад электрика Ваську Корягу, опоздавшего с визитом на сутки, отделала она граблями так, что тот три дня после лежал в постели, а когда встал, оказался цветом чистый баклажан, прямо как студент Тимирязевской академии, ухажер корягинской вертихвостки-племянницы.

Конечно, к руке Марь Петровны Максимычу было не привыкать, да и здоровьем его бог не обидел - благодаря этому он даже год назад попал на страницы местной печати. Приятель его, Кеша, притащил из ларька, где работал по ночам, литровую бутылку спирта "Рояль". Из четверых, пивших этот "Рояль", разведенный для вкуса газировкой "Лесная ягода", трое померли на следующий день в больнице. Один Максимыч остался в живых, свято уверенный в том, что не от спирта мужики сгинули - какой же от него вред может быть, от чистого продукта, - а от проклятой "Лесной ягоды", которую бог весть из какой химии гонят. Об этом происшествии написала районная газета, засаленный и пожелтевший экземпляр которой Максимыч всегда носил с собой, показывая всем желающим и вслух сожалея о том, что нет при заметке его, Максимыча, фотографии.

Но на что крепкий организм был у Максимыча, а самогон, которым угощал его нынче шурин, был крепче. Как ни прибавлял Максимыч шагу, дорога через лес все не кончалась, а кочки да выбоины плодились на ней, как грибы после дождя. И как ни старался Максимыч, как ни берегся - не углядел: правая нога зацепилась, а за ней подоспела и левая, обе они перепутались между собой, и, не допев куплета, их хозяин ткнулся носом прямо в усыпанный сосновыми шишками пригорок.

Звонкий женский смех гулко пронесся по лесу.

Максимыч поднял голову и изумленно оглянулся, пытаясь обнаружить, кто это веселится среди леса в такую рань.

Смех повторился. У Максимыча поневоле пробежал по телу холодок - уж больно громким он был и звучал как-то странно - словно кто-то завел в лесу огромную музыкальную шкатулку. Но самое неприятное в этом смехе было то, что Максимыч никак не мог определить, откуда он доносится, - казалось, хохот раздавался сразу со всех сторон.

Максимыч медленно поднялся и снова огляделся, не вставая на всякий случай с корточек.

А в следующую секунду резво, словно весь выпитый шуринов самогон вмиг испарился, вскочил и во весь опор помчался к дому.

И упал уже только в сенях - на лавку.

А когда навстречу ему, в телогрейке, накинутой для приличия поверх ночной сорочки, с обломком лопаты, приготовленным специально для встречи любимого мужа, вышла Марь Петровна и, сурово сдвинув брови, грозно подняла свое оружие, Максимыч только и смог, что просипеть еле слышно:

- Она... Там она! В лесу!

И лицо у него при этом было такое, что Марь Петровна, против обыкновения, опустила руку и спросила повелительно:

- Кто еще?

- Анютка!

- Какая еще Анютка? - не поняла Марь Петровна. - Бочкина, что ли?

- Да нет! - Максимыч даже руками замахал. - Какая еще Бочкина? Кузнецова! Вальки одноглазого дочь!

Марь Петровна в сердцах отшвырнула обломок лопаты и, подбоченившись, досадливо плюнула:

- Ну, допился, старый ты хрыч! А Сталина с Хрущевым ты в нашем лесу не встречал? Совсем из ума выжил! Анька-то Кузнецова уж год с лишним как на кладбище лежит! Уйди с глаз моих долой, спать ложись! ЛТП на вас нет, черти проклятые!

Глава 4 ХЛЕБ - НАШЕ БОГАТСТВО

Жара и не думала спадать, но стоило нам с Себастьяном переступить порог "Гарды", как мы очутились в самом сердце вечной мерзлоты.

Ледяная глыба, очертаниями весьма схожая с Надей, неподвижно сидела за компьютером, монитор которого, казалось, посеребрил иней. Поодаль от нее, в кресле у незажженного камина, сидел Даниель, сильно напоминающий. снеговика, только что пережившего обстрел снежками.

Я немедленно покрылась гусиной кожей - находиться в этом помещении без дубленки, шапки и зимних сапог не представлялось возможным. Себастьян поежился.

- Так, - сказал он, скептически оглядев двух жертв "холодной войны", пора с этим заканчивать. Надя, ты согласна со мной, что ангелы и Ъоги - два различных понятия?

Ледяная фигура слегка пошевелилась, хотя нельзя было понять, в каком смысле толковать это движение. Себастьяна это не смутило.

- У людей бывают нервные срывы, всяческие кризисы, депрессии и прочие прелести в этом же духе. А вам, милые дамы, не приходило в голову, что и с ангелами может происходить что-то подобное? Или вы считаете, что, раз мы ангелы, мы можем испытывать только положительные чувства и эмоции и быть все время благостными и слащавыми, словно герои рекламы кондитерских изделий? И вы думаете, что мы не можем совершать глупостей и необдуманных поступков?.. Да, Даниель поссорился с Надей и решил уехать куда глаза глядят...

- И куда же глядели его глаза? - спросила ледяная фигура соответствующим своему виду голосом.

- В Петербург, - жалобно проскрипел снеговик.

Тут я сообразила, что львы с золотыми крыльями мерещились мне неспроста, и благодарно посмотрела на кольцо, мысленно извиняясь. Кольцо мигнуло в ответ очевидно, в знак того, что примирение состоялось.

- ...А я не мог бросить своего лучшего друга-у нас, у ангелов, не принято бросать друзей в беде, не знаю, как у вас, людей.

- А в Питере что, такие жуткие проблемы с телефонной связью? - самым невинным голосом поинтересовалась я. - Позвонить было нельзя? Или ты со мной тоже поссорился?

- Нет! Но если бы я позвонил тебе, мне пришлось бы одновременно приводить в чувство Даниеля, тебя и Надю, причем двоих последних - на расстоянии. Я решил, что лучше сделаю это после, при личной встрече.

- Мы чуть с ума не сошли! - завопила ледяная фигура, окончательно превращаясь в Надю.

- Но ведь не сошли же, - резонно возразил Себастьян. - И вообще, ничего такого страшного не произошло.

- Нам правда очень, очень стыдно, - пробубнил приобретший очертания Даниеля снеговик, обратив на Надю взгляд, способный растопить не только лед, но и камень.

На лице Нади даже непосвященный мог прочесть мучительные колебания. И я ее прекрасно понимала. Наверняка она все выходные проторчала в четырех стенах, вместо того, чтобы последовать моему примеру и отправиться куда-нибудь, где можно было бы с легкостью развеять черные мысли и забыть о переживаниях, - и совсем не обязательно за город. Отплыв на целый день в кругосветное путешествие по магазинам, помимо необходимых и приятных покупок, обязательно приобретаешь не только массу полезных знаний и положительных эмоций, но и такую замечательную вещь, как усталость, и по возвращении домой тебе остается только бросить свертки, коробки и пакетики на пол, упасть без сил и почти без сознания на незастеленный диван и, не успев снять макияж с лица и туфли на шпильках с ног, забыться мертвым сном без сновидений. Но, зная Надю, можно было с уверенностью сказать, что никуда она не ходила - ни по магазинам, ни по гостям. Вместо этого сидела дома, время от времени облегчая свои страдания уничтожением некоторых предметов первой необходимости, как-то: любимой чашки Даниеля, его же темных очков, забытых в последний визит к ней, фена, подаренного им по какому-то случаю от полноты чувств, и прочего в том же роде. И очень глупо, на мой взгляд. Если бы она разбила этот фен о голову Даниеля, я еще понимаю - хоть какое-то удовольствие. А ломать полезную в хозяйстве вещь безо всякого вреда для того, кто ее подарил, - просто напрасная трата сил. И выливать духи в раковину тоже никому не советую, если, конечно, это не его духи - тогда, конечно, совсем другое дело.

Мало того, она еще наверняка звонила Даниелю и вешала трубку, а он перезванивал, но она опять вешала - и так без конца. От таких развлечений самая уравновешенная женщина может запросто свихнуться за сравнительно короткое время, а заподозрить Надю в уравновешенности может только тот, кто видел ее лишь на фотографии, да и то при условии, что Надю фотографировали, пока она спала.

И после всех этих мучений - так просто взять и простить? Легко сказать! Но и терпеть это состояние войны с тем, кого любишь так, что не знаешь, то ли зарезать его немедленно ножом для резки бумаги, то ли задушить в объятиях, тяжелей не придумаешь.

Надя тяжело вздохнула, посмотрела искоса на Даниеля - воплощенное раскаяние и любовь, снова вздохнула и открыла рот... Но так ничего и не сказала. Потому что Себастьян, который, кстати сказать, в отличие от Даниеля, явно не испытывал ничего похожего ни на стыд, ни на раскаяние, в процессе разговора подошел к окну как раз в тот момент, когда Надя собралась вынести свой вердикт, внезап- . но воскликнул:

- По-моему, к нам гости!

Оставив свои места, все дружно бросились к окнам.

В тот момент, когда я выглянула наружу, из черного, размером почти с автобус джипа с непрозрачными стеклами, остановившегося у тротуара прямо перед нашими окнами, вылез молодой человек, состоящий сплошь из прямых углов и ведущий свой род, очевидно, от небезызвестного Собакевича. Оглядев наигранно-равнодушным взглядом соседние машины, ближайшие окна и рыжую бродячую собаку, занятую поимкой блохи, прямоугольный распахнул заднюю дверь джипа.

- Это бандиты? - пискнула я, впечатленная габаритами джипа и молодого человека.

- Сейчас узнаем, - откликнулся Себастьян. - Даниель, видишь их номера? Будь другом, посмотри в базе данных.

Даниель подсел к Надиному компьютеру и быстро застучал по клавишам.

В это время с подножки джипа на землю спрыгнул пассажир.

Вид его мало гармонировал со столь впечатляющим автомобилем - ни тебе дорогого костюма, несмотря на смертельную жару, ни массивных перстней на толстых пальцах, вообще ничего хоть сколько-нибудь примечательного. Обычные светло-голубые джинсы, кроссовки, белая рубашка навыпуск. Темные вьющиеся волосы с проседью - в легком артистическом беспорядке.

Себастьян поднял левую бровь и сказал:

- Даниель, не надо. Я знаю, кто это.

- Кто? - дружно спросили мы с Надей.

- Андрей Листовский.

- Листовский? Где-то я слышала эту фамилию... - задумчиво нахмурилась я.

- Ну, счастье мое, нельзя же быть такой отсталой! Неужели ты никогда не слышала имени генерального директора концерна "Росхлеб", владельца сети продовольственных магазинов, известного мецената, и прочая, и прочая...

Я посмотрела на Себастьяна холодно, проигнорировала его нежнейший взгляд и отвернулась, не сочтя нужным оправдываться.

- Может, он не к нам? - почему-то с надеждой в голосе произнесла Надя.

Но донесшиеся снизу голоса убедили ее и нас всех в обратном.

- Вот невезуха! - почему-то прошипела Надя. И как в воду глядела.

Первым, что и следовало ожидать, появился прямоугольный. Без лишних слов деловито осмотрев нашу приемную, он посторонился и пропустил вперед господина Листовского.

Хлебный король оказался очень невысок ростом и очень светлоглаз. Из-за такой неудачной окраски радужной оболочки даже самая сердечная улыбка - а именно ее, насколько я могла судить, пытался изобразить он на своем лице в эту минуту - казалась не вполне искренней и не особенно доброжелательной.

- Господин Шнайдер? - король вопросительно повернулся к Даниелю. Тот покачал головой, и Листовский повернулся к Себастьяну. - Добрый день, господин Шнайдер.

- Я к вашим услугам, господин Листовский, - любезно ответил вышеупомянутый господин.

- А, вы меня знаете? Тем лучше... Извините, что я вот так, без предупреждения, но... Боялся утечки информации... И... - тут Листовский недоверчиво покосился на нас с Надей.

- Вы можете быть совершенно спокойны. Мы гарантируем вам полную конфиденциальность. Все присутствующие здесь - мои сотрудники, они заслуживают полного доверия.

Я почувствовала невыносимую скуку и с трудом подавила зевоту. Весь этот версальский этикет вперемешку с тайнами мадридского двора вызвали во мне острое желание немедленно улизнуть - куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Тем более что угадать причину, по которой его величество Листовский изволил почтить нас своим присутствием, не составляло никакого труда. Либо - что вероятнее всего его донимают конкуренты и ему нужно, чтобы мы нашли в их шкафу какой-нибудь скелет, а лучше - труп посвежее. Либо его "новая русская" жена, очумев от жизни, состоящей из вечного досуга и вечного отсутствия мужа, завела себе кого-то, и Листовскому необходимо знать кого, будто это что-нибудь изменит или чем-нибудь поможет. В любом случае Себастьян и Даниель вряд ли станут этим заниматься, потому что брезгливы и, как и положено настоящим ангелам, к деньгам совершенно равнодушны.

В ответ на слова Себастьяна Листовский оценивающе оглядел каждого из нас. Покончив с кратким сеансом познавательной флюорографии, он кивнул своим собственным мыслям и сказал:

- 0'кей, я думаю, с вами можно иметь дело. Мне порекомендовали вас как высокопрофессиональных детективов и порядочных людей. Надеюсь, так оно и есть...

Иначе он сначала замочит в сортире тех, кто рекомендовал, а потом и нас вместе с ними, мысленно закончила я.

- Давайте пройдем в кабинет и присядем, - сказал Себастьян, и мы все, за исключением Нади, с надменным видом занявшей свое место за компьютером, гуськом отправились в кабинет Даниеля. Я, правда, пропустила всех впереди себя и очутилась в хвосте колонны - с тем, чтобы, поравнявшись с дверью, незаметно отстать... Но, на мое несчастье, замыкавший шествие Себастьян обернулся в самую неподходящую минуту - как раз когда я с отсутствующим выражением лица стала разворачиваться в сторону от двери. "Куда!" - почти беззвучно прошипел краем губ любимый начальник и схватил меня за пояс. Со стороны все выглядело так, словно он нежно обнимает меня за талию, а мне при этом в рот попала здоровенная зеленая муха.

Огорченная неудачей с побегом, я по-своему отомстила Себастьяну - вместо того чтобы сесть за стол вместе со всеми остальными, удобно устроилась на подоконнике, за спиной Даниеля, и, не реагируя на недовольную артикуляцию милейшего господина Шнайдера и подаваемые им знаки, занялась изучением происходящего на улице, краем уха невнимательно следя за идущим в комнате разговором.

- Дело, по которому я пришел к вам, очень... неприятное. - Листовский нервно покашлял в кулак. - Поскольку оно... очень личное. Знаете, я не люблю лишних предисловий. Все эти окольные подходы... В моей жизни их и так слишком много. Но сейчас я даже не знаю, как начать.

Пока он говорил, за окном происходили любопытные события. Дверь джипа Листовского снова распахнулась, и на тротуар спрыгнул загорелый, как шоколадка, молодой человек в бежевых джинсах с накладными карманами спереди и белой футболке, обтягивающей мускулистый торс. Крикнув что-то в салон, он хлопнул дверью и, повернув на голове козырьком назад кепку-бейсболку, достал из кармана пачку "Кэмела". Не успел он щелкнуть зажигалкой, как снова хлопнула дверь, и водитель джипа - худощавый блондин с невыразительным, словно стертым ластиком лицом, - быстро обогнув внушительной длины обтекаемый капот, очутился рядом с молодым человеком. По лицу водителя было видно, что он очень недоволен, но говорил он при этом так тихо и сдержанно, что я, как ни вслушивалась, не могла расслышать ничего. К тому же мне мешал шум проезжающих по улице машин и голоса за спиной. Единственное, что удалось мне уловить, это произнесенное водителем слово "опасность".

- Опасность? - презрительно повторил молодой человек. - Вот только мне не надо говорить эти глупости. Я понимаю, вы отцу пускаете пыль в глаза, чтобы вам платили побольше. Но передо мной не надо изображать эту бурную деятельность. Я на вашу мышиную возню плевать хотел, поняли?

Не очень вникая в смысл его слов, я изо всех сил пыталась сообразить, почему и голос его, и лицо кажутся мне такими знакомыми.

- Любой удачливый бизнесмен, - говорил тем временем Листовский, достигнув определенной планки в своей карьере, начинает в той или иной степени страдать паранойей. Это так, и нет смысла делать вид, что я этого избежал. Паранойя - своего рода профессиональная болезнь, плата за успех, особенно в нашей стране, где ни о какой стабильности, ни о каком законе не может быть и речи. Поэтому сначала я отмахивался от всех своих подозрений, считая их плодом расстроенной большим бизнесом психики. Но теперь я убедился, что был не прав. Поэтому я здесь. На этом мое вступление можно считать законченным.

Молодой человек на улице курил, прислонившись спиной к двери джипа и не обращая ни малейшего внимания на водителя, топчущегося возле него и бросающего по сторонам злобно-тоскливые взгляды.

После недолгой паузы Листовский откинул со лба волосы и начал:

- Все дело в том...

В это время молодой человек вдруг задрал голову и, отшвырнув в сторону недокуренную сигарету, вдруг замахал руками и заорал на всю улицу:

- Маринка! Это ты?!

- Дело в том, что моего сына хотят убить.

- Кирюшка! - заорала в свою очередь я, едва не выпав из окна.

- Я сейчас поднимусь! - крикнул тот и бегом бросился во двор. За ним трусцой припустил водитель.

Я спрыгнула с подоконника и, не обращая внимания на присутствующих, ринулась к двери.

Не знаю, каким образом Кирилл сумел развить такую скорость, но, вылетев в приемную, я немедленно очутилась в его объятиях и с головой утонула в его ослепительно синих глазах.

- Слушай, здоровенный какой! - визжала я. - Узнал меня! Не забыл! Удивительно!

- Как тебя не узнать, когда ты Лиса Патрикеевна, рыжая-бесстыжая! Красотка!

Надя и прямоугольный охранник, оставленный в приемной на посту, дружно разинули рты, наблюдая за этой бурной сценой. Вскоре число зрителей пополнилось: сначала запыхавшимся водителем джипа, а потом и вышедшими на шум из кабинета Себастьяном, Даниелем и Листовским. Впрочем, мы с Кириллом никого вокруг не видели. Ну, не знаю, как он, я-то точно.

- А я тебя вот совсем недавно вспоминала! - вопила я.

- Недавно! Да я о тебе все время вспоминал! Как ты песню "Модерн Токинг" под аккордеон на весь лагерь пела! Думал, уж не встречусь с тобой никогда!

- Сам виноват! Телефон у меня не взял! Я три дня потом проревела, когда домой приехала!

- Да? А кто с Женькой из первого отряда по пляжу носился с хохотом? Я думал, у меня сердце разорвется на мелкие кусочки!

По виду Кирилла никак нельзя было сказать, что его сердце настолько чувствительно, но я зарделась от удовольствия:

- Нашел к кому ревновать!

- Вы знакомы с моим сыном? - Листовский наконец обрел дар речи.

- Да! - захлебываясь от восторга, ответила я. - Мы с ним вместе были в пионерском лагере!

И тут до меня дошло. Я перестала визжать и хихикать и, не мигая, уставилась на Листовского.

- Что? Кирилла хотят убить?

Листовский медленно кивнул:

- Я сам долго не хотел в это верить. Но, к сожалению, это так.

Глава 5 ПОДОЗРИТЕЛЬНОЕ МЕСТО

Странная это была кухня. Стояла здесь, конечно, плита, подсоединенная к красному газовому баллону, и электрическая плитка на четырех ножках, и шкафчик-горка, полный посуды, и невзрачная этажерка, заставленная пожилыми кастрюлями и сковородками, почерневшими от частого использования и небрежного мытья.

Но было и другое. Одну из. стен целиком занимали стеллажи, представлявшие весьма интересное зрелище. На их полках громоздились колбы и мензурки разнообразных форм и размеров, соединенные в длинные гирлянды прихотливо изогнутыми стеклянными трубочками, продетыми сквозь плотно притертые резиновые трубки. Тут же стояли бутылочки коричневого и синего стекла с неразборчивыми надписями на этикетках, коробки, помеченные значками, столь же понятными, как китайские иероглифы, и всевозможные банки и пузырьки.

Связки сухих трав висели на стенах, и даже непосвященному было несложно сообразить, что это не приправы для супа или жаркого. Пучки трав соседствовали с висящими на ржавых кнопках желтыми бумажками, записи на которых побледнели от времени так, что почти перестали быть пригодными для чтения, тем более что не всякий, даже обладающий хорошим зрением, смог бы разобрать их - это были не рецепты компотов и варений, а таблицы, заполненные химическими формулами и какими-то заметками, из-за обилия сокращений превратившимися в тайнопись.

Вадим сидел за круглым столом, положив руки и голову на клеенку, покрытую полустертыми изображениями овощей и фруктов и солнечными пятнами, дрожавшими вместе с колышущейся на ветру листвой. Закрытые веки Вадима подрагивали, губы кривились, сквозь судорожно стиснутые зубы время от времени прорывались странные звуки - то ли стоны, то ли всхлипы, то ли обрывки слов. Вадим спал. Перед ним поверх книги лежала раскрытая посередине тетрадь в клетку, часто исписанная мелким неровным почерком.

"Нельзя быть благодарным войне. Те, кто считает, что на войне становятся человеком, лгут либо себе, либо другим. Война обнаруживает все плохое и хорошее в тебе - да, это так, потому что война выворачивает тебя наизнанку. И каков бы ты ни был, плох или хорош, ты никогда уже не станешь прежним - таким, каким был до войны. Тебе останется только притворяться обычным человеком.

Смерть на войне становится буднями, жестокость - рутиной. Никто не хочет убивать, никто не хочет причинять боль другому, но война заставляет это делать - раньше или позже, так или иначе.

На войне не становятся лучше. На войне умирают и убивают. С войны возвращаются мертвецы: кто-то, кому повезло больше, в гробах, кто-то, как я, своим ходом.

Одни трупы лежат в земле. Другие - ходят по ней. Они смотрят на мир своими мертвыми глазами и ищут тех, для кого этот мир слишком хорош, кому самое место в могиле.

Глаза мертвецов видят слишком много. Оттого-то мертвецам так легко убивать".

Последнее слово было жирно подчеркнуто. Карандаш со сломанным грифелем лежал тут же, между страницами.

Глава 6 УБИТЬ ДВУХ ЗАЙЦЕВ

- То, что случилось за сегодняшний день, заставило меня, наконец, посмотреть на все другими глазами. Поэтому я взял сына - я боялся оставить его одного - и, проконсультировавшись со знающими людьми, отправился к вам, сказал Листовский в наступившей тишине.

Я смотрела на него, глупо хлопая глазами. Встречи с Кириллом самой по себе было достаточно, чтобы выбить из колеи и более хладнокровную девицу, чем я, а уж сообщение о том, что предмет моей вечной любви длиной в целое лето, случившейся двенадцать лет назад, может вот-вот лишиться жизни, доконало меня окончательно.

Внезапно бледное лицо Листовского побелело еще больше, нос заострился, светлые глаза помутнели, словно в воду плеснули молока. Он пошатнулся и упал бы, если бы стоявшие рядом Себастьян и Даниель не поддержали его.

Тут же подлетел и прямоугольный, в руках у которого, как по мановению волшебной палочки, появились несколько бело-голубых капсул и фляжка. Открыв капсулы, он немедленно высыпал их содержимое Листовскому на язык и приложил к бескровным губам хлебного короля горлышко фляжки. Тот сделал несколько тяжелых глотков, и взгляд его немного прояснился.

- Может, нам стоит отложить разговор? - начал было Себастьян, но Листовский резко оборвал его:

- Нет! Разве вы не поняли до сих пор, что медлить нельзя?

- Хорошо, - хладнокровно кивнул Себастьян. - В таком случае пройдемте ко мне - вы приляжете на диван и расскажете все, что хотите.

- Я с вами, - сказал Кирилл. Себастьян вопросительно посмотрел на Листовского. Тот покачал головой.

- Сожалею, - Себастьян пожал плечами, - но нам придется обойтись без вашего присутствия.

Мне показалось, что в его последних словах прозвучало нечто вроде злорадства.

- Пап! - воскликнул Кирилл возмущенно.

- Ты не считаешь нужным слушать мои советы, а я не считаю нужным посвящать тебя в свои дела, - ответил Листовский все еще слабым после приступа голосом.

- Послушай, но это же, черт побери, касается меня!

- Ты не желаешь заботиться о собственной жизни, значит, это мое дело, и ты к этому никакого отношения не имеешь. Если ты понадобишься, мы тебя позововем.

- Ладно, Кирилл, - примирительно сказала я. - Мы пока посидим тут, в приемной.

Себастьян улыбнулся нежнейшей из своих улыбок:

- Мне очень жаль, но и это вряд ли возможно. Мне необходимо, чтобы ты присутствовала при нашем с господином Листовским разговоре. Если ты, конечно, не возражаешь...

Я возразила бы, и даже с большим удовольствием, но вовремя спохватилась. Если Кириллу угрожает опасность, то я просто обязана узнать обо всем как можно подробнее. А с самим Кириллом я поговорить еще успею - и не в такой официальной обстановке, не говоря уже об отсутствии совершенно ненужных посторонних глаз и ушей. Поэтому я покорно кивнула, к удивлению Себастьяна, приготовившегося, очевидно, к очередной перепалке. Впрочем, удивление, подобно некоему компрометирующему документу, было мгновенно скомкано и спрятано, и, после того, как Надя снисходительно согласилась приготовить чай и кофе, мы, оставив в приемной Кирилла с водителем, прошли в кабинет Себастьяна, где Листовский начал наконец свой рассказ:

- Все началось в июне, когда Кирилл приехал на каникулы из Кембриджа...

Ого! - хотела сказать я, но не сказала. Чему удивляться - дети королей и учатся как короли. Другое дело, что вихрастый парнишка в клетчатой рубашке и линялых шортах, с которым мы пили на спор фруктовый кефир в столовой - в кого больше влезет, а потом, скрючившись, бежали в медпункт, вместо того чтобы, как собирались, идти на лагерную дискотеку, - этот вихрастый парнишка никак не совмещался в моем сознании с хлебным принцем, учащимся за границей и передвигающемся по городу не иначе, как в сопровождении телохранителя.

Пока я размышляла таким образом, Листовский продолжал рассказывать.

Через неделю после возвращения домой Кирилл заболел. Однажды вечером, сидя за ужином, он внезапно побагровел и, задыхаясь, начал раздирать ногтями кожу на груди. По экстренному вызову немедленно примчался крохотный синий автомобильчик "Форд-Фокус", принадлежащий известной московской клинике. Врач осмотрел Кирилла, сделал укол, и наследнику хлебной короны стало лучше. Диагноз оказался банален: аллергия, а виновницей приступа сочли клубнику, точнее, неумеренное ее количество, съеденное Кириллом за день.

- Теперь я уверен, что причина была не в аллергии! Кирилл всегда ел клубнику помногу, и никогда с ним такого не случалось!

По лицам ангелов было видно, что хлебный король их не убедил.

- В чем же было дело, по вашему мнению? - с трудом скрывая скепсис, поинтересовался Себастьян.

- Мальчику добавили в пищу какой-нибудь сильный синтетический аллерген. Впрочем, я в этом мало разбираюсь. Но в том, что это было не случайно, я уверен.

Ангелы переглянулись.

- Потом случилось это происшествие в старом доме...

- Так-так. - Даниель немного оживился. - Поподробней, пожалуйста.

Оказывается, этой весной Листовский приобрел в собственность полуразвалившуюся подмосковную усадьбу. Усадьба находится в паре километров от дачного поселка, где хлебный король с семейством уже не один год арендовал дом, принадлежавший потомкам какого-то профессора. Впрочем, все дачи в поселке некогда принадлежали профессорам и различной яркости светилам науки. Теперь светила частью повымерли, частью обеднели, лишившись щедрой когда-то государственной помощи, и население поселка стало куда более пестрым. Настолько пестрым, что Листовский, некогда выбравший это место за красоту природы и интеллигентность местной публики, решил переменить обстановку и приступил к выполнению своего решения весьма нестандартными методами. Вместо того чтобы, доведя до белого каления, умственного истощения и нервного срыва целый штат архитекторов и дизайнеров, возвести современный дворец с соответствующим духу времени количеством санузлов, лифтов, бассейнов и сверхсекретных сигнализационных систем, Листовский получил в свое полное распоряжение живописно заросшие мхом, крапивой и бурьяном руины и принялся их реставрировать, не жалея ни сил, ни средств. Когда он сообщил нам, как бы в скобках, что постройка нового дома обошлась бы ему раз в десять дешевле, чем ремонт старого, я еле удержалась, чтобы не хмыкнуть. Вместо этого я только тихонько шмыгнула носом и заработала неодобрительный взгляд Себастьяна.

Ремонт, как известно, требует не только денег, но и времени, и даже если денег очень много, сделать ремонт мгновенно почему-то никогда и никому еще не удавалось. По этой причине поселиться в обновленной усадьбе нынешним летом Листовскому не удалось. Единственное, чем оставалось довольствоваться, навещать свое новое приобретение и наблюдать за ходом ремонтных работ. Иногда Листовский брал с собой Кирилла.

Как-то раз, бродя по залам дворца, запорошенным известковой пылью и загроможденным всяческими стройматериалами и инструментами, отец и сын потеряли друг друга, из виду. Вдруг Листовский-старший услышал страшный грохот и кинулся в ту сторону, откуда он доносился.

Кирилл чудом остался в живых. Обвалившаяся балка пролетела буквально в нескольких миллиметрах от его плеча. Еще немного - и он в лучшем случае на всю жизнь остался бы калекой.

- Наверху кто-нибудь был? - спросил Да-ниель. Листовский покачал головой:

- Мы никого не нашли.

- А Кирилл? Он никого не видел? Или, может быть, что-нибудь слышал?

- Он уверяет, что ничего подозрительного не было. Кажется, он считает, что я свихнулся. Говорит, что я давно не отдыхал, поэтому мне мерещится всякая чепуха. Но я-то знаю, что это не чепуха!

- А вы действительно давно не отдыхали? - как бы между прочим спросил Себастьян.

- Это не имеет отношения к делу, - холодно ответил Листовский. - Ваша задача как раз в том и состоит, чтобы выяснить, случайны ли все эти события. Можете мне поверить - я первый, кто заинтересован в том, чтобы все эти опасности существовали только в моем воображении. Если это действительно так, я немедленно отправлюсь с сыном на пару недель в Швейцарию - он будет кататься на лыжах, а я штопать нервную систему. Но пока что мне ничего не ясно. И вы меня не дослушали - надеюсь, это единичный промах, а не обычный стиль вашей... м-м... организации.

Даниель и Себастьян молча проглотили нелестное высказывание, а Листовский продолжал.

Позавчера, то есть в прошлую субботу, Листовский-младший отправился купаться на озеро с двоюродным братом и компанией приятелей из дачного поселка - пока не отреставрировали усадьбу, Листовские продолжали арендовать все тот же профессорский дом. Скинули на берегу одежду, гурьбой забежали в воду, поплыли наперегонки. И вдруг Кирилл с головой ушел под воду. Ребята не сразу поняли, что произошло, и кинулись на помощь только после того, как голова Кирилла снова появилась на поверхности, и над водой пронесся сдавленный крик. К счастью, друзья не успели уплыть далеко и подоспели как раз вовремя. Кирилла вытащили на берег и откачали. Скрыть происшествие от Листовского не удалось, хотя Кирилл и пытался - местные сплетницы разболтали все домработнице, а уж та немедленно сообщила все хозяину. Когда отец стал расспрашивать Кирилла о случае на озере, тот неохотно рассказал, что чуть не утонул из-за судороги в ноге.

- Я не верю в эту судорогу. Мне кажется, кто-то пытался затащить его под воду.

Себастьян и Даниель переглянулись. Это не осталось незамеченным. Листовский нахмурился.

- Я понимаю, что мои слова звучат дико. Судорога в ноге - не такая редкость, а затаскивать человека под воду - процедура не самая простая. Но взгляните на это.

Он полез в карман рубашки и протянул нам на ладони то, что достал, православный серебряный нагрудный крестик на оборванной цепочке. Когда-то на каждом из его концов было по маленькому фианиту, но сейчас их осталось только три - одного, с правой стороны, недоставало.

- Домработница нашла это в комнате Кирилла. Он сказал мне, что, когда ребята достали его из воды, это было зажато у него в кулаке.

- Может, это крестик кого-нибудь из спасавших? - спросил Даниель.

- Нет. Я спрашивал всех и вижу, вы все еще не очень верите мне. Хорошо, расскажу о главном. О том, что случилось сегодня...

Три часа назад, когда Кирилл вышел из подъезда своего дома - с недавних пор они с отцом живут отдельно, - на него едва не наехал вылетевший неизвестно откуда на огромной скорости грузовик. Спасла Кирилла молниеносная реакция и ловкий прыжок - судя по словам Листовского, наследник хлебного трона занимался всеми мыслимыми и немыслимыми видами спорта, включая карате и кэндо. Что за кэндо такое, я понятия не имела; впоследствии выяснилось, что это одна из разновидностей японского боя на мечах, и Кирилл еще больше вырос в моих глазах. Грузовик умчался, а Кирилл, унимая дрожь в руках и ногах, вернулся к себе и позвонил Листовскому-старшему, который немедленно бросил все дела и примчался к сыну. Затратив некоторое время на телефонные разговоры и препирательства друг с другом, семейство Листовских в сопровождении личной охраны погрузилось в уже упоминавшийся на этих страницах черный джип и отправилось по адресу нашего агентства, полученному из компетентных источников.

- Он запомнил номер? - спросил Даниель.

- Нет, конечно. Он запомнил, что грузовик был весь перепачкан засохшей грязью. Так что вряд ли он смог бы разглядеть номер, даже если б захотел.

- У него есть враги? - Даниель слегка наклонился вперед.

- Не думаю. - Листовский покачал головой. - Не думаю, что у него есть враги, но, даже если и есть, не думаю, что это они.

- Кто же тогда?

- Мои враги.

- Но для чего вашим врагам убивать вашего сына? Извините за грубость, но ваши враги должны пытаться убить вас.

Листовский усмехнулся:

- Зачем пилить дерево, которое и без того настолько сгнило, что скоро упадет само?

- Что вы хотите этим сказать?

Листовский опустил глаза на кончики своих ботинок и негромко произнес:

- Я очень болен. Неизлечимо. Смертельно... Врачи дают мне максимум полгода. Конечно, мы сделали все возможное, чтобы информация о состоянии моего здоровья не вышла за пределы круга лиц, которым я доверяю, моих близких. Но я не строю иллюзий. Тот, кому выгодно знать о моей болезни, давно обо всем осведомлен. И, как видите, не сидит еложа руки...

Кирилл - единственный человек, жизнью которого я дорожу. И мой единственный наследник. К сожалению, мне не удается заставить его быть осторожным. Он не верит в то, что ему грозит настоящая опасность. Говорит, что не желает всю жизнь прятаться у меня под крылом, что я хочу сделать из него слюнтяя и труса. Он не понимает... если с ним что-нибудь случится, я... Не хочу говорить об этом. Надеюсь, вы сами все понимаете. Убив моего сына, те, кому нужны мои деньги, убивают сразу двоих - меня и его.

- Двух зайцев одним выстрелом, - пробормотала я.

Глава 7 РАЗГОВОР В ДВА ГОЛОСА

- Все пропало! Все пропало! - кричал мужской голос сквозь помехи в телефонной трубке. Грохот и несвязные возгласы, отчетливо слышные даже сквозь треск в динамике, говорили о том, что звонят из уличного таксофона.

- Прекрати орать! У меня от тебя в ухе звенит. Что случилось? - холодно ответил женский голос.

- Ничего! Вообще ничего! Ничего не вышло!

- Ну, это было и так ясно по твоим диким воплям. Перестань психовать. Рассказывай.

- Нечего рассказывать! Этот кретин не сумел его сбить!

- Действительно кретин... Ну ладно, ничего не поделаешь. Что еще?

- Я пока больше ничего не знаю. Ни его, ни Папы нигде нет, а по сотовому я звонить боюсь. Может, они уже в милиции?

- Только не надо паниковать раньше времени. Даже если и в милиции -- это не страшно. Хлеб ментов - дураки и уголовники. А мы с тобой ни к тем, ни к другим не относимся. Плохо то, что они теперь будут настороже. Но про нас с тобой никто на свете не подумает. Что с грузовиком?

- Этот придурок не хочет его топить. Говорит зачем, если на нем никаких следов от удара нет.

- Правильно. Пусть только вымоет его как следует.

- А деньги?

-Дашь ему половину. С заданием он не справился.

- Так, может, совсем не давать?

- Ты хочешь, чтобы он обозлился и выдал нас? Причем не милиции, а сразу Папе, за хорошее вознаграждение? Дашь ему половину и объяснишь, почему так мало, и скажешь, что для него еще будет работа. Пока он будет надеяться, что получит от нас еще что-нибудь, он будет молчать.

- А потом?

- Суп с котом. Потом видно будет.

- А что мне теперь делать?

- Ничего. Подождем несколько часов. Надо осмотреться, все выяснить, оценить обстановку. Когда будет все ясно, сделаем еще одну попытку. Вариантов много. Я пока не знаю только, какой из них выбрать.

Глава 8 ГЕРОЙ И СЕРДЦЕЕД

Внезапно дверь в кабинет Себастьяна с грохотом распахнулась и на пороге возник прямоугольный. Листовский вскочил с дивана:

-Что?

- Он сбежал! - уныло сообщил потомок Собакевича. Из-за его плеча показалось ехидное лицо Нади.

- Спортсмен! - сообщила она и почему-то таинственно подмигнула мне. Вылез из окна туалета и свалил!

Тут же начался переполох - хлебный король не нашел ничего лучшего, как насесть с руганью на своего помощника, прямоугольный вяло оправдывался, ангелы принялись укрощать орущего клиента, которого в эту минуту сложно было заподозрить в том, что он стоит одной ногой в могиле... Воспользовавшись неразберихой, я выскользнула из кабинета. И немедленно была поймана за руку Надей.

- Тебе записка! - заговорщически сообщила она.

Развернув сложенный вчетверо листок из Надиного линованного блокнота, я прочла:

"Не обращай внимания на отца, у него легкий бзик на почве безопасности. Сидеть взаперти и трястись за свою жизнь я не собираюсь. Но если ты согласна стать моим телохранителем, приходи к памятнику Блока к шести вечера. Кирилл. P.S. Рыжая, тебе кто-нибудь говорил, что ты ужасно, ужасно красивая?"

Надя, не обремененная избытком хороших манер, ознакомилась с содержимым записки, заглядывая мне через плечо, и радостно захихикала:

- Вот и замечательно! Совместишь приятное с полезным! - и в ответ на мой недоуменный взгляд пояснила: - Любовное свидание и рабочие обязанности! И заодно проучишь Себастьяна! А то эти двое совсем обнаглели. Сначала говорят про какое-то недоразумение, потом про нервный срыв у Даниеля. Врут и темнят беспрерывно и еще надеются, что им все сойдет с рук. Раз они такие таинственные, пусть получают! У них свои дела, у нас тоже. И учти, если ты не пойдешь на свидание к этому красавчику, я с тобой больше не разговариваю!

Произнося эту пламенную речь, Надя так размахивала руками, что мне, во избежание травм и увечий, пришлось отодвинуться от нее подальше. Тем временем громогласная беседа в кабинете сменила направление. Я прислушалась.

Листовский настаивал на необходимости всем вместе незамедлительно броситься на поиски его блудного сына. Себастьян возражал, пытаясь как можно деликатнее объяснить хлебному королю, что ставить на уши весь город из-за одного бестолкового шалопая - напрасная трата сил и времени. После очередной порции препирательств совещающиеся стороны пришли к решению, более или менее устроившему всех. Листовский отправляет своих людей на поиски Кирилла, а сам со своим помощником садится писать список тех, кому по какой-либо причине доставил бы большую радость и облегчение вид присыпанной свежей землей могилы и новенький обелиск с выбитыми на нем именами семейства Листовских. Себастьян с Даниелем тем временем начнут свое расследование. Когда список будет готов, а Кирилл найден, придет время для новой встречи и нового разговора.

Слушая, я в задумчивости кусала нижнюю губу. Природное легкомыслие боролось во мне с чувством долга. С одной стороны, мне не хотелось выдавать Кирилла и к тому же лишать себя романтического вечера. С другой, Листовский как-никак - клиент детективного агентства, в котором я худо-бедно работаю и, что ни говори, регулярно получаю довольно неплохую зарплату, так что, скрывая свои сведения, я подкладываю большую свинью и клиенту, и начальству. Но, если хорошенько подумать, начальство само недавно подложило мне не просто свинью, а целого кабана - и даже не поморщилось, следовательно, отвечая ветчиной на ветчину, я могу не страдать от угрызений совести. А с клиентом мы поступим по-джентльменски - уговорим Кирилла выйти из подполья. Вот и славно!

- Слушай, если ты и дальше будешь тут стоять как истукан, тебя припрягут как лошадь в посевную! - Заинтригованная такими сельскохозяйственными познаниями, я уставилась на шипящую Надю, которой для сходства с коброй не хватало только ядовитых зубов. - И не видать тебе никакого свидания! Дуй отсюда! Быстро!

И я дунула. Растворилась в воздухе, как истинная фея, так что, когда серьезные дяденьки вышли из кабинета, мой уже и след простыл.

Домой я, разумеется, не поехала, зная способности любимого начальства возникать словно из-под земли и звонить не только по телефону, но и по любым пригодным и непригодным для этого электроприборам - больше всего на свете я боялась однажды утром открыть холодильник и услышать из морозилки голос Себастьяна. Перспектива скитаться по раскаленным добела пыльным московским тротуарам, вдыхая бензиновую гарь и обливаясь липким потом, меня тоже не привлекала. Поэтому я выбрала разумный, хотя и не слишком дешевый вариант купила себе билет в кино. На последний ряд, чтобы, если фильм окажется не слишком интересным, а ослабленный работой в детективном агентстве организм потребует отдыха, можно было бы спокойно вздремнуть. Мягкие кресла, кондиционированный воздух и пакетик сногсшибательно воняющей воздушной кукурузы - что еще нужно для счастья скромной прогульщице и тунеядке, совершенно потерявшей стыд и совесть, а также изрядное количество моральных принципов и нужных вещей, причем уже давно?

Действуя в соответствии с вышеописанным планом, я купила билет, выстояв небольшую очередь в фойе кинотеатра, обзавелась внушительных размеров стаканом с кукурузой и, заняв свое место в последнем ряду, приготовилась наслаждаться покоем и одиночеством. И вот тут-то зловредная судьба и приготовила мне довольно мерзкий сюрприз.

За несколько минут до начала сеанса справа от меня послышались голоса и смех - если, конечно, можно назвать этим словом оглушительное ржание и повизгивание. Предчувствуя недоброе, я повернулась, интересуясь источниками этих звуков.

Через несколько кресел от меня на последний ряд уселась компания из трех юношей в надвинутых на самые брови трикотажных шапках. За стенами кинотеатра от жары плавился асфальт, и целесообразность такого утепления головы представлялась по меньшей мере сомнительной. Впрочем, на месте этих в высшей степени привлекательных молодых людей я бы натянула шапки до самого подбородка - смотреть более пяти минут на эти миловидные физиономии, обильно усыпанные яркими и крупными прыщами, без непоправимого ущерба для психики было невозможно.

Один из компании, черную футболку которого украшала забористая английская матерщина, - сидевший ко мне ближе остальных - немедленно задрал ноги в джинсах-мешках на спинку впередистоящего кресла, демонстрируя окружающим свои пыльные ботинки на толстенной тракторной подошве. И, самодовольно оглядевшись по сторонам, встретился со мной глазами.

Очевидно, теплые чувства к этому великолепному представителю фауны (или флоры?) читались в моем взгляде слишком отчетливо, потому что, прежде чем я успела отвернуться и лредусмотрительно окаменеть лицом, прелестное дитя гнусно гоготнуло, оскалив в глумливой усмешке прокуренные зубы, вытянуло левую руку в моем направлении и продемонстрировало мне вытянутый вверх средний палец. К счастью, в это время засветился экран, и внимание дружелюбного юноши и его приятелей переключилось на него.

Однако покой мой долго не продлился. Сидеть беззвучно и неподвижно мои соседи явно не умели. В скором времени счастливый смех и остроумные комментарии ("Во, телка улетная, приколись, Серый!") понеслись над залом, перекрывая раздающийся из динамиков хваленый стереозвук "Dolby Surround".

Кукуруза стала мне поперек горла, и совсем не оттого, что ее нечем было запить. Смотреть фильм мешали идиотские вопли. Расслабиться же и подавно не получалось - мое кресло вместе со всем последним рядом ходило ходуном, поскольку бабуины-соседи периодически развлекались чем-то средним между салочками и дружеской потасовкой. Во мне боролись два противоположных желания. Первое, более сильное - успокоить приматов, отдубасив их рюкзаком, - пришлось сразу отбросить как несбыточное. Второе - плюнуть на деньги и сбежать из кинотеатра - также было отклонено по причине банальной жадности. Как оказалось, жадность - плохой советчик.

Финальные титры фильма вызвали у меня глубокий вздох счастья и облегчения. Закинув за плечо рюкзак, я энергично ринулась к одной из спасительных зелененьких табличек с надписью "Выход", предусмотрительно повернув влево, чтобы не пересечься с порядком утомившими меня за два с половиной часа человекообразными ошибками природы.

Однако не прошла я и двадцати метров по раскаленному тротуару, как сзади послышался топот, переходящий в шарканье, и гнусавый голос подленько пропел:

- Деушк, а деушк!

Увы, не было сомнений, что обращаются ко мне. И не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, кто обращается.

Обычно в таких случаях хорошо работает симуляция глухонемоты, сочетаемая с предельным ускорением шага. Стараясь не обращать внимания на холод в желудке и крупные капли пота на спине, я сделала попытку оторваться от моих преследователей.

Не тут-то было. Шарканье ускорилось, и в мою руку повыше локтя больно вцепились чьи-то пальцы. Затем меня сильно дернули назад, разворачивая вокруг собственной оси.

- Ну че, метелка, - криво усмехнулся мой приятель с заморской ненормативной лексикой на груди, - знакомиться будем или как?

- Или как... - пискнула я.

- Да ладно те, че ломаешься? Настоящих мужиков никогда не видела? вступил самый прыщавый из всей компании. - Ниче, мы тебе щас все расскажем, все покажем...

Новый взрыв хохота. Нет, я ошиблась, это не обезьяны, это гиены... Тем хуже для меня.

И без того не слишком четкие контуры окружающего пейзажа окончательно расплылись перед моими полными бессильного ужаса глазами. Я сделала несколько отчаянных попыток освободиться, но успеха не достигла, только еще больше развеселила гиен. Со смехом и прибаутками, от которых хотелось покрепче заткнуть уши, меня потащили за собой в неизвестном направлении. Прохожие брезгливо отворачивались, а доблестная милиция, по своему обыкновению, присутствовала где-то совсем в другом месте. Позвать на помощь, стучало у меня в голове, позвать на помощь! Но сдавленное страхом горло не пропускало ни звука. В отчаянии я смотрела на свое волшебное кольцо, надеясь, что оно сделает что-нибудь, чтобы спасти меня. Но кольцо только тревожно моргало. Как верно подметили классики отечественной литературы, оставалось только одно пропадать...

- Эй вы, недоразвитые! Оставьте девушку в покое!

Не веря своим ушам, я обернулась.

Бородатый мужчина в черной рубашке, заправленной в бежевые джинсы, и мягких мокасинах на плоской подошве неторопливо двигался в нашу сторону, снимая с плеча большую спортивную сумку - зеленую с оранжевой полосой. Разумеется, все эти детали багажа и гардероба я рассмотрела позже, когда пришла в себя, а в тот момент мое сердце так прыгало, а в глазах так мелькало, что я не узнала бы и свое собственное отражение в зеркале. Это не помешало мне испытать к незнакомцу целую гамму самых нежных чувств. "Вот оно - мое спасение!" - радостно пропел голос внутри меня. Правда, в ту же секунду его перебил какой-то другой голос, сварливо скрипнув: "Ну, наконец-то!" Я испуганно цыкнула на обоих, и они заткнулись. Мало мне приключений, не хватало еще внутренних голосов, беседующих друг с другом. С тем, что я фея, хотя и довольно непутевая, я еще готова смириться. Но перспектива поселиться в комнате с белым потолком, правом на надежду и стенами, обитыми войлоком, в которые так легко и приятно биться головой, совсем не грела мне душу.

- Те че, придурок, жить надоело? - осклабился любитель английской речи. - Вали отсюда, пока цел.

К счастью, это были последние слова, которые я от него услышала. В следующую секунду он, охнув, перегнулся пополам и упал на колени - железный кулак моего заступника коротко и резко ударил его под дых, а ребро ладони так же коротко и резко обрушилось на тощий загривок.

- Повторить? - любезно поинтересовался незнакомец, поворачиваясь к остальным гиенам. Но гиены уже удирали с места сражения, оставив нам в качестве трофея своего жалобно скулящего приятеля. Впрочем, через полминуты он вскочил на ноги и торопливо заковылял вслед за остальными. Нельзя сказать, чтобы расставание с ним кого-нибудь расстроило.

- Спасибо вам! - почти беззвучно выдохнула я, не двигаясь с места. Предательски ослабевшие колени подгибались так, что борьба с земным тяготением становилась задачей почти непосильной.

- Вас проводить? - спросил мой спаситель, поднимая с асфальта спортивную сумку. Я благодарно кивнула. - Держитесь. - Он протянул мне согнутую в локте руку, и я буквально вцепилась в нее. - Куда направляемся?

- Туда, - я показала на ступени подземного перехода, - к памятнику Блока, знаете, где это?

- Смутно, - сознался спаситель. - Но вы ведь мне покажете, верно?

Когда мы вышли из подземного перехода, мой спутник нарушил молчание:

- Что этим павианам от вас было нужно? Я мрачно пожала плечами:

- Понятия не имею. Наверное, любовь с первого взгляда.

Незнакомец засмеялся, щуря темно-серые глаза, и откинул назад упавшие на лицо волосы. И я увидела на левой стороне его лба глубокий багровый шрам, один конец которого упирался во внешний край брови, а второй терялся среди волос.

- Бандитская пуля, - пояснил незнакомец, поймав мой взгляд.

- Тоже спасали девушку? - улыбнулась я. От пережитого мной недавнего ужаса не осталось и следа.

- И не одну. Целый гарем. Как товарищ Сухов.

Мы дружно рассмеялись. А я подумала, что именно такими, как мой спаситель, наверное, и бывают настоящие герои - ничего особенного: ни высокого роста, ни широких плеч, ни вздувшихся мускулов. Но когда ты находишься рядом с ними, чувствуешь себя спокойно и уверенно, и тебе любые горы по плечо, а моРе по колено. Но, как выяснилось, такому редкому экземпляру, как я, даже самые положительные ощущения не могут пойти на пользу. От уверенности до наглости оказался всего один шаг, и я его сделала:

- А как насчет любимой жены?

Герой недоуменно нахмурился:

- Не понял.

- Ну, выбрали вы среди девушек этого гарема себе любимую жену? нахальство мое не знало границ.

Получилось нехорошо. У героя дернулась щека и потускнели глаза.

- Нет, - сухо ответил он.

Нарушить повисшую после этой реплики тяжелую, как железобетонная плита, тишину я больше не решилась, так что остаток пути до памятника мы проделали в молчании. Я мучительно искала способ загладить свою бестактность, но жара и недавнее неприятное приключение совершенно лишили меня контроля над собственными неглубокими мозговыми извилинами, по которым взад-вперед блуждали исключительно жалобные вводные слова, скорбные междометия и ненормативная лексика с берегов туманного Альбиона, прочитанная на футболке моего мучителя и прочно застрявшая в памяти.

Когда мы очутились возле гранитного постамента с надписью "Александр Блок", украшенного наскальной живописью работы местных неандертальцев, мрачное лицо победителя гиен тронуло бледное подобие улыбки:

- Ну вот, теперь я знаю, где находится памятник Блоку и как он выглядит. Видите, как полезно заступаться за девушек. Счастливо!

Махнул на прощание рукой и быстро пошел прочь, не дожидаясь моего ответа. А я подумала, что он, конечно, герой, но оч-чень странный. С обычными мужчинами как-то попроще.

Кстати, об обычных мужчинах. Время десять минут седьмого. Где, интересно, Кирилл? Уж не случилось ли с ним чего-нибудь?

Не успела я хорошенько обдумать эту мысль и как следует встревожиться, как увидела что-то красное, со страшной скоростью летящее по Спиридоновке со стороны Садового кольца. В мгновение ока красное нечто поравнялось с местом, где я топталась, нервно поглядывая на часы, остановилось, лихо взвизгнув тормозами, и оказалось красным спортивным кабриолетом "БМВ". За рулем его сидел Кирилл.

- Прости-прости-прости-прости! - Он выскочил из машины, как чертик из табакерки. - Но я ничего не могу с собой поделать - я всегда опаздываю, даже на свидание к самой красивой женщине!

И без того оглушенная его эффектным появлением и громогласными восклицаниями, я была пылко расцелована и окончательно очумела от такого наскока. Не дав мне опомниться, галантный кавалер запихнул меня в машину, не переставая говорить:

- Одна радость: ни одна, даже самая красивая, женщина не ушла, не дождавшись меня.

Милый взъерошенный парнишка вырос в самонадеянного нахала, с грустью констатировала я про себя. Впрочем, удивляться нечему, если верить марксистско-ленинским источникам, уверяющим нас, что каждый человек - продукт своей среды.

- Хорошо, наверное, быть сыном миллионера? - сдавленным голосом спросила я в тот самый момент, когда машина сорвалась с места. Первые минуты старта доставили мне ни с чем не сравнимые ощущения, когда кажется, что голова твоя под действием инерции вот-вот оторвется от такого любимого и привычного тела.

- Ага, я просто в экстазе, - сверкнув полным комплектом ослепительно белых зубов, ответил Кирилл. - Мужики так и норовят развести тебя на бабки, зато дамы как одна видят цель своей жизни в том, чтобы сделать тебя счастливым - в браке.

- Ты и обо мне так думаешь? - уточнила я.

- Ты не дама!

- А кто же я в таком случае?!

- Ты - рыжая, и я тебя обожаю! Поцеловал бы прямо сейчас, но для этого надо сбросить скорость.

- Не надо!

- Сбрасывать скорость? - захохотал Кирилл.

Не нравится мне эта бойкость. Конечно, легкий флирт приятен и ни к чему не обязывает, но любовь моего детства флиртует как-то слишком агрессивно, а я пока что не созрела для... От воспоминания о самых красивых глазах в мире я почувствовала шоколадную горечь на языке и чувствительный укол совести. Судя по всему, совесть в моем организме располагается где-то в районе желудка. Если это, конечно, совесть, а не гастрит.

- Ну, как тебе понравились отцовские байки о попытках моего устранения? - К моему великому облегчению, Кирилл оставил в стороне тему любви и счастья. Впечатляет? Ты небось решила, что мой родитель совсем свихнулся?

- Ну отчего же, - осторожно ответила я.

- Да ладно тебе, не притворяйся. Звучат его рассказы действительно дико. Он вам полный набор ужасов выложил?

- Наверное. - Я сосредоточилась. - Подозрительная аллергия, упавшая ни с того ни с сего балка, несчастный случай на озере и грузовик. Это все?

Кирилл кивнул:

- Весь список, ничего не упущено. Аллергия, конечно, была самая обыкновенная. А если я и траванулся этой самой земляникой, то причину тут в экологии надо искать, а не в Уголовном кодексе. Балка наверняка тоже случайно упала. Видела бы ты эту усадьбу, там все прогнило насквозь... Но, признаюсь тебе как профессионалу, после грузовичка я и сам малость оробел.

- Расскажи-ка мне все еще раз, - потребовала я.

Кирилл бросил на меня насмешливый взгляд:

- Слушаюсь, сэр! Правда, рассказывать особенно нечего. Выползаю я поутру из дома, дыша, пардон, перегаром вчерашнего шампанского... Кстати, ты любишь шампанское?

- Рассказывай! - рыкнула я.

- Понятно. Значит, не любишь... Жарища страшная, настроение у меня никакое. И вдруг сзади ка-ак загрохочет! Ну, я и отпрыгнул - чисто автоматически. Если бы стал оглядываться и соображать, в чем дело, лежал бы сейчас весь переломанный в лакированном гробу, красиво убранный цветами, а душа моя на небесах скорбела бы и рыдала по тому поводу, что мне так и не дали отметить мой долгожданный день рождения. Я тебя, кстати, приглашаю.

- Спасибо, - рассеянно ответила я, чем явно разочаровала Кирилла, ожидавшего, очевидно, куда более бурной реакции. - А что за грузовик?

- Слушай, я его и разглядеть-то толком не смог - только по грохоту понял, что тачка здоровенная. Ни водителя, ни номера я не запомнил. Да и вообще, если правду говорить, я немножко растерялся от такого недружественного отношения ко мне, любимому.

- А куда ты собирался? - спросила я просто для очистки совести, в глубине души понимая, что сыщик из меня тот еще, но никому, даже самой себе, признаваться в этом не спешила.

- Собирался я, радость моя, в ближайший магазин за минеральной водой, чтобы поправить здоровье, пошатнувшееся после вчерашней вечеринки.

- У тебя что, праздник каждый день? - ехидно осведомилась я.

- Ага, что-то вроде того. У меня, понимаешь ли, заслуженный тяжким трудом отпуск, и я провожу его так, чтобы не было мучительно больно и обидно за бесцельно прожитые минуты.

- Это что же за тяжкий труд такой? - сладко пропела я. - Нелегкие будни хлебопекарной промышленности?

И тут же едва не расплющила нос о ветровое стекло, потому что "БМВ" резко вильнул в сторону обочины и затормозил. А Кирилл, раскрасневшийся от злости, повернулся ко мне:

- Ты, как я понял, всерьез считаешь, что я ни на что в этой жизни не способен, кроме как сидеть на отцовской шее? Да?

- Я ничего такого... - залопотала я.

- Ну так вот, на будущее. Я работаю юристом в крупной компании. Отцу тоже помогаю, причем бесплатно. И он меня, кстати сказать, очень ценит! А если ты еще будешь мне хамить, паршивка ты этакая... - Кирилл надвинулся на меня, ...я надеру тебе уши!

Он звонко чмокнул меня в щеку и расхохотался:

- Что, испугалась, а?

- Да нет, - пробормотала я. - А куда мы, кстати... Ч-черт побери! Машина тронулась с места, если можно так сказать о резком взлете. - Куда мы едем?

- Да уже недалеко, - ответил Кирилл. - Если бы не эти дурацкие светофоры, давно бы уже были на месте.

Надо признаться, первый раз в жизни я ощутила признательность светофорам и легендарным московским пробкам. Когда б не они, рядом с Кириллом давно бы уже валялась моя остывающая тушка - манеру его вождения я переносила с большим трудом.

- Я сам там ни разу не был, мне друзья рассказали, - продолжал Кирилл. Говорят, классный клуб. Живая музыка, хозяева сами музыканты.

Кто-то тихонько поскреб острым коготком у меня внутри. Должно быть, это была догадка.

- А как этот клуб называется, если не секрет? - вкрадчиво поинтересовалась я, оглядывая знакомые окрестности.

В ту же секунду машина резко нырнула в арку и остановилась. Я потерла ушибленную о стекло макушку и, тяжело вздохнув, подумала, что в ближайшее время мне явно суждено либо остаться калекой, либо сойти с ума.

Почему, объясните мне, из всех бесчисленных клубов и ресторанов Москвы Кирилл выбрал именно тот, где мы непременно должны встретиться с Себастьяном и Даниелем? Почему ему сегодня приспичило отправиться не куда-нибудь, а именно в "Ступени"?

Глава 9 СЕБАСТЬЯН НЕДОВОЛЕН

Черная "Победа" повернула направо и влилась в грохочущий плотный поток автомобилей, летящих по Садовому кольцу. Даниель барабанил пальцами по рулю в такт звукам радио, Себастьян перебирал четки, сдвинув к переносице брови - свои прекрасные темные брови, написала бы Марина, как всякая влюбленная женщина, страдающая недостатком сдержанности и здравого смысла.

- Слушай, прекрати, а? - наконец нарушил молчание Даниель. - И так жарища страшная, да еще от тебя тепловые волны, как от радиатора. Ну что тебя не устраивает?

- Я не хочу заниматься этим делом, - сквозь зубы процедил Себастьян.

- Это я уже понял. А причины какие-нибудь есть?

- Не хочу! Сегодня же свяжусь с Листовским и расторгну договор.

- Ага. А парня убьют.

- Во-первых, все в руках божьих. Его могут убить, даже если мы возьмемся за это дело и будем прилагать все усилия, чтобы защитить его. Страшно даже представить, сколько врагов и конкурентов у Листовского и в какой лабиринт догадок, подозрений и мотивов мы попадем, когда возьмемся за дело по-настоящему. А во-вторых, с чего ты взял, что его действительно собираются убить? Его отец тяжело болен, и стоит ли удивляться, если все эти опасности не более чем...

- Подожди-подожди! - Даниель поднял правую руку. - Это все понятно. История с аллергией критики не выдерживает, как и случай на озере. Но упавшая балка вполне может быть не простым несчастным случаем; А уж сегодняшнее происшествие с грузовиком и подавно. Попытаться спасти человеческую жизнь никогда не вредно. У нас нет причин отказываться.

- Мы детективное, а не охранное агентство!

- Одно с другим связано, и то, что наш договор включает только пункты о сборе информации, ничего не значит. Мы, конечно, не обязаны заботиться о его безопасности, но народная мудрость гласит: кто предупрежден - вооружен... А ты, между прочим, пытаешься запудрить мозги лучшему другу.

Себастьян тяжело вздохнул и с мученическим видом закатил глаза вверх.

- А хочешь, я сам скажу, почему тебе так не нравится это дело?

- Сделай такую милость!

- Потому что ты ревнуешь Марину к Кириллу.

- Кто, я? Ревную? - Себастьян расхохотался. - К этому сопляку? Да с чего ты взял?

- С того, что ты с ног до головы обклеен объявлениями об этом.

Насмешливо улыбаясь, Себастьян осмотрел себя сверху донизу, подвигал руками, полюбовался подметками ботинок, привстав, заглянул за плечи и изучил свое изображение в зеркале заднего вида. Наблюдая за этими телодвижениями, Даниель только молча усмехался.

- Ничего! - наконец вслух поделился результатами своих исследований Себастьян. - Абсолютно ничего! Тебя кто-то обманул.

- Если и есть кто-то, кто может меня обмануть, то это не ты. Хватит прикидываться! Женщинам нравятся смазливые мужчины, тебе ли этого не знать. А тут друг детства, давно не виделись... Это еще не повод, чтобы злиться. По-моему, он славный парень.

- Славный?! - улыбки на лице Себастьяна как не бывало. - Да по нему за семь верст видно, что это самовлюбленный, бессердечный болван! Такие коллекционируют женщин, как насекомых - усыпляют эфиром и накалывают на булавки!

- Можешь не продолжать свою мысль - я понял. Только не забывай, что у женщин, в отличие от насекомых, есть голова на плечах, предназначенная не только для украшения, всяких там причесок, макияжа, шляпок, сережек и прочей ерунды. У нее внутри есть такая полезная штука, мозги называется. И если они ими не пользуются, предпочитая всякие другие органы... Не смотри ты на меня так! Я про глаза, уши и сердце! А ты что подумал? Тем, про что ты подумал, обычно мужчины пользуются вместо мозгов... Ну так вот, если женщины такие дуры, то они и виноваты, а никак не те, кто этой глупостью пользуются. Тем более что бабники, о которых мы с тобой ведем сейчас речь, совершенно бескорыстны и дают женщинам очень многое. Просто женщины требуют от них гораздо больше того, что они в состоянии им дать...

- Да ты просто какой-то апологет донжуанства! - Себастьян смотрел на Даниеля почти с ужасом. - Тебя послушать, можно подумать, что ты и сам такой.

- А почему бы и нет? - Даниель подмигнул Себастьяну.

- Этого только не хватало! Надеюсь, Надя об этом не узнает. Потому что иначе неизбежно начнется Третья мировая война...

- Не волнуйся, все под контролем. Так что с делом Листовского? Продолжаем работать? Себастьян поморщился:

- Не нравится мне все это...

- Мы уже выяснили, что ты не симпатизируешь Кириллу. Чем еще ты недоволен?

- Ты считаешь, этого недостаточно? Как я могу обеспечивать безопасность человека, которому мне больше всего хочется вмазать по физиономии?

- Что я слышу? Ты ли это? Себастьян, такие слова из твоих уст невозможно поверить! А всё женщины! Женщины... Кстати, как ты думаешь, поверили наши женщины в то, что ты им сегодня наплел?

Себастьян пожал плечами:

- Не вполне, наверное. Я бы на их месте ни за что не поверил. Но выдвигать другую версию нашего отсутствия уже поздно.

- Да уж, задний ход теперь не дашь. Честно говоря, я не понимаю, для чего светлейшему архангелу Михаилу так понадобилась вся эта срочность и секретность и почему о новой Лестнице в Петербурге никто, кроме нас, не должен знать? И зачем она вообще нужна, есть же прекрасная Лестница под Москвой!

- Очевидно, архистратиг небесных сил что-то задумал. Но почему из всего ангельского войска ему понадобились двое ссыльных, по горло увязших в земных делах? - Себастьян задумчиво провел по губам указательным пальцем.

Даниель посмотрел на него в зеркало заднего вида.

- Кстати, я давно хочу тебя спросить: с чего ты взял, что наше пребывание среди людей похоже на ссылку? Никто ведь так толком и не объяснил, зачем тебя сюда отправили. Наказывать тебя было явно не за что. Ты, конечно, не безупречен, но если за это ссылать, то на небесах ни одной живой души не останется... И вот еще что непонятно - почему мне с такой легкостью позволили увязаться за тобой? Я над этим много думал... Может, это и не ссылка вовсе, а своего рода... командировка? Ответственное задание, которое не могли доверить никому, кроме нас с тобой?

Но Себастьян, погруженный в свои мысли, кажется, даже не слышал, что ему говорит Даниель, потому что без особой связи с его словами проговорил:

- Знаешь, Даниель, я чувствую, что очень скоро нам стоит ждать больших неприятностей. Что-то произойдет...

- Ты имеешь в виду - там? - Даниель поднял указательный палец вверх. Себастьян покачал головой:

- Нет. Здесь. Михаила тревожат сейчас земные проблемы, а не небесные. И, боюсь, нынешнее дело, которое, раз мы взялись за него, так уж и быть постараемся довести до конца, покажется нам легкой прогулкой по сравнению с тем, что нас ждет.

Глава 10 ВРАНЬЕ КАК ВИД ИСКУССТВА

Надо было срочно уносить ноги. Во дворе, с самого краю, стояла, тускло поблескивая под слоем московской пыли, черная "Победа", а это значило, что, по крайней мере, один из двух ангелов находился сейчас в клубе, и мы с Кириллом рисковали быть обнаруженными в любой момент.

К сожалению, ощущение под ногами горящей земли сильно замедлило мой мыслительный процесс, и пока я собрала расползающиеся, как медуза на солнце, мысли в кулак, Кирилл успел не только заглушить мотор, но и открыть дверь, так что мне пришлось поспешно схватить его за ремень брюк.

- Э-э... Я думаю, нам лучше туда не ходить, - не внушающим никакого доверия тоном проблеяла я.

- А что такое? Ты здесь уже была?

- Нет! То есть да, один раз. Но мне этого раза на всю жизнь хватит! Сама бы я себе ни за что не поверила. Вранье экспромтом удается мне плохо. К тому же врать нужно было ускоренным темпом - на горизонте каждую минуту мог появиться кто-нибудь знакомый, не говоря уж о самих ангелах, а оперативное вранье без предварительной подготовки - это особый род искусства, к которому у меня, к сожалению, нет никакого таланта. Но выхода не было.

- Да? - Кирилл заинтересовался, но дверь не захлопнул. - И что произошло?

Я зажмурилась от отвращения к себе и выпалила:

- У меня было отравление! - и зачем-то добавила: - Алкогольное.

Кирилл, изумившись, машинально хлопнул дверью:

- Что же ты такое пила?

- Не помню! - ляпнула я, но потом, сообразив, что порчу репутацию не клубу "Ступени", а себе самой, поправилась: - Какой-то коктейль...

Слегка утешало то, что мои россказни не были чистой выдумкой - когда я только устроилась работать в "Ступени", мне действительно однажды стало плохо после коктейля. Правда, это произошло оттого, что один милый дяденька - великий певец и великий мерзавец - подсыпал мне в бокал какой-то дряни, но в настоящий момент это было не так уж и важно.

Для пущего эффекта я трагически сообщила:

- Меня рвало весь день. Я целую неделю после этого питалась одной овсяной кашей.

- Бедняжка! - Кирилл сочувственно покачал головой и, к моему ужасу, вновь открыл дверь машины. - Ладно, бог с ними, с коктейлями. Будем пить минеральную воду. А градусы доберем попозже, в каком-нибудь другом заведении.

- Нет! - взвизгнула я. - Ни за что! Ты бы видел тамошних официантов!

- Да ладно! - Кирилл поставил левую ногу на мостовую. - Что нам, под венец идти с этими официантами?

- Они хамят!

- Но не беседовать же нам с ними!

- И у них у всех чернота под ногтями! - взвыла я, мысленно прося у ребят прощения. Кирилл убрал ногу в машину.

- Слушай, неужели здесь так все плохо? Почему же мои друзья хвалили это место?

В этот самый момент белая дверь с бронзовой ручкой в форме львиной головы распахнулась и я вжала голову в плечи... Но открывшаяся дверь выпустила на улицу рано облысевшего преуспевающего клерка с серым от жары и усталости лицом. Впрочем, не думаю, что мой собственный цвет кожи отличался в эту минуту, свежестью. Придя в себя, я обнаружила, что скрестила руки на груди.

- Музыка-то там хоть хорошая? - продолжал допытываться Кирилл, не замечая, к счастью, моих мучений.

- Отвратительная! - в тоске выпалила я. - Гаже просто не придумаешь!

- Да это тебе, наверное, из-за плохого самочувствия так показалось, продолжал изводить меня Кирилл, так что я едва не брякнула, что ему самая дорога в адвокатуру, но вовремя сдержалась.

Очевидно, мои глаза выражали такое страдание, что это подействовало на Кирилла лучше всех моих неубедительных аргументов.

- Ладно, - он захлопнул наконец дверцу машины и завел мотор. - Найдем что-нибудь другое.

Едва я успела облегченно вздохнуть и немного расслабиться, как белая дверь клуба снова открылась и на пороге появился Даниель. При виде нас его лицо просияло.

- О! На ловца и зверь... - начал он, но я взвизгнула:

- Гони!

"БМВ" развернулся вокруг собственной оси и ринулся в арку, своды которой отразили растерянный возглас Даниеля:

- Эй! Вы куда?

Сумасшедшая гонка закончилась плачевно: мы наглухо застряли в огромной пробке. Пришлось поднимать матерчатую крышу - солнЦе, не обращая ни малейшего внимания на вечернее время, припекало вовсю, а густая бензиновая гарь разъедала легкие.

Кирилл протянул мне пузатую бутылочку зеленого стекла с противно теплой минеральной водой и ворчливо произнес:

- Так бы сразу и сказала, что в этом клубе тусуются твои начальники. Нет, надо было четверть часа пудрить мне мозги. Раньше ты не была такая.

- А какая я была? - слабым голосом откликнулась я, медленно приходя в себя после вызванного Кирилловыми маневрами головокружения.

- Брякала все, как есть на самом деле, не задумываясь о последствиях.

"Дура была. Да и сейчас не поумнела", - подумала я, но вслух ничего не сказала, тем более что Кирилл продолжал:

- Кстати, а шеф твой, не тот, который вышел, а другой, брюнетик смазливый, та-ак на тебя глазами сверкал, когда мы обнимались. У вас с ним ничего нет? А?

Я чуть не поперхнулась минералкой и свирепо уставилась на хлебного королевича. Но от лекции о правилах хорошего тона воздержалась. Вместо этого сказала холодно:

- Ты лучше расскажи мне о том, как тонул. А то мы этот пункт нашего списка забыли обсудить.

Кирилл мгновенно поскучнел.

- Да что об этом рассказывать. Обыкновенная судорога в ноге, ничего интересного... И вообще, мисс Холмс, хватит говорить о делах! Пусть твои шефы этим занимаются, вместо того, чтобы меня по клубам вылавливать.

- Нужен ты им очень! - внезапно обиделась я за ангелов.

- Им-то нет, конечно. А отцу нужен. Сын родной, как-никак.

- Ну и зачем же ты тогда сбежал?

- Не хочу, чтобы меня караулили. Слушай, а откуда они узнали, что мы будем в "Ступенях"? Я же никому об этом не говорил!

И он с подозрением уставился на меня. Я разозлилась:

- Ты что, думаешь, что это я им телепатировала? Или на мне какие-нибудь передатчики нацеплены? Да? А тебе не приходило в голову, что они в клубе оказались случайно?

- Я бы так и подумал, но ты, подруга, такую околесицу несла, что уж и не знаю... - с сомнением сказал Кирилл.

- Раз так, - оскорбилась я, - тогда мне здесь делать нечего! До свидания!

Но выйти из машины мне не удалось - Кирилл сгреб меня в охапку.

- Ты обещала быть моим телохранителем!

- Если хочешь сохранить, свое тело целым и иевредимым, - жестко сказала я, - тебе лучшE сидеть дома, а не шляться по городу, особенно по многолюдным местам.

- Разве безлюдные места не опаснее многолюдных?

- В безлюдных проще понять, откуда ждать нападения. А в многолюдных толчея, внимание рассеивается. И помощи все равно не дождешься, даже если вокруг полно народа...

Тут меня снова вдавило в кресло - мы выехали из пробки и снова помчались как ненормальные.

- Ну, хорошо, уговорила, - сказал Кирилл. - Я-то хотел отвезти тебя в боулинг-клуб, но раз ты считаешь, что мне грозит опасность, это мероприятие я отменяю. А то еще нE дай бог кто-нибудь зашибет меня шаром... Или кеглей - тоже удовольствия никакого.

- И куда же мы теперь едем? - подозрительно осведомилась я.

- Как куда? Разумеется, ко мне домой!

Час от часу не легче.

- Главное, чтобы у подъезда нас не ждалa засада, - прочитал мои мысли Кирилл.

- Слушай, может, все-таки лучше позвоним Себастьяну и Даниелю? - жалобно предложила я.

- Это кто?.. А, твои командиры, да? Ну и имена, не детективное агентство, а какой-то очаг безродного космополитизма. Нет, звонить мы им не станем. Они посадят меня под замок, а я могу согласиться на это только при условии, если мое одиночество скрасит какая-нибудь красотка вроде тебя, рыжая.

Дом, в котором жил Кирилл, был построен совсем недавно и, несмотря на неброский внешний вид, явно относился к категории элитных. Чего стоил один вестибюль при входе - ковры на кафельном полу, зеркала и деревянные панели на стенах, кондиционированная прохлада, дорогостоящая искусственная зелень в будке консьержки в стиле арт деко. Я вспомнила свой родной подъезд, выкрашенный масляной краской цвета "детской неожиданности", ободранные почтовые ящики, носящие следы неоднократного взлома, лифт с автографами местных обитателей, разлитый повсюду тонкий аммиачный аромат... И затосковала, вместо того чтобы радоваться отсутствию подозрительных личностей и предметов возле дома и в подземном гараже, где Кирилл оставил свое роскошное средство передвижения.

Со слов консьержки мы узнали, что за время отсутствия Кирилла к нему заходил отец - поднимался в квартиру и, уходя, просил передать сыну, чтобы тот позвонил ему. А еще был какой-то мужчина - симпатичный такой, блондин, незнакомый. Узнал, что Кирилла нет, и начал расспрашивать - кто, мол, к нему хоДит, да зачем, да как тут соседи друг к другу относятся, да кто живет. Консьержка, конечно, ничего ему не сказала, не за то ей деньги платят, да и знает она этих симпатичных - все расспрашивают, да расспрашивают, а потом подложат ночью в подвал мешки с этим, как его... гематогеном, что ли, - и поминай всех, как звали, и никакая охрана тут не поможет, а милиционеры, бездельники, только деньги с непрописанных грести хотят, а когда дело делать надо - их не найдешь...

Прерывая тарахтение консьержки, Кирилл рассыпался в благодарностях. Обмазав ее в сиропе с ног до головы, он бархатным голосом выразил надежду на то, что о его возвращении домой никто не узнает, и ловким движением. сунул что-то в окошко. Мне показалось, что это была небольшая зеленоватая бумажка.

- Будем надеяться, - сказал Кирилл, - что пожертвования моих доброжелателей были не такими щедрыми, как мое.

- Ты про что?

- Ты меня удивляешь, подруга. Для детектива ты что-то чересчур наивна. Уверен, что и отец, и любопытный дяденька захотели улучшить материальное положение нашей дорогой Раисы Степановны в обмен на пустяковую услугу.

- Она должна позвонить им, когда ты придешь? - догадалась я.

- Вот именно. Но я надеюсь, что она этого не сделает. Во-первых, я для нее, в отличие от них, постоянный источник дохода. Во-вторых, надеюсь, что я оказался щедрее. А в-третьих... Хотя неважно...

- И все-таки? - полюбопытствовала я.

- Обаяние - это страшная сила! - ответил Кирилл, сверкнув глазами.

- Неужели? - насмешливо протянула я.

- Сейчас тебе представится возможность убедиться в этом на собственном опыте. - Кирилл нежно приобнял меня за плечи. В ту же секунду я поняла, что влипла.

- Может, тебе стоит все-таки послушаться отца? - осторожно сказала я, пока Кирилл открывал ключом дверь своей квартиры. - И потом, не слишком ли хлопотливо - прятаться не только от убийц, но и от тех, кто собирается тебя спасти?

Кирилл распахнул дверь и сделал приглашающий жест.

Я поняла, что ответа не будет, и молча вошла в квартиру.

Однако ответ я все-таки получила.

- Пожалуй, ты права. - Кирилл провел меня в просторную комнату, служившую одновременно столовой и кухней. - Но у меня осталось еще одно маленькое дельце, в которое мне не хочется никого посвящать. Разберусь с ним -и явлюсь с повинной.

- И когда же это случится?

- Да завтра, ближе к полудню.

Кирилл усадил меня на длинный угловой диван и, присев рядом, сжал мои руки в своих:

- Я могу на тебя рассчитывать? Ты ведь меня не выдашь?

- За кого ты меня принимаешь?! - возмутилась я. - Ты что, думаешь, что я...

Тут-то он меня и поцеловал. Настолько неожиданно, что я не смогла бы сопротивляться, даже если бы и хотела. А через несколько секунд уже рылся в холодильнике, сопровождая этот увлекательный процесс понятными только ему одному комментариями. А я ошеломленно хлопала ресницами и недоумевала, как это я могла так оплошать: ведь не секрет, что в большинстве случаев любая женщина может предсказать предстоящий поцелуй как минимум за пять минут до его наступления, и только редкостную разиню это приятное событие может застать врасплох.

Пока Кирилл доставал из холодильника и выкладывал на стол разнообразную снедь, я рассеянно смотрела на пол - кафель, плавно переходящий в паркет на незримой границе между территорией, предназначенной для приготовления пищи, и территорией, предназначенной для ее поглощения, - и сочиняла предлог, который позволил бы мне без лишнего промедления покинуть это гостеприимное жилище.

Разглядывая постеры на стенах, иллюстрирующие пристрастия хозяина квартиры, - скачущие во весь опор лошади, брызги пота и кровавой слюны, летящие из-под бьющей в челюсть боксерской перчатки, свирепо оскалившийся самурай с взлетевшим над головой мечом, капли воды на спине обнаженной девушки, заходящей в воду, - я размышляла. Конечно, Кирилл мне нравился ужасно, я бы даже сказала - до неприличия. Но, во-первых, это совсем не значило, что я в него влюблена; детские чувства в пионерлагере не в счет, тогда я влюблялась каждую неделю, каждый раз совершенно безнадежно, поскольку объекты пылкой страсти всегда оказывались либо абсолютно недосягаемы, либо чарующе глупы - взять того же Кирилла, например. А во-вторых, к своему большому изумлению, я вдруг обнаружила, что скучаю по Себастьяну и готова отдать все на свете за то, чтобы он оказался сейчас рядом со мной.

Из задумчивости меня вывел голос Кирилла:

-- Рыжая, а ты что сидишь, как неродная? Ждешь, когда я все подам тебе на блюдечке с голубой каемочкой? Очень напрасно, потому то мы не можем ждать милостей от природы. Вот тебе ножик, вот тебе доска. Действуй!

Проклиная все на свете, я принялась ожесточенно нарезать тоненькими лепестками сырокопченую колбасу, пока Кирилл делал то же самое с сыром. Мысль о том, что сыр как более мягкий продукт Кирилл мог бы уступить мне, посетила меня слишком поздно - когда ломтики уже были затейливо выложены на прозрачную синюю тарелку.

- Слушай, а ты правду сказал отцу про крестик? - вдруг спросила я.

Нож дернулся в руке Кирилла и впился ему в палец. Вскрикнув и чертыхнувшись, он бросился к мойке, оставляя за собой дорожку из кровавых капель.

- Что за дурацкая манера - задавать вопросы под руку! - сердито воскликнул он. - Я чуть палец себе не отхватил и все вокруг загадил. Ты посмотри - ветчина вся в крови!

Придя в ужас от вида стекающей с его пальца ярко-красной воды, я забормотала какие-то извинения и оправдания, но Кирилл только махнул здоровой рукой:

- Да что с тебя взять! Иди лучше в коридор, там, в шкафу, в верхнем ящике найди пластырь. И перекись водорода, если она там есть, конечно.

Когда кровь была остановлена, палец благополучно заклеен, а кровь с пола, стола и ветчины моими стараниями удалена, Кирилл сказал:

- Думай обо мне что хочешь, но все эти стрессы меня довели. Мне нужно выпить.

- Пожалуй, - задумчиво ответила я, - мне тоже.

Несмотря на обильную закуску, захмелели мы довольно быстро. Давнее пионерское лето на берегу Черного моря ожило перед нашими глазами, и нас закачало на волнах воспоминаний. От полноты чувств пихая друг друга локтями и нетерпеливо перебивая, мы говорили без умолку: о цветочной клумбе, ограбленной Кириллом в честь моего дня рождения, о щенках во дворе столовой, которых мы ходили кормить после обеда, о подаренном мне игрушечном пистолете, о моем позорном опоздании на торжественную линейку, о драке Кирилла с парнем из первого отряда, пригласившим меня танцевать на дискотеке, о зеленых персиках, которые хрустели, как огурцы... Стало смеркаться, заметно потемнело, и Кирилл зажег два изящных торшера по углам комнаты, отчего атмосфера в ней приобрела дополнительную интимность. Впрочем, меня это уже не слишком волновало, тем более что в мою не слишком трезвую голову внезапно вернулась ускользнувшая, было, мысль.

- Слушай! - оживленно воскликнула я. - Ты же так ничего и не сказал мне про крестик?

- Какой еще крестик? - слегка запинаясь, удивился Кирилл - выпил он гораздо больше меня, и это было заметно.

- Ну, тот, который якобы был зажат у тебя в кулаке! Когда тебя из озера выловили!

Кирилл на минуту задумался, туповато уставившись на меня.

- И что я должен тебе рассказать? - наконец произнес он.

- Действительно ли он был у тебя в кулаке, и если да, то как он туда попал? - чрезвычайно гордясь собой,вопросила я.

- Нет! - признался Кирилл, водя головой из стороны в сторону. - Он был не в кулаке. Он был у меняв плавках! И как он туда попал, я понятия не имею!

- Я тебя серьезно спрашиваю! - обиделась я.

- А я тебе серьезно отвечаю - не приставай ты ко мне со всякими глупостями! И вообще, не женское это дело - вести следствие.

- Что-о?! - оскорбилась я. - Да ты, оказывается, этот... как его... Обскурант!

- Это тебя в университете научили так ругаться? Правильно, я всегда говорил - нечего женщинам делать в университете!

- Знаешь, как про таких, как ты, говорят в Америке? Мужская шовинистическая свинья!

- Вот только феминизма здесь не надо! Я этого не люблю!

Речь в защиту феминизма, готовая вырваться наружу, была задержана рукой Кирилла, попросту зажавшей мне рот.

- Спокойно! - внушительно произнес он. - Грубая мужская сила всегда торжествует. По этому случаю предлагаю тебе проследовать за мной. Я открою тебе одну важную тайну.

Заинтригованная, я последовала за ним, начисто забыв о необходимости продемонстрировать свои ораторские способности.

Нетвердыми шагами мы прошли через не слишком большой, но очень темный холл - освещение Кирилл включать не стал, очевидно, для соблюдения конспиративности - и попали в чуть менее темную комнату - через незашторенные окна с улицы проникали лучи уличных фонарей.

Я бросила беглый взгляд на зеркальные двери шкафа-купе, мигающий разноцветными огоньками дисплей музыкального центра, громоздкую кровать у дальней стены и едва собралась поинтересоваться, где же обещанная тайна, когда Кирилл обнял меня, и все его секреты стали для меня яснее ясного. Еще более понятной стала необходимость немедленно отрезвить зарвавшегося друга детства парочкой крепких оплеух.