В четыре часа, когда уже почти совсем стемнело, и мистресс Галль собиралась с духом, чтобы пойти спросить приезжего, не хочет ли он чаю, в буфет пошел часовщик Тедди Генфрей.
— Что за погода, батюшки вы мои! — проговорил он, — а я-то в легких сапогах!
Снег в это время пошел сильнее. Мистресс Галль согласилась, что погода ужасная, и заметила, что Тедди Генфрей принес свой мешок.
— Раз вы уже тут, мистер Тедди, сказала они, очень было бы кстати, кабы вы взглянули, что такое со старыми часами в гостиной. Идут-то они идут и бьют отлично, да вот только часовая стрелка стоить себе на шести и ни с места.
Мистресс Галль подошла к двери гостиной, постучалась и вошла. Приезжий сидел в кресле, у камина, забинтованная голова его свесилась на сторону, — повидимому, он дремал.
Комната освещалась только алым отблеском камина. Мистресс Галль, еще ослепленной светом лампы, которую она только что зажгла в буфете, тут показалось что-то очень темно, красно и хаотично; ей вдруг почудилось, что у человека, на которого она смотрела, огромный, широко открытый рот, гигантская невероятная пасть, поглощавшая всю нижнюю часть его лица Впечатление длилось всего минуту: забинтованная голова, чудовищные, торчащие глаза и зияющая пасть под ними.
Он пошевелился, вскочил и поднял руку. Мистресс Галль отворила дверь настежь и при снеге, ворвавшемся в комнату, увидала незнакомца яснее: он был как прежде, только вместо салфетки придерживал улица шарф.
«Какую, однако, штуку сыграла со мною тени от камина!» — подумала она и, оправившись от своего мимолетного испуга, спросила:
— Вас не обеспокоит, сэр, если тут один человек придет посмотреть часы?
— Посмотреть часы? — повторил он, сонно озираясь по сторонам; затем, проснулся окончательно и прибавил: — Пускай себе посмотрит, — встал и потянулся.
Мистресс Галль пошла за лампой и, когда принесла ее, вошедший за ней следом Тедди Генфрей очутился лицом к лицу с забинтованным господином, что порядочно его огорошило, как он рассказывал впоследствии.
— Добрый вечер, — сказал незнакомец и «уставился на меня как какой-нибудь морской рак», сообщал потом мистер Генфрей, очевидно, сильно озадаченный темными очками.
— Надеюсь, я не мешаю вам? — спросил мистер Генфрей.
— Нисколько, — отвечал тот. — Хотя я считаю, впрочем, что комната эта моя, — добавил он, обращаясь к мистресс Галль, — и предназначается исключительно для личного моего употребления.
— Я думала, сэр, что вам может быть удобнее, если часы…
— Конечно, конечно. Я только предпочитаю вообще, чтобы ко мне не входили и не мешали мне.
Незнакомец обернулся спиною к камину и сложил за спиною руки.
— А потом, когда часы будут починены, — сказал он, — я попросил бы чаю. Но не прежде, чем будут починены часы.
Мистресс Галль уже собралась было уйти; она не имела на этот раз никаких поползновений вступать в разговор, так как не желала получат щелчки в присутствии мистера Генфрея; но приезжий сам остановил ее вопросом, не сделала ли она каких распоряжений относительно багажа в Брамбльгорсте, на что она и ответила ему, что уже переговорила с почтальоном, и артельщик доставить багаж завтра утром.
— И, наверное, раньше нельзя?
Мистресс Галль с заметной холодностью подтвердила свои слова.
— Следует объяснить вам то, чего я не мог объяснят раньше, потому что слишком устал и озяб. Я занимаюсь экспериментальной химией.
— Вот что, сэр! — проговорила мистресс Галль, на которую новость произвела сильное впечатление.
— И в багаже у меня аппараты и снадобья.
— Вещи очень полезные, сэр, — сказала мистресс Галль.
— Мне, само собой разумеется, хочется поскорее приняться за занятия.
— Разумеется, сэр.
— В Айпинг я приехал потому, — продолжал он с расстановкой, — потому что искал одиночества. Мне хочется, чтобы мне не мешали работать. Кроме занятий, еще бывший со мной несчастный случай…
— Так я и думала, — сказала про себя мистресс Галль.
— Требует некоторого уединения. У меня так слабы глаза и так болят иногда, что приходится сидеть в комнате целыми часами, запираться в темной комнате. Иногда, но не постоянно. Не теперь, конечно. Когда это делается, — малейшее беспокойство, то, что кто-нибудь войдет в комнату, ужасно для меня мучительно. Все это не лишне принять к сведению.
— Конечно, сэр, сказала мистресс Галль. — Осмелюсь спросить вас, сэр…
— Вот, кажется, и все, — отрезал незнакомец с той спокойной и непреклонной окончательностью, на которую был такой мастер.
Мистресс Галль приберегла свои вопросы и сочувствие до более удобного случая.
После ее ухода незнакомец продолжал стоять у камина и, — по выражению Тедди Генфрея, — «пялить свои страшные буркалы на починку часов». Мистер Генфрей работал под самой лампой, и зеленый абажур бросал яркий свет на его руки, колесики и раму часов, оставляя в тени всю остальную комнату.
Когда он поднял глаза, перед ними плавали пестрые пятна. Мистер Генфрей был от природы любопытен и развинтил часы, в чем не было никакой надобности, исключительно для того, чтобы протянуть время, а, может быть, и разговориться с незнакомцем. Но незнакомец стоял перед ним совершенно неподвижно и молча, — так неподвижно, что это начало, наконец, действовать на нервы мистера Генфрея. Ему все чудилось, что он один в комнате; он поднял голову, — нет, вон она, туманная, серая, забинтованная голова, огромные, пристально выпученные темные очки и зеленоватые пятна, целой кучей плывущие мимо. Все это показалось Генфрею так странно, что с минуту оба джентльмена, точно застывшие, одинаково неподвижно смотрели друг на друга. Потом Генфрей снова опустил глаза. Пренеловкое положение! Хоть бы сказать что-нибудь! Не заметить ли, что на дворе холодно не по сезону? Он поднял глаза, как бы прицеливаясь перед этим вступительным выстрелом.
— Погода… — начал он.
— Что вы не кончаете и не уходите? — проговорил неподвижный образ с еле сдерживаемой яростью. — Вам ведь только и нужно, что укрепить часовую стрелку на оси. Вы просто вздор какой-то делаете.
— Конечно, сэр… Сейчас, сэр, одну минуту. Я тут просмотрел было кое-что.
Мистер Гефрей кончил и ушел, но ушел чрезвычайно раздраженный.
— Черт знает, что такое! — ворчал он про себя. — Разве можно часам да без починки? А на тебя уж и глядеть, что ли нельзя, урод этакий? И впрямь нельзя, должно статься. Уж очень ты увязан да обмотан, голубчик. Уж не полиция ли тебя разыскивает?
На углу Тедди встретил Галля, недавно женившегося на хозяйке гостиницы «Повозка и лошади» и отвозившего случавшихся иногда пассажиров на Сиддербриджскую станцию в айпингском омнибусе. Теперь он как раз возвращался со станции и, судя по манере правит, очевидно, «задержался на минутку» в Сиддербридже.
— Здорово, Тедди! — крикнул он мимоходом.
— Чудной какой-то там у вас! — крикнул в ответ Тедди.
Галль очень любезно остановил лошадей.
— Чего? — спросят он.
— Диковинный какой-то постоялец приехал в «Повозку и лошади». Чудной какой-то, Бог его знает!
И Тедди яркими красками описал удивительного гостя мистресс Галль.
— Похоже, что переодетый он, вот что! Кабы у меня кто остановился, я бы полюбопытствовать перво-наперво, какая у него рожа, — продолжал Тедди. — Да ведь бабы — народ доверчивый, особенно насчет чужих. Он нанял у тебя комнату. Галль, и даже имени своего не сказал.
— Врешь? — воскликнул Галл, не отличавшийся быстротою соображения.
— Право слово. Нанял на неделю. Каков он ни есть, а раньше недели ты от него не отделаешься. А завтра, говорит, привезут ему багаж. Дай Бог, Галль, чтоб в сундуках-то не были камни.
И он рассказал Галлю, как его в Гастингсе надул проезжий с пустыми сундуками, после чего Галль пришел в состояние смутной подозрительности.
— Ну, старуха, поворачивайся! — крикнул он на лошадь. — Надо все это оборудовать.
Тедди продолжал свой, значительно успокоенный.
Но, вместо того, чтобы «все это оборудовать», Галль по возвращении домой получил от жены порядочную трепку за то, что опоздал в Сиддербридже, а на осторожные свои расспросы — резкие и не идущие к делу ответы. И, тем не менее, семена подозрения, посеянные в душе Галля Генфреем, пустили там ростки, не смотря на все неблагоприятные обстоятельства. «Бабы-то немного что смыслят», — говорил он про себя и решил при первой возможности разузнать что-нибудь о госте. А потому как только гость ушел спать, — что случилось в половине десятого, — мистер Галль с вызывающим видом вошел в приемную и стал пристально смотреть на мебель своей супруги, собственно затем, чтобы показать, что приезжий — тут не хозяин; с презрением окинул он взглядом страницу математических вычислений, забытую приезжим, и, отправляясь спать, наказал жене обратить особенное внимание на багаж, который должен прибыть завтра утром.
— Не суйся не в свое дело, Галль, — заметила на это мистресс Галль. — Справятся и без тебя.
Она тем более расположена была язвить Галля, что незнакомец и, действительно, был очень странного сорта человек, и сама она относилась к нему с большим сомнением, В середине ночи она проснулась: ей снились огромные белые головы, в роде реп, они ползли за нею на бесконечных шеях и смотрели на нее огромными черными глазами. Но мистресс Галль была женщина рассудительная; она прогнала свои страхи, повернулась на другой бок и заснула снова.