Незнакомец ушел в маленькую приемную гостиницы около половины шестого утра и пробыл до полудня, опустив шторы и запершись. После приема, оказанного мистеру Галлю, никто не решался пойти.
Все это время незнакомец, повидимому, ничего не ел. Три раза он звонил, в третий раз громко и отчаянно, но никто не явился на его звонок.
— Очень нужно! — говорила мистресс Галль. — Ругатель этакий! Вот тебе и «Убирайся к чорту»!
Вскоре пронеслась смутная молва о краже в доме священника, и оба происшествия были сопоставлены, Галль в сопровождении Уоджорса пошел к судье, мистеру Шатлькоку, за советом. Наверх никто не отваживался. Что делал в это время незнакомец — неизвестно. Иногда он начинал нетерпеливо бегать из угла в угол, раза два разражался громкими ругательствами, рвал какую-то бумагу, колотил бутылки.
Несмотря на всеобщий испуг, маленькая кучка любопытных постепенно росла. Явилась мистресс Ройстер, несколько веселых парней, щеголявших черными куртками домашнего приготовления и белыми галстуками, — в честь Духова дня, — присоединились к толпе, задавая сбивчивые и нелепые вопросы. Молодой Арчи Гарнер отличился: он зашел со двора и попытался заглянуть под опущенные шторы. Видеть он ничего не мог, во притворился, что видел. Вскоре присоединилась к нему и прочая айпингская молодежь.
День был великолепный; вдоль деревенской улицы уже стояло рядком около двенадцати балаганов и навес для стрельбы, а на лужайке, у кузницы расположились три желтых с коричневым фургона, и живописные незнакомцы обоего пола устраивали приспособления для игры к кокосовые орехи. На джентльменах были синие джерсе, на дамах — белые фартуки и совсем модные шляпки с огромными перьями. Удьер из «Красного Оленя» и мистер Джаггерст, сапожник, торговавший, кроме того, дешевенькими велосипедами, развешивали поперек улицы ряд национальных флагов и королевских знамен, послуживших первоначально для прославления Виктории.
А между тем в искусственном полумраке гостиной, куда проникал только один тоненький луч солнечного света, незнакомец, голодный, по всей вероятности, и испуганный прятался в свое чересчур теплое платье, напряженно читал что-то сквозь темные очки, позвякивал грязными пузырьками и разражался неистовыми ругательствами на мальчишек, которых было хотя и не видно, но слышно под окнами. В углу у камина лежали осколки с полдюжины разбитых бутылок, а в воздухе стоял острый запах хлора. Все это сделалось известным из того, что в то время слышали в комнате и увидели, когда вошли.
Около полудня незнакомец вдруг отворил дверь приемной и встал на пороге, мрачно озирая троих или четверых собравшихся в зале людей.
— Мистресс Галль! — проговорил он.
Кто-то вышел не без опаски и робко позвал мистресс Галль. Через некоторое время она появилась как бы запыхавшаяся немного, но вследствие этого еще более свирепая. Галля же еще не было дома. Мистресс Галль обдумала предстоящую сцену и явилась теперь с маленьким подносиком, на котором лежал неоплаченный счет.
— Вы спрашиваете счет, сэр? — сказала она.
— Почему мне не подали завтрака? Почему вы не приготовили мне завтрака и не отвечаете на звонки? Что же, по-вашему, воздухом, что ли, я питаюсь?
— А почему, желала бы я знать, — сказала мистресс Галль, — вы не платите мне по счету?
— Говорил же я вам три дня тому назад, что скоро получу с почты деньги?
— А я вам говорила три дня тому назад, что никакой вашей почты дожидаться не хочу. Велика беда, что вам пришлось подождать немного с завтраком, коли вот уже пять дней как я жду со счетом?
Незнакомец выругался кратко, но сильно.
— Ну, ну! — послышалось из-за прилавка.
— Прошу покорно не ругаться, сэр, — сказала мистресс Галль.
Незнакомец, стоя в дверях, более чем когда-либо походил на сердитый водолазный шлем, но все присутствовавшие почувствовали, что мистресс Галль одолевает, что подтвердилось и последующими его словами.
— Послушайте, голубушка… — начал он.
— Никакая я вам не голубушка, — оборвала мистресс Галль.
— Я говорил вам, что перевод еще не пришел.
— Уж и перевод? — уязвила мистресс Галль.
— Но все-таки в кармане у меня, может быть, найдется…
— Три дня тому назад вы мне говорили, что в кармане у вас найдется, много-много, что какой-нибудь соверен мелочью…
— Ну, а теперь нашлось еще.
— Эге! — раздалось из-за прилавка.
— Как же это так нашлось, смею спросить? — осведомилась мистресс Галль.
Вопрос, по видимому, очень раздражил незнакомца. Он топнул ногой.
— Что вы хотите этим сказать?
— Да что не знаю, как это так вдруг «нашлось», — пояснила мистресс Галль. — И прежде чем я буду начинать с вами новые счеты, готовить вам завтраки и все такое, извольте-ка объяснить-с некоторые вещи-с, которых ни я и никто здесь не понимает-с и все очень хотели бы понять. И почему, позвольте спросить, вас не было в вашей комнате, и как вы туда попали-с? Мои жильцы входят в дом через двери-с, такой уж у нас заведен порядок-с; а вы вошли вовсе не там, это уж верно… И как же вы вошли, позвольте спросить? Кроме того…
Вдруг незнакомец поднял свои руки в перчатках, сжал кулаки, топнул и с таким необыкновенным бешенством крикнул: «Стойте!», что мистресс Галль замолчала мгновенно.
— Вы не понимаете, кто я и что я, — проговорил медленно он. — А вот я вам сейчас покажу. Чорт возьми! Я покажу вам!
Он поднес открытую ладонь к лицу и отнял ее. Середина лица обратилась в черную яму.
— Вот! — сказал он, сделал шаг вперед и подал что-то мистресс Галль, — что-то, что она машинально приняла, углубленная в созерцание его преобразившейся физиономии. Но вслед затем, увидев, что это было, громко взвизгнула, уронила предмет, который держала в руке, и, едва устояв на ногах, отскочила назад. Нос, — это был нос незнакомца, красный и лоснящийся, — полетел на пол, издавая звук пустого картона. Вслед затем незнакомец сдернул очки, и у всех присутствующих захватило дыхание. Он сбросил шляпу и в бешенстве начал срывать с себя бинты, но бинты поддались не сразу. Прошла минута томительного ожидания.
— О, Господи! — сказал кто-то.
Бинты соскочили.
Хуже ничего совсем и быть не могло. Мистресс Гальь, стоявшая все время разинув рот и цепеневшая от ужаса, громко взвизгнула при виде того, что увидала, и бросилась вон из дома. За нею следом двинулись и остальные. Все ожидали ран, увечья, определенных ужасов, были к ним готовы, и вдруг ничего! Бинты и парик полетели через корридор в буфет и чуть не задели какого-то отскочившего вовремя мальчугана. Давя друг друга, все общество кубарем летело с лестницы, и не мудрено: человек, стоявший в дверях и оравший какие-то бессвязные объяснения, до воротника пальто представлял из себя плотную, сильно жестикулирующую фигуру, — а дальше была пустота, полное отсутствие чего бы то ни было.
В деревне слышали визг и крики, потом видели стремительно вырывающуюся из гостиницы толпу. Видели, как упала мистресс Гилль, и перепрыгнул через нее чуть не споткнувшийся было Тедди Годфрей; слышали страшные вопли Милли, которая выскочила из кухни на шум и прямо наткнулись на стоявшего к ней спиной незнакомца без головы. Но вопли эти внезапно смолкли.
И тотчас же, те кто был на улице, — торговец пряниками, хозяин тира и его помощник, хозяин качелей, мальчишки и девчонки, расфранченная молодежь, старики в блузах, цыгане в фартуках, — все они бросилась бежать по направлению к гостинице, и в удивительно короткое время толпа человек в сорок, быстро увеличиваясь, заколыхалась перед заведением мистресс Галль, сновала, кричала, расспрашивала, восклицала и давала советы. Всем хотелось говорить сразу, и в результате получалось вавилонское столпотворение. Маленькая кучка народу суетилась вокруг мистресс Галль, которую подняли без чувств. Царствовало полное смятение, среди которого какой-то очевидец, что было мочи, горланил свои совершенно невероятные показания:
— Оборотень!
— Так что ж такое он сделал-то?
— Девчонку приколотил!
— С ножом на нее бросился, вот что.
— Да говорю ж я вам: безголовый! Не то, что, как говорят, «безголовый», а просто без головы!
— Вздор это, фокус какой-нибудь.
— Как снял он это бинты, тут, братцы мои, и…
Стараясь заглянуть в отворенную дверь, толпа сплотилась в нечто в роде напиравшего вперед клина, вершину котораго, обращенную к гостинице, составляли наиболее смелые.
— Стоит это он, я девчонка как заорет, — он и обернись! Она давай Бог ноги, а он за ней… Всего какая-нибудь минута пришла, а он уж назад и ножик в руке, я в другой коврига хлеба, и встал, будто глядит. Вот сейчас только… В эту дверь вошел… Говорю ж я вам: башки у него никакой и в помине! Кабы вы раньше, сами бы…
Позади началось смятение, и оратор умолк. Он посторонился, чтобы дать пройти маленькой процессии, твердым шагом направлявшейся прямо к дому; во главе ее шел мастер Галль, красный и решительный, за ним мистер Бобби Джефферс, деревенский констэбль, и позади всех осмотрительный мистер Уоджерс. Они явились, вооруженные приказом об аресте.
Толпа кричала противоречивые наказания о последних событиях.
— С головой ли, без головы ли, — говорил мистер Джафферс, — а арестовать надо непременно, и я его арестую.
Мистер Галль торжественно поднялся по лестнице и торжественно подошел к двери приемной.
— Констэбль, — сказал ом, — исполняйте вашу обязанность.
Джафферс вошел в приемную, а ним — Галль, а за Галлем — Уоджерс.
Им предстала в полумраке безголовая фигура с обглоданною коркой хлеба в одной, обтянутой перчаткой, руке и куском сыру в другой.
— Вот он, — сказал Галль.
— Куда вы лезете, черти? — раздалось над воротником пальто.
— Чудной-то вы чудной, сударь мой, что и говорить, — сказал Джафферс, — да насчет головы в приказе ничего особенного не значатся; сколько есть, столько и арестуем. Что нужно, то нужно.
— Не подходи! — заревела безголовая фигура, отскакивая.
В одно мгновение незнакомец швырнул хлеб и сыр, и мистер Галль едва успел поймать и спрятать упавший на стол ножик. Перчатка слетела с левой руки незнакомца и шлепнулась прямо в лицо Джафферса. Через минуту, прервав начатое было объяснение касательно арестов вообще, Джафферс схватил незнакомца за лишенную кисти руку и невидимое горло. Звонкий удар по ляжке заставил его вскрикнуть, но он не разжал рук. Гальь Галль толкнул через стол ножик Уоджерсу исполнявшему обязанность как бы судебного пристава со стороны наступления, и сделал шаг вперед, между тел как Джафферс и незнакомец, сцепившись и колотя друг друга, надвигались пошатываясь прямо на него. На дороге попался им стул и с треском грохнулся об пол, а за ним растянулись и сами противники.
— Берите за ноги, — промычал, сквозь зубы Джафферс.
Мистер Галль, пытаясь выполнить инструкцию, получил здоровенный удар в грудь, на минуту совсем его ошеломивший, а мистер Уоджерс, видя, что безголовый незнакомец очутился теперь уже поверх Джафферса, с ножом в руке отступил к двери, где и наткнулся прямо на мистера Гокстера и сиддербриджского ломового, явившихся на выручку закона и порядка. В ту же минуту со шкафа слетело три или четыре стклянки, и в воздухе пахнуло каким-то едким запахом.
— Сдаюсь! — крикнул незнакомец, хоть и подмял под себя Джафферса, и через минуту встал на ноги.
Он задыхался и представлял весьма странную фигуру, — без головы и без рук, так как теперь снял уже и левую перчатку.
— Делать нечего! — прибавил он захлебывающимся, почти рыдающим голосом.
Удивительно странно было слышать этот голос, исходящий как бы из пустого пространства, но суссэкские крестьяне — может быть, самый положительный народ в мире. Джефферс тоже встал и вынул ручные кандалы, но тут он выпучил глаза.
— Да что же это? — проговорил он, огорошенный смутным сознанием несообразности всего происшедшего. — Чорт возьми!.. Того… Куда ж их?
Незнакомец провел рукою вдоль жилета, и будто чудом все пуговицы, к которым обращался пустой рукав, расстегивались сами собою, потом он сказал что-то о своих ногах, наклонился, и видно было, что он возятся со своими башмаками и носками.
— Батюшки! — вдруг воскликнул Гокстер. — Да ведь это совсем даже и не человек никакой! Просто пустая одежа!.. Глядите-ка! Через ворот-то все насквозь видно, всю подкладку, как есть! Руку можно просунуть.
Он протянул было руку, но как будто наткнулся ею на что-то в воздухе и отдернул ее с громким криком.
— Потрудитесь не совать мне пальцев в глаза, — произнес воздушный голос тоном свирепой укоризны. — В сущности, ведь я весь тут: голова, руки, ноги и все прочее; только так случилось, что я невидим. Случай очень неприятный, чорт бы его побрал, но оно так, и это не причина, чтобы всякий айпингский болван мог безнаказанно тыкать в меня пальцами. Понимаете?
И пара платья, теперь вся расстегнутая и свободно висевшая на своих невидимых опорах, остановилась среди комнаты, держа руки фертом.
Вошло еще несколько человек, и стало тесно.
— Невидим, ишь ты! — сказал Гокстер, игнорируя брань незнакомца. — Да слыханное ли это дело?
— Оно действительно странно, но все же это не преступление. Почему на меня вдруг накинулся полицейский?
— А! Ну, это особая статья, — сказал Джафферс. — Конечно, вас трудненько разглядеть при этом свете, но приказ, — вот он, и все законным порядком. Кого там видно, кого не видно, — это до меня не касается, а вот воровство — дело другое. В один дом забрались воры и стащили деньги.
— Ну?
— И обстоятельства, несомненно, указывают…
— Вздор и чепуха, — сказал Невидимый.
— Надеюсь, сэр. Но я получил приказания…
— Хорошо, — сказал незнакомец, — пойду. Пойду. Только без кандалов.
— Так полагается, — сказал Джафферс.
— Без кандалов, — решил незнакомец.
— Извините, — сказал Джафферс.
Вдруг фигура села, и прежде чем кто-либо мог что-либо сообразить, туфли, носки и панталоны полетели под спит. Потом Невидимый вскочил и сбросил пиджак.
— Стой, этак не годится! — воскликнул Джафферс, вдруг поняв, в чем дело. Он ухватился за жилет, жилет сопротивлялся, потом оттуда выскочила рубашка и оставила его, пустой и мягкий, в руках Джафферса.
— Держи его! — крякнул Джафферс. — Коли он все снимет…
— Держи его! — закричали все и бросились на трепетавшую в воздухе рубашку, представлявшую теперь уже последнее, что осталось от незнакомца.
Рукав рубашки ловкой оплеухой остановил Галля, который придвинулся было, расставив руки, и отбросил его назад, на старого пономаря Тутстона; еще минута, — и вся рубашка приподнялась, судорожно задергалась и бессильно замахала повисшими рукавами, точь-в-точь так, будто кто-нибудь снимал ее через голову. Джафферс вцепился в нее, но от этого она только скорее снялась. Что-то из воздуха дало ему в зубы, он выхватил свою дубинку и неистово ударил ею по макушке Тедди Геяфрея.
— Берегись! — кричали все, колотя наобум и ни во что не попадая. Держи его. Запри дверь! Не выпускай! Я что-то поймал! Вот он!
Поднялось просто какое-то вавилонское столпотворение. Всем как будто доставалось одновременно, и Санди Уоджерс, со своей обычной сообразительностью и еще освеженный крепким ударом в нос головою, отворил дверь и начал отступление. Остальные тотчас поваляли за ним и в уголке у двери происходила с минуту страшная давка. Удары продолжались. У Фиппса, унитария, был вышиблен зуб, а у Генфрея повреждено ухо. Джафферс получил пощечину и, обернувшись, поймал что-то, что отделяло его в давке от Гокстера и мешало им сойтись. Он ощупал мускулистую грудь, а через минуту вся куча борющихся, неистовство павших людей вывалилась в полные народом сени.
— Поймал! — гаркнул Джафферс захлебываясь.
Он кружась пробирался сквозь толпу и, весь красный, с надувшимися на лбу жилами, боролся с невидимым противником. Толпа отшатывалась направо и налево перед удивительным поединком, который качаясь несся к выходу и кубарем слетел с шеста ступенек крыльца. Джафферс вскрикнул задавленным голосом, все еще не выпуская противника и сильно работая коленями, перекувырнулся и, подмятый им, со всего размаха ударился годовою о землю. Только тогда он разжал пальцы.
Раздались тревожные крики: «Держи его!», «Невидимка!» и т. д., и какой-то молодой человек, никому из присутствующих незнакомый и имя которого так и осталось неизвестных, тотчас бросился вперед, что-то поймал, кого-то выпустил и упал на распростертое тело констэбля. Посреди дороги крикнула женщина, кем-то задетая; собака, которую, повидимому, кто-то ударил, завизжала и с воем бросилась во двор Гокстера, — тем и завершилось прохождение Невидимого. С минуту толпа стояла, изумленная и жестикулирующая, затем наступила паника и размела ее по деревне, как порыв ветра разметает сухие листья. Но Джафферс лежал совсем тихо, с обращенным кверху лицом и согнутыми коленями, у подножия лестницы трактира.