Невидимки

1.

Мы остановились на обочине пустынной двухполосной дороги. Позади нас располагались склады и железнодорожные пути, на пустырях среди руин старых домов росли кактусы и пожухлая трава. Перед нами раскинулся подобно Изумрудному городу, Томпсон.

Я моргнул, протёр глаза.

— Мы точно на месте? — спросил я. — Это точно Томпсон? — Ответ был мне известен, но я всё равно спросил.

Джеймс кивнул.

— Сам посмотри. — Он высунул руку в окно и указал на зеленый дорожный знак, которого я сразу и не заметил.

— Мы дома, — с восхищением сказала Мэри.

— Ну, и чего стоим? — спросил я. — Поехали.

Джим переключил передачу и мы двинулись в сторону блистательного видения.

Я думал, что мы будем воодушевлены, будем без умолку болтать, но весь оставшийся путь мы просидели в полной тишине. Мы как будто подошли к финальному эпизоду какого-то фильма, где персонажи, выполнив важное задание, возвращаются домой, чтобы потом пойти своей дорогой. Именно такое ощущение было у всех нас. Сам воздух был пропитан грустью и меланхолией, по какой-то непонятной причине мы все чувствовали себя подавленными. Мы должны быть счастливы, что наконец нашли город, однако все понимали, по крайней мере, подсознательно, что наш нынешний образ жизни подошёл к концу и нас это угнетало.

Я смотрел на приближающийся город через лобовое стекло. Я был рад, что мне удалось найти общество, которому я буду нужен. И уж точно я не стану скучать по тем моральным дилеммам, с которыми сталкивался в бытность террористом. Мне будет не хватать чувства товарищества, близости, которая была между нами. Что бы мы ни обещали друг другу и сами себе, во что бы мы ни верили, этой близости больше не будет. Мы разойдёмся. Это неизбежно. Наша, прежде активная жизнь, сменится размеренной рутиной томпсонских обывателей. Мы впервые в жизни увидим сотни, может, тысячи таких же как мы и быстро поймём, что эти новые люди намного лучше старых. Мы неизбежно заведем новых друзей, отодвинув старых на периферию жизни.

Справа появилась ещё одна вывеска, указывавшая границу города. Когда мы подъехали ближе, то заметили, что кто-то прикрепил к ней плакат: синий штрих-код на белом фоне. На месте слова «Томпсон» печатными буквами было написано «город».

У них хотя бы есть чувство юмора.

— Интересно, куда мы попали — в рай или в ад? — тихо поинтересовался Джеймс.

Ему никто не ответил.

Мы проехали мимо двух заправок и одного небольшого магазинчика и внезапно очутились в деловом центре.

Вид города издалека оказался обманчивым. Вблизи это оказалось самое депрессивное место, какое я только видел. Город не выглядел запущенным, грязным или безвкусным, он был… обыкновенным. Во всех смыслах, самым обычным. Дома выглядели так же, как и в любом другом городе. Конечно, кто-то пытался придать им индивидуальности, но все эти попытки выглядели просто жалко. Складывалось впечатление, будто каждый домовладелец, зная о том, что он Невидимка, пытался хоть в чём-то отличаться от остальных. Один дом был выкрашен в тошнотворный розовый цвет, другой был красным, белым и синим. Третий был украшен одновременно рождественскими гирляндами и тыквами для Хэллоуина. Но, к сожалению, несмотря на то, что все дома отличались друг от друга, они все оставались совершенно незаметными.

Видимо, это можно было сказать обо всём в этом городе.

Это-то нас и угнетало.

Центр города тоже не был ни чётко спланированным, ни гармонично застроенным, он был устроен очень просто. В нём не было никакой индивидуальности.

Мы покатались по улицам. Стояло утро и людей практически не было. На заправке стояла пара машин, их владельцы находились рядом, по улицам шли пешком или ехали в машинах несколько человек, но в остальном город был практически пуст.

Мы проехали мимо парка, мимо общественного бассейна, пока не оказались около двухэтажного здания, вывеска возле которого гласила: «Мэрия Томпсона». На обочине стоял мужчина средних лет и махал нам рукой. Он был высоким и крупным, носил пышные усы и курил трубку.

— Сюда! — крикнул он и указал на пятачок перед собой. — Паркуйтесь тут!

Джим посмотрел на меня, я пожал плечами и он встал на указанное место. Мы открыли двери фургона, вышли и потянулись, разминая уставшие от долгого сидения мышцы. Я подошёл к мужчине, не зная, с чего начать разговор.

Мужчина вытащил изо рта трубку и улыбнулся.

— Вы, должно быть, Боб, — утвердительно произнес он.

Я кивнул.

— Дэн позвонил. Сказал, что вы приедете. Я Ральф Джонсон, здешний мэр. — Он протянул пухлую ладонь и я её пожал. — Ещё я представляю собой комитет по встрече и являюсь координатором по размещению. В мои обязанности входит всё вам показать, ответить на все ваши вопросы, найти жильё и работу, ежели вы пожелаете у нас остаться.

— Вопросы? — ехидно переспросил Дон. — У нас их полно.

— Как и у всех. — Он внимательно осмотрел каждого из нас, кивнул каким-то своим мыслям и продул трубку. — Дэн сказал, что очень впечатлен вами, ребята. И девчата. — Он кивнул в сторону Мэри. — Видимо, так и есть. После отъезда, это был его первый звонок домой.

— Серьёзно? — удивленно спросил я.

— Полагаю, всё из-за того, что он увидел вас вместе. Как вы, наверное, уже заметили, Невидимки не сбиваются в группы. Они неорганизованны. Но, вы, ребята… — Он помотал головой. — Вы — это нечто.

— Всё благодаря Фелипе, — сказал я. Хотелось отдать ему должное. — Он первый назвался террористом и объединил нас.

— Террористом?

— Ужас Простых Людей. Это была его идея. Он решил, что хватит с нас оставаться Невидимками. Он считает, что мы должны действовать как террористы от имени прочих Невидимок, которые не могли или не хотели действовать сами.

Ральф благосклонно покачал головой.

— Этот Фелипе, должно быть, отважный человек. Где он?

— Приедет через день или чуть позже. Вместе с остальными. — Джеймс вопросительно посмотрел на меня. Я понял, что он сомневался, нужно ли рассказывать обо всём, что случилось с нами. Я помотал головой.

— Будем с нетерпением ждать, — сказал Ральф. — Пока же, думаю, нужно решить вопрос с вами. Назовите, пожалуйста, свои имена и места рождения. Расскажите о себе.

Мы всё назвали, вкратце пересказали свои биографии.

Когда мы закончили, мэр вынул изо рта трубку и задумчиво посмотрел на нас.

— Не знаю, как продолжить. Видимо, иначе как спросить прямо и не получится. Вы уже… э…

— Убивали своих начальников?

Он расслабленно улыбнулся и кивнул.

— Да.

— Убивали, — признал я.

— Тогда, добро пожаловать в Томпсон. — Он направился в здание мэрии. — Нужно будет кое-что подписать и всё будет готово.

Кабинет мэра, располагавшийся на первом этаже ратуши, являл собой чуть более просторную версию моего кабинета в «Автоматическом интерфейсе». Там было только одно крохотное окошко, выходившее на парковку. Стены кабинета были голыми, стол завален какими-то бумагами, нигде не было ни единой оригинальной вещицы. Нам выдали какие-то бланки с вопросами, похожими на стандартные анкеты при трудоустройстве, только озаглавленные «Заявление на проживание».

Спустя несколько минут, Джим отвлёкся от заполнения бумаг.

— У вас тут дома, магазины, мэрия. Почему города нет на картах?

— Потому что это не настоящий город. Ну, технически. Им владеет компания «Томпсон Индастриз». Здесь они тестируют свои продукты. Если они нам не понравятся, значит, они не понравятся обычным американцам. Мы получаем, что угодно и совершенно бесплатно: еду, одежду, электронику, домашнюю утварь. Всё.

У меня внутри будто что-то оборвалось.

— То есть город не был основан Невидимками и для Невидимок?

— Нет, конечно.

— Значит, это не настоящий город Невидимок?

— Разумеется, настоящий. В определенном смысле. Я к тому, что нам никто не мешает, мы полностью автономны. Просто…

— Просто «Томпсон» владеет домами и землёй, а вы работаете на корпорацию, вместо того, чтобы работать на себя. — Джеймс отложил ручку.

Ральф рассмеялся искренне и от всей души.

— Всё не так ужасно, как кажется. Признаю, внешне всё выглядит довольно неприглядно, но пройдёт время, и вы обо всём забудете. Несмотря на заявленные цели, это всё равно — наш город.

Меня посетила одна мысль.

— Если вы зависите от «Томпсона», если они оплачивают ваши счета и обеспечивают прочую поддержку, значит, вы не совсем Невидимки. «Томпсон» вас видит. Замечает.

Почему-то это казалось мне важным.

Ральф пожал плечами.

— Не совсем. Наши статистики собирают данные обо всех использованных товарах и передают их своим руководителям. Те, в свою очередь, направляют их аналитикам компании, эти данные проверяются и направляются дальше. Потом ещё дальше, пока не попадают к тем, кто принимает решения. Про нас никто толком ничего не знает. Высшие чины в корпорации, скорее всего, даже не подозревают, что город существует.

Мы сидели молча.

— Когда-то нами владел только «Томпсон», — продолжал Ральф. — Он и сейчас владеет, но уже не в одиночестве. Другие компании платят им, чтобы пользоваться нашими услугами. Получается некая партнерская программа. Сейчас нас кормит целый сонм разных корпораций. И всё мы получаем совершенно бесплатно. У нас бесплатное кабельное телевидение, все каналы, где показывают кино. Им очень нужно знать, как люди отреагируют на новые фильмы. Вся еда тоже бесплатна, потому что им нужно знать, что именно люди любят есть. Наши склады битком забиты новейшей и самой модной одеждой, потому что им нужно знать, что люди будут покупать и носить. У нас есть постоянное представительство «Гэллапа». Слышали про опросы населения? Они проводятся здесь, в Томпсоне.

— Всё бесплатно? — переспросил Дон.

— Всё. Можете брать всё, что пожелаете. Мы здесь любим шутить, что только нам удалось построить настоящий коммунизм. Правда, под руководством загребущих жадных капиталистов.

— А правительство про вас знает?

Ральф затянулся трубкой и откинулся в кресле.

— Не думаю. Понимаете, я долго и упорно над этим рассуждал и пришёл к выводу, что там вообще о нас ничего не знают. Ведь, иначе, нас бы замучили до смерти разными опытами. Какие-нибудь военные обязательно бы нашли нас ещё во времена Холодной войны. Нет, я склонен полагать, что корпорации намеренно стараются держать нас в тайне.

— Дон интересуется потому, что нас кое-кто преследует. Парни из госструктур, — пояснил я.

Лицо мэра помрачнело.

— Национальная исследовательская ассоциация. Их нанял консорциум компаний, работающих с Томпсоном.

— Зачем?

— Они не хотят, чтобы мы покидали город и смешивались с остальным населением. Считают, это как-то повлияет на опросы, которые они проводят во внешнем мире. Видите ли, они опрашивают как нас, так и остальное население. Мы стоим довольно дорого. Некоторым компаниям приходится изыскивать специальные средства. Кое-кому это не нравится. Лучше продолжать держать нас под контролем.

— И ради этого они готовы убивать?

Мэр пожал плечами.

— А кто мы для них? Никто. Кто заметит, если кто-нибудь из нас исчезнет? Кому какое дело? — Он слегка улыбнулся. — Суть в том, что мы постоянно на шаг впереди. Они либо нас теряют, либо вообще забывают о нашем существовании. Нас практически невозможно поймать. Нас не замечают даже специально обученные этому делу люди.

— Они поймали и убили одного из наших. В «Фэмилилэнде».

Ральф тут же поник.

— Мне очень жаль. Я не знал, — сказал он. Какое-то время он молчал, затем посмотрел на часы. — Так, уже почти девять. Скоро начнётся рабочий день. Заканчивайте с бумагами и пойдём прогуляемся. Вам нужно столько посмотреть.

Мы закончили заполнять бумаги и передали их Ральфу. Тот убрал их в шкафчик и встал.

— Ну, идём.

Я сначала не заметил, но Томпсон был выстроен по лекалам голливудских фильмов. Городской парк, мэрия, полицейский участок, пожарная часть находились в центре, а от них уже тянулись остальные здания и дороги. В ближайших домах располагались продуктовые магазины, офисы, заправки, универмаги, автосалоны, банки, кинотеатры, а уже дальше — жилые дома и школы.

Мы прогулялись по деловому району, Ральф был нашим экскурсоводом. Почти все магазины были сетевыми — «Сирс», «Таргет», «Монтгомери Уорд», «Вонс», «Сейвуэй», «Радио Шэк», «Сиркуит Сити». Даже те магазины, у которых не было широких витрин, пестрели известными брендами. Мне понравилось тут гулять. Меня тревожила вся эта посредственность, но я не мог не отметить, что всё тут было до боли знакомым и родным. Складывалось впечатление, что город был построен специально с учётом моих вкусов и предпочтений.

Нет, оборвал я себя. Мои желания и вкусы не были столь уж обычными. Я не простой горожанин.

И всё-таки, простой.

— Здесь живут только Невидимки? — спросил я у Ральфа. — Или есть и нормальные люди, которые женятся или выходят замуж за Невидимок?

— Были. И сейчас попадаются. Если брак не распадается, эти пары стараются уехать. — Он улыбнулся. — Любовь действительно слепа. Оказывается, для тех, кто нас любит, мы перестаём быть Невидимками. По какой-то причине, мы это выяснили практическим путём, смешанные пары гораздо лучше себя чувствуют во внешнем мире, чем у нас. И предвосхищая ваш вопрос, да, все, кто здесь рождается — тоже Невидимки. Это наследственное. Передаётся от тех, кто может иметь детей. Большинство таких как мы, видимо, стерильны.

— Кто-нибудь пытался выяснить, кто мы такие и почему?

— В некотором роде. В смысле, нас постоянно опрашивают, как по телефону, так и в письменной форме. К тому же, раз в год мы проходим физический тест, не похожий ни на один, виданных мною ранее. Но не в том смысле, который вкладываете вы. Корпорациям нет до нас никакого дела. Им нужно лишь, чтобы мы делали то, что нам говорят. Мы и делаем, а им другого и не надо. Они не желают лезть и смотреть в зубы дарёному коню.

— А как давно этот город существует? — спросила Мэри.

— Город был основан в 1963 году и тогда назывался Гейтс, так как им владела производственная компания «Гейтс». «Томпсон Индастриз» выкупила его в 1979 и сменила название.

— Город всегда соответствовал настроению остальной страны?

— Разумеется. Зачем ещё он тогда нужен? В конце 1960-х у нас тут даже бунты были. Это надо было видеть. Молодые люди говорили, что устали быть Невидимками и требовали перемен. Полагаю, тогда они ещё не до конца осознавали, кто мы такие. Они полагали, что это положение было нам навязано, будто мы какое-то меньшинство, угнетаемое властями. Протесты начались с пикетов у штаб-квартиры «Гейтс» и, когда стало понятно, что они ни к чему не приведут, в городе поднялся бунт. — Ральф остановился, огляделся, чтобы убедиться в том, что мы одни и тихо произнес: — «Гейтс» послала сюда войска для подавления беспорядков. Частную армию. Тогда убили 110 человек. В новости это не попало, а попало бы, никто бы и не вспомнил об увиденном. Войска вошли в город, построились и начали стрелять по людям. Им было плевать, кто перед ними и чем эти люди занимались. Они просто начали стрелять. — Он снова огляделся. — Распространяться об этом не следует. Народ вообще старается то время не вспоминать.

Я кивнул.

— После той истории мы получили более широкую автономию, но лишь потому, что мы им подчинились. Мы прекрасно понимали, что мы — расходный материал. Корпорация могла уничтожить нас всех до единого, и никто бы не заметил. — Он помотал головой. — Времена менялись, и мы менялись вместе с ними. Мы отказались от «Солёных сёрферов» и согласились на «Доритос», — Мэр пожал плечами. — Поэтому мы здесь.

Какое-то время мы гуляли в тишине. Вскоре мы пришли к магазину печенья миссис Филдс, втиснутому между «Обыкновенными красками» и «Обыкновенной обувью». Ральф остановился.

— О, обязательно попробуйте печенье. Лучшее в мире.

Мы остановились у витрины и принялись разглядывать бесконечные ряды еды. Я почувствовал запах свежей выпечки, аромат сахара и шоколада.

Пекарня ещё не открылась, но Ральф постучал в окошко, и вскоре к нам вышла пожилая женщина, одетая в красно-белую униформу.

— Да?

— У нас тут новенькие, Гленда. Полагаю, ты поделишься с ними печеньем?

Женщина посмотрела на нас, приветливо улыбнулась, затем посмотрела на мэра и сказала:

— Конечно. Только с ними. Тебе придётся ждать открытия.

— О, Гленда…

— Не «окай» мне. Ты хочешь угостить их печеньем лишь потому, что сам хочешь урвать одно.

— Ничего не могу с собой поделать. Я же их обожаю.

— Ай, бери уже и умолкни.

Она протянула Ральфу большую печеньку, затем выдала по одной и нам.

Я откусил кусочек. Мне очень хотелось, чтобы оно мне не понравилось, ведь я не обычный, не такой как все, как Ральф, у меня другие вкусы. Но печенье мне понравилось. Оно оказалось очень вкусным, смесь шоколада и арахисового масла полностью соответствовала моим предпочтениям. Печенье было таким вкусным, что казалось, будто его приготовили специально для меня.

Меня это напугало.

Особенно, если учесть, что остальные жители города чувствовали то же самое.

Мы стояли и ели, обмениваясь бессмысленными фразами о вкусе печенья, а я погрузился в раздумья. Я думал, Томпсон был настоящим городом, а не полигоном для корпораций, часть меня захотела вернуться в Дезерт Палмс. Другая часть рвалась в старую квартиру в Бреа.

Но третья часть меня пожелала остаться здесь.

Мы продолжили прогулку, вернувшись к мэрии в районе обеда. Там уже находились другие люди — секретари, клерки. Ральф схватил наши бумаги и отправился с ними на второй этаж. Он передал их женщине, стоявшей за стойкой с надписью «Департамент размещения».

— Дениз поможет вам найти себе жильё, — сказал мэр. — Она попросит кого-нибудь приютить вас у себя, пока не будет найдено подходящий дом. Полагаю, мебель вам тоже понадобится?

Мы кивнули.

— Не вопрос. — Он обратился ко мне. — Пройдёмте со мной, пожалуйста. Помогу вам разместиться.

Я кивнул.

— Хорошо, — и повернулся к остальным — Увидимся, ребят.

— До скорого, — отозвался Джеймс.

— Пока, — улыбнулась мне Мэри. — Уверена, нам всем тут очень понравится. — Её ладонь нашла руку Джима и крепко её сжала.

— Надеюсь, — ответил я, кивнул на прощание Дону и вместе с Ральфом отправился вниз.

В фойе мэр остановился и посмотрел на меня.

— Вы мне нравитесь, — сказал он. — Я вам верю. В вас я уверен. Поэтому я хочу, чтобы вы подробнее рассказали об этом Фелипе.

— А что с ним?

— Мне всё утро что-то не даёт покоя. А понять, что именно не могу. В смысле, он вроде как ваш лидер, замечательный парень, скоро приедет, а вы ведет себя так, будто его вообще не существует. У вас с ним какой-то конфликт?

— Ага, — признался я.

— С ним… что-то не так? Что мне следует о нём знать, прежде чем он появится здесь?

Я смутился.

— Не понимаю, о чём вы.

— Как мне с ним общаться? Некоторые Невидимки, скажем так… беспокойны. С ними что-то произошло. Какое-то замыкание в голове. Я такое уже видел. У нас как-то завёлся настоящий пироманьяк. С виду нормальный парень, но постоянно поджигал дома, так как считал, что в них живут гигантские пауки. Другой парень считал, что с ним вышли на связь инопланетяне, которые убедили его, что он должен восстановить их расу, совокупляясь с собаками. Его поймали, когда он драл ирландского сеттера. Таких людей немного, но они всегда создают множество проблем.

Я постарался, чтобы мой голос звучал спокойно и уклончиво поинтересовался:

— А с чего вы решили, что Фелипе именно такой?

— Не знаю. Вы как-то смотрели друг на друга, когда говорили о нём. Такие люди практически всегда обладают очень яркой харизмой. Они — лидеры. Один был известным школьным учителем. Другой же вообще являлся моим предшественником?

— Это который?

— Пришелец-собакоёб.

— Фелипе не такой, — сказал я.

Какое-то время он смотрел на меня, изучал моё лицо, затем кивнул и хлопнул меня по спине.

— Ладно. Идём, поселим вас где-нибудь.

Я проследовал за Ральфом на улицу. Почему я не рассказал ему о Фелипе? О том, что он убил двух девочек. О его «толчках», переменах настроения, чутье. Из-за того ли это, что я хотел сохранить ему верность, невзирая на собственную совесть? Или потому что…

Потому что где-то в глубине души я считал, что он прав и, не убей он тех девочек, с нами могло произойти что-то страшное?

Нет. Это бред.

Но ведь «толчки» Фелипе были настоящими?

Ральф шёл по парковке к белой служебной машине.

— Если понадобится, у нас тут полно работы, — говорил он. — Рецессия над нами не властна.

Я кивнул, притворившись, что слушаю.

Мы сели в машину и Ральф принялся описывать дом, в котором я буду жить. Когда мы выехали на увешанную плакатами дорогу, он оборвал себя на полуслове.

— А это зачем? — поинтересовался я.

— Подготовка к параду в честь Дня Энди Уорхола. Он пройдёт в эти выходные.

Я заметил, что плакаты и растяжки висели повсюду: на столбах, на стенах, ими были обклеены витрины и телефонные будки. И на всех были изображены знаменитости и рисунки Уорхола, изображавшие Мэрилин Монро, Джейн Фонду, Джеймса Дина и Элизабет Тейлор.

— День Энди Уорхола? — переспросил я.

— Один из наших самых главных праздников.

— Главных?

— 15 минут славы, — пояснил Ральф. — Быть замеченным на 15 минут. Именно этого мы все и хотим. Только об этом и просим.

Я хотел отпустить какой-нибудь саркастический комментарий, но не стал. Зачем мне это? Почему я отказываю этим людям в праве быть заметными, людям, на которых никто и никогда не обращал внимания? У нас были свои 15 минут славы. Несмотря на то, что про Ужас Простых Людей никто так и не узнал, наши дела не остались незамеченными. В качестве доказательства у нас была масса газетных статей и записанных репортажей. Я вспомнил собственную ярость, собственное отчаяние, которым был переполнен до встречи с Фелипе и я не мог винить этих людей за то, что они хотели того же, чего когда-то хотел и я, чего хотели все мы.

Я внимательно посмотрел на огромный плакат с портретом Уорхола.

— Неужели ни один Невидимка ни разу не добивался славы? — спросил я.

— В 1970 одна наша местная группа вошла в топ-10. Называлась «The Peppertree Conspiracy», а альбом — «Солнечный мир».

— У меня есть их записи! — воскликнул я. — Мне они нравились! Это был первый музыкальный альбом, который мне подарили родители.

Ральф грустно улыбнулся.

— Он был у всех нас. И мы его любили. Целую неделю его любили вообще все. Сейчас же, полагаю, не найти ни одного не-Невидимки, у кого остались их записи. Там и сям на складах до сих пор лежат коробки с пластинками, но большая часть, скорее всего передана в «Гудвил» или в Армию Спасения. Готов спорить, сейчас уже и не найти никого, кто помнил бы наизусть хоть одну песню.

— А с музыкантами что стало?

— Тедди Говард стал нашим священником.

— А остальные?

— Роджер загнулся от передоза в 1973-м, Пол по утрам отжигает на нашем радио, — Он выдержал паузу. — А я стучал на барабанах.

— Ого. — Я был на самом деле очень сильно впечатлён и начал смотреть на Ральфе с некоторым уважением. Я вспомнил, как ребенком сидел и слушал запись, держа в руках по карандашу и притворяясь, что стучал по барабанам, а перед сценой бесновалась толпа кричащих девчонок. Мне хотелось рассказать ему об этом, но веселый и одновременно грустный ностальгирующий взгляд мэра вынудил отложить этот рассказ на другой раз.

Он свернул на другую улицу.

— Давайте-ка посмотрим, где вы будете жить.

2.

Я получил работу в отделе планирования в мэрии. Мне предстояло заниматься обработкой разрешений на строительство. Скучная работа, но я и сам был скучным и окружали меня такие же скучные люди, так что, наверное, мне должно понравиться.

Однако не понравилось.

Я был удивлён. Мои предпочтения, всё, что мне нравилось и не нравилось никогда не отличалось от того, что нравилось Фелипе и остальным террористам, и я думал, что в Томпсоне всё будет так же. Я буду расслаблен и весел, буду счастлив.

Однако этого не случилось.

Дело не в коллегах по работе, которые приветствовали меня с распростертыми объятиями, а по окончании первого рабочего дня отвели на праздничный ужин в мексиканский ресторанчик. Дело было во мне. Может, я слишком многого ждал, надеялся на что-то большее, но я был разочарован. Тут не было никакого волшебства. Я надеялся, что в Томпсоне всё окажется идеальным, всё будет на своих местах, но ничего этого не случилось. Я был окружен людьми, которые совершенно ничем от меня не отличались и снова почувствовал себя одиноким.

Должен признать, новый дом оказался весьма милым. Ральф поселил меня в апартаментах с двумя спальнями в районе под названием «Озёра», рядом с искусственным каналом, ограждённым пятиметровой живой изгородью. Жаловаться мне было не на что. Однако жить в таком огромном помещении одному казалось мне странным, нелепым. После скученной жизни с остальными террористами, я чувствовал себя неуютно.

Остальные террористы.

Как я предполагал и боялся, мы стали гораздо реже видеться. Я приглашал Джеймса, Дона, Джима и Мэри посмотреть моё новое жильё и ходил смотреть, как теперь живут они, однако, по какой-то причине, случайно или нарочно, нас поселили довольно далеко друг от друга, на разных краях города и работу нам дали тоже в разных местах.

Меня не покидало чувство, что это было сделано специально, с какой-то целью, но понять, какова эта цель я никак не мог. Мы тут среди своих. Зачем нас разделять? Бессмыслица какая-то.

Видимо, за время, проведенное с террористами, я просто превратился в параноика.

Как бы то ни было, видеться часто мы не могли.

Мы стали больше времени проводить с новыми коллегами, чем друг с другом.

До меня дошли слухи, что через несколько дней после нас, прибыл Фелипе вместе с остальными. Как и нас, их расселили в Томпсоне, но я никого не встретил, да и не стремился искать этой встречи.

Жизнь в Томпсоне была другой. Как Ральф и сказал, всё здесь было бесплатно. Насколько я мог судить, никакие деньги здесь не использовались. Я не видел ни монет, ни купюр. Если мне было что-то нужно, я просто шёл в магазин и брал. Полагаю, спрос внимательно отслеживался и результаты отправлялись в компанию.

Брать вещи бесплатно было для меня не в новинку, но вот быть при этом видимым, стало. Раньше я ходил между стеллажами в магазинах незамеченным, и у меня ушло немало времени на то, чтобы привыкнуть, что меня видят. Я чувствовал себя неловко, понадобилось несколько недель, чтобы эта неловкость, наконец, прошла.

Помимо кино, видеопроката и кабельного телевидения, в Томпсоне был музей, где выставлялись самые посредственные произведения искусства. По пятницам в местном центре досуга проводились концерты. Местный театр показывал постановки «Фантастикс» и «Энни».

Мне всё это нравилось.

Как и остальным.

Однако что-то шло не так. Я был обеспечен всем необходимым, меня окружало всё то, что должно было сделать меня счастливым. И всё же, чего-то не хватало. Я предполагал, что это, но не хотел признавать. Даже думать об этом не хотелось.

По Томпсону гулял слух о том, что где-то в Айове находился настоящий город, основанный Невидимками и для Невидимок, и я понял, что если найду его, то обязательно обрету своё счастье.

Я постоянно напоминал себе об этом и вскоре сам в это поверил.

3.

Была первая суббота июня. Точнее, 5 июня. За прошедший месяц я звал Джеймса на шашлыки, но он отказался. Затем он позвал меня выпить и отказался уже я. Я решил, что теперь моя очередь и отправился в «Вонс» взять несколько стейков. Я решил снова позвать Джеймса поесть мяса и выпить грога. Если он откажется, позову Сьюзан, ту девушку с работы, которая вроде как проявляла ко мне интерес.

Я шёл по супермаркету, толкая перед собой тележку и направляясь в мясной отдел. Я швырнул три пачки риса, остановился в конце прохода и обернулся.

И увидел её.

Джейн.

Первой моей мыслью было спрятаться, забежать за угол вместе с тележкой, скрыться, словно рак-отшельник в раковине. Сердце бешено колотилось в груди, я никак не мог восстановить дыхание. Я оказался совершенно выбит из равновесия. Я сотню раз прокручивал этот сценарий в голове, по идее, я должен был знать, что нужно делать, но я оказался настолько шокирован, что совершенно потерялся. Я просто замер в проходе, крепко сжимая ручку тележки. Мне казалось, я забыл, как она выглядела, забыл черты её лица. Думал, что под давлением новых обстоятельств эти воспоминания стёрлись. Ничего я не забыл, как оказалось и теперь смотреть на неё мне было очень больно. Лицо, глаза, губы — всё это мгновенно всплыло в памяти. Вместе с этим вернулись воспоминания обо всём времени, проведенном вместе. Обо всём хорошем и плохом.

На ней были новые обтягивающие джинсы и футболка, волосы она стянула на затылке. В таком виде она была просто обворожительна. Внезапно я вспомнил, что сам был одет в то же тряпьё, в котором утром мыл машину. Она начала поворачиваться в мою сторону и я быстро скрылся за стеллажом с «Тайдом». Сердце бешено колотилось, руки дрожали. Мне было страшно. Я боялся того, что она может не захотеть меня видеть, боялся, что она будет меня ненавидеть, что будет равнодушна ко мне.

Я боялся, что она изменилась.

Вот. Больше всего я боялся, что это уже не та Джейн, которую я знал раньше. С последней нашей встречи прошло почти три года, за это время каждый из нас что-то пережил, приобрёл какой-то жизненный опыт. Мы оба уже другие и возможно, совершенно не подходим друг другу.

Может, она кого-то встретила.

Этого я тоже боялся сильнее всего, хотя и не хотел сам себе в этом признаваться.

Я обошёл стеллаж, потихоньку толкая тележку. Часть меня хотела сбежать, убеждая, что встреча с ней лишь разрушит старые фантазии. Как раньше уже никогда не будет.

Однако другая часть меня хотела поговорить с ней, дотронуться до неё, снова быть с ней вместе.

Я смотрел, как она рассматривала упаковки с куриной грудкой. Я и не предполагал, что так хорошо её запомню. Я вспомнил всё: как она моргала, как осматривала мясо, как кривила губы. Всё это разом предстало перед моими глазами и я внезапно осознал, насколько же сильно я её любил.

Словно отвечая мне, она вдруг подняла голову и посмотрела на меня.

И увидела.

Мы оба тупо уставились друг на друга. Я проследил, как она положила выбранную упаковку курицы в тележку. Её руки тряслись прямо как у меня. Она облизнула губы, открыла было рот, чтобы что-нибудь сказать и тут же закрыла.

— Привет, — наконец произнесла она.

Этот голос. Я не слышал его три года, но я его тут же вспомнил, как любимую мелодию. В горле застрял комок. В глазах тут же появились слёзы и я быстро их стёр пальцами, дабы не расплакаться.

— Привет, — ответил я.

В этот миг я всё-таки расплакался и она расплакалась. Мы обхватили друг друга, прижали к себе, она принялась целовать меня.

— Я так по тебе скучала, — сказала она сквозь слёзы. — Так скучала.

Я крепче прижал её к себе.

— Я тоже по тебе скучал.

Через какое-то время, я отпрянул, взял её за плечи осмотрел поближе. Она стала ещё красивее. Чем бы она ни занималась все эти годы, как бы ни жила, это сделало её только лучше.

Я вдруг понял, что, пока мы жили вместе, я не думал о ней как о красавице. Она меня привлекала, конечно, но я не видел в ней какой-то оригинальной красоты.

Она тоже оказалась Невидимкой.

Я понимал это, замечал, но почему-то оставлял без внимания.

Впрочем, это было неважно.

Я внимательно посмотрел на её лицо, на губы. Взглянул ей в глаза. Я не знал, что сказать, не знал, какими словами озвучить то, что думал, что чувствовал. Кто мы теперь друг для друга? Старые близкие друзья, встретившиеся после долгой разлуки? Или она чувствовала то же, что и я? Хочет ли она снова вернуть наши отношения, начать с момента последней остановки? Нам нужно было столько обсудить, обговорить. Но, несмотря на то, что мы стояли прижавшись друг к другу, между нами стоял барьер. Мы слишком долго были в разлуке, почти столько же, сколько были вместе и больше не могли нормально общаться.

Я посмотрел ей в глаза и понял, как нам всё решить. Я просто сказал, что чувствовал, что хотел сказать:

— Я люблю тебя.

И она сказала именно то, что я хотел от неё услышать:

— Я тоже люблю тебя.

Тут же исчезла вся неопределенность. Мы оба сразу всё поняли. Мы знали, что чувствует каждый из нас, о чем думает.

Мы тут же заговорили совершенно свободно. Слова вылетали из наших уст, сталкивались, лопались пузырями, соединялись во фразы и предложения. Она сказала, что очень сожалела о своём уходе, но была слишком упряма, чтобы вернуться и попросить прощения. Я сказал, что хотел найти её, но слишком испугался даже приближаться к ней. Сказал, что уволился из «Автоматического интерфейса», рассказал о Фелипе и встрече с Ужасом Простых Людей, однако умолчал об убийстве Стюарта и совершенных нами терактах. Она поведала, как поняла, что она Невидимка, как, работая официанткой, познакомилась с другой женщиной-Невидимкой и вместе с ней переехала в Томпсон.

Мы оба не переставали восхищаться тем, что вновь нашли друг друга. Причём, не где-нибудь, а здесь.

— Мы должны были быть вместе, — слегка игриво произнесла Джейн.

— Наверное, должны были, — согласился я.

Мы вышли из магазина и отправились к ней домой. Жила она в одноэтажном доме неподалеку от Мейн-стрит. Я с удивлением обнаружил в нём нашу старую мебель, ту самую, что когда-то стояла у нас в квартире. Очевидно, ей ничего и никому не нужно было доказывать. Она не собиралась делать своё жильё каким-то уникальным, особенным, она просто расставила мебель так, как ей хотелось. Мне было там уютно, и, несмотря на то, что я прекрасно осознавал, что вкусы Джейн были совершенно обычными, мне они пришлись по вкусу.

Как я мог не заметить, что она тоже Невидимка?

Как я этого раньше не понял?

По собственной тупости, полагаю.

Она приготовила ужин — запекла курицу с рисом — как в старые времена. Пока она копошилась на кухне, я валялся на диване и смотрел телевизор. Потом мы вместе ужинали в гостиной, как будто давно были женаты и никогда не расставались. Мы болтали обо всём и ни о чём, словно ничего не изменилось, мы знали привычки друг друга, манеру говорить. Ещё никогда прежде я не был так счастлив.

После ужина я помог ей помыть посуду. Пока она домывала последнюю ложку, я стоял и молча смотрел на неё. Она это заметила и спросила:

— В чём дело?

— А?

— Чего молчишь?

Я посмотрел на неё и нервно облизнул губы.

— Мы будем… — начал я.

— … заниматься любовью? — перебила она меня.

— … трахаться?

Мы рассмеялись.

Она взглянула на меня, её губы казались мне красными и очень чувственными.

— Да, — сказала она. Она коснулась мыльными ладонями моих щёк, привстала на цыпочках и поцеловала.

Той ночью нам не потребовалось никаких предварительных ласк. Мы быстро скинули одежду, уже полностью готовые. Она легла на спину, я завалился на неё сверху, она раздвинула ноги и ввела меня в себя.

Потом я счастливо уснул безо всяких сновидений. Ночью она несколько раз будила меня и мы занимались этим снова и снова.

Утром, разговаривая с Мардж Лэнг, сотрудницей отдела кадров, я сказался больным. Я буквально слышал, как она улыбалась в трубку.

— Мы ждали вашего звонка.

Старший брат присматривает за тобой.

Я попытался сохранить невозмутимость.

— Правда?

— Всё в порядке. Вы уже давно не виделись.

Меня должно было оскорбить столь подробное знание каждого моего шага и поступка, однако почему-то не оскорбило и я тоже улыбнулся в трубку.

— Спасибо, Мардж, — сказал я. — До завтра.

— Пока.

Сквозь занавески на окне гостиной я разглядел ярко-голубое небо Аризоны и понял, что ничто не сможет испортить этот прекрасный день.

Я вернулся в постель, где меня ждала Джейн.

4.

В следующие выходные я переехал к ней.

С собой я забрал только одежду и вещи, которые привёз с собой в Томпсон. Всё прочее осталось в доме в ожидании следующего постояльца.

Разбирая коробки, я нашёл трусики Джейн, которые забрал, когда уезжал из квартиры. Я показал их ей, она повертела их на пальцах.

— Поверить не могу, ты их сохранил, — сказала она. — Зачем они тебе? Нюхал, поди?

— Нет, — ответил я. — Я просто… возил их с собой. На память.

— На память обо мне?

Я кивнул.

— О тебе.

— Погоди минутку. — Она ушла в спальню, какое-то время возилась там, затем вышла с моей футболкой с логотипом «Хосе Куерво», которую я раздобыл, учась в Бреа. В ней я обычно мыл машину.

— Украла, — призналась она. — Хотела сохранить что-нибудь на память о тебе.

— Я даже не заметил, что она пропала.

— И не заметил бы. — Она села рядом и положила голову мне на плечо. — Я постоянно думала о тебе.

Зачем же тогда ушла? — чуть не вырвалось у меня.

Я ничего не сказал, наклонился, приподнял её подбородок и поцеловал.

Я был абсолютно и безгранично счастлив. Из-за того, что мы с Джейн были совершенно обычными людьми, полагаю, миллионы людей по всему миру сейчас испытывали те же самые эмоции. Но для меня эти ощущения были уникальными и ни на что не похожими.

Между нами всё складывалось намного лучше, чем прежде. Стена, некогда разделявшая нас, развалилась. Мы общались совершенно открыто, между нами не было никакого недопонимания, никаких недоразумений, которые преследовали нас раньше.

В постели тоже всё стало намного лучше. Мы занимались сексом утром, вечером, днём в выходные. Старые страхи никуда не делись и, несмотря на то, что я в полной мере наслаждался активной половой жизнью, я порой задумывался, была ли Джейн так же полностью удовлетворена, как и я. Как-то в субботу утром я лежал на диване и читал газету, Джейн подошла ко мне, распахнула мой халат, взяла член в ладонь и поцеловала его. Я отложил газету, посмотрел на неё и сказал то, что давно хотел:

— Тебе нравится размер?

Она взглянула на меня.

— Что, опять?

— Опять.

Она дернула головой, но в этом жесте не было никакого раздражения.

— Идеальный размер, — сказала она. — Как в сказке про Златовласку и трёх медведей. Ну, в одной тарелке каша была слишком горячей, в другой слишком холодной, а в третьей в самый раз. Вот и здесь: некоторые слишком большие, некоторые слишком маленькие, а твой — в самый раз.

Я убрал газету, поднял её и усадил на себя.

В тот раз мы занимались этим на диване.

Иногда я задумывался о других сторонах жизни Джейн, о её друзьях, семье, обо всём том, что ей пришлось оставить при переезде в Томпсон.

Как-то раз я её спросил:

— Как мама?

Она неопределенно пожала плечами.

— А папа как?

— Не знаю.

Меня это удивило.

— Ты не поддерживаешь с ними связь?

Она помотала головой и посмотрела куда-то в сторону. Она несколько раз быстро моргнула, протерла глаза и я заметил, что она плакала.

— Они меня не замечают. Вообще игнорируют. Я для них невидима.

— Но вы ведь были так близки.

— Вот именно, что были. Сейчас-то они меня уже и не вспомнят.

Она заревела. Я положил руки ей на плечи и крепко обнял.

— Конечно, помнят, — сказал я, но сам себе не очень-то верил. Мне хотелось узнать, что случилось, почему они разошлись, но понимал, что сейчас не время для расспросов и поэтому молча стоял и держал её в своих объятиях.

5.

Дни перетекали в недели, недели в месяцы. Весна сменилась летом, за ним пришла осень. Прошёл год. Каждый новый день был неотличим от предыдущего, но, несмотря на рутину и обыденность, я не переживал. По правде сказать, мне даже нравилось. Мы работали, играли, ходили по магазинам, заводили друзей, занимались сексом. Одним словом, жили. Я поднялся по служебной лестнице в полном соответствии с «принципом Питера», а Джейн стала руководителем в детском саду. Вечерами мы сидели дома и смотрели телевизор. Программы постоянно сдвигались по эфирной сетке, либо вообще отменялись, но я не переживал, ведь их место занимали другие, не менее интересные.

Шло время.

Я жил вполне неплохо. Скучно, однообразно, но я был доволен.

В этом и заключалось самое странное свойство Томпсона. Странное и пугающее. Умом я понимал, насколько убого всё выглядело, насколько безуспешными были все попытки проявить оригинальность. Переодевание в безумные одежды, агрессивное и вызывающее поведение, стремление быть кем-то другим — всё это оказалось поглощено серостью. Я видел нити, тянущиеся из-за кулис. Видел человека за этими кулисами. Но мне здесь нравилось. Город был идеален. Я никогда прежде не был настолько счастлив.

Это был мой город.

Поражал диапазон профессий. Здесь жили не только офисные работники — их, впрочем, было большинство — но и учёные, мусорщики, юристы, сантехники, стоматологи и плотники. Люди, которые были не в состоянии как-то выделиться своими навыками или не имели возможности проявить себя в деле. Многие из них были весьма одарёнными, настоящими профессионалами своего дела.

Поначалу мне казалось, что именно работа сделала нас безликими, затем я считал, что дело в нас самих, ещё позже я начал думать, что это генетическое. Теперь же я терялся в догадках. Не все мы — бюрократы, хотя таковых среди нас и большинство, и не все обладали мягким характером. В Томпсоне особенно сильно бросалось в глаза различие граждан по степени невидимости.

Я задумался, могли ли здесь быть те, кого не замечали, невидимки среди Невидимок.

Эта мысль напугала меня.

Скучал ли я по старым временам? Скучал ли я по Ужасу Простых Людей? Скучал ли я по приключениям, товариществу…

…изнасилованиям, убийствам?

Не могу сказать, что скучал. Я не раз задумывался над этим, но всё это было так давно, что казалось, будто это произошло не со мной, а с кем-то другим. То время казалось мне каким-то эпизодом из древней истории, я чувствовал себя стариком, вспоминающим о бунтарской юности.

Интересно, что сказала бы Джейн, если бы знала, что я вытворял с Мэри, что чуть не изнасиловал женщину.

Что убил человека.

Несколько человек.

Я никогда не интересовался её прошлым, не спрашивал, чем она занималась в промежутке между уходом от меня и нашей недавней встречей.

Мне это было неинтересно.

Через год и один месяц после памятной встречи в супермаркете мы с Джейн поженились. Скромная гражданская церемония прошла в здании мэрии. Там был Джеймс, был Дон, были Мэри с Джимом, Ральф, друзья Джейн с работы, мои коллеги. После церемонии мы устроили торжество в общественном центре в парке.

Я пригласил только тех, кто приехал со мной в Томпсон на фургоне, но танцуя и веселясь, меня не раз кололо чувство вины за то, что я не позвал Фелипе и остальных. Несмотря на всё произошедшее, они были мне ближе, чем все остальные обитатели этого города. Несмотря на раскол, мне хотелось, чтобы в этот праздничный вечер они были рядом. Они — моя семья, или кто-то очень близкий к этому определению и я сильно сожалел, что не пригласил их.

Впрочем, уже слишком поздно. Ничего поделать я не мог.

Я отринул печальные мысли, долил Джейн в бокал шампанского и празднование продолжилось.

Медовый месяц мы провели в Скоттсдейле, останавливаясь в самых роскошных отелях. Для того, чтобы заполучить лучшие номера у бассейна в «Ла Посада», «Маунтин Шэдоус» и «Кэмелбэк Инн» мне пришлось воспользоваться старыми уловками.

В первую ночь, нашу первую брачную ночь, я украл ключи от номера новобрачных в «Ла Посаде», открыл дверь, взял Джейн на руки и перенес через порог. Мы хохотали, я изо всех сил старался её не уронить, донёс до кровати и отпустил. С коротким визгом Джейн упала на матрас. Её платье задралось, обнажив белые трусики и облаченные в чулки ноги, я немедленно возбудился. Мы не хотели торопиться, планировали принять ванну, сделать друг другу чувственный массаж, прежде чем наконец заняться сексом. Мне хотелось взять её прямо сейчас, и я спросил у неё, хотела ли она немного повременить.

Вместо ответа она стянула трусики, раздвинула ноги и протянула ко мне руки.

Позже, лежа рядом с ней, я сунул ладонь ей между ног, чувствуя липкую влагу.

— Может, попробуем что-нибудь другое? — спросил я. — Какую-нибудь новую позу?

— Зачем?

— Ну, мы всегда занимаемся этим в миссионерской.

— И что? Тебе же так нравится, разве нет? Мне вот нравится. Это моя любимая поза. Почему мы должны заставлять себя следовать ожиданиям других? Почему мы должны соответствовать представлениям о сексе других людей?

— Мы и соответствуем. Мы же обычные.

— Для меня всё это не обычно. Для меня это очень необычно.

Я понял, что она права. Для меня тоже всё было очень необычно. Зачем нам экспериментировать в постели лишь потому, что так делали другие люди и поэтому должны мы?

Вот мы и не экспериментировали.

Всю неделю мы купались в бассейнах отелей, питались в самых дорогих ресторанах и занимались сексом так, как нам нравилось больше всего.

Мы вернулись в Томпсон утомленные и довольные, с отдохнувшими мозгами и больными промежностями. Город оставался прежним, люди оставались прежними, только я…изменился. Я уходил во внешний мир и там понял, что скучал по нему. Вместо возвращения домой после отпуска мне казалось, что мы вернулись с воли обратно в тюрьму.

Мы вернулись к работе, несколько дней потребовалось на акклиматизацию, привыкание. Только…

Только это ощущение никуда не исчезло. Оно сопровождало меня повсюду, даже в самые счастливые моменты жизни. От этого я чувствовал себя неуютно. Я подумывал обсудить этот вопрос с Джейн, я должен был обсудить его с ней — мне совершенно не улыбалось, чтобы между нами снова возникли трудности в общении — но она выглядела такой счастливой, совершенно не подозревая о моих тревогах, что я не посмел вовлекать её в свои проблемы. Может, дело во мне самом. Может, у меня какая-то послебрачная депрессия или типа того. Разрушать её рай своей паранойей было бы просто нечестно.

Я заставил себя отбросить мысли о собственном недовольстве. Что со мной не так? У меня было всё, что нужно. Я снова с Джейн. Мы вместе жили в городе, где нас замечали, где мы не были подавляемым меньшинством, а наоборот господствующим классом.

Жизнь хороша, убеждал я себя.

И я заставил себя в это поверить!

6.

Мэрия и полицейский департамент представляли собой различные подразделения, однако пользовались общей базой данных. Я просматривал списки новых сотрудников, которые ежемесячно рассылались по всем отделам и внезапно наткнулся на имя Стива. Он был принят на службу в полицию, звёздочка около его имени означала, что он обладал опытом службы в правоохранительных органах и поэтому проходил сокращенную программу обучения и подготовки.

Стив? Опыт службы в правоохранительных органах?

Он же был обычным делопроизводителем.

Когда он присоединился к террористам, то превратился в насильника.

Однако вопросы того, кого и почему принимали в полицию, меня не касались, поэтому я промолчал. Может, Стив изменился. Может, он стал мягче, отринул прошлое.

Я прикрепил список на доску объявлений.

Хоть я и жил в Томпсоне и трудился в мэрии и поэтому лично отвечал за многие принятые решения, местная политика интересовала меня меньше всего. Каждый первый понедельник месяца проводились заседания городского совета, по местному кабельному каналу велась прямая трансляция, но я никогда на них не ходил и трансляции не смотрел.

Как правило.

Однако в последний день августа Ральф предложил мне посетить сентябрьское собрание.

Мы обедали в KFC, я выбросил обглоданную куриную ножку в корзину, вытер пальцы салфеткой и спросил:

— Зачем?

— Твой друг Фелипе хочет обратиться к совету с какой-то просьбой.

Фелипе.

С самого его прибытия в Томпсон около года назад я ничего о нём не слышал. Я иногда думал, что он вернулся обратно в Палм Спрингс или колесил по стране, набирая новых террористов. Сидеть тихо и ничего не делать — не в его привычках. Ему нравилась власть, нравилось находиться в центре внимания. Он жаждал известности и я никак не мог представить его тихим и незаметным. Даже в таком месте, как Томпсон.

Я попытался сохранить невозмутимость.

— Серьезно?

Мэр кивнул.

— Думаю, тебе будет интересно. Можешь даже прийти на слушание.

— Не думаю.

Но мне, конечно, было любопытно, что же именно задумал Фелипе, поэтому как-то вечером я включил местный телеканал.

Камера стояла на одном месте и была направлена на мэра и членов совета. Сидел ли кто-нибудь в зале видно не было и около получаса я слушал обсуждение старых вопросов, прежде чем мэр сверился с повесткой дня и огласил новое слушание.

— На повестке дня слушание просьбы Фелипе Андерсона, — сказал он.

Сьюзан Ли, единственная женщина в совете поинтересовалась, глядя поверх очков:

— Какой просьбы?

— Пускай докладчик сам её изложит. Мистер Андерсон?

Когда он прошёл мимо камеры и занял место на трибуне, я узнал его даже со спины. Он стоял прямо, выглядел собранным, его харизма ярко светилась на фоне уклончиво вежливого мэра. Я увидел, что именно привлекало террористов в Фелипе. Я увидел…

… залитого кровью Фелипе, расчленяющего тела двух малолетних детей.

— Это и есть Фелипе? — спросила Джейн.

Я кивнул.

— А он ещё больше неприметный, чем я предполагала.

— Он же Невидимка. Чего ещё от него ждать?

Фелипе на экране телевизора прокашлялся.

— Уважаемый мэр, уважаемые члены городского совета. Дамы и господа. Предложение, которое я хочу сделать, принесет пользу не только Томпсону, но и всем Невидимкам. Каждый из вас получит экземпляр списка моих просьб. Там всё изложено крайне подробно, вы можете изучить его на досуге. Детали обсудим на следующем собрании.

Он взглянул на листок бумаги перед собой и продолжил:

— Основная часть моего плана состоит в следующем: Для достижения наших целей и строительства отдельного государства, Томпсону необходима собственная армия, собственное ополчение. У нас имеются полицейские силы для поддержания порядка и законности внутри города, но нам также необходима армия для защиты наших интересов и независимости.

Двое членов совета принялись перешептываться. Из зала донеслись возгласы.

Джейн взглянула на меня и помотала головой.

— Не нравится мне эта милитаризация города, — сказала она.

— Остановимся пока на этом, — произнес мэр и посмотрел на Фелипе. — С чего вы решили, что нам необходимо вооруженное ополчение? Оно ведь встанет нам в немалую сумму: форма, оружие, обучение. Нам никто никогда не угрожал, никто на нас ни разу не нападал. Не вижу никаких причин для создания подобных отрядов.

Фелипе хихикнул.

— В немалую сумму, говорите? Для нас всё бесплатно. Достаточно попросить.

— Задача данного совета установить является ли та или иная просьба востребованной или нет.

— А она востребована. Вы утверждаете, что на нас никогда не нападали, но в 1970 году компания «Оутс» направила сюда вооруженный отряд, убивший десятки людей.

— Это было в 1970 году.

— И может произойти снова. — Фелипе взял паузу. — К тому же, моя просьба предполагает не только оборонительные, но и наступательные действия.

Мэр нахмурился.

— Какие ещё наступательные действия?

— Нас, Невидимок, угнетали на всём протяжении истории. Мы были отданы на милость тех, кого замечают, на милость обличенных властью. Мы не имели возможности нанести ответный удар. Полагаю, настала пора именно для таких действий. Настала пора призвать к ответу за все тяготы и лишения, которые мы были вынуждены перенести. Предлагаю возложить ответственность подготовку отряда из наиболее боеспособных мужчин на меня и напасть на Белый Дом.

Помещение огласилось криками и спорами. Фелипе же стоял и ухмылялся. Он чувствовал себя, как рыба в воде. Именно это он любил, этим жил и я видел, как он счастлив. Против собственной воли я тоже был рад за него.

Мэр к этому времени, уже совершенно не контролировал собрание. Собравшиеся в зале восхваляли Фелипе, спорили друг с другом, кричали на членов совета.

— Слишком долго они пользовались своим положением! — воскликнул Фелипе. — Мы нападём, а они нас даже не заметят. Не заметят, пока не станет слишком поздно! Мы захватим Белый Дом. Устроим первый успешный переворот в истории США! Страна станет нашей!

Я мог с легкостью предсказать, что будет дальше. Хоть мэр и совет были не согласны с Фелипе, толпа была за него. Если Ральфу и остальным дороги их кресла, в их интересах одобрить его просьбы.

Я выключил телевизор.

Джейн положила голову мне на плечо.

— Как думаешь, что будет теперь? — спросила она.

— Не знаю, — ответил я. — Не знаю.

В течение следующих нескольких месяцев Томпсон поселился во всех выпусках новостей на постоянной основе. Он попросту обрушил рейтинг Нильсена. Наш местный ведущий Глен Джонстон вёл ночные репортажи о подготовке ополчения. Благодаря уникальному статусу нашего города среди американских корпораций, Фелипе и ему последователям нужно было лишь заполнить необходимые бланки о поставке оружия и боеприпасов и ждать. Кто-то где-то, следя за заказами, заметил увеличение спроса на военное обмундирование, а кто-то где-то увеличил производство. Наверное, даже появились новые рабочие места.

Поначалу я гадал, почему никто ни в Томпсоне, ни в Национальной исследовательской ассоциации, ни в корпорациях не остановил эти поставки. Почему ни ФБР, ни в Бюро по контролю оружия, табака и алкоголя не начал расследование. Выступая по телевидению, Фелипе продолжал гнуть свою линию, не снижая накал:

— Мы свалим нынешнюю элиту! — заявлял он. — Мы установим новую власть в нашей стране!

Впрочем, меня не покидала мысль, что никто не замечал наши трансляции, как и нас самих. Причина, почему никто не остановил Фелипе, заключалась в том, что никто не обращал на него внимания, даже, несмотря на то, что он вещал на всю страну.

Впервые я подумал, что его план мог и сработать.

В его армию записалось почти двести человек. В Томпсоне оказалось необычно высокое количество людей, отслуживших в армии, ВВС и флоте. Именно эти люди занимались обучением новобранцев. Фелипе лично завербовал 50 человек и обучал их методам террористической борьбы. Именно им предстояло стать его личной гвардией, которая ворвется в Белый Дом и откроет дорогу остальным.

В Томпсон на тягачах прибыли два танка.

Дилер «Джипа» прислал армейские внедорожники.

Постоянно приходили ящики с оружием.

Наконец, спустя, казалось, целую вечность, Фелипе на очередном совещании городского совета объявил, что его армия готова к походу на Вашингтон.

Я раньше никогда не сталкивался со столь сильной предвоенной лихорадкой, и мне было не по себе. Джейн чувствовала себя точно так же. Как и все мои друзья. Джеймс, Дон, Ральф, Мэри и Джим.

Однако весь остальной город был готов к битве, готов выступить против всего мира. В субботу был устроен торжественный парад. Развевались флаги, люди швыряли конфетти, играл школьный оркестр. Я стоял на тротуаре и ждал Фелипе. Память постоянно напоминала о том, что он сделал…

«…Меня зовут не Дэвид! Я Фелипе!»

…но события последних месяцев, его собственная убежденность в том, что он совершает благо для Томпсона и всех Невидимок, затмили эти воспоминания. В этом наши с Джейн мнения расходились. Она видела в происходящем нечто грандиозное. Я же видел в этом продолжение террористической деятельности, логичное развитие убеждений Фелипе.

По улице маршем в ногу шагали ополченцы и мне пришлось признать, что выглядели они внушительно. За пехотинцами ехали внедорожники и автобусы, на которых им предстояло проехать через всю страну. Наконец, в самом хвосте колонны, стоя на танке, ехал сам Фелипе. Он махал руками и швырял конфеты детям.

Я вышел вперед, к самому краю тротуара. Передо мной был тот самый Фелипе, которого я видел в нашу первую встречу. Это был тот самый Фелипе, который вёл нас вперед. Он стоял на ногах, оглядывал толпу, гордо смотрел по сторонам. Как я и ожидал и даже немного надеялся, он меня заметил и посмотрел мне в глаза. Он улыбнулся мне взмахнул рукой. Я кивнул в ответ. В горле застрял комок, руки задрожали и я поспешил спрятать их за спину. Если бы всё происходило в фильме, сейчас бы звучала пафосная музыка, а на заднем плане алел закат. Момент был преисполнен драматизма и героизма.

Колонна продвигалась к окраинам города. Оркестр и другие участники марша разошлись, а ополченцы продолжили идти.

Нападение на Белый Дом состоялось в четверг вечером.

Вместе с солдатами освещать событие отправились репортеры томпсонского телеканала, и вечером в четверг все телевизоры города были настроены на местные новости.

Мы наблюдали, как по улицам столицы двигались наши танки и внедорожники, как они проезжали мимо знакомых достопримечательностей. Несмотря на то, что я не поддерживал всю эту военную возню, я всё же испытывал гордость и какой-то прилив патриотизма, глядя, как мы идём по Вашингтону.

Но хоть сами наши люди и оставались Невидимками, техника по-прежнему привлекала внимание и мы должны были предусмотреть, что появление танков на улицах не могло остаться незамеченным. Наша бронетехника торчала посреди дорожного движения подобно Годзилле на чайной церемонии. Колонна сворачивала на перекрестках и, подъезжая к самому Белому Дому, она была остановлена на блокпосту вооруженными солдатами армии США.

Танки и внедорожники проехали несколько метров и замерли. Никто не кричал, никто даже не разговаривал. Вероятно, все переговоры велись в радиоэфире, однако не звучало никаких сирен и сигналов тревоги. Шло время. 4 минуты. 5, затем 10. Не раздавалось ни звука, никто не двигался, даже сопровождавший колонну репортер признался, что понятия не имеет, что сейчас творится на блокпосту, но пообещал обязательно обо всём рассказать, как только что-нибудь станет известно.

Камера переключилась на Белый Дом, где находился другой репортер, освещавший марш Фелипе. Съёмочная группа успешно преодолела забор и теперь незаметно кралась по залитой лунный светом лужайке перед Белым Домом.

Внезапно трансляция вернулась на улицу, где солдаты открыли огонь по нашим людям.

Репортёр орал в микрофон, пытаясь описать происходящее, но получалось у него плохо.

Впрочем, мы всё видели сами.

Наше ополчение было просто разгромлено.

Даже будучи вооруженными и подготовленными наши войска ничего не смогли противопоставить лучшей армии мира.

Танки сделали по одному залпу, выстрелы ушли в «молоко», затем обе машины взорвались.

Сидевшие во внедорожниках бойцы разбежались по улице, стреляли в ответ по американским солдатам и по технике, но казалось ни в кого не попадали. Они начали падать один за другим — это работали армейские снайперы. Вскоре оставшиеся побросали оружие и побежали.

Репортер с оператором тоже решили ретироваться.

На несколько секунд картинка на экране погасла.

Затем снова вернулась трансляция из Белого Дома, где сотрудники Секретной службы — такие же безликие и неприметные люди, как и мы сами — бились на лужайке с гвардией Фелипе. На центральном фасаде ярко горели все прожекторы. Томпсонский репортёр сообщил, что, несмотря на отступление, один из людей Фелипе включил сигнал тревоги, чем и привлёк к себе внимание охраны президента.

Одного из наших застрелили, когда он пытался перелезть через забор.

Господи, лишь бы не Фелипе, взмолился я.

Я увидел бегущего Фелипе. Я узнал его по манере передвигаться и жестикуляции. Он вытянулся, схватился за решетку забора и перелез через него. Послышалась стрельба, но если стрелявшие и целились в него, они промахнулись. Фелипе продолжал бежать по газону в сторону съёмочной группы.

Экран снова погас.

— Мы потеряли связь, — сообщил находившийся в Томпсоне Глен Джонстон.

Я принялся переключать каналы в надежде увидеть спецвыпуски новостей, ведь нападение на Белый Дом и покушение на жизнь президента однозначно должно стать главным событием для всех телеканалов. Однако по всем каналам шли обычные сериалы и полицейские драмы.

Я остановился на CNN и целый час смотрел только их. Ничего. Я дождался одиннадцатичасового выпуска новостей и переключался между АВС, CBS и NBC.

О нападении сообщили по АВС. 30 секунд съемки перед самой рекламой: снимок Белого Дома с удобной позиции через улицу, убегающий с группой товарищей Фелипе, их преследуют люди в костюмах. Внизу кадра было сообщение: «Секретная служба предотвратила проникновение на территорию Белого Дома группы неустановленных лиц».

Затем пошла реклама душевых кабинок.

Мы с Джейн молча сидели в полном молчании и смотрели рекламу. Что это такое? Такая подготовка, столько тренировок и это всё? Из Томпсона в субботу на танках и внедорожниках выехало почти две сотни людей, дабы совершить переворот.

И всё, чего они добились это короткий репортаж перед рекламой.

Я выключил телевизор и забрался в кровать. Впервые в жизни я осознал, насколько же жалкими выглядели все наши потуги. Фелипе собрал вооруженный отряд, разработал чёткий план и всё это обернулось пшиком.

Более чем пшиком.

Я гадал, сколько ополченцев погибло. Сколько взяли в плен.

Через неделю в сопровождении жалких остатков своей армии Фелипе вернулся в Томпсон. Он был подавлен и унижен.

Правительство даже не попыталось их наказать. Не было инициировано никакого расследования или преследования.

Погибло 153 человека.

Мы были готовы встретить Фелипе как героя, но он прекрасно осознавал свой провал и всю смехотворность придуманного плана, поэтому скрылся с глаз долой и пропал из виду.

Глен Джонстон решил провести специальный эфир, устроить интервью с Фелипе, расспросить его о произошедшем, но тот впервые на моей памяти отказался появляться на людях.

Больше по телевизору я его не видел.

7.

Наступил новый год. Мы с Джейн решили завести ребенка, она выбросила противозачаточные, и мы приступили к осуществлению нашего плана. Она хотела проконсультироваться с врачом, но я её отговорил и убедил продолжать попытки. Мне казалось, что дело во мне, но выяснять наверняка я не желал.

Когда я закончил колледж и только получил работу в «Автоматическом интерфейсе», мне казалось, всё только начинается, что впереди у меня вся жизнь. Теперь же ход времени ускорился. Скоро мне будет тридцать. Затем сорок. Я стану стариком. Потом умру. Правду говорят: жизнь коротка.

Но, что я делала всю свою жизнь? И зачем? Изменился ли мир из-за моего в нём присутствия? Или смысл в том, что никакого смысла нет, что мы существуем лишь здесь и сейчас и почему бы не жить в полную силу, пока есть такая возможность?

Ответа я не знал, да видимо никогда и не узнаю.

После работы к нам зашёл Джеймс, и Джейн пригласила его остаться на ужин. Поужинав, мы с ним сидели на заднем крыльце и предавались воспоминаниям. Я вспомнил, как вся наша группа отправилась в суд и мы рассмеялись.

— Никогда не забуду рожу судьи, когда ты крикнул «Сосни хуйца!».

Я так сильно смеялся, что из глаз потекли слёзы. Пришлось даже вытереть глаза ладонью.

— А помнишь Бастера? Как он постоянно орал «Пиздюк!».

Мы продолжали хохотать, но в нашем смехе слышалась печаль, ведь я вспомнил Бастера. Я вспомнил, как он смотрел на нас в «Старом городе» в «Фэмилилэнде», когда со всех сторон к нему бежали «серые костюмы».

Мы перестали смеяться и молча смотрели на звёзды. Над нами висело ночное аризонское небо, сквозь дымку Млечного пути были видны самые главные созвездия.

— Вы там не уснули? — спросила из кухни Джейн. — Так тихо стало.

— Просто задумались, — отозвался я.

Джеймс откинулся в кресле.

— Ты здесь счастлив? — спросил он.

Я пожал плечами.

— Я тут слышал, что где-то есть место — целая страна Невидимок.

Я хмыкнул.

— Атлантида или Пацифида[19]?

— Я серьезно. — Его голос стал задумчивым. — Там мы могли бы обрести свободу. Настоящую свободу. Не быть рабами корпорации «Томпсон». Мне иногда кажется, что здесь мы нечто вроде питомцев, дрессированных зверюшек, которые раз за разом делают то, что им говорят.

Я молчал. Его чувства были мне прекрасно известны.

— Я тоже слышал об этом месте, — ответил я. — Это в Айове.

— А я слышал, что это целая страна. Где-то в Тихом океане, между Гавайями и Австралией.

Из дома донёсся грохот посуды.

— Я подумываю уехать, — сказал Джеймс. — Меня тут ничто не держит. Кажется, будто здесь я впустую трачу время. Хочу попробовать найти эту страну. — Он немного помолчал. — Подумал, может, ты отправишься со мной.

Какая-то часть меня очень этого хотела. Какая-то часть меня скучала по приключениям в пути. Какая-то часть меня тоже чувствовала себя в Томпсоне ущемленной. Но Джейн здесь нравилось. А я любил Джейн. И я никогда не стану делать что-то такое, что разрушило бы наши отношения.

И мне отчасти тоже тут нравилось.

Я попытался обратить разговор в шутку.

— Ты просто ещё бабу себе здесь не нашел.

Джеймс важно кивнул.

— И поэтому тоже.

Я медленно помотал головой.

— Я не могу поехать. Теперь я живу здесь. Мой дом тут.

Он кивнул, будто иного ответа и не ждал.

— Других спрашивал?

— Нет, но спрошу.

— Тебе ведь всё равно тут нравится, правда? — Я взглянул на Джеймса. — Я знаю, что ты думаешь об этом месте, но тебе же тут нравится.

— Ага, — признал он.

— Что мы, блядь, такое? Мы похожи на роботов. Нажми на кнопку, получишь нужную реакцию.

— Мы Невидимки.

Я посмотрел на небо.

— Но что это означает? Что это такое? Быть Невидимкой это не какое-то неизменное состояние. Не абсолют. Там, где я работал, был парень, он меня замечал, в отличие от остальных. А Джо?

— У магии нет законов, — ответил на это Джеймс. — Это наука подчиняется законам. Ты всё пытаешься засунуть всю нашу ситуацию в какие-то научные рамки. Дело не в генетике, не в физике. Мы вне каких-либо правил. Мы просто есть. Алхимики пытались унифицировать магию, из этого выросла наука, но сама магия никуда не делась. Рационального объяснения этому нет, нет причин и следствий.

Я помотал головой.

— Магия.

— Я много читал по этому вопросу. И пришел лишь к этому объяснению.

— Магия?

— Слово, может и неподходящее. — Он наклонился вперед, передние ножки кресла опустились на крыльцо. — Я лишь понимаю, что всё, что с нами происходит не может быть измерено, оценено или объяснено обычными методами. Это находится за пределами материального. Метафизика.

— Может, мы какие-то кристаллы, астральная проекция человека.

Джеймс рассмеялся.

— Может и так. — Он посмотрел на часы. — Слушай, поздно уже. Пора идти. Завтра на работу.

— Мне тоже. Причем на бесплатную.

— Безумный мир.

Мы прошли через дом, он попрощался с Джейн и я проводил его до машины.

— Ты действительно решил уехать? — спросил я.

— Не знаю. Скорее всего.

— Дай знать, как решишь.

— Разумеется.

Я стоял на крыльце и наблюдал, как он отъехал от моего дома, как скрылись за поворотом задние огни его машины. Спать я не хотел, валяться перед телевизором особого желания тоже не было. Джейн тоже не хотела, она домыла посуду и мы пошли гулять. Мы дошли до моего старого района и остановились у небольшого причала, где на якоре стояла детская лодочка.

Мы осмотрели небольшое искусственное озеро, расположившееся между двумя коттеджами. Джейн обхватила меня одной рукой и прильнула к моему плечу.

— Помнишь, как раньше мы ездили на причал в Ньюпорте?

— И ели в «Рубис».

— Чизбургер и луковые кольца, — сказала она, улыбнувшись. — Сейчас бы в самый раз.

— Суп из моллюсков в «Краб Кукер» лучше, как по мне.

Какое-то время мы стояли молча.

— Видимо, мы никогда не будем жить в Лагуна Бич, — тихо произнесла она.

Над ухом зажужжал комар и я прихлопнул его. Дома у озера внезапно показались мне какими-то убогими, сам водоём жалким. Я вспомнил о беспросветной тьме ночного океана, крошечные точки света, исходящие от прибрежных городков, которые было видно с причала и мне стало невообразимо грустно. Хотелось даже расплакаться. Сильнее всего я хотел, чтобы всё сложилось иначе, хотел вернуться к прежней жизни в старой квартире и чтобы всё стало как раньше.

Мне не хотелось быть Невидимкой.

Я развернулся и повёл её за собой по тропинке.

— Идём. Уже поздно. Пора домой, — сказал я.

8.

Убийца явился в офис утром, он вышел из лифта и спокойно подошел к стойке.

Я заметил его краем глаза — размытое цветастое пятно, повернулся и увидел невысокого мужчину крепкого телосложения, одетого в костюм клоуна и с разрисованным лицом. Он стоял в проходе, отделявшем рабочую зону от комнаты посетителей.

Желудок немедленно скрутился узел, в горле пересохло. Прежде чем я заметил нож в его руке, я уже знал, что он там будет. Первой мыслью было, что в Томпсон попал человек, прежде никогда не убивавший своего начальника и сейчас он намерен выполнить задуманное. Однако я не сумел опознать его, он точно не работал на этом этаже.

В этот момент я понял, что остальные его не замечали.

Его никто не видел.

Все эти мысли промелькнули в моей голове за несколько секунд, однако клоуну хватило этого времени, чтобы подойти к столу Рэя Лэнга, задрать ему голову и перерезать горло.

Я вскочил на ноги, откинул кресло в сторону и захотел закричать, но не сумел издать ни звука.

Клоун медленно и умело вытащил нож из горла. Кровь не брызнула, не лилась фонтаном, она сплошным потоком вытекла из раны на шее, разливаясь по белоснежной рубашке Рэя. По-прежнему держа одну руку на голове Рэя, клоун воткнул нож ему в глаз, затем в другой. На красном от крови лезвии осталась бело-зеленая слизь.

Клоун вытер лезвие о волосы Рэя, затем убрал руку с головы. Звуки, которые издавал Рэй не были похожи на крики, скорее это было какое-то глухое бульканье, к этому моменту он уже сумел привлечь к себе внимание остальных.

Убийца ухмыльнулся мне и сделал шуточный реверанс. Я посмотрел в его глаза и увидел в них чистое безумие. Даже под слоем грима я видел, что этот человек совершенно сошел с ума. Это не было похоже на временную одержимость, как у Фелипе. И меня это напугало до усрачки.

— Вон он! — наконец сумел выкрикнуть я. Ко мне вернулась способность говорить и двигаться. К сидевшему в залитом кровью кресле Рэю бежали люди, но меня никто не видел и не слышал.

Точно так же никто не замечал убийцу.

— Ты почти дошёл, — произнес клоун скрипящим шепотом. Затем он рассмеялся, его смех был подобен звуку, когда ногтями карябают школьную доску. — О, ты увидишь такое…

Затем он исчез. Испарился. Там, где он стоял, никого не было.

Воздух внезапно потяжелел, в нём повис запах распиленных зубов.

Я быстро огляделся, подбежал к лифту, дождался, пока он откроется, не переставая осматривать комнату. Никого не было. А когда двери лифта открылись, когда стало очевидно, что убийца не просто скрылся с глаз и выбрался наружу, а стал по-настоящему невидимым, я побежал за стойку, где лежал Рэй.

Прибыли врачи, провели все необходимые процедуры и отвезли Рэя в больницу, но он умер ещё до того, как его вынесли из здания. Помочь ему было уже нечем.

После того как Рэя увезли всё внимание присутствующих обратилось ко мне. Приехала полиция, они сфотографировали кресло, взяли у всех показания, собралась толпа и я изложил всё, что видел. Те же люди, которые игнорировали меня, когда я кричал и указывал на убийцу, сейчас слушали меня очень внимательно. Я вспомнил слова клоуна: «Ты почти дошёл».

Что бы это значило?

Конечно же, я знал, что.

Я становился Невидимкой в Томпсоне.

Как и он.

Невидимка среди Невидимок.

Я вспомнил, как ребенком ездил в «Диснейленд» и катался на аттракционе под названием «Путешествие во внутренний мир». Суть в том, что ты как бы проезжал сквозь «Великий Микроскоп» и попадаешь в невидимый мир атомов. Мне казалось, что я попал именно в такой мир, мир, недоступный взору остальным людям, существующий параллельно с видимым миром.

Может, убийца был призраком.

Об этом я тоже подумал. Как насчёт тех, кто годами, столетиями утверждал, будто видел привидений? А вдруг они просто видели Невидимых Невидимок? Такие люди находились на две ступеньки ниже нормальной жизни. Возможно, никаких привидений не существовало. И жизни после смерти тоже не существовало. Возможно, после смерти мы просто перестаем существовать. Возможно, вся концепция жизни после смерти была придумана благодаря свидетельствам о Невидимках.

Жаль никто не написал историю нашего племени, историю Невидимок.

Из лифта вышел Ральф и заспешил туда, где в окружении полицейских стоял я.

— Я был в банке, когда мне сообщили. Что случилось? — спросил он.

Допрашивавший меня полицейский кратко изложил ему суть произошедшего.

Ральф посмотрел на меня.

— Ты единственный, кто всё это видел?

— Видимо, да.

— Ты нам нужен, — сказал мне Ральф. — Так или иначе, ты его видел. И ты поможешь его найти.

Так или иначе.

Я знал, почему и от этого мне стало страшно. Становилось только хуже. Это было похоже на прогрессирующую болезнь. У меня были нормальные друзья, я жил в нормальном обществе. Но я превратился в Невидимку. Судя по всему, теперь я стал ещё более невидимым. В какой-то момент я смог установить связь между обычными Невидимками и этим человеком — кем или чем бы он ни был. Но не стану ли я со временем таким же, как он? Перестанут ли Джейн или Джеймс или все, кого я знал думать обо мне, перестанут ли замечать меня? Что если в один прекрасный день они оглянутся, не увидят меня и забудут?

Нет, сказал я себе. Этого не случится. Я не стану невидимым. Я не позволю себе исчезнуть.

— Он сумасшедший, — сказал я вслух. — Совершенно безумен.

— Не переживай. Тебе ничего не угрожает. Кто-нибудь постоянно будет находиться рядом. Тебе не нужно за ним охотиться, нужно просто его заметить.

— Я переживаю не из-за этого.

— Мы его возьмем, — сказал полицейский. — Больше он никого не убьёт.

— За это я тоже не переживаю.

— Так, что же тебя тревожит?

Я посмотрел в сторону, не желая делиться с ними собственными опасениями.

— Не знаю, — соврал я.

9.

Через час он напал снова, убил Тедди Говарда. Бросил изрезанное тело преподобного на алтаре, подобно выпотрошенной рыбе.

10.

Настроение города изменилось. Все вдруг стали нервными. Было похоже на те времена, когда в Южной Калифорнии орудовал Ночной Странник[20]. Томпсон прежде никогда не сталкивался с серийными убийцами. Разумеется, в городе совершались преступления: изнасилования, домашнее насилие. В процентном отношении мы ничем не отличались от остальной страны. Но ничего подобного прежде не происходило. Когда полиция распечатала основанный на моих показаниях фоторобот и его показали по телевидению, страх в обществе достиг апогея. Костюм клоуна пугал сам по себе, но когда стало известно, что этот Невидимка был невидим даже для нас, что он застрял в режиме убийства начальника, испугались все. Продажи оружия взлетели до небес. Даже Джейн ложилась спать с бейсбольной битой у кровати.

И всё же…

И всё же никто не знал убийцу так, как я. Я его видел, я знал, насколько он опасен, но беспокоило меня не то, что он убивал людей.

Кроме меня его никто не видел.

«Ты почти дошёл».

Я был Невидимкой в «Автоматическом интерфейсе», в колледже Бреа, возможно, всю жизнь. Это я мог пережить. Я смирился с тем фактом, что отличался от нормальных людей. Но я не мог смириться с мыслью, что теперь я отличался ещё и от других Невидимок. Что мне стало хуже.

На следующий день я отправился на работу и заметил, что кивки и улыбки, которыми меня обычно встречали коллеги, куда-то исчезли. Сколько это уже продолжается? Неужели я исчезал постепенно, а заметил только сейчас?

Я попытался вспомнить, что мы обычно обсуждали с коллегами и друзьями. Были ли темы наших разговоров такими же скучными, как у остальных? Я снова вернулся к мысли о своей невидимости. Может, я не был обычным человеком из-за того, что я — Невидимка. Может, наоборот, я был Невидимкой именно потому, что был самым обычным человеком. Может, дело во мне. Наверное, мне стоило сделать что-то такое, как-то изменить себя, дабы обратить процесс вспять.

Меня временно перевели из отдела планирования в департамент полиции. Здесь меня замечали. В глазах мэра и начальника полиции был важным свидетелем, способным преступника. Со мной обращались прямо как с Эркюлем Пуаро.

Проблема заключалась в том, что дело никуда не двигалось, невозможно было сделать ничего, дабы облегчить поимку этого психопата. Я гулял по городу в сопровождении двух оперативников. Целую неделю я ходил по кабинетам, магазинам и торговым центрам, постоянно высматривая клоуна или кого-то, кто был похож на того клоуна. Вместе с патрульными я катался по жилым кварталам. Просматривал фотографии преступников.

Ничего.

Мне становилось всё тревожнее. Даже гуляя, я замечал, что меня никто не видел. Вернулось то самое ощущение, которое я испытывал, когда только осознал себя Невидимкой. Я вспомнил Пола, как мы встретили его в Йосемите, голого, сумасшедшего, выкрикивающего ругательства в адрес прохожих. Неужели то же самое произошло и с клоуном? Неужели он оказался раздавлен тяжестью вынужденной изоляции?

Неужели то же самое происходило со мной?

«Ты почти дошёл».

Джейн я о своих страхах ничего не рассказал. Я знал, что поступал неправильно. Знал, что вел себя так же, как в прошлый раз. Надо было всем с ней делиться. Все проблемы мы должны решать вместе. Но почему-то я не мог заставить себя поделиться с ней. Её, наверное, это ужаснет ещё сильнее, чем меня. Я не собирался втягивать её в тот кошмар, который переживал сам.

Однако в то же самое время я отчаянно хотел всё ей рассказать.

Я сказал ей, что стал свидетелем убийства и только я мог опознать преступника. Но причин этого я рассказывать не стал. Не стал рассказывать, что произошло на самом деле.

Самым жутким случаем на этой неделе оказалась встреча со Стивом. Он уже дослужился до лейтенанта и шеф полиции назначил его руководить охраной мэрии. На случай, если убийца решит снова напасть на мэрию, шеф требовал постоянных отчетов о происходящем. Он считал, что таким образом можно будет взять преступника с поличным.

Стиву было поручено разобраться с этим делом, он встретился со мной, чтобы выяснить, как быстро убийца прошел от лифта к столу Рэя, как ему удалось отвлечь внимание остальных сотрудников, как быстро он исчез, когда его заметили. Он позвонил мне в четверг и предложил встретиться в отделе планирования перед обедом. После утренней прогулки с патрульными, к 11:30 я пришел в мэрию. Стив уже находился там.

Он меня не узнал.

Я понял это мгновенно, когда он раскрывал стандартный полицейский блокнот, куда записывал показания.

Он не знал, кто я такой.

Мы столько времени провели вместе, мы были коллегами, друзьями, братьями, а он меня даже не вспомнил. Ему казалось, что мы встречались впервые, что я очередной безликий бюрократ из мэрии. Общаться с ним, столько зная о нём, а он при этом тебя не узнавал, было неприятно. Я хотел ему всё рассказать, напомнить, расшевелить его память, но не стал и Стив ушёл, так и не вспомнив меня.

Убийства и нападения прекратились и к моей вящей радости полиция от меня отстала. Я вернулся на работу в мэрию с заданием смотреть в оба и сообщать обо всём подозрительном, но в полиции вскоре позабыли обо мне. В отделе планирования моего возвращения также не заметили.

Я уже отработал полноценную неделю, когда однажды встретил шедшего по коридору первого этажа мэра.

— Как идут поиски? — спросил я. — Есть что-нибудь?

Он ничего не ответил, посмотрел на меня, сквозь меня и прошел мимо.

11.

Когда я проснулся на следующее утро, за окном росло новое дерево.

Я стоял перед окном, смотрел на него и в груди у меня всё сжалось. Это дерево не было похоже на традиционные декоративные пальмы, которые обычно высаживали во дворах. Это был полноценный белый клен, выше нашего дома, вросший корнями глубоко в лужайку.

У него были фиолетовые листья.

Я не понимал, что это такое, что бы это значило, я лишь понимал, что меня это дерево до жути напугало. Я замер на месте, не в силах отвести взор. Из дома вышла Джейн, прошла по лужайке и подняла с газона свежую газету.

Она прошла сквозь дерево, будто его и не было вовсе.

Грудь сдавило ещё сильнее, я вдруг понял, что перестал дышать. Я заставил себя вдохнуть. Джейн взяла газету, снова прошла сквозь дерево и исчезла в доме.

Это что, какая-то оптическая иллюзия? Нет, дерево было слишком видимым, слишком настоящим, чтобы оказаться миражом.

А может, я схожу с ума? Возможно. Только я так не считаю.

«Ты увидишь такое…»

Я быстро натянул джинсы и выбежал во двор. Дерево стояло на месте, такое же высокое, но ещё более яркое. Я вытянул руку и коснулся его ствола.

Рука прошла сквозь него.

Я ничего не почувствовал, ни тепла, ни холода, ни малейшего дуновения ветра. Дерево как будто вообще не существовало. Я собрал волю в кулак и шагнул сквозь него. Оно выглядело крепким, непрозрачным, идя сквозь него, я видел лишь тьму. Словно я очутился внутри дерева. Однако я ничего не чувствовал.

Что это за хрень?

Я стоял и смотрел на фиолетовые листья.

— Ты что там делаешь? — спросила из кухни Джейн.

Я оглянулся на неё. Она смотрела на меня с озадаченным выражением лица, будто я занимался какой-то глупостью. Видимо, так и было. Я обошел дерево, прошел по лужайке к двери и зашел на кухню, где Джейн замешивала тесто для черничных кексов.

— Что ты там делал?

— Смотрел кое на что.

— На что?

Я помотал головой.

— Ни на что.

Она перестала перемешивать тесто и пристально посмотрела на меня.

— После убийства ты начал странно себя вести. Точно всё хорошо?

Я кивнул.

— Всё хорошо.

— Знаешь, свидетели убийства, даже полицейские, обращаются за консультацией к специалисту, чтобы поделиться переживаниями.

— Всё хорошо.

— Не надо замыкаться. Я переживаю за тебя.

— Всё хорошо.

— Я…

— Всё. Хорошо.

Она взглянула на меня, затем отвела взгляд и вернулась к тесту.

Дерево оставалось на месте и после завтрака и после того, как я сходил в душ. Джейн хотела сходить в магазин, набрать кое-каких продуктов к ужину и я вызвался сходить вместо неё. Она согласилась, всё равно, по её словам, дома ещё полно работы, поэтому я взял список необходимого и уехал.

Я вёл себя так, будто ничего не происходило, но заметил в парке другие деревья, заметил красные и черные кусты, росшие прямо посреди Мейн-стрит, увидел серебристый ручей, который тек через парковку «Монтгомери Уорд». Очевидно, ночью произошло нечто странное.

Что-то произошло со мной.

Больше никто в городе, кажется, не замечал этих перемен.

Джейн попросила меня заехать в «IGA» — их товары ей нравились больше, чем те, что продавались в «Вонс». Войдя в супермаркет, я увидел дерево, идентичное тому, что росло у меня во дворе. Оно стояло посреди мясного отдела, упираясь ветвями в потолок.

Я стоял и таращился на это дерево, остальные покупатели старательно обходили меня стороной. Нельзя спокойно продолжать жить, притворяться, что счастлив, когда вокруг тебя в самых неожиданных местах появляются причудливые деревья.

«Неужели именно это произошло с убийцей?»

Я быстро набрал то, что было нужно, и поспешил домой. Джейн мыла пол на кухне, я поставил пакеты с едой на стол, подошел к ней и сказал:

— Что-то не так.

Удивленной она не выглядела.

— Я надеялась, ты скажешь, что именно.

Я облизнул губы.

— Я… кое-что вижу. — Я посмотрел ей в глаза в надежде увидеть в них хоть капельку понимания, но ничего не нашел. — Ты понимаешь, о чём я?

Она медленно помотала головой.

— Там. Снаружи. — Я указал на окно. — Ты видишь дерево? Такое, с фиолетовыми листьями?

Джейн снова помотала головой.

— Нет. Не вижу, — ответила она.

Она считает меня сумасшедшим?

— Идём. — Я вывел её во двор и остановился около дерева. — Ничего здесь не видишь?

— Нет.

Я взял её за руку и поднес к стволу.

— А теперь?

Она помотала головой.

Я сделал глубокий вдох.

— Я исчезаю, — сказал я.

И всё ей рассказал. Про клоуна, про полицию, про Стива, про Ральфа, про людей на работе, которые больше меня не видели. Рассказал о деревьях, кустах и ручьях, которые видел сегодня по дороге в магазин. Всё это время она молчала, по её щекам текли слёзы.

— Я не сумасшедший, — сказал я.

— Нет, не сумасшедший.

— Тогда, почему…?

— Я не хочу тебя терять.

Я крепко её обнял и она принялась реветь, уткнувшись в моё плечо. У меня самого глаза были на мокром месте. О, боже. Меня снова от неё оторвут, да? Неужели мне суждено вновь с ней расстаться?

Я отпрянул от неё, взял её подбородок и поднял кверху, так, чтобы она посмотрела мне в глаза.

— Ты меня всё ещё видишь? — спросил я.

— Да. — Из носа у неё текло, она вытерла его тыльной стороной ладони.

— Я… стал для тебя другим? Ты стала меньше обо мне думать? Стала ли забывать, что я живу здесь?

Она помотала головой и снова начала плакать.

Я обнял её. Хоть что-то. Но я понимал, что это лишь отсрочка. Она любила меня. Я был для неё важен. Неудивительно, что я так долго держался в её памяти. Но со временем она неизбежно меня забудет. Я исчезну для неё. Возможно, однажды я вернусь домой, а она не будет об этом знать. Я буду сидеть на диване, она пройдёт мимо, позовет меня, я отвечу, но она не услышит.

Если это произойдёт, я покончу с собой.

Она взяла мою ладонь в свою.

— Мы кого-нибудь найдём. Врача. Того, кто сможет обратить этот процесс, — сказала она.

Я посмотрел на неё.

— Как? Тебе не кажется, что если бы был какой-то способ это исправить, его бы уже нашли? Думаешь, всем нравится жить здесь? Думаешь, они не захотели бы стать нормальными, будь у них такая возможность? Господи!

— Не ори на меня. Я просто подумала…

— Нет. Ты не подумала.

— Я не к тому, что процесс можно обратить вспять, но его наверняка можно хотя бы замедлить. Я подумала… — Она снова заплакала, вырвалась из моих объятий и убежала в дом.

Я бросился за ней и настиг её в кухне.

— Прости. — Я снова её обнял и поцеловал в лоб. — Не знаю, что на меня нашло. Я не хотел на тебя злиться.

Она тоже обняла меня.

— Я люблю тебя, — сказала она.

— Я тоже тебя люблю.

Мы так простояли довольно долго, не шевелясь и не разговаривая. Мы стояли, прижавшись друг другу, словно считали эти объятия чем-то вроде якоря, который ещё пока держал меня в этом мире.

Тем же вечером я позвонил Джеймсу. Хотелось поговорить с ним, рассказать о случившемся. Чем больше народу я привлеку к этой проблеме, чем больше людей будут о ней знать, чем больше умов будут работать над её решением, тем выше вероятность это решение найти.

Он ответил после четвертого сигнала.

— Алло?

— Джеймс! Это я!

— Алло?

— Джеймс?

— Кто это?

Он меня не слышал.

— Джеймс!

— Алло? — В его голосе послышалась раздражительность. — Кто это?

Я повесил трубку.

Фелипе я не видел со дня нападения на Белый Дом, а не слышал о нём с самого возвращения. Однако мне хотелось поговорить с ним. Мне было нужно с ним поговорить. Если кто-то и понимал, что со мной творилось, если кто-то и мог что-то с этим сделать, так это Фелипе. Может, он и психопат, но также он являлся самым компетентным, амбициозным и дальновидным человеком. Несмотря, на опасения, я всё же решился на встречу с ним.

Оставалось лишь надеяться, что он меня увидит.

Адрес его дома я нашёл через компьютер мэрии. Оказалось, что жил он в скромной однокомнатной квартире, на западной окраине города. В том районе дома были менее ухожены, не так украшены, сами здания выглядели не так заметно и даже несколько неприглядно. Здание, в котором он жил мне удалось найти лишь с третьей попытки.

Выяснив, где именно он жил, я припарковался через улицу, и какое-то время сидел в машине, собираясь с мужеством, чтобы выйти и постучать в дверь. Джейн хотела отправиться со мной, но я наотрез отказался, объяснив ей, что расстались мы с Фелипе не самым лучшим образом и лучше мне пойти одному. Теперь же я пожалел об этом решении. И о том, что не позвонил Фелипе перед приездом.

Я вышел из машины и дошел до квартиры 176. Я понимал, что если продолжу сидеть, то рано или поздно смогу переубедить сам себя и отказаться от задуманного. Мне пришлось заставить себя подойти к двери нажать кнопку звонка.

Когда дверь начала открываться, моё сердце бешено заколотилось, во рту внезапно пересохло. Я инстинктивно отшатнулся назад.

На пороге стоял Фелипе.

Весь страх разом испарился, его заменило странное чувство потери. Стоявший передо мной Фелипе не был тем, кого я знал. Это не был бесстрашно смотрящий вперед человек, который сделал меня террористом. Это не был яркий лидер, который вел нас вперед, навстречу приключениям, не съехавший с катушек психопат, которого я видел той ночью, когда разразилась песчаная буря. Это даже не было разбитый, потерпевший крах недогерой, которого я видел после Вашингтона. Представший передо мной Фелипе оказался до безобразия обыкновенным человеком. Ни больше ни меньше. Харизматичный искатель превратился в серую мышь. Его глаза потускнели, искра, которая когда-то блуждала в них, исчезла. Он выглядел истощенным, и намного старше, чем, когда я видел его в последний раз. В Томпсоне он — никто и я видел, как вес этого знания давил на него.

Изо всех сил я старался скрыть охвативший меня шок.

— Привет, Фелипе, — сказал я. — Давно не виделись.

— Дэвид, — устало ответил он. — Меня зовут Дэвид. Я просто сам звал себя Фелипе.

«Меня зовут не Дэвид! Я Фелипе!»

— А. — Я кивнул, словно соглашаясь с ним, но соглашаться мне было не с чем. Мы изучающее смотрели друг на друга. Я понял, что он меня заметил. Для него я не был невидим. Только это было слабым утешением. Я пожалел, что пришел.

Он всё ещё стоял на пороге, не приглашая меня войти.

— Чего тебе надо? — спросил он. — Зачем пришел?

Я не хотел сразу переходить к главному, но с чего начать, я тоже не понимал. Я нервно прокашлялся.

— Я женился. Помнишь, я рассказывал тебе про Джейн? Встретил её здесь. Она тоже Невидимка.

— И что?

Я посмотрел на него и сделал глубокий вдох.

— Что-то происходит. Что-то идёт не так. Мне нужна твоя помощь.

Он пристально посмотрел мне в глаза, будто пытался понять, говорю ли я правду, будто проверял меня. Видимо, проверку я прошел, потому что он медленно кивнул. Он отошел от двери пустил меня в квартиру.

— Заходи. Поговорим.

Эта квартира была обставлена в том же старушечьем стиле, что и его старый дом. Мне было слегка не по себе, когда я проходил в крошечную гостиную и садился на плоский диван, над которым висел дешевый морской пейзаж.

— Выпить хочешь? — поинтересовался он.

Я помотал головой, но он всё равно прошел на кухню и принес оттуда две бутылки пива. Одну он поставил передо мной.

Я по-прежнему не знал, что сказать, не знал, какими словами изложить свою проблему.

— Ты видишься с кем-нибудь из террористов? — спросил я.

Он помотал головой.

— А Джо? Ты что-нибудь о нём слышал?

— Полагаю, он больше не с нами. Он больше не Невидимка.

Больше не Невидимка.

Это вообще возможно? Разумеется, возможно. Я подумал о себе, о своей ситуации и меня пробил озноб.

— Наше положение не статично, — продолжал он. — Можно двигаться либо в одну, либо в другую сторону. — Он сделал хороший глоток из бутылки. — Мы движемся в другую.

Я пристально посмотрел на него.

— Ага. Я понимаю, зачем ты здесь. Вижу, что происходит. И знаю, что происходит.

Я наклонился вперед.

— Так, что же происходит?

— Мы стираемся.

Меня охватил страх вперемежку с облегчением. Это чувство было похоже на те ощущения, которые я испытал, когда узнал о существовании других Невидимок: я был напуган, но в то же время рад, что я не один такой. И как в тот раз, рядом со мной оказался Фелипе.

— Меня больше никто не видит, — сказал я.

Он слегка улыбнулся.

— Рассказывай.

Я посмотрел на него, на его обычную одежду, непримечательный внешний вид и рассмеялся. Он тоже начал смеяться и на миг всё стало, как прежде. Будто не было ни Мэри, ни Фэмилилэнда, ни Дезерт Палмс. Мы словно вновь оказались в моей старой квартире, старые добрые друзья. Братья.

Лед между нами растаял и мы разговорились. Он поведал мне о своем быстром угасании вскоре после фиаско у Белого Дома, о жизни здесь, в этой квартире в полном одиночестве. Я рассказал о совместной жизни с Джейн, рассказал об убийце, о том, как я заметил, что становился таким же Невидимкой здесь.

Я глотнул пива.

— Ещё я… вижу всякое, — сказал я.

— Видишь всякое?

— Там. — Я указал на окно. — Вижу луг красной травы. Вижу черное дерево, издалека похожее на кактус с ветками и листьями.

— Я тоже это вижу.

— Правда?

Он грустно кивнул.

— Я не собирался ничего говорить. Не хотел тебя тревожить. Не был уверен, что ты зашел настолько далеко.

— В чём дело? Что происходит? Почему мы всё это видим?

Он помотал головой.

— Не знаю. Есть несколько мыслей. Но это только теории.

Я взглянул на него.

— Как считаешь, наше положение можно обратить вспять? Или считаешь, мы канем в вечность?

Он посмотрел в окно, на красный луг, на черный кактус.

— Мне не кажется, что процесс можно развернуть в обратную сторону, — ответил он. — Не думаю, что вообще можно что-то с этим сделать.

12.

В четверг убийца вернулся.

Не знаю, зачем я продолжал ходить на работу, но я ходил. Я мог поступить так же, как в «Автоматическом интерфейсе» — просто перестать появляться. Я мог бы, и, наверное, должен был, больше времени проводить с Джейн. Но каждое утро я просыпался по будильнику и отправлялся в мэрию.

И в четверг убийца явился на место прошлого преступления.

Он не был одет в костюм клоуна, поэтому сначала я его не узнал. Я не работал, а просто сидел за столом и рассматривал кусок розовой скалы за окном, который появился днем ранее, в миллионный раз рассуждая о том, когда Джейн перестанет меня замечать. В этот момент открылась дверь лифта и на этаже появился он.

Я не обращал на него внимания, пока не стало слишком поздно. Краем глаза я заметил, как он быстро пересек коридор и подошел к стойке. Что-то знакомое было в его походке, но мой мозг не стал концентрироваться на этом.

Внезапно воздух потяжелел, появился запах пиленных зубов.

Я инстинктивно подскочил, в голове наконец сошлась картинка: вышедший из лифта парень двигался точь-в-точь как убийца-клоун.

Он набросился на меня сзади.

Меня схватили за шею и на короткое мгновение перед глазами блеснуло лезвие ножа. Ещё до того, как мой мозг осознал происходящее и смог отреагировать, я интуитивно дернулся в сторону и упал на пол, уклоняясь от удара и приземлился прямо на убийцу. Упав, он коротко выдохнул и ослабил хватку. Я откатился в сторону, вскочил на ноги и схватил со стола канцелярские ножницы.

Он был так же безумен, как прежде, на его лице читалось явное помешательство. Он ухмыльнулся и выставил вперед нож.

— Я знаю, что ты меня искал, пидор. Я тебя там видел.

Осторожно пятясь, я обошел стол, чтобы он оказался между нами. Мне не нравился его внешний вид. Он был лыс, средних лет, с пухлым, практически клоунским носом, во всем его облике было нечто странное, отчего в клоунском костюме он казался более вменяемым.

— Ты мне здесь не нужен, — произнес он. — Тебе сюда нельзя.

Он встал около синего куста, росшего прямо из пола, его нога коснулась ветки, листья затряслись.

Он мог трогать эти миражи.

Одним внезапным прыжком он оказался рядом со мной, он перегнулся через стол с ножом в вытянутой руке. Лишь потому, что он потерял равновесие, он не достал мне до живота, однако он уже замахивался для более точного удара. Я не стал тратить время попусту и воткнул ему в щеку зажатое в кулаке лезвие ножниц. Он издал пронзительный вопль, полный ярости и боли, порез ещё сильнее изуродовал его и без того неприятную внешность. Я выдернул лезвие и ударил чуть ниже, целясь в грудь. Я почувствовал, как лезвие царапнуло кость, ощутил, как по руке горячей струей потекла кровь. Я снова выдернул ножницы и ударил ещё ниже, в область живота.

Затем я отступил назад.

Убийца уже не кричал, а лишь издавал слабые жалостливые стоны. Он сполз со стола и упал на пол. Его кровь заливала всё вокруг: и ковер на полу мэрии и оранжевые ростки травы, росшие из него. Очевидно, он потерял много крови, так как его кожа стала серой и бледной, словно он умирал.

Я взмолился богу, чтобы так и было.

Вся эта сцена прошла абсолютно мимо внимания моих коллег и двух наёмных работников, заполнявших бланки у стойки. Вокруг продолжалась обыкновенная офисная жизнь.

Мимо нас, не замечая крови и не оставляя на ней следов, к «Ксероксу» прошла секретарь с пачкой чертежей в руках.

Убийца посмотрел на меня остекленевшими глазами.

— Ты — начал он, но не закончил фразу, перекатился на левый бок, сквозь стол…

…и исчез в стене.

Я моргнул. Позади стола была стена, но внезапно за ней появился луг и тропинка, тянувшаяся вниз с холма, на котором я сейчас стоял. Я бросился вперед, вслед за ним, но хоть я и видел, куда побежал убийца, мне дороги туда не было. На луг я не попал. Вместо этого я с размаху ударился лбом о стену.

Я отшатнулся назад, глядя сквозь прозрачную стену, как по тропинке, среди зарослей оранжевой травы и фиолетовых деревьев ковылял раненый окровавленный убийца.

13.

Кошмар закончился, но никто этого так и не понял.

Я в одиночку сумел спасти Томпсон от вероятно бесконечной серии жестоких убийств.

И знала об этом лишь Джейн.

Я пытался рассказать Ральфу, пытался рассказать начальнику полиции, но ни тот ни другой меня не увидели. Я даже написал анонимные письма мэру и шефу, всем, кто, как мне казалось, должен об этом знать, однако никто не обратил на эти письма внимания, а официальное расследование продолжалось.

Всю следующую неделю я провел в спальне с завешанными окнами, выходил только поесть и в туалет. Меня тревожила даже не невидимость. И даже не то, что я снова убил человека.

Я был встревожен видами другого мира.

Тем, что это было. Иной мир. Да. Теперь, я понял. Всё чаще и чаще я видел незнакомые горизонты, инородные растения, внеземные геологические образования и цвета, каким нет места на Земле. Я не знал, был ли этот мир частью иного измерения, делившего одну планету с нашим, или этому имелось какое-то иное объяснение. Я лишь понимал, что этот мир активно и интенсивно вторгался в мой. Даже сидение в спальне не помогало. Ковер был не того цвета, к которому я привык. Сквозь него пробивались пучки оранжевой травы. Стены не выглядели белыми, они представляли собой прозрачные окна, сквозь которые виднелся инопланетный пейзаж. Сквозь потолок я видел бурые облака, плывущие по золотистому небу.

Я мог целиком погрузиться в себя, отстраниться от Джейн, но делать этого я не стал. Я пытался бороться с этими видениями, миражами, или чем они там были, но я не стал отталкивать от себя Джейн, как возможно поступил бы в прошлом. Наоборот, я стал ближе к ней, рассказывал обо всём, что видел, обо всём, что чувствовал и мне начало казаться, что, когда я был рядом с ней, тот, другой мир становился тусклее, а меня окружал привычный Томпсон.

В воскресенье я увидел какое-то живое существо.

До сей поры всё моё знакомство с альтернативной реальностью ограничивались ландшафтами, скалами и растениями. Мне не встречалось ни одно живое существо. Но, когда я проснулся воскресным утром, раздвинул занавески на окне в спальне и выглянул наружу, то увидел это животное. Оно стояло на оранжевом лугу и смотрело на меня. Я наблюдал, как он передвигалось среди высокой травы. Оно было похоже на паука, только размером с коня, а на его морде, даже с далекого расстояния читалось какое-то хитрое знание, которое пробрало меня до самых костей. Оно раскрыло волосатую пасть, до меня донесся его свистящий шепот, я спешно запахнул занавески и отошел назад. Я не понял, что сказала эта тварь, да и не хотел понимать, но что-то подсказывало мне, что если я продолжу на него смотреть, очень скоро я всё пойму.

Я забрался обратно в кровать и накрылся одеялом с головой.

Чуть позже, в тот же день я вновь отправился к Фелипе. Джейн тоже захотела поехать. Я сказал ей, что Фелипе будет напуган и не захочет видеть нас вместе. Ей мои слова не понравились, но она согласилась. Я откровенно лгал — Фелипе был бы рад познакомиться с ней — но мне самому почему-то совершенно не хотелось, чтобы они встречались, а сказать ей правду у меня духу не хватило.

Дверь его квартиры открылась ещё когда я подходил к ней. Перемены в его внешнем виде удивили меня. С нашей последней встречи прошло менее двух недель, и за это время он изменился в худшую сторону. Трудно было сказать, что именно с ним произошло. Он не стал тоньше, не облысел, он просто… потускнел. Всё, что отличало Фелипе от остальных, всё, что делало его уникальным, оригинальным, исчезло. Стоявший передо мной человек мало выглядел не примечательней магазинного манекена.

Неужели, то же самое происходило со мной?

Когда он заговорил, назвал меня по имени, какая-то часть его вернулась в наш мир. Я узнал его голос, различил те самые уверенные интонации, которые когда-то и привлекли меня в нем. Я вошел к нему домой. Пол в квартире был весь покрыт грязью и пустыми пивными бутылками, сквозь которые торчали инопланетные растения. Я спросил:

— Ты можешь их касаться?

Он кивнул.

Я потянулся к синей ветке, лежавшей на кофейном столике, ладонь прошла сквозь неё. Я вдруг почувствовал необычайное облегчение.

— Скоро ты туда попадешь, — сказал Фелипе.

«Ты уже дошел».

Я кивнул и огляделся. Повсюду были поломанные ветки и обрывки растений. Я прочистил горло.

— Ты всё ещё страдаешь от…

Он понял, к чему я вёл.

— С того случая не было ни одного припадка. Ни единого, с тех пор как распалась наша группа.

— Ты… никого не убил?

Он слегка улыбнулся.

— Я переживаю не из-за этого.

С той самой ночи, с тех самых пор, как я пошел за ним в тот дом, мне не давал покоя один вопрос. Видимо, настало время его прояснить.

— Ты с кем-то разговаривал, — сказал я. — Той ночью. Отвечал на какие-то вопросы. С кем ты говорил?

— Думаю, с богом.

— Думаешь?

— Это был тот же голос, который назвал меня Фелипе. Я услышал его очень давно. Во сне. Я был Невидимкой ещё до того, как сам это понял. Голос сказал, чтобы я называл себя Фелипе, сказал собрать команду террористов. Он говорил и… другое.

— Ты про свои «толчки»?

Он кивнул.

— Мне казалось, я где-то его видел раньше. Во сне. Он прятался в лесу и, несмотря на то, что он меня напугал, я был впечатлен. — Он замолчал и посмотрел в сторону. — Нет, не совсем так. Я был не просто впечатлен. Я был полон истинного восторга. Понимаю, звучит бредово, но мне тогда показалось, что я видел бога.

— А теперь?

— Теперь? Теперь мне кажется, что это кто-то — или что-то — с той стороны.

«С той стороны».

Я выглянул в окно, посмотрел на фиолетовый лес, тянувшийся вдоль улицы, и меня пробил озноб.

Он заговорил тише.

— Мне кажется, недавно я его видел. Там.

Я совершенно не желал знать, что именно он видел, но я понимал, что мне не отвертеться.

— Он прятался среди деревьев. Там ещё было полно этих паукообразных тварей размером с верблюда. Но я видел его глаза, его брови, его зубы. Видел его шерсть, копыта. Он тоже узнал меня.

Я весь покрылся мурашками. Было страшно даже смотреть в окно.

— Я считал, мы были избраны богом, — произнес Фелипе. — Мне казалось, мы были ближе к богу, чем кто бы то ни было, потому что были самыми обычными людьми. Мы представляли собой золотую середину, идеальную посредственность. Именно такими нас и задумал Господь. Людьми, которые одновременно могли и возвыситься и пасть на дно. Именно этот идеальный баланс приближал нас к богу. А теперь… — Он посмотрел в окно. — Сейчас я думаю, что мы просто более восприимчивы к вибрациям и волнам, посланиям, исходящим из… как бы это место не называлось. — Он повернулся ко мне. — Ты читал книгу «Великий бог Пан»?

Я помотал головой.

— Там описывается «подъем занавеса», связь с миром, который был очень похож на нас. — Он прошел к столу, на котором громоздилась куча книг, вытащил одну и протянул мне. — На. Почитай.

Я взглянул на обложку. «Величайшие истории об ужасном и сверхъестественном». Одна из страниц была загнута, я открыл её. Там было написано: «Артур Мэкен. «Великий бог Пан».

— Читай.

Я посмотрел на него.

— Прямо сейчас?

— А тебе есть чем заняться? Займёт полчаса, не больше. А я пока телевизор посмотрю.

— Я не могу…

— Зачем ты сюда пришел?

Я моргнул.

— Что?

— Зачем ты сюда пришел?

— С тобой… поговорить.

— О чём?

— О…

— О том, что ты видел. Ты же видел то, о чём я говорил, да?

Я помотал головой.

— Значит, ты видел пауков.

Я посмотрел на него и медленно кивнул.

— Читай.

Я присел на диван. Мне было непонятно, как выдуманная история сможет разъяснить нашу ситуацию, но я быстро это выяснил. Действительно, описанная в рассказе ситуация была очень похожа на ту, с которой я столкнулся, когда разбирался с убийцей и неприятно мало отличалась от той, что описал Фелипе. Сумасшедший ученый открывает способ преодолеть разрыв между нашим миром и «другой вселенной». Он отправил туда женщину и та вернулась абсолютно безумной. Она стала свидетельницей величайшей божественной мощи существа, которое древние по недоразумению называли великий бог Пан. Та женщина забеременела, родила, и её дочь, когда выросла, смогла путешествовать между мира по собственной воле. В нашем мире её дочь — убийца. Она совращала мужчин, затем являла им свою истинную сущность, и те кончали жизнь самоубийством. В итоге её раскрыли и казнили.

Фелипе собственноручно подчеркнул несколько абзацев. В одном описывалось, как девочка шла по лугу и внезапно исчезала. В другом не было ничего необычного, лишь рассказывалось о том, какой затхлый стоял воздух сразу после путешествия между мирами. Третий отрывок представлял собой описание неких «тайных сил», невообразимых, неописуемых сил, которые лежали в основе всего сущего и были слишком могущественны для человеческого восприятия. И последним был подчеркнут отрывок, где было написано, что эта женщина и это существо отныне навеки пребывают в другом мире в компании новых друзей.

Именно этот последний отрывок поверг меня в ужас. Я подумал о раненом убийце, убегавшем под спасительную защиту фиолетовых деревьев.

Когда я закрыл книгу, Фелипе взглянул на меня.

— Знакомо, не правда ли?

— Это выдумка.

— Но она реальнее, чем принято думать. В ней есть истина, потому что автор что-то знал. Мы с тобой сами видели этот мир. — Он помолчал. — Я слышал голос великого бога Пана.

Я посмотрел на него. Я не верил ему, но и сомнений в его словах у меня не было.

— Мы — передатчики в этот мир. Мы его видим, мы его слышим, можем принимать оттуда послания. В этом наша цель. Мы здесь за этим. Этим можно объяснить в том числе и различия между Невидимками. Мы можем связываться с этими силами и передавать послания «полукровкам» вроде Джо. А Джо и такие как он передадут их остальному миру.

— Но остальные Невидимки нас больше не слышат, — возразил я. — И ты, кажется, говорил, что Джо больше не Невидимка.

Фелипе пропустил мои слова мимо ушей.

— К тому же, не все же мы должны быть передатчиками. Так бы мы не стали обычными. У этого явления нет ничего общего с нашим состоянием…

— Никто не представляет собой что-то одно. Черный мужчина имеет не только темный цвет кожи. Он ещё и мужчина. Он чей-то сын. Может, брат, муж, отец. Ему может нравиться как рэп, так и рок и классическая музыка. Он может быть спортсменом, а может быть студентом. Для каждого есть масса вариантов. Невозможно описать человека одним словом. — Он помолчал. — Даже нас.

Я не мог понять, стоило ли ему верить. Не знал даже, хотел ли я ему верить. Приятно, конечно, думать, что быть Невидимкой — не единственная моя черта, что не только это слово определяло мою сущность. Но, чтобы моё предназначение не имело ничего общего с моими личными талантами или принадлежностью к определенной группе… нет, на это я не поведусь.

Фелипе наклонился вперёд.

— Возможно, именно туда движется человечество. Возможно, именно там мы все должны оказаться. Возможно, мы и есть цель, побочная ветвь эволюции Невидимок. Может, когда-нибудь мы все сможем путешествовать между мирами. Может, мы все — подобия Элен, — сказал он, указывая на книгу.

Я вспомнил убийцу, вспомнил, насколько он был безумен, и, несмотря на то, что связь с девочкой была очевидной, я помотал головой.

— Нет, — сказал я.

— Почему?

— Мы не превращаемся ни в каких высших существ, способных перемещаться между мирами, между измерениями, хрен знает между чем. Мы исчезаем в одном и перемещаемся в другой. Нас туда засасывает. И рано или поздно мы исчезнем. В чём смысл этой эволюции? Чтобы люди теряли любимых и жили среди чудовищ и пауков? Сомнительно.

— Ты не видишь всей картины…

— Нет, вижу. Кроме того, мне плевать. Я не хочу туда. Даже видеть всего этого не желаю. Я хочу остаться здесь, с Джейн. Если бы ты столько же времени тратил на то, как избежать нашего положения, сколько ты тратишь, размышляя о нём, мы бы выжили.

— Нет, не выжили бы.

«Нет, не выжили бы».

Я уставился на Фелипе. До сего момента я и не осознавал, как сильно рассчитывал на то, чтобы он разобрался со всем этим бардаком, однако его категорическое нежелание надеяться оказалось для меня очень болезненным уколом. Внезапно я осознал, что все его теории, все попытки связать нас с книгой Мэкена, были нелепой попыткой совладать с пониманием того, что обратного пути не было, что мы обречены. Как и я, Фелипе был просто напуган неизвестностью.

— Ну, и что будем делать? — спросил я.

— Ничего. Мы ничего не сможем сделать.

— Ну, нахер! — Я хлопнул ладонью по кофейному столику. — Я не стану сдаваться без борьбы.

Фелипе взглянул на меня. Нет, на меня смотрел Дэвид. Фелипе больше нет, его заменил уставший, разбитый старик.

— Мы сможем. И сделаем, — заявил я.

Я резко поднялся и, не говоря ни слова, вышел из его квартиры. Он что-то сказал мне в спину, но я не услышал, да мне было и неинтересно. Из глаз текли слезы гнева, я шагал к машине прямо сквозь фиолетовые деревья. Я, наконец, понял, Фелипе мне не поможет. Мне никто не поможет. Оставалось надеяться только на чудо, что кто-нибудь придет и избавит меня от этой напасти, но я не мог.

Я ехал по Томпсону, через иной мир.

Я ехал и не оглядывался.

14.

«Магия».

Я вцепился в это слово, оброненное Джеймсом, надеясь, что то, что происходило со мной, можно было обернуть вспять, что это логичный результат некоего неизученного пока процесса.

Разве не на это намекал Фелипе? На магию?

Я попытался убедить себя в его правоте. Но даже если всё происходящее со мной — это результат какого-то магического ритуала, а не генетика, то даже хуже. Я смотрел на своё отражение в зеркале и видел человека, намного старше, чем я, тусклее. Очертания Томпсона вокруг дома постепенно исчезали, их сменяла оранжевая трава, серебряные ручьи, розовые камни, фиолетовые деревья и шипящие пауки размером с коня.

Я принялся молиться богу, чтобы другой мир вокруг меня исчез, чтобы я снова стал нормальным, но Он — или Она — проигнорировал мои молитвы.

Неужели бог нас тоже не видел?

Нормально я себя чувствовал лишь рядом с Джейн. В её присутствии давление иного мира ослабевало, по крайней мере, в доме, поэтому я как можно дольше старался находиться с ней. Не знаю, то ли это моё воображение, то ли Джейн действительно защищала меня от чужого мира, но я доверял ей. Я был убежден, что она являлась моим талисманом, и я вовсю пользовался тем преимуществом, которое она мне давала.

Мы пытались выяснить, откуда у неё эта сила — если, конечно, это была сила — и как мы могли её использовать себе во благо. Однако никто из нас не мог ни о чём думать, мы просто сидели друг с другом и надеялись, что всё само рассосется.

Разумеется, ничего не рассосалось.

Чтобы быть рядом со мной, она уволилась с работы. Большого смысла в работе не было — в Томпсоне всё бесплатно. Мы по-прежнему могли ходить в магазин и брать всё, что захочется.

Не надо думать, будто мы просто сидели на месте и ждали, жалея себя. Это не так. Но мы и не притворялись, будто всё в порядке. Мы прямо смотрели правде в глаза и пытались вести себя, исходя из сложившихся обстоятельств.

Мы много разговаривали.

По нескольку раз в день занимались сексом.

Питались мы в основном фаст-фудом — хот-догами, гамбургерами, тако, макаронами с сыром, но однажды Джейн решила, что нужно пользоваться моментом и вести более шикарный образ жизни. Она отправилась в магазин и набрала там стейков, лобстеров, крабов и икры. Мы, по крайней мере, я, не очень жаловали подобную еду, но сама эта идея так вдохновила Джейн, что я не рискнул становиться у неё на пути.

Времени слишком мало, чтобы тратить его на споры.

Как-то я сидел в гостиной и смотрел повтор «Острова Гиллигана»[21], она вернулась из магазина с двумя полными продуктов пакетами в руках. Я встал, чтобы ей помочь. Джейн оглядела комнату.

— Боб? — позвала она.

Сердце дрогнуло в груди.

Она меня не видела.

— Я тут! — выкрикнул я.

От крика она подпрыгнула, выронила один пакет и я подбежал к ней. Я забрал у неё второй пакет, поставил его на пол и крепко прижал её к себе. Лицом я уткнулся ей в волосы, по моим щекам текли слезы.

— Я решил, что всё, — сказал я. — Решил, ты меня больше не видишь.

— Я вижу. Я тебя вижу. — Она прижалась ко мне, а я вцепился в неё, будто висел на краю отвесной скалы, и лишь она удерживала меня от падения вниз. Её голос был полон страха, я понял, что те несколько секунд, пока она осматривала гостиную, она меня не видела.

Я её терял.

Из порванного пакета по полу растекалось молоко, но нам не было до него никакого дела. Мы стояли, прижавшись друг к другу, не говоря ни слова, а за окном оранжевую траву накрывала вечерняя тень.

Посреди ночи меня разбудил голос, звавший меня по имени. Это не был шепот, какой обычно звучит в кино. Наоборот, складывалось впечатление, будто кто-то истошно орал, находясь на другой стороне широкого поля.

— Боб!

Я сел в кровати. Рядом со мной лежала и спала Джейн.

— Боб!

Я откинул одеяло, выбрался из постели, подошел к окну и раздвинул занавески.

Томпсон исчез.

Я смотрел на оранжевую поляну. На её противоположном краю виднелась фиолетовая роща. Ещё дальше, высились розовые горы. На золотом полотне неба висело черное солнце.

— Боб!

Кажется, голос исходил из рощи. Я посмотрел туда и среди деревьев заметил движение силуэтов паукообразных тварей. Чуть поодаль, в глубине рощи, практически невидимый стоял ещё кто-то. Звал именно он.

Откуда он знал, как меня зовут?

— Боб!

— Чего? — наконец, отозвался я.

— Иди к нам!

Я не испытывал страха, хотя, по идее, должен был. Спрятавшаяся среди деревьев тварь должна была напугать меня до усрачки. Однако голос звучал мягко, успокаивающе и меня охватило ощущение, что сейчас всё, наконец-то, закончится.

— Идём! — звал голос. — Мы тебя ждём!

Окно и стена передо мной растаяли. Я был словно во сне, меня будто загипнотизировали. Я шагнул сквозь стену и ощутил какое-то новое, иное дуновение теплого ветерка, вдохнул и даже воздух казался иным. Даже температура была другой. Не было ни теплее, ни холоднее, просто… по-другому.

Я попал в другой мир.

Я ощутил странное чувство успокоения, какое-то летаргическое спокойствие, охватившее меня, несмотря на непрекращающийся сигнал тревоги в голове.

Я шагнул вперед.

— Нет!

Сквозь пелену новых ощущений до меня донесся голос Джейн, высокий и отчаянный, полный тревоги и страха. Я обернулся и посмотрел на неё. На секунду я вновь оказался во дворе перед нашим домом, а она стояла в окне и смотрела на меня. Затем я вновь очутился на поляне, а она кричала мне, стоя за невидимой стеной комнаты, которая выглядела так, будто была выдернута из Канзаса в страну Оз.

— Боб! — снова позвал голос. Он уже не был теплым и успокаивающим. На самом деле, он звучал угрожающе и полностью соответствовал жуткой тени среди деревьев. Я попытался вернуться назад, к Джейн, но ноги меня не слушались.

— Боб! — выкрикнула Джейн.

Я снова на секунду вернулся во двор перед домом.

— Джейн! — позвал я в ответ.

— Я вижу тебя! — крикнула она. — Я замечаю тебя! Я люблю тебя!

Не знаю, что заставило её это прокричать, что вынудило об этом подумать, будто именно эти слова могли что-то решить, однако из рощи донеслось яростное рычание, и я вновь обрел способность передвигаться. Я развернулся и побежал, а этот мир, иной мир, начал таять, исчезать из виду, пока полностью не испарился. Я очутился снаружи дома, полностью голый. Я стоял, прижавшись лицом и ладонями к стеклу, находившаяся по ту сторону Джейн сделала то же самое. Не знаю, что именно сейчас произошло, но знаю, что она оттащила меня от края. Джейн меня спасла.

Я подбежал к двери на кухню, дождался, пока Джейн её отопрет и оказался в её объятиях.

— Я услышала, ты что-то кричал, а потом увидела, как ты… стал исчезать! — пробормотала Джейн. — Ты пропадал!

— Шшшш. Всё хорошо, — ответил я ей.

И так и было. Фиолетовые деревья, оранжевая трава, золотое небо — всё исчезло. Был только наш дом в Томпсоне и ночное небо Аризоны. Если бы это было кино, значит, было бы ясно, что именно её любовь спасла меня от исчезновения в ином мире, однако мне казалось, что всё несколько иначе. Её любовь приняла в этом участие. Важнее было то, что она видела меня. Что она замечала меня.

Именно так она и сказала. Именно в таком порядке:

«Я вижу тебя — я замечаю тебя — я люблю тебя».

Магия.

— Я люблю тебя, — повторила она.

«Мы не Невидимки для тех, кто нас любит».

Я крепче прижал её к себе.

— Я тоже тебя люблю, — ответил я. — И я тебя вижу. И замечаю. И никогда не перестану замечать. Никогда.

15.

На следующий день я осознал себя совершенно невидимым. Полностью. Меня никто не видел и не слышал. Я превратился не просто в Невидимку. Я вообще не существовал.

А я-то думал, что всё закончилось. Решил, что смогу вернуться к работе, что моё состояние само начнет обращаться вспять, что всё вернется в норму, но, когда я вышел из машины и прошел в здание мэрии, я понял, что никто меня не видел. Я вошел внутрь, прошел мимо секретаря мэра и та не обратила на меня внимания. Я стоял прямо у дверей кабинета Ральфа. Тот смотрел сквозь меня.

— Ральф! — позвал я.

Нет ответа.

Я принялся играться с его вещами, дурачиться, брать предметы и переносить их из одного угла в другой. Только, какой во всём этом был смысл? Я развернулся и ушел. Впервые я осознал то, что должен был осознать уже давно: мне не хотелось возвращаться на работу.

Мне не хотелось вообще здесь оставаться.

Не хотелось больше жить в Томпсоне.

Я сел в машину и вернулся домой.

В пути я размышлял над тем, кто я и что я, о своих желаниях. Тестировать товары? Быть подопытным кроликом в человеческом обличье? Какой от всего этого толк? Неужели в этом и есть смысл существования? Возможно. Как однажды сказал Ральф: «Кто-то же должен».

Кто-то, но не я.

Возможно, жизнь и работа в Томпсоне и приносила Невидимкам какой-то смысл в их существование. Возможно, страна производила хорошие товары, потому что мы прилежно выполняли свою работу. Благодаря нам, наверное, товаров производилось всё больше, всё больше появлялось рабочих мест, а те, кто эти товары покупал, были счастливы. Возможно, часть ответственности за всё это лежала в том числе и на Невидимках Томпсона.

Только мне всего этого было недостаточно.

Томпсон был лишь копией «Автоматического интерфейса». Я тут никто. И ничто.

А мне хотелось быть хоть кем-нибудь, хоть чем-нибудь.

Я остановился возле дома и какое-то время сидел в машине. Увидел в окне Джейн, как та пылесосила гостиную.

Всё пошло коту под хвост. Всё. Абсолютно. Дорога, которой я шёл, окончилась тупиком. Ужас Простых Людей завершился кровавой баней, а город, где жили подобные мне превратился в то, от чего я пытался сбежать.

Что мне теперь делать? Куда податься?

А как же Джейн?

Я ещё недолго посидел в машине, затем зашел в дом и всё рассказал Джейн. Она решила позвонить своим друзьям.

Её никто не слышал.

Мы поехали в центр, погуляли по магазинам. Нас обоих никто не видел. Мы были невидимы. Джейн вытащила меня оттуда, но и я затянул её туда, и теперь мы оба застряли в этом междумирье, невидимки среди Невидимок.

Джейн становилась всё тише и тише, пока осознание происходящего постепенно до неё доходило.

— Я не вижу никаких странных штук, — сказала она мне.

— Я тоже, — ответил я. — Полагаю, с этим покончено.

— Значит, мы застряли. В этом положении.

Я кивнул.

Она выронила сумочку и расстегнула блузку.

— Ты что делаешь? — спросил я.

Она уже расстегнула лифчик, скинула туфли, расстегнула и стянула джинсы.

— Прекращай! — Меня это уже начинало пугать.

— А что? Никто же не видит.

Она спустила трусики.

— Джейн!

Она подбежала к пожилой паре, взяла руку мужчины и приложила к своей груди.

— Смотри, какие сиськи!

Мужчина нервно одернул руку. Хоть он и чувствовал её, но он её не видел и не слышал.

— Джейн!

— Отлижи мне! Полижи мне письку!

Джейн стояла голая посреди торгового зала и выкрикивала ругательства, но никто не обращал на неё внимания. Я прошел в магазин постельного белья, взял оттуда халат, накинул его ей на плечи и отвел в машину.

После этого я отвез её домой.

16.

Следующие два дня Джейн провела в постели. Поначалу я переживал, что она не справится с таким ударом. Я не ожидал от неё подобной реакции, и меня это напугало.

Но на утро третьего дня она проснулась раньше меня, и к тому моменту, когда поднялся я, уже готовила завтрак.

— Временное помешательство, — сказала она, когда я прошел на кухню.

Я сел за стол, налил в стакан апельсинового сока, притворяясь, будто ничего необычного не произошло.

— Когда ты впервые осознала себя Невидимкой, произошло то же самое?

— Нет. Только в этот раз. Синдром отложенного стресса, наверное. Просто сорвалась.

— Теперь-то всё нормально?

— Всё хорошо.

Я взглянул на неё.

— И что будем делать?

— А ты бы что хотел?

Я вдруг понял, что меня тут ничего не держало, ничего не связывало с этим местом. У нас здесь не было никаких обязательств, никаких долгов. Мы были свободны делать всё, что захотим.

— Не знаю, — признался я.

Она подошла к столу, переложила со сковородки на тарелку пару жареных яиц.

— Чего я точно не хочу, так это оставаться здесь, — сказала она.

— Я тоже. — Я посмотрел на неё. — Есть предложения, куда можно отправиться?

Джейн хитро улыбнулась.

— На побережье?

Я кивнул и тоже улыбнулся.

— Значит, на побережье.

Днём, пока Джейн собирала вещи, я позвонил Фелипе. Я не был уверен, здесь ли он вообще и не ушёл ли на ту сторону. Не был я уверен также, услышит ли он меня. Однако он был здесь, он меня слышал и обещал обязательно приехать. Я рассказал, как добраться до нашего дома.

Он прибыл через 15 минут. Выглядел он при этом ещё бледнее, и более размытым, чем в нашу последнюю встречу, хотя, казалось, что хуже некуда было. Но я его всё ещё видел, и Джейн видела. Несмотря на всё произошедшее, у меня стало тепло на душе и я, наконец, представил свою жену лучшему другу.

Ночь Фелипе провел с нами.

За обедом я рассказал ему, что произошло, что я видел, и что сделала Джейн.

Он кивнул.

— Значит, считаешь, способность других людей нас узнавать держит нас здесь?

— Это вполне вероятно.

— Тогда, почему я до сих пор здесь?

— Потому что я тебя знаю. — Я сделал глубокий вдох. — Потому что я вижу тебя. Я узнаю тебя. Я люблю тебя.

Он ухмыльнулся.

— Попытка — не пытка, да?

— Хуже-то не стало.

— А что будет, когда ты уедешь?

Я замолчал.

Он рассмеялся.

— Не переживай. Я не напрашиваюсь в компанию.

— Дело не в… — попытался объясниться я.

— Знаю, знаю.

Честно говоря, я раздумывал над тем, чтобы взять его с собой. Но сначала следовало поговорить с Джейн.

— А поехали с нами? — предложила Джейн. Я посмотрел на неё и кивнул в знак благодарности.

Он помотал головой.

— Моё место здесь. Тут живёт мой народ.

— Но…

— Никаких «но». Полагаю, мне хватит сил и веры, чтобы бороться с любым давлением. Никто не убедит меня в том, что я не существую.

Я кивнул, улыбнулся, но ощущение тревоги меня не покинуло.

Утром Фелипе помог мне отнести вещи в машину. Джейн, тем временем, прибиралась в доме. Ей не хотелось, чтобы новые постояльцы застали здесь бардак.

— Уверена, что мебель брать не стоит? — спросил я у неё. — Взяли бы прицеп.

Она помотала головой.

— Нет.

Мы были готовы отправляться.

Джейн села в машину и накинула ремень безопасности. Я повернулся к Фелипе. Несмотря на все наши различия, несмотря на разногласия, несмотря на всё произошедшее, мне было жаль с ним прощаться. Мы многое вместе пережили, и плохое и хорошее, всё это крепко нас связало. Я посмотрел на него, и его острый некогда взгляд померк, а по краям глаз выступили слёзы.

— Поехали с нами, — сказал я.

Он помотал головой.

— Я больше не исчезаю. Я возвращаюсь. Через несколько недель я окрепну. За меня не переживай.

Я посмотрел ему в глаза и понял, что он знал, что это не так. Это понимание искрой промелькнуло между нами.

— И куда направитесь? — поинтересовался он. — Обратно в Палм Спрингс? Может, удастся набрать новую команду террористов.

— Это не для меня, — ответил я, затем указал рукой на Томпсон. — И это тоже не для меня. Не знаю даже, что именно мне подойдёт. Это я и попытаюсь выяснить. Но ты оставайся здесь. Набирай новых террористов. Сражайся за будущее нашего народа. И продолжай верить.

— Буду, — тихо сказал он и добавил: — Берегите себя.

Я чуть не расплакался, по щеке потекла слеза и я не успел её смахнуть. Я посмотрел на Фелипе и, поддавшись внезапному порыву, крепко его обнял.

— Ты сам себя береги.

— Ага.

Я сел в машину.

— Прощай, — обратился он к Джейн. — Мы не так много времени знакомы, но мне кажется, я знал тебя всю жизнь. Когда мы странствовали вместе, Боб постоянно о тебе говорил. Он тебя очень любит.

Джейн улыбнулась.

— Я знаю.

Они пожали друг другу руки.

Я завёл машину и отъехал со двора. Я бросил взгляд на Фелипе. Тот помахал рукой.

Я тоже помахал ему.

— Прощай, — сказал я.

Когда мы отъезжали, он побежал за нами, и продолжал бежать, пока мы не ехали по дороге из города. Когда мы выехали за пределы Томпсона, он встал посреди дороги и принялся нам махать.

Я посигналил ему в ответ.

Мы ехали на восток, пока Фелипе не исчез за горизонтом, а Томпсон не превратился в маленькую, едва различимую точку.

17.

Пока мы не нашли постоянно жильё, нам приходилось селиться в мотелях.

В Лагуна Бич не было ни одного подходящего необитаемого дома, поэтому мы отправились на побережье, в городок Корона дель Мар.

Поначалу, я предполагал, что мы найдём понравившийся дом и будем жить там в своё удовольствие. Я думал, что не было никакого смысла искать собственное жильё. Решил, что жить по соседству с кем-то ещё окажется довольно удачной идеей. Мы были бы там, как призраки. Весьма забавно вышло бы.

Поэтому мы поселились в огромном особняке с роскошным видом на океан, принадлежавшем одной пожилой паре. Мы заняли комнату для гостей и мылись в гостевой ванной. Когда хозяева ложились спать, мы выходили на кухню.

Однако нам стало некомфортно жить по соседству с другими людьми, становиться свидетелями их личной жизни. Мне было неприятно наблюдать за людьми, которые думали, что их никто не видит, видеть, как они чешутся, слышать, как они бормочут что-то себе под нос, позволяют проявляться своим искренним чувствам. Так что мы переехали поближе к берегу, в Пасифик Пэлисейдс, где, наконец, нашли шикарный дом, принадлежавший некогда популярному артисту, у которого недоставало средств на оплату счетов. Дом уже два года как был выставлен на продажу.

Туда мы и заселились.

Дни шли своим чередом. Мы просыпались за полдень, большую часть дня проводили на пляже, вечером читали или смотрели телевизор. Было приятно, но я постоянно задавался вопросом: в чём смысл всего этого? Идея Фелипе о том, что у нас была какая-то особая судьба, что мы были созданы для чего-то особенного, меня никогда не прельщала, однако я не мог отделаться от мысли, что мой жизненный путь должен куда-то в итоге привести, что в моем существовании был какой-то смысл, какая-то цель.

Но ничего этого не было.

Не было никакого смысла. Мы жили, мы умирали, а в промежутке пытались что-то сделать. И всё. Точка. Не было ничего, что можно было бы выделить из серии разрозненных эпизодов, называемых моей жизнью. Моё появление на свет ничего ни для кого не изменило.

А потом Джейн сказала, что беременна.

И всё изменилось.

Вот он — смысл, решил я. Может, я оставлю след в истории, а может и нет. Но после меня останется ребенок и то, кем он станет, зависит от меня и от Джейн. И, возможно, наш ребенок сыграет значительную роль в этом мире. А, может, и нет. Но может, его или её ребенок сыграет. И, что бы ни произошло, как далеко бы ни протянулась эта цепочка, начало будет положено мной.

У меня появилась цель.

Я вспомнил слова Ральфа о том, что дети Невидимок сами всегда становились Невидимками. Я рассказал об этом Джейн, но ни ей, ни мне не было до этого никакого дела. Она заявила, что жизнь в Пасифик Пэлисейдс ей не нравится, ей хотелось, чтобы наш ребенок рос в иных условиях, поэтому мы снова переехали, на этот раз поближе к берегу, в дом в Кармеле.

Первый триместр прошел успешно, мы с Джейн чувствовали себя счастливыми как никогда прежде. Мы попытались выйти на связь с её родителями, но те нас не видели и не слышали. Мы, конечно, ожидали подобного, но результат нас всё равно разочаровал. Впрочем, ненадолго. Нам было чем заняться, было чему радоваться. Мы зарылись в книги в поисках подходящего имени. Читали руководства для молодых родителей. Крали детское питание, мебель, одежду.

Мы подолгу гуляли вдоль берега, но со временем, когда живот Джейн стал больше и она начала быстро уставать, она стала заниматься упражнениями на дому. Мне она сказала, чтобы я продолжал гулять и хоть поначалу я противился, в итоге я согласился. Она сказала, что не хотела привязывать меня к своему состоянию. Ещё она признала, что ей хотелось побыть одной, чтобы я не болтался постоянно возле неё.

Я понимал её желания.

Одиночные прогулки по пляжу даже начинали мне нравиться.

А потом произошел тот случай.

Я прошел больше километра по песку и собрался уже повернуть обратно, когда заметил странное возмущение в воздухе. Я подался вперед и сощурился.

Вдали, на песчаном горизонте виднелась полоска фиолетового леса.

Сердце дернулось в груди. Я покрылся холодным потом, дыхание сперло. Я быстро побежал обратно к дому. Добравшись, я взбежал на крыльцо.

Джейн отчаянно визжала, взывая ко мне.

Прежде мне не доводилось слышать, чтобы она так кричала. Я никогда не думал, что в её голосе могло быть столько ужаса, но я слышал её и у меня внутри всё сжалось от страха. Я замер, боясь пошевелиться, но совершил над собой усилие и вошел в дом.

— Боб! — кричала она.

Через коридор я влетел в спальню.

Там я встретил убийцу.

Он сидел на нашей кровати. Он сорвал с Джейн одежду, уселся на неё сверху и прижал к её горлу лезвие ножа. Каким-то образом ему удалось выжить, вернуться и выследить нас.

Краем глаза он заметил меня и повернулся.

Его ширинка была расстегнута, наружу торчал эрегированный член.

— А, вот и ты. — Он ухмылялся. — А я всё жду, когда ты явишься. Хочу, чтобы ты посмотрел, как твоя женушка будет мне отсасывать. — Он потянулся в сторону, взял её порванные трусики, зарылся в них носом и принялся их нюхать. — Ммммммм, — протянул он. — Свеженькие.

Я резко шагнул вперед, он тут же прижал нож к её горлу, из пореза пошла кровь. Джейн вскрикнула.

— Не дергайся, — предупредил он. — Иначе я ей глотку нахуй порежу.

Я замер в дверном проеме, не зная, что делать. Какая-то часть моего сознания надеялась, что Фелипе всё-таки растворился в ином мире и сейчас он выскочит оттуда, затащит этого гада туда, откуда он явился и тем самым спасёт нас.

Только ничего этого не произошло.

Убийца наклонился вперед. Головка его члена уткнулась в крепко сжатые губы Джейн.

— Открывай пасть, бля, — приказал он. — Или я вырежу твоего выродка прямо из живота.

Джейн открыла рот и он сунул туда член.

Инстинкты взяли надо мной верх. Если бы я начал раздумывать, то никогда бы не сделал того, что сделал. Я бы испугался за жизнь Джейн и нашего нерожденного ребенка и так и стоял бы на месте. Но, когда я увидел, как его вставший член исчез у неё во рту, я, не раздумывая, бросился вперед. Я прыгнул ему на спину, обхватил руками голову. Он мог бы воткнуть нож в горло Джейн, но в этот же миг она стиснула зубы и убийца отчаянно завопил, потеряв контроль за ситуацией. Я потащил его за голову на себя, оттаскивая от Джейн и попытался ухватиться за нож. Его лезвие полоснуло по ладони, не сказать, что я не почувствовал боли, но я не остановился и продолжил выкручивать ему шею, пока не услышал отчётливый хруст. Вопли стихли, его тело обмякло, однако нож всё ещё лежал в ладони. Джейн выхватила его и воткнула ему прямо в промежность. По её животу хлынул поток крови, заливая простыни.

Она выдернула нож и воткнула его обратно, на этот раз в грудь.

Я повалился на спину, продолжая выкручивать ему шею и мы вместе очутились на полу.

Я вскочил на ноги, ожидая, что он будет всё ещё жив, но он был мертв.

Окончательно мертв.

Я огляделся и не увидел ни оранжевой травы, ни фиолетовых деревьев, никаких признаков иного мира.

Джейн продолжала держать нож, её трясло словно лист на ветру, она тихо всхлипывала, всё её тело было покрыто кровью, изо рта свисала слюна.

Я, наконец, ощутил боль от пореза и заметил, как на пол стекали струйки моей собственной крови. Не обращая внимания на порез, я подошел к Джейн и аккуратно вытащил нож из её ладони, поставил на ноги и вывел в соседнюю спальню.

— Они что, посылают за нами убийц? — выкрикнула она. — Посылают их за нами, потому что я не дала им заполучить тебя?

— Нет, — ответил я, поглаживая её по голове и усаживая на кровать. — Это всё. Он был один такой. И приходил он за мной. Не за тобой.

— А что если они пришлют ещё?

— Не пришлют. Это последний.

Я не понимал, откуда я это знал, но я был убежден в правдивости своих слов. Видимо, это был один из «толчков», как у Фелипе.

— Всё кончено, — сказал я.

И в кои-то веки я оказался прав.

Всё закончилось.

18.

Позже днём я зарыл труп.

Но сначала я порубил его на куски.

На следующий день мы собрали вещи и переехали в Мендосино.

19.

Ещё через четыре месяца Джейн родила мальчика весом под 4 килограмма.

Мы назвали его Фелипе.

20.

Иногда мне кажется, что мне повезло. Повезло быть Невидимкой. Внешность моя, может, и была обычной, но опыт точно отличался от остальных. Я видел то, чего нормальный человек никогда бы не увидел. Делал то, чего обычный человек никогда бы не сделал. Я прожил хорошую жизнь.

Мы живём в прекрасном мире. Я только сейчас начал это осознавать. Мы живём в мире, полном чудес. И, несмотря на то, что моё состояние мешало наслаждаться ими в полной мере, я знал об их существовании.

И я пытался научить этому своего сына.

Мне не было прощения за содеянное. Сейчас я в этом убежден. Убийство людей — это абсолютное зло, не важно, при каких обстоятельствах оно было совершено, чем оно оправдывалось. Убийство — это зло, вне зависимости от того, кто его совершает.

Если бог есть, простить меня мог лишь он.

За себя могу сказать лишь, что я учусь на собственных ошибках. Я прожил жизнь не впустую. Тот, кем я стал, очень сильно отличается от того, кем я был.

Видимо, в моих странствиях, в несвязанных между собой событиях, какими являлась моя жизнь, был какой-то смысл.

Я продолжал гадать, кто же мы такие. Потомки инопланетян? Генетические мутанты? Результат какого-то правительственного эксперимента? Я продолжал размышлять, но уже не был одержим этим вопросом, как прежде. Смысл моего существования не в этом.

Он в моём сыне. В Фелипе.

Не уверен, верю ли я в существование бога, дьявола, рая или ада, но я совершенно убежден, что в нашем бытии должен быть смысл. Я убежден, что у нашего появления на земле есть цель. Я не считаю, что смысл нашей жизни заключается в самой жизни. Не считаю я также, что наша цель — быть замеченными другими людьми. Не кажется мне и то, что наша задача — тестировать товары массового производства для усредненных американцев.

Я знаю, что у нас должна быть какая-то цель.

Может, когда-нибудь, я это выясню.

Может, это выяснит мой сын.

А что насчёт того, иного мира, который когда-то мне приоткрылся? Я и об этом размышлял. Что это? Ад? Рай? Нирвана? Неужели именно это место видели многочисленные гуру и мистики, когда настолько глубоко погружались в медитацию, что теряли всякую связь с реальностью? Или это другое измерение, существующее параллельно с нашим? Я читал и перечитывал «Великий бог Пан» и никак не мог принять это объяснение.

Однако альтернативной версии у меня не было.

Каким бы ни было объяснение существования этого мира, магическим или научным, само его наличие каким-то образом успокоило мои тревоги относительно жизни и смерти. Не знаю, переживал ли я вообще о том, что будет после смерти, но чувствовал я себя гораздо спокойнее. Я не знал точно, было ли что-то после смерти — да и никто не знал этого с уверенностью — но, я знал, что что-то было и меня это не пугало.

Мы по-прежнему живём в Мендосино, на берегу океана. По утрам я пишу, а Джейн присматривает за Фелипе и возится в саду.

Остальную часть дня мы проводим вместе.

У нас хорошая жизнь и мы счастливы, но меня не покидает чувство, что когда-нибудь нам захочется большего. Я иногда вспоминаю слова Джеймса о стране Невидимок, земле за морем, острове или полуострове, где подобные нам живут мирно, отдельным народом.

Мне кажется, это было бы отличным местом для детей.

Порой я смотрю на водную гладь и мечтаю научиться управлять лодкой.