Новая поездка на север Рэмунаса утомила. В частности потому, что главу клана все время донимала мысль о том, что он оставил дома. Поначалу Рэмунас старался игнорировать назойливое чувство. И только в конце первой недели дал себе задуматься над ним.
Память Рэмунаса сохранила мало впечатлений из детства: теплые руки матери, светлый, крепкий дом, пахнущий хвоей, заливистый смех сестры. А потом пугающая чернота, поглощающая все, чем он жил. Рэймонд был уверен, что потерял семью и в конечном счете себя самого прежде, чем очнулся в подвале литовского особняка. Со временем он превратился в Рэмунаса Вилкаса, но чернота внутри осталась, напоминая о том, что когда-то он был почти обычным человеком. Рождение сына напомнило позабытую почти теплоту, которую Рэмунас чувствовал, вспоминая о семье.
А еще он хотел увидеть Дину. С той самой ночи, когда она сама того не желая сорвала свидание, Дина была как надкусанное лакомство. Рэмунас время от времени представлял, что мог бы с ней сделать, и в какой-то момент с досадой понял, что хотел получить Дину и только ее. Его пугала нараставшая зависимость. Глава клана в глубине души был согласен с Леонасом: лучше держать страсти под контролем, а тех, что слишком сильны, избегать.
Но девчонка сама не дала себя выставить. Теперь, когда она принадлежала Рэмунасу по праву, он решил, что легче удовлетворить желание. В конце концов, все приедается и это приестся.
С делами на севере было покончено чуть раньше срока. Рэмунас впервые возвращался в Петербург с таким радостным чувством. Его не огорчали недавние слова Леонаса о том, что маленькому сыну грозят тайны литовского особняка. Названный дядя как всегда преувеличивал чтобы набить себе цену. Рэмунас выпустил его оттого, что Леонас обещал заняться делом, от которого долго отказывался — наследием Уордов, оставшимся в Литве. Рэм очень хотел найти сестру, Агнес. Без связей Леонаса нечего было и рассчитывать сделать это скрытно.
Рэмунас прибыл вечером и поздно предупредил о том, что едет, так что прислуга не успела приготовить все к его появлению. Рэмунас один из немногих в особняке питался человеческой едой, так что ужин для него нужно было делать. Хозяин на сей раз не был расстроен. Глава клана распорядился на счет вечера и поднялся наверх, к сыну.
Дина кормила ребенка, это Рэмунас понял, едва войдя — услышал, как она ласково разговаривала с сыном и вторившее девушке довольное посапывание младенца. Глава клана ощутил тепло, так, словно наконец-то вернулся домой впервые за много лет, только не к матери, а к любимой жене. Так он и стоял под дверью, обдумывая неожиданно нахлынувшее чувство. Это было неправильно, потому иметь близких, особенно таких беззащитных, означало позволить кому-нибудь себя поддеть.
Глава клана очнулся только когда Дина уложила ребенка в кроватку и подошла к двери. Видимо, ей что-то понадобилось в соседней комнате. Рэмунас распахнул ее первым, чтобы не быть застигнутым врасплох. Дина сделала неловкий шаг назад, глава клана напомнил себе, что люди слышат не так как дети ночи — она не могла ощущать его дыхания и не знала, что он рядом.
Мгновение девушка выглядела удивленной, но тут же очаровательно улыбнулась. Рэмунас посмотрел на сына и понял, что ребенок крепко спит, сытой и довольный. Потом перевел взгляд на его мать и почувствовал знакомое желание. Да что же в ней было такого особенного? Рэмунас едва удержался от того чтобы прямо здесь не повалить ее на кровать и не проверить.
Глава клана привык делать это так чтобы все было по его правилам. Рэмунас думал сначала поужинать, но именно в этот миг понял, что больше не хочет откладывать.
— Жду тебя в спальне, — сказал он.
— Что? — удивилась Дина.
— Условия контракта. Ты же не думала, что я про них забыл? — сказал Рэмунас глядя на часы, — У меня ровно в одиннадцать двадцать. Тебя проводит прислуга.
С этими словами он вышел и тут же распорядился чтобы девушке доставили покупки. Возвращаясь в Петербург, Рэмунас позаботился о том, чтобы подобрать для нее подходящее белье. Он как обычно, думая о предстоящей встрече растягивал удовольствие, готовясь к ней.
Он зашел к себе и, сбросив пиджак, подумал, что слишком увлекся женщиной, но ему не хотелось останавливаться. Рэмунас прошагал в душ. Мысли по-прежнему были заняты ей. Он выкрутил ручки, пустив воду и усмехнулся. Ну вот сегодня он и проверит, стоила ли эта девушка в самом деле всех тех тревог, что пришлось пережить из-за нее. Все-таки хорошо, что по контракту она принадлежит только ему.
Дина явилась в указанное время. Прислуга, как всегда, была безупречна, исполняя волю хозяина. Многие из них, заключив контракты попросту Рэмунаса ослушаться не могли.
Глава клана не стал одеваться полностью, приняв душ, но натянул штаны, в которых обычно отправлялся спать, потому что не хотел щеголять обнаженным если прислуга надумает проводить девушку. Это имело касательство к его представлениям о безопасности. Как и то, что раньше никто не имел права зайти на его половину особняка кроме Сергея и пары выбранных им горничных. Так было до сентября пока Рэмунас сам не привел сюда Дину.
Хлопнула дверь и по легким шагам глава клана определил, что она была одна. Отлично! Значит, про запреты все помнят и необычное распоряжение никого не удивило. Рэмунас поднялся из кресла и отворил дверь спальни, так, чтобы в коридор упал свет уличного фонаря. Большинство детей ночи прекрасно обходились без дополнительного освещения. Глава клана тоже к нему не прибегал. Ему нравились холодные и спокойные цвета тьмы.
Слабый свет озарил гостью. Она перехватила на груди халат. Рэмунас шире распахнул дверь и пригласил ее жестом.
Дина прошла в комнату. Глава клана ощутил ее дурманящий аромат. Она была лучше, чем та девушка из отеля. Желанней.
Рэмунас захлопнул дверь и подошел к гостье со спины. Дина была в легком шелковом халате. Он распустил пояс, и она вздрогнула. Чего она боится? Рэмунасу казалось после всего, что он сделал, Дина могла бы понять, что он не причинит зла. Но эта робость его умиляла.
— Я должен объяснить тебе правила, — сказал Рэмунас, наклонившись к ее уху. — Ты ничего не делаешь сама и не говоришь, пока я не разрешу. Ясно?
Дина кивнула.
Тогда Рэмунас оставил ее и устроился на постели.
— Раздевайся.
Ему нравилось отдавать приказы и одновременно оттягивать наслаждение до тех пор пока желание не станет обжигающе-болезненным. В конце концов и в его жилах текла кровь детей ночи. Рэмунас был склонен к развлечениям, которые вызывали у него сильные эмоции.
На девушке был пеньюар и белье из такого тонкого кружева, что его можно было бы счесть почти прозрачным.
— Медленно, — подсказал Рэмунас, ему доставляло удовольствие ее смущение.
Дина чувственная — это он уже понял. Несмотря на выдуманные им правила, Рэмунас любил делать женщинам приятно. Ему нравилось, что в прошлый раз, перед охотой, она явно хотела продолжения, хоть и стыдилась этого не меньше, чем сейчас.
Она совершенно не умела раздеваться. Но это тоже было мило. Рэмунас насмотрелся на продажных женщин. Ее подчеркнутая неуклюжесть выглядела очаровательно.
Тем временем Дина осталась в одних чулках.
— Оставь, — хрипло выдохнул он.
Сил больше ждать не было. Все это смущение, вид послушной кроткой овечки окончательно его распалили. Рэмунас похлопал по одеялу. И когда она приблизилась, схватил девушку за талию и уложил на кровать, спиной к себе. Свободной рукой он избавился от своей одежды.
Обычно Рэмунас любил начинать с прелюдий, но только не сейчас. Он откинул в сторону волосы Дины. В основании шеи чернела небольшая татуировка в виде герба клана. Теперь эта девушка действительно его. Рэмунасу нужно было убедиться, что он еще окончательно не потерял голову от желаний. Метка означала, что он может делать с ней все, что захочет в рамках оговоренного в контракте.
Как удачно, что она выбрала именно эту формулировку. Она вскрикнула. Он двигался слишком быстро и сильно для человека, но не мог себя сдерживать. Он слишком сильно хотел эту женщину, как и тогда, в сентябре. Рэмунас с некоторым страхом осознавал, что ему не так уж и важен был сам процесс, в отличие от того, что у него случались с другими. Ему нужна была эта женщина не только физически, целиком, со всеми ее чувствами, мыслями, надеждами.
Он полностью понял это только когда остановился. Она лежала тихо, придавленная его телом и Рэмунас испугался, что мог сделать ей слишком больно. Обычно он не думал о партнершах, потому что они знали о том, что у них будет необычный любовник. Они были к этому готовы, впрочем, как и она сейчас. Только в этот раз Рэмунасу было не все равно.
Он отодвинулся и отвел в сторону ее прядь.
— Я погорячился. Извини.
Он очень долго ждал, но сегодня, наверное, мог бы сдерживаться, как и в тот раз, в сентябре.
Дина обернулась.
— Ты со всеми так, Рэймонд?
Настоящее имя ударило под дых. Он отпрянул так, словно Дина была ядовита. Откуда она знает? Вероятно она прочитала на его лице испуг, поднялась и натянула на себя шелковое покрывало.
— То как с тобой поступали в Литве не значит, что ты можешь делать больно другим и ожидать, что им понравится. Если ты думаешь, что достаточно простого извини…
Рэмунас чувствовал, как накатывают давно позабытые чувства: ужас и отвращение.
— Откуда ты узнала? — его голос, как и всегда, звучал спокойно.
Рэмунас вытравил в себе любые внешние признаки слабости.
— Леонас… рассказал, — сейчас в ее словах было сомнение.
Кажется, она начинала понимать, что сказала лишнего.
— Убирайся.
— Но…
Дина выглядела потрясенной.
— Убирайся и больше никогда ко мне не подходи, — Рэмунас натренировался не вкладывать в слова ни единой эмоции.
На сей раз в его голосе звучал приказ. Дина встала с кровати, накинула на острые плечи халат, прошагала к двери и замерла, так и не коснувшись ручки. Она борется с приказом. Это показалось Рэмунасу удивительным. Она куда сильнее, чем кажется.
— Эта информация может стоить мне жизни, — объяснил он. — Я знал, что ты не сумешшь жить в клане. Тебя ничему не научил первый разговор с Леонасом. Ты моя собственность, Дина. За такую тайну можно убить.
Она выглядела так словно собиралась что-то ответить.
— Нет, — произнес Рэмунас. — Не пытайся еще больше убедить меня в том, что выдашь первому же встречному. Уходи, пока мне в голову не пришло ничего такого, о чем ты по-настоящему пожалеешь.
Дверь за ней хлопнула.
Рэмунас упал в постель. Вот теперь он мог позволить себе чувствовать. Ему было дурно и плохо. Леонас, пожалуй, не мог придумать ничего более мерзкого чтобы поставить крест на робких мыслях о семье и похожем на человеческое счастье. Это был его стиль. Названный дядя был привычно мерзок, но Рэмунас не мог сейчас отрицать того, что он прав. Чувства — то, что делает брешь в идеальной броне. Леонас, устроив это, стремился к тому, чтобы Рэмунас раз и навсегда вытравил из себя остатки человеческого уклада.
Нельзя быть вампиром наполовину. Леонас хотел Дину уничтожить, он счел ее угрозой клану и он хотел сделать это руками названного племянника. Эдакая прививка, чтобы тот раз и навсегда перестал идти на поводу у чувств.
В чем-то он был прав. Если сравнивать то, через что Рэмунас прошел и то, что он имел сейчас, выбор был очевиден. Глава клана погружался в воспоминания просто для того чтобы утопить в них образ дорогой ему женщины и оправдать «дядю».
Рэймонд до сих пор толком не знал, как оказался в подвале литовского особняка. Когда он очнулся, то был еще слишком плох, чтобы нормально соображать, и, к тому же, парализован. Поначалу Рэймонд не подозревал, что подобие медицинской палаты, в которой он находился, было на самом деле тюрьмой. Доктора время от времени выкачивали из него кровь и заменяли ее обычными растворами. Каждый раз во время этих процедур Рэймонд чувствовал себя так, словно медленно умирал.
Он был прикован к кушетке, как тогда думал, из-за страшной аварии. С Рэймондом никто не разговаривал, потому что все считали, что его мозг слишком сильно пострадал. Но тело чистокровного восстанавливалось. Рэймонд слушал разговоры и постепенно начал осознавать происходящее вокруг.
Он был сыном Виктории Уорд. Его кровь гасила в детях ночи разрушительные импульсы, притупляла жажду и возвращала трезвость ума. Это больной однажды услышал от одного из посетителей и с тех пор смутные воспоминания, выглядевшие отрывками бреда, обрели смысл. Он перестал воспринимать себя Рэмунасом Вилкасом, инвалидом, понял, что должен бороться, сбежать и найти сестру, которая возможно выжила и тоже нуждалась в помощи.
Некогда у Юргиса Вилкаса, хозяина поместья, был брат, Леонас Вилкас, и маленький племянник, Рэмунас. Ровно через год после того как Леонас пропал, его сын угодил в аварию. Это случилось в то же время, когда в особняке появился юный Рэймонд Уорд. Юргис провернул какую-то аферу и доложился совету благородных семей о том, что чистокровные в коме. Так он сделался их опекуном и имел полное право на то, чтобы распоряжаться ими.
Первая попытка сопротивляться мучителям была обречена. Рэймонд позорно растянулся на полу, едва встав с кушетки. Слуги Юргиса Вилкаса не были идиотами. Они понимали, что имеют дело с очень сильным вампиром. Беда Рэймонда была в том, что он сам тогда этого не знал. Тощего как палка пленника тут же переселили из палаты в подобие каземата, где заковали в цепи и заставили носить маску, которая исключала любую возможность заговорить.
Рэймонд теперь ходил в тряпье, питался отбросами и постоянно мерз. Юргис хотел всем этим вернуть пленника в состояние овоща, так чтобы тот доставлял меньше проблем. Вилкаса не посетила мысль о лоботомии, потому что он Рэймонда недооценил. К тому же, как и всем детям ночи, Юргису приносила удовольствие жестокость.
Вскоре он стал сам наведываться к пленнику чтобы пить кровь. Ему нравилось как следует помучить Рэймонда, избить до бесчувствия и подчинить себе. Пленник не раз испытывал на себе гипнотизирующее влияние голоса. В такие моменты Юргис требовал смотреть ему в глаза. Слуга должен глядеть на господина и безропотно ему подчиняться — такое правило.
Наедине с собой Рэймонд пытался использовать голос, но маска ему мешала. Тогда пленник стал тренировать взгляд. Рэймонд так отчаянно мечтал избавиться от мучителя, что верил, у него получится. Непокорность жертвы не ускользнула от Юргиса и он стал жестче, пытаясь его сломать. Стал присылать других членов клана. Чего только Рэймонд на себе тогда не испытал! Его бы, верно замучили, если бы однажды в самый разгар развлечения пленник не подчинил взглядом одного из мучителей.
Это заметил Леонас, который тогда заведовал охраной подземелья. Он мягко выпроводил обалдевших вампиров. Рэймонд навсегда запомнил последовавшую за этим сцену.
— Подчинись им сейчас, — произнес его нынешний подельник.
Он помнил, как кровь капала из разбитой губы на пол, сердце стучало в бешеном ритме. Рэймонд натянул цепь так, что она звякнула. Только не это!
— Иначе они просто наденут на тебя черную повязку, — мягко звучал над ухом голос охранника. — Ты очень сильный. Я уже какое-то время за тобой наблюдаю. А они ублюдки, я согласен с тобой, Рэй.
Охранник перевернул его на спину, подложил под голову свою куртку и умыл лицо из фляги, что принес с собой. Он был первым здесь, кто обращался к Рэймонду в таком тоне. Охранник наклонился ближе.
— Если послушаешь, вороненок, я помогу тебе выбраться и расправить крылья. Сын Виктории Уорд, — собеседник загадочно улыбнулся. — Не должен жить так и закончить в выгребной яме.
Рэймонд отвел глаза. Это все казалось ему насмешкой. Он хотел бы спросить: «Как?», но не мог из-за маски. Пленник научился выражать простые вопросы мимикой.
— Ты слаб, потому что тебя кормят помоями. Нужна кровь. Я научу тебя пользоваться голосом и когда окрепнешь, провожу наверх, чтобы ты мог свести счеты с дядей.
Дядей?
— Юргис сам вырыл себе яму, — пожал плечами собеседник, — он назвал тебя племянником, Рэймонд Уорд. Кровь пленника позволяет ему не превратиться в упыря, об этом многие в курсе. Это слабость, в нашем мире слабости не приемлют. Если ты его убьешь, я сделаю так, что все примут тебя за Рэмунаса Вилкаса и ты будешь жить спокойно. При одном условии…
Да?
— Объявишь, что я твой дядя, Леонас Вилкас.
Рэймонд был согласен.
— Тогда расслабься, — сказал, хлопнув его по плечу новый сообщник, — осталось чуть-чуть потерпеть.
Но Рэймонд не мог пойти на то, чего хотел от него его сегодняшний гость, поэтому так отчаянно сопротивлялся. За время жизни при особняке он превратился из хрупкого мальчика в юношу и Юргис видимо решил окончательно лишить пленника чувства собственного достоинства, подослав тех, кто мужчинами интересовался.
Охранник верно интерпретировал отвращение, написанное на лице Рэймонда: он не сможет жить с этим дальше. Собеседник тронул щеку пленника и повернул его голову к себе.
— Не выдержишь?
Нет.
В глазах охранника промелькнула грусть.
— Ладно, — с этими словами он поднялся, — считай это чем-то вроде вассальной клятвы. Я с ними разберусь.
Потом Рэймонд расслышал как его новый сообщник остановил мучителей в дверях.
— Насколько я знаю, — сказал он, — разговор был о том, чтобы пить кровь и заставить его не сопротивляться этому. А за другими услугами сходите в бордель. Осмелюсь напомнить, что это чистокровный. В любых других условиях за каждый волос, упавший с его головы, вам пришлось бы отвечать. Я и сейчас могу намекнуть кому надо, что племянник хозяина не так безумен, как считается.
В дверях состоялась потасовка. Тех, кто явился от Юргиса, угроза охранника напугала, но не остановила, так что союзнику Рэймонда пришлось расплачиваться собой. Чистокровного заставили смотреть. Отвращение, которое он испытал, было немногим меньше того, как если бы его самого вынудили участвовать. На прощание Рэймонд отхватил несколько сильных ударов в живот с ноги и свернулся от боли. Один из нападавших сплюнул на пол прямо рядом с ним.
Кровавая пелена висела перед глазами. Рэймонд с трудом мог совладать с дыханием, понимая, что сегодня его пронесло, а завтра решится ли кто-нибудь снова жертвовать собой?
Охранник сел рядом. Он выглядел злым и сосредоточенным, но вовсе не растерянным или разбитым.
— Они об этом пожалеют, — сказал союзник, взглянув на Рэймонда, — когда мы выберемся.
Пленнику нечего было сказать, да он и не мог говорить. Союзник потянулся к его маске и расслабил на затылке ремни.
— Я на твоей стороне, — сказал он, прежде чем убрать ее прочь, — теперь ясно?
Рэймонд кивнул. Охранник надкусил кожу на своем запястье и протянул руку ему.
— Пей, — сказал он. — У нас с тобой совсем немного времени. Юргис в отъезде на пару недель. Видимо они решили этим воспользоваться. Но после того, что я сказал и сделал, теперь либо Юргис убьет меня, либо мы его. Ты ведь не хочешь терять такого союзника?
Рэймонд отрицательно покачал головой.
— Тогда набирайся сил.
Через несколько дней охранник и впрямь открыл перед ним двери темницы, а до этого чистокровный так напился крови, что его мутило. Это многократно его усилило. Рэймонд уничтожил Юргиса Вилкаса в состоянии помутнения рассудка и наверное тогда единственный раз ощутил то же, с чем постоянно сталкивались его собраться — кровавый раж. Поэтому он предпочитал больше не притрагиваться к человеческой крови.
Рэймонд разгромил зал для торжественных собраний той ночью. Никто не решался к нему приблизиться, кроме сообщника. Охранник был непрост. Именно он стал причиной гибели Леонаса и Рэмунаса Вилкасов. Банальная борьба за власть, а этот парень был не только ловким интриганом, но и настоящим головорезом. Он владел голосом и силой на порядок лучше многих обращенных. Но Юркас Вилкас использовал его в своей игре и потом запер в подземелье с Рэймондом Уордом словно отслужившую вещь, дав понять, что любая попытка бегства будет стоить лучшему из бойцов клана жизни.
И тот отомстил, не просто уничтожив бывшего господина, но и назвавшись чистокровным. Для нынешнего Леонаса это значило то, что больше никто не посмеет обыграть его. Тогда Рэймонд полагал, что был нужен названному дяде только для мести. Леонас за ночь расправился со всеми членами клана, с которыми у него были счеты. На утро Рэймонд узнал приятные новости: его провозгласили потерянным наследником. Леонас обратился к совету чистокровных, где утряс вопрос с исчезновением Юргиса.
Для юного Уорда началась нормальная жизнь. Рэймонд заново учился пользоваться ванной, а не получать обливания ледяной водой из ведра по утрам, есть нормально приготовленную пищу, носить чистую одежду и спать в удобной кровати, а не на куче тряпья, сваленной в углу. Тогда же родилась и его привычка никого не пускать в спальню, Рэймонд чувствовал себя беззащитным во время сна и опасался однажды снова проснуться в цепях.
Однако долго тайны литовского особняка оказалось трудно держать в четырех стенах. Поползли слухи, что Леонас не тот, за кого себя выдает. Но и тут этот ушлый вампир не сплоховал, решившись мигрировать в Россию, куда длинные руки благородных семей испокон веку не доставали. Рэймонда и спрашивать было не нужно, одна мысль о том, что его настоящее имя станет известно, приводила его в ужас.
Так начали новую жизнь. Леонас долгое время был Рэймонду кем-то вроде настоящего дяди, наставника и проводника в мир детей ночи, который юный Уорд поначалу знал лишь с одной стороны — бесправного пленника. В России он научился быть чистокровным и нести этот титул с некоторой степенью гордости, хоть некоторые обычаи сородичей вызывали у него брезгливость.
Рэймонд дорожил Леонасом, но не хотел этого признавать: тот, кто спас и научил жить, многого стоит. Но «дядя» заигрался в собственное могущество, перестав сдерживать свои аппетиты. Сейчас он напоминал Рэймонду всех тех детей ночи, что не могли совладать жаждой и творили жестокость ради жестокости. Чистокровный хотел дать ему последний шанс, как Леонас в очередной раз выкинул свой фирменный финт, рассказав Дине историю Рэймонда Уорда.
Рэймонд лежал на постели, когда открылась дверь. Он не стал подниматься, потому что слышал, что это Леонас.
— Мне жаль, — опустившись на одеяло, сказал гость. — Но я просто хотел напомнить тебе, Рэй, про чувства и про то, как они делают из сильного уверенного в себе мужчины жертву.
Леонас разговаривал тем же тоном, как и много лет назад, когда Вилкасы только бежали в Россию и он учил Рэма охотиться.
— Я всегда останусь твоим наставником, — Леонас ласково потрепал Рэймонда по голове, — вороненок. Даже когда ты решишь, что уже оперился и готов выпорхнуть из гнезда. Буду беречь от ошибок.
Его рассказ убаюкивал. Рэймонд отлично знал, что «дядя» лучше других в клане владеет голосом, именно поэтому он сумел изображать чистокровного. В сознании тонули недавние мысли о том, как он едва не погиб в начале марта.
— Ты хищник, Рэймонд. Тебе лучше избавиться от всех, кто тебе угрожает. Если не хочешь делать этого сам, давай тогда лучше я. Отдай ее мне…