Невиновный клиент

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

26 апреля

17:05

Когда я позвонил Эрлин Барлоу и сказал, что берусь за это дело, она попросила меня встретиться с ней на стоянке позади клуба. Я никогда не был в этом месте раньше, но проезжал мимо него сотни раз. Я прибыл как раз после пяти вечера и припарковался рядом с черным БМВ. День выдался прекрасный, небо ясное и температура — не более двадцати градусов. Солнце клонилось на запад к закату, но когда я посмотрел на северо-восток, то заметил, что там собираются огромные черные тучи, ползущие по вершинам гор. Я опустил окно и почувствовал, что в воздухе пахнет дождем.

Пять минут спустя Эрлин вышла через заднюю дверь клуба, неся спортивную сумку. Она переоделась в комбинезон с расцветкой под зебру, который облегал ее настолько плотно, что можно было разглядеть каждую складку на ее теле. Она осторожно ступала на своих каблуках по гравию, поглядывая при этом направо и налево, и остановилась у окна моей машины, затем наклонилась и бросила сумку мне на колени.

— Все в порядке? — спросил я. — Вы выглядите немного нервной.

— Эти типы из ТБР следят за мной уже неделю. Это заставляет меня нервничать. Деньги в сумке, сладкий. Как Энджел?

— Напугана.

— Бедная. Прямо не могу вынести мысли, что она заперта в этом ужасном месте. Ты должен пообещать мне, что вытащишь ее оттуда.

— Сделаю все возможное.

— Наверное, будет лучше, если ты уйдешь сейчас. Нужно доставить деньги в безопасное место. Мы поговорим позже.

Она послала мне воздушный поцелуй, и я отъехал. Когда я вел автомобиль по дороге, то начал думать о том, что же я вез. В прошлом я получал большие гонорары от людей, обвиняемых в торговле наркотиками, но среди сумм не было ни одной, которая даже немного приблизилась бы к четверти миллиона. Я продолжал посматривать в зеркало заднего вида, чтобы убедиться, что никто за мной не следил. Если Ландерс знал, что происходит, то мог придумать причину, чтобы остановить меня для обыска моего автомобиля и изъять деньги.

Примерно в полутора километрах от дома я остановился на парковке небольшого торгового центра, запер пикап и вошел в винный магазин, чтобы купить бутылку хорошего шампанского. Я не мог отвести взгляд от пикапа все то время, пока находился в магазине. После того, как расплатился, я поехал в сторону дома и повернул на грунтовую дорогу, которая вела через лес к моему дому. Я хотел пересчитать деньги сейчас, зная, что когда подъеду к дому, Рио поднимет такой шум, что Кэролайн обязательно выйдет посмотреть. В то время, пока солнце клонилось к горизонту слева от меня, я начал считать. Пятьдесят пачек стодолларовых купюр по пятьдесят в каждой пачке. У меня это занятие заняло почти час, но все деньги были на месте. Я не мог в это поверить. Я переложил их в свою собственную спортивную сумку и поехал домой.

Кэролайн была на кухне, разгружая посудомоечную машину. Я подошел к ней сзади и поцеловал за ушком.

— Привет, дорогой — сказала она. — Описал ли Рио твою обувь?

— Сегодня я был быстрее его.

— Ты не звонил весь день. Как прошла встреча с мисс Барлоу?

Кэролайн звонила, но я не стал ей перезванивать. Сначала не был уверен, что возьмусь за дело Энджел, а потом побоялся, что не удержусь и все расскажу ей. Теперь же я поставил бутылку шампанского на кухонный стол, и спросил:

— Где Лили?

Кэролайн посмотрела на меня лукаво.

— На репетиции. Мама заберет ее и накормит. Она не приедет в ближайшие пару часов.

— Сара?

— Друг забрал ее, чтобы отправиться на встречу анонимных наркоманов.

— Хорошо. По крайней мере, она пытается.

Кэролайн посмотрела на шампанское.

— По какому поводу?

— Пойдем на веранду. Нам нужно поговорить.

— Буду через секунду.

Я взял два бокала под шампанское из шкафа, открыл бутылку и вышел на веранду. Я поставил бутылку и стаканы на стол и сунул сумку под него. Приближалась буря, и в воздухе посвежело, но у нас еще было немного времени. Только-только начинало темнеть. На юге Большая Медведица была еле видна, а приближающиеся облака освещала растущая луна. Отражение габаритных огней мелькали в озере, как светлячки. Понтон и катер двигались вверх и вниз по каналу в преддверии шторма.

Я зажег две масляные лампы, расположенные по обеим сторонам веранды и сел в тот момент, когда вышла Кэролайн. Она расположилась напротив меня. Я налил шампанского и пристально посмотрел на нее.

— Что? — спросила она.

— Я испытываю похоть, — ответил я. — Ничего не могу с этим поделать.

— Не сомневаюсь, что не можешь.

Когда она улыбалась определенным образом, то выше на ее левой щечке появлялась ямочка. Сейчас она улыбнулась именно так.

— Все прошло нормально, — начал я, — с мисс Барлоу.

— По телевизору я видела фотографию девушки. Она хорошенькая.

— И очень милая. Кроме того, есть большая вероятность, что она невиновна. Я сегодня говорил с ней.

Кэролайн ахнула.

— Ты общался с ней? Так вот где ты был весь день? Ты будешь ее защищать?

— Не думаю, что у меня есть выбор.

Глаза Кэролайн загорелись. Я точно знал, о чем она думает.

— Сколько? — спросила она.

— Как думаешь, сколько может стоить умышленное убийство и, возможно, смертный приговор, и, скорее всего, это мое последнее дело?

— Не знаю, — она потягивала шампанское и наклонилась ко мне. — Сколько?

— Угадай.

— Пятьдесят?

— Больше.

— Ух, ты, — сказала она. — Шестьдесят?

— Очень далеко. Бери больше.

— Прекрати, Джо. Семьдесят пять? Нет, ты выглядишь таким самодовольным. Не знаю, смогу ли я произнести это. Сто?

— Ты почти дошла до половины.

У нее отвисла челюсть.

— Ты же это не серьезно? — спросила она.

Не думаю, что она осознавала, что делала, когда подпрыгнула в своем кресле, как школьница.

— Очень серьезно. Ты на половине пути.

— До двухсот двадцати?

— Почти попала. Прибавь еще тридцать.

— Двести пятьдесят? — Она произнесла цифры, словно завороженная.

— Бинго! А что у нас есть для леди, которая угадывает сумму в двести пятьдесят тысяч долларов, дамы и господа?

Я наклонился, схватил сумку и бросил ее на стол.

Кэролайн сплюнула шампанское, которое только что глотнула.

— Это то, о чем я думаю?.. Нет, это невозможно… — она протянула руку и открыла сумку. — Джо! Это правда?

— Честное скаутское, — ответил я, держа руку на сердце.

Она начала подпрыгивать на крыльце, словно болельщица. Затем чуть ли не бегом обошла стол и обняла меня за шею так сильно, что едва не задушила.

— Немного сбавь обороты, Кэролайн. Я хочу пожить чуть подольше, чтобы иметь возможность их потратить.

Она остановилась как вкопанная, вернулась на свое место и сделала глубокий вдох.

— Я сейчас задохнусь. Или описаюсь. Расскажи мне, что произошло.

— Мне особо нечего поведать тебе. Женщина пришла, и мы немного поговорили, затем я отправился в тюрьму и пообщался некоторое время с девушкой. Кэролайн, я, правда, смог произнести эти слова. Я сказал ей: «Двести пятьдесят тысяч долларов наличными авансом», а она даже не вздрогнула. После того, как я побывал в тюрьме, я позвонил ей, и она заплатила мне.

— Хочу обцеловать все твое лицо прямо сейчас, — сказала Кэролайн, — хочу от тебя деток.

— У нас достаточно детей.

— О, Джо, невероятно. Это в значительной степени позволит уменьшить все наши тревоги.

— Это палка о двух концах, и ты это знаешь.

Она набросилась на меня прежде, чем я смог закончить свою речь, и стала целовать меня в лоб, губы, брови и уши.

— Мне нужно рассказать об этом кому-нибудь, — произнесла она, когда перестала целовать. — Где мой телефон? Я должна сообщить своей матери.

— Не делай этого, потому что зависнешь тогда на телефоне на час. Пей свое шампанское, давай просто понаслаждаемся им немного. У меня такое ощущение, будто мне предстоит отработать все эти деньги до последнего цента.

Я смотрел на нее, она сидела, усмехаясь, в мерцающем свете ламп. Кэролайн снова заглянула в сумку.

— Могу ли я прикоснуться к ним?

— Если хочешь. Теперь это твои деньги.

Она радовалась, как никогда ранее, и мне ничего не могло принести большего удовлетворения.

— Джо, какое облегчение! Сейчас… что бы нам купить?

— О чем ты говоришь? Ты должна быть экономной. Нечего покупать. У нас есть все необходимое.

— Давай потратим совсем чуть-чуть. Мы должны что-нибудь купить.

— Нет, ничего не нужно.

— Наоборот, надо. — Ее глаза светились озорством. — Тогда мы должны куда-нибудь съездить.

— Нет.

— Когда процесс закончится, мы должны отправиться на Каймановы острова или куда-нибудь в другое место. Где ты хотел бы побывать. Перестань быть такой занудой.

— Может, подумаем о том, что мы будем делать с деньгами сегодня вечером?

— Я очень хорошо знаю, как мы поступим с ними. Мы будем спать с деньгами. Я не спущу с них глаз до завтрашнего утра, пока не положу их в нашу банковскую ячейку. Потом подумаю над тем, что такое можно с ними сделать. Расскажи мне о девушке. Какая она?

— Она… славная, — сказала я. — Она кажется, по правде говоря, милым ребенком.

— Она такая же милая как я?

— Даже близко нет.

— Хороший ответ.

Она протянула пустой бокал, и я наполнил его. Потом она подняла его:

— Ура, красивым девушкам и их богатым друзьям.

— Ура, — ответил я и сделал большой глоток шампанского.

— Когда будет предъявлено обвинение?

— В понедельник. В девять часов в Джонсборо. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Вечер прекрасен. Я при свечах сижу на веранде с видом на воду, и рядом со мной находится красивая и немного пьяная женщина. Я только что за один день заработал денег больше, чем другие зарабатывают за пять лет. Нарушение закона и убийства не кажутся мне подходящими темами для беседы.

— Ты прав, — Кэролайн встала из-за стола и протянула руку. — Пойдем со мной.

Она повела меня в спальню.

— Тяжелая, — сказала она, кивнув на сумку в руке. — Приятная тяжесть.

После того, как мы вошли в комнату, она бросила сумку с деньгами в угол, толкнула меня на кровать и начала расстегивать блузку. Кэролайн — единственная женщина, с которой я спал. Мы были вместе так долго, что она точно знала, на какие кнопки нажимать.

И в течение следующего часа, она делала именно то, что нужно.

27 апреля

18:00

Агент Ландерс пробегал по пять километров в день, по крайней мере, пять дней в неделю. Он поддерживал форму, а кроме того, это помогало от последствий похмелья. На следующий день после ареста девушки, он делал пробежку по авеню Уотога в Джонсон-Сити, размышляя над тем, что он предпочел бы заняться сексом с малышкой, вместо того, чтобы арестовать ее. Мужик, она была горяча.

Кроме того, она была достаточно умна, чтобы не раскрывать рот. После того, как Ландерс арестовал ее, он провел с ней целый час в комнате для допросов. Единственное, что она сказала, что хочет поговорить с адвокатом. За пару дней до ареста Дикон Бейкер, окружной прокурор, вызвал Ландерса к себе в офис. Бейкер был жирным и тупым, разыгрывающим благочестие лицемером, но каким-то образом ему удалось добиться избрания на пост, так что теперь он командовал парадом. Он сообщил Ландерсу, что на него оказывают давление с целью, чтобы арест был произведен. Сын жертвы являлся заместителем шерифа и капелланом в другом округе и звонил по три раза на день. Кроме того, у покойного имелась кузина, которая жила в округе Картер и являлась активисткой Республиканской группы женщин, и также звонила каждый день.

— Подумаешь — сказал Ландерс Дикону, — пусть звонят.

У Ландерса не было особо много доказательств. В ночь, когда они провели облаву в «Мышином хвосте», они опросили сорок человек. Девять из них оказались сотрудниками, остальные — клиенты. Только один человек сказал, что видел Тестера. Ей оказалась стриптизерша по имени Джули Хейс. Она сообщила, что Тестер появился около девяти, просидел почти до полуночи, и сильно напился. Она призналась, что он цитировал Писание в одну минуту, а в другую уже получал приватный танец, и что он проявлял особый интерес к официантке по имени Энджел Кристиан. Хейс сказала, что около половины двенадцатого проповедник и Эрлин Барлоу беседовали около пяти минут, после чего тот вышел в переднюю дверь, а Барлоу и Энджел прошли через заднюю. В ту ночь ни Барлоу, ни Энджел больше не вернулись в клуб. Она также сообщила, что до дня убийства проповедника Барлоу водила корвет красного цвета, а на следующий день она уже была за рулем черного БМВ.

Никто из оставшихся в ресторане сотрудников не сказал ничего, что Ландерс смог бы использовать, поэтому он задал себе вопрос, а говорила ли Джули правду. Возможно, по какой-то причине она затаила злобу на Барлоу или на девушку, а может на обеих сразу. Однако Ландерс записал ее показания, и она их подписала, сказав, что готова давать показания.

Криминалисты нашли на рубашке Тестера несколько волосков, поэтому Ландерс взял показания с Хейс и на этом основании добился ордера на обыск дома Эрлин Барлоу на следующий день. Он также убедил судью подписать распоряжение о том, что Эрлин Барлоу и Энджел Кристиан должны были предоставить ему образцы своих волос для исследования. В доме Барлоу не обнаружили ничего, даже ни одного порно-видео. Однако Ландерс заставил фотографироваться девушку, так как у нее был жуткий синяк на лице.

Не было никаких следов красного корвета. Ландерс пробил имя Эрлин Барлоу по всем базам данным ТБР. Ни один корвет не был зарегистрирован на ее имя.

Через несколько дней ему позвонили из лаборатории. Два образца волос, обнаруженных на рубашке Тестера, принадлежали девушке. Это было самое серьезное доказательство, которое у них имелось, а насколько Ландерс мог судить, этого было недостаточно. Из лаборатории также сообщили, что в крови проповедника было обнаружено наркотическое вещество, которое используют при изнасилованиях, — Гамма-гидроксибутират (GHB), известное в народе как «земляк из Джоржии». Тот, кто убил его, до этого дал ему наркотик. Общеизвестно, что в любом стриптиз-баре, как правило, можно достать наркотики, но Ландерс не мог доказать, что препарат, обнаруженный в теле проповедника, был из «Мышиного хвоста».

Поэтому, когда Ландерс вошел в офис прокурора, он изложил состояние дела Дикону Бейкеру. Поведал о двух свидетелях: стриптизерше, которая могла иметь зуб, и портье в мотеле, который видел корвет, прибывший после Тестера около полуночи, и, возможно, видевший, как женщина поднималась по лестнице в его номер. Все остальные сотрудники клуба отрицали, что видели Тестера там, или, по крайней мере, сказали, что не заметили его. Но он определенно снял деньги в банкомате в баре вскоре после одиннадцати тридцати. Эрлин Барлоу солгала. Ландерс был уверен в этом, и остальные, вероятно, также лгали. У него было совпадение ДНК с Кристиан, жуткий синяк на ее лице, сморщенный пенис, принадлежавший Тестеру (патологоанатом сказал, что он был отрезан после смерти). Не хватало только орудия убийства и автомобиля. Это все. Ах да, у них также был прекрасный образец жертвы. Проповедник в стриптиз-клубе. Присяжным это понравится.

— Позволь мне продолжить наблюдение за Эрлин Барлоу еще какое-то время, — предложил Ландерс. — Вдруг она совершит ошибку.

— Вот как обстоят дела, Фил, — сказал Дикон. — Только между нами, ладно? Мне по барабану, что сын жертвы названивает и плевать на эту старую каргу из округа Картер. Так или иначе, мой секретарь общается с ними. Это не моя проблема. Однако, восемь лет назад, когда я баллотировался на пост окружного прокурора, мне пришлось конкурировать с действующим прокурором, и мне нужны были деньги, как толстому ребенку торт, и этот несчастный ублюдок, владелец «Мышиного хвоста», дал моему оппоненту пять тысяч наличными на его кампанию. А мне ни цента.

— И что?

— С тех пор у меня на него зуб. Ходили слухи, что Гас Барлоу промышляет наркотиками в клубе, но мы так и не смогли его поймать.

— Дикон, он же умер.

— Я знаю. Но его жена жива, не так ли?

— У нас нет никаких доказательств против нее.

Бейкер махнул рукой.

— Фил, ты же знаешь, как это бывает. У тебя имеются довольно сильные косвенные улики. Мы вынесем их на большое жюри присяжных, получим обвинительное заключение, и пойдем арестовывать девицу. Она, скорее всего, признается или начнет все сваливать на Барлоу. Если этого не произойдет, я подам прошение о смертной казни и этим плотно прижмем ее. Не беспокойтесь об этом. Иди, действуй дальше, потряси это дерево, и посмотри, что с него упадет. Черт возьми, в этом году будут проходить выборы. Если до августа я вытесню эту суку Барлоу из бизнеса, то это станет большим плюсом в глазах избирателей.

До августа. Год выборов. Вышвырнуть суку Барлоу из бизнеса. Ни одна из этих вещей не имела ничего общего с вопросом о смертной казни. Что на самом деле хотел сказать Дикон, так это то, что ему нужно, чтобы Ландерс кого-то арестовал. До тех пор, пока кого-то не посадили за убийство, не имело значения, виновата ли девушка. Не было никакого шанса предстать перед судом до выборов, и, если окажется, что она этого не совершала, ну так что ж, так тому и быть. По крайней мере, Дикон обеспечил бы себя едой за счет средств налогоплательщиков еще на восемь лет. Придурок. Он и его дерево.

Ландерс закончил пробежку и быстро принял душ. У него было свидание в восемь.

30 апреля

8:45

Я улыбнулся Тамми Льюис, красивой зеленоглазой блондинке с очень тонким чувством юмора и еще более острым язычком. Она работала секретарем окружного суда в течение двенадцати лет. Ее основной обязанностью было сидеть рядом с судьей Леонардом Грином во время судебных заседаний и заботиться о том, чтобы суд работал без сбоев. Уголовными делами занимались двое судей, чья юрисдикция распространялась на четыре округа, где проходила бо́льшая часть моей работы. Это были: Иван Грозный, как я называл Гласса, и Леонард Грин — танцующая машина. Я прозвал так Грина, потому что на рождественской вечеринке несколько лет назад он напился и начал танцевать на столе.

Дела распределялись по номерам. Нечетные числа отправлялись к Глассу, а четные — к Грину. На деле Энджел значится четный номер.

— Доброе утро, Тамми, — начал я. — Готовы к шоу?

— Что вы имеете в виду?

— Я представляю интересы Энджел Кристиан.

Тамми закатила глаза.

— Серьезно? Ну, что ж, вам повезло. Думаю, вопрос в том, готовы ли вы? Его королевское высочество хочет заняться вашим клиентом в первую очередь. Около часа назад ее привезли из тюрьмы, и в настоящее время она находится в камере для подсудимых. В зале суда уже три телевизионные камеры, и, по меньшей мере, пять фотографов из газет. Полно репортеров. По крайней мере, вы получите бесплатную рекламу от этого дела.

При мысли о средствах массовой информации в зале суда у меня упало сердце. Перед камерами судья Грин всегда был весьма воинственным. Он часто заявлял, что избиратели хотят, чтобы судья был жестким по отношению к преступникам, и если средства массовой информации присутствовали в зале суда, он считал, что не должен разочаровывать избирателей.

Я прошел через кабинет секретаря суда и вышел в коридор, который шел параллельно залу суда. Когда я достиг двери, то остановился и заглянул внутрь. Судьи Грина еще не было на месте. С этим судьей у нас была издавна затянувшаяся история споров, а иногда наши препирательства становились откровенно угрожающими. Я думал, что он был напыщенным, мелочным и не слишком умным. Он же считал, что я — агрессивный неандерталец. Возможно, мы оба были отчасти правы.

Отделение для жюри было заполнено телевизионными камерами, фотографами из газет и репортерами. Они начали шептаться, как только увидели, что я вошел в дверь и сел за стол защиты. Шесть одетых в форму помощников шерифа округа Вашингтон расположились по углам зала. Присутствие шестерых предназначалось обычно для особо опасных подсудимых, а я, естественно, не думал, что Энджел подпадает под это определение. Галерея для зрителей была почти полной — около ста человек, большинство из них подсудимые и их семьи. Они будут ждать своей очереди, не жалуясь, надеясь предстать перед судом без публичности, после того как пресса соберет свои вещи и покинет зал.

Дикон Бейкер общался с телевизионным репортером из Бристоля вблизи присяжных. Бейкер редко появлялся в суде и еще реже участвовал в судебных разбирательствах, но никогда не упускал возможности проповедовать достоинства судебной системы и полиции в средствах массовой информации. Новый первый помощник Бейкера, Фрэнки Мартин, умный, но еще неопытный малый, сидел за столом обвинения и рылся в файлах.

Ровно в 9:00 Уилки Бейнс, один из приставов уголовного суда, подошел к месту судьи Грина и повернулся лицом к толпе. Дверь офиса Грина открылась, и судья, казалось, проскользнул в нее. Серебряные коротко стриженые волосы были идеально уложены, а его черная мантия развевалась за ним.

— Всем встать, — крикнул Бейнс своим голосом лучшего глашатая в городе. — Начинается заседание Уголовного суда округа Вашингтон. Председательствует достопочтенный судья Леонард П. Грин. Пожалуйста, сохраняйте тишину.

Судья Грин поднялся по ступенькам на свое место и сел в черное кожаное кресло с высокой спинкой, находящееся прямо под большим портретом умершего деда судьи Грина.

— Спасибо, заместитель шерифа Бейнс. Садитесь, пожалуйста.

И я вместе со всеми в зале послушно сел на место.

— Доброе утро, — поприветствовал всех судья Грин.

— Доброе утро, — ответили почти все в зале, как будто боялись, что будут последствия, если они промолчат.

— Первое дело, которое будет разбираться сегодня утром — это Штат Теннесси против Энджел Кристиан, — он повернулся к прокурору. — Я вижу, что окружной прокурор сегодня решил лично почтить нас своим присутствием. Чему обязаны такой чести?

Лицо Бейкера слегка покраснело, и он встал.

— Ваша честь, это серьезное дело. Я здесь, чтобы убедиться, что все пройдет хорошо.

— И полагаю, чтобы получить немного бесплатной рекламы. Выборы в этом же году.

Бейкер считал, что судья Грин был слишком мягким по отношению к сексуальным преступникам, но не заявлял об этом явно в присутствии местных СМИ. Кроме того, он также открыто и активно поддерживал противника судьи на последних выборах. Ему нравилось говорить, что он не стал бы мочиться на судью Грина, даже если бы тот был охвачен пламенем. В свою очередь, Грин не упускал возможности при каждом удобном случае притеснять и унижать Бейкера. Уже несколько раз я видел, что дело чуть ли не доходило до драки. Они действительно ненавидели друг друга.

— Не я приглашал прессу, — сказал Бейкер. — Думаю, что их присутствие здесь связано с первой поправкой.[3]

— Может, и не вы их пригласили, но, наверное, у вас было много чего сказать по делу за последнюю неделю. Вас показывали по телевизору чаще, чем «Закон и порядок».

Бейкер опустился обратно в кресло. Он, то ли не хотел, то ли был не в состоянии спорить с судьей. Грин повернулся ко мне.

— Господин Диллард, что вы делаете за столом защиты?

— Представляю ответчика, судья.

Я знал, что он предпочитает «ваша честь».

— Она наняла вас?

Вопрос был глупый, и я боролся с искушением ответить на него должным образом.

— Да.

Судья Грин поднял брови, как будто хотел спросить меня: «сколько она тебе заплатила?». Потом повернулся к помощнику, который стоял ближе к двери, ведущей к камере для подсудимых, и рявкнул:

— Приведите обвиняемую.

Заместитель шерифа исчез в коридоре, а затем менее чем через минуту вернулся с Энджел. Кандалы на лодыжках вынуждали ее еле передвигать ноги. Вдруг все камеры направили на нее. В зале суда воцарилась полная тишина. За спинами заместителя шерифа и Энджел вдруг оказались еще двое помощников и К.Д.Даунс, шериф округа Вашингтон. Все хотели поучаствовать в шоу.

Судебный пристав осторожно подвел Энджел к трибуне, расположенной перед присяжными и непосредственно прямо перед судьей.

Я заметил, что прежде чем отойти, он похлопал ее по плечу. Энджел выглядела усталой, напуганной, растерянной и очень красивой. Я подошел и встал с ней на подиум.

Грин повернулся к Тамми Льюис.

— Позвольте мне увидеть обвинительное заключение.

Она передала документ судье. Он изучал его в течение нескольких секунд, а затем передал его Уилки Бейнсу.

— Отдайте это мистеру Дилларду, и занесите в протокол, что адвокату ответчика была предоставлена копия обвинительного заключения. Мистер Диллард, вашему клиенту может быть предъявлено обвинение в умышленном убийстве и надругательстве над трупом. Вы отказываетесь от формального зачитывания обвинительного заключения?

— Да, судья.

— Каким же будет заявление вашего клиента?

— Невиновна.

— Очень хорошо, — судья посмотрел на Дикона Бейкера. — Полагаю, что вы просите смертную казнь, не так ли, господин Бейкер?

— Да, ваша честь. Сегодня утром я подал его.

По количеству ножевых ран дело, скорее всего, тянуло на убийство при смягчающих обстоятельствах в лучшем случае. Безусловно, это преступление выглядело как убийство в состоянии аффекта. Но Бейкер подписывал смертные приговоры, как продуктовые магазины раздают купоны. На самом деле, он хотел смертной казни для всех обвиняемых в убийстве. Он делал это потому, что это давало ему главный инструмент для обмена и торга. Бейкер был известен своим предложением отозвать требование о смертной казни в обмен на признание вины перед судом независимо от того, насколько серьезно было убийство.

— Есть какие-то предположения? — спросил судья.

— Мы хотели бы ускоренный судебный процесс, — заявил я. — Мисс Кристиан находится в заключении без права выхода под залог. Поскольку она обвиняется в преступлении, и так как она не из этих мест и не имеет здесь никаких связей, мне бы не хотелось напрасно тратить время, прося вас об освобождении под залог. Но она настаивает на своей невиновности и хочет, чтобы суд начался как можно скорее. Я думаю, что буду готов к суду через три месяца.

Бейкер вскочил.

— Ваша честь, Штат никоим образом не сможет подготовиться ранее, чем через девять месяцев. Я думаю, вы должны это понимать. Эта смерть…

Я прервал его.

— Судья, я не хотел углубляться в это, но поскольку мистер Бейкер выступает против ускоренного процесса, я думаю, что есть кое-какие вещи, о которых вы должны быть проинформированы. Как вы знаете, я уже давно занимаюсь защитой, но у меня никогда не было дела, похожего на это. Полиция и окружной прокурор позволили всем узнать, что жертвой в данном деле являлся проповедник. Но они никому не сообщили, что свою последнюю ночь на земле он провел, напиваясь в стриптиз-клубе. Никто не знает, где он провел время между тем, когда покинул клуб, и временем, когда был убит. Этот случай не из тех, когда полиция сразу находит убийцу. Моя клиентка клянется, что не видела убитого после того, как тот покинул клуб. Она клянется, что не убивала его, и ей незачем ждать почти целый год, прежде чем суд присяжных будет рассматривать это дело.

— Протестую! — закричал Бейкер. — Мистер Диллард использует эту возможность, чтобы сделать дело сенсационным, и тем самым повлиять на потенциальных присяжных.

Именно это я и собирался сделать, но не стал бы в этом признаваться.

— Все, что я делаю, — продолжил я, — это прошу вас рассмотреть этот случай в суде как можно быстрее, так как невинная молодая девушка не должна остаться в тюрьме дольше, чем это необходимо.

Судья Грин размышлял несколько минут, а затем посмотрел вниз на Бейкера.

— Мистер Бейкер, Бог создал землю и небо за шесть дней. Безусловно, вы сможете подготовиться к судебному разбирательству за девяносто. Если вы не были готовы возбудить дело против нее, то не должны были предъявлять ей обвинения. Сколько времени вам нужно, чтобы представить дело в суд?

— Может быть, неделю, — ответил я.

— Планируйте на 24 июля. Это немного меньше, чем три месяца, начиная с сегодняшнего дня. Мистер Диллард, поскольку вы единственный, кто просил об ускоренном судебном разбирательстве, я надеюсь, что не увижу вас здесь с просьбой о продлении срока. Мы вышлем вам постановление в отношении графика досудебных слушаний, результаты экспертных заключений и установленных сроков, а также сроков подачи ходатайств и жалоб. Что-нибудь еще?

— Нет, судья, только не со стороны защиты, — произнес я.

Дата была назначена на ту же неделю, когда мы планировали пойти на матч «Смелых», но я не сказал ничего. Это не имело значения. Слушания за десять дней до выборов 3-го августа. Это был не такой уж тонкий способ судьи Грина оказания давления на Дикона.

— Мисс Кристиан, — сказал судья, — 24 июля вас доставят из тюрьмы, и вы получите справедливое судебное разбирательство. Вы должны позаботиться, чтобы на вас была гражданская одежда. Я не позволю жюри думать, что вас в чем-то ограничивают. Тогда до встречи, если у вас нет предложений, или вы решили изменить свое заявление.

Судебный пристав взял Энджел за руку и повел к двери. Я последовал за ними. Прямо перед тем, как мы достигли двери, я заметил человека, быстро шагающего в сторону барьера, отделявшего юристов от галерки. Он был высокого роста, примерно метр восемьдесят, и носил синий костюм из полиэстера. Я видел фотографии Джона Пола Тестера в газетах, и этот парень выглядел, как его молодая копия. Волосы были короче и темнее, но он уже отрастил пузо и носил такие же бакенбарды. Тестер указал на Энджел.

— Огонь возгорелся от гнева моего и пылает до глубин ада преисподнего![4] — прокричал он.

Все замерли от силы его глубокого голоса. Я встал между ним и Энджел, скорее впечатленный, чем напуганный.

— И поедает огонь землю и плоды ее, и опаляет уже подножия гор! Изнурят их муки голода, будут истреблены горячкою и лютою заразою. Обращу зубы зверей против них и яд змей, ползающих по земле. Ты забрала жизнь моего отца, Иезавель, и я клянусь отомстить тебе!

Я сделал пару шагов назад. Приставы уже медленно приближались. Они были осторожны и, очевидно, напуганы. Глаза Тестера были такими же синими, как яйца малиновки, и потемнели от ярости.

— А ты, фарисей! — продолжил он, переключая свое внимание на меня.

Его голос отдавался эхом от стен, и я заметил, как вены вздулись на его шее. Он шагнул через барьер и толкнул меня своим брюшком. Он был так близко, что я мог чувствовать его дыхание.

— Как ты смеешь хулить моего отца! Клянусь, ты заплатишь за это!

Я толкнул его в грудь. Он попятился назад, и в этот момент голос судьи Грина прорвался через этот хаос:

— Приставы! Арестуйте этого человека!

— Она убила моего отца! — кричал он, пока боролся с судебными приставами. — Иезавель убила моего отца!

Истерично рыдавшую Энджел быстро провели в комнату для присяжных, находящуюся рядом с залом суда. Я догнал ее и осторожно взял за плечи.

— Я не убивала его! — ее плечи дернулись. — Пожалуйста, скажите этому человеку, что я не убивала его отца.

— Я передам, — произнес я, зная, что даже близко не подойду к нему. — Не беспокойся об этом. Такое случается. Люди расстроены. Просто попытайся успокоиться. Через пару дней я приду в тюрьму, чтобы увидеть тебя.

Судебные приставы увели ее, и я вернулся в зал суда. Теперь мужчина уже был в наручниках и стоял напротив судьи Грина с опущенной головой, глядя вниз на свою обувь. Судья, по-видимому, только что закончил читать ему нотацию.

— Я понимаю бурю чувств, которые вы испытываете, — сказал судья Грин, — но вы, будучи капелланом и помощником шерифа, должны понимать, что мы не можем терпеть такое поведение в суде. Теперь идите, но впредь не грешите в моем зале суда. Слушание закрыто.

Сын Тестера — капеллан и помощник шерифа? Все надежды, которые были у меня по поводу того, что офис окружного прокурора будет действовать разумно, испарились.

Как только Грин скрылся в свои покои, я оглядел зал суда. Эрлин Барлоу сидела в последнем ряду. Я жестом пригласил ее встретиться со мной в коридоре.

Сегодня она была одета в черный брючный костюм, и ее макияж подходил для зала суда. Если бы я не знал лучше, то мог бы принять ее за адвоката.

— Теперь, когда мы закончили с предъявлением обвинения, я сделал кое-какое открытие, — сказал я. — Почему бы вам не прийти в офис около четырех, и мы посмотрим на то, что у них есть.

— Я буду там, сладкий.

Пока мы стояли вместе, я посмотрел в зал и увидел, что сын Тестера, прислонившись к стене, глядит в мою сторону. Его взгляд нельзя было спутать ни с чем. Это была чистая ненависть.

26 апреля

16:00

Перед тем как вся семья Эрлин Барлоу отвергла ее из-за побега с Гасом, бабушка научила Эрлин пунктуальности. Бабуля говорила ей, что опоздание говорит о плохом воспитании, а людям с плохими манерами не хватает характера. Эрлин не хотела, чтобы Диллард подумал, что ей не хватает характера, поэтому прибыла в его кабинет за десять минут до назначенного часа.

Как и Гас, Джо Диллард был крупным, сильным и красивым мужчиной. Если бы Эрлин была помоложе и не так предана Гасу, то могла бы всерьез задуматься над тем, как соблазнить мистера Дилларда. Он носил темные костюмы, цветные рубашки, однотонные галстуки, красивые туфли. Его волосы были черны, как смоль, и волнистые, то здесь, то там виднелись седые волоски. Глаза его были зеленые и на щеках имелись милые ямочки, которые Эрлин заметила. Кроме того, он хорошо говорил, и, очевидно, был умным человеком. Эрлин подумала, что он запросил немного завышенный гонорар за защиту Энджел, но если он ее вытащит, то это будет стоить каждого цента. Кроме того, эта плата не могла разорить Эрлин и отправить ее побираться. Если бы мистер Диллард знал, сколько денег у нее есть, то запросил бы вдвое больше. Гас заработал большие суммы сверх того, что он сделал на стрип-клубах, покупая и продавая различные вещи. Кроме того, он был застрахован, и когда умер, то адвокат сообщил Эрлин, что она богата как Джед Клампетт.[5]

Мистер Диллард показал ей, куда она может присесть. По всему столу были разбросаны бумаги.

— Говорили ли вы с Энджел? — спросил он.

— Она позвонила мне некоторое время назад. Бедный ребенок напуган до смерти. Тот инцидент в зале суда еще добавил.

— Тестер-младший оказался жутким типом. Вы видели, как он посмотрел на меня в коридоре. Это выглядело так, будто он хотел перерезать мне горло. Вот почему мы пошли по задней лестнице.

Может быть, мистер Диллард и страшился его, но Эрлин он не напугал. Она никого не боялась. Если за эти тридцать лет она что-то и узнала о бизнесе развлечений для взрослых, так это то, как надо обращаться с мужчинами. Она знала, как заставить их чувствовать себя хорошо и как страдать.

Знала она и как справиться с проповедниками. Когда они с Гасом впервые приехали на север Теннесси, все проповедники ополчились против них и не позволяли им открыть бизнес: оказывали влияние на местных предпринимателей, организовывали митинги, выступали в новостях. Они делали все возможное, чтобы дискредитировать Эрлин и Гаса. Но так как они уже сталкивались с таким уже раньше, то наняли хороших адвокатов. Это обошлось им порядка тридцати тысяч долларов на оплату юридических услуг, плюс еще двадцать тысяч в виде взяток. Потребовалось около года, но, наконец, лицензия и все необходимые разрешения были получены. Затем, как только они построили здание, черт подери, кто-то сжег его. Они выстроили еще одно и наблюдали за тем, как и оно исчезает в огне. Однако во второй раз у Гаса были установлены скрытые камеры видеонаблюдения по всему периметру территории. Оказалось, что человек, который поджег здание, являлся проповедником. Его звали Гастингс. Он отправился в тюрьму. После этого их оставили в покое, но это не изменило ее мнения по поводу проповедников. Они были, черт побери, сборищем мерзких лицемеров.

— Эрлин, — начал мистер Диллард, — я провел весь день, чтобы изучить открытые материалы. Теперь я знаю все, что у них имеется. Есть несколько вещей, о которых я хочу поговорить. Есть ли у вас красный корвет?

Черт! Почему он должен быть настолько тупым?

— Прошу прощения?

— Владеете ли вы красным корветом?

— Зачем, дорогой? Конечно, нет.

— Позвольте мне перефразировать вопрос. В день, когда был убит Тестер, вы были за рулем красного корвета?

У Эрлин было ощущение, что прежде чем все это закончится, они с мистером Диллардом будут понимать друг друга, как сиамские близнецы, но решила, что сейчас лучше держать некоторые вещи при себе.

— Почему? — спросила она.

— Потому что у полиции имеется свидетель, который заявил, что у вас имеется красный корвет, и что он исчез на следующий же день после убийства Тестера. Тот же свидетель рассказал им, что в ту ночь Энджел и вы покинули клуб сразу после того, как ушел Тестер, и ни одна из вас не вернулась. Есть и другой свидетель, который около полуночи видел женщину, выходящую из корвета у мотеля Тестера.

— Ну, дорогуша, клянусь. Кто мог сказать такую вещь?

Но она точно знала, кто это сделал. Маленькая мисс Джули.

— Есть ли в этом доля правды?

— Дорогой, это разговор только между нами двумя, не так ли?

— Эрлин, вы не мой клиент. На вас привилегия не распространяется, так что будьте осторожны с тем, что говорите.

Эрлин присела и сделала глубокий вдох, словно нервничала.

— Ты можешь сказать, кто свидетели? — спросила она.

— Ночной регистратор, которая была на смену в гостинице. Ее зовут Шейла Хант. Она утверждает, что около полуночи видела корвет, припарковавшийся следом за Тестером. Какая-то женщина вышла со стороны пассажира и поднялась по лестнице с ним. Шел довольно сильный дождь, поэтому на женщине было что-то вроде плаща или накидки с капюшоном, из-за этого свидетельница не разглядела ее как следует, и не видела, как та уходила. Она не запомнила номера машины и не смогла ничего сообщить о водителе.

— По мне, так это не похоже на твердое доказательство.

— Будет, в случае, если всплывет этот корвет. Появится ли он?

— Кто им сказал, что у меня имеется корвет? — спросила Эрлин.

— Одна из ваших сотрудниц. В ночь, когда они ворвались в клуб, она сообщила им, что вы были за рулем красного корвета до убийства Тестера, и что на следующий день ваш автомобиль исчез после того, как тот был убит.

— Полагаю, это была Джули Хейс, не так ли?

Мистер Диллард кивнул.

— Кто-нибудь еще из клуба сообщил полиции что-то подобное?

— Нет, мэм. Она была единственной.

— О чем это говорит, дорогой?

— Что-то подсказывает мне, что либо врет она, либо лгут все остальные.

— Как ты считаешь?

— Думаю, что хочу услышать, как вы скажите мне, что лжет она.

Эрлин улыбнулась. Мистер Диллард был очень привлекательным, и она ощущала, как он излучает доброту.

— Она лжет, дорогой.

Потом она поведала ему о Джули и ее проблемах с наркотиками, о том, что та была неравнодушна к Гасу. Рассказала ему, как Джули вернулась сюда из Техаса на автобусе вместе с Энджел после того, как там они повстречались на автобусной станции. Джули заметила, что у Энджел не было никакого багажа с собой, даже кошелька, поэтому она сделала вывод, что девушка, наверное, беглянка. И поскольку Энджел была так красива, то Джули спросила ее, не хочет ли та отправиться с ней, и, возможно, поработать в клубе. Когда Эрлин встретила Джули на автобусной станции Джонсон-Сити, то Энджел уже была с ней.

— Значит, вы считаете, что Джули подставила вас и Энджел из ревности, обвиняя в убийстве? — спросил мистер Диллард.

— Не удивлюсь. Она проблемная девушка. Я слышала, как она упоминала о своем аресте. Она хвасталась этим, говоря Гасу, что на нее имеется файл такой же толстый, как его отросток.

— Такой же толстый, как его… что?

— Отросток. Так я называю такую штуковину у мужчин. Вы понимаете…

Эрлин указала себе между ног, и лицо мистера Дилларда покраснело и стало такого же цвета, как ее помада.

— Что еще вы знаете о Джули?

— Только то, что она мне рассказывала. Друг ее матери пытался ее изнасиловать, когда ей было шестнадцать. Когда она рассказала об этом матери, та обвинила ее во лжи и очень сильно избила. Джули собрала свои вещи, и с тех пор переезжает с места на место. Думаю, что в ее жизни не было ничего кроме наркотиков и проституции. Это одна из причин, почему ей нравится работать здесь. Денег достаточно, так что у девочки не было необходимости торговать собой. Но Джули, похоже, не может держаться в стороне от наркотиков. Она должна была знать, что я собираюсь ее снова уволить.

— Хорошо, — сказал мистер Диллард. — Это поможет. Похоже, мы сможем подвергнуть сомнению ее показания, если она решит их дать. Но вы так и не ответили на мой вопрос.

— Какой вопрос?

— Не случится так, что красный корвет появится неизвестно откуда и укусит нас за задницу непосредственно перед началом процесса?

— Милый, просто я не понимаю, как это может произойти.

— Хорошо. Я проинформирую следователя насчет Джули Хейс и соберу всю информацию о ее прошлом. Из того, что вы мне рассказали, думаю, у нас не должно возникнуть много проблем с тем, чтобы она выглядела опороченной перед жюри присяжных.

Мистер Диллард не знал, а Эрлин и не собиралась сообщать ему, что Джули Хейс не планировала предстать перед какими-либо присяжными.

— У нас есть еще одна проблема, — продолжил он. — Два волоса, которые нашли на рубашке Тестера, соответствуют ДНК Энджел.

— Это плохо, дорогой?

— Проблема, но не думаю, что не существует возможности ее преодолеть. Я предложу версию, что несколько волосков Энджел могли попасть на Тестера в то время, когда он был в клубе.

— Он ей проходу не давал, — сказала Эрлин.

— ТБР вы сообщили совсем другое.

Снова, черт!

— Этот тип из ТБР напугал меня до смерти, дорогой. Я не знала, что сказать ему.

— Отныне, Эрлин, я бы посоветовал вам придерживаться правды. В данном случае, похоже, что только правда поможет освободить Энджел.

Он был таким милым и благородным. Эрлин так хотела ущипнуть его за щечки.

6 июня

5:45

По утрам в выходные мне нравилось смотреть на восход солнца. В это воскресенье, после того как Энджел Кристиан было предъявлено официальное обвинение, я встал около пяти тридцати, заварил кофе и пошел босиком и в трусах по темноте забрать газету. Когда я дошел до конца подъездной дорожки, то заметил припаркованный серебристый автомобиль типа «пикап» с тонированными стеклами. Один из, так называемых, мачо-джипов «Додж». Он стоял на грунтовой дороге, ведущей в лес, через дорогу от почтового ящика. Автомобиль был припаркован на том месте, где я пересчитывал деньги, полученные от Эрлин. Фары не горели, и не было слышно шума работающего двигателя. Земля, где остановился джип, принадлежала мне. Еще не начался сезон охоты, и никто не просил у меня разрешения разбить лагерь, поэтому я решил проверить машину.

Я взял газету из почтового ящика и подошел по направлению к пикапу. Когда я приблизился к нему на три-четыре метра, двигатель взревел, и вспыхнули фары. Я решил, что это, вероятно, один из друзей Джека, так что я поднял руку в знак приветствия. Но автомобиль полетел прямо на меня. Я отпрыгнул в сторону прежде, чем он успел ударить меня. Когда я сделал прыжок, то мои ноги зацепились за небольшой куст и в итоге я упал на спину. Пикап вылетел на грунтовую дорогу, и дальше по дороге раздался визг шин. Из-за света фар я не смог разглядеть водителя, а мой неудачный прыжок помешал мне увидеть номерной знак.

Я выругался, поднялся с земли и пошел обратно вниз по дороге к дому, гадая о том, кто же мог находиться за рулем машины. Я подумал о взгляде, который на меня бросил сын Тестера, и подумал, что надо позвонить Диане Фрай, сотруднику полиции в отставке, работающей в настоящее время в качестве частного детектива. Я уже говорил с ней о том, чтобы взять на себя расследование дела Энджел Кристиан, но теперь мне необходимо было выяснить, имелся ли у сына Тестера серебристый «Додж», зарегистрированный на его имя. Если да, то я должен знать об этом и обо всем, что она смогла бы накопать на него.

Именно в это момент я заметил, что машины Лили не было на месте. В гараже помещались только два автомобиля, поэтому Лили оставляла свою снаружи в стороне на подъездной дороге. Я знал, что накануне вечером машина была на месте, потому что Лили вернулась домой из Ноксвилла где-то около полуночи, и я ждал ее.

Я вернулся в дом и поднялся в комнату Лили. Она была не таким ребенком, который способен улизнуть, но все же я надеялся, что это она. Я обнаружил ее спящей мертвым сном подростка.

Я направился в комнату Сары, надеясь, что автомобиль был украден незнакомцем, хотя знал, что это не так. Кровать Сары была застелена и пуста.

Учитывая обстоятельства, казалось, что она достаточно хорошо справлялась. Через пару дней после того, как она появилась, Кэролайн и Лили съездили с ней в город, чтобы купить ей одежду, а я принес каталог Северо-Восточного государственного муниципального колледжа. Она говорила, что собирается пойти учиться осенью, и что-то про изучение компьютерной графики. Она проводила много времени, гуляя по лесу вокруг озера, и смотрела телевизор. Четыре раза в неделю она посещала встречи анонимных наркоманов.

И тогда я совершил ошибку. В субботу я взял ее с собой, чтобы увидеться с мамой. Мама не узнала нас и была необычайно воинственной. Она сказала нам, чтобы мы вышли из ее комнаты и никогда не возвращались. Она закатила такой скандал, что одна из медсестер предложила нам уйти и вернуться в другой раз. Визит явно расстроил Сару, которая надеялась помириться с мамой прежде, чем та бы умерла. В субботу вечером Сара не демонстрировала никаких признаков того, что собирается совершить какую-нибудь глупость, но была более тихой, чем обычно, и легла спать пораньше.

Я пошел обратно в нашу спальню и дотронулся до плеча Кэролайн. Она медленно выходила из состояния сна.

— Ммм… что? Что-то случилось?

— Сара исчезла, — сказал я. — С автомобилем Лили.

Сначала она, казалось, не поняла. Потом села в постели.

— О нет, — произнесла она. — Прошлой ночью мне приснилось, что она сбежала.

— Лучше проверить и убедиться, все ли на местах.

— Как ты думаешь, что она взяла кроме автомобиля?

— Не знаю. Но тебе лучше проверить свой кошелек и драгоценности. Лили тоже. Я проверю электронику и оружие.

Тяжело было думать о сестре, как о воровке, но в прошлом она занималась именно этим. Она украла у меня деньги, а мама стала излюбленной ее мишенью. В течение следующих пятнадцати минут я ходил по дому, чтобы убедиться, не украла ли она компьютер, телевизор или музыкальный центр. Когда я закончил, то вернулся на кухню. Кэролайн сидела за столом и пила минеральную воду. Она посмотрела на меня, и я понял, что меня ждет плохая новость.

— Пропало мое бриллиантовое колье.

Пять лет назад я подарил ей его на Рождество. У нее никогда не было ничего дорогостоящего, и я почувствовал огромное удовольствие, увидев выражение ее лица, когда она открыла коробку. Она хранила его в шкатулке в шкафу в спальне. Раз его там не оказалось, значит, Сара пробралась туда ночью и украла его.

— Черт, — сказал я. — Черт возьми! Как она могла так поступить?

— Думаю, мы ожидали от нее слишком многого, — ответила Кэролайн.

— Я думал, что она готова к переменам. Полагал, что, может быть, смогу ей помочь.

— Когда она будет готова к переменам, если когда-нибудь это произойдет, она сделает это по-своему. Мы не можем заставить ее. Как ты думаешь, что нам теперь делать?

— Она забрала машину за десять тысяч долларов и колье за пять тысяч. Что ты думаешь, я должен сделать?

Кэролайн вздохнула.

— Не знаю, дорогой. Может быть, ты должен пойти и попытаться найти ее.

— Я уже делал это. Ты знаешь, она, вероятно, сейчас уже под кайфом. Уверен, она уже продала колье за гроши или обменяла его на кокаин. Если я найду ее в доме какого-нибудь дилера, то в итоге мне придется защищать себя в суде, после того как я кого-нибудь убью. Думаю, что просто позвоню в полицию Джонсон-Сити и посмотрю, смогут ли они забрать ее прежде, чем она продаст машину какому-нибудь скупщику.

В этот момент зазвонил телефон. Возможно, это была Сара. Может быть, она решила вернуться прежде, чем окончательно пересечь черту.

Я взял трубку.

— Мистер Диллард? — спросил мужской голос.

— Да.

— Привет, это Мэтью Миллер из полицейского участка города Джонсон-Сити. Давно не виделись. Вы в порядке?

Я знал Мэтью Миллера. На самом деле я был знаком с большинством полицейских в городе. Мэтью был хорошим парнем.

— Я в порядке, офицер Миллер. Скажите, что вы нашли машину моей дочери.

— Бордовый Крайслер «Себринг», номерной знак округа Вашингтон KRS-433?

— Ее украли прошлой ночью.

— Ну, сэр, боюсь, у меня плохие новости. Сегодня утром мы нашли ее на Ноб Крик Роуд, разбитую после аварии. Она, видимо, вылетела на насыпь и свалилась в ручей. Дерево ее остановило. Я бы сказал, что это восстановимо, и…

— Что с водителем?

— Водителя не обнаружили, — ответил Миллер. — Никаких следов. Можете предположить, кто находился за рулем?

— Наверное, моя сестра. Прошлой ночью она исчезла.

— Я думал, она в тюрьме.

Сара была печально известной личностью. Все знали ее.

— Она вышла пару недель назад и жила у нас.

— Ну, как говорится, ни одно доброе дело не остается безнаказанным, — заметил Миллер. — Мы здесь почти закончили. Я собираюсь транспортировать машину до сервисного центра «Милл Шеврон» в Брауне. Вы можете забрать ее оттуда. Подушки безопасности сработали, и нет никакой крови. Так что, если это была ваша сестра, то она, вероятно, обошлась без травм.

— Спасибо. Можете ли вы отправить сюда кого-то, чтобы я написал заявление? Она также захватила с собой и ювелирные украшения.

— Наверное, будет лучше, если вы просто позвоните в 9-1-1, — посоветовал он мне. — Они пришлют нужных людей.

Я поблагодарил Миллера и повесил трубку.

— Она разбила машину, — сообщил я Кэролайн. — Она испортила машину Лили. Звоню в полицию. Я больше не имею дел с ней.

— Я слышала это и раньше.

— Я серьезно. Она совершила два преступления под моей крышей. Сара украла и разбила машину моей дочери и стащила колье. С таким досье ее упрячут в тюрьму, где ей и место. Откуда она не выйдет в течение как минимум четырех лет, если не дольше.

— Ты уверен, что хочешь именно этого? — спросила Кэролайн. — Я не хочу, чтобы ты изводил себя этим потом.

Я взял телефон и набрал 9-1-1.

9 июня

10:00

Через два дня мне позвонил человек из Агентства по борьбе с наркотиками, которого я знал лет десять. Он сказал, что около полуночи в понедельник они задержали Сару в наркопритоне на Уилсон-Авеню. Он думал, что мне это будет интересно узнать.

Я сразу же направился в тюрьму. Пока я туда ехал, зазвонил мой сотовый телефон. Это была Диана Фрай.

— Ответ: да — начала она. — Джон Пол Тестер-младший владеет серебристым пикапом Додж «Рам».

Это был тот же цвет, марка, и модель автомобиля, который чуть не задавил меня.

— Что ты еще узнала о нем?

— Родился 1 декабря 1972 года в Ньюпорте, в семье Джона Пола и Дебры Джейн. Его мать умерла от рака, когда мальчику было всего два года. Его растил отец, который работал подмастерьем сварщика, когда не проповедовал Евангелие. Когда отец уезжал, что случалось довольно часто, мальчик оставался жить у своей тети. Я разговаривала с ней. Приятная женщина по имени Ванда Смитерс. С тех пор она переехала в Окала, штат Флорида. Она сказала мне, что младшенький боготворил отца. Она говорила, что его любимым занятием в детстве было ходить в церковь и слушать проповеди своего отца. Сообщила, что он сидел в первом ряду и не пропускал ни слова.

К тому времени, как ему исполнилось десять лет, он уже начал изучать Библию и «засвидетельствовал» свою веру перед отцом. Он начал проповедовать, когда еще был подростком. Когда же не проповедовал, то проводил почти все время в своей комнате. У него никогда не было девушки, он никогда не проявлял заинтересованность в любых школьных мероприятиях или спорте. Евангелие было его жизнью. Тетя сказала, что как только он окончил школу, отец и сын начали путешествовать вместе. Они проповедовали по всему юго-востоку. Она говорит, что они были легендой среди фундаменталистов.

— Диана, ты великолепна. Ты узнала все это за два дня?

— Это мой шарм и индивидуальность. Это и тот факт, что тетя прожужжала мне все уши.

— Что-нибудь еще?

— Тетя сказала, что побывала у них как-то в прошлом году на выходных. Младший остался в комнате и читал, так же, как обычно делал, когда был ребенком. Также она сообщила, что Тестер-старший не был так уж сильно предан своей вере в отличие от младшего. На самом деле, он много пил и любил дам.

— Интересно, а его сын знал об этом? — спросил я.

— Вероятно. Такое трудно скрывать всю жизнь. Кроме того, я пообщалась с несколькими людьми из офиса шерифа в округе Кок. Отец Тестера, видимо, имел некоторый политический вес, и нашел там работу для младшего. Он там работает уже больше десяти лет в качестве капеллана. Консультирует сотрудников, работает с заключенными в тюрьме, и все в этом духе. Люди, с которыми я разговаривала, все в один голос сказали, что считают его ненормальным. Он, видимо, не хочет говорить ни о чем, кроме Евангелия, а после убийства отца вообще перестал разговаривать.

— Какие-либо проявления насилия?

— Не имеет судимости. Тетя говорит, что он был кротким, и не помнит, чтобы он с кем-либо дрался. Однако она заметила, что после смерти отца он изменился. На похоронах он вел себя очень странно.

— Спасибо. Отправь мне счет.

— Уже идет по почте.

Через полчаса после того, как я поговорил по телефону с Дианой, охранник привел Сару в комнату для допросов. Она выглядела так, будто постарела лет на пятнадцать. Когда она увидела, что я уже нахожусь здесь, то даже не удосужилась сесть за стол, закрыла лицо руками и сползла по стене на пол. Единственное, что я чувствовал, был гнев.

— Хорошо повеселилась? — спросил я.

— Иди к черту.

— Идти к черту? Отлично. Ты хорошо потрудилась над машиной Лилии. Я очень это ценю.

— Да, скажи ей, что мне жаль. Я не ездила некоторое время.

— Где колье Кэролайн?

— Ушло.

— Куда ушло? Кому ты его продала?

— Думаешь, я скажу тебе?

— Ты его продала или обменяла?

— Какая разница?

— Я хочу его вернуть.

— Ни за что.

— Ты действительно упала так низко, Сара? Тебя действительно ничего не волнует? Для тебя это колье, возможно, ничего не значит, кроме быстрой дозы, но очень много значит для Кэролайн, и я хочу его получить обратно.

Она убрала руки от лица и взглянула на меня.

— Единственный человек, для которого это ожерелье значило хоть что-то, был ты. Ты показывал его всем, чтобы продемонстрировать, что ты — большая шишка, покупая такие дорогие безделушки. Ты, правда, думаешь, что оно что-то значило для нее? Ты пробовал ту же хрень со мной. Ах, Сара, живи с нами. Приди и останься в моей идеальной семье. Мы купим тебе вещи, если ты не будешь под кайфом. Мы позаботимся о тебе. Что за бред. Ты не можешь покупать людей, Джоуи. Ты так жалок.

Я встал и, облокотившись на стену блока, рассматривал свои ногти. Сара давно усовершенствовала искусство ядовитых тирад наркоманки. Слова проплывали мимо меня, как маленькие призраки. Я не позволял им задерживаться в моем сознании.

— Я пришел сюда по нескольким причинам, — сказал я. — Во-первых, чтобы сообщить тебе о том, что ты сделала, в случае, если ты не полностью осознаешь ситуацию. Угон автомобиля является уголовным преступлением, и карается отбыванием срока как минимум — три и как максимум — шесть лет. Кража ожерелья также является уголовным преступлением, влекущим за собой наказание. С твоим прошлым и моими связями в прокуратуре, думаю, что смогу убедить их в том, чтобы добиться наказания для тебя, отбываемого последовательно в верхней части диапазона срока. Не будет больше шести месяцев в окружной тюрьме, после выхода из которой ты можешь снова совершить то же самое, Сара. Ты пойдешь в тюрьму на двенадцать лет. Тебе будет как минимум пятьдесят лет, когда ты выйдешь, если, конечно, проживешь так долго. Я лично прослежу за этим.

Я пять раз представлял ее интересы в прошлом, каждый раз говоря себе, что никогда не буду делать этого снова. Мне всегда удавалось смягчить для нее наказания, чтобы она смогла пережить их, как можно легче. Но на этот раз все было иначе. Я чувствовал себя по-настоящему преданным, и хотел небольшого возмездия. Кажется, слова, сказанные мной, начали медленно проникать в ее одурманенный мозг. Она подтянула колени к груди и начала раскачиваться. Потом захныкала.

— Ты не можешь сделать этого со мной, Джоуи. Не можешь. Я не выживу.

— Уверен выживешь. Всегда выживала.

— Я устала, Джо. Ты знаешь, что я больна. Скажи Лили и Кэролайн, что я сожалею. Я найду работу и расплачусь с тобой.

— Слишком поздно, это было последней каплей. Я не хочу иметь дела с тобой.

— Ты и раньше так говорил. Ты не это имел в виду. Ты — единственный человек, который никогда не отказывался от меня. Ты не можешь предать меня, Джоуи.

— Меня зовут Джо, — перебил я ее. — Я перестал быть Джоуи давным-давно, с тех пор, как вырос. Может, тебе стоит попытаться.

Плач перешел в жалобные рыдания. Слезы потекли по ее лицу, и она стала стучать головой о стену. Смотритель подошел к двери.

— Все в порядке?

— Да, я ухожу. Выпустите меня?

Он отпер стальную дверь, и я шагнул вперед. Рыдания Сары было почти невыносимо слышать. Я ускорил шаг, и, пройдя по коридору к лестнице, толкнул дверь. Прежде чем дверь закрылась за мной, я услышал ее крик:

— Джоуи! Ты должен меня защитить!

12 июня

14:15

В правоохранительных органах новости распространяются быстро, как хорошие, так и плохие. Были слухи, что сестру Джо Дилларда задержали снова, только на этот раз жертвами оказались сам Диллард и его семья.

Агент Ландерс считал Дилларда самодовольным придурком, который провел свою жизнь, защищая отморозков, которых Ландерс так старательно пытался упрятать. Он полагал, что Диллард был таким же, как те, кого он представлял. Когда агент узнал, что Дилларда наняли защищать Энджел Кристиан, его чуть не стошнило. Ему претила сама мысль, что придется иметь с ним дело, как при сборе доказательств, так и в суде. Но когда Ландерс услышал, что сестру Дилларда арестовали, то повеселел. Он сразу же позвонил в тюрьму и узнал, что под залог ее никто не освобождал. Затем он связался с администратором тюрьмы и попросил перевести сестру Дилларда в тот же блок, что и Энджел Кристиан. Администратор сообщила, что это будет нетрудно сделать, поэтому Ландерс подождал пару дней, а затем отправился нанести визит мисс Диллард.

Охранники привели ее в комнату для допросов. Она была вся согнута, с поникшими плечами, с абсолютно пустым взглядом. Тем не менее, мисс Диллард была, безусловно, привлекательной особой. Возможно, когда все это закончится, и если все пойдет как надо, он мог бы ее соблазнить. Разве не было бы замечательно уложить в койку сестру Дилларда?

Она сидела, похожая на изваяние, не глядя на Ландерса. Он рассчитывал, что сможет ее пересидеть, и она начнет разговор первой, но через несколько минут стало понятно, что она не собирается говорить.

— Ты сестра Джо Дилларда, — сказал он, наконец.

— Ну, и что? — спросила она, не поднимая взгляд.

— Я слышал, он оставил тебя под замком.

Она не ответила. Ландерс внимательно наблюдал за ней, пытаясь понять, соглашалась ли она с ним своим молчанием или нет.

— Мисс Диллард, вы не спросили, кто я.

— Мне все равно, кто ты.

— А должно быть не все равно. Я человек, который может вытащить тебя отсюда.

Она подняла глаза.

— И зачем тебе это надо?

— Мне нужна помощь. И тебе тоже. Если ты поможешь мне, то я помогу тебе. Все просто. Я могу предложить две вещи: билет на волю и шанс отомстить брату. Мне продолжать?

Она прищурилась.

— Я не доверяю законникам.

— Я не адвокат. Я агент из Бюро расследований штата Теннесси.

— А ищейкам я доверяю еще меньше, чем адвокатам.

— Как угодно. Я уверен, что смогу найти еще какую-нибудь заключенную в блоке, которая захочет выйти на свободу. Я просто подумал, что ты могла бы отомстить своему братцу, — Ландерс встал со стула, подошел к двери, и сделал вид, будто собирается нажать кнопку вызова охраны.

— Подожди, — сказала она. — Чего ты хочешь от меня?

— Как я уже сказал, мне нужно немного помочь.

— Каким образом?

Ландерс снова сел за стол.

— Информация. Мне нужна информация. Твой брат защищает убийцу. Ее зовут Энджел Кристиан. Она сидит здесь, в том же блоке, что и ты. Встречала ли ты ее?

— Я практически ни с кем не говорю.

— Послушай, в чем проблема. Я ничего не знаю о ней. Мне нужно прощупать ее. Ты понимаешь, что я имею в виду? Для начала, Энджел Кристиан не настоящее ее имя. Мне нужно знать, как ее действительно зовут. Нужно знать, кто она такая, где училась, были ли у нее водительские права на другое имя, имела ли она раньше неприятности, кто были ее родители. Все эти вещи. И если она случайно упомянет про убийство, неплохо бы узнать об этом больше. Как думаешь, ты можешь помочь мне с этим?

Выходило так, словно девушки по фамилии Кристиан никогда не существовало. Единственная, кто хоть что-то знал о ней, была Джули Хейс и информация о том, что она в феврале забрала ее с автобусной станции «Грейхаунд» в Далласе. По словам Хейс, девушка не сообщила, как ее зовут, поэтому она сама дала ей имя Энджел Кристиан по названию автобуса. Хейс полагала, что это имя смешно и нелепо, так как Энджел предстоит работать в стрип-клубе. Ландерсу было отчаянно необходимо придумать хоть что-то. К черту все. Он знал, что Энджел может оказаться серийным убийцей. Но она не хотела говорить с ним, женщины Барлоу также не желали общаться, а люди, которых он опрашивал в стрип-клубе, оказались бесполезны.

— То есть ты хочешь, чтобы я шпионила для тебя? — спросила сестра Дилларда.

— Ты можешь называть это как хочешь. Я называю это — оказать помощь в ходе полицейского расследования убийства.

— А что я получу взамен?

— Люди, которые оказывают значительную поддержку в расследовании убийства, часто получают значительное сокращение своего срока. Например, включая время, что ты уже провела в тюрьме.

— Как тебя зовут? — спросила она. Ландерсу не понравился ни ее тон, ни выражение ее лица.

— Ландерс. Специальный Агент Филлип Ландерс.

Она начала смеяться.

— Что смешного? — спросил он.

— Я слышала, как мой брат говорил с женой о тебе после того, как его наняли на это громкое дело об убийстве. Он заявил, что ты самый большой лжец в мире. Ты будешь лжесвидетельствовать, фальсифицировать улики, вводить людей в заблуждение. Он сказал, что ты один из тех полицейских, которые сделают все, чтобы выиграть процесс.

— Твой брат — козел.

— Мой брат действительно может быть козлом, но он порядочный, — произнесла она. — Я не хочу связываться с таким, как ты. Кроме того, я не стукач.

Тупая сука. Ландерс предложил ей выход, а она разыгрывает тут из себя святую. Он хотел спросить ее, неужели быть наркоманкой и мелкой шлюхой-воровкой лучше, чем быть стукачкой, но решил не сжигать мосты, так как позже, она, возможно, согласиться ему помочь. Он проглотил свою гордость и улыбнулся.

— Хорошо, — сказал он. — Было приятно с тобой встретиться. Если передумаешь, сообщи мне.

Ландерс протянул ей свою визитную карточку и вышел за дверь. Придется подождать и вернуться через пару недель, а, может быть, даже месяц. Если ему повезет, то ее приговорят к тому времени и направят в женскую исправительную колонию в Нэшвилле. Ландерс бывал там пару раз. Жалкое и отвратительное место. Возможно, когда перспектива оказаться в тюрьме станет для нее реальностью, сестра Дилларда передумает.

13 июня

13.00

Эрлин Барлоу очень не хотела обращаться к Вирджилу. Он был таким милым, но в ночь, когда был убит проповедник, она совершила несвойственную ей ошибку, позволив чувствам заглушить разум и поставив любимую Энджел в безвыходное положение. Ее ошибка привела к аресту Энджел, и теперь Эрлин была полна решимости сделать все, чтобы исправить положение.

Эрлин позвонила Вирджилу и попросила его приехать и встретиться с ней в клубе в обеденное время. По его голосу она поняла, что он испытывает неловкость, и заверила, что ей от него нужна совсем пустяковая услуга.

Вирджил Уотерсон появился вовремя. На вид он выглядел невзрачным мужчиной, невысокого роста и волосы на его седом парике торчали в разные стороны. Эрлин никогда не проявляла любопытство, почему, приходя в клуб, он всегда надевал галстук и подтяжки, по крайней мере, до тех пор, пока одна из девушек не снимала их. У Эрлин уже имелась целая коллекция бабочек, которые Вирджил оставлял в ресторане.

Вирджил был настоящим богатеем. Гас рассказал ей, что он владел шестью ресторанами Макдональдс и еще множеством объектов недвижимости. Он посещал клуб в течение многих лет, но так как был женат и служил дьяконом в церкви, плюс являлся богатым бизнесменом и так далее, поэтому Эрлин и Гас предоставляли ему комнату для VIP-персон и позволяли выходить через заднюю дверь. Иногда он приводил друга или делового партнера, но обычно приходил один. Он всегда заказывал, по крайней мере, двух девочек для компании и платил только наличными. Вирджил и мухи не обидел бы, но у него имелись некоторые сексуальные наклонности, которые можно было счесть немного странными.

Ложа для VIP-персон была довольно большой, со своим собственным баром и сценой для танцев. На одной стороне находились три небольшие комнаты, которые Эрлин называла «кабинеты». Если один из джентльменов хотел еще больше интимности, то мог взять с собой леди — или двух, или трех — в один из тех «кабинетов» и делать там то, что захочет.

Гас установил в них систему видеонаблюдения в качестве страхового полиса. Камеры снимали не все, что там происходило, но записей было достаточно, чтобы иметь возможность договориться, если когда-нибудь подобная необходимость возникла бы. Существовали записи с судьями, адвокатами, врачами и начальниками полиции, проповедниками, бизнесменами и политиками. Все записи были расположены в алфавитном порядке и хранились в несгораемом сейфе на небольшом складе на окраине города. Так совпало, что Вирджил был одним из тех, кого Гас заснял несколько раз в те времена, когда Вирджил был еще простым скромным человечком. Эрлин сочла, что он идеально подходит для того, что ей нужно сделать.

Они находились одни в клубе, и Эрлин провела Вирджила по коридору в гримерную комнату для девушек. В ней находилась небольшая зона отдыха для девочек с телевизором со встроенным в него видеоплейером. Кассета, которую Эрлин хотела показать Вирджилу, уже была в нем. Она указала на кресло перед телевизором.

— Присядь сюда, дорогой. Я хочу показать тебе кое-что особенное, — сказала Эрлин.

Вирджил сел и Эрлин разместилась рядом с ним. Она положила одну руку на его колено, а другой направила пульт на телевизор и запустила видео.

Экран засветился и Вирджил предстал голым, сосущим свой большой палец и говорящим непристойности двум девушкам. Эрлин все время поглаживала Вирджила по колену, пока они смотрели, как он проделывал разные вещи, которые можно было счесть немного неловкими. Через несколько минут он попросил ее выключить запись, затем повернулся к ней с самым жалостливым выражением, которое она когда-либо видела, и почти прорыдал:

— Эрлин, не могу поверить, что ты делаешь со мной! После всех этих лет и всех денег, которые я оставил в твоем кармане. Я просто не могу в это поверить!

— Делаю что, дорогой? — спросила Эрлин. — Я ничего такое не делаю с тобой.

— Тогда для чего ты мне это показала?

— Мне просто нужно небольшое одолжение, дорогой. Совсем маленькое. И если ты мне окажешь пустяковую услугу, клянусь могилой Гаса, что отдам тебе все записи.

Эрлин внимательно наблюдала за Вирджилом, пока излагала ему свое предложение. Сначала он не соглашался, но чем дольше говорила Эрлин и чаще поглаживала по внутренней стороне бедра Вирджила, тем больше он успокаивался. В конце концов, он согласился сделать то, что она от него хотела.

Он был таким милым.

15 июня

18.00

Утром того же дня, когда было запланировано танцевальное выступление моей дочери на концерте, я сидел за кухонным столом, завтракая и читая газету. Кэролайн вошла, потирая глаза, и сказала:

— Мне нужно кое-что рассказать тебе.

Я отложил газету.

— Начало не радует.

— Возможно. Вчера днем я заметила серебристый внедорожник, похожий на тот, который чуть не сбил тебя. Он дважды проезжал мимо дома. Затем, когда я отправилась в магазин, он оказался припаркован прямо рядом с моей машиной, но я не смогла разглядеть водителя за тонированными стеклами.

— Почему ты мне вчера об этом не рассказала?

— Я целый день была занята подготовкой к выступлению Лили, не забыл? Когда вернулась, ты уже спал. Я, было, подумала разбудить тебя, но решила, что это может подождать до утра.

— У сына Тестера, того, кто устроил сцену в зале суда, я тебе рассказывал об этом, как раз есть серебристый Додж. Должно быть, это был он.

— Джо, зачем ему это делать? Почему он хочет нас запугать? Ты просто адвокат, выполняющий свою работу.

— Ты не слышала его в зале суда. Что-то очень странное творится в голове этого человека.

— Что нам делать?

— У нас не так много вариантов. Если увидишь его снова, звони в полицию и сообщи, что происходит. Возможно, они проверят его. Не забудь предупредить Лили, чтобы она была внимательной. Покажи ей фотографию пикапа Додж, чтобы она знала, как он выглядит.

После завтрака я отправился в спортивный зал Джонсон-Сити и тренировался там около часа. Затем направился в округ Юникои, чтобы защищать Рэндалла Финча, одного из двух моих клиентов, приговоренных к смерти, для которых я был назначен адвокатом. Рэндалл был двадцатипятилетним необразованным белым мужчиной, который в наркотическом бреду убил тринадцатимесячного сына своей подруги. Рэндалл с подругой употребляли в течение двух дней метамфетамин и гидрокодон, а когда они закончились, женщина отправилась на поиски наркотиков, оставив ребенка с Рэндаллом. Пока ее не было, маленький мальчик, похоже, заплакал. Рэндалл сначала использовал его как пепельницу, тушил сигареты об его пятки. Потом, по известной только Рэндаллу причине, положил его на решетку раскаленного керосинового обогревателя, от которого на тельце ребенка остался ожог круглой формы. Но ребенок продолжал плакать, и Рэндалл швырнул его об стену, разбив ему голову.

Его подруга вернулась, увидела, что случилось, и вызвала полицию. Они также арестовали и ее.

Рэндалл не отрицал, что убил ребенка, но утверждал, что ничего не помнит. Единственной защитой, которую я мог предложить, было снижение умственных способностей из-за наркотического опьянения, и что Рэндалл не осознавал, что делал. Но я знал, что это не сработает. Как только присяжные увидели бы фотографии со следами ожогов от сигарет и грелки на теле малыша, Рэндаллу очень сильно повезло бы, если он смог бы покинуть зал суда без линчевания. Когда я увидел их, мне захотелось его убить. Единственное, что мне было нужно — это веревка и на некоторое время остаться наедине с ним.

Предварительное слушание состоялось два месяца назад в Ирвине, и представленные доказательства оказались ужасающими. С тех пор прокурор Дикон Бейкер потратил много времени и сил, чтобы сообщить местным СМИ, какую судьбу он определил Рэндаллу Финчу. Тот заслужил только смертную казнь. И как можно скорее.

Дикон, однако, не удосужился подать просьбу о смертной казни — неизменное требование в случаях смертного приговора, поэтому я решил попробовать сделать хитрый ход. Я сказал Рэндаллу, что поскольку обвинение против него серьезное, но никто не подал уведомление о смертной казни, то ему следует признать себя виновным во время обвинительного акта. Насколько я знал, до сих пор никто не пытался провернуть такой трюк, и я понятия не имел, что скажет судья. Однако знал, что это, по крайней мере, приведет к чрезвычайно интересному апелляционному прецеденту. Рэндалл согласился.

Судьей был Эван Гласс. Я не ожидал теплых приветствий. Недавно у него развилась какая-то инфекция стопы, и он провел большую часть своего времени на судейской скамье на тех же болеутоляющих средствах, которые принимал Рэндалл перед убийством ребенка. Если бы судья во время предъявления обвинения Финчу находился бы под действием препаратов, то, как я догадывался, у меня могли быть проблемы.

Судья объявил о начале дела в десять утра. Судебные приставы привели Рэндалла на скамью подсудимых, и Гласс сердито посмотрел на него со своего судейского места.

— Итак, это тот человек, которого обвиняют в убийстве ребенка? — произнес он достаточно внятно, и его глаза казались ясными.

— Да, ваша честь, — подтвердил Дикон Бейкер, еще раз засветившись под камерами.

— В протоколе отмечено, что его защитником я назначил мистера Дилларда, и он сегодня присутствует здесь со своим клиентом.

После того как он назначил меня на это дело, я сообщил ему, что собираюсь подать в отставку, и был бы признателен, если бы он прекратил назначать меня на новые дела. Он фыркнул и сказал, что с нетерпением ждет, когда избавится от меня. Наши чувства были взаимными.

— Я передал мистеру Дилларду копию обвинения, — продолжил он. — Вы отказываетесь зачитать его официально?

— Да, — подтвердил я.

— Каково заявление вашего подзащитного?

— Виновен.

— Хорошо. Что касается даты… подождите. Господин Диллард, что вы только что сказали?

— Я сказал, что господин Финч признает себя виновным и не желает оспаривать обвинение.

— Я никогда не слышал ничего подобного, — отметил судья Гласс. — Признание вины во время официального оглашения обвинения и просьба о смертном приговоре?

— Ваша честь, смертный приговор — не этот случай, — произнес я. — Уведомление не было подано.

Я уловил тот момент, когда до судьи дошло, что́ я пытаюсь сделать. К моему облегчению, он выглядел скорее удивленным, чем сердитым.

— Мистер Бейкер, что вы об этом думаете? — обратился он к прокурору.

Бейкер вскочил, весь красный.

— Ваше честь, это беспрецедентно. Он не может этого сделать.

— В уголовно-процессуальных правилах нет ничего, что бы это запрещало, — возразил я. — В правилах сказано, что подсудимый может признать свою вину или невиновность в суде. Мы хотим заявить о признании вины. Мистер Бейкер не подал уведомления на смертную казнь, хотя у него было достаточно времени. Но при этом он позволил всем СМИ узнать о своих намерениях.

— Я собирался подать его сегодня, — заявил Дикон с более плаксивым, чем обычно, голосом.

Судья хмыкнул и посмотрел на Рэндалла.

— Мистер Финч, вы понимаете, что́ пытается сделать сегодня ваш адвокат?

— Да.

— Вы обсудили это с ним досконально?

— Да.

— Вы понимаете, что если я решу принять ваше признание, тем самым вы подтвердите свое согласие на отказ от своего конституционного права на разбирательство в суде?

— Да.

Судья Гласс откинулся на спинку стула и провел пальцами по своим белоснежным волосам. Я даже мог представить, как в его голове вращаются колесики. Через пару минут он наклонился вперед.

— Мистер Диллард, если я откажусь принять это признание, то полагаю, вы немедленно подадите апелляцию?

— Именно так, судья.

— А если я приму это признание, то думаю, то же самое сделает мистер Бейкер?

— Совершенно верно, судья, — подтвердил Бейкер.

— Хорошо.

— Если уж мне совершать ошибку, то я выберу меньшее из зол. Я собираюсь отказаться принять признание мистера Финча. Вперед, мистер Диллард, подавайте апелляцию. Мы определимся с датой, когда узнаем, что думают по этому вопросу мудрецы из Верховного суда.

— Спасибо, — ответил я.

Не было никакого смысла спорить с ним. Я не ожидал, что судья Гласс позволит убийце ребенка избежать возможности смертного приговора, но это стоило того, чтобы просто посмотреть на выражение лица Дикона Бейкера. Я сообщил Рэндаллу, что немедленно подам апелляцию, и наблюдал за тем, как судебные приставы вели его обратно в изолятор. Заключенные в тюрьме сообщили шерифу, что если Рэндалл попадет в общую камеру, то не проживет и часа.

Поскольку Лили в скором времени закончит школу и уедет, то выступление этим вечером может оказаться моей последней возможностью посмотреть на ее танец. Кэролайн сказала мне, что поставила номер для Лили на песню о сексуальном насилии. Какая ирония, подумал я, учитывая мою ситуацию с Сарой и некоторые из вещей, которые Эрлин рассказывала мне об Энджел.

Лиричный танец был поставлен на песню Кристины Агилеры «Я в порядке». Лили начала танцевать с тех пор, как научилась ходить. Она была сильна в акробатике, степе, балете и джазе, но лирический танец, на мой взгляд, у нее получался лучше всего. Мне нравились плавные движения, переходы, изящные повороты.

Лили была в белом закрытом платье с длинными, насборенными на плече рукавами. Шифоновая юбка создавала иллюзию полного круга, когда Лили поворачивалась. Наклеенные стразы сверкали синими и золотыми искрами в свете прожекторов. Ее длинные каштановые волосы были зачесаны назад, и она плавно двигалась взад и вперед по сцене, словно порхала. Я был поражен изменениями в ее теле и уровне мастерства, произошедшими за последние шесть месяцев, с тех пор как я в последний раз имел удовольствие наблюдать за ней. Она уже больше не была девчушкой, превратившись в красивую, талантливую молодую женщину.

Я почувствовал, как мое сердце парит, наблюдая, как Лили превращает свое тело в мощную форму выражения. Движения ее длинных стройных рук прекрасно подчеркивали тонкие акценты музыки, ее ноги были сильными и гибкими. Я понял, что улыбаюсь. Лили была столь чистой и прекрасной. Мой ежедневный мир был полон жестокости, зла и уродства. Я так редко сталкивался с чем-то возвышенным, что в какой-то момент понял, что у меня кружится голова, по-видимому из-за того, что задержал дыхание. Пока слушал текст песни, понял, что хотела сказать Каролина. Песня была о девушке, которая взяла на себя вину и стыд за сексуальное насилие со стороны отца.

Когда танец закончился, я быстро пошел за кулисы и попросил другого танцора позвать Лили из раздевалки. Когда она вышла, я поцеловал ее в щеку.

— Спасибо, дорогая! Это было невероятно красиво!

— Папа, что с тобой?

— Ничего, — ответил. — Я чувствую себя прекрасно.

— Ты уверен?

Она поднялась на цыпочках, поцеловала меня в щеку и прошептала в ухо:

— В первый раз вижу, как ты плачешь.

16 июня

18:00

Я бы предпочел сосредоточиться на деле Энджел, но мне пришлось иметь дело с Мейнардом Бушем. Помимо Энджелы и, возможно, Рэндалла Финча, он был моим последним клиентом, который мог получить смертную казнь.

Судьей мне было поручено защищать Мейнарда в суде по уголовным делам округа Салливан, и начало судебного разбирательства стремительно приближалось. Судья также назначил молодого адвоката Тимоти Уокера из округа Картер в качестве моего помощника, но вскоре выяснилось, что тот не справляется с Мейнардом. Я не мог винить его, но визиты в тюрьму остались за мной.

Мейнард являлся одним из самых страшных и опасных людей, которых мне было неприятно защищать. Его история была наполнена криминалом, насилием, и он провел большую часть своей сознательной жизни в тюрьме. Мейнард был хищником, который постоянно искал слабости и способ получить преимущество. Работа с ним напоминала игру в кошки-мышки. Проблема заключалась в том, что и я, и Мейнард хотели быть кошкой. В результате мы не ладили друг с другом.

В ходе судебного заседания, проходившего тремя неделями раньше, Мейнард неожиданно заявил судье, что я не выполняю свою работу, и что он хочет нового адвоката. Судья прекрасно знал, что Мейнард просто пытался отложить свой процесс, и ответил ему, что тот застрял со мной. Однако судья удовлетворил наше ходатайство об изменении места проведения суда. Он должен был состояться в июне в Маунтин-Сити. У меня оставалось всего четыре недели для подготовки, а Мейнард никак не хотел сотрудничать. Я договорился, что судебный психиатр осмотрит его, но он не захотел разговаривать с ним. Я нанял детектива, чтобы расспросить свидетелей и проверить факты. Когда я отправил того в тюрьму, Мейнард бесцеремонно пожелал тому исчезнуть. То же самое он сказал и эксперту по смягчению приговора.

Три недели я не ходил к Мейнарду. Отчасти потому, что был занят, отчасти, чтобы заставить его думать, будто сцена, которую он разыграл в суде, оскорбила меня. Основная причина, однако, заключалась в том, что всякий раз, когда я находился рядом с ним, моя кожа покрывалась мурашками.

Вскоре после восьми часов трое охранников отвели его в комнату для допросов в тюрьме округа Салливан. Хотя у меня был долгий день, но я больше не хотел откладывать разговор с Мейнардом.

Он был высоким. Годы злоупотребления метамфетамином и кокаином сделали его тощим, словно страдающим анорексией. Его черные волосы до плеч, которые он укладывал на пробор, были такими же темными, как и его глаза. Сам он был довольно смуглый. Я никогда не спрашивал его, но предположил, что в его венах течет индейская кровь. Возможно, Чероки или Чикассо. Его руки и тело были покрыты татуировками — замысловатые изображения, которые для людей, понимающих такие вещи, сообщали, что он являлся членом Арийского братства. Большинство белых заключенных были его членами: это помогало им остаться в живых. Татуировки на груди и спине Мейнарда представляли собой религиозные символы. На груди имелась татуировка с большим голубем и еще больший крест на спине. Я видел их, когда однажды охранники привели его без рубашки.

Сегодня Мейнард был одет в обычную тюремную робу, слишком широкую для него. Он сел и положил свои длинные тонкие пальцы на живот. Казалось, он легко мог протащить свои узкие запястья сквозь наручники, которые были прикреплены к цепи, обвивавшей его талию. Надзиратели закрепили кандалы на его лодыжках к ножкам стула, прикрученного болтами к полу. Мейнард даже не взглянул на меня.

— Привет, Мейнард, — начал я. — Как поживаешь с тех пор, как попытался устроить мне шоу в зале суда?

Молчание.

— Сегодня нам нужно поговорить о нескольких вещах. Конечно, если хочешь. Готов?

Нет ответа.

— Я принимаю это за «да». Во-первых, я хочу знать, почему ты не хочешь проходить психиатрическую экспертизу. Мейнард, я не утверждаю, что у тебя имеются психические проблемы. Просто хочу проверить, сможет ли врач найти что-нибудь, что поможет нам.

Мейнард сидел неподвижно, как изваяние. Я даже не был уверен, что он дышит.

— Я также хочу знать, почему ты не хочешь разговаривать с детективом и специалистом по смягчению. Они пытаются помочь. Разве ты не понимаешь?

Молчание.

— Я просмотрел все доказательства, включая твои прошлые записи. Как насчет откровенного разговора? Ты провел бо́льшую часть своей жизни в тюрьме. Убил свою первую жену, но тебе скостили срок, убил парня, который крутился вокруг твоей девушки. Был осужден, отсидел пятнадцать лет. Ты убил, по меньшей мере, двух человек в тюрьме, но избежал наказания за оба убийства. Как только тебя освободили, ты начал употреблять кокаин и амфетамины. Пока ты сидел на них, ты продавал, нюхал и курил все, что можно было достать. Теперь ты убил и вырезал двух подростков. Они могут доказать, что ты связал девушку и трахнул ее, прежде чем застрелил. Они извлекли семенную жидкость из ее влагалища. Тест на ДНК показал, что она принадлежит тебе. У них имеется кровь двух жертв, разбрызганная по всему арендованному тобой дому. У них также есть твоя подпись на договоре об аренде склада, где ты прятал тела. Очень умно! Разве ты не подумал о том, что через несколько дней они начнут пахнуть? Они нашли кровь ребенка и отпечатки пальцев на бензопиле, которую ты использовал, чтобы расчленить их. И еще много каких улик.

— Мне все равно.

— Так ли? Почему?

— Потому что я знаю, что совершил плохие вещи и заслуживаю смерти.

Я чуть не упал со стула. Я защищал людей, которые решили принять свою судьбу и наказание, но в случае возможного смертного приговора это было не так-то просто. Обвинение не могло ничего предложить Мэйнарду. Он изнасиловал, убил, расчленил молодую девушку и ее бойфренда. Кроме того, он был закоренелым преступником. Единственное, что они могли принять, — это Мейнард, виновный в двух убийствах и согласившийся со смертным приговором. Но я не собирался позволять ему это делать. Если государство хотело убить его, я должен был сделать все возможное, чтобы власти смогли доказать свою правоту. Я не мог привести его в суд и сказать:

— Ладно, мы отказываемся. Вы можете убить моего подзащитного.

Мы собирались отправиться в суд, хотел ли Мейнард этого или нет.

— Я ценю это, — сказал я, — но ты должен понимать, что мы все равно предстанем перед судом. Мейнард, мы только что изменили место суда. В Маунтин-Сити, по крайней мере, будет беспристрастный процесс.

— Не хочу, чтобы выступали свидетели, — заявил Мейнард. — Когда я предстану перед судом, я скажу, что совершил это преступление.

— Что, черт возьми, я должен делать?

Стоять там, как идиот?

— Просто сделай то, что в твоих силах. Бог позаботится обо всем остальном.

— Не поступай так со мной, Мейнард. Только не говори мне, что нашел здесь Господа. Я знаю, что он здесь, потому что все, находясь внутри, открывают его, но раз уж я защищаю тебя, ты должен мне немного помочь. Не отдавай все в руки Бога. Господь помогает тем, кто помогает себе сам.

— Я хочу, чтобы ты сделал только одно, — сказал он, — и это не имеет никакого отношения к процессу.

— И что же?

— Только немного личного пространства.

— В смысле?

— Я переписывался с женщиной извне. Бонни Тейт. Понимаешь, мы с ней очень сблизились. Она заставила меня понять, что мне больше не нужно лгать, Бог простит меня и примет на небеса. Мне кажется, я влюбился, Диллард. Ты можешь в это поверить? Старина Мэйнард влюбился в женщину, которую никогда не встречал. Я даже написал ей несколько стихотворений. Но в этом-то и проблема. Эти чертовы охранники, просматривающие мою почту. Они прочитали мои стихи и показали их другим. С тех пор эти парни надо мной издеваются.

Не в первый раз я слышал, что охранники часто пытались унизить и смутить заключенных содержанием их писем.

Вероятно, Мейнард говорил правду.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Не много. Они не посмеют вскрыть их, если я напишу «юридические вопросы» сверху. Так ведь?

— Не должны. Связь между клиентом и его адвокатом защищена законом, даже если клиент является заключенным.

— Я хочу отправить письмо Бонни в конверте на адрес твоего офиса. На конверте я напишу «юридические вопросы» и ниже ее инициалы. Когда оно прибудет в твой офис, тебе придется либо позвонить ей, чтобы она забрала письмо, либо переслать ей его по почте. Я дам ее номер телефона и адрес.

Я раздумывал над его словами. Все, чего он хотел, — это писать любовные письма, не унижая себя. Но потом я вспомнил, с кем имею дело.

— Извини, Мейнард, но я не могу этого сделать.

— Почему?

— Потому что это, вероятно, незаконно, а мне нравится жизнь на свободе. Если кто-то узнает, что я делаю, меня, естественно, посадят.

— Ну, ты можешь организовать свидание с ней?

Я организовывал посещение тюрем для многих клиентов. Эта просьба казалось разумной.

— Ну, уж с этим я справлюсь. Включи ее в свой список гостей.

— Диллард, знаешь, что я хочу тебе сказать? Когда мы встретились, ты мне не понравился. Я думал, что ты похож на всех других болтливых адвокатов. Но, по крайней мере, ты пытаешься поступать правильно. Ты приходил ко мне регулярно, и был со мной честен. Я не говорю, что хочу жениться на тебе или нет, но ты довольно приличный парень.

Я не знал, что сказать. Злой, жестокий, безжалостный социопат и убийца попытался убедить меня, что я ему понравился — и я подумал, почему.

— Могу я задать тебе вопрос? — сказал он наконец.

— Конечно.

— Диллард, как ты можешь заниматься такой работой? Она же тебе не нравится, не так ли? Почему ты защищаешь таких людей, как я?

Вопрос застал меня врасплох, и я откинулся на спинку стула. Я не хотел обсуждать свои мотивы и не желал говорить ему, что ухожу с этой работы, поэтому я спросил его:

— Зачем тебе это знать?

— Давай, Диллард, повесели старину Мейнарда. Как ты можешь браться за дела со смертным приговором?

— В большинстве случаев меня назначают. Но если ты хочешь знать, Мейнард, полагаю, что придерживаюсь простой философии. Правительство не может принимать законы, в которых запрещает своим гражданам убивать друг друга, а затем все переворачивать и убивать своих же граждан. По-моему, это лицемерие.

Мейнард усмехнулся.

— Диллард, ты хороший человек. Да, именно так.

— Возможно. А может быть и нет.

— Тогда ты позаботишься о визитах? — спросил он, когда я промолчал.

— Да, Мейнард. Я постараюсь.

Я подумал, это меньшее, что я могу сделать для человека, который вскоре будет приговорен к смерти.

16 июня

21:15

Когда я закончил с Мейнардом, было уже девять часов. На улице потемнело, но погода была ясной и теплой. Звезды мерцали в небе над автостоянкой. Я устал и хотел быстрее добраться домой, поэтому выбрал кратчайший путь по проселочной дороге, проходившей вблизи озера Бун. Пока ехал в автомобиле с открытыми окнами, я задумался над тем, как Энджел живется в тюрьме. Она была заперта там с убийцами, насильниками детей, наркоманами, ворами, проститутками и мошенниками. То же самое касается и Сары, но та тверда, как камень. Для молодой девушки это, должно быть, невероятно сложно. Я представлял себе, каково это — находиться целый день за решеткой, а в остальное время чувствовать, что с тобой обращаются, как с животным: выгуливают, насмехаются. А также, каково это чувствовать себя подвергнутым издевательствам и насмешкам со стороны других заключенных и охранников, подвергаться всевозможным физическим унижениям, не иметь абсолютно никакого личного пространства. А если она действительно была невиновной? Эта мысль заставила меня съежиться.

На полпути к дому я заметил свет фар в зеркале заднего вида. Машина приближалась довольно быстро. Я подумал, что надо бы отъехать в сторону и пропустить ее, но в этот момент я находился на узком участке с крутыми склонами и резкими поворотами. Справа от меня были зубчатые скалы, а слева, около десяти футов под дорогой, растянулось озеро.

В пятнадцати метрах от меня автомобиль резко врубил яркий свет фар так, что мне пришлось опустить зеркало заднего вида вниз, чтобы не ослепнуть. Я слегка притормозил и посмотрел в боковое зеркало. Машина буквально сидела у меня на хвосте.

Я начал осторожно нажимать на газ, чтобы увеличить расстояние, чтобы тот отстал от меня. Не получилось. Я дал по газам на резком повороте и почти потерял контроль, так как оказался на гравии. Когда мне удалось почти выровнять машину, тот врезался в меня.

— Ты пожалеешь, грязный сукин сын…

Я нажал на тормоза и со скрежетом остановился на небольшом прямом участке. Под сиденьем я всегда держал старую алюминиевую бейсбольную биту, и сейчас действительно хотел использовать ее против задницы, сидящей в машине позади меня. Я потянулся, чтобы вытащить ее, и почувствовал себя прямо-таки бэтменом, надеясь, что у того, кто бы там ни был, не окажется оружия.

С внезапным громким скрежетом мой автомобиль двинулся вперед. Я обернулся и взглянул в заднее окно, но из-за ослепительного света фар я не мог разглядеть машину. По силуэту автомобиля я мог бы предположить, что это был пикап гораздо больше моего, но яркий свет фар в темноте, окружавшей меня, не давал возможности как следует разглядеть ее цвет. Он начал толкать меня по дороге.

Я схватился за руль и резко нажал на тормоз, пытаясь удержать автомобиль прямо. Шины визжали, но другая машина медленно продолжала подталкивать меня к озеру. Я попытался повернуть руль вправо, но грузовик позади меня врезался бампером в левое заднее крыло и мой автомобиль развернуло. С каждой секундой я двигался быстрее, потеряв всякий контроль над машиной.

Через мгновение я почувствовал, как правое переднее колесо соскочило с насыпи. Машину развернуло почти на сто восемьдесят градусов. Я посмотрел на него и, наконец, увидел машину, которая толкала меня. Серебряный Додж. Затем правое колесо моего автомобиля лишилось опоры, и машина полетела вниз. Я врезался головой в руль и увидел вспышку яркого света в своих глазах. На мгновение у меня закружилась голова. Я слышал что-то вроде всплеска, может быть, взрыва, и я подумал, что я умираю…

Затем наступила тишина и покой. Я почувствовал, как пальцы нежно ласкают лоб.

— Джо, — произнес голос. — Джо, дорогой, пора просыпаться. Давай, детка, тебе нужно встать.

Голос принадлежал Кэролайн.

Я пришел в себя от звука шумящего водопада. Было темно, и образ моей жены уже испарился. Я огляделся. Я завалился вправо, и что-то сжало мою грудь. Я поднял руку, чтобы понять, что это такое. Ремень безопасности. Мое лицо упиралось непонятно во что. Воздушная подушка. Мои глаза привыкли к темноте, и я вспомнил, что Додж столкнул мою машину с дороги. Я находился в озере, и тот звук, что я слышал, было не шумящим водопадом, а всплеском воды, прибывающей через приоткрытое окно. Когда я попытался расстегнуть ремень безопасности, машина начала выравниваться, и вода стала заливаться в окно и со стороны водителя.

— Я не собираюсь утонуть, — произнес я вслух. — Не в этом чертовом озере!

Я отстегнул ремень, выбрался из-под подушки безопасности и пробрался между двумя сиденьями. Вода мощным потоком окружала меня так, что было затруднительно выбраться. Я знал, что должен подождать, пока машина не утонет. Я лихорадочно огляделся. Фары все еще горели. Я заметил поднимавшиеся пузырьки, пока машина погружалась в воду. Я снял туфли. Вода продолжала прибывать в салон.

А потом наступила темнота. Вода уже подступала по самое горло. Было так холодно, что мое дыхание чуть не остановилось. Я поднял лицо к потолку, и, когда вода полностью заполнила пространство салона, сделал глубокий вдох и просунулся через окно со стороны пассажира. Машина затонула, и я на мгновения растерялся, не зная, куда плыть.

И тут я подумал о пузырьках в фарах. Они поднимались вверх, Джо! Следуй за ними! Я выпустил немного воздуха из легких и почувствовал, как пузырьки скользят по моему лицу. Оттолкнувшись ногами, я через несколько секунд вынырнул на поверхность. Было до жути тихо, но луна давала достаточно света, и я смог разглядеть, в какой стороне находится берег. Я находился всего в двадцати футах от крутого скалистого берега, с которого меня столкнули. Я посмотрел вверх, чтобы убедиться, что там нет убийцы. Я знал, что это был Тестер-младший. Сейчас на обрыве никого не было.

Бун представляло собой горное озеро, а вода в нем была ледяной. Мои зубы начали выстукивать дробь, руки и ноги дрожали. Я поплыл к берегу, схватился за свободный куст и зацепился за камни. Я посидел там пару минут, отдышался и попытался успокоиться.

У меня не было серьезных ран. Ребра и грудь побаливали, но кости, по всей видимости, сломаны не были. Все мои суставы, казалось, были в рабочем состоянии, и у меня не возникло никаких проблем сжать пальцы в кулак. Я ощутил, что по моему лицу стекает что-то теплое и прикоснулся проверить. Кровь шла из пореза над левым глазом. Место было нежным и уже стало отекать, но я не думал, что травма серьезная. Я посмотрел на берег и понял, как далеко упала машина. Мне повезло, что я остался жив.

Мне потребовалось десять минут, чтобы подняться по скалистому склону к дороге. Я потерял несколько минут, отсиживаясь в кустарнике. Несколько машин проехали мимо, но я боялся встать и попытаться их остановить, потому что испытывал страх, что Тестер-младший может вернуться. Наконец, я набрался мужества встать и пойти по асфальтированной дороге. Я знал, что до дома мне идти около мили. Я сильно пожалел, что избавился от обуви.

Пока я шел по дороге в хлюпающих носках и со стекающей по моему лицу теплой кровью, я задался вопросом, что если Младший решил, что ему все же удалось убить меня. А что насчет Кэролайн и Лили? Неужели он настолько сумасшедший, чтобы напасть на них? Мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Я побежал.

Спустя какое-то время я добрался до фермы, расположенной примерно в ста метрах от дороги. Почти во всех окнах горел свет. Когда я поднялся по ступенькам, я осмотрел себя и увидел, что моя рубашка пропитана кровью. Я задался вопросом, как они встретят меня — незнакомца с рубашкой в крови, без обуви, но с галстуком.

Я постучал. Внутри залаяла мелкая собачка, и через некоторое время за стеклом у двери появилась женщина лет семидесяти. Она отодвинула оконную занавеску и посмотрела на меня через овальные очки. Ее седые волосы были стянуты в тугой пучок. В ее глазах отразился ужас. Должно быть, я выглядел еще хуже, чем себе представлял.

— Что ты хочешь? — прокричала она через дверь.

— Я попал в аварию, — ответил я. — Мне необходимо воспользоваться вашим телефоном.

— Ты пьян?

— Нет, мэм.

Она внимательно оглядела меня сверху донизу.

— Промокший насквозь. А где же обувь?

— В озере, — сказал я. — Моя машина упала в озеро. Мне пришлось искупаться.

— Ты загнал свою машину в озеро? Что за глупости таковые?

— Я не хотел этого делать, мэм. Несчастный случай. Пожалуйста, просто принесите мне телефон к двери. Я буду вам очень признателен.

— Кровь бежит, как у раненой свиньи.

— Знаю. Я ударился головой.

— Как тебя зовут?

— Диллард. Джо Диллард.

— Диллард? Ты имеешь какое-то отношение к Хобби и Рине Диллард из Сулфур-Спрингс?

— Я так не думаю. Пожалуйста, мэм, у вас имеется телефон? Могу ли я воспользоваться им?

— Ну, — сказала она, подумав немного, — ты не похож на бандита.

Она открыла дверь и я вошел. Вероятно, надо было сказать спасибо за это галстуку.

16 июня

23:00

Я позвонил Кэролайн из дома женщины в горах, и они с Лили приехали забрать меня. Лили заплакала, как только увидела меня. После того, как я сел в машину и ситуация немного успокоилась, я рассказал им, что случилось, и кто, по-моему мнению, столкнул меня в озеро.

— Что ты собираешься делать? — спросила меня жена.

— Я не знаю. Думаю, начну со звонка в полицию.

На мобильном телефоне Кэролайн я набрал 911 — мой остался в машине на дне озера. Я сообщил диспетчеру, что случилось, и что я направляюсь в больницу. Она сказала, что направит туда кого-нибудь.

Поскольку нападение произошло в округе, то данное преступление находилось в юрисдикции Управления шерифа округа Вашингтон. Когда доктор зашивал мою разорванную бровь, пришел детектив и встал рядом с кушеткой.

Мои травмы состояли из ушиба грудной кости, нескольких поврежденных ребер и пятисантиметрового пореза над левой бровью. Врач закрыл мой левый глаз, пока зашивал, поэтому своим правым глазом я мог разглядеть детектива, которого отправили поговорить со мной. Его звали Сэм Уайзман. Он был ростом под два метра и, вероятно, весил около двухсот килограммов. Кроме того, он был неприветлив и даже не потрудился скрыть, что я ему не нравлюсь. Причиной этой неприязни являлся ответчик, которого я защищал несколько лет назад. Группа подростков разгромила баптистскую церковь. Они разбили все стекла, по всему святилищу разлили краску и разбросали горчицу, а также все то, что смогли отыскать. Ущерб составил пятьдесят тысяч долларов. Сэм взялся за это дело, и к несчастью для моей клиентки, 15-летней девочки по имени Делорес МакКинни, церковь, которую они разрушили, оказалась церковью, в которую Сэм ходил каждое воскресенье со своей матерью.

Сэм настаивал на том, чтобы все участвовавшие в нападении несовершеннолетние были задержаны и помещены в тюрьму, как минимум на год. Такое требование я считал необоснованным, так как моя клиентка была хорошей ученицей, у нее не было никаких приводов, и она призналась во всем и раскаялась, а ее родители были готовы возместить часть ущерба церкви. Девочка признала себя виновной в вандализме, и я нанял психолога для участия в слушании при вынесении приговора. Узнав о том, сколько дети выпили, и услышав, что они похитили выпивку и таблетки у своих родителей, а также заявление психиатра о давлении сверстников и бандитском менталитете, судья приговорил всех к испытательному сроку. Сэм обвинил в этом меня.

Пока я лежал на кушетке, я рассказал о произошедших событиях Сэму, в том числе, и о сыне Тестера и о том, что произошло в зале суда после обвинения Энджелы. Проблема заключалась в том, что я, в действительности, не видел человека, управлявшего машиной. Я даже не знал номера машины.

— Я не смогу получить ордер на арест на основании того, что вы рассказали.

— Знаю.

— Я могу узнать, где он живет, и спросить шерифа, разрешит ли он мне поговорить с ним завтра.

— Я сомневаюсь, что он в чем-то признается.

— На его машине могут быть повреждения, но вы знаете, это будет очень сложно доказать. Если вы захотите обвинить заместителя шерифа в том, что он сделал что-то настолько безумное, вам понадобятся нечто большее, чем просто подозрения.

— Понимаю.

Сэм закончил писать свои заметки и грубовато сказал, что позаботится о том, чтобы моя страховая компания получила копию его отчета. Доктор закончил зашивать рану, и мы с Кэролайн и Лили выйдя, направились домой в полной тишине.

— Что ты собираешься делать? — спросила Кэролайн через десять минут.

— Я не решил. Но ты и Лили должны быть вдвойне осторожны. Ты понимаешь это? Возможно, неплохо было бы уехать отсюда на несколько недель.

— Я не позволю какому-то ублюдку выгнать меня из моего дома, — сказала Кэролайн.

— Кэролайн, этот парень опасный безумец. Неужели тебе ничуть не страшно?

— Да, немного. Но если он решит войти в дом, Рио съест его живьем… если ему удастся справиться с Рио, у меня имеется отличный рейнджер, который позаботится обо мне.

— Сегодня вечером он почти взял вверх над твоим большим и сильным рейнджером.

— Но он не сделал же этого? Мой рейнджер выжил и готов снова сражаться.

Когда мы вернулись домой, уже была полночь, у меня все болело, и я был уставшим. Лили была очень расстроена, поэтому я предложил ей лечь в нашу постель. После того как мы убедились, что Лили заснула, я снова проверил, заперты ли все двери и окна. Кэролайн сидела на диване в кабинете, и я наклонился и опустил голову ей на колени.

— Ты спасла мою жизнь сегодня, — сказал я, пока она поглаживала мне лоб.

— Правда? Как?

— Когда машина упала, я ударился головой о руль. Я потерял сознание, но голос продолжал говорить мне, что я должен проснуться. Это был твой голос. Ты разбудила меня прямо перед тем, как я начал тонуть.

Она наклонилась и нежно поцеловала меня.

— Я всегда буду рядом, когда понадоблюсь, дорогой. Всегда.

Я закрыл глаза, и с послевкусием ее поцелуя мне каким-то образом удалось заснуть.

17 июня

00:00

Утром я был настолько разбит, что едва смог встать с кровати, поэтому весь день провел дома, глядя в окно, тревожась и задаваясь вопросами. Незадолго до полудня я связался с Джеком, но ничего не сказал ему о Тестере-младшем. Его пригласили поиграть этим летом в бейсбольной команде Мартинсвилля в Лиге Прибрежной долины, и это был счастливый момент в его жизни. Он рассказал, что все еще отлично бьет по мячу и что поговорил с несколькими искателями молодых талантов. Я пообещал ему, что найду время приехать и посмотреть, как он играет.

В четырнадцать тридцать мне позвонил Сэм Уайзман и сообщил, что связался с департаментом шерифа округа Кок и узнал, что Тестер-младший взял недельный отпуск.

— Я позвонил ему домой, но никто не взял трубку, — сказал Сэм.

— Ты планируешь съездить туда?

— Я поговорил об этом с боссом. Он сказал, что, раз ты не видел водителя и номер машины, то это будет пустой тратой времени.

— А что если передняя часть его машины повреждена, о чем я рассказал вам еще в больнице? Что если на нем окажется краска того же цвета, что и на моем автомобиле?

— Вы же знаете про нашу ситуацию. У нас есть только пять детективов на три смены. Мы работаем над серией краж со взломом, и босс хочет, чтобы я занимался этим. Он сказал, что не может позволить мне гоняться непонятно за кем в округе Кок, так как вряд ли удастся закрыть это дело.

— Просто чудесно, Сэм. Как насчет моей семьи?

— А что насчет семьи?

— Разве вы не можете выделить сотрудника присмотреть за ними? По крайней мере, на несколько дней.

— У нас не хватает даже патрульных. Кроме того, вы… — он затих, не закончив фразу, но его тон насторожил меня.

— Что еще, Сэм?

— Ну… у вас мало друзей, знаете ли. Не многие здесь готовы приложить усилия, чтобы помочь вам.

— Значит, вы говорите мне, что офис шерифа не поможет мне, потому что я адвокат?

— Я говорю, что у нас всего пять детективов, охватывающих три смены, и что у нас недостаточно патрульных для защиты вашей семьи. Кроме того, у нас много других дел, и вы обвиняете полицейского в серьезном преступлении без реальных доказательств. Боюсь, но я ничем не могу помочь.

— И что же мне теперь делать? Ждать, пока он вернется?

— Может, стоит купить пистолет?

— У меня уже имеется оружие. Я надеялся, что вы сделаете хоть что-нибудь, чтобы мне не пришлось его использовать.

— Сожалею. Как я уже сказал, мы ничем не сможем помочь.

— Спасибо, Сэм. Благодарю за все.

Я повесил трубку, вошел в кабинет и сел за компьютер. Я был сердит, как никогда в жизни. У меня не заняло много времени найти адрес и номер телефона Тестера-младшего в интернете. С помощью Мэпквеста[6] я даже проложил маршрут к его дому. Распечатав схему маршрута, я запомнил номер телефона. Мне легко удавалось запоминать цифры. Стоило только цифре попасть в мою память, она оставалась там навсегда.

Я провел остаток дня, прокручивая различные ситуации, с которыми мог бы столкнуться, планируя сделать то, что намеревался.

В 23:30, когда все вечерние дела были завершены, и Лили снова легла спать в нашей комнате, я попросил Кэролайн немного задержаться на кухне. Я рассказал ей о ее разговоре с Сэмом Уайзманом и о том, что полиция нам не поможет. Наконец, я глубоко вздохнул и сказал:

— Я собираюсь отправиться туда.

— Куда.

— В Ньюпорт, чтобы найти Тестера-младшего.

— Когда?

— Сегодня же.

— Нет, ты никуда не поедешь.

— Поеду.

— Нет. Ни в коем случае.

— Кэролайн, я поеду. Ты не можешь меня остановить.

— И что ты планируешь сделать, когда найдешь его? — ее голос звенел от напряжения и она встала. Назревала буря.

— Я не знаю, но не могу просто сидеть. Полиция и пальцем не пошевелит, поэтому я должен обо всем позаботиться. Садись и поговорим. Постарайся мыслить разумно.

— Разумно? Ты сказал «разумно»? Ты хочешь уехать посреди ночи и отправиться неизвестно куда, в дом какого-то сумасшедшего. И ты предлагаешь мне мыслить разумно? Ты такой же сумасшедший, как и он!

Я встал и направился в спальню. Кэролайн пошла за мной.

— Джо, он полицейский! У него будет пистолет, понимаешь?

Я слышал такой тон всего несколько раз за все годы, прошедшие с тех пор, как мы были вместе.

— Тише! Лили спит.

— Нет не «тише»! Лили, проснись! Твой отец сошел с ума! Давай, поцелуй его, потому что ты можешь его больше не увидеть!

Лили шевельнулась и что-то пробормотала, но она спала так крепко, что и ураган ее бы не разбудил.

— Не впутывай ее в это, — сказал я.

Я подошел к шкафу и вытащил черные джинсы, темно-синюю толстовку с капюшоном, старую солдатскую обувь и черную вязаную шапку. Затем я направился на кухню и начал одеваться. Кэролайн вертелась вокруг меня, как вертолет.

— Я должен что-то сделать, — заявил я, сняв рубашку. — Иначе до конца жизни нам придется жить оглядываясь. Подумай, Кэролайн, подумай о том, что он сделал: следил за нами, преследовал тебя, последовал за мной и столкнул мою машину в озеро. Он пытался убить меня. Что мне делать? Просто сидеть и дать ему еще один шанс? Я уверен, что он попробует снова, когда узнает, что я выжил. Может быть, в следующий раз он попытается убить тебя. Или Лили. Черт, он может даже подождать, пока у него не появится возможности убить нас всех. Как говорится, три в одном.

— Меня это не волнует, Джо. Я…

— Нет, волнует. Потому что ты любишь меня и Лили, и ты хочешь жить. И как бы ты ни считала, что мы должны вести себя цивилизованно, независимо от того, что ты хотела бы подойти к этому вопросу рационально, всегда наступает момент, когда лучший способ — реагировать на насилие насилием. Иногда это единственный путь.

— Значит, ты собираешься навредить ему?

— Я не планирую убивать его, но он не будет рад встрече. Я хочу объяснить ему, что если он совершит что-то плохое в отношении любого из нас, то будут последствия. Я должен показать ему, что готов пересечь ту черту, которую пересек он.

— Я поеду с тобой.

— Нет. Ты должна остаться с Лили. Мы не можем оставить ее здесь одну. Обещаю держать тебя в курсе. Я…

— Нет, Джо. Все это слишком странно.

Я посмотрел ей прямо в глаза.

— Ты знаешь, что я люблю и уважаю тебя, но…

— Не надо меня опекать.

— Я не опекаю. Я просто сообщаю, что уезжаю. Ты можешь ругаться сколько угодно. Можешь звонить в полицию, мне все равно. Я принял решение, Кэролайн, и я еду.

Она медленно вздохнула.

— Ты все хорошо обдумал?

— Конечно, я все просчитал. — Я присел на стул и стал зашнуровывать ботинки. Я размышлял над этим весь день, и, честно говоря, понятия не имел, что произойдет, когда доберусь туда. Может, ничего и не случится.

— Я слишком молода, чтобы становиться вдовой.

— И я слишком молод, чтобы сделать тебя ею.

Я встал и взял зажигалку из ящика и бутылку воды из холодильника. Затем открыл бутылку и вылил воду в раковину, потом завинтил крышку и пошел в гараж. Около стены стоял старый деревянный мушкет — я привез его несколько лет назад из поездки на Грантатар-Маунтин в Северной Каролине. Он был около метра в длину и твердый, как сталь. Я взял его в руки и огляделся. Кэролайн стояла у двери и смотрела на меня.

— Мне нужен твой мобильный телефон.

— Зачем?

— Затем, что мой находится на дне озера Боун. Принеси его, пожалуйста.

Она вошла в дом и через мгновение вернулась, бросив мне свой телефон.

— Ты берешь его, чтобы стрелять? — спросила она.

— Если все пройдет хорошо, у меня не будет повода стрелять.

— Иногда все идет не так, как планируешь. Кстати, о плане, он у тебя есть?

— Вроде того.

— Как это?

— Ты не захочешь этого знать.

— Захочу.

— Поверь, не захочешь.

Я подошел к 10-литровый канистре с бензином для газонокосилки и наполнил бутылку.

— Ты собираешься бросить в него в коктейль Молотова, да? — спросила Кэролайн.

— Не совсем.

— Тогда для чего бутылка?

— Отвлекающий маневр, если понадобится. Или приманка.

Последнее, что я взял — был маленький фонарик с полки в гараже. Рио следовал за мной по пятам повсюду, поскуливая. Он знал, что я куда-то направляюсь, и не хотел пропустить веселье. Я бросил оружие, пластиковую бутылку с бензином и фонарик на пассажирское сиденье Хонды Кэролайн и закрыл дверь.

— Держи Рио поблизости, пока меня не будет, — сказал я. Кэролайн все еще стояла у двери со сложенными на груди руками. — Оружие на предохранителе, я оставил его за дверью спальни. Ты знаешь, как им пользоваться.

Она вцепилась зубами в свой кулак, я увидел слезы в ее глазах.

— Я хочу пойти с тобой. Не могу сидеть здесь и ждать. Когда ты вернешься, я сойду с ума.

— Все будет хорошо, — сказал я. — Не волнуйся.

— Да, конечно.

— Я должен это сделать.

— Нет.

— Я могу постоять за себя, Кэролайн. — Я подошел к двери и обнял ее. — Как только закончу, позвоню тебе домой. Пожалуйста, не звони мне. Не хочу волноваться из-за того, что мобильный зазвонит не вовремя.

— Вернись к четырем, — сказала она. — И смотри, чтобы остался целым и невредимым.

— Ты говоришь, как моя мать.

Я поцеловал ее и сел в машину.

Дом Тестера-младшего располагался почти в ста километрах отсюда. Пока я ехал по шоссе № 81 к Ньюпорту, я перебрал в уме различные варианты. Чем больше я думал об этом, тем больше понимал, что Кэролайн права. Я собирался сделать что-то сумасшедшее и опасное. Пока у меня не было четкого плана, и я не знал, как смогу подобраться к нему, если он окажется дома. Время уже перевалило за полночь, поэтому я не мог просто постучаться в дверь. После его попытки убить меня, у него, наверняка, паранойя. И, если я заявлюсь сейчас, то, вероятнее всего, он откроет дверь с пистолетом в руке. И что еще хуже, я ничего не знал о его доме, окрестностях, была ли у него собака… Черт. Я ничего не знал. Когда я был рейнджером, то участвовал в нескольких разведывательных миссиях, где моя задача состояла в оценке сил и позиций противника, чтобы командиры знали, с чем им предстоит столкнуться. Было бы неплохо иметь такую информацию перед тем, как отправиться к Тестеру-младшему, но мне предстояло действовать вслепую.

За окном быстро пролетали километры, а я в своей голове мысленно вел спор между Кэролайн и собой.

«Поверни и возвращайся домой. Тебя могут убить.»

«Он пытался тебя убить, преследовал твою жену.»

«Следующими могут оказаться твои дети. Полиция и пальцем не пошевелит».

Я продолжал ехать.

Через час я был в Ньюпорте, небольшом городке, поэтому мне понадобилось всего несколько минут, чтобы найти дом Тестера-младшего который находился приблизительно в километре за пределами города. Меня порадовало, что место было относительно уединенное, и ближайший дом находился, по крайней мере, в ста метрах.

В первый раз я проехал мимо его дома очень медленно. В начале подъездной дорожки находился черный почтовый ящик с кривоватой надписью «Тестер». Небольшой фермерский кирпичный дом расположился на прямоугольном запущенном участке с соснами. Нигде не было видно света, в том числе и доме. Одна из двух небольших хозяйственных построек напоминала гараж. После того как я сделал первый осмотр территории, я проехал еще немного по дороге, развернулся и осмотрелся еще раз. Я подумал, что Тестер-младший так же проезжал мимо моего дома, чтобы преследовать Кэролайн. Теперь настала моя очередь.

В восьмистах метрах от дома был многоквартирный дом, и я припарковал машину на стоянке перед ним. Я взял мушкет, бутылку, фонарик, и пошел. Улицы были пустынны. Температура воздуха была около десяти градусов, луна почти взошла. Было бы здорово, если на небе были облака, рейнджеры научили меня использовать тени. Они научили меня становиться невидимыми во всех местностях и условиях, а также обучили использованию элементу неожиданности в засаде и множеству приемов рукопашного боя. Если б только мне удалось неожиданно застать его и добраться до него, я знал, что смогу справиться с Тестером-младшим.

Я добрался до дома и двигался в тени сосен к задней части участка. Я продвигался по местности, выискивая свет в доме или хоть какие-то признаки человеческого присутствия. Ничего. Из того, что мне сообщила Дайана Фрай, я знал, что у Тестера-младшего нет жены или детей, но у меня не было уверенности насчет собаки. Я почувствовал облегчение, когда никто не отреагировал на мое появление. Я вышел из тени деревьев и направился в сторону гаража. Он был достаточно большим для одной машины, и был пуст. Другое здание, находившееся с домом, оказалось сараем для хранения, где лежали инструменты и кучи различного барахла, которое можно было использовать в качестве топлива для небольшого костра. Я прокрался к задней части дома и постоял несколько минут, прислушиваясь. Внутри было тихо.

Я обошел дом, пытаясь что-то разглядеть в окнах. Ни радио, ни телевизор не работали, нигде не было света. Ничего. Когда я вернулся к задней двери, то медленно поднялся по бетонным ступенькам и повернул дверную ручку. Дверь была не заперта. Я замер на несколько секунд, раздумывая, следует ли входить и добавлять взлом и проникновение в чужое жилище в список совершенных мной преступлений. Я решил не делать этого. Если Тестер-младший находился внутри, мне следовало вытащить его. Пришло время воплотить в жизнь мой «план».

Я направился к сараю и вошел в него, зажег фонарик, схватил несколько тряпок и одну или две доски, выключил фонарик и вышел. Я сложил тряпки и доски примерно в трех метрах от сарая, место видное от задней двери. Затем достал мобильный телефон Кэролайн, включил его и набрал номер. Менее чем через десять секунд в доме раздался звонок. Один. Два. Три. Четыре.

В одном из окон загорелся свет. Я быстро вылил на тряпки и деревяшки бензин из пластиковой бутылки, сделал небольшую дорожку и щелкнул зажигалкой. Куча вспыхнула со свистом моментально.

Восьмой гудок. Девятый.

Я побежал обратно к дому и присел на корточки у заднего крыльца.

Ответь на звонок! Возьми трубку!

Десятый гудок.

Наконец, в мобильном раздался щелчок.

— Алло?

— Тестер, — сказал я. — Похоже, что твой сарай горит.

— Что? Кто звонит?

— Похоже, твой сарай в огне. Я звоню в пожарную часть.

Я закончил разговор, сунул телефон в карман и стал ждать. Через секунду я услышал быстрые, тяжелые шаги в направлении задней двери. Я встал и прижался спиной к стене дома.

«Выйди на улицу. Пожалуйста, выйди на улицу!» — мысленно просил я.

Я услышал, как повернулась дверная ручка, и дверь открылась. В полутора метрах от меня обозначился силуэт мужчины. Это был он.

— Что за черт?.. — пробурчал Тестер-младший.

Он начал спускаться по ступенькам. Как только он ступил на землю, я схватил оружие обеими руками и оторвался от стены. Я опустился на одно колено и со всей силы ударил ему по ногам. Послышался громкий треск, когда удар пришелся на его голень. Он взвыл и упал на колени.

Я отбросил оружие и напал на него. Мне удалось сзади обхватить его шею и навалиться на спину. Я стал его душить, сдавливая горло, что есть силы. Он попытался вырваться. Тогда я обернул ноги вокруг его тела и потянул его назад на себя.

Он попытался дотянуться до моего лица, но чем больше он сопротивлялся, тем сильнее я сжимал горло. Примерно через пятнадцать секунд его сила начала ослабевать.

— Хорошо, что я умею плавать, — я тихо произнес ему в ухо.

При звуке моего голоса он напрягся.

— Видишь, насколько это просто? — сказал я, немного ослабив хватку. — Если ты еще хоть раз приблизишься ко мне или к кому-нибудь из моей семьи, клянусь, я убью тебя. Твой труп никогда не найдут.

Я снова сжал его горло, и он потерял сознание. Как только я почувствовал, что тело обмякло, я отпустил его и начал обыск. Передняя часть его пижамы оказалась мокрой, и я почувствовал запах мочи. К моему удивлению и большому облегчению, моя хитрость сработала лучше, чем я надеялся. Пистолета у него не было. Я поднял оружие и сел ему на грудь.

Минуту спустя он открыл глаза и увидел, что я оседлал его. Я прижал коленями его плечи к земле и крепко прижал мушкет к его горлу. Он смотрел на меня с той же ненавистью, которую я видел в суде.

— Считай меня живым, дышащим запретительным ордером, — сказал я. — Никогда больше не приближайся ко мне и моей семье. Понял?

Он начал тяжело дышать и его голубые глаза выглядели так, словно сейчас выскочат из орбит. Он походил на вулкан, готовый взорваться от ярости.

— Ты забрал у меня отца! — закричал он.

Что? Я забрал у него отца? Странный комментарий удивил меня.

— Я ничего не сделал твоему отцу.

— Ты сказал людям, он был в том ужасном месте! Ты говорил, что он потонул в грехе! Я слышал тебя в зале суда.

— Я сказал людям правду. Твой отец взял деньги, полученные от проповеди и потратил их в стриптиз-клубе.

— Лжец! Богохульник!

Он попытался подняться, но я сильнее надавил на мушкет на его горле, перекрывая дыхание. Он снова замер, и вдруг ко мне пришло осознание. Выражение его лица, нелепый комментарий, боль в голосе, сказали мне, что я разрушил мощный образ отца. Что сказала Диана? Он боготворил своего отца.

Слова, которые я произнес в суде, по-видимому, оставили зияющую рану в его душе, и рана нагноилась.

Я надавил на оружие и наклонился к нему поближе.

— Твой отец не был тем, кем ты его считал. Я в этом не виноват. И я не забирал его у тебя — он сделал это сам. Запомни, что я сказал. Если еще раз приблизишься ко мне, то присоединишься к своему отцу. Я пристрелю тебя на месте.

Он сузил глаза и взглядом впился в меня.

— Если я пойду долиною смертной тени, не убоюсь зла…

— Закрой рот! — рявкнул я с такой силой, что обрызгал его слюной.

Я схватил Тестера за подбородок левой рукой, повернул голову в сторону и сильно надавил на сонную артерию. Пятнадцать секунд спустя он снова был без сознания. На мгновение я представил себе, как я разношу его череп. Если убить его, то больше не придется о нем беспокоиться. Но я не смог бы этого сделать. Я встал, повернулся и побежал прочь.

Полчаса спустя, управляя машиной в темноте и тишине, гнев и возбуждение от того, что произошло, вместе с адреналином, начали утихать. В своем воображении я представлял, как голова Тестера-младшего взрывается, когда я бью его мушкетом, и от этой фантазии я ощутил удовлетворение. Я вспомнил запах мочи и его затрудненное дыхание на моем лице. Меня начало трясти, и вскоре я дрожал так сильно, что мне пришлось свернуть на обочину дороги и остановиться.

Что я только что сделал? Посреди ночи явился в дом к человеку, напал на него, угрожал, и даже подумывал об его убийстве. Мысли не давали мне покоя.

«Но он пытался убить тебя».

«Это не имеет значения, и ты это знаешь. Ты не убийца. Сколько людей ты защищал, совершивших что-то глупое и жестокое, потому что они думали, что это правильно? Будь разумен».

Я думал о его взгляде, пока сидел верхом на нем. Я хотел напугать его так сильно, чтобы он оставил меня и мою семью в покое, но этот взгляд, этот злой, наполненный болью, безумный взгляд сказал мне, что я потерпел неудачу. Он не боялся меня. Либо он слишком сильно ненавидел меня, чтобы бояться, или просто был совершенно сумасшедшим. Пока я пытался унять дрожь, я взглянул на себя в зеркало заднего вида.

— Кэролайн была права — громко сказал я вслух. — Ты такой же сумасшедший, как и он.

23 июня

9:20

Голова агента Ландерса раскалывалась, болели спина и плечи. Маленькая чирлидирша из колледжа, с которой он развлекался всю прошлую ночь, оказалась более спортивной, чем он себе представлял. Не то чтобы он ее запомнил. Причина заключалась в том, что он выпил почти целую бутылку «Джим Бима».

Ландерс сидел за столом, перебирая коробку с вещественными доказательствами по делу Энджел Кристиан. Позже он должен был встретиться с Джо Диллардом, который имел право ознакомиться с вещественными доказательствами. Ландерс не пошел бы в офис Дилларда, а адвокат не пришел бы к нему, поэтому они договорились встретиться в одном из залов в здании суда сегодня днем.

Ландерс волновался из-за этого дела. Дикон Бейкер предъявил обвинение девушке без достаточных доказательств, надеясь, что либо она признается сама, либо свалит все на Эрлин Барлоу. Но она не сделала ни того, ни другого, и теперь ее интересы представлял Диллард. Диллард был еще той сволочью, но знал свое дело. Ландерс подозревал, что они с Диконом скорее всего проиграют дело, и с учетом того, что судья Грин назначил суд за пару недель до выборов в августе, все могло только ухудшить ситуацию. Если Дикон проиграет это дело, то, вероятнее всего, проиграет и выборы.

Ландерс не беспокоился о Диконе, но он долгое время был в игре и знал, что дерьмо всегда тянет за собой вниз. Если они проиграют дело, прокурор немедленно начнет искать виновных. И так как именно Ландерс проводил расследование, Дикон обвинит его в первую очередь. Прокурор стал бы говорить всем подряд, что это вина Ландерса, и что именно он убедил его предъявить обвинения против Энджел без достаточных доказательств. Если это произойдет, то Ландерс может попрощаться с шансом на повышение, когда его босс, наконец-то, уйдет в отставку.

Только он взял в руки фотографию Энджелы с синяком на лице, как раздался звонок от секретаря.

— Звонит человек, который утверждает, что у него имеется информация по убийству Тестера, — сказала она.

Ландерс нажал на мигающую кнопку линии.

— Это кто?

— Меня зовут Вирджил Уотерсон. У меня имеется информация, которую вы можете использовать.

— Какая информация?

— Насколько я понимаю, часть человеческого тела была обнаружена возле моста Пикен? Не так ли?

Пустой звонок. Какой-то извращенец хочет поговорить о члене мертвого проповедника.

— Так. И что?

— Около часа ночи в день убийства я ехал по мосту. Где-то на его середине стояла машина. Когда я подъехал ближе, то увидел женщину, стоящую возле перил. Возможно, она что-то бросила в воду.

Что это? Свидетель? Где он был до сих пор?

— Вы ее рассмотрели?

— Да! Ее машина находилась на противоположной от меня полосе, и она возвращалась к ней. Она попала в свет моих фар. Женщина средних лет, одета в пиджак с каким-то звериным принтом, и на ней были такие обтягивающие брюки, которые я никогда не видел. Ярко-рыжие волосы.

Эрлин Барлоу. Это должно быть она. Ландерс начал делать заметки.

— Вы узнаете ее, если увидите снова?

— Наверное.

— А машину? Сможете?

— Да, сэр. Мост узкий, поэтому мне пришлось притормозить, чтобы проехать мимо нее. Это был Корвет. В отличном состоянии.

— Вы рассмотрели номер машины?

— Нет. Простите.

— А цвет?

— Было темно, но я почти уверен, что она красного цвета.

— Кто-нибудь еще был на мосту?

— Не было ни души.

— А кто-нибудь сидел в машине?

— Я не заметил.

— Почему вы не позвонили сразу и не рассказали нам об этом, мистер… как вы сказали, вас зовут. Уотерсон?

— Да. Вирджил Уотерсон. Боюсь, ситуация немного неловкая.

— Неловкая?

— Не хотелось бы, чтобы это выплыло наружу.

— Почему?

Голос мужчины стал тише, как будто он не хотел, чтобы его услышал кто-то рядом.

— Из-за моей жены. Я женатый человек.

— И что?

— Я был в командировке и вернулся немного раньше. Я направлялся кое к кому.

— И к кому?

— Я бы предпочел об этом не говорить.

В голове у Ландерса раздался сигнал.

— Значит, вы вернулись из командировки раньше и собирались навестить какую-то другую женщину?

— Ну…

— И вы собирались вернуться домой только на следующий день.

— Совершенно верно.

— А потом вы узнали об убийстве и сложили два плюс два.

— Точно.

— Понимаю, — сказал Ландерс. — Так почему же вы вдруг передумали? Почему позвонили сейчас?

— Я все время об этом думаю. Каждую ночь мне снится эта женщина на мосту. Боюсь, вы, возможно, арестовали не того человека. Моя совесть просто не может этого вынести.

Ландерс откинулся на спинку стула и потер лоб тыльной стороной ладони. В его висках нарастало давление.

— Мистер Уотерсон, есть еще что-нибудь, что вы хотели бы мне рассказать?

— Не думаю.

— Готовы ли вы дать письменные показания, если понадобится?

— Да, при необходимости.

— Согласны ли вы дать показания в суде?

— Я бы предпочел этого не делать.

Ландерс записал адрес и номер телефона Уотерсона и сказал, что позвонит ему. Если Уотерсон говорил правду, возможно, Эрлин Барлоу вполне могла бросить интимную часть преподобного Тестера в озеро. Возможно, вместе с пистолетом. Ландерс записал себе напоминание, что нужно позвонить в офис шерифа, чтобы повторно обыскать озеро под мостом. Они уже сделали это, когда кошка нашла член, но ничего не нашли.

Поскольку Уотерсон утверждал, что женщина на мосту была одна, то, возможно в это время Энджел Кристиан либо все еще находилась в клубе, либо Эрлин уже отвезла ее к себе домой. В любом случае, она, вероятно, вывела ее из игры, по крайней мере, до убийства. Эта глупая задница Дикон Бейкер! Ландерс сказал ему, что он торопится. Он же предупредил его, что доказательств недостаточно. И вот теперь Уотерсон, вероятно, оказался прав — они арестовали не того человека.

Ландерс сидел и думал, что ему делать дальше. Он мог получить письменные показания от Уотерсона и подшить их в записи прокурора округа. Но если бы он это сделал, то Диллард получил бы право на получение копии текста показаний, а Дикон обвинил бы Ландерса в саботаже дела. Расплата была бы страшной. Он решил, что лучше сказать Бейкеру о звонке Уотерсона и заставить его решить, что делать. Он был почти уверен в том, что сказал бы прокурор. Тот не был одним из тех людей, кто открыто мог признать свою ошибку.

Он позвонил в офис Бейкеру, тот оказался на месте, и Ландерс рассказал ему об Уотерсоне и женщине на мосту.

— Он не похож на очень надежного свидетеля, — заявил Дикон.

Ландерс знал, был уверен, что тот скажет нечто подобное.

— Ты же понимаешь, что это означает? — сказал Ландерс. — Если Эрлин Барлоу находилась в ту ночь на мосту, и она была одна, то, вероятно, мы арестовали не того человека.

— Я не помню, чтобы на теле были обнаружены следы ДНК Барлоу, — возразил Дикон, — а кроме того, было темно. Сомнительно, чтобы этот человек смог опознать ее.

— Ты не слышал его описания. Это была она.

— Хорошо. И что ты хочешь, чтобы я сделал? Желаешь, чтобы я публично заявил, что мы обвинили невиновного в преднамеренном убийстве? И что я должен сказать? Ой, извините? За шесть недель до выборов? Ты совсем из ума выжил?

— Правильно ли я понимаю, что ты хочешь проигнорировать важного свидетеля в деле об убийстве?

— Я прошу тебя проигнорировать ненадежного и не имеющего отношения к делу свидетеля, который только мутит воду и даст Дилларду больше шансов выиграть, когда начнется судебное разбирательство. Насколько мне известно, у нас есть тот, кто нам нужен. Ее ДНК была обнаружена на трупе, она контактировала с жертвой ранее вечером, у нас имеется свидетель, который утверждает, что она покинула клуб в то же время, что и проповедник, и она отказывается давать показания. Что будет, если мы отпустим ее и арестуем Барлоу? Какие у нас есть доказательства, что именно она совершила убийство?

— Она лгала мне с самого начала, и у меня не выходит из головы эта машина. Уотерсон сказал, что видел на мосту красный Корвет.

— Тогда найди эту чертову тачку! А пока этого не произойдет, я буду признателен, если ты перестанешь помогать другой стороне!

И повесил трубку. Ландерс скомкал свои записи и выбросил их в ведро.

23 июня

15:30

Я позвонил в офис Фила Ландерса в понедельник, чтобы назначить время для ознакомления с вещественными доказательствами, которые они собирались представить на суде по делу Энджел Кристиан. Это было мое право как адвоката, и я всегда тщательным образом использовал его, но эту встречу можно было приравнять к походу к стоматологу для удаления нерва.

Неприязнь между нами существовала уже более десяти лет, с тех пор, как я начал выступать защитником по уголовным делам в округе Вашингтон. Ландерс тогда спал с женщиной, которая только что пережила тяжелый развод. Женщина сказала ему, что ее бывший муж приторговывает травкой и попросила Ландерса арестовать его в качестве одолжения ей. Она указала Ландерсу марку и модель автомобиля бывшего мужа, а также тот бар, в котором он, вероятнее всего, будет зависать. Она объяснила, что если он подождет ее бывшего мужа на парковке возле бара, то ему удастся произвести арест не только за вождение в нетрезвом виде, но и за хранение марихуаны.

Ландерс выполнил все, что она просила. Он дождался его на стоянке, когда тот выйдет, а потом без законных оснований остановил машину по выдуманной причине. Затем он арестовал его за вождение в нетрезвом виде, обыскал машину и нашел тридцать пять граммов марихуаны.

Шейн Бойд, бывший муж, нанял меня защищать его интересы. Он даже не подозревал, что его подставили, пока дочь через две недели после его ареста, разозлившись на мать из-за наказания, которое она получила, вернувшись слишком поздно в субботу вечером, позвонила отцу и рассказала, что они со своим парнем слышали, как ее мать и Ландерс обсуждали, как его посадить. Подростки пришли в мой офис и подписали показания под присягой. Я подал ходатайство об отмене всех доказательств, представленных Ландерсом, так как у него не было законных оснований останавливать машину.

Во время слушаний, Ландерс солгал, когда давал свидетельские показания. Он даже отрицал, что знал бывшую жену Шейна Бойда. Он заявил, что остановил машину, потому что тот не включил сигнал поворота, прежде чем повернуть налево. Я знал, что агенты бюро расследований, как правило, не занимаются контролем движения, знал это и судья. Я вызвал в качестве свидетелей дочь и ее друга, а также бывшую жену Бойда. Она испугалась быть обвиненной в даче ложных показаний, поэтому призналась в романе с Ландерсом, призналась, что попросила его арестовать ее бывшего, но поклялась, что никогда всерьез не думала, что он это сделает.

Судья был настолько возмущен, что Ландерс совершил преступление в зале суда, что прекратил дело и написал письмо руководителю Ландерса но, естественно, ничего не произошло. Это было мое первое столкновение с тем фактом, что полицейские занимались лжесвидетельством. С тех пор я сомневался во всех делах, которые вел Ландерс, и где я участвовал в судебном процессе. Я не доверял ему и не скрывал этого.

Мы договорились о встрече для ознакомления с уликами на 15:15, но зная, что Ландерс с удовольствием заставит меня ждать, поэтому подошел только к 15:30. Его еще не было, поэтому я сел за стол и начал сердиться. Я как раз собирался уходить, когда он, наконец, вошел, одетый в дорогой шелковый костюм, держа под мышкой картонную коробку. Ландерс был примерно моего возраста, на несколько сантиметров ниже, в довольно хорошей физической форме, каштановые волосы и голубые глаза. Полагаю, его можно назвать красивым, и он, конечно, думает именно так, но у него были под глазами темные круги, и я ощутил запах перегара — запах, от которого невозможно избавиться, потому что он выходит из всех пор твоего тела.

— Опоздал на полчаса, — заметил я.

— Да? — ответил он, ухмыляясь, — подай на меня в суд.

Он начал доставать доказательства из картонной коробки. Последним, что он вытащил, была фотография Энджел. Она сидела за столом и смотрела в камеру, на ее левой щеке было что-то похожее на синяк. Снимок был сделан через два дня после убийства Тестера. Энджел ничего не сказала мне о фотографии, сделанной полицией, и этого снимка не было в первоначальном пакете материалов, которые я взял в офисе окружного прокурора. Как только я увидел его, то понял, что мне придется ходатайствовать перед судом о запрете использовать его во время судебного разбирательства. Если у них, конечно, нет никаких конкретных доказательств того, как Энджел получила эту травму. Потому что иначе фотография могла бы настроить жюри против моей подзащитной.

— Итак, я слышал, что Билл Райт собирается уйти в отставку, — сказал я, пытаясь сохранить подобие цивилизованных отношений. — Кто будет его преемником?

— Преемников нет, — ответил Ландерс. — Должность получит тот, кто лучше всего для этого подходит.

— И кого, по твоему мнению, назначат?

— А тебе не все равно?

Он посмотрел на меня, словно я был мухой на его запястье, ничтожная неприятность.

— Просто пытаюсь поддержать дружеский разговор. Нет никакого смысла в том, чтобы всегда быть в состоянии перегрызть друг другу глотки.

Он потянул носом воздух, словно обнюхивая меня, а затем сморщился, как будто запах ему не понравился.

— Мне жаль тебя разочаровывать, — сказал он, — но я не думаю, что мы сможем стать друзьями. Не люблю адвокатов, особенно тех, кто защищает преступников и прилагает все усилия, чтобы избавиться от некоторых незначительных формальных ошибок.

— Ты неправильно понимаешь мою роль, — возразил я. — Я просто пытаюсь убедиться, что вы, ребята, придерживаетесь правил, установленных вами самими. Если бы вы были на месте моих клиентов, вы бы настаивали на том, чтобы все играли по правилам, не так ли?

— Если бы я был в той же лодке, что и твои клиенты, то я потопил бы ее и уплыл. Теперь ты собираешься смотреть улики или пришел сюда поболтать? Потому что, честно говоря, я сегодня не в настроении для разговоров.

Я положил вещи на стол и начал их изучать.

— Зачем ты сделал эту фотографию? — спросил я, взяв фотографию Энджелы. — И что она делает в доказательствах?

— Как ты думаешь, зачем я ее сделал? Посмотри на нее. Кто-то ударил ее по лицу. Мы покажем это присяжным.

— Есть доказательства, откуда у нее синяк? Что, если она поскользнулась на банановой кожуре?

— Она сможет объяснить это в суде.

— Если судья это примет. — Я бросил снимок на стол. — Я подам ходатайство о недопущении его в качестве доказательства.

— Вот видишь? — сказал Ландерс. — Вот о чем я говорю. Этот снимок был сделан через два дня после убийства. Ее волосы найдены на мертвом человеке, и у нее на лице случайно оказывается синяк. Логичен вывод, что она получила его во время борьбы с жертвой. И вдруг появляется такой помощник, как ты, и хочет, чтобы присяжные не увидели его.

— Это все, что у вас есть? — спросил я. — Я вижу несколько фотографий Тестера, снимок чего-то, что выглядит как морщинистый пенис, фотографию Энджел, несколько волосков, несколько лабораторных отчетов и распечатку с банковского счета, которая показывает, что Тестер снял деньги из банкомата в стрип-клубе. И это все?

— Достаточно, чтобы осудить маленькую сучку за убийство.

— Этого недостаточно, чтобы осудить ее даже за простое нападение, а тем более за убийство.

— Это я и хотел услышать, — усмехнулся Ландерс. — Просто продолжай так думать.

— Доказательства по этому делу настолько слабы, что дальше ехать некуда.

— С каких это пор тест на ДНК считается слабым доказательством?

— Ее волосы, вероятно, прилипли к нему, когда он находился в клубе, — сказал я.

— Может быть. Ты можешь попытаться донести эту мысль до присяжных, но факт остается фактом, что ее волосы были найдены на его трупе в комнате мотеля.

— Этого недостаточно.

— Наш свидетель утверждает, что девушка и Барлоу последовали за жертвой, когда он покинул клуб той ночью. Они последние, кто видел его живым.

— Ваш свидетель — лживая проститутка, имеющая проблемы с наркотиками.

— А твой клиент — таинственная женщина, работающая в стрип-клубе. Неизвестно кто и откуда. Жюри не воспылают к ней нежностью, особенно когда увидят этот синяк.

— У вас нет ни орудия преступления, ни мотива.

— А мне и не нужно. У нас достаточно косвенных доказательств, чтобы добиться обвинительного приговора. И знаешь, что? Я думаю, что до окончания приговора всплывет еще что-нибудь.

— Кое-что уже всплыло. Ты слышал о Вирджиле Уотерсоне, не так ли? Полагаю, ты говорил сегодня с ним утром, да?

Наступило длительное и напряженное молчание.

— Откуда ты знаешь, черт возьми?

— Сначала он позвонил мне. Описал то, что видел в ту ночь. Он сказал, что арестовали не того человека. Он просто пытался поступить правильно. Я предложил ему позвонить и рассказать тебе, что он видел, и, может быть, ты попытаешься исправить ситуацию. Он перезвонил мне после разговора с тобой и сообщил, что ты не проявил большого интереса к этой информации. Я должен был догадаться.

— Он ненадежный свидетель. Он ждал два месяца, прежде чем даже потрудился позвонить.

— Он беспокоился о своем браке.

— Там было темно, полночь. Он никак не мог нормально разглядеть.

— Он видел Эрлин, и она была одна. Он видел корвет. Это совпадает с тем, о чем рассказывала Джули Хейс. В чем твоя проблема, черт побери? Может быть, тебе стоит более внимательно присмотреться к Эрлин Барлоу.

— Занимайся-ка лучше своими делами. Мне не нужны твои советы.

— Значит, ты проигнорируешь свидетеля?

— Проигнорирую кого? Что касается меня, он никогда мне не звонил.

Кто-то постучал в дверь, и она открылась. Вошел полицейский по имени Гарольд «Бык» Дикинс. Они с Ландерсом были собутыльниками и легендарными скандалистами, поэтому это прозвище было очень уместно для него. Его плечи едва поместились в дверную раму.

— Мне сказали, что я найду тебя здесь, — сказал он Ландерсу.

Ландерс остался неподвижным, я тоже. Дикинс посмотрел на нас.

— Все в порядке, ребята? Мы ведем себя любезно?

Его слова не уменьшили напряжение.

— С твоим приятелем мы говорили об аресте невиновных людей, — сказал я, все еще глядя на Ландерса.

Он тоже смотрел на меня, но не ответил.

— В эту ночь Уотерсон видел Эрлин Барлоу на мосту, — продолжал я. — Она была одна. Моей клиентки там не было. Ты же знаешь, что это означает, да?

— Ничего не значит, — ответил Ландерс. — Думаю, ты общался с этим парнем и заплатил ему, чтобы он сказал, что видел Корвет.

— Прости, — я ухмыльнулся, — но это больше в твоем стиле.

— Диллард, знаешь что? Не трать зря время на разговоры. Моя задача заключалась в том, чтобы расследовать это дело и произвести арест. Что я и сделал. Теперь моя задача — подготовиться к процессу, дать показания и убедиться, что твоя клиентка получит то, что заслуживает, — иглу в вену.

Он начал складывать вещи в картонную коробку. Дикинс навис над моим плечом. Я повернулся, чтобы уйти. Когда я переступил порог, то остановился и повернулся к Ландерсу. Он только забрал со стола коробку с собранными вещественными доказательствами и посмотрел на меня.

— Она невиновна, — сказал я. — Она никого не убивала.

Его плечи слегка вздрогнули. Что это было? Он пожал плечами?

— Ты меня слышишь? Она никого не убивала!

Ландерс это знал. Он оглянулся на стол, а я повернулся и ушел.

25 июня

13:00

Раз в неделю я ездил к Энджел, но мы с ней вели разговоры в большей степени на личные темы, чем профессиональные. Я уже слышал ее версию того, что произошло в ночь убийства Тестера, поэтому проводил время с ней, пытаясь получить немного информации о ее прошлом. Она была скрытна, но во время моего второго посещения, похоже, решила, что доверяет мне настолько, чтобы назвать свое настоящее имя и сказать, откуда она.

Я передал информацию Диане Фрай — она работала уже несколько недель по этому делу. Я также трижды посылал судебного психиатра Тома Шорта, которого я привлекал в особых случаях, в тюрьму для проведения беседы с Энджел. Я уговорил ее встретиться с ними в один и тот же день.

Диана отправилась в Оклахому и Огайо разыскивать свидетелей и документы. Я с тревогой ждал, что она скажет. Весь стол был завален документами, когда я вошел в совещательную комнату.

— Твоя малышка — призрак, — сказала Диана, растягивая слова на манер южного акцента.

Ей было почти шестьдесят, ее каштановые волосы были коротко пострижены и аккуратно уложены, на лице вечно сияла улыбка. Как обычно, она была одета в спортивную оранжевую футболку с эмблемой Добровольного общества Теннесси, страстной поклонницей которого была, и в короткие камуфляжные шорты, обнажавшие шишковатые колени и варикозные вены. Образ довершали оранжевые высокие баскетбольные кроссовки-конверсы.

— У нее нет ни номера социального страхования, ни водительских прав, полное отсутствие информации в архивах школ и кредитной истории. Нет ничего, словно ее не существует, по крайней мере, на бумаге. С кем только я не общалась, но думаю, мне удалось кое-что найти. По крайней мере, ты будешь знать немного больше о том, с чем ты имеешь дело.

Дайна рассказала, что Энджел родила молодая женщина по имени Грейс Родригес 15 марта 1989 года в городе Колумбус, штат Огайо. Ее биологическая мать передала ее в тот же день в Колумбусовский Баптистский детский дом «Добрая воля» для усыновления. Пять месяцев спустя Энджел забрали в семью солдата военно-воздушных сил Томаса Родеса и его жены Бетти. Они назвали ее Мэри-Энн Родес. Диана отправилась в Оклахома-Сити, чтобы поговорить с усыновителями Энджел. Они сообщили ей, что, когда они приняли в семью Мэри, то думали, что не могут иметь своих собственных детей, но через год миссис Родес забеременела. Затем она родила еще троих детей.

— Они сказали, что относились к ней, как к принцессе, — сказала Диана. — Мать назвала ее жесткой неблагодарной сукой. Она сказала, что ее муж хранил наличные в коробке на чердаке, и Энджел забрала все деньги, прежде чем ушла. Я всегда оставляю визитную карточку и говорю людям, что если они еще что-то вспомнят, чтобы позвонили мне. Через несколько часов раздался звонок. Это была одна из их дочерей, семнадцатилетняя Ребекка. Она была напугана до смерти, но я не могла долго с ней разговаривать. Она сказала, что ее родители не сообщили мне всю правду.

Она замолчала и уставилась в потолок. Ей нравилось вносить драматические ноты в повествование.

— И что? — спросил я. — Давай, продолжай.

— Сказала, что ее отец делал разные плохие вещи с Энджел.

— Какие плохие вещи?

— Сексуальное насилие. Она сказала, что это продолжалось годами, и, наконец, Энджел не выдержала. Она также рассказала, что ее мать била Энджел довольно сильно.

— Почему Энджел никому не рассказала?

— Мать — религиозная фанатичка. Их гостиная выглядела как святилище. Она сказала, что воспитывала детей дома, и подчеркнула, что строго следила за тем, что они смотрели по телевизору и что читали. У меня сложилось впечатление, что им не позволено было даже иметь друзей. Вероятно, у Энджел не было никакой возможности пожаловаться кому-либо. Или она просто боялась. Ее сестра сказала мне, что Энджел сбегала несколько раз, но полиция возвращала ее домой, поэтому я отправилась в департамент полиции Оклахома-Сити и получила копии отчетов. В первый раз ей удалось преодолеть десять кварталов. Она заперлась в туалете в супермаркете. Приехала полиция и отвезла ее домой. Через пару лет она снова сбежала. Ее обнаружили идущей вдоль шоссе в десяти километрах от города и снова вернули домой. И она рассказала им о сексуальном насилии, но, вероятно, ей не поверили.

Затем Диана переключила свое внимание на Эрлин Барлоу. Я попросил ее проверить кое-что без лишнего шума и заплатил ей за это из своего кармана.

— Судимостей не имеет. Ее муж был шерифом округа Мак-Нэри с 1970 по 1973 год. Он ушел в отставку при весьма подозрительных обстоятельствах и стал заниматься стриптиз-клубом. Она постоянно была с ним рядом, пока он не умер от сердечного приступа в прошлом году. Кажется, у нее нет врагов, по крайней мере, я не смогла их найти. Я пообщалась с несколькими ее сотрудниками, все они верны ей.

— Корвет?

— Корвета нет. Или, правильнее сказать, нет документального следа такого автомобиля.

— А что насчет Джулии Хейс?

— Очень плохая девочка. Три раза ее обвиняли в хранении наркотиков, двух кражах, три обвинения в проституции. Большинство арестов проходило в районе Далласа и Форт-Уорта. Никто не сказал о ней доброго слова. Она большая проблема.

— Ты разговаривала с ней?

— Пыталась. В первый раз, когда я пришла к ней домой, она была под кайфом, что едва могла говорить. Во второй мой приход она сказала мне отвалить, что меня разозлило.

Через час я отправился на встречу с судебным психиатром, которого нанял оценить состояние Энджел. Том Шорт возглавлял факультет психиатрии в Государственном университете Восточного Теннесси. Невысокого роста и неуклюжий ученый, он, казалось, провел много времени в мире, который никто не понимал. Я познакомился с ним пять лет назад на одном семинаре по смертной казни в Нэшвилле, где он читал лекцию о роли психиатрической экспертизы в поиске смягчающих вину обстоятельств. С тех пор я привлекал его по семи делам, и мы стали друзьями. До того, как я познакомился с Томом, я не слишком верил в психиатрию, но его необыкновенная способность диагностировать расстройства личности и психические заболевания заставила меня изменить свое мнение. Я полностью доверял ему.

— ПТСР, — сказал он, как только я вошел в его офис.

Он сидел за своим столом и пожевывал мундштук трубки. Я никогда не видел его без нее, но при этом никогда не видел ее раскуренной.

— Посттравматическое стрессовое расстройство?

— Хроническое и очень тяжелое. Но она уклончиво отвечает про причину стресса. Я подозреваю, что ее изнасиловал приемный отец.

— Почему?

— Потому что, если причиной стресса была катастрофа или что-то, чему она была свидетелем, она бы рассказала мне. Энджел была взволнована и начала уклончиво отвечать, когда я спросил ее об отце.

— Смогла бы она совершить убийство?

— При подходящих обстоятельствах каждый способен. К сожалению, у меня нет хрустального шара.

— Я не понимаю, как она могла убить Тестера, — сказал я. — Во-первых, он, по крайней мере, весит сто двадцать килограммов. Сколько она весит? Пятьдесят два — пятьдесят три? Я просто не понимаю, как она могла справиться с таким человеком.

— Уровень алкоголя в его крови зашкаливал, и он также находился под действием наркотиков. И десятилетний ребенок мог убить его.

— Понимаю, но когда я говорю с ней, она не похожа на убийцу.

— Я смотрю на нее с медицинской точки зрения, — сказал Шорт, — а ты — с эмоциональной. Ее красота и ранимость влияют на твой рассудок.

— Так ты думаешь, она убила его?

— Я этого не говорил, но это возможно. Некоторые жертвы ПТСР впадают в диссоциативное состояние, если фактор стресса достаточно серьезный и повторяющийся. Допустим, ее приемный отец сексуально издевался над ней в течение многих лет, что я подозреваю. Она убегает. Затем внезапно она подвергается сексуальному насилию со стороны Тестера. Возможно, она потеряла связь с реальностью и убила его. Это также может объяснить необычно большое количество ранений и увечий.

— Она может это помнить?

— Это похоже на сон, но она бы запомнила.

— Будет ли она юридически отвечать за свои действия, если это произошло на самом деле?

— Наверное, нет. Думаю, я мог бы засвидетельствовать, что при таких обстоятельствах она не могла нести ответственность за свои действия. В тот момент она не была способна отличить правильное от неправильного.

— Проблема в том, что для обеспечения этой линии защиты она должна признать, что убила его.

— Это так.

— Она говорит, что не убивала.

— Я знаю.

— И что же нам все это дает?

— Она не сказала мне, что сделала это. Но, на мой взгляд, она этого не делала. Все, что я тебе сказал, это чистая теория.

— Ты делал какие-нибудь заметки?

— Конечно.

— Уничтожь их.

Поскольку у меня была возможность проконсультироваться у Тома, я решил спросить его о Тестере-младшем. Я описал ему в мельчайших подробностях все, что произошло между нами, в том числе выражение муки и ненависти на лице Тестера-младшего в ту ночь, когда я отправился к нему домой.

— Я совершил ошибку? — спросил я.

— На самом деле, — начал он, — поехать к нему не было такой плохой идеей, как может показаться. Ты показал ему, что его действия могут иметь серьезные последствия. Возможно, этот страх вернул его к реальности, по крайней мере, на некоторое время. Ты видел его с тех пор?

— Нет.

— Ты, должно быть, напугал его.

— Он не испугался. Как ты думаешь, он появится снова?

— Не могу сказать точно.

— Но это возможно?

— Я бы сказал, что это зависит…

— От чего?

— Как ты представишь его отца, когда начнется суд. Возможно, тебе стоит серьезно подумать над этим.

25 июня

16:00

После встречи с Дианой и Томом, я находился в замешательстве и был обеспокоен. Я решил, что пришло время серьезно поговорить со своей клиенткой. Я хотел обсудить с ней некоторые наиболее компрометирующие доказательства, но что более важно, мне необходимо было проверить, как Энджел будет вести себя на перекрестном допросе. Если бы я смог поймать ее на лжи, то и окружной прокурор мог бы сделать это с легкостью.

Когда охранники привели ее в комнату для допросов, на ней уже не было наручников и кандалов, очевидно, что ее более не считали опасной. После того, как узнал настоящее имя Энджел, я спросил ее, как теперь к ней обращаться. Она сказала, что хочет, чтобы ее называли Энджел и что Мэри Энн больше не существует.

— Как дела? — спросил я.

— Нормально. Охранники хорошо со мной обращаются.

Каждый раз, когда я навещал ее, меня поражало что-то новое в ней: гладкость кожи, контур лица, полнота губ. Она была очень красивой девушкой — факт, и без того усложнявший то, о чем я собирался ее спросить.

— Мне нужно кое-что узнать. Меня смущают некоторые детали. Я хочу, чтобы ты рассказала мне правду.

На ее лице появилось удивленное выражение, но она кивнула.

— Во-первых, мне нужно знать о твоих отношениях с Джулией Хейс.

— Что именно?

— У тебя есть идеи, почему она сказала полиции, что в ту ночь, когда был убит преподобный Тестер, ты и Эрлин покинули клуб сразу после него?

Я открыл свой портфель, достал копию свидетельских показаний Джулии и положил их перед Энджел.

— Это копия ее показаний, данных агентам Бюро расследований. Прочти их.

Энджел быстро просмотрела бумаги, потом снова взглянула на меня.

— Почему она так сказала?

— Хороший вопрос. Как думаешь, почему?

— Я не знаю.

— Ты покинула клуб с Эрлин сразу после Тестера?

— Нет.

— Ты уверена?

— Да.

— Но Джули утверждает, что вы ушли сразу после, и поскольку она подписала свои показания, то я уверен, она даст их и на суде. Она зла на тебя из-за чего-то?

— Я так не думаю.

— Могла ли она злиться на Эрлин по какой-то причине?

— Я не знаю.

— Ревниво ли она относилась к твоим отношениям с Эрлин?

— Она никогда ничего не говорила мне об этом.

— Ты когда-нибудь видела, как Джули и Эрлин спорили или ссорились из-за чего-то?

— Нет.

— В ту ночь Эрлин отвезла тебя домой?

— Да.

— На какой машине?

Она колебалась.

— Что?

— Какую машину вела Эрлин в ту ночь?

— Я не разбираюсь в машинах.

— Ты представляешь, как выглядит Корвет?

— Нет.

— Да ладно, Энджел, это спортивный автомобиль. Блестящий и быстрый. Он, вероятнее всего, был красного цвета.

— Я действительно ничего не понимаю в машинах.

— На следующий день Эрлин была на той же машине?

Она снова колебалась и попросила меня повторить вопрос.

— Эрлин доставила тебя домой ночью, когда Преподобный Тестер был убит, так?

— Да.

— Она отвезла тебя домой на своей машине. Правильно?

— Да.

— На следующий день у нее был тот же автомобиль или другой?

— Я не знаю. Полагаю тот же.

Она смотрела вверх, когда отвечала, поэтому я подумал, что возможно, Энджел солгала, и продолжил спрашивать о машине.

— Джули сказала полиции, что в ночь смерти Тестера, Эрлин вела красный Корвет. Она сказала, что Эрлин избавилась от него, и на следующий день у нее была уже другая машина. Это правда?

— Я так не думаю.

Я вздохнул. Я хотел ей поверить, но расплывчатость ее ответов мне не помогала.

Я решил надавить на нее сильнее, поэтому слегка повысил тон и хлопнул ладонью по столу.

— Именно это ты собираешься сказать прокурору? Он задаст тебе тот же вопрос на свидетельской трибуне. Ты планируешь отвечать: «Я так не думаю?» Если ты это скажешь, то он разорвет тебя на части. А теперь отвечай честно! Эрлин вела другую машину на следующий день или нет?

Хлопок по столу испугал ее, и от тона моего голоса она начала нервничать.

— Нет. Мне кажется, она была за рулем той же машины.

— Кажется? Как ты думаешь, она ехала на той же машине? Энджел, это недостаточно убедительно. Очень уклончивый ответ. Присяжные не любят уклончивые ответы.

— Что я должна сказать?

— Может, правду? Это только между нами. Если ты скажешь мне, что Эрлин вела другую машину на следующий день, то я не собираюсь выбегать и докладывать об этом полиции, и не планирую сообщать Эрлин, что это ты мне сказала.

Она сложила руки на груди и скрестила ноги, классическая защитная поза, и начала раскачиваться взад-вперед на стуле. Она явно боролась сама с собой, пытаясь принять решение.

— Мисс Эрлин никого не убивала, — наконец сказала она.

— Я этого и не говорил.

— Но ты так думаешь. Я знаю.

Она была права. Я начал верить, что Энджел защищала Эрлин. Если это так, то это было ошибочным решением, которое могло стоить ей жизни.

— Джули говорит, что Эрлин сменила автомобиль на следующий день после убийства Тестера. Она утверждает, что вы с Эрлин покинули клуб сразу после его ухода. Так что либо Джули лжет, либо вы с Эрлин. Если врет Джули, то мне нужно знать, почему. Если вы обе лжете, мне все равно необходимо понимать, почему. Итак. Кто лжет?

— Джули.

— Почему?

— Я не знаю.

— Тогда расскажи мне о машине Эрлин. На следующий день после убийства Тестера она сменила машину?

— Нет.

Мы вернулись к исходной точке. Джули лгала, и единственной причиной, которую я мог предложить присяжным, был тот факт, что она являлась наркоманкой, которая могла быть обижена или завидовать отношениям между Эрлин и Энджел. Я не знал, поверят ли присяжные такому объяснению.

— Теперь ты можешь опустить свои руки.

— Что?

— Энджел, люди скрещивают руки, когда чувствуют угрозу или нападение. Это признак защитной реакции, и я не хочу, чтобы ты так делала, когда будешь давать свидетельские показания. Теперь расскажи мне о синяках на твоем лице. Те, которые засняла полиция.

Она снова заколебалась и бессознательно коснулась пальцами щеки. Затем она начала быстро моргать.

— Я врезалась в дверь, — произнесла она, наконец.

— Когда?

— Думаю, на следующий день.

— Где?

— В клубе. Я как раз собиралась войти в дверь, и кто-то открыл ее с другой стороны. Она ударила меня прямо по лицу.

— Эрлин сказала мне, что после убийства Тестера ты не возвращалась в клуб.

— О, точно. Должно быть, это было накануне.

— В день смерти Тестера?

Она кивнула.

— Ты уверена?

— Да.

— Кто был по другую сторону двери?

— Я не помню.

— Ты не помнишь человека, который так сильно ударил тебя, что на щеке остался синяк?

— Я вспомнила. Это была Хизер.

Маленькие капли пота выступили у нее на лбу, и я решил ослабить напор. Я задался вопросом, может ли Хизер подтвердить, что ударила Энджел дверью, и сделал пометку, чтобы Диана Фрай поговорила с ней. Энджел осознанно убрала руки с груди и положила их на стол. Я заметил, что кожа на них была обесцвечена — несильно, но слегка бледная примерно на пару сантиметров выше запястья. Я вспомнил, что Эрлин сказала мне спросить ее о ее руках. Очень нежно я коснулся одной из них.

— Что у тебя с руками? — спросил я.

— Я обожгла их, когда была маленькой.

Она произнесла ровным, монотонным голосом, и выражение на ее лице стало совершенно пустым.

— Как?

— Я готовила овсянку для моих братьев и сестер. — Она замолчала надолго. — И я уронила ложку в кастрюлю… нечаянно.

Она снова сделала паузу.

— И?

— Мама Бетти всунула мои руки в кастрюлю и заставила вытащить ее.

— И твои руки выглядят так из-за ожогов?

Она кивнула.

— Сколько тебе было лет?

— Я не уверена. Пять, может быть, шесть.

Я вздрогнул. Она рассказала, что произошло, словно описывала прогулку в парке. Внезапно она стала далекой и безразличной, как будто кто-то закрыл створку.

— А твой приемный отец? Он также причинил тебе зло?

Второй кивок.

— Ты хочешь рассказать мне об этом?

В ее глазах появились слезы. Она не ответила, да ей и не надо было.

— Такое часто случалось?

Она снова кивнула, и слезы начали течь по ее щекам.

— Энджел, ты что-то скрываешь от меня?

Она начала говорить, но остановилась. Я вдруг понял, что участвую в конкурсе по перетягиванию каната, в котором Энджел играет роль веревки. Кто-то еще тянул на другую сторону, и я подозревал, что это Эрлин. Она заплакала, встала и прислонилась к столу. Ее плечи начали вздрагивать, губы дрожали. Рыдания усиливались с каждой секундой, и, прежде чем я это понял, она впала в истерику.

— Пожалуйста, — сказал я, когда она остановилась, чтобы перевести дыхание после одного особенно пронзительного рыдания. — Энджел, постарайся успокоиться. Единственное, что я хочу, это узнать правду.

Она посмотрела на меня и сказала, что я зашел слишком далеко, и сделала глубокий вдох.

— Почему ты не хочешь мне верить? — закричала она. — Я же сказала, что не убивала его! Почему ты задаешь мне все эти вопросы? Я думала, ты на моей стороне. Я думала, ты друг!

Она повернулась и начала бить кулаками в дверь.

— Подожди. Расслабься, Энджел. Я на твоей стороне.

Я встал со стула и потянулся к ее плечу.

— Не трогай меня! Держись от меня подальше!

Дверь открылась, и она почти рухнула в руки охранника.

Я подошел к ней, но второй надзиратель ткнул мне пальцем в грудь и сказал:

— Назад.

Он был совершенно серьезен и вооружен, и у меня было чувство, что он готов сделать все, чтобы защитить именно эту конкретную заключенную.

Я поднял руки и отступил назад в комнату, и он захлопнул дверь перед моим лицом.

28 июня

13:30

В субботу утром Ронни вошел в офис, расположенный в задней части клуба, в то время как Эрлин занималась документами. Она сразу поняла, что его что-то беспокоит. У Ронни на подбородке была такая милая маленькая ямка, что когда он был чем-то расстроен, то особенным образом сжимал губы, и ямочка становилась глубже и заметнее. Ямочка напоминала Эрлин о Гасе, что было вполне естественно, так как Ронни был его племянником. Он не был таким же красивым, как Гас, но все равно выглядел красавцем: высокий, хорошо сложенный, с темными волосами и голубыми глазами. Единственное, что не нравилось Эрлин, — это уродливые татуировки по всему телу, тянущиеся от шеи по его рукам вплоть до пальцев. Из-за них он походил на бандита.

— Что случилось, дорогой? — спросила Эрлин. — Ты выглядишь так, будто кто-то пристрелил твою собаку.

— Опять нас кинули.

Эрлин тихо выругалась. Эрлин не доставляли удовольствия такие неприятные новости, особенно после посещения милой маленькой Энджел в тюрьме. Энджел была такой разбитой, как никогда прежде. Бедная девочка. Она сказала, что мистер Диллард накинулся на нее с вопросами, смутившими ее. Она даже спросила у Эрлин, не думала ли та, что нужно нанять другого адвоката. Но Эрлин ясно дала понять, что мистер Диллард — это именно тот, кто им нужен. Она говорила с Энджел столько, сколько ей позволили там оставаться. Когда она уходила, малышка чувствовала себя намного лучше, и даже улыбнулась Эрлин несколько раз. Но Эрлин все еще переживала из-за Энджел. Бедная, она так много пережила. Ее сердцу было больно видеть, как та снова страдает.

— На сколько? — спросила Эрлин у Ронни.

— Чуть больше шестидесяти граммов.

Эрлин не нравилось заниматься распространением кокса, но Гас за эти годы сделал так много денег на этом, что нужно быть большим глупцом, чтобы не продолжить то, что он начал. Это был доходный бизнес, и поскольку Ронни участвовал в поставках, получении и продаже товара в клубе, то Эрлин это не слишком затрудняло. Проблема, с которой она столкнулась, заключалась в том, что люди, у которых они покупали, были подлыми и жадными. Они всегда пытались обмануть ее, словно думали, что она не заметит и ничего не предпримет, даже если бы знала, что они обманули ее. Она подумала, что, вероятно, после смерти Гаса, они решили, что им все сойдет с рук. Черт возьми, почему они не могут честно играть?

— Есть ли у нас другие поставщики? — спросила Эрлин.

— Кроме этих еще четверо. Один в Атланте, д…

— Ничего не говори, милый. Я не хочу ничего о них знать, ни кто они, ни где находятся.

— Прости, — сказал Ронни.

Он был таким чутким мальчиком.

— Я скажу тебе, что нужно сделать, — начала Эрлин. — Во-первых, ты не ждешь и начинаешь вести дела со своими людьми в Атланте или где-то еще. Могут ли они дать нам такую же цену?

— Цена будет такой же, а качество лучше, — ответил Ронни. — Единственная причина, по которой я работал с этими юродивыми, заключалась в том, что они находились гораздо ближе и согласились встретиться на полпути. Это сэкономило мне кучу времени.

— Я думаю, что это того не стоит, так ведь? — Эрлин подняла глаза к потолку и поджала губы. — Теперь, — продолжила она, — что нам делать с остальными?

Она знал, что у Ронни в характере превалировала злость, столь же большая, как река Теннесси, но в остальном он был действительно хорошим мальчиком. Он несколько раз сбился с пути, хотя Эрлин должна была признать, что намного сильнее, чем большинство мальчиков. У него были неприятности с законом, и он провел несколько лет в тюрьме округа Морган. Когда он вышел, ему некуда было идти, и он не мог найти работу, поэтому позвонил своему дяде. Гас был очень привязан к мальчику, и пригласил его работать к себе в клуб. Когда Ронни приехал, Гас усадил его и объяснил, что если тот будет осторожен и честен, то Гас позаботится, чтобы старший сын его брата заработал хорошие деньги.

Эрлин должна была признать, что тот серьезно относился к этой работе. Первое, чему Гас научил его, что люди, продающие наркотики, не должны их употреблять сами. Одна из самых больших проблем Ронни в молодости заключалась в том, что он нюхал и курил множество наркотиков, из-за которых не мог трезво думать. Вот почему Гас сказал ему, что, если будет хоть какой-то намек, что Ронни употребляет наркотики, тот сразу вылетит. Второй урок, который преподал ему Гас, заключался в том, что если тот что-то украдет, то должен будет заплатить. Между прочим Ронни сидел в тюрьме по нескольким статьям, включая кражу. Гас сказал ему, что не потерпит кражи и цента.

Ронни начал работать в клубе барменом, заодно продавая наркотики. В первый год Гас внимательно наблюдал за ним, но тот очень хорошо зарекомендовал себя и вскоре начал вести весь бизнес Гаса с наркотиками. Гас так доверял ему, что если что-то шло не так, то он просто отступал и позволял Ронни позаботиться об этом. И из того, что рассказывал ей Гас, она понимала, что Ронни отлично справлялся с проблемами, особенно если была возможность причинить кому-то боль.

Но лучше всего было то, что Ронни не крал ни копейки. Эрлин гордилась мальчиком, хотя подозревала, что честность Ронни была вызвана, по крайней мере, отчасти из-за страха, что дядя Гас убьет его, если он что-нибудь возьмет. Гас не был тем, с кем можно шутить, особенно, когда дело касалось денег.

После смерти Гаса Ронни спросил ее, сможет ли он продолжать работать по-прежнему.

Эрлин подумала об огромной сумме денег, которую Гас сделал на наркотиках, поэтому ответила:

— Конечно, дорогой. Я должна быть дурой, чтобы остановить тебя.

Каждую ночь, как часы, Ронни отдавал Эрлин наличные. Он оказался действительно хорошим парнем, и у Эрлин было чувство, что, по крайней мере, частично в этом есть ее заслуга.

— Знаешь что, — сказала Эрлин, — почему бы тебе не сделать то, что, как ты считаешь, мог сказать тебе сделать Гас? Мне даже не нужно об этом знать.

— Звучит заманчиво.

— Замечательно, — улыбнулась Эрлин, — и если говорить о плохих людях, у меня имеется небольшая проблема, в решении которой мне понадобится твоя помощь.

Была девушка по имени Джули, о которой ей нужно позаботиться, и Ронни был подходящим человеком для этой работы.

1 июля

10:10

Мейнарду Бушу совершенно неожиданно написала женщина по фамилии Тейт. Он предположил, что, должно быть, ее возбуждают убийцы. Так как ему нечем было заняться, поэтому он ответил. Мейнард не очень хорошо писал, но что с того? Зато он знал достаточно, чтобы уметь выжить. Она снова написала ему, а он опять ответил, и прежде чем он это понял, у них завязалась переписка. Они писали друг другу каждые несколько дней.

Мейнард намазал толстый слой желе на печенье. Он играл с женщиной в кошки-мышки. Сначала он просто дурачился, но потом ему в голову пришла блестящая идея. Он понятия не имел, сработает ли, но это определенно стоило попробовать.

Первое, что он сделал, поговорил со своим адвокатом — Джо Диллардом, чтобы заставить того сделать так, чтобы он смог встретиться с Тейт. Затем он стал обрабатывать ее, вывалив на нее столько лжи, что она должна была просто утонуть в ней. Он сказал ей, что ему одиноко и ему нужен друг. Это была откровенная ложь. У Мейнарда никогда не было друзей, и они были ему не нужны. Обычно все заканчивалось тем, что они начинали его раздражать, а потом умирали. Для Мейнарда убийство человека ничем не отличалось от убийства собаки или кролика.

Когда он сказал Бонни Тейт, что ему нужен друг, то заметил, что стена вокруг ее сердца начала рушиться, и он продолжил ее обрабатывать. Мейнард говорил ей, что когда был маленьким, мать сидела на наркотиках, а отца посадили в тюрьму. Из того, что он рассказывал Бонни, только это являлось правдой. Он сообщил ей, что каждую ночь ложился спать голодным, что было выдумкой. Добавил, что у него не было обуви. Еще одна ложь, которая заставила ее заплакать, что напомнило Мейнарду о том, как он доводил до слез свою маленькую кузину. Как только ее мать отворачивалась, Мейнард как можно сильнее щипал кузину за попку, и она начинала плакать и выть, как скорая, спешащая на ночной вызов. Мейнарда так и не поймали. Он был слишком умен и быстр.

За четыре дня до начала суда над Мейнардом он позаботился о том, чтобы Бонни навестила его. Пришло время сделать свой шаг.

— Знаешь, ты мой единственный посетитель, — начал Мейнард, уставившись на полную и некрасивую брюнетку. — Ты единственный человек, которому я доверяю.

Он внимательно наблюдал за ней. Она заглотила наживку.

— Я хочу поблагодарить тебя за все, что ты сделала для меня, Бонни, — сказал Мейнард. — Ты дала мне надежду, когда ее почти не осталось.

Ему пришлось напрячь все свои силы, чтобы не расхохотаться. Он сказал паре своих сокамерников, что Бонни Тейт была настолько уродлива, что от ее вида тянуло обильно блевать.

— Бонни, я думаю о тебе все время. Каждую ночь я мечтаю о тебе. Я думаю, возможно, я люблю тебя.

Он наблюдала за ней, и заметил, что ее глаза наполнились слезами. Сработало!

— Бонни, как ты думаешь, ты любишь меня тоже?

Она кивнула.

— Да, Мейнард, думаю, возможно, я тоже тебя люблю.

— Бонни, если я когда-нибудь выберусь отсюда, ты останешься со мной? Пожалуйста, скажи да. Это будет так много значить для меня.

— Да, я останусь с тобой.

— Бонни, мне нужно у тебя кое-что спросить. Это очень важно, и ты не должна никому рассказывать. Могу ли я доверять тебе?

— Мейнард, ты знаешь, что можешь доверять мне.

— Если я скажу тебе, что знаю, как выбраться отсюда, ты сможешь мне помочь? Скажи, Бонни, ты сделаешь это? Это единственный шанс, который у меня есть. Если ты не поможешь, они убьют меня.

Ей не потребовалось много времени, чтобы сказать «да».

— Хорошо, — улыбнулся Мейнард. — Теперь слушай очень внимательно. Ты должна делать именно так, как я тебе говорю.

2 июля

9:05

Вскоре после девяти я вошел в зал, где проводил заседание судья Гласс, и сел в конце зала за одну из колонн, где он не мог меня увидеть. Сара и ее защитник достигли соглашения с помощником окружного прокурора, и она собиралась сделать заявление. К моему облегчению в отсеке для присяжных не было журналистов.

Я мало спал, размышляя и волнуясь за Сару. Со временем мой гнев прошел. Я все еще считал, что Сара должна была заплатить за то, что сделала, но знал, что тюремное заключение не принесет ей никакой пользы. Я никогда не видел, чтобы тюрьма кому-нибудь помогла.

Она согласилась признать себя виновной в двух кражах и принять минимальный срок наказания в три года за каждое из них, а также отказаться от слушаний по условно-досрочному освобождению. Два трехлетних приговора должны были исполняться одновременно. По закону штата Теннесси она имела право на условно-досрочное освобождение через десять месяцев, и я намеревался выступить от ее имени на первом же рассмотрении ее ходатайства о помиловании. Из-за переполненности в государственных исправительных учреждениях приговоренные к лишению свободы на срок менее трех лет отбывали наказание в окружных тюрьмах. Это означало, что Сара не будет направлена в женскую тюрьму Нэшвилла, а останется в окружном следственном изоляторе в Вашингтоне. Я мог бы посетить ее и попытаться исправить положение. Мне следовало пойти, чтобы увидеться с ней, но я боялся, что опять ничего не получится.

Как всегда судья Гласс был сварлив, ругался на адвокатов и язвил в отношении подсудимых. Какая-то женщина в зале забыла выключить телефон, и когда он зазвонил, Гласс приказал ей выйти вперед и так яростно ее отругал, что довел до слез.

Он объявил о деле Сары через двадцать минут после того, как я сел, а судебный пристав привел ее в зал. В мешковатой тюремной робе моя сестра выглядела маленькой и хрупкой, и я подумал, что наручники и кандалы совершенно здесь не нужны. Она подошла к трибуне и уставилась в пол.

— Штат Теннесси против Сары Диллард, — объявил судья. Он посмотрел на Лизу Мейс, помощника окружного прокурора, и спросил. — Это сестра мистера Дилларда?

— Да, Ваша честь.

Я надеялся, что Гласс не будет использовать свою неприязнь ко мне в качестве причины для отклонения соглашения о признании вины и вынесения Саре более сурового приговора. Я занял свое место.

— Что она совершила на этот раз? — спросил Гласс.

— Она украла машину дочери Дилларда и ожерелье его жены, — сказала Мейс. — Она обменяла ожерелье на кокаин и разбила машину.

— Значит, она ворует без разбора, — заявил Гласс. — Она обкрадывают свою семью. Как у нее оказались ключи от машины? Она разбила стекло?

— Нет, Ваша честь. Насколько я понимаю, ее недавно выпустили из тюрьмы, и мистер Диллард приютил ее. Он пытался помочь ей. И она отплатила ему таким образом.

Я надеялся, что Гласс просто посмотрит ходатайство и не будет задавать вопросов. Это было самое распространенное соглашение. Каждый год он принимал их сотни.

— В этой форме для суда указано, что ей инкриминируются две кражи, — сказал Гласс. — Я прочитал предварительный отчет вчера вечером. Она ворует и употребляет наркотики почти двадцать лет. Почему вы согласны на слитие сроков?

— Мы согласились по просьбе жертвы, Ваша честь. Мы всегда так делаем.

— Вы имеете в виду, что мистер Диллард попросил, чтобы она отсидела только три года за то, что сделала? После всего, что она натворила?

— Да, сэр.

— Где он?

— Вероятно, где-то в здании суда.

— Ладно. Найдите и приведите его сюда. Я хочу поговорить с ним.

Я встал с пылающим лицом и пошел вперед.

— Я здесь, судья.

— Что ж, мистер Диллард, я рад, что вы смогли прийти после того, как умело манипулировали системой.

— Я ничем не манипулировал, — ответил я.

Лиза Мейс выглядела удивленной, увидев меня. Сара с надеждой посмотрела на меня. Я остановился справа от стола защиты.

— Я просто не хочу ее крови, судья. Это ее первое уголовное преступление.

— Первое обвинительное заключение за уголовное преступление, — возразил Гласс. — В прошлом ее трижды обвиняли в уголовных преступлениях, но все сводилось к мелким правонарушениям. Полагаю, мистер Диллард, вы не имели к этому никакого отношения, не так ли?

— Вы меня в чем-то обвиняете?

— Совершенно верно. Вы манипулировали правовой системой, чтобы добиться благосклонного отношения к члену вашей семьи.

— А разве вы не сделали бы то же самое?

— Думайте, что говорите, сэр! Я не намерен терпеть неуважение по отношению к себе.

— Окружной прокурор, адвокат и моя сестра, по-видимому, достигли соглашения, которое считают справедливым, — продолжил я. — Я не имею к этому никакого отношения. Единственное, что я сказал мисс Мейс, это то, что не собираюсь настаивать на максимальном наказании. Как сейчас обстоят дела, она и так просидит почти год.

— Мистер Диллард, позвольте мне задать вам вопрос, — сказал судья. — Если бы эта молодая женщина была вам совершенно незнакома и украла машину вашей дочери и драгоценности вашей жены, вы бы попросили меня о минимальном наказании? Особенно учитывая ее досье с прошлыми приводами? Скажите правду для разнообразия.

— Она не незнакомка, она моя сестра. Так что данный вопрос не имеет смысла, — ответил я. — Кроме того, я всегда говорю правду в зале суда. Проблема в том, что иногда вы не хотите ее слышать.

— Следите за своим тоном, мистер Диллард. Вы находитесь на грани обвинения в неуважении.

Его голос начал дрожать, верный признак того, что гнев сейчас затмит его разум.

— Судья, мой тон ничем не отличается от вашего, — ответил я. — Это слушание о принятии ходатайства моей сестры или о чем-то другом? Потому что, если это из-за вашей личной неприязни ко мне, возможно, вам следовало бы взять самоотвод с этого дела и позволить ей признать себя виновной перед беспристрастным судьей.

Гласс был хулиганом и, как все хулиганы, он был зол и смущен, когда кто-то противостоял ему. У него действительно была возможность посадить меня в тюрьму, но я был уверен, что не сделал ничего, чтобы заслужить это. Если бы он приказал арестовать меня, я бы унизил его в апелляционном суде.

— Не льстите себе, — сказал он. — Я сохраняю личную неприязнь к важным людям, и вы, безусловно, не входите в эту категорию.

— Хорошо, тогда давайте покончим с этим, — заметил я.

— Я не принимаю судебную сделку в таком виде, — заявил Гласс. — Она может ходатайствовать о двух последовательных трехлетних приговорах или двух одновременных шестилетних, или она может предстать перед судом. Она не покинет мой зал суда, если в тюрьме пробудет менее шести лет.

— Почему? — спросил я.

Это простое слово из шести букв было самым ненавистным у судей. Большинству из них не нравилось, что им необходимо давать объяснения. В конце концов, они были судьями. Они носили мантию и полагали, что эта мантия дает им возможность делать все, что хотят.

— Почему, Диллард? Почему? Потому что я так говорю. Потому что ваша сестра — отброс общества. Она не работает, не платит налоги, принимает наркотики, как пылесос, и ворует. Она расходует ресурсы общества и ее место в тюрьме. Если бы вы не хотели, чтобы она попала в тюрьму, то не следовало сообщать о ее преступлениях в полицию. Разве не вы позвонили в полицию?

Как бы мне было неприятно это признавать, он был прав. Когда я поднял трубку, то понял, что подвергаю Сару риску длительного тюремного заключения. В то время я хотел, чтобы ее посадили в тюрьму. Но мой гнев поутих, и я убедил себя, что то, на что она согласилась, было более чем достаточно.

— В чем дело, мистер Диллард? — спросил Гласс. — Кошка язык проглотила?

— Это дело между вами, окружным прокурором и ее адвокатом, — произнес я. — Я ухожу.

— Хорошего дня, — сказал Гласс.

Я повернулся и вышел за дверь, злой и униженный. Через час я позвонил Лизе Мейс, и она сообщила мне, что адвокат отвел Сару в дальний конец комнаты и объяснил ей, что, если она предстанет перед судом и будет обвинена, а судья Гласс может — и, вероятно, сделает именно это — приговорит ее к двенадцати годам тюрьмы.

— Она согласилась на шесть, — сказала Мейс. — Но судья ввел ее в курс дела, что это ты позвонил в полицию. Она злится на него, но больше всего она обижена на тебя.

5 июля

8:20

Мы сидели вместе с Томасом Уокером II, помощником окружного прокурора Фреда Джулиана, и двумя судебными приставами в Маунтин-Сити, готовясь к судебному заседанию по делу Мейнарда Буша. Судебными приставами были Даррен и Дэвид Бауэрс, веселые и неразлучные близнецы возрастом чуть старше пятидесяти лет. Каждый раз, когда я их видел, они смеялись. Окончив среднюю школу в Маунтин-Сити в конце 60-х годов и думая, что будут призваны, они добровольно завербовались в армию, чтобы оставаться вместе. Даррен, одетый в коричневую форму заместителя шерифа, рассказывал историю о войне. Дэвид, также одетый в форму, сидел с покрасневшим лицом в другом конце комнаты.

— А потом после почти месяца, проведенного в джунглях, мы входим в этот крошечный публичный дом в Сайгоне, — рассказывал Даррен, его акцент напоминал выговор американского комика Джеффа Фоксворти, пародировавшего городских ковбоев, — мы оба возбуждены больше, чем трое сморщенных козлов. Пьяный в стельку Дэйви, шатаясь, подходит к старой вьетнамской мадам и кладет руки себе на бедро, как Джон Уэйн, и спрашивает: «Сколько стоит покувыркаться в постели, мисс узкие глазки?»

— Теперь-то, я думаю, что та немолодая женщина знала английский лучше, чем полагал, потому что она посмотрела на него таким взглядом, который смог бы разъесть весь хром на бампере автомобиля. Затем она внезапно улыбается ему и спрашивает:

— У тебя большой дружок?

Сначала Дэйви не понял, о чем она говорит, но она указала на его промежность и повторила:

— Покажи. У тебя большой дружок?

Даррен усмехнулся, попытался что-то сказать, но остановился и снова захохотал. Наконец ему удалось продолжить:

— Тогда Дэйви начинает говорить:

— О, так ты хочешь взглянуть на мужское достоинство старого вояки, да? Ты боишься, что оно может оказаться слишком большим для твоих девочек? А потом Дэйви, он… он… — Даррен снова засмеялся. Он хохотал так сильно, что слезы потекли по его щекам. — Дэйви расстегнул ширинку и вытащил член на всеобщее обозрение. И эта мадам смотрит на него сверху вниз, затем снова перевела взгляд на лицо Дэйви и, клянусь могилой моей матери, говорит ему:

— Обычная цена за трах составляет десять долларов. Но за такой маленький член, как у тебя, я возьму только пять.

Даррен хлопнул себя по ноге и взвыл. Стены содрогались от хохота, когда в помещение вошел судья Роллинс, слишком серьезный мужчина, отвечавший за второй судебный округ. Он даже не удосужился спросить, из-за чего весь шум, сразу приказал близнецам Бауэрс:

— Приведите его и давайте начнем.

Даррен и Дэвид поднялись и пошли, чтобы привести Мейнарда Буша из старой окружной тюрьмы округа Джонсон, которая находилась в тридцати метрах за зданием суда, отделенная от него прекрасной лужайкой.

Судья сел за свой стол, и мы начали обсуждать некоторые проблемы, которые могут возникнуть в ходе судебного разбирательства. Примерно через десять минут я услышал звук, напоминающий выстрелы.

Бах! Бах!

Потом короткая пауза.

Бах!

Окно на втором этаже за столом судьи выходило прямо на лужайку за зданием тюрьмы. Я добрался до него как раз вовремя, чтобы увидеть, как Мейнард Буш забирается на переднее пассажирское сиденье машины марки «Тойота». Женщина помогала ему сесть в машину. Она захлопнула дверь, подбежала к водительскому месту, запрыгнула в машину и они поехали.

Даррен и Дэвид лежали во дворе: Даррен — лицом вниз, Дэвид — на спине. Первая мысль, которая пришла мне в голову, когда я понял, что произошло, была о том, что у них обоих есть внуки.

Мне потребовалось меньше минуты, чтобы спуститься по лестнице, выскочить через заднюю дверь и пересечь внутренний двор. Дэвид задыхался, кровь выплескивалась из дырки в горле. Даррен не двигался. Я нажал пальцем на сонную артерию, пульс не прощупывался. Два тюремных охранника подбежали к нам. Один из них посмотрел на мужчин, лежащих на земле, и побежал обратно в здание.

Я сложил пиджак и положил его под ноги Дэвиду. Я снял галстук, сложил его, сунул левую руку под его шею, а правой рукой приложил галстук к ране, чтобы уменьшить кровотечение.

— Дэвид, держись, — сказал я. — С тобой все будет хорошо. Скоро приедет скорая помощь.

Он не ответил.

— Дэвид, пожалуйста, держись! Ты хочешь снова увидеть своих внуков?

При упоминании внуков его глаза слегка дрогнули, но кровь продолжала течь, и его дыхание прервалось. Я не надеялся, что он выживет.

Молодой помощник шерифа округа Джонсон, находящийся рядом, перевернул Даррена на спину, начал оказывать первую помощь. Охранник, который вернулся внутрь, принес аптечку, и с ним были еще трое полицейских. Они помогли мне заменить галстук на повязку.

— Что случилось? — спросил один из них.

— Не знаю, — ответил я. — Я услышал выстрелы, выглянул в окно и увидел, что они лежат на земле.

Мне казалось, я держал повязку уже целую вечность, когда вдруг, наконец, услышал сирены. Вокруг все зашевелились, и поднялся шум. Приехали две машины скорой помощи и реанимационная машина, отправленные со станции скорой помощи, находившейся всего в трех кварталах. Все они выскочили на бордюр и остановились в метре от меня. Нас стали окружать женщины и мужчины в униформе, и я отстранился. Я не мог больше ничего сделать.

Они залатали Дэвида, как смогли, зафиксировали на носилках и погрузили в машину скорой помощи. Они сделали то же самое с Дарреном, но мы все знали, что он мертв.

Когда они уехали, я все еще стоял в оцепенении. Мысль начала формироваться в моей голове, и я почувствовал тошноту. Мейнард использовал меня для планирования и организации своего побега? Адвокаты часто помогали своим клиентам организовывать свидания в тюрьме, но я был уверен, что женщина, помогавшая Мейнарду сесть в машину, была Бонни Тейт. На самом деле, я не видел ее раньше, но это должна была быть она.

Я подумал, что Мейнард сказал мне тогда:

— Я не говорю, что хочу жениться на тебе или нет, но ты довольно приличный парень.

Приличный парень. Я опустил голову и поплелся к зданию суда. Я чувствовал, что мои ноги тяжелые, как свинец. Мои руки и рубашка были залиты кровью. Кровью Дэвида.

Приличный парень. В это чудесное июньское утро в горах Теннесси под ярким солнцем я медленно шел по двору и не чувствовал себя прилично. Я ощущал себя грязным и ужасно хотел, чтобы все это закончилось.

7 июля

23:45

Поскольку мистер Чарльз Б. Данвуди III, эсквайр, не был женат и обладал большим количеством свободной наличности, то имел возможность предоставлять определенные юридические услуги мистеру и миссис Барлоу, и не видел ничего плохого в доставлении себе время от времени удовольствий, предлагаемых мужским клубом «Мышиный хвост». Своим ближайшим коллегам он в частном порядке описывал свои приключения в клубе как «сброс веса с обнаженными деревенскими девицами». Не то, чтобы он гордился тем, что делал там, но, как он говорил своим приятелям из загородного клуба: «Простите мне мою пошлость, но джентльмен иногда должен спускать пар».

Гас Барлоу обращался за советами к Данвуди по широкому кругу вопросов, о которых адвокат не мог говорить вслух. Данвуди быстро понял, что мистер Барлоу — предприимчивый джентльмен, через руки которого проходят большие потоки наличности, и который нуждается в адвокате с творческим мышлением и ловкостью, чтобы сдерживать слишком любопытные умы из официальных учреждений от слишком пристального внимания к его делам. Поскольку Данвуди получил образование по корпоративному праву и международному банковскому делу, и его профессиональная жизнь всегда была связана с банковской сферой, он мог в достаточной мере удовлетворить потребности Гаса Барлоу. Тот факт, что Барлоу платил хорошо и только наличными, сделал их деловые отношения еще более приятными для Данвуди.

Миссис Барлоу, которая с момента безвременной кончины мужа очень умело вела его дела, июльским вечером в четверг предоставила ему VIP-зону, и он провел восхитительные часы с тремя самыми красивыми шлюхами, которых он когда-либо видел. Данвуди пришлось отдать должное миссис Барлоу — у нее был превосходный вкус, когда дело доходило до найма девиц. Было уже довольно поздно, и Данвуди собирался закругляться. Он выпил немного больше коньяка, чем обычно, и трижды развлекался с девушками в кабинете. Благослови, Господь, виагру.

Данвуди сидел в баре в уединенной зоне и разговаривал с барменшой Тиной, одетой топлесс, когда миссис Барлоу внезапно появилась у его плеча. Они обменялись обычными любезностями, и она попросила его поговорить с ней наедине несколько минут.

— Все для вас, — сказал Данвуди, и они направились в небольшую нишу в углу. Миссис Барлоу отпустила девушек, и адвокат и владелица стриптиз-клуба остались одни.

Поскольку Данвуди так много сделал для ее мужа, то знал, что сидит напротив очень богатой женщины, особенно если судить по местным меркам. Он не был настолько глупым, чтобы напрямую спросить у ее покойного мужа, как тому удалось накопить столько денег, но не нужно быть физиком-ядерщиком, чтобы понять, что Барлоу делал что-то, по крайней мере, частично незаконное. Данвуди подозревал, что бывший полицейский, вероятно, продавал наркотики, но пока тот платил огромные гонорары и придерживался при нем некоторых правил приличия, адвокат не испытывал сомнений относительно отмывания наличности для него.

— Что я могу сделать для вас, мадам? — спросил Данвуди.

Он считал миссис Барлоу очень привлекательной женщиной, хотя она одевалась как проститутка и говорила как деревенщина, но при этом излучала какое-то грубое очарование, не говоря уже о восхитительном теле, не характерном для женщины ее лет.

— Мне нужен юридический совет, дорогой.

— Чарльз Б. Данвуди III, к вашим услугам.

— Я собираюсь оплатить за тебя счет сегодня вечером, сладкий, чтобы у меня была возможность задержать тебя на некоторое время. Я бы не хотела, чтобы ты думал, будто я пытаюсь воспользоваться твоей добротой.

— Ты можешь воспользоваться мной, когда захочешь, — сказал Данвуди.

Это щедрое предложение приятно удивило его, так как он был уверен, что его счет составляет около двух тысяч долларов. Конфиденциальность иногда стоит дорого.

Похоже, Данвуди принял слишком много «Виагры», потому что, несмотря на то, что он блестяще выступил во время сессий с тремя девушками, он внезапно почувствовал сильное влечение к миссис Барлоу. На ней был топ в полоску с глубоким вырезом, обнажавший значительную часть ее великолепной груди. Данвуди пришлось заставить себя не смотреть на нее, и вдруг он почувствовал, что его член снова ожил. Он надеялся, что ему не придется быстро выходить из-за стола.

— Я знаю, что ты не занимаешься уголовными делами, — начала она, — но у меня сложная ситуация, и мне нужен такой сахарный кусочек, как ты, чтобы посоветовать мне, что делать.

Сладкий и сахарный кусочек. Никто и никогда не обращался к Чарльзу Данвуди таким образом, а он уже был не молодым. Миссис Барлоу была права в своем утверждении, что Данвуди не практиковал вульгарную защиту по уголовным делам. Он полагал, что защита преступных действий была ареной, где действовали мошенники и пускатели пыли в глаза. Тем не менее, любой уважающий себя адвокат, отучившийся в юридической школе, был хорошо знаком с конституционным правом, а, как известно любому дураку, конституционное право является краеугольным камнем уголовной защиты.

— Расскажи мне об этой ситуации, — сказал Данвуди, — посмотрим, что можно сделать.

Она наклонилась к нему и понизила голос. Ее великолепная грудь лежала на столе, что в некоторой степени мешало Данвуди полностью сосредоточиться.

— Мне нужно знать, как лучше подвести лошадь к воде, но не дать ей напиться, — произнесла она.

Данвуди начал задавать ей вопросы и вскоре понял, что миссис Барлоу была замешана в чем-то рискованным и пыталась манипулировать ситуацией, которая, однако, вполне могла выйти из-под контроля. Тем не менее, странная пара провела вместе час очень приятно, и когда он ушел, Данвуди был убежден, что дал миссис Барлоу несколько ценных юридических советов, которые, по крайней мере, дали ей представление о том, что следует сделать, чтобы достичь своей цели.

Позже Данвуди узнал, что миссис Барлоу последовала его совету. Он сказал своим ближайшим друзьям в загородном клубе, что он гордится своим участием в этом.

9 июля

10:50

После четырех бессонных ночей со времени побега Мейнарда я присутствовал на похоронах близнецов Бауэрс в Маунтин-Сити. Я сидел возле церкви в купленной подержанной машине, чтобы заменить автомобиль, который Тестор-младший столкнул вместе со мной в озеро. Я прополоскал рот и подождал, когда все войдут внутрь. Когда на улице не осталось никого, я проскользнул в заднюю часть церкви. Внутри находилось как минимум сто полицейских, и у меня было чувство, что все они наблюдают за мной. Как только служба закончилась, я ушел, ни с кем не разговаривая.

Через час я прошел сложную процедуру посещения заключенного в Северо-восточной тюрьме строгого режима недалеко от Маунтин-Сити. Тюрьма — это кость, брошенная пятнадцать лет назад законодательным органом Теннесси, сельскому округу, оказавшемуся на грани экономического краха. Люди, планировавшие создание округа Джонсон упустили важное условие для современного экономического выживания. Они не учли, что для нормальной торговли покупатели не должны ехать более половины дня. Дороги, ведущие в Маунтин-Сити, узкие и с ограниченной скоростью. Туда невозможно добраться любым другим способом. В результате никто не ездит в город. Вот почему округ Джонсон не собирает достаточно налогов и, следовательно, не может нанять достаточного количества полицейских или профинансировать школы.

Однако в 1991 году в великом штате Теннеси готовились расширить свою тюремную систему и начали искать жертв. Они начали лоббировать свои интересы в экономически депрессивных округах, а те, в свою очередь, начали лоббировать свои интересы перед ними. После того, как звезды на политическом небосклоне расположились должным образом, округ Джонсон, находящийся в самом сердце Аппалачей и одном из самых красивых мест во всей стране, был награжден собственной бетонной тюрьмой среднего размера, вмещающей 2000 коек. Люди, организовавшие ее, говорили, что их цель заключалась в том, чтобы заставить заключенных работать на государственных/частных предприятиях — сокрушительное сочетание капитализма и коммунизма. Это не сработало.

На тот момент, когда я вошел через главный вход Северо-Восточной тюрьмы, в общей сложности восемьдесят из двух тысяч заключенных участвовали в тюремных программах занятости заключенных. Я прошел в зону для посещений и стал ждать надзирателя. Он попросил у документы, обыскал меня и сфотографировал. Я расписался в журнале посетителей, и он повел меня через внутренний двор, окруженный забором из пятиметровой проволочной сетки, оканчивающейся колючей проволокой. Небо было ярко-синим, а красота окружающих гор иронично контрастировала с колючей проволокой и бетонными стенами.

Как только я оказался в коммуникационном центре, роботоподобный офицер в черной форме повернулся ко мне и через бронированное стекло потребовал предъявить удостоверение личности. Я положил его на вращающийся лоток из нержавеющей стали. Оно исчезло, и охранник попросил меня пройти дальше. Я последовал за своим проводником обратно на солнечный свет, мы шли по огражденному еще одной проволочной сеткой тротуару, ведущему в блок строгого режима, где содержались заключенные, арестованные за нападение на охранников или других заключенных.

Многие из сотен человек из отделения строго режима совершили убийство уже после того, как попали в тюрьму. К ним относились, как к опасным животным — с крайней осторожностью. Они содержались в одиночных камерах двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, за исключением тех случаев, когда посещали душ два раза в неделю. Если по какой-то причине им приходилось выходить, на них надевали наручники, кандалы и закрепляли к цепочке на талии. С ними общались только одним способом — через щель в двери камеры, через которую подавали еду.

И они кричали.

Какофония началась, как только я прошел четвертый контрольно-пропускной пост и вошел в тюремный блок. Для заключенных в блоке строгого режима человек в костюме мог означать лишь несколько вещей, что он либо полицейский, либо адвокат или кто-то из тюремной администрации. И они ненавидели их всех. К тому моменту, как я сделал тридцать шагов по коридору до кабинета, где собирался поговорить, я услышал все возможные оскорбления в адрес матери, сестры, жены и дочери и гомосексуалистов.

Тюремный блок был двухэтажным, открытым и овальной формы. Охранник, сидевший на контрольном посту, наблюдал за всеми двадцатью камерами в блоке, и все заключенные могли видеть его через маленькие окна дверей. Офицер, крепкий молодой человек лет двадцати пяти, впустил меня в комнату и сказал:

— Я схожу за ним. Это не займет много времени.

Он собрался выйти, но заколебался, повернулся и добавил:

— Мне жаль.

— Спасибо, — ответил я. — Мне тоже.

Мейнард Буш был пойман через четыре часа после своего дерзкого побега посреди дня из тюрьмы в Джонсон-Сити. Тело Бонни Тейт было обнаружено в ее машине на парковке гольф-клуба «Долина Роана». Очевидно, Мейнард получил от нее все, что хотел, и, как только она остановила машину и сняла с него наручники, он застрелил ее.

Мейнард после убийства Бонни направился прямо к своей матери, которая выгнала его из дома, когда ему было четырнадцать лет. Мать Буша видела, как Мейнард шел к дому, вызвала полицию, и те примчались с оружием в руках. Когда они добрались туда, то услышали несколько выстрелов внутри дома. Мейнард не реагировал на них. Через час группа спецназа из службы дорожного патрулирования штата Теннесси забросила в дом баллоны со слезоточивым газом, и они ворвались внутрь, где обнаружили Мейнарда, сидящего за кухонным столом, сжимающего свои обожженные глаза. На тарелке перед ним лежал недоеденный бутерброд. Изрешеченное пулями тело матери лежало у его ног. Когда Мейнарда спросили, почему он не стрелял, он ответил, что потратил все пули на свою мать.

Я разговаривал с Бернис Буш, матерью Мейнарда, когда готовился к его суду в мае. Она осталась растить Мейнарда одна после того, как его отца увезли в тюрьму за то, что он застрелил соседа во время спора о границе собственности. Странным было то, что отец Мейнарда был арендатором — он даже не владел собственностью.

Бернис была хрупкой, слабой женщиной лет пятидесяти пяти, которая жила в лачуге, состоявшей из четырех комнат, в двух милях от шоссе№ 67 в округе Картер, недалеко от границы округа Джонсон. Ее квартира была такой же захудалой, как и она сама. Пахло собачьей мочой и сигаретным дымом. По всему дому и крошечному переднему двору были разбросаны пластиковые мешки, наполненные пустыми банками пива «Кистоун».

Бернис жила за счет пособия по инвалидности, талонов на питание и рецептов на лекарства, отпускаемых по рецепту, предоставленному медицинской программой штата Теннесси. Оказание медицинской помощи бедным было благородным, но плохо управляемым усилием государства. Она сообщила мне, что Мейнард стал наркоманом в четырнадцать лет. Бернис сказала, что он постоянно крал ее таблетки от нервов и начал экспериментировать с уличным наркотиком под названием «Лед». Он перестал ходить в школу и начал тусоваться с группой «маленьких бандитов», как она их назвала. Сидя там, глядя на нее, я не мог себе представить, что есть более худшая группы чем та, к которой она принадлежала сама.

Она сообщила мне, что у нее была старая дворняга по кличке Хохотун, которую она назвала так из-за своеобразного лая. Когда Бернис упомянула ее, то внезапно помолодела на десять лет, и ее грубый голос стал нежным. Она рассказала, что однажды вечером четырнадцатилетний Мейнард вернулся поздно и сел на диван. Она вошла в комнату, чтобы попытаться поговорить с ним, но он был возбужден и говорил бессвязно, поэтому она вернулась в свою комнату. В этот момент Хохотун запрыгнул на диван и лизнул лицо Мейнарда. Тот схватил собаку за шею, выволок ее в сад, вытащил из-за пояса пистолет и выстрелил псу в голову.

На следующее утро, когда Мейнард протрезвел, она предоставила ему выбор: уйти или сесть в тюрьму. У него и раньше были неприятности с законом, и он был на испытательном сроке. Оба знали, что если она вызовет полицию, его немедленно отправят в тюрьму для несовершеннолетних. Мейнард решил уйти. Она сказала, что была рада такому развитию событий, потому что боялась, что, если его посадят, то она может потерять часть своих социальных пособий. Он упаковал некоторые вещи в старую спортивную сумку, и в три часа дня сел в машину с друзьями. С тех пор она его не видела. Бернис сказала, что ненавидела его, потому что он убил ее собаку.

Примерно через шесть часов после ареста Мейнарда и его возвращения в тюрьму в мой офис позвонил судья Гласс.

— Я хочу как можно скорее назначить новую дату первого судебного разбирательства по делу Мейнарда, — начал он, — и вы могли бы защищать его по новым обвинениям. Ему будет предъявлено обвинение в побеге, четырех умышленных убийствах, заговоре с целью преднамеренного убийства. Вы ведь не будете возражать?

— Не возражал бы я?

Вероятно, это был самый глупый вопрос, который я когда-либо слышал. Процесс над Энджел давил на меня, я постоянно находился в поисках Тестера-младшего, моя мать умирала, сестра сидела в тюрьме, и я чувствовал себя частично виновным в смерти Дэвида и Даррена. И в довершение всего, я знал, что если б стал защищать интересы Мейнарда после убийства двух любимых помощников шерифа, то нажил бы себе новых врагов в округе Джонсон, и мне, вероятно, пришлось бы продолжать заниматься юридической практикой, по крайней мере, еще два года. Я бы не возражал?

— Судья, я же говорил, что больше не хочу больше назначения на дела. Я ухожу с этой работы.

— У всех нас имеются проблемы, мистер Диллард, — сказал он. — На данный момент моя самая большая проблема — разобраться с этим дерьмом. Вы уже назначены на первые два убийства, еще несколько не повредит вам. Заключите сделку для всех убийств сразу и покончите с этим.

— Судья, вы меня не слушаете.

— Процессуальное право гласит, что я могу назначить вас на любое дело. Если вы откажетесь, я могу обвинить вас в неуважении. Теперь необходимо разобраться как профессионал, либо я предъявлю обвинение в неуважении и отправлю в тюрьму, либо вы беретесь за дело.

— Где его держат? — спросил я сквозь стиснутые зубы.

— Насколько я знаю, его отвезли в Северо-восточную тюрьму в блок строгого режима. Он должен быть обвинен как можно быстрее, если вы не сможете заставить его подписать отказ от своих прав. Как думаете, у вас все получится?

— Понятия не имею. Я должен его спросить.

— К пятнице с ним надо поговорить.

— Я отправлюсь к нему после похорон, — пообещал я.

Крепкий молодой охранник вернулся с двумя своими, такими же крепкими и молодыми коллегами, как и он, и Мейнардом, который шел между ними и самодовольно улыбался. У него на лице и руках были синяки — полагаю, это была работа полицейских. Охранники посадили его на стул напротив меня. В полу не было крючков, чтобы зацепить цепь, поэтому они пропустили ее несколько раз через его кандалы и обернули вокруг ножек стула. Поэтому, если бы он решил броситься на меня, ему пришлось бы тащить за собой стул.

— Вы хотите, чтобы мы остались в комнате? — спросил один из охранников.

— Нет, спасибо. Я уже много раз общался с мистером Бушем.

— Если у вас возникнут какие-либо проблемы, просто крикните. Мы будем прямо дверью, — сказал он.

Я посмотрел на Мейнарда. На его полосатом комбинезоне как спереди, так и сзади, было написано — «Строгий режим». Его взгляд блуждал, на лице застыла отвратительная ухмылка.

— Ты был очень занятым в эти дни, — сказал я.

— Спасибо за помощь, — ответил он.

— Сукин сын. Ты использовал меня.

— В обоих случаях ты прав. Моя мать была сукой, и да, я играл с тобой. Не волнуйся об этом. Я играл со всеми. Как ты думаешь, почему я так сильно хотел сменить место процесса? Я знал, что эти парни из Маунтин-Сити не смогут обеспечить хорошую охрану.

— Почему, Мейнард? — спросил я. — Зачем нужно было сбегать и совершать что-то настолько глупое?

— В течение двадцати лет я хотел расплатиться с этой никчемной старой ведьмой. Я должен был сделать это, когда еще был ребенком. Единственное, о чем я сожалею, что у меня не было больше времени на нее. Я хотел видеть ее страдание.

— Это единственная причина побега? Убийство своей матери?

Он улыбнулся.

— А Тейт? Почему?

Он пожал плечами.

— Она напала на помощников шерифа, дала мне пистолет, а затем вывезла меня оттуда, как я ей и сказал. То есть она была так же виновна в их смерти, как и я. Не думаю, что ей понравилось бы в тюрьме, поэтому я сделал ей одолжение. Кроме того, она была больше мне не нужна.

— Теперь тебе будет предъявлено обвинение еще в четырех убийствах, — сказал я. — Двух помощников шерифа, Бонни Тейт и твоей матери.

— Я знаю, сколько убил. Я умею считать.

— Судья хочет сначала судить тебя за подростков, потом за полицейских, потом за Бонни, а потом за мать. Однако имеется небольшая проблема. Закон гласит, что они должны предъявить обвинение как можно скорее. Обычно они делают это в течение семидесяти двух часов после, но в ситуации с охраной тебя у них есть некоторая свобода действий. Здесь у меня имеется письменный отказ, который необходимо подписать. У них есть тридцать дней, чтобы предъявить новые обвинения, но они, вероятно, сделают это в течение следующей недели или двух. Так что отказ можно подписать, а можно и не подписывать. В конце концов, ты все равно попадешь в камеру смертников.

Я достал документ из портфеля и встал, чтобы подойти к нему. Он был связан цепями, как курица, но я бы солгал, если бы сказал, что не опасаюсь его. Я положил свой портфель ему на колени и сунул ручку в правую руку. Он нацарапал свою подпись на пустом месте и сказал:

— Они не могут убить меня более одного раза.

— Ты закончил, Мейнард? Ты убил свою мать. Этого достаточно? Или ты собираешься убить еще кого-то до того момента, как они воткнут иглу тебе в вену?

— Тебе больше не придется беспокоиться обо мне.

— Почему? Ты планируешь самоубийство?

— Нет, я слишком люблю себя. Но они доберутся до меня здесь, Диллард. Попомни мои слова.

— Кто?

— Я убил двух полицейских в этом округе. Ты же не думаешь, что они оставят меня в живых?

— Ты находишься в блоке строгого режима, если забыл. Никто не может добраться до тебя здесь.

— Охранники могут. Я не проведу здесь и неделю. Но это не важно. Я прожил свою жизнь и, наконец, отомстил.

Я подошел к двери и открыл ее. Трое крепких молодых охранников вошли и забрали Мейнарда, и я снова начал забег между различными постами контрольно-пропускных пунктов, чтобы выбраться отсюда. Когда я, наконец, оставил позади отсек строго режима, я подумал о том, что сказал Мейнард. Вероятность того, что у Дэвида и Даррена имеются друзья и родственники, работающие в тюрьме, была высока. На мгновение я подумал, что должен что-то сделать, например, отправить запрос на перевод Мейнарда из округа Джонсон, чтобы избежать его смерти. Затем я подумал о причинах, которые мне следует указать в запросе: возможно, тюремные охранники захотят убить его. Я представил, как сообщаю об этом судье Глассу. Он отправил бы меня прямо в тюрьму.

Я решил, что пусть Мейнард будет сам по себе.

10 июля

9:45

Агент Ландерс посмотрел на свой звонящий мобильный телефон, а затем перевел взгляд на голую блондинку, лежащую рядом с ним. Его голова снова пульсировала. Женщина была и вполовину не так молода, как показалось ему прошлой ночью. Вероятно, в баре было плохое освещение. Или виски.

У него был отпуск до конца недели. Он с Буллом Дикинсоном запланировали на пару дней отправиться в жаркую Атланту. Они намеревались посмотреть матч «Атланта Брэйвз», пойти в «Золотой пони», снять там пару малышек и провести с ними парочку дней.

Имя районного прокурора высветилось на экране телефона. Чудесно. Он рванул простыню на себя и отвернулся, чтобы не смотреть на женщину во время разговора по телефону.

— Ландерс.

— Фил, это Фрэнки Мартин. У нас серьезная проблема. Наш единственный свидетель по делу Энджел Кристиан мертва.

Дикон Бейкер поручил дело Энджел Кристиан Мартину, который только закончил четырехлетнее обучение в юридической школе и никогда не занимался делами об убийстве. Мартин этого не знал, но Дикон хотел сделать из него козла отпущения. Если все пойдет не так, то Мартину придется упаковать свой багаж и отправиться восвояси.

— Джули Хейс? — спросил Ландерс. — Как?

— Вчера днем ее обнаружили дома. Она не вышла на работу, поэтому Эрлин Барлоу отправила к ней одного из своих молодчиков. Ее обнаружили мертвой на кухонном полу. Судмедэксперт округа Вашингтон, работавший на месте преступления, сказал, что похоже на отравление, поэтому я попросил патологоанатома поторопиться с результатами вскрытия. Он сказал, что она была накачена кокаином и стрихнином.

Ландерс слышал о смешивании кокаина и стрихнина на семинаре, организованном Агентством по борьбе с наркотиками. Это был относительно простой процесс, вызывавший мучительную смерть.

— Есть идеи, кто мог это сделать? — спросил Ландерс.

— У меня, безусловно, есть кандидат.

— Ты думаешь, это Барлоу?

— Да. Кому еще нужна ее смерть?

— Ты думаешь, она сделала это, чтобы помешать той давать показания против Энджел? Фрэнки, я думаю, ты спешишь. Зачем ей рисковать, убивая кого-то, чтобы помочь Энджел? Малышка жила здесь всего пару месяцев, когда мы ее арестовали. Барлоу едва ее знает.

— В данном случае, я думаю, что Барлоу, возможно, убила проповедника.

— Тогда зачем ей убивать свидетеля, который мог нам помочь осудить кого-то другого? Нет логики. И если ты не забыл, у нас гораздо меньше доказательств против Барлоу, чем против Энджел.

Ландерс ненавидел работать с молодыми прокурорами: они были слишком глупы, чтобы выжить.

— Сегодня утром Дикон рассказал мне о свидетеле, который видел Барлоу на мосту, — сообщил Мартин.

— А знаешь, что Дикон сказал мне об этом свидетеле? Он заявил, что тот ненадежен. Он считает, что тот ни за что не смог бы узнать ее в такой темноте. Он сказал мне не обращать на него внимания.

— Фил, что мы будем делать? И с Хейс дело было достаточно слабым. Без нее я просто могу приостановить дело.

— Прежде всего, я не рвался бы выставить ее перед судом присяжных. Можешь поблагодарить за это своего босса. Он сказал, что хочет раскачать дерево.

— Шел бы он со своим деревом. Диллард надерет мне задницу в суде. Я стану посмешищем. Все газеты и телеканалы в округе освещают ситуацию, и все увидят в прямом эфире, как я терплю неудачу. Приближаются выборы. Вы, ТБРовцы, можете не обращать особого внимания на такие вещи, но проигрыш громкого дела об убийстве за неделю до выборов — далеко не лучшая вещь с политической точки зрения. Бейкер уволит меня.

— Это не поможет и моей карьере, Фрэнки.

— Почему мы не оформили ее в качестве важного свидетеля?

— Потому что она никогда не намекала, что может куда-то деться.

— Ты знал, что она была наркоманкой?

— У меня были некоторые подозрения.

Ландерс почувствовал, как по его ноге скользит рука, и он оттолкнул ее в сторону. Рука вернулась, и он снова отшвырнул ее. Он подумал о том, как сильно ненавидит юристов, в том числе прокуроров! Каждый раз, когда что-то не получалось, они обвиняли в этом полицию. Он также теперь не мог стареющих крашенных блондинок, подобных той, что лежала в его постели. Он хотел, чтобы она просто встала и ушла.

— Мы должны постараться извлечь из этого максимум пользы, — сказал Фрэнки. — Я недавно разговаривал с Диконом, и мы вместе составили план. Что касается дела Кристиан, мы сделаем предложение Дилларду, от которого он не сможет отказаться, но если это не сработает, то нам понадобится твоя помощь.

— Фрэнки, я в отпуске до конца недели. Позвони мне в понедельник.

Ландерс повесил трубку и повернулся к женщине, выглядывавшей из-под простыни. Ресница на левом глазу у нее была длиннее раза в два, чем на правом. Эта аномалия, вероятно, была вызвана бурными сексуальными играми этой ночью. Без сомнения, он найдет ее позже в постели. Фу! Корни ее светлых волос были черными, как и родинка над левой ноздрей. Ландерс понятия не имел, как ее зовут.

— Вставай, — сказал он. — Пора уходить.

— Не хочешь еще немного поиграть?

— Вставай и убирайся отсюда.

Женщина начала собирать одежду, разбросанную на полу между кроватью и дверью. Она была обнажена, и Ландерс, наблюдая за ней, хотел, чтобы она прикрылась. Сзади ее бедра были покрыты целлюлитом, а отвисшая задница дергалась, как желе. Когда она встала и посмотрела на него, он пришел к выводу, что ей уже за сорок. Ландерс предпочитал молодых женщин, гораздо более молодых. Сколько же он выпил?

Он натянул простыню на голову и откинулся назад.

— Можешь одеться внизу, когда будешь уходить, — сказал Ландерс. Его начало тошнить.

Он услышал, как она подошла к двери спальни, и стянул простыню, чтобы в последний раз взглянуть на нее и напомнить себе, почему он не должен так много пить. Открыв дверь, она повернулась к нему лицом.

— Ты паршивый любовник, — сказала она и вышла.

— Как будто ты это помнишь.

Ему необходимо было принять душ. Он отбросил простыню и обнаружил ее. Накладная ресница лежала всего в нескольких сантиметрах от его правого бедра. Она была похожа на мертвую сороконожку. Ландерс почувствовал, как у него скрутило живот. Ему удалось добраться до ванной комнаты как раз вовремя.

11 июля

7:00

Когда мы поместили маму в дом престарелых, то перевезли туда часть ее мебели: шкаф, два стола, лампу и кресло. Мы думали, что ей будет легче адаптироваться и чувствовать себя там более комфортно.

Я провел день, разбирая фотографии. Одна из них, на которой был изображен один из моих пап — член школьной футбольной команды, теперь висела справа от телевизора. Мама попросила меня повесить фотографию там, чтобы она могла любоваться ею с кровати. А теперь она даже не помнила, кем он был.

Я прибыл к ней в семь часов утра и обнаружил ее, лежащей на спине с остановившимся взглядом. В течение нескольких недель она молчала, мочилась под себя и пускала слюни. Слюна текла из уголка ее рта и намочила наволочку. Я вынул свежее белье из стенного шкафа и пошел искать сиделку. Я ждал в коридоре, пока та меняла подгузник маме. Я не мог сделать это сам.

Когда медсестра закончила, я вернулся в комнату и сел. С того дня, как я рассказал ей о Раймонде, у меня появилась привычка общаться с ней, хотя она не понимала ничего из того, о чем я ей говорил. Я превратил свои визиты в сеансы мини-терапии без психиатра. Чаще всего я говорил о своих делах и постоянном конфликте с самим собой.

— Мне просто повезло, да, мам? — сказал я. — Я веду дело, мой клиент невиновен, а сын жертвы — психопат. Все дома напуганы до смерти. Каждую ночь мы дважды проверяем, чтобы все окна были закрыты, а двери заперты. У меня спрятано оружие по всему дому. Мы проводим половину времени, глядя в зеркала заднего вида и оглядываясь через плечо. Это безумие. Но знаешь что? Вся эта система сумасшедшая. Уже более десяти лет я нахожусь в этом странном мире лжи и мошенничества, в котором неизвестно слово «честь». Все это просто извращенная игра, и выигрывает тот, кто лучше всего лжет. Они называют это системой уголовного правосудия. Что за чушь. Обвиняемые, полицейские, прокурор — все лгут и обманывают, защитники делают то же самое, а судьи — даже не стоит говорить. Американская правовая система оказала бы большую услугу, если бы могла каким-то образом избавиться от половины действующих судей и начать все сначала…

Зазвонил мой мобильный телефон. Это была Кэролайн.

— Только что позвонил Дикон Бейкер. Вчера они обнаружили Джули Хейс мертвой в ее доме. Он хочет, чтобы ты приехал к нему. Он собирался предложить тебе сделку.

Я наклонился и поцеловал мать в лоб. Этого я никогда не делал, когда она была в сознании.

— Я люблю тебя, мама. Я должен идти, но я рад, что мы могли немного поговорить. В следующий раз я расскажу тебе о Мейнарде Буше.

11 июля

9:00 утра

Дикон Бейкер и Фрэнки Мартин ждали меня в зале заседаний, в котором в обоих углах на маленьких столиках стояли вазы с искусственными цветами, а стены были заставлены книжными полками, набитыми устаревшими юридическими книгами и полицейскими журналами. Потолок был низким, а в углах уже образовалась плесень. Освещение было таким же плохим, как и в тюрьме.

— Мистер Диллард, — сказал Бейкер, когда я вошел. — Полагаю, вы знаете моего помощника Фрэнки Мартина?

— Да.

Я пожал им руки и сел за длинный стол спиной к стене. Бейкер и Мартин сели напротив меня. Бейкер напоминал одного из сказочных гномов из «Чарли и шоколадная фабрика» Роальда Даля. Он был невысоким, пухлым, лысым, и всегда носил подтяжки. Он также курил толстую сигару, хотя курить в здании было запрещено. Запах и дым были отвратительны.

— Вы готовы к процессу? Я сожалею о вашем свидетеле, — не удержался я.

— Конечно, — ответил Бейкер. — У нас и без нее достаточно улик.

— Я так понимаю, вы, господа, хотите обсудить вопрос о судебном урегулировании.

— Совершенно верно, — ответил Бейкер. — Давайте будем честны друг с другом. Возможно, мы сможем отложить в сторону наши претензии.

Сделка о признании вины полностью отражала слово «претензии». Никто не собирался «отложить в сторону».

— У нас имеются веские аргументы, — продолжил Бейкер, — но после тщательного рассмотрения всех материалов, я не думаю, что целесообразно требовать смертной казни. Мы могли бы согласиться отозвать требование в обмен на признание.

Так, ради правды. Их дело было слабым, особенно сейчас, после смерти Джулии Хейс.

— Что вы предлагаете? — спросил я.

— Двадцать лет за непредумышленное убийство.

— Ни в коем случае. Не с теми доказательствами, которые я видел. Вы же, конечно, вытащили меня сюда не ради этого предложения.

— Сделайте встречное предложение, — сказал Бейкер.

— Я также тщательно все обдумал, — начал я, — и, как я понимаю, у вас и так было слабое дело, основанное на косвенных доказательствах без существенных улик, еще до того как умер ваш самый важный свидетель. Кроме того, ваша жертва тоже не вызывает сочувствия. Вам придется потратить много времени на то, чтобы объяснить, почему ваш проповедник пошел в стриптиз-клуб. Затем, я полагаю, вы попытаетесь доказать, что он договорился с проституткой после того, как снял деньги со своего банковского счета как раз перед тем, как уйти. В качестве доказательства вы собираетесь представить выписку с банковского счета. Не думаю, что присяжным это понравится, и я сделаю все возможное, чтобы этого не случилось.

— Давайте предположим, что он был там, как вы говорите, чтобы «договориться с проституткой», — встрял Мартин, — «но это не означает, что он заслужил, чтобы его жестоко убили и изуродовали. Жюри присяжных обязательно захочет, чтобы за это кто-то ответил.

— Уверен, что так и будет, — сказал я. — Но не Энджел. Я не думаю, что она это сделала, и вы не можете доказать обратное. Возможно, его убила Барлоу или любая другая девушка в клубе. Возможно, он ушел куда-то еще и снял там шлюху. Кто-то, возможно, ждал его, когда он вернулся в свой номер. Это мог быть кто угодно, и вы это хорошо знаете.

— В номере не было обнаружено волос других людей, — сказал Бейкер. — Только вашей клиентки.

— Если бы они нашли волосы в ванной или на подушках и даже на полу, все было бы совсем иначе. Но волосы были обнаружены на его одежде. Вполне возможно, что они попали на него, когда девушка подавала ему выпивку в клубе, и он потерся об ее тело. Единственным способом, которым вы могли возбудить подозрения у присяжных против Энджел, могло быть свидетельство Джули Хейс, но она умерла.

— У нас достаточно других доказательств, — заявил Бейкер.

— Дикон, я знаю, что у вас есть другие доказательства. Но и у меня они имеются. Я планировал удивить вас этим, но раз уж мы говорим начистоту, то я вам скажу. У меня имеется свидетель, утверждающий, что видел женщину на мосту Пикен около полуночи в ночь убийства, подходящую под описание Эрлин Барлоу. Его зовут Вирджил Уотерсон. Полагаю, вы о нем слышали.

Бейкер покраснел. Очевидно, ему не пришло в голову, что свидетель мог обратиться со своими показаниями к адвокату защиты, и, видимо, Ландерс не сообщил ему о нашем разговоре в здании суда.

— Этот свидетель не вызывает доверия, — заявил он. — Единственное, что видел свидетель, — это женщина на мосту посреди ночи. Скорее всего, он не смог бы ее узнать. Он даже не был уверен в цвете машины.

— Вы не хуже меня знаете, что если кто-то в этом клубе мог убить Тестера, то это, вероятнее всего, Эрлин Барлоу.

Я почувствовал вину, когда произнес это. В конце концов, Эрлин заплатила мне приличную сумму наличными, но моя задача была защищать Энджел. Я не мог заботиться об Эрлин.

— Я не могу доказать это, — сказал Бейкер.

— Вы также не можете доказать, что его убила Энджел.

— Так что же нам остается? — Бейкер выглядел так, словно собирался позвонить маме.

— Мы готовы испытать судьбу в суде.

— Что нужно для разрешения этого дела без суда? Сделайте разумное встречное предложение.

Именно в этом заключалась сложность. Если Энджел была невиновна, я хотел, чтобы она вышла на свободу без каких-либо условий, но единственный способ добиться этого — выиграть суд присяжных. Но выиграть дело об убийстве в суде присяжных — проще сказать, чем сделать. Кроме того, я знал Дикона. Как и большинство прокуроров, он ни за что не признал бы, что совершил ошибку, и немедленно бы прекратил дело. Я знал, что должен был дать ему что-то для заключения сделки и исключить риск того, что Энджел могла быть признана виновной и приговоренной к пожизненному заключению или смерти.

— Она может согласиться сделать заявление в отношении своей виновности или невиновности по другим преступлениям, конечно, если вы согласитесь на условный срок, — сказал я. — Она и так пробыла в тюрьме дольше, чем следовало.

— Вы же не думаете, что она невиновна, не так ли? — спросил Фрэнки.

— На самом деле, именно так я и считаю. У нее нет судимостей, она не употребляет ни наркотиков, ни алкоголя, у нее нет никаких психологических проблем (это была чистая ложь) и она кажется очень мягким человеком. Я не думаю, что она совершила убийство. Кроме того, я хочу сказать еще кое-что. Из нее получится чудесный свидетель. Вы знаете, какая она красивая и выглядит очень искренней.

— Условный срок невозможен, — пробурчал Бейкер. — Я не могу превратить дело о смертной казни в преступление, заслуживающее условного приговора. Я буду выглядеть дураком.

— Дикон, ты сможешь это объяснить — сказал я. — Подумай об этом. Вы сообщаете суду, что важный свидетель умер, и что расследование выявило некоторые вещи, которые нельзя разглашать, но они убедили вас, что досудебное урегулирование наилучшим образом будет отвечать интересам правосудия. Вы заявите прессе, что работа окружного прокурора состоит в том, чтобы следить за торжеством справедливости, а не просто пытаться победить любой ценой. Тогда вы соберете улики против Эрлин Барлоу и сделаете все правильно. Вы можете выйти из этого как герои и, поверьте мне, вы не услышите ни слова критики от меня. Я скажу прессе, что окружной прокурор принял правильное решение и что в этой трагической ситуации он действовал добросовестно. Я публично спою дифирамбы всего за несколько недель до выборов.

Бейкер откинулся на спинку стула и вытащил сигару изо рта. Он посмотрел на Мартина, затем снова перевел взгляд на меня. На его губах появилась кривая улыбка.

— Хитро, однако, — сказал он.

— Я просто пытаюсь «смазать колеса», — улыбнулся я. — Мы оба выиграем. Моя подзащитная отправится домой, а вы будете выглядеть хорошими парнями. Мы возьмем три года условно за нападение при отягчающих обстоятельствах. Она будет у тебя под каблуком три года. Если она облажается, ей будет грозить наказание.

— Я должен подумать об этом, — сказал Бейкер.

— Что вы собираетесь делать с сыном Тестера? — спросил я.

— Ничего. Я слышал, что его уволили из офиса шерифа. Кстати, он даже не зарегистрировался как избиратель в этом округе. Я не хочу иметь с ним дело.

Я встал, чтобы уйти.

— Дикон, я не хочу показаться высокомерным, но если вы решите пойти в суд, то проиграете. Она не убивала его.

Бейкер ничего не сказал, он был в раздумьях.

— Мы подумаем, — ответил за него Мартин.

— Позвоните мне, когда примете решение — сказал я. — Я буду продолжать готовиться к процессу.

Мне позвонили через два часа.

— Она может заявить о нападении при отягчающих обстоятельствах и получить минимум три года, — заявил Фрэнки Мартин.

— Это должна быть сделка без признания, и вы должны согласиться с условным приговором, — произнес я.

— Прекрасно.

— Бейкер собирается заняться рекламой?

— Он уже звонит по телефону, — сказал Мартин. — После заявления он проведет пресс-конференцию и объяснит, почему мы согласились на это.

Я повесил трубку и направился поговорить с моей клиенткой.

14 июля

9:00

Когда судья Грин вошел и сел под портретом умершего судьи, я осмотрел зал суда. В отсеке для жюри присяжных снова было полно журналистов, которых пригласил Дикон Бейкер. Я чувствовал себя нервным и усталым — большую часть ночи воскресенья провел в тревоге из-за готовности Энджел принять эту сделку. Я говорил себе, что это заявление устраняет почти все риски, гарантирует ее освобождение из тюрьмы и спасает от бремени суда. Но я также знал, что, если бы меня обвинили в преступлении, которое я не совершал, ничто не смогло бы убедить меня принять трехлетнее наказание, будь оно условным или нет. Энджел не нуждалась в уговорах.

— Я так понимаю, у нас есть заявление по делу № 35666 «Штат Теннесси против Энджел Кристиан», — сказал судья Грин. — Приведите обвиняемую.

Энджел прошла через дверь справа от меня, и я улыбнулся ей, когда она направилась к трибуне. Она отвела взгляд. Я думал, что она простила мое жесткое обращение с ней в тот день, когда расспрашивал ее об Эрлин, но, возможно, я ошибался.

— Дайте мне посмотреть документы, — произнес судья Грин.

Я взял с собой бланки соглашения о признании вины, которые Энджел подписала, когда я объяснил ей суть сделки. Теперь я передал их судебному приставу, который отдал их судье. Грин никогда не позволял адвокатам приблизиться к своему месту для подачи документов или вещественных доказательств. Он требовал, чтобы все было передано ему через судебных приставов, словно сама идея иметь прямой контакт с низшими существами, такими как адвокаты, вызывала у него отвращение.

В течение нескольких минут судья Грин изучал бумаги и в какой-то момент нахмурился. Закончив, он посмотрел на Фрэнки Мартина и Дикона Бейкера, которые смотрели прямо перед собой.

— Мистер Бейкер, не могли бы вы объяснить мне?

— Объяснить что, ваша честь?

— Штат сводит обвинение в убийстве при отягчающих обстоятельствах к нападению при отягчающих обстоятельствах. Вы также соглашаетесь с условным сроком. Ваша жертва каким-то чудесным образом была воскрешена?

— Нет, ваша честь, он все еще мертв.

Репортеры засмеялись. Я подумал о Тестере-младшем, и на мгновение мне стало его жалко.

— Тогда почему вы позволяете этой женщине подавать прошение, как будто жертва жива? — спросил Грин.

— Ваша честь, я думаю, очевидно, что у нас возникли некоторые трудности с этим делом. Это компромиссная сделка. Важный свидетель скончался. Кроме того, в ходе расследования выявились некоторые вещи, которые я не имею права разглашать и обсуждать сейчас, но они убедили меня в том, что это соглашение отвечает интересам обеих сторон.

— Почему бы вам просто не приостановить дело? — спросил судья Грин. — Вы всегда можете открыть его, если появится новый свидетель или ваши проблемы найдут решение. Для убийства нет срока давности.

— Мы считаем, что это лучший способ решить проблему. Клиентка господина Дилларда готова заявить, что согласна с обвинением в нападении с отягчающими.

— Нет, я не… — тихий голос раздался справа от меня.

Судья Грин обратил свое внимание на меня.

— Мистер Диллард, ваша клиентка что-то сказала?

— Думаю, да. — Я посмотрел на Энджел. — Что ты сказала?

— Я не хочу этого делать. Я передумала.

Бейкер встал.

— Но мы же заключили сделку…

— Заткнитесь, — сказал судья Грин. — Что это значит, мистер Диллард?

— Я бы с радостью объяснил, если бы знал, — произнес я. — Когда я разговаривал с мисс Кристиан в пятницу днем, она казалась довольной. Очевидно, она изменила свое мнение.

— Вы теряете мое время, — прорычал судья. — Мне не нравится, когда люди тратят мое время.

— Это неожиданный сюрприз для меня, — сказал я. — Если вы дадите мне пять минут, чтобы поговорить с ней, возможно, мы сможем прояснить ситуацию.

— Не беспокойтесь, — ответил судья.

— Ваша честь, — вмешался Бейкер, — с мистером Диллардом мы достигли компромиссного соглашения, которое, на мой взгляд, является справедливым и удовлетворительным завершением этого очень трудного дела.

— Кажется, что клиент мистера Дилларда думает иначе.

— Но она подписала бумаги, — сказал Дикон. — Она…

— Мистер Бейкер, это не коммерческий контракт. Она может передумать, когда захочет. Ее просьба должна быть добровольной и сознательной. Я все равно мог бы отвергнуть ее, но девушка спасла меня от этого. Господа, похоже, мы уже идем в суд. Слушание отложено.

Грин был почти весел, когда сошел с трибуны. Он должен был знать, что Дикон не заключил бы такую паршивую сделку, если бы его дело было подкреплено достаточными доказательствами. Это означало, что он может проиграть как раз перед выборами, а если бы он проиграл дело, он, вероятно, проиграл бы и выборы. Так что судья Грин избавится от него.

Я вернулся в комнату присяжных и попросил судебного пристава оставить нас с Энджел наедине. Она села за стол, не глядя на меня.

— Что происходит? — спросил я. — Я думал, что ты была довольна сделкой.

— Я передумала.

— Поговорила с Эрлин? — Она не ответила. — Я принимаю это за ответ «да». Итак, Эрлин сказала тебе не принимать сделку?

— Она думает, что ты победишь.

— Я ценю ее уверенность, но ты рискуешь.

— Ты ведь победишь, правда? Я невиновна. Обещай мне, что выиграешь.

Я промолчал. Я мог бы пообещать, но уже прошел через многое в своей работе и знал, что никто и никогда не сможет предсказать, каким будет результат.

— Процесс начнется через две недели. Я буду готов. Я приду к тебе в тюрьму, и мы снова все обсудим. Ты уверена, что хочешь этого?

— Не совсем, — ответила она.

Я не мог не восхищаться ее мужеством, хотя мне казалось, что во многом это связано с безрассудством. Но более важным было то, что я снова услышал волшебные слова: «Я невиновна». И я снова поверил ей.

14 июля

11:45

Ландерс очень быстро понял, что имел в виду Фрэнк Мартин, когда сказал, что Дикону понадобится его помощь, если Диллард не примет «предложение, от которого не сможет отказаться». Менее чем через час после развала досудебного соглашения Дикон позвонил Ландерсу и попросил его спуститься в офис окружного прокурора. Когда Ландерс вошел в кабинет Бейкера и сел, ему сообщили, что решили перейти к Плану B, заключающийся в том, чтобы заставить сестру Дилларда помочь им с Энджел.

— Я подумал об этом еще месяц назад, — сказал Ландерс. — Я уже пытался наехать на нее. Она отказалась, но я планировал попробовать еще раз. Теперь, когда судья Гласс наказал ее по полной программе, ее отношение могло измениться.

— Великие умы мыслят одинаково, — произнес Бейкер.

Он подумал использовать сестру Дилларда сразу после того, как услышал о шестилетнем приговоре.

— Они уже отправили ее в тюрьму?

— Нет. Там так много народу, что у них не хватает места для нее. Она в списке ожидания. Директор тюрьмы сказал, что она, вероятно, пробудет здесь около месяца или около того.

— Не люблю использовать тюремных стукачей, но в этом случае, похоже, у нас нет особого выбора, — заметил Бейкер. — Все опросы, проведенные моими людьми, говорят, что соперники дышат мне в спину. Я не могу позволить себе проиграть этот суд.

— Что будем делать, если она не согласится?

— Согласится. Мы предложим освободить ее, как только закончится процесс.

— А как насчет судьи Грина? Он никогда не пойдет на это.

— Я обработаю его, попрошу судью Гласса подписать соглашение. Он сажает ее в тюрьму, к тому же он ненавидит Дилларда и презирает судью Грина. Ему бы понравилась идея, чтобы сестра Дилларда стояла на трибуне для свидетелей и поджарила бы одного из клиентов ее брата. Он, вероятно, придет в суд посмотреть.

Ландерс улыбнулся.

— Неплохая идея, — сказал он.

— Меня не выбрали бы на этот пост, если бы я был тупым.

У Ландерса было несколько саркастичных ответов на это утверждение, но он решил держать рот на замке и поднялся, чтобы уйти.

— Фил, подожди минутку, — произнес Бейкер. — Есть еще кое-что, что нам нужно обсудить.

Бейкер не говорил прямо, но в течение следующих нескольких минут предельно ясно дать понять Ландерсу, что ему все равно, скажет ли сестра Дилларда правду в суде или нет. Он заявил, что ему нужно «прямое свидетельство о том, что Энджел Кристиан призналась Саре Диллард, что она убила Джона Пола Тестера». То есть Ландерс был уполномочен предложить Саре освобождение из тюрьмы в обмен на «ее правдивые показания».

Чем больше Ландерс думал о том, что сестра Дилларда станет главным свидетелем против клиентки ее брата, тем больше ему нравилась эта идея. Ландерсу не терпелось увидеть выражение лица Дилларда, когда его сестра взошла бы на место свидетеля и помогла осудить Энджел Кристиан за убийство. Дилларду пришлось бы жестко разбираться со своей сестрой во время перекрестного допроса. Какое великолепное шоу ожидалось.

После того, как Бейкер намекнул, что не будет сильно заботиться об истине, Ландерс решил немного облегчить ситуацию. Прежде чем ему привели сестру Дилларда в комнату для допросов в тюрьме, он сел и сочинил показания: сформулировав их так, чтобы они выполняли большую часть работы. Если бы Сара Диллард согласилась подписать их, он дал бы ей второй экземпляр, чтобы она выучила их наизусть. И когда ее позвали бы для дачи показаний, ей пришлось бы просто повторить то, что она запомнила. Было бы здорово.

Он поднял голову и улыбнулся, когда надзиратель ввел Сару. Она кивнула в ответ. Это был хороший знак. Она выглядела довольно сексуально.

— Я так и подумала, что это можешь быть ты.

— Я слышал, тебя собираются отправить в тюрьму. Могу поспорить, что ты с нетерпением ждешь этого.

— С тем же нетерпением, с которым жду моей следующей маммографии.

— Я слышал, что́ твой брат сделал с тобой. Жалко и обидно. Я не понимаю, как можно отправить свою плоть и кровь в такое место, как женская тюрьма Нэшвилла. Разве ты не слышала, как там плохо?

— Кажется, ему все равно.

— И что ты чувствуешь?

— Я зла.

— Достаточно зла, чтобы помочь нам?

— Что я получу от этого?

— В обмен на твои показания твое наказание будет сокращено до времени, уже отбытого в заключении, плюс ты заставишь своего брата выглядеть в плохом свете.

Она откинулась на спинку стула и задумалась, но это не заняло у нее много времени. Она глубоко вздохнула и посмотрела Ландерсу в глаза.

— Что нужно делать?

Ландерс швырнул показания через стол, и она начала их читать.

16 июля

9:20

Зачитывание обвинения против Мейнарда Буша в убийствах Бонни Тейт и близнецов Бауэрс в Маунтин-Сити заняло всего пятнадцать минут, но это были самые напряженные минуты в моей жизни. Зал суда был переполнен друзьями и родственниками Даррена и Дэвида Бауэрсов. Судья Гласс был особенно воинственен, а Мейнард — весьма дерзок. Он не переставал улыбаться. Я хотел спрятаться под стол защиты и оставаться там до тех пор, пока все это не закончится.

Жители округа Джонсон не понимали, что я был назначен представлять интересы Мейнарда Буша бессердечным судьей, который сваливал на меня ужасные дела ради собственного развлечения. Они видели, что я в костюме и стою рядом с социопатом, убившем двоих из них, и говорю от его имени. Если бы они знали, что Мейнард использовал меня, чтобы помочь ему, они бы тут же задушили меня.

Я припарковался в квартале от здания суда, и сразу после предъявления обвинения схватил свой портфель, спустился по задней лестнице и пробежал через место, где застрелили Дэвида Бауэрса, добрался до своей машины и так быстро, как только смог, покинул Джонсон-Сити.

План судьи Гласса состоял в том, чтобы утром предъявить Мейнарду обвинение в Маунтин-Сити, а днем — в Элизабеттоне — за убийство его матери в округе Картер. Расстояние между двумя городами составляло сорок пять минут езды на машине. При нормальных обстоятельствах я бы наслаждался поездкой. Дорога проходила через Национальный лес Чероки и вдоль озера Уотога, которое играет роль огромного зеркала для окружающих гор. Виды открывались потрясающие. Раньше я время от времени останавливался, чтобы полюбоваться каким-то пейзажем, а теперь я их даже не замечал.

Я приехал домой и проверил почту. Прибыло заключение Верховного Суда по делу Рэндалла Финча. В заключении говорилось, что Рэндалл имеет право признать себя виновным при предъявлении обвинения, так как штат своевременно не потрудился подать уведомление о смерти, что очень плохо. Я не мог в это поверить. Я выиграл. На этот раз они отложили софистику в сторону и проявили немного здравого смысла. Я был доволен, пока не задумался над тем, что́ на самом деле сделал — помог убийце ребенка избежать заслуженного наказания.

Я перезвонил нескольким людям, искавшим меня, а затем отправился в Элизабеттон. Я пытался перекусить в кофейне на Мэйн-стрит, но пища не лезла в глотку. После того, как Мейнард убил близнецов Бауэрс, я потерял аппетит. Меня тошнило от еды. Кроме того, мне было трудно заставить себя заняться спортом, который занимал важное место в моей повседневной жизни. Физическая нагрузка вырабатывала эндорфины, и они, в свою очередь, заставляли меня чувствовать себя хорошо. Но сейчас, похоже, меня не волновало, чувствую ли я себя хорошо. Поскольку у меня были проблемы со сном, и когда я смотрел на себя в зеркало по утрам, то замечал под глазами круги, которые, казалось, становились темнее день ото дня.

Я оплатил свой счет и направился в окружной суд округа Картер, поистине уникальное сооружение. Я не знаю, кто был архитектором, но налогоплательщики должны были схватить и пристрелить его в тот же день, когда он решил, что было бы неплохо построить тюрьму прямо над зданием суда. Возможно, в то время эта идея казалась людям замечательной, но реальность вскоре отрезвила их. Заключенные быстро поняли, что могут затопить тюрьму, положив рулон туалетной бумаги в санузел. Они также полагали, что, как только грязная канализация будет забита, сточные воды попадут в залы суда и кабинеты секретарей внизу. Я мог представить себе, как какой-то осужденный, только что приговоренный к десятилетнему заключению, вернулся в свою камеру и спустил дерьмо на судью внизу. Это случалось достаточно часто, чтобы место пахло, как уборная.

Когда я подъехал к парковке, то увидел машину скорой помощи с мигалками возле задних ворот в тюрьму. Там находилось несколько патрулей с включенными сигналами. Внезапно я каким-то образом понял, что произошло, и вместо того, чтобы направиться в вонючий зал суда, пошел к машине скорой помощи.

В этот момент они вывезли кого-то на каталке. Несколько полицейских столпились у двери, ведущей в тюрьму. Невысокая, крепко сложенная женщина-фельдшер с ярко-оранжевыми короткими волосами толкала каталку. Было очевидно, что тот, кто лежал на ней, был мертв. Простыня была натянута на голову.

— Отойдите, сэр, — сказала фельдшер, когда я подошел.

— Это Мейнард Буш?

— Вам нужно отойти и заняться своими собственными…

Я протянул руку и стащил простыню с головы. Глаза Мейнарда были широко открыты и застыли, должно быть, в последний миг ужаса. Язык был черным и опухшим и висел изо рта под жутким углом. На его шее виделась черная полоса. Я видел достаточно таких следов, чтобы понять, что они значат. Мейнард повесился, или, что более вероятно, кто-то помог ему сделать это.

Фельдшер с оранжевыми волосами смотрела на меня. Я набросил на лицо Мейнарда простыню и посмотрел на нее.

— Он был прав. — Это было единственное, что я мог сказать. — Он был прав.

Я пошел в здание суда, чтобы сообщить судье Глассу, что ухожу. Он не удосужился поблагодарить меня за защиту Мейнарда или что-то сказать о его смерти. Просто кивнул головой и что-то промычал в ответ. Когда я вернулся на парковку, то увидел машину Кэролайн рядом с моей. Дверь открылась и она вышла. Ее глаза были красными и опухшими.

— Дорогой, мне очень жаль говорить тебе это, — сказала она. — Как только ты ушел, позвонили из дома престарелых. Твоя мать недавно умерла.

17 июля

10:20

Мы поехали в дом престарелых, чтобы освободить комнату мамы. Джек прибыл ночным рейсом и помог мне перенести мебель и погрузить ее. Затем мы с Кэролайн направились в похоронное бюро, а Джек и Лили повезли мебель в дом моей матери. Высокий, стройный мужчина в очках, который говорил тихим, слегка шепелявым голосом провел нас в помещение, где находились гробы.

В комнате было около двадцати гробов, изготовленных из красного дерева, тика, дуба и нержавеющей стали. Мужчина сначала повел нас к круглому столу в углу.

— Пожалуйста, присаживайтесь, — сказал он. — Могу я предложить вам что-нибудь выпить? Может быть, печенье?

Печенье? Я не хотел никакого печенья. Я бросил на него взгляд, который заставил бы большинство людей умолкнуть, но он только улыбнулся. Затем положил блокнот на стол и достал ручку.

— Я много читал о вас, мистер Диллард, — начал он, — но я не знал вашу мать. Расскажите мне о ней.

— Для чего?

Я знал, что ему наплевать на нее или на меня. Он просто хотел получить от меня как можно больше денег.

— Мы берем на себя ответственность связаться с газетой от вашего имени для некролога, — пояснил мужчина. — Мне просто нужна основная информация. Постарайтесь вспомнить все хорошее, что вы помните о ней.

— Она была жесткой женщиной. Мать одна воспитывала меня и мою сестру — наш отец погиб во Вьетнаме. Она работала бухгалтером в кровельной компании и стирала чужую одежду, чтобы получить дополнительный доллар. Она не принимала помощи ни от кого. Мало говорила и считала мир ужасным местом. Устроит?

— Куда она ходила в церковь?

— Она не верила в Бога и считала, что христианская религия — это всемирный обман, призванный контролировать людей и зарабатывать на них деньги, заставляя их чувствовать себя виноватыми. Как вы думаете, они это напечатают?

— Были ли у нее братья и сестры?

— Брат. Сопляк, который в семнадцать лет утонул в реке Ноличаки.

— Ее родители?

— Оба умерли.

— Вы извините нас? — сказала Кэролайн, схватила меня за руку и вывела за дверь в вестибюль.

— Почему бы тебе не позволить мне разобраться с этим? — тихо спросила она.

— Ненавижу этих придурков. Они наживаются на страданиях людей.

— Ты выглядишь усталым. Почему бы тебе не пойти и не вздремнуть в машине, пока я закончу здесь?

— Я не могу спать в постели, а ты думаешь, я смогу подремать в машине?

— Пожалуйста! Просто попытайся расслабиться. Ты почувствуешь себя лучше. Я закончу как можно скорее.

Я начинал думать, что схожу с ума. Я полушутя говорил себе, что слетаю с катушек в течение многих лет, но со всем, что произошло поздней весной и летом, начиная с освобождения Сары из тюрьмы и ее последующего возвращения туда, я чувствовал, что погружаюсь все глубже и глубже в психологическую пропасть. Бессонница. Отсутствие аппетита. Нежелание заниматься физическими нагрузками. Ничто больше не доставляло мне удовольствия, включая музыку. Я становился большим фаталистом и терял надежду. Я больше не испытывал энтузиазма и мне было плевать на все. Включая секс. Как будто я стал бесчувственным роботом, который просто существовал и не испытывал никаких эмоций.

Я вернулся к машине и некоторое время сидел на пассажирском сиденье. Я несколько раз закрывал глаза, но не мог заснуть. В итоге я написал записку Кэролайн, вышел из машины и пошел домой пешком. Расстояние до дома было около одиннадцати километров, мои ноги были тяжелыми, как свинец, но я думал, что прогулка поможет мне и даст некоторое время подумать обо всем. Сначала я пытался заставить себя думать о приятных вещах. Я представил, как Джек сильно бьет по мячу, как Лили танцует на сцене, радость Кэролайн, когда я принес четверть миллиона долларов в сумке…

Но через некоторое время в моем мозгу начали мелькать более угрожающие образы. Те же самые, которые я видел, когда пытался заснуть ночами. Как затыкают рот Джонни Уэйну Нилу и вытаскивают его из зала суда. Пузыри, поднимающиеся в свете фар моей машины, когда Тестер-младший столкнул меня в озеро. Выражение его лица, когда он сказал мне, что я забрал его отца. Фантазия о том, как я забиваю его до смерти. Синяк на лице Энджел на полицейской фотографии. Кровь Дэвида Бауэрса на моей рубашке. Ухмылка Мейнарда, и его язык, торчащий изо рта. Моя мать, одетая в подгузник и беспомощно лежащая на больничной койке со слюной, стекающей по подбородку. И, наконец, Сара. Всегда Сара, молодая и невинная. «Джо, убери его от меня. Он делает мне больно!»

Когда Кэролайн в машине нагнала меня в трех километрах от дома и открыла пассажирскую дверь, я достиг совершенно нового уровня отвращения к самому себе. Я ненавидел себя за то, что посадил Сару в тюрьму и потому, что мне не удалось достучаться до сердца матери. Я ненавидел себя, потому что помогал монстрам, таким как Мейнард Буш, Рэндалл Финч и Билли Докери и многим другим. Я был шлюхой, жалким подобием человека.

— Джо, я люблю тебя, — сказала Кэролайн, как только я сел в машину.

Кэролайн обладает сильной интуицией, особенно когда это касается меня. Я знал, что́ она пыталась сделать, но слова отскакивали от меня, как резиновый мяч от бетона. Я не чувствовал абсолютно ничего.

— Ты меня слышал? Я сказала, что люблю тебя.

— Я знаю.

— Ты хоть представляешь, как сильно твои дети любят тебя? Джек боготворит землю, по которой ты ходишь. Лили думает, что ты самый великий человек в мире.

— Пожалуйста, Кэролайн, не надо. Не сейчас. Я не в настроении для таких историй.

— О чем ты думаешь? Что с тобой?

— Тебе не нужно знать, о чем я думаю.

— Дорогой, твоя мама только что умерла. Ты скорбишь.

— Мы с матерью даже не были близки. Несмотря на все эти годы и время, проведенное вместе. Я вырос в ее доме. Она подняла меня, Кэролайн, и я не могу вспомнить ни одного значимого разговора между нами. Ты знаешь, о чем я думал недавно? За четыре года в школе я сыграл в более сорока футбольных матчах, более ста баскетбольных матчей и более ста бейсбольных, и она никогда не приходила посмотреть. Она никогда не видела, как я играю. Ни разу.

— За последние несколько месяцев ты через многое прошел, — сказала Кэролайн. — Мы все через многое прошли.

Остаток пути домой мы ехали в тишине. Джек отвлек меня от черных мыслей на пару часов — он отвел меня на свое старое школьное бейсбольное поле. Я не слышал, чтобы Кэролайн что-то говорила, но был уверен, что это ее идея. Несколько лет назад я купил машину для запуска мячей и наполнял ее, пока Джек бил по ним изо всех сил, посылая их через забор. Наблюдать за его ударами по бейсбольным мячам было настоящим удовольствием. Он был таким быстрым, сильным, подвижным. И намного лучше меня. Это было самое приятное, что случилось со мной за несколько месяцев. Я почувствовал себя немного лучше к тому времени, как мы вернулись домой.

Но затем наступила ночь и вместе с ней еще одна порция бессонного самобичевания.

На следующее утро, в одиннадцать, мы отправились на кладбище. Когда мы поднимались по склону к могиле, я чувствовал себя мертвецом. Было пасмурно и моросил дождь. Собралась небольшая толпа. Я чувствовал присутствие окружающих, но я действительно не мог их видеть. Как будто они стояли в густом тумане.

А потом я увидел Сару. Кэролайн позвонила в офис шерифа и договорилась, чтобы ее привезли на похороны. Она прибыла на заднем сиденье патрульной машины в оранжевой тюремной робе, в наручниках и кандалах. Помощник шерифа, который привел ее, не хотел пускать ее под тент к Кэролайн, мне, Джеку и Лили, поэтому ему пришлось стоять под дождем вместе с остальными.

Кэролайн связалась с лучшей подругой мамы, Кэти Лоув, чтобы та произнесла похоронную речь. Я сидел, не слушая, пока она не начала говорить о детях Элизабет. Я услышал о моей матери некоторые вещи, которые не знал. Мать рассказывала Кэти о Саре и обо мне. Одной из них было то, что, когда я закончил юридическую школу, мама так гордилась мной, что плакала. Я никогда не видел, чтобы мама плакала, и никогда не слышал, чтобы она хоть намекнула, что гордится мной.

Когда служба закончилась, помощник шерифа немедленно повел Сару вниз по склону. Я наблюдал, как она неловко забралась на заднее сиденье машины. Когда машина отъехала, я почувствовал, как слезы навернулись на глаза, и мне пришлось повернуться к гробу мамы. Я положил на него свои ладони и стоял там, не зная, что сказать или сделать, смущенный, боясь показать слабость перед своими детьми. Я стоял до тех пор, пока толпа не разошлась, а затем по непонятной для меня причине я почувствовал желание наклониться и поцеловать гроб. Я также поцеловал ее в доме престарелых, но только после того, как все зашло слишком далеко, чтобы она могла почувствовать это. И когда я прикоснулся губами к гробу, то понял, что никогда не целовал ее по-настоящему. Эта мысль едва не добила меня окончательно.

Я оперся на гроб руками с дрожащими плечами и попытался прийти в себя. «Она ушла, но ты все еще здесь», — сказал я себе. — Она ушла, но ты все еще здесь. Живой. Вокруг тебя есть люди, которые тебя любят. Перестань себя жалеть…».

Перестань себя жалеть. Слова, которые я часто слышал из уст матери. И когда я стоял, прислонившись к ее гробу, то понял, что должен попытаться. Люди, которые любили меня, также рассчитывали на мою силу и поддержку. Я не мог их подвести.

— Прощай, мама, — прошептал я. — Прости меня.

Я глубоко вздохнул, встал, вытер слезы с глаз и поднял подбородок. Затем обнял Кэролайн и Лили, кивнул Джеку.

Мы вместе спустились вниз по склону под моросящим дождем, сели в машину и вернулись к своей жизни.