Неземная

5 Сексуальная клоунесса

Мы с Кристианом ходим вместе лишь на один урок, так что привлечь его внимание не просто. Каждый день на истории Британии я сажусь на новое место, в надежде, что он займет соседнее. И трижды за две недели мне везет. Я улыбаюсь ему и здороваюсь. Кристиан улыбается и здоровается в ответ. На мгновение неоспоримая сила притягивает нас друг к другу, как магниты. Но затем он открывает тетрадь и заглядывает под стол, чтобы проверить телефон, давая понять, что на этом наша приятная беседа «о погоде» закончена. И кажется, будто на одном из магнитов поменялись полярности и теперь они отталкивают друг друга. Нет, Кристиан не грубит и не делает гадостей, просто не заинтересован в том, чтобы узнать меня поближе. Да и зачем ему это? Он же не знает о будущем, которое нас ждет.

Поэтому каждый день на уроке я тайком слежу за ним, стараясь запомнить все, что только можно, вдруг это пригодится мне в дальнейшем. Кристиан любит носить рубашки и при этом застегивает их на все пуговицы, но закатывает рукава до локтя. А еще джинсы «Севен» различных оттенков черного и синего. Он предпочитает тетради из переработанной бумаги и пишет зеленой шариковой ручкой. Стоит мистеру Эриксону обратиться к нему, как Кристиан сразу выдает ответ, а если не знает его, то шутит. Так что он умный, а к тому же скромный и смешной. А еще он любит леденцы. Время от времени он достает из кармана маленькую серебристую жестяную коробочку и засовывает в рот мятную конфету. На мой взгляд, это означает, что он любит целоваться.

К слову, Кей встречает его у кабинета каждый день. Наверное, она заметила, как новенькая пялилась на ее парня во время разговора в столовой, поэтому не хочет повторения этой ситуации. Так что в моем распоряжении есть лишь драгоценная перемена перед уроком, но пока ничего из того, что я сказала или сделала, не привлекло внимания Кристиана.

Но завтра День футболок. А значит, надо постараться и найти такую, которая поможет завязать разговор.

– Не придавай этому такого значения, – говорит Венди, рассматривая футболки, которые я разложила перед ней в своей спальне.

Она сидит на полу у окна, поджав под себя ноги. И уже одна эта картина в стиле «Лучшие друзья навсегда» помогает мне принять такое важное решение.

– На ней должно быть изображение группы? – спрашиваю я.

А затем демонстрирую футболку «Дикси Чикс»[17].

– Только не эту.

– Почему?

– Доверься мне.

Я поднимаю одну из моих любимых зеленых футболок с изображением Элвиса, которую купила в Грейсленде несколько лет назад. Молодого и мечтательного Элвиса, склонившегося над гитарой.

Венди фыркает.

Я поднимаю ярко-розовую футболку с надписью: «ВСЕ ЛЮБЯТ КАЛИФОРНИЙСКИХ ДЕВУШЕК». Она мой фаворит, потому что напомнит Кристиану о том, что у нас с ним общего. Вот только вряд ли подойдет к моим ярко-рыжим волосам.

Венди усмехается.

– Кажется, брат хотел надеть футболку с надписью: «Возвращайтесь в вашу Калифорнию».

– Не может быть! Чем ему не нравятся калифорнийцы?

Она пожимает плечами.

– Это долгая история. И если коротко, дедушка раньше владел ранчо «Ленивая собака», а теперь им владеет какой-то богатый калифорниец. Родители лишь управляют им. К тому же Такер не умеет сдерживать свою ярость. Плюс ты обидела «Блюбелл».

– «Блюбелл»?

– В этих краях нельзя безнаказанно обидеть чей-то пикап.

Я смеюсь.

– Ну, ему придется смириться с этим. Вчера он пытался сжечь меня на костре на истории Британии. Я просто спокойно сидела и, как прилежная ученица, писала в тетради, как вдруг Такер поднял руку, а затем обвинил меня в том, что я ведьма.

– Вот про это я и говорила, – признает Венди.

– Объявили общее голосование. Меня спасло от сожжения лишь то, что я монашка. Видимо, придется отплатить ему тем же.

Меня порадовало, что Кристиан проголосовал «против». Правда, его голос, как крепостного, не имел большого веса. Но это означает, что ему не хочется видеть меня мертвой, пусть и теоретически.

– Ты же понимаешь, что это лишь подзадорит его? – спрашивает Венди.

– Да, но твой брат мне по зубам. К тому же уверена, есть какой-то приз для тех школьников, кто продержится целую четверть. И я точно из их числа.

Теперь уже смеется Венди.

– Да, ну Такер тоже.

– Мне не верится, что ты делила с ним утробу.

– Иногда, мне и самой в это не верится, – улыбнувшись, говорит она. – Но Такер хороший парень. Просто слишком хорошо это скрывает.

Она смотрит в окно, ее щеки покраснели. Я обидела ее? Несмотря на все ее шутливые высказывания, какой у нее горе-брат, Венди беспокоится о нем? Думаю, мне понятны ее чувства. Я могу издеваться над Джеффри сколько угодно, но стоит кому-то сказать что-то обидное о нем, как они познают силу моего гнева.

– Так стоит остановиться на Элвисе? У меня заканчиваются варианты.

– Конечно. – Она прислоняется к стене и закидывает руки за голову, словно разговор утомил ее. – Всем на это наплевать.

– Да, но ты живешь здесь уже целую вечность, – напоминаю я. – Ты одна из них. А у меня такое чувство, что стоит мне сделать хоть один неверный шаг, как в мою сторону тут же двинется разъяренная толпа.

– Да ладно тебе. Ты тоже станешь одной из нас. Я же приняла тебя в свой круг.

Это так. Две прошедшие недели я обедала за столом Невидимок.

За это время я выделила для себя два основных лагеря в Старшей школе Джексон-Хоул. Богачи – красивые школьники, которые сорят деньгами, а их родители владеют ресторанами, художественными галереями и отелями. И намного менее заметные и менее выделяющиеся Бедняки – это дети, чьи родители работают на богатых жителей Джексон-Хоула. Чтобы увидеть, чем они отличаются, достаточно взглянуть на Кей с ее безупречными прической и французским маникюром и на Венди, которая хоть и хорошенькая, это бесспорно, но обычно заплетает свои выгоревшие на солнце волосы в простую косу, а ее коротко стриженные ногти давно не покрывались лаком.

Так где мое место?

Я быстро поняла, что такой большой дом с видом на горы, как у нас, подразумевает наличие больших денег, о которых мама никогда не говорила в Калифорнии. Похоже, мы в них не нуждаемся. Но нас с Джеффри воспитывали так, что мы даже не догадывались об этом. Мама жила во времена Великой депрессии, и может, именно поэтому настаивала, чтобы мы с братом каждую неделю откладывали часть карманных денег и съедали все, что лежало на тарелке. Она штопала нам носки и одежду, а зимой экономила на тепле, потому что мы всегда могли надеть еще один свитер.

– Да, ты приняла меня, но я все еще не понимаю почему, – говорю я. – Думаю, ты просто чудачка. Или пытаешься приобщить меня к своей тайной лошадиной религии.

– Черт, как ты догадалась? – театрально вздыхает она. – Ты сорвала все мои коварные планы.

– Я так и знала!

Мне нравится Венди. Она чудаковатая, добрая и просто хороший человек. И она спасла меня от ярлыка «уродина» или «одиночка», а также от тоски по друзьям в Калифорнии. Когда я звоню им, то кажется, что у нас больше нет тем для разговоров, ведь мне теперь неизвестно, что там происходит. Очевидно, они продолжают жить дальше.

Но на самом деле не так важно, из какого я лагеря. Моя настоящая проблема не в том, богатая я или бедная, а в том, что большинство учеников в Старшей школе Джексон-Хоул знают друг друга с детского сада. Они сформировали свои круги общения много лет назад. И несмотря на то что мне привычнее держаться в тени, Кристиан – один из Богачей, а значит, и мне нужно присоединиться к ним. Но мне мешают препятствия. Огромные и явные препятствия. Первое – ланч. Все популярные школьники обычно отправлялись в город. Что неудивительно. Если у вас есть деньги и машина, стали бы вы торчать в столовой и есть жареные куриные стейки? Думаю, нет. У меня есть деньги и машина, но в первую неделю учебы меня развернуло на сто восемьдесят градусов на обледенелой дороге по пути в школу. Джеффри сказал, что это понравилось ему больше, чем поездка на любом из аттракционов. Но с тех пор мы ездим на автобусе, а значит, я не могу отправиться в город на обед, если кто-нибудь не подвезет меня. Вот только очереди из желающих что-то не видно. И тут мы подходим ко второму препятствию: я слишком застенчива, по крайней мере с людьми, которые не обращают на меня особого внимания. В Калифорнии я этого не замечала. Да этого и не требовалось в моей старой школе. Мои друзья сами тянулись ко мне. А здесь все совершенно по-другому, но думаю, тут еще влияет и препятствие под номером три: Кей Паттерсон. Трудно завести друзей, когда самая популярная девочка в школе смотрит на тебя исподлобья.

На следующее утро Джеффри зашел на кухню в футболке с надписью: «Если бы идиоты могли летать, то это место выглядело бы как аэропорт». Уверена, все в школе посчитают это смешным и ни капли не обидятся, потому что мой брат им нравится. У него все так просто.

– Привет, не хочешь сегодня сесть за руль? – спрашивает он. – Я не хочу тащиться до автобусной остановки. Слишком холодно.

– Решил умереть сегодня?

– Конечно. Люблю рисковать. Это помогает держаться в тонусе.

Я кидаю в него бейгл[18], но он ловит его в воздухе. Я перевожу взгляд на закрытую дверь маминого кабинета. А на его лице появляется полная надежды улыбка.

– Ладно, – отвечаю я. – Пойду разогрею машину.

– Видишь, – говорит он, пока мы медленно едем в школу. – Ты прекрасно справляешься с ездой по снегу. Уверен, скоро ты станешь профессионалом.

Его любезность кажется мне подозрительной.

– Так, что случилось? – спрашиваю я. – Что ты натворил?

– Я попал в команду по спортивной борьбе.

– И как ты это провернул, если отбор проводили в ноябре?

Он пожимает плечами, будто в этом не было ничего особенного.

– Я бросил вызов самому лучшему борцу в команде. И выиграл. А это маленькая школа. Им нужны соперники.

– Мама знает?

– Я сказал ей, что попал в команду. Она, конечно, не обрадовалась. Но она же не может нам запретить ходить в секции, верно? Я устал от этого дерьма: «Нам нужно залечь на дно, а то вдруг кто-то узнает, что мы отличаемся от всех». Даже если я выиграю бой, вряд ли кто-то скажет: «Ой, что это за парень, он действительно хороший боец, должно быть, он – ангел».

– Это точно, – неуверенно соглашаюсь я.

Но мама не из тех, кто устанавливает правила без причины. Уверена, существует объяснение для ее осторожности.

– Но дело в том, что мне теперь придется ездить на некоторые тренировки, – говорит он, неловко ерзая на сиденье. – Ну, если честно, то на все.

На минуту в машине повисает тишина, которую нарушает лишь жужжание печки, которая дует нам в ноги.

– Когда? – наконец спрашиваю я.

И мысленно готовлюсь к плохим новостям.

– В половину шестого утра.

– Ха.

– Да ладно тебе.

– Пусть тебя возит мама.

– Она сказала, что если я так хочу ходить на тренировки команды по спортивной борьбе, то должен сам решить эту проблему. Взять ответственность на себя.

– Ну, удачи, – смеюсь я.

– Пожалуйста. Это всего на несколько недель. А затем моему приятелю Даррину исполнится шестнадцать, и он сможет забирать меня.

– Уверена, маме это понравится.

– Брось, Клара. Ты у меня в долгу, – тихо говорит он.

И это действительно так. Ведь из-за меня его жизнь перевернулась с ног на голову.

Хотя по нему не скажешь, что он страдает.

– Я тебе ничего не должна, – говорю я. – Но… так уж и быть. Только это на шесть недель, а потом ищи себе кого-то другого в качестве шофера.

Джеффри выглядит по-настоящему счастливым. Возможно, мы с ним вновь станем общаться, как раньше. Разве не это называется «искуплением»? Шесть недель ранних подъемов не такая уж большая цена за то, чтобы он перестал ненавидеть меня.

– Но есть одно условие, – говорю я.

– Какое?

Я загружаю диск Келли Кларксон.

– Мы будем слушать музыку.

Венди надела футболку с надписью: «ЛОШАДЬ СЪЕЛА МОЕ ДОМАШНЕЕ ЗАДАНИЕ».

– Ты восхитительна, – шепчу я, пока мы усаживаемся за наши места на уроке углубленного изучения английского языка.

Парень, который ей нравится, Джейсон Ловетт, смотрит в нашу сторону с другого конца класса.

– Не оглядывайся, но твой прекрасный принц пялится на тебя.

– Заткнись.

– Надеюсь, он умеет ездить верхом, раз уж вы решили отправиться навстречу закату.

Раздается звонок, и мистер Фиббс тут же заходит в класс.

– Десять дополнительных баллов тому, кто первым сможет сказать, из какой книги цитата на моей футболке, – объявляет он.

А затем выпрямляется и расправляет плечи, чтобы мы смогли прочитать слова, написанные у него на груди. Все тут же наклоняются вперед и, прищурившись, читают крошечную надпись: «ЕСЛИ НАУКА ЧЕМУ-ТО И УЧИТ, ТО ЛИШЬ ТОМУ, ЧТОБЫ ПРИНИМАТЬ СВОИ НЕУДАЧИ И ПОБЕДЫ С МОЛЧАЛИВЫМ ДОСТОИНСТВОМ И ИЗЯЩЕСТВОМ».

Это просто. Мы закончили читать эту книгу на прошлой неделе. Я оглядываюсь по сторонам, но никто не поднимает руку. Венди старательно отводит глаза, чтобы мистер Фиббс не спросил ее. А Джейсон Ловетт старательно пытается поймать взгляд возлюбленной. Анджела Зербино, которая обычно раньше всех дает правильный ответ, что-то строчит в блокноте. Вероятно, сочиняет какую-то запутанную и бесподобную поэму о несправедливости жизни. Кто-то сморкается. Какая-то девушка барабанит ногтями по столу. И все молчат.

– Ну, хоть кто-нибудь? – удрученно спрашивает учитель.

Вероятно, ему пришлось постараться, чтобы напечатать эту цитату на футболке, но никто из его учеников не понял, что он взял ее из книги, которую они только закончили читать.

К черту все. Я поднимаю руку.

– Мисс Гарднер, – оживляется мистер Фиббс.

– Это из «Франкенштейна», верно? Ирония в том, что доктор Франкенштейн говорит это как раз перед тем, как задушить монстра, которого создал. Думаю, в этом много достоинства.

– Да, это очень иронично, – усмехается учитель.

Он отмечает у себя мои десять дополнительных баллов. А я стараюсь выглядеть обрадованной этому.

Венди кладет мне записку на стол. Улучив момент, я осторожно разворачиваю ее.

«Заучка. Угадай, кого сегодня нет на уроке?» – написала она. И пририсовала смайлик. Я вновь осматриваю класс. А потом понимаю, что никто не пытается прожечь дыру у меня в затылке.

На уроке нет Кей.

Я расплываюсь в улыбке. Сегодня будет прекрасный день.

– Я принесла тебе буклет о ветеринарной стажировке, о которой рассказывала, – говорит Венди, как только звенит звонок на обеденную перемену.

Она следует за мной, когда я вырываюсь в коридор и спешно спускаюсь по лестнице, чтобы положить учебники в шкафчик. Но ей приходится бежать, чтобы не отстать.

– Ого, ты что, умираешь с голоду? – рассмеявшись, спрашивает она, пока я пытаюсь быстро ввести код. – Сегодня в меню фрикадельки. Они и запеченный картофель – лучшее, что подают здесь за весь год.

– Что?

Я отвлеклась, вглядываясь в лица проходящих мимо школьников в поисках знакомых зеленых глаз.

– Так вот, стажировка проходит в Монтане. Это потрясающе, правда.

Вот он. Кристиан стоит у своего шкафчика, и Кей нигде не видно. Он надевает кофту – черную флисовую! – и хватает ключи. Дрожь волнения тут же простреливает мой живот.

– Я сегодня уеду в город, – хватая куртку, выпаливаю я.

Рот Венди вытягивается в удивленную «о».

– Ты приехала на машине?

– Да. Джеффри уговорил меня возить его на тренировки ближайшие несколько недель.

– Круто, – говорит она. – Мы можем сходить в кафе «У Бабба». Такер раньше там работал, поэтому мне всегда делают скидку. Там хорошо кормят, поверь мне. Подожди, я схожу за пальто.

Но Кристиан уже уходит. И у меня нет времени ждать.

– Вообще-то, Венди, мне нужно на прием к врачу, – неуверенно выдавливаю я, надеясь, что она не станет меня расспрашивать об этом.

– Ох, – выдыхает она.

Думаю, она не поверила мне.

– Да, и я не хочу опаздывать.

Кристиан почти у двери. Я закрываю шкафчик и поворачиваюсь к Венди, стараясь не смотреть ей в глаза. Я ужасная лгунья. Но сейчас нет времени на самобичевание. К тому же это касается моего предназначения.

– Увидимся после уроков, хорошо? Мне надо идти.

А затем я поворачиваюсь и практически бегу к выходу.

Я следую по пятам за серебристым «Аваланшем», стараясь, чтобы между нами всегда оставалась пара машин и Кристиан ничего не заподозрил. Он едет в пиццерию, расположенную в нескольких кварталах от школы. Припарковавшись, он вылезает из машины с парнем, который, если я не ошибаюсь, ходит со мной на английский.

Я раздумываю, как поступить. Наверное, лучше притвориться, что я случайно наткнулась на них.

– О, привет, – изображая удивление в зеркале заднего вида, бормочу я. – Вы тоже сюда ходите? Не возражаете, если я к вам присоединюсь?

Он посмотрит на меня своими бездонными зелеными глазами и скажет «да» хрипловатым голосом, после чего подвинется, чтобы освободить мне место. А стоит мне усесться за стол, как я пойму, что сиденье все еще сохранило тепло его тела. И дело останется за малым – развязать себе язык и сказать что-то невероятно остроумное, чтобы он наконец увидел, какая я на самом деле.

Конечно, это не самый надежный план, но за такой короткий срок мне больше ничего не приходит в голову.

Пиццерия переполнена. Я обнаруживаю Кристиана в глубине зала в маленькой круглой кабинке с пятью другими людьми. Там точно нет места для меня, да и пройти случайно мимо не получится, а значит, все тут же разгадают мои намерения. Снова все сорвалось.

Я отыскиваю крошечный столик в углу, напротив игрового автомата. И сажусь так, чтобы оказаться спиной к Кристиану и его приятелям. Мне не хочется, чтобы они видели мое лицо, хотя я не сомневаюсь, что они с легкостью узнают мои безумные оранжевые волосы, если бросят на меня хотя бы беглый взгляд. Нужно срочно придумать новый план.

Пока я жду кого-нибудь, кто примет заказ, Кристиан и двое парней вскакивают из-за стола и несутся к игровому автомату, словно маленькие мальчики на перемене. И внезапно они оказываются у меня перед глазами, столпившись вокруг пинбольного автомата. Кристиан закидывает четвертаки. Я смотрю, как он наклоняется к аппарату, его четко очерченные брови сосредоточенно нахмурены, а руки быстро ударяют по кнопкам. Сегодня он надел темно-синюю футболку с длинными рукавами, на которой белыми буквами написано: «Какой у тебя знак?» А ниже нарисована белая полоса, на которой изображены черный ромб, синий квадрат и зеленый круг. Понятия не имею, что это означает.

– Ну ты чего, – стонут парни, как кучка сочувствующих пещерных людей, когда Кристиан, судя по всему, пропускает шарик мимо лапок не один или два, а целых три раза. Видимо, пинбол не его любимая игра.

– Чувак, что с тобой сегодня? – говорит парень, с которым мы ходим на английский. Вроде бы его зовут Шон, и он пугающе одержим сноубордом. – Ты проиграл, мужик. Где твои молниеносные рефлексы?

Кристиан не отвечает ему, а продолжает играть.

Но через минуту стонет и отворачивается от автомата.

– Просто куча мыслей в голове, – говорит он.

– Ага. Например, как приготовить куриный суп бедной малютке Кей, – дразнит другой парень.

Кристиан качает головой:

– Тебе это покажется смешным, но женщины любят суп. И даже больше, чем цветы. Поверь мне.

Я пытаюсь собраться с духом и подойти к ним. В Калифорнии все знали, что у меня прекрасно получается играть в пинбол. Я из тех цыпочек, которые невероятно круты в видеоиграх. Это намного лучше, чем подойти к его столу, как потерявшийся щенок. Вот он – мой шанс.

– Эй, – восклицает Шон, когда я встаю, чтобы подойти к ним. – Разве это не клоунесса?

Кто?

– О ком ты? – спрашивает Кристиан. – Что за клоунесса?

– Ну, знаешь, новенькая. Та, что приехала из Калифорнии.

Самое печальное, что мне потребовалась минута, чтобы осознать, что они говорили обо мне. Иногда иметь сверхъестественный слух невероятно отстойно.

– Она пялится на тебя, чувак, – говорит Шон.

Я тут же отвожу глаза, чувствуя, как это прозвище оседает у меня в животе, словно цемент. Клоунесса. Черт возьми. Я больше и носа (или волос) не суну в школу до конца жизни.

Но это оказывается не единственным ударом.

– Видел, какие у нее большие глаза? Как у совы, – говорит другой. – Эй, Прескотт, может, она влюблена в тебя? Она, конечно, сексуальная, но сразу же видно, что это сумасшедшая цыпочка, тебе так не кажется?

Шон смеется.

– Ну ты даешь. Сексуальная клоунесса. Отличное прозвище.

Я понимаю, что он не пытается высказать мне гадости в лицо, ведь он бы никогда не догадался, что мне прекрасно его слышно на другом конце пиццерии, несмотря на шум. Но его слова отдаются в ушах, словно их произнесли в микрофон. Вспышка обжигающего жара пронзает меня с ног до головы. Желудок сжимается. Мне срочно нужно выбраться отсюда, потому что стоит застрять тут хоть на секунду, как я начну плакать или меня стошнит. Но я скорее умру, чем сделаю что-то подобное на глазах у Кристиана Прескотта.

– Хватит, парни, – бормочет Кристиан. – Уверен, она просто приехала сюда пообедать.

Да, да. И уже ухожу. Прямо сейчас.

Тридцать минут спустя я сижу на уроке истории Британии. В этот раз я заняла место подальше от двери. И стараюсь не думать о прозвище «Клоунесса». Жаль, что у меня нет с собой толстовки, чтобы спрятать под капюшоном эти клоунские волосы.

Мистер Эриксон сидит на краю стола в черной футболке большого размера с надписью: «ЦЫПОЧКИ ЛЮБЯТ ИСТОРИКОВ».

– Сначала я хочу разделить вас на пары, в которых вы будете выполнять специальный проект, – открывая классный журнал, объявляет он. – Вам нужно вместе выбрать тему – все, что связано с историей Англии, Уэльса, Ирландии или Шотландии, – тщательно изучить ее в течение нескольких месяцев, а затем рассказать все, что удалось узнать, классу.

Кто-то пинает мой стул.

Я решаюсь оглянуться через плечо. Такер. Как он умудряется всегда усесться позади меня?

Я старательно игнорирую его.

А он снова пинает стул. Как же с ним трудно.

– У тебя какие-то проблемы? – шепчу я через плечо.

– Ты моя проблема.

– А можно поподробнее?

Он ухмыляется. И я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не развернуться и не ударить его по голове здоровенным учебником «Оксфордской иллюстрированной истории Британии». Но вместо этого я говорю привычную всем фразу:

– Отстань.

– Что-то случилось, сестра Клара? – спрашивает мистер Эриксон.

Я подумываю пожаловаться, что Такер не может держать ноги при себе. Но затем чувствую, как взгляды всех в классе устремляются на меня, а это последнее, чего бы мне хотелось. Особенно сегодня.

– Нет, просто радуюсь возможности поработать над проектом, – отвечаю я.

– Приятно, что кто-то радуется на истории, – говорит учитель. – Но постарайся сдерживать свои эмоции, пока я не назначу тебе напарника, хорошо?

«Только не ставь мне в пару Такера», – взмолилась я с таким рвением, которого не испытывала в жизни. Интересно, молитвы людей с ангельской кровью важнее, чем молитвы обычных людей? Может, если я закрою глаза и всем сердцем пожелаю попасть в пару с Кристианом, то так и случится? И тогда нам придется тусоваться вместе после уроков, чтобы поработать над проектом. А у меня появится время, когда Кей не сможет нам помешать. Время, чтобы доказать, что я не сумасшедшая цыпочка-клоунесса с совиными глазами. И наконец-то сделать что-то правильно.

«Пусть это будет Кристиан, – обращаюсь я к небесам. А затем, подумав, добавляю вежливо: – Пожалуйста».

Но Кристиану достается в партнеры король Брейди.

– Не забывай, что ты крепостной, – говорит Брейди.

– Не забуду, сир, – смиренно отвечает Кристиан.

– И последняя, но не менее интересная пара. Я подумал, что у сестры Клары и леди Анджелы получится отличный и динамичный дуэт, – говорит мистер Эриксон. – А теперь я дам вам несколько минут на общение в парах, чтобы вы могли определить удобное время для работы над проектом.

Я пытаюсь выдавить улыбку, чтобы скрыть свое разочарование.

Анджела, как и всегда, сидит в первом ряду. Я пододвигаю соседнюю парту поближе и усаживаюсь рядом.

– Элвис, – посмотрев на мою футболку, говорит она. – Мило.

– О. Спасибо. Мне твоя тоже нравится.

На ее рубашке напечатана знаменитая картина французского художника Вильяма Бугро с двумя голыми ангелочками. Мальчик повернулся к девочке и целует ее в щеку.

– Это же «Il Primo Bacio»? «Первый поцелуй»?

– Да. Мама каждое лето тащит меня в Италию к своей родне. Я купила эту футболку там за два евро.

– Круто.

Я не знаю, что еще сказать. И вместо этого принимаюсь рассматривать ее футболку. На картине у мальчика-ангела крошечные белые крылья. Вряд ли бы они смогли оторвать его пухлое тело от земли. Девочка смотрит вниз, словно думает о чем-то другом, а не о поцелуе. Она выше мальчика, стройнее и выглядит более взрослой. И у нее крылья темно-серые.

– Я подумала, что мы могли бы встретиться в понедельник в мамином театре-ресторане «Розовая подвязка». Сейчас нет репетиций, поэтому он будет полностью в нашем распоряжении, – говорит Анджела.

– Звучит потрясающе, – с энтузиазмом отвечаю я. – Значит, в понедельник после уроков?

– У меня репетиции в оркестре. Мы заканчиваем примерно в семь. Может, встретимся у «Подвязки» в полвосьмого?

– Отлично, – соглашаюсь я. – Буду ждать тебя там.

Она молча смотрит на меня. Интересно, она с друзьями, кем бы они ни были, тоже называют меня Клоунессой?

– Ты в порядке? – спрашивает она.

– Да, извини.

Мое лицо так раскраснелось и напряглось, словно кожа сгорела на солнце. Я с трудом выдавливаю скупую улыбку.

– Просто не самый удачный день.

Ночью мне снова снится пожар. Все, как и всегда: сосны и осины, жар, приближающееся пламя, Кристиан, стоящий спиной ко мне и смотрящий на него. Воздух наполнен дымом. Я подхожу к нему.

– Кристиан, – зову я.

Он поворачивается ко мне и встречается со мной взглядом. А затем открывает рот, чтобы что-то сказать, и я понимаю, что это станет еще одной подсказкой, чем-то, что поможет понять смысл моего предназначения.

– Мы знакомы? – спрашивает он.

– Мы учимся в одной школе, – напоминаю я.

Никакой реакции.

– Мы вместе ходим на историю Британии.

По-прежнему ничего.

– Ты отнес меня в медкабинет в мой первый день в школе. Я потеряла сознание в коридоре, помнишь?

– Ах да, вспомнил, – говорит он. – Как тебя зовут?

– Клара.

Сейчас не время напоминать ему о собственном существовании. Огонь все ближе.

– Я должна вытащить тебя отсюда, – говорю я и хватаю его за руку.

Я не знаю, что мне делать. Но понимаю, что мы должны убраться отсюда.

– Что?

– Я здесь, чтобы спасти тебя.

– Спасти меня? – недоверчиво говорит он.

– Да.

Он улыбается, а затем подносит кулак ко рту, пытаясь сдержать смех.

– Прости, – выдавливает он. – Но как ты можешь спасти меня?

– Это был просто сон, – говорит мама.

Она наливает мне чашку малинового чая и садится за кухонный стол. У нее, как и всегда, невозмутимый вид, но сейчас она выглядит слегка усталой и помятой, что неудивительно, ведь на часах четыре утра, а я настолько разнервничалась, что подняла ее с кровати.

– Сахара? – предлагает она.

Я качаю головой.

– С чего ты решила, что это просто сон? – спрашиваю я.

– Потому что твои видения появляются, пока ты бодрствуешь. Некоторым из таких, как мы, снятся вещие сны, но не тебе. К тому же мне почему-то с трудом верится, что Кристиан не помнит твоего имени.

Я пожимаю плечами. А потом, как и всегда, рассказываю ей все. О том, как меня тянет к Кристиану, о тех редких разговорах перед уроком, о том, что в такие моменты все мысли и слова вылетают у меня из головы. Я рассказываю ей о Кей, о том, как решила напроситься на ланч с Кристианом, а все обернулось против меня. И конечно же, рассказываю про Клоунессу.

– Клоунесса? – говорит она со спокойной улыбкой, когда я наконец заканчиваю свой рассказ.

– Да. Хотя один из парней назвал меня Сексуальной Клоунессой. – Я вздыхаю и делаю глоток чая, который тут же обжигает мне язык. – Меня считают какой-то чудачкой.

Мама слегка пихает меня в бок.

– Клара! Они назвали тебя сексуальной.

– Но совсем не в том смысле, – возражаю я.

– Хватит жалеть себя. Лучше подумай, как они еще могли тебя назвать.

– Еще?

– Они могут придумать тебе другие прозвища. И если ты когда-нибудь услышишь их, то воспримешь совершенно по-другому.

– Это какие?

– Тыквоголовая.

– Тыквоголовая, – медленно повторяю я.

– В моем детстве это считалось ужасным оскорблением.

– Это когда? В начале прошлого века?

Она наливает себе еще чаю.

– Меня часто называли Тыквоголовой. А еще Маленькой сироткой Энни[19]. И даже Слизняком. Это прозвище я ненавидела больше всего.

Мне трудно представить ее ребенком, а еще труднее, что ее дразнили другие дети. И я чувствую себя немного (самую капельку) лучше оттого, что меня зовут всего лишь Клоунессой.

– Хорошо, что еще можно придумать?

– Ну, например, Морковка. Это очень распространенный вариант.

– Кое-кто уже называл меня так, – признаюсь я.

– Ох… Ну тогда Пеппи Длинный Чулок.

– О боже, – смеюсь я. – Давай еще. Спичка!

И мы продолжаем обмениваться прозвищами, пока не начинаем истерически хохотать, а в дверях кухни не появляется недовольный Джеффри.

– Прости, – продолжая хихикать, говорит мама. – Мы тебя разбудили?

– Нет. У меня тренировка.

Он проходит мимо нас к холодильнику и достает коробку апельсинового сока. Налив полный стакан, Джеффри осушает его в три глотка и ставит на стойку, пока мы пытаемся успокоиться.

Но как же сложно остановиться. Я поворачиваюсь к маме.

– Вы, случайно, не родственник Уизли?[20] – спрашиваю я.

– Неплохо придумано, Имбирная печенька.

– Да кто так говорит? Может, у тебя рыжанка?

И мы снова заливаемся хохотом, как пара гиен.

– Вам двоим нужно поменьше пить кофеина. Клара, ты помнишь, что через двадцать минут тебе нужно отвезти меня на тренировку? – спрашивает Джеффри.