Незнакомка под вуалью

Глава 7

Всю следующую неделю Абигайль пыталась не думать о том, как интимно соприкоснулись их руки после прогулки в парке. Она старалась не вспоминать удивительный трепет, прокатившийся по руке в грудь. Она изо всех сил удерживалась от того, чтобы не анализировать, почему глаза лорда Стила вспыхнули весельем. Она пыталась не останавливаться на том, как суровое, будто каменное лицо лорда Стила смягчается, когда он смеется. Но главное – она делала все, что в ее силах, чтобы не думать о том, с какой наглостью она заявила, что не будет с ним спать.

Как будто у нее был на это хоть какой-то шанс! Но, сидя в парке и глядя, как мальчики пытаются запустить змея с зеленого бугорка, она не могла не думать об этом.

Лорд Стил был так мил, что больше не упоминал о ее злосчастной ошибке. Он вообще мало что говорил. Абигайль уверяла себя, что ничуть этим не расстроена. В эти семь дней лорд Стил большую часть времени проводил у себя в кабинете. Казалось, кроме работы, его ничего не интересовало. Он совсем не был похож на джентльменов, которых Абигайль знала раньше. Опять же, поэтому он и забрался так высоко. Но разве он не должен наслаждаться плодами своих трудов теперь, когда многого достиг?

Абигайль вздохнула и упрекнула себя: ей бы радоваться, что хозяин предоставляет ей возможность спокойно заниматься детьми. И все же ему надо бы проводить какое-то время с мальчиками, чтобы они могли его узнать и полюбить, ведь ему предстоит стать их ближайшим родственником.

В душе поднялась знакомая тоска.

– Где ты, Регги? – прошептала она, мысленно обращаясь к непутевому брату.

Связался с бандитами? Погряз в долгах? Его письмо было очень туманным и крайне тревожным. Он умолял сестру приехать в Лондон и привезти денег, сколько сможет, все, что у нее есть.

– Если просишь меня приехать в Лондон, мог бы по крайней мере сообщить, где тебя искать, – пробормотала Абигайль, и от злости слезы высохли. Временами брат бывает таким невнимательным. Он ей велел спросить о нем на Чаринг-Кросс, причем скрытно!

Что она ему, сыщик с Боу-стрит, что ли?

Но в такой чудесный день нельзя было предаваться грустным мыслям, Абигайль их прогнала и заставила себя любоваться красотой парка и не поддаваться страхам.

Была еще весна, но солнце припекало так, что казалось, жар лился сверху и поднимался снизу, от влажной земли. Многие гувернантки, сидевшие на лавках, энергично обмахивались платочками. Абигайль покончила с попытками разогнать насыщенный паром воздух и просто сидела как можно неподвижнее. Пот заливал лицо, под мышками было неподобающе влажно; хорошо еще, дерево над ней уже покрылось листочками и его тень немного спасала от жары.

Мальчики, казалось, не возражали против палящего солнца, бегали и скакали. Они были так поглощены новым воздушным змеем, что вряд ли заметили бы, если б даже стало жарче, чем в аду. Феликс был впереди, он держал деревянную катушку, а Сет бежал за ним и ныл, что его очередь.

Желтый змей был подарком лорда Стила. Сегодня утром уехал Бенбрук, и Абигайль предположила, что Стил хотел отвлечь ребят. Мысль хорошая, хотя никто не мог рассчитывать на такую безветренную погоду.

– Убирайся! – закричал Феликс и дернул змея из рук Сета.

Сет уцепился крепче.

– Я хочу вести!

Абигайль подняла голову, выпрямилась.

Феликс замахнулся для удара.

– Нет! – Абигайль вскочила и бросилась к ним. Феликс посмотрел на нее с искаженным от злости лицом.

– Он дурак! – воскликнул Феликс, но руку опустил.

– Сам дурак! – заливаясь слезами, крикнул Сет.

Абигайль пристально посмотрела на Феликса, но такой упрек на него не подействовал. Погрозив пальцем, она сказала:

– Никогда не поднимай руку на брата, слышишь?

– Я бы его не ударил, – надулся Феликс и скрестил руки.

– Он тебя когда-нибудь бил?

– Да! – закричал Сет. – Он меня щипал!

– Когда?

Сет раздувался от справедливого негодования.

– На день рождения, за руку. По щипку за каждый год!

– Это не считается! – заявил Феликс и воздел руки. – Это традиция!

– И ты ее старательно поддерживаешь, – успокоилась Абигайль. Похоже, Феликс может злиться на брата, но до насилия не доходит. Она обратилась к Сету: – А ты щиплешь его в день рождения?

– Ну… да…

– А поскольку он старше, ты щиплешь его в три раза больше, чем он тебя.

Сет заморгал.

– Я… я про это не думал.

– Теперь насчет змея. Пожалуйста, не заставляйте меня сообщать лорду Стилу, что придется вернуть его подарок.

Мальчишки испугались.

– Что?

– А мне придется это сделать, если вы не научитесь играть вместе. Хотите запускать змея?

– Да! – хором крикнули братья.

– Тогда вы должны найти способ играть вместе. – Мисс Уэст по очереди посмотрела обоим в глаза. – Согласны?

Феликс, вздохнув, кивнул:

– Согласен.

– Я тоже. – Сет вытер глаза. Абигайль их подтолкнула:

– Ну, бегите.

Мальчиков как ветром сдуло.

– Давай покажу, как лучше держать. – Феликс наклонился к брату.

– Спасибо, – растерянно ответил Сет.

Игра продолжалась в духе товарищества. Довольная, Абигайль вернулась на свое место и вздохнула, но осадок остался.

Ссора между мальчиками ее обеспокоила: сколько еще конфликтов ей предстоит разрешить? Хватит с нее взрывных темпераментов. Ее собственный брат был худшим из неслухов.

В детстве ссоры случались то и дело. Регги был вспыльчивый, и сколько бы Абигайль ни уговаривала его легче ко всему относиться, он постоянно ввязывался в перепалки. Если мальчик шутя толкнет его, он в ответ ударит с размаху. Если девочка дразнит его, он пролает в ответ страшную гадость. Упаси Бог кому-то сказать резкое слово Абигайль – Регги заставит его заплатить за это, обычно весьма изобретательным способом, бьющим сильнее, чем неуважение, проявленное к Абигайль.

Регги говорил, что только он имеет право ругаться с Абигайль. И когда он был не в духе, то сестре доставалось. Его острый язык мог оскорбить, но Абигайль никогда не принимала его слова близко к сердцу, в том числе когда Регги говорил, что, если бы Абигайль была мальчиком, они бы вместе зарабатывали приличные деньги, а не слонялись бездомными до тех пор, пока их не взяли в Андерсен-Холл, сиротский приют.

Абигайль игнорировала и другое замечание: что если бы она была ловчее, они не потеряли бы отчий дом после смерти родителей. Или ее любимое: если бы она была добрее к соседу мистеру Уормеру, у них был бы дом и им не пришлось бы уходить от кладбища Сент-Эдмонд. В таких случаях Абигайль умела прикусить язык и не говорила, что ничего нельзя поделать с тем, что она родилась девочкой, что ей тринадцать лет, а потому не может быть речи о том, чтобы выйти замуж за мистера Уормера. Не говоря уж о том, что ей было бы противно иметь такого распутного мужа.

После каждой такой тирады Регги каялся и вновь становился добродушным. И Абигайль не могла держать на него зла. Регги был такой ранимый, он бы сильно страдал, зная, что сестра на него сердится. С ней Регги всегда мирился, с другими был далеко не так покладист. Когда Абигайль потеряла место у Бернуиков, она хотела скрыть это от брата. Какая женщина, будучи в здравом уме захочет сообщить младшему брату, что одним махом потеряла сердце, рассудок и добродетель?

Но скрытность усугубила ее погибель.

Поскольку ее выгнали из дома с такой скоростью, что под ней пошатнулась земля, Абигайль пришлось положиться на дружбу с трактирщиком Уореном и Джен, его женой. Они дали ей крышу над головой. Три недели Абигайль почти не покидала комнату на верху крутой лестницы. Она почти ничего не ела, только плакала, пока не засыпала в изнеможении, потом просыпалась и опять плакала. Сердце болело так, что иногда ей казалось, что она умрет, – но такого исхода она не хотела.

Милая Джен подумала, что ей нужна поддержка семьи, и написала Регги. Он приехал, нашел Абигайль в крохотной комнатушке и поднял бунт. Регги потребовал, чтобы она все ему рассказала, вытянул из Абигайль все постыдные подробности, безжалостно расспросил о Финеасе, о роли лорда Бернуика, о вмешательстве его мерзкого племянника Сайласа.

Абигайль пыталась несколько приукрасить картину, но Регги не поддался. Он рвал и метал, кричал, что изобьет Финеаса, насадит на вертел Бернуика, а Сайласа бросит под копыта лошадей.

Абигайль пыталась его успокоить, но втайне желала отмщения, хотя и не такого свирепого. Пусть они в конце концов поправятся… но только после того, как долго помучаются.

В ту дождливую ночь Регги вихрем вырвался из трактира с намерением отомстить за сестру. Он набрал камней и разбил хваленые, столетней давности цветные окна в обожаемой библиотеке Бернуика. Убегая, он заскочил на конюшню и выпустил из стойла всех лошадей. Когда все в особняке пришли в замешательство, он проник в личный кабинет Бернуика и украл их фамильный крест.

Крест был серебряный с перламутром, на нем был выгравирован золотом девиз Бернуиков. Крест сам по себе стоил несколько фунтов, но особо ценным был потому, что являлся самой восхваляемой вещью лорда Бернуика.

Регги всегда знал, куда ударить, чтобы было больнее.

Когда Абигайль поняла, что натворил брат, она умоляла его вернуть крест и бежать, опасаясь того, что может сделать с ним лорд Бернуик. Она знала, что если бы не ее дурацкая ошибка с Финеасом, Регги не разъярился бы и не оказался в такой дыре. Нужно было вытаскивать его из беды.

Но Регги не собирался идти на уступки. Вместо этого он нарисовал картинку, как крест горит в огне, подписал ее и послал Бернуику.

Именно этот акт мести сделал Регги беженцем. Бернуик получил ордер на его арест и послал констебля. Регги бежал среди ночи, оставив Абигайль изнывать от тревоги.

Мало того, лорд Бернуик назначил награду за голову Регги, нанял сыщиков с Боу-стрит и даже попытался посадить Абигайль в тюрьму как соучастницу. Ее спасло вмешательство верных Джен и Уорена: они поклялись, что Абигайль всю ночь была с ними и понятия не имела о деятельности брата. Помогло и то, что они сказали судье, что тот никогда больше не получит обед в их гостинице, если не будет судить правильно. За все это время до Абигайль не долетало ни слова от Финеаса. Она хотела бы знать, что ему известно, но, как и многие вопросы в ее жизни, этот тоже оказался без ответа. Предательство Финеаса неотступно преследовало Абигайль. Как она могла полюбить такого недостойного человека? Как можно быть такой дурой? Как можно было верить, что он никогда ее не обманет, не ранит? Она совсем не разбирается в людях!

Девичьи мечты о любви, о свадьбе, о семье рассыпались в прах, отправились туда, где живут единороги, драконы и волшебницы – крестные матери, в которых она давно не верила. Ее сердце стало более твердым, а ночи – более одинокими.

В воображении возник образ спасителя в маске.

Может, они близки по духу? Одинокие, ищущие… чего? Что может погнать мужчину бродить в одиночестве в маске по ночному Лондону?

– Где вы? – прошептала Абигайль, гадая, есть ли у него дом, жена…

Нет, что-то в этом мужчине вопило об одиночестве. К тому же он будет гораздо более привлекателен как герой, если будет измучен и одинок, и… Абигайдь выпрямилась. Возможно, у него обезображено лицо, и поэтому он его скрывает? Ожог? Шрамы после ужасной трагедии? Чудовищное родимое пятно?

У нее даже сердце заболело от сочувствия. Бедняга! Неудивительно, что он не хочет показывать свое лицо. Наверное, за этим стоит завораживающая история мучений и спасения. Как романтично!

Только она никогда эту историю не узнает. Ее незнакомый спаситель не собирался делить с кем-то свою жизнь. Скорее всего Абигайль его никогда больше не увидит, а значит, и нет никакого вреда от того, чтобы помечтать о нем, подумать, немного развлечься на прогулке.

Откинувшись на спинку скамейки, Абигайль отпустила на волю фантазию, из спасителя в маске создала героя, который добивается ее любви тем, что с риском для жизни защищает других людей. Сотканному из таких черт, как мужество и отвага, ему ничего не остается, кроме как обрести еще одно, важнейшее качество – полюбить ее беззаветно и навеки.

Она вздохнула, продолжая наблюдать за мальчиками.

– Если такой мужчина существует, клянусь, съем собственные чулки без соли и перца. – Абигайль хихикнула, хорошо зная, что это ей не грозит.

Потому что такие мужчины существуют только в мире фантазий. А не во плоти. А если вдруг такой найдется, он не интересуется женщинами вроде Абигайль.

Мысли опять вернулись к спасителю. Суждено ли им еще встретиться? Если да, то как? Хотя она понимала, что незнакомец – ее фантазия, он согревал ей сердце.

«Интересно, если бы я могла к нему приблизиться, что бы я обнаружила?» – подумала Абигайль.

Внезапно ей очень захотелось это выяснить.