Нф-100: Среди чудес и чудовищ

- Их подняли гравитационным краном,- объяснял математик.- Неповрежденные машины мы не брали, чтобы не наносить экипажам психологическую травму. Признаюсь, я всегда считал такую деликатность чрезмерной и ошибочной.

- Ошибки никогда не поздно исправить,- рассеянно сказал Астанин, рассматривая сенсационные экспонаты - первые образцы инопланетной техники, попавшие в руки людей.

Ни одна машина не имела башен - для прицеливания им приходилось, видимо, разворачивать весь корпус. И у танков, и у самоходки на лобовой броне размещалось странное пластинчатое устройство вроде жалюзей, чуть выше проходила опоясывающая всю машину цепочка приборов наблюдения.

Бронезащита поражала многослойностью и толщиной, превышавшей у тяжелого танка полтора метра. По бокам всех трех машин, прикрывая шарошки наподобие фальшбортов, свисали неаккуратно обрезанные гибкие листы металлизированного пластика.

Приглядевшись, Астанин обнаружил у обоих танков множество конструктивных отличий. В то же время ходовые части танков и самоходного орудия были практически идентичными, различаясь только размерами. Райт пояснил, что машины захвачены в разных регионах Хэлла и, скорее всего, принадлежат различным военно-политическим группировкам.

- Возможно? - удивился Ярослав, но тут же вспомнил, что четко идентифицировать комбатантов пока не удалось.

Чарли уточнил, что ни на одной боевой машине нет маркировки или других привычных землянам знаков национальной принадлежности.

В этот момент в ангар вошел Серов, и лекцию пришлось начать с самого начала. Комиссара заинтересовали приборы наблюдения, которые, как рассказал Райт, выполняли одновременно несколько функций. Их многолинзовые объективы прекрасно работали в диапазонах видимого и инфракрасного света, причем одновременно служили лазерными дальномерами.

Возвратившись на "Радикал", Павел Андреевич первым делом осведомился, организовал ли второй пилот картографирование Хэлла. Астанин ответил за Бахрама:

- Я распорядился не запускать наши спутники. Кейн обещал передать нам полный комплект снимков.

- Файлы получены и введены в компьютер,- поспешил уточнить Омаров.- Полный порядок, отцы-командиры.

Вечером они следили за волнующими перипетиями воздушной охоты: Скейтон на "Фалконе" несколько часов подряд гонялся за хэллскими самолетами. Аборигены, однако, оказались превосходными пилотами, быстро раскусили тактику землян и старались прижиматься к поверхности, куда Льюис не решался снижаться, чтобы не нарваться ненароком на залпы зениток. Впрочем, местные летчики недооценили Скейтона, который не приучен был отступать. В конце концов, ему удалось, виртуозно отрезав одному конвертоплану дорогу вниз, загнать его выше десяти километров, где уже ожидала развернутая капкан-камера.

Экипаж хэллской машины форсировал реактивные двигатели в безнадежных усилиях стряхнуть с хвоста настойчивого аса, и Скейтон, желая ускорить развязку, обрубил бортовым лазером крылышки конвертоплана. Поврежденная машина зарыскала, кувыркнулась и полыхнула. Килотонн этак на пять-восемь, как подсчитали потом эксперты штаба эскадры.

Ослепленный атомной вспышкой пилот "Фалкона" потерял на какие-то мгновения контроль над истребителем, который чуть не вошел в смертельное пике. Разумеется, автопилот выровнял машину, и Броуз приказал Скейтону возвращаться на "Монитор". Ситуация явно требовала дополнительного анализа.

Странный финал охоты оживленно обсуждался на звездолетах. Все пять членов команды "Радикала" имели по этому поводу собственные, причем несовпадающие точки зрения. Лишь после получасовых дебатов стали приближаться к некоему подобию консенсуса: никто не возражая, что лучемет "Фалкона" задел то ли ядерный боекомплект, то ли реактор двигателя взорвавшегося конвертоплана.

Не участвовал в этой бурной дискуссии только Серов, который полностью погрузился в свои размышления и не обращал внимания на споривших. Когда же те, наконец, выдохлись, он распорядился:

- Всем, кроме вахтенного, отдыхать. Утром приготовите "Медведя" и катер. Старт назначаю на полдень, но возможны варианты.

Время в космосе - понятие весьма расплывчатое и зависящее от слишком многих факторов, даже при отсутствии релятивистских эффектов. В частности, "Радикал" жил по московские часам, американские корабли (их число успело возрасти до пяти) - по вашингтонским, а Хэлл - по своим собственным. Поэтому облаченным в скафандры Серову с Астаниным пришлось довольно долго дожидаться восхода Гаммы над точкой, где несколькими месяцами раньше совершил роковую посадку земной корабль.

Последние полчаса они маялись, прохаживаясь по ангару вокруг десантного катера, состыкованного с "Медведем". Танками этого типа с прошлого года заменяли турбоатомных "крокодилов" и "бронтозавров".

Новая машина казалась несокрушимой. Мезонировая броня поглощала любую мыслимую дозу радиации. Три пары пневматических шин предназначались только для коротких пробежек по космодромным дорожкам, а в рабочей обстановке окруженный полем антитяготения танк летел, не касаясь грунта. Тот же эллипсоид поляризованных гравитино, питаемый энергией компактных кварк-реакторов, служил защитой - он отражал гиперзвуковые полуторатонные болванки и ударную волну с избыточным давлением до пятидесяти атмосфер. Однако, даже такая супернадежная машина могла оказаться уязвимой в этом отвратительном мире тотальной ядерной войны...

Астанин методично перепроверял узлы и агрегаты своего скафандра.

- Павел Андреевич,- спросил он,- пистолеты берем?

Комиссар безразлично повел плечами, но этот жест, скрытый скафандром, остался незамеченным, и Серов мрачно произнес:

- Если очень желаешь. Во всяком случае, нужен он тебе не будет. Разве что - застрелиться...

- Что-то настроение у вас неважное,- заметил Ярослав.- Нездоровится?

- Хуже,- сказал Серов.- Я не понимаю эту планету.

Переспрашивать Астанин из вежливости не стал, хотя и не понял, что же имел в виду комиссар.

Пистолет, который он сейчас задумчиво держал в руке, напомнил ему эпизод, связанный как с Серовым, так и с проблемой легкого оружия. Дело было года три-четыре назад, когда он сдавал Павлу Андреевичу зачет по военно-космической подготовке. Преодолевая "полосу неожиданностей", Ярослав подсознательно подражал героям старых кинобоевиков и держал лучемет, обхватив затвор рукавицей. Серов упрекнул его: "Ты же космонавт, а не ковбой. Мы должны побеждать благодаря правильному тактическому мышлению, а не с помощью экзотических приемов стрельбы, которые хороши только на экране".

Как бы там ни было, а лишняя пушка не помешает, подумал командир "Радикала", подвешивая кобуру к соответствующему карабину на поясе.

Наконец, на интересующем их меридиане Хэлла наступил рассвет, и десантный катер нырнул в сероватую глубину здешней атмосферы. Когда ракета, погасив орбитальную скорость, зависла над местом гибели "Атласа", Астанин отцепил "Медведя". Танк плавно снижался, притормаживая антигравитаторами.

Обстановка в районе высадки, по сведениям звездолетных наблюдателей, оставалась спокойней. Хэллских войсковых частей поблизости пока не было.

Первым пунктом в плане их работ значилась операция по выводу в космос обломков "Атласа". После долгой возни с манипуляторами удалось закрепить на изуродованном корпусе отражатели Маццолли-Угланова-Пеннингтона. Через пару часов над этим местом будет проходить земная эскадра, и направленный пучок гравитонов (на жаргоне космонавтов - гравилифт), сконцентрировавшись в отражателе, поднимет на орбиту то, что осталось от USSS-4.

Выехав из котлована, в котором лежал покореженный корабль, они вызвали борт "Радикала". Бахрам доложил, что ближайший к ним отряд самоходок - штук десять или около того - движется в сторону "Медведя" с северо-запада. Серов приказал Ярославу идти навстречу.

Они собирались занять выжидательную позицию на гребне холма, торчащего посреди равнины в четырех километрах по курсу, однако на полпути неожиданно наткнулись на стайку мелких животных. Охота удалась на славу: очень скоро в каждом манипуляторе танка было зажато по зверьку. Попавшиеся пронзительно визжали и яростно бились, тщетно пытаясь вырваться из электронно-механической клешни.

- Назвался инопланетной фауной - полезай в кузов,- изрек Ярослав, отправляя добычу в подвесной контейнер, используемый в обычных исследовательских экспедициях для сбора образчиков грунта.

Затраченного на отлов этих экспонатов времени оказалось достаточно, чтобы артиллерийское подразделение, о котором предупреждал Омаров, успело появиться в поле зрения. Помня о малой дальнобойности местных орудий, Астанин резко увел танк в сторону. Удерживать аборигенов на безопасном удалении оказалось вовсе не трудно: скорость самоходок не превышала тридцати километров в час. Серов, с которым Ярослав поделился этим наблюдением, обратил внимание звездолетчика на другой курьезный факт - стволы гаубиц сильно раскачивались на ходу из стороны в сторону.

Тихоходные машины с удивительно маломощным и к тому же нестабилизированным вооружением - приходилось делать вывод о примитивности хэллской цивилизации. Это как-то не вязалось с высокоразвитой ядерно-химической технологией. В общем, планета не скупилась на загадки.

Самоходки продолжали наседать на "Медведя", причем явно не с целью установить дружеские отношения с братьями по разуму, поскольку партнера по контакту вовсе не обязательно окружать бронированными клещами. Кварк-моторы земной машины позволяли без труда уйти от неповоротливых преследователей, но космонавты не имели пока такого намерения.

Дежурный артиллерист "Монитора" доложил, что готов в любой момент атаковать противника. Не отрывая взгляда от обзорного экрана, комиссар успокаивающе помахал ладонью перед объективом видеосвязи.

- Притормози,- сказал он Ярославу.- Попробуем помериться с ними силой... разума.

Приблизившись к неподвижному танку, гаубицы посверкали лазерами и недружно дали залп. Слабенькие калифорниевые боеприпасы, которые и прямым-то попаданием не слишком повредили бы "Медведю", летели в придачу ко всему с дозвуковой скоростью, так что их движение можно было наблюдать даже невооруженным глазом. Поле отражения раскидало снаряды в разные стороны, причем разорвались только четыре из девяти.

- У них, как я погляжу, и детонаторы не ахти... - заключил Астанин.

Сидевший за приборной панелью Серов, не ответив на эту реплику, принялся нещадно терзать бессловесный компьютер. Огневой налет, однако, продолжался. Аборигены упрямо долбили по танку без малейшей надежды на успех, однако менять тактику, очевидно, не собирались.

После очередного залпа Павел Андреевич, закончив вычисления, откинулся на спинку кресла и весело сказал:

- Похоже, они не понимают намеков,- и приказал офицерам на орбите: - Положите боеголовку килотонн на полсотни в километре позади атакующих.

Огненный шар, засиявший спустя считанные секунды, устремился ввысь, увлекая за собой коническое облако пыли и пепла. Ударная волна расшвыряла самоходки, но те, восстановив кое-как равновесие, бросились врассыпную и вскоре скрылись из виду.

Когда боевые машины аборигенов исчезли за холмами, Серов выпустил из танка "кентавра".

- Меня интересуют неразорвавшиеся снаряды,- объяснил комиссар, повернув голову к Астанину.- Думаю, не вредно будет разобраться в их устройстве.

Телекамера робота вела непрерывную передачу, но изображение ужасно тряслось, повторяя прыжки "кентавра" по ухабам и колдобинам. Рельеф планеты формировали два конкурирующих процесса: нескончаемые ядерные взрывы создавали все новые и новые воронки, а плотная агрессивная атмосфера постепенно сглаживала военные шрамы.

Робот тщательно обшарил указанный ему квадрат, однако ничего похожего на артиллерийский снаряд не обнаружил. То же самое повторилось и в местах падения остальных неразорвавшихся боеприпасов. Тогда Серов переключил камеру на максимальное увеличение и, медленно перемещая робота, лично осмотрел каждый квадратный метр грунта. В итоге были найдены странные самородки серебристого цвета, похожие на застывшие металлические брызги. Судя по удельному весу самородков и спектру испускаемых ими альфа-частиц, это был один из изотопов калифорния,

- А куда подевалась оболочка снаряда? - резонно недоумевал Астанин.

- Что-то новое,- не очень уверенно сказал комиссар.- Вероятно, аборигены используют совершенно непривычные для нас принципы. Впрочем, лично я уже ничему не удивляюсь.

Став командиром звездолета, Ярослав неоднократно сталкивался по службе с генеральным инспектором и сумел разобраться в его непростом характере. Павел Андреевич, человек в обычной обстановке очень общительный и контактный, наглухо замыкается в себе, столкнувшись с различными осложнениями или загадками, столь нередкими в будничной работе межзвездной разведки. В такие периоды разговорчивость возвращалась к нему лишь при необходимости учинить кому-либо крупный разнос.

Поэтому последняя фраза Серова была, хотя и туманной, но многозначительной и могла навести на мысль, что у старого звездолетчика появились какие-то предположения.

Не дождавшись продолжения, Астанин переключил управление на себя и погнал танк по намеченному маршруту. Серов торопился - светлое время суток в этих широтах Хэлла продолжалось не долго, а до наступления темноты предстояло сделать еще немало дел.

Форсируя вброд речку - по странной ассоциации Астанин вспомнил речушку на Идоле - они набрали пробу жидкости. Экспресс-лаборатория справилась с анализом за полминуты: тяжелая вода - двуокись дейтерия с примесями ураниловых солей и еще каких-то экзотических соединений, о существовании которых Ярослав никогда прежде не подозревал.

Чуть дальше им повстречалось большое танковое соединение. Серов, которого давно считали сторонником тактики предельно жесткого прессинга, повел "Медведя" прямо на ближайшую колонну боевых машин. Однако, несмотря на укоренившееся мнение об агрессивности аборигенов, хэллские танкисты не спешили атаковать землян. Обмениваясь причудливыми сериями гудков переменной тональности, танки продефилировали мимо окончательно сбитых с толку звездолетчиков. Правда, несколько машин средних размеров выдвинулись в сторону "Медведя", но стрелять не стали.

Когда группировка прошла, оставив клубящееся облако пыли, с орбиты поступила депеша, которая окончательно все запутала. По мнению операторов службы дистанционного управления, большая часть роботов-разведчиков была уничтожена самоходными орудиями, экипажи которых, не задумываясь, атаковали любую движущуюся цель. Танки же открывали огонь лишь в редких случаях - как правило, в целях самообороны. Уже знакомый Астанину командор-лейтенант Паунолл предполагал, что подобная тактика связана с ограниченностью возимого в танках боекомплекта: в самоходках использовались более компактные калифорниевые снаряды, в то время как танковые пушки выпускали громоздкие урановые заряды.

В общем, Ярослав уже отчаялся в чем-либо разобраться.

От этого марш-пробега в его памяти осталось удручающее впечатление нудного блуждания в каком-то страшном и мрачном лабиринте. Все шесть с половиной часов, на протяжении которых "Медведь" находился на поверхности Хэлла, разум Ярослава предпринимал нескончаемые попытки понять алогичное поведение аборигенов, найти мало-мальски рациональное истолкование для странного их поведения, но - безуспешно. Впрочем, Астанин был не одинок: нечто подобное испытывали и остальные участники этой международной экспедиции.

Мысленно махнув рукой на очередную нелепость, они отправились дальше. Не проехали, однако, и десятка километров по скалистой полупустыне, как Ярослав воскликнул, ткнув пальцем в экран обзора правой полусферы:

- Райт!

Серов вопросительно поднял бровь, и командиру "Радикала" пришлось уточнить, что он имел в виду не своего приятеля Чарли, а местную разновидность оазисов, в коих предположительно скрываются подразделения лучеметной пехоты.

Посовещавшись с орбитой, решили подойти поближе. Как сообщали из штаба, здешние лазерщики открывали огонь лишь на дистанциях меньше полумили. Чтобы не рисковать, Серов застопорил машину именно на этом рубеже.

Аборигены-пехотинцы не замедлили подтвердить правильность информации: посланный к райту "кентавр" был расстрелян, не пробежав и стометровки.

- Ерунда,- сказал следивший за приборами Астанин,- какие-то жалкие десятки мегаватт. Защита выдержит.

Танк двинулся вперед на малых оборотах. Едва "Медведь" поравнялся с местом, где был расплавлен робот, как они подверглись жестокому сосредоточенному обстрелу. Деревья на курсовом экране засверкали сильнее самых ярких звезд, а затем внезапно стало темно. Спасая зрение людей, мгновенно отключилась телеаппаратура и почернели щитки гермошлемов. Однако и той ничтожной доли квантов, которая успела просочиться сквозь каскадную защиту, оказалось достаточно, чтобы в глазах обоих космонавтов закрутилась огненная феерия.

Без промедления заработали скафандровые кибермедики, и вскоре пораженные зрительные нервы восстановили прежнюю работоспособность. К этому времени обрели обычную прозрачность и шлемные забрала, но телепанорама все еще бездействовала. Система авторемонта сигнализировала, что разбитые оплавленные внешние объективы заменены резервными, однако открывать бронезаслонки пока не стоит - это немедленно привело бы к повторным повреждениям.

Наконец минут через пять приборы донесли, что лучевой обстрел начинает понемногу стихать. Еще некоторое время Серов вел машину вслепую, затем все же включил видеокамеры, защитив их на всякий случай плотными светофильтрами. Источаемые кронами деревьев фотонные потоки продолжали хлестать по мезонировой броне, но интенсивность световых импульсов стремительно уменьшалась.

Слишком близко к райту они подъезжать не стали - от этих аборигенов можно было ожидать любой каверзы,- а лишь обогнули оазис по широкой дуге, срезав попутно несколько увешанных плодами кустиков. Из райта продолжали изредка постреливать в их сторону, но теперь совсем слабенько, словно для проформы.

Наступали сумерки. "Медведь" взлетел, вновь пристыковался к катеру, и очень скоро они оказались возле своего звездолета. Неподалеку от "Радикала" висели в траурной черноте космосе обломки "Атласа".

Поскольку научной группы на астанинском корабле не было, Серов распорядился отправить все собранные ими образцы в лаборатории "Фантома" и "Иллюзори". Пока они с Ярославом освобождались из своих скафандров, экипаж выгрузил контейнеры с трофеями. Тут-то и ожидал звездолетчиков главный сюрприз: титановый цилиндр, в котором должны были сидеть четыре "образца" хэллской фауны, оказался пустым, причем в стенках его были вырезаны дыры в форме неправильных овалов. Осмотрев края отверстий, бортинженер авторитетно заявил, покачивая головой:

- Да, братишки, такой чистый срез мог оставить только хороший лазер...

- Поздравляю,- уныло произнес Астанин.- Эти самые зверюшки и есть аборигены. Надо было пошарить у них в карманах или где там еще могли они прятать свои бластеры.

Серов утомленно махнул рукой и сказал, чтобы отправляли на анализ хотя бы растения.

- Если они не убежали вместе со зверями! - саркастически прокомментировал Ярослав.

Незадолго до бортовой полуночи двое вернувшихся с Хэлла брели по пустому коридору жилой палубы. Когда они добрались до своих кают, Серов зачем-то спросил:

- Кто из твоих бортинженеров лучше разбирается в ядерной технике?

- Разумеется, Боря Тигайчук,- не колеблясь, ответил Астанин.- Отличный специалист по реакторам.

- Вот и передай ему, чтоб зашел ко мне через полчасика. Не спит, надеюсь?

- Никак нет,- посмотрев на часы, Ярослав добавил: - Он только что заступил на вахту.

- Неважно, пусть свяжется по коммуникатору.

Генеральный инспектор распахнул люк каюты, но не вошел, а стал в проходе. Было ясно, что он хочет спросить еще о чем-то и пытается четко сформулировать свою мысль.

- Подумай, Ярослав,- сказал он наконец,- что в этой планете представляется тебе наиболее алогичным?

Астанин довольно уверенно ответил:

- Самое странное - это упорное нежелание аборигенов идти на контакт.

Серов, очевидно, имел в виду нечто совсем иное. Он сказал задумчиво:

- А лично меня больше всего удивляет то, с какой легкостью мы установили сам факт наличия цивилизации на планете Хэлл. Ты должен знать, что все теоретики сапиентологии считают контакт с негуманоидами делом исключительной сложности. Причем главная трудность в этом деле - понять, что мы встретились с чужим разумом, ибо разум этот неизбежно должен принципиально отличаться от нашего... А тут - с первого же дня налицо несокрушимая убежденность. В разумности хэллских аборигенов не усомнился никто, даже мы с тобой.

- Но ядерное оружие...- попытался возразить Ярослав.

- Согласись, что систематическое употребление средств массового поражения трудно расценить, как признак высокого разума,- мягко проговорил комиссар.- Скорее уж наоборот.

Доводы Серова, при всей их резонности, в данном контексте выглядели несколько абстрактно. Поначалу Астанин даже не принял их всерьез, поскольку знал, что Павел Андреевич обожает такого рода парадоксы.

Однако наутро он, как будто, стал постигать смысл туманных намеков генерального инспектора и, не без труда преодолевая различные психологические барьеры, пришел к весьма неожиданному заключению, которое - окажись оно верным - могло бы объяснить очень многие, если не все странности Хэлла. Чтобы проверить правильность своей догадки, Ярослав вызвал на связь каюту Тигайчука и поинтересовался у бортинженера, о чем его спрашивал во время ночной беседы Серов.

- Мы обсуждали возможный принцип действия ядерного оружия аборигенов,- несколько удивленно ответил тот.- Судя по всему, их орудия выбрасывают раскаленные, а быть может, даже расплавленные куски урана двести тридцать пятого или калифорния двести пятьдесят первого - надкритической массы.

- Разве надкритическая масса не должна была сразу взорваться? - мгновенно отреагировал Астанин.

Тигайчук хитренько улыбнулся.

- Не так все просто,- ответил он.- Я же сказал: раскаленные или расплавленные куски урана. Вследствие теплового расширения этих металлов, плотность нейтронного потока оказывается недостаточной для возникновения цепной реакции. Покинув канал ствола, ядерный заряд начинает остывать, объем его резко уменьшается и - взрыв. Механизм, спору нет, далеко не самый надежный, но вполне реальный.

"Как и все, что мы увидели на этой планете,- подумал Астанин,- реальность мизерной вероятности".

Следующие два часа он потравил на скрупулезный разбор видеозаписи позавчерашнего танкового сражения. Для него, привыкшего к изящно срежиссированным видеобаталиям, в которых "наши" всегда стреляют справа налево, а враги - соответственно, наоборот,- прямой репортаж с поля боя показался просто сумбурной смесью взаимно несвязанных эпизодов. В тот день каждая телекамера транслировала лишь небольшой фрагмент общей картины, поэтому все звездолетчики смотрели преимущественно на большой экран, показывавший синтезированную с помощью компьютеров оперативную схему.

Сегодня же, после многократного просмотра различных фрагментов магнитной нитки, Астанин окончательно уверился в правильности своих предположений и отправился объясняться с Павлом Андреевичем. Генерального инспектора он обнаружил в рубке возле пульта видеосвязи - "старик" как раз сообщал Броузу, что намерен обязательно принять участие в работе очередного семинара, который состоится сегодня на борту "Фантома".

Когда комиссар погасил экран, Ярослав без лишних церемоний спросил:

- Мне кажется, вы считаете, что на Хэлле нет разумных существ... Или я ошибся? По-моему, то, что мы называли до сих пор "танками" или "гаубицами", в действительности - просто различные формы местной фауны.

Похоже, Серов не очень удивился его догадливости, однако ответил вопросом на вопрос:

- А что натолкнуло на эту мысль тебя?

Честно признавшись, что основным толчком послужили вчерашние сомнения Серова в разумности аборигенов, Астанин выложил факты, смутившие его на Хэлле, и аргументы, до которых додумался на протяжении ночи: невысокая скорость боевых машин, малая дальнобойность артиллерии, тактика "самоходок", больно уж напоминающая повадки волчьей стаи.

- ...Наконец,- сказал он не без некоторого самодовольства,- сегодня я восстановил фактическую расстановку сил в том сражении, которое мы наблюдали здесь в первый день. Сначала я думал, что обе группировки включали разные рода войск, но оказалось, что я недостаточно внимательно следил за комментариями операторов: "голубой" отряд состоял только из "танков" разного размера, а "желтый" - только из так называемых "самоходок". По-моему, на войне такого быть не может.

- Молодчина,- сказал комиссар, отставив от кулака большой палец.- Я на последнее обстоятельство совершенно внимания не обратил. Сопоставить структуру обоих отрядов - это хорошая идея.

Он чуть было не добавил, что давно предсказывал: мол, из Астанина со временем выйдет отличный звездолетчик. "Это он и без меня знает,- подумал Серов.- И вообще не стоит портить ребенка похвалами". Впрочем, Ярослав в комплиментах особенно и не нуждался...

Затем Серов рассказал, что его с самого начала заинтересовали высокополимерные "квазимышцы", при помощи которых вращались шарошки и что он сразу отметил их очевидное сходство с биологическими конструкциями, Мысль эта показалась забавной (тогда он, естественно, тоже считал "танков" механическими устройствами) и не задержалась, но запомнилась. Позже, начав разбираться в истинном положении дел, Серов понял, это не "квази", а самые настоящие мышцы - кремнийорганические.

Первые подозрения возникли у него в самом начале вчерашнего марш-броска, когда Серов обнаружил, что "самоходки" нестандартны: все они заметно различались не только размерами, но и пропорциями. Нестандартная военная техника - такой же нонсенс, как и атомная пушка малой дальнобойности. Тогда-то и родилась идея, которая в первый момент показалась ему безумной, хотя и не содержала явных внутренних противоречий. Мало-помалу, проанализировав ситуацию с новой точки зрения, Серов пришел к заключению, что в эту схему прекрасно и очень разумно укладываются все известные факты.

Окончательное подтверждение гипотеза получила, когда люди обнаружили прорезанный контейнер.

- Полюбуйся,- сказал комиссар, включая видеозапись в замедленном темпе.

Засветилось объемное изображение хэллского зверька, зажатого манипулятором "Медведя". Малыш извивался в безуспешных стараниях освободиться. В момент, когда крохотное существо вывернулось брюшком к объективам, Серов остановил кадр, и Ярослав увидел пять пар шарошек - миниатюрных, но очень похожих на массивные шипастые сферы, на которых передвигались "танки" и "самоходки".

- Как видишь, их движительные устройства практически идентичны "ходовой части" так называемых "боевых машин",- резюмировал Серов.- Тут возможны, как мне кажется, три варианта: либо и те, и другие являются биологическими объектами; либо и те, и другие являются механизмами; либо, наконец, мы столкнулись с техникой, очень точно копирующей строение организма своих создателей. Однако мне представляется, что все собранные на этой планете факты говорят в пользу именно первой гипотезы. Очевидно, мы имеем дело с живыми существами, причем - неразумными.

Подумав, Астанин заметил, что так называемое "сражение" первого дня может быть теперь интерпретировано следующим образом: хищные "самоходки" охотились на стадо кочующих (по всей видимости, в поисках пропитания) травоядных "танков", но последние растоптали напавших на них из засады хищников и отправились дальше.

- А потом,- подхватил Павел Андреевич,- на поле битвы собрались всевозможные пожиратели падали, в том числе и летучие.

Они заулыбались, весьма довольные друг другом. Судя по всему, им удалось-таки "расколоть" главную загадку этой планеты.

Доклад Серова ошеломил научников "Фантома", вызвав дружный всплеск возражений. Это было естественно: слишком уж экстравагантно выглядело предположение о плюющихся расплавленными трансуранидами монстрах с лазерными глазами и ядерной топкой в желудках. Сомнения, однако, развеялись очень быстро - настолько изящно и непринужденно объясняла тайны Хэлла гипотеза Серова и Астанина.

Сначала кто-то из биологов осторожно признал, что полимерные металлизированные волокна - упругие элементы местной "техники" - в самом деле сильно напоминают белковые молекулы, в которых атомы углерода замещены кремнием и германием. Исчерпав запасы возражений, Стюарт-Риддл с неохотой согласился, что отсутствие основных примет цивилизации: городов, промышленности, транспортных систем,- становится понятным, если предположить отсутствие самой цивилизации. В общем, к концу совещания большинство специалистов признало, что новая концепция "правдоподобна и не содержит явных логических ошибок". По этому поводу Броуз сострил: дескать, Серов - очень умный человек и если он даже ошибся, то присутствующие его ошибку сумеют отыскать очень не скоро.

Необъясненным оставалось пока лишь одно звено в цепи прежних загадок - лазерная артиллерия в райтах.

В тот же день на планету отправились хорошо оснащенные десантные группы, и звездолетные лаборатории буквально захлебнулись в потоке новой информации. Впрочем, поступавшие данные прекрасно укладывались в рамки гипотезы Серова - Астанина, так что вскоре ученые сумели детально разобраться в механизме хэллского биоценоза.

Растительность "вытягивала" трансурановые соединения из радиоактивной почвы, концентрируя в плодах, корнях и стеблях почти идеально очищенные от примесей изотопы. Фауна питалась преимущественно флорой, однако имелись и хищники, а также немногочисленные виды организмов, способных пожирать непосредственно минералы. Метаболизм мелких животных был основан на энергии распада короткоживущих изотопов, а исполины вроде "танков" и "самоходок" представляли собой мобильные ядерные заводы с урановыми реакторами и обогатительными установками.

Странная жизнь мелководных хэллских морей (толщина слоя двуокиси дейтерия не превышала сотни метров даже в самых глубоких впадинах) и озер не применяла, к счастью, торпед с ядерными боеголовками, однако рыбообразные, спруты, драконы и прочие чудища стреляли друг в друга лазерными и инфразвуковыми импульсами огромной мощности.

Иногда урановые "плевки" сухопутных существ попадали в водоем - тогда над планетой вздувался гриб термоядерного взрыва. Порожденные им новые мегатонны высокорадиоактивных веществ служили прекрасным удобрением, и вскоре кратер взрыва зарастал разнообразнейшими сортами трав, кустарников и деревьев, среди которых поселялись мелкие зверюшки.

"Танков" американцы назвали "барчами" в честь погибшего командира "Атласа", морских гигантов - "риддлозаврами" и "броузами", а летающих зверей - "кордуэллами" и "скейтонами". Экипажу "Радикала" предоставили право выбрать имя для хищных "самоходок". После короткий дискуссии победило предложенное Бахрамом слово "тапегёз" - так назывались циклопы из азербайджанских сказок.

Различия в образе жизни многочисленных семейств и видов хэллской фауны привели к тому, что ядерное оружие у хищников и у травоядных было основано на разных принципах. Тапегезы стреляли маломощными калифорниевыми гранатами, почти не повреждавшие тушу жертвы. Барчи же не нуждались в такой пище, и природа оснастила их мощными урановыми боеприпасами.

Эта невероятная биосфера существовала уже сотни миллионов лет, надежно, как представлялось землянам, поддерживая собственную стабильность при помощи обычных эволюционных механизмов.

Разгадка тайны планеты имела и свою оборотную сторону: в связи с отсутствием на Хэлле разумных существ отпадала необходимость в присутствии здесь международной эскадры. Не дожидаясь соответствующих намеков со стороны хозяев, экипаж "Радикала" стал готовиться к возвращению в Солнечную Систему.

На церемонию проводов прибыли Броуз, Райт, Скейтон, Стюарт-Риддл и еще два десятка американцев, так что в кают-компании астанинского звездолета стало невероятно тесно, но весело. На импровизированном банкете в очередной раз прозвучали восторги по адресу русских "монстер-хантеров", сумевших раскрыть очередную тайну космоса. На прощание американцы надарили массу трофеев, в том числе почти неповрежденную тушу детеныша барча и многочасовой фильм из жизни хэллской фауны. Крупноплановая съемка позволяла во всех деталях разглядеть, как барчи и тапегезы пьют тяжелую воду, погрузив в озеро переднюю часть туловища с жаброобразной пластинчатой пастью.

Профессор Райт рассказал, что удалось разобраться и с его хэллскими "тезками". Как выяснилось, деревья райтов были природными биохимическими лазерами с ядерным энергетическим приводом.

Когда гости собирались уже возвращаться на свои корабли, Чарли отозвал Астанина в сторонку и спросил:

- Помнишь мою работу по математическому моделированию эволюционных процессов?

- Разумеется, прекрасно помню. И книгу твою прочитал с удовольствием...- внезапно Ярослав догадался и воскликнул: - Ты заново рассчитал эволюцию Хэлла?

Утвердительно кивнув, Райт проговорил:

- Получается очень странная вещь... Видимо, мы пришли сюда в эпоху заката планеты. Те формы жизни, которые сначала смутили, а потом восхитили нас - просто загнивающие тупиковые веточки эволюционного дерева. Расцвет этого мира миновал сто, а может быть и двести миллионов лет назад. Тогда здесь царили совсем другие существа, которые - представь себе - одинаково комфортно чувствовали себя в любой среде: в воде, в воздухе, на суше, даже в открытом космосе. Результаты вычислений не вызывают сомнений: длительность их жизни превышала две тысячи земных лет, и вдобавок они могли развивать сантилайтовые скорости...- Он запнулся и принялся объяснять: - На нашем сленге, "сантилайт" - означает одну сотую световой скорости.

Смысл термина Ярослав понял без подсказок. Не мог он понять смысла услышанного о прежних обитателях планеты, а потому неуверенно возразил:

- Ты что-то путаешь - такая жизнь не могла бы исчезнуть столь бесследно!

- Совершенно верно, не могла,- охотно согласился Чарли. - Более того, она неизбежно должна была породить разум! И тем не менее, сегодня мы обнаружили не древнюю цивилизацию атомных суперсуществ, но лишь агонию вымирающих уродцев. Самое страшное заключается в том, что расчеты говорят о возможности, даже о неизбежности появления барчей и броузов, однако - лишь в единственном случае. В случае, если та цивилизация погибла в течение очень короткого срока - за несколько тысячелетий, или еще быстрее.

"...Как же так! - недоумевал ошеломленный Астанин.- Не может такого быть..." Однако разум подсказывал, что Райт все-таки прав - признаки эволюционного регресса были слишком очевидны. Хэлл действительно умирал.

На следующий день, когда "Радикал" вышел из гиперпространства между орбитами Урана и Сатурна, Ярослав решился поведать Серову то, что рассказал ему Чарльз.

- Я ждал чего-нибудь в таком роде,- грустно признался комиссар.- Надо будет намекнуть Броузу, чтобы они повнимательнее прочесали соседние планетные системы - там могут оставаться следы пребывания древних хэллцев. Хотя, конечно, Джон и сам догадается это сделать.

- Но объясните же, почему они погибли?! - взмолился Ярослав. - Не мог же спонтанно угаснуть такой разум! Ведь если бесследно сгинули столь могучие существа, то о чем можем мечтать мы - ничтожные комочки белковой слизи? Я не в силах этому поверить.

- Действительно,- хмыкнул Серов,- будут, вероятно, и такие вопли. Зачем прогресс, зачем межзвездные полеты, зачем восстанавливать загаженную за прошлые столетия биосферу - все равно, мол, неизбежно вымрем естественным путем. Ну, нет! - Он решительно хлопнул ладонью о подлокотник.- Нет, братец, все это ерунда на жидких фотонах! Хэллская цивилизация, как и все прочие, отнюдь не была обречена на вымирание законами эволюции. Погибла она - отнюдь же - не "естественным путем". Будь спокоен, действительность гораздо страшнее, чем ты предполагаешь.

Старик опять оригинальничает, подумал Астанин, ничего ведь не может быть страшнее спонтанной гибели разума... Или все-таки может?

- Я ничуть не сомневаюсь,- продолжал комиссар,- что обитателей Хэлла истребила одна из сверхцивилизаций, господствовавших в те времена в нашей Галактике или, по крайней мере, в этой части Галактики.

Ярослав попытался возразить обычными доводами о бессмысленности и нерентабельности межзвездных войн, однако генеральный инспектор, отмахнувшись от его аргументов, сказал усталым голосом:

- Все мы почему-то в глубине души продолжаем наивно верить, что завоевание Вселенной сродни грибной прогулке: полетели в космос - точно вышли спозаранок в лес... нашли сыроежку, то бишь планету, посмотрели - не червивая ли, положили в корзинку, потом срезали следующий подосиновик, ну и так далее. К обеду мы их почистим, помоем, зажарим или замаринуем - одним словом, колонизируем, а на утро, отоспавшись на даче, снова в лес отправимся. Надоест грибная охота - займемся рыбалкой, волейболом, в антимир заглянем. А если встретятся нам в лесу другие грибники-дачники, так это даже еще интереснее: можно будет запросто поболтать с ними, расспросить, сколько грибов-ягод соседи собрали, да выяснить, по каким рецептам они оные грибы солят-варят... Ан нет - оказывается, мы живем не в пригородном лесопарке, увеличенном до галактических размеров. Оказывается, здесь другие порядки, другая мораль - Галактика-то больше похожа на джунгли... Видимо, хэллские жители чем-то задели интересы тогдашних хозяев Галактики. А вероятнее, тем не понравилось появление в межзвездном мире чрезмерно могучих соперников, и они приняли превентивные меры... Вот так.

Серов внезапно замолчал и не возвращался к этой теме до самой Земли.

8. Каппа-4 Эридана, 2229 ГОД.

С планетоида открывался непривычный вид на звезды. Млечный Путь здесь не опоясывал всю полусферу небосвода, но сильно напоминал растопыренную пятерню. Из яркого звездного роя галактической плоскости торчали отчетливо различимые даже невооруженным взглядом отростки спиральных рукавов.

Чуть дальше чернел неправильный квадрат, в котором звезд почти не было - окно в Великую Пустыню, напоминавшее, что люди пришли в мир, лежащий на окраине Галактики, расположенной на периферии Местного Сверхскопления. Пущенный в ту сторону фотон будет мчаться миллиарды лет, прежде чем достигнет соседнего Сверхскопления галактик.

А с другой стороны к планетоиду быстро приближался столб света.

- Первый спутник в конусе луча, - доложил Дихнич.

- Не зашкаливают? - поинтересовался командир.

Не отрывая взгляд от приборов, бортинженер отрицательно помахал рукой. Рядом с ним, заглядывая через плечо, стояли оба астрофизика, апериодично издававшие изумленно-восторженные восклицания.

В окружающем космосе стало совсем светло - межпланетная пыль люминесцировала в концентрированном пучке лучей.

- Есть, догнал планету,- полушепотом сказал Миллерс.

Это было видно и без комментариев. Плотная атмосфера, получив мощнейший лучевой удар, взбурлила воронками "газоворотов".

Повернувшись к Вартаняну, Ярослав ехидно поинтересовался:

- Вы все еще жалеете, что я не разрешил вам остаться на поверхности?

Начгруппы пожал плечами и не ответил. Подмигнув, Астанин снова повернулся к экрану.

Лучевой поток "поливал" планету минут пятнадцать, солидную дозу радиации получил и планетоид, на теневой стороне которого стоял земной звездолет. Разумеется излучение не пробило бы мезонировую броню "Радикала", но любивший подстраховаться Астанин предпочел укрыть корабль мегаметровым экраном из скальных пород.

- В общем, все было, как мы думали,- заявил Терехов, младший из астрофизиков.

- Еще бы,- с пониманием поддакнул остряк Дихнич.- Вселенная маленькая, галактика - еще меньше. Ничего нового в этом мире и быть не может.

Кто-то засмеялся, но Терехов обиженно насупился.

Тем временем впечатляющий космический феномен потихоньку выдыхался. Луч уходил, чтобы снова обрушиться на планету через сорок семь суток. Постепенно возвращались к норме сигналы телеметрии. Только на планете еще несколько дней будут беситься особенно свирепые ураганы.

Потом утихнут и они.

- Рудик, твой спектрометр готов? - спросил Вартанян Миллерса и, когда тот кивнул, добавил: - Я хотел бы поработать.

Они вышли. Следом за ними стали исчезать остальные. Скоро в рубке остались только командир и второй пилот.

- Ну что?- нетерпеливо спросил Ярослав.

Побарабанив пальцами по кожуху терминала, Бахрам сказал с весьма довольным видом:

- Система находится в равновесии не более четырехсот тысяч лет. Полностью развалится спустя миллион с небольшим... Похоже, мы нашли.

- Похоже,- вяло отозвался Астанин.- Даже слишком похоже. Косвенных улик так много, что очень вероятна очередная пустышка.

- Что ты мямлишь,- раздраженно осведомился Омаров.- Не ты ли целых... черт знает сколько времени носишься с этой идеей, а теперь, когда твоя гипотеза подтверждается, ты же чем-то недоволен!

- Я очень боюсь ошибиться,- тихо сказал Ярослав.- Нужны прямые доказательства. Мы же не знаем, даже не догадываемся, для чего предназначена эта система. Вот если подтвердится с перемычкой, тогда - другое дело. А пока вполне можно предположить, что полмиллиона лет назад пять небесных тел случайно заняли определенное взаимоположение, и гравитация в строгом соответствии с уравнениями Кеплера-Ньютона-Эйнштейна-Угланова-Тейна, аккуратно посадила их именно на такие теоретически-запрещенные орбиты.

- Ну, знаешь! - возмущенный и потрясенный оппортунизмом друга Бахрам в сердцах махнул рукой.- Я очень наглядно представляю себе, как на Центральном Космодроме приземляется какой-нибудь, например, золотистый октодекаэдр с пифагоровыми штанами на каждой грани. И - это я тоже могу представить - некоторые вчерашние энтузиасты, на которых мы не будем указывать пальцами, наверняка попытаются объяснить это явление естественными - в кавычках - причинами.

- Не суетись,- по-прежнему флегматично посоветовал Ярослав.- Нейроны, как известно, регенерируют очень медленно. Главная проверка - на перемычке. Если там обнаружим хоть что-нибудь - у нас будут все козыри. Тогда уж никто не сможет сказать, что это совпадения.

Немного позже в каюте командира загудел видеофон.

- Можете поздравить,- сказал с экрана Вартанян,- у нас есть кое-что интересное.

Астанин охотно поздравил, ожидая пояснений, однако Степа (то есть, теперь уже, конечно, не Степа, а Степан Сергеевич), не вдаваясь в подробности, сменив тему, осведомился, какие будут распоряжения.

- На планету хотите? - догадался Ярослав.- Готовьтесь. Чем раньше, тем лучше. Только...- Он даже замялся, понимая, что начгруппой будет ошарашен,- только имейте в виду: мне придется увести звездолет, чтобы провести кое-какие космологические наблюдения.

- В этой системе? - поразился Вартанян.

- Нет, парсеках в двухстах отсюда. Так что недельку корабля не будет.

Наутро, прощаясь с Вартаняном в ангаре возле катера, он повторил в очередной раз:

- Я рассчитываю вернуться через семь, от силы - десять дней. Если к этому сроку "Радикал" не сообщит на Землю, что вернулся в окрестности Каппы, за вами пришлют "Интеграл" или "Полином". А может быть, "Алмаз", но это неважно. От вас требуется продержаться эти несколько суток.

- Продержимся,- успокоил его руководитель научной группы.- Планета спокойная, жизни - никакой.

- Постарайтесь не рисковать,- строго произнес Астанин.- Чуть какая неприятность - сразу в ракету - и на орбиту.

Впервые за десять лет работы в Межзвездном Флоте он оставлял десантную группу без корабля-базы, поэтому на душе скреблась целая стая диких кошек.

Удостоверившись, что катер благополучно сел на планету, экипаж звездолета запустил кварковые моторы. После пятидесяти часов разгона, оказавшись в световом часе от точки старта, "Радикал", включив все телескопы, переместился на окраину спирального рукава Галактики.

На этот рейс, к удивлению многих, Астанин напросился сам. Периодически вспыхивающая Каппа-4 Эридана считалась обычной цефеидой, так что никто ею особенно не интересовался. Шуруев так и сказал:

- В лучшем случае, вторая Нателла. Хоть эта Каппа и в плане, но я пошлю туда кого-нибудь из молодых. Попозже.

Однако, Ярослав, не вдаваясь в подробности, объяснил, что его по целому ряду причин интересует именно этот район Галактики, который в последние годы оказался, к счастью, в зоне досягаемости новых звездолетов. И даже, если эта звезда действительно относится к типу АМ Парусов, то ею тем более следует заняться поближе - экспедиция Серова, как известно, ходила к Нателле без научной группы, а на "Радикале" с прошлого рейда осталась астрофизическая аппаратура.

Доводы подействовали, причем немалую роль тут сыграл авторитет Астанина, поддержанный личной просьбой Серова. Через несколько дней программа полета была утверждена.

Система Каппы-4 Эридана оказалась забавной космологической игрушкой. Центральным телом была массивная черная дыра, вокруг которой вращались по ближайшей орбите сразу три объекта: звезда класса А4 и две планетки типа Меркурия. Немного дальше крутилась венероподобная планета, а на периферии системы - газовый шар чуть побольше Урана.

Но главной достопримечательностью Каппы-4 был, несомненно, эффект "огненного клинка": черная дыра, как линза, фокусировала своим тяготением излучение бело-голубого светила, и этот пучок лучей вращался по системе синхронно вращению звезды. На четвертый день после прибытия в систему земляне стали свидетелями феерического зрелища: узкий поток фотонов ударил в третью планету - ту, что напоминала Венеру.

Несмотря на такие феномены, большого интереса эта звездно-планетная семья не представляла - тут Шуруев был прав. Однако, поблизости находилось другое образование, по поводу которого Серов, Астанин и Омаров имели некоторые подозрения.

Вернувшись к Каппе после завершения внеплановых работ и получив с планеты уведомление о благополучном протекании экспедиционной жизни, Ярослав смог наконец спокойно погрузиться в охватившие его эмоции. Гипотеза, возникшая у него несколько месяцев назад, как будто подтверждалась, но таким странным образом, что выводы напрашивались совершенно неожиданные. Оставалось только дивиться чудесам этого мира, благодаря которым ему удалось, не зная главного, найти правильное решение.

Сообщение об их открытии вызовет немалый шум - в этом Ярослав не сомневался.

Как ни удивительно, Вартанян явно не собирался продолжать изучение планеты. Когда звездолет, приблизившись, повторно вышел на связь, начгруппы изъявил желание вернуть свое подразделение на борт. Ярослав, естественно, насторожился, но собеседник успокоил его:

- У нас все в порядке. Просто делать здесь нечего - объект на редкость неинтересный. Типичная Венера!

Услышав столь откровенный ответ, командир неожиданно развеселился и подумал: "Как часто стали мы употреблять это слово - неинтересно". В прошлых столетиях такой вопрос не стоял вообще. Тогда считалось, что в космосе интересно все. В начале двадцать третьего века, когда Астанин впервые покидал Землю, Солнечная Система превращалась в глубокий тыл Человечества, и наиболее актуальной задачей стал поиск миров, пригодных для освоения и колонизации. К сегодняшнему дню таких планет наоткрывали столько, что люди не заселят их и за двести лет. В избытке имелись и планеты, богатые ценными рудами: от железа и алюминия до лантаноидов и стабильных трансуранидов. Все это привело к своего рода пресыщению. Астанин считал, что только встреча с Иным Разумом сможет вызвать эмоциональное воздействие, сравнимое с полетом Гагарина, с первыми высадками на Луну, Марс и Плутон, с межзвездными эпопеями фотонных "драконов", с покорением гиперпространства и с началом расселения землян по планетам далеких звезд.

В самом деле, что привлекательного в мертвом каменном мире, окутанном плотнейшей шубой двуокиси углерода? Ни капли воды, ни глотка кислорода - банальная планета, каких известно сотни. Здесь не могло быть и речи ни о какой жизни, а тем более - о разумной.

Стоит ли удивляться, желанию группы Вартаняна при первом же удобном случае дружно погрузилась в катер, чтобы поскорее очутиться в уютных каютах "Радикала".

Сам Степан Сергеевич, не успев перешагнуть комингс шлюз-ангара, поинтересовался, не ожидается ли в обозримом будущем удар "огненного клинка" в четвертую планету системы. Проконсультировавшись с малым компьютером, Бахрам сообщил, что подобное событие действительно должно произойти довольно скоро. Заметно обрадовавшись, Вартанян провозгласил:

- С точки зрения астробиологии, экспедиция будет завершена после наблюдения этого явления. Только желательно быть поближе к планете.

- Ничего не может быть проще,- заверил его Бахрам, также обрадованный перспективой скорого возвращения на Землю.

Осторожно толкнувшись ракетными дюзами, "Радикал" плавно изменил орбиту, направив свой бег на окраину системы. Несколько дней на корабле было относительно спокойно: ученые занимались своими делами в лабораториях, а командир заставил себя выкинуть из головы прочие проблемы и занялся литературой.

В наступающем году исполнялось столетие премии, присуждаемой Министерством освоения космоса художественным произведениям космической тематики. В связи с юбилеем, некоторых ветеранов, к числу коих каким-то боком приписали и Астанина, попросили сообщить мнение о работах, этой премии удостоенных.

Будучи человеком скорее мягкосердечным, нежели наоборот, Ярослав не стал отказываться, совершив тем самым роковую, как стало понятно слишком поздно, оплошность. Давая свое согласие, он по простоте душевной не предполагал, что ему предстоит просмотреть кристаллы с записями многих десятков романов, повестей, рассказов, а также полнометражных телеспектаклей и художественных фильмов. Хотя некоторые произведения были знакомы, интуиция подсказала Астанину, что просмотр грозит затянуться не то, что до конца рейса, но и на весь послеполетный карантин. Но тут подвернулась на его счастье вынужденная пауза в работе экспедиции, и он без энтузиазма приступил к чтению.

Были среди фильмов и книг довольно неплохие, были удачные и даже превосходные. Однако почти все они казались Ярославу немного неправдоподобными, и он, вслед за Станиславским, готов был раз за разом повторять: "Не верю!" Писатели и режиссеры почему-то обожали загонять своих героев в безвыходные ситуации. Свыше половины произведений посвящались авариям, катастрофам и прочим чрезвычайным происшествиям, которые в реальной космической практике случались достаточно редко. Даже в тех случаях, когда сюжет строился на реальных событиях, авторы упорно старались до предела сгустить наиболее мрачные тона.

Например, Ярослав совершенно точно знал, что Марсианская экспедиция 2094 года протекала отнюдь не так драматично, как изобразил Голдстоун (во всяком случае, потерь в личном составе там не было), а неприятный эпизод со звездолетом "Украина" в 2214 году ("Украина" не смогла войти в гиперпространство и навсегда осталась в системе Проциона; людей сняла "Россия", а сам корабль до сих пор используется в качестве стационарной базы) выглядел в изложении Могилевской чуть ли не трагедией.

Сложнее было с фильмом о гибели "Компаса" в 2220 году - звездолет не вышел из гиперпространства и бесследно исчез. Поскольку ничего достоверного об этой истории известно не было, авторы имели в общем-то моральное право, раскрепостив воображение, описать в романтизированных красках героизм экипажа, постепенно осознающего неизбежность ужасного конца. По мнению Астанина, лучше бы они этого не делали, а тем более с такой бравурной слащавостью. Слишком уж отдавало кощунством.

Другим излюбленным приемом многих авторов оказалось нагнетание любовных страстей. Очень часто на страницах и кадрах герой-звездолетчик (в более ранних произведениях - командир или штурман планетолета) падал на колени, что очень нелегко проделать в жестком скафандре, перед прекрасной астрогеологом (в вариантах - биологом, планетографом, связистом, кибернетиком или, на худой конец, техник-лаборантом), и, зверски молотя кулаками по каменистым или пыльным почвам неведомых миров, страстно восклицал слова признания.

Короче говоря, космос оказывался для авторов простой декорацией, на фоне которой развивались любовные драмы. Замени звездолет загородной дачей или пещерой троглодитов - ничего, в принципе, не изменится.

Спору нет, экстремальные ситуации, вызванные смертельной опасностью или эротическими стрессами - выигрышный прием, позволяющий проще показать глубокие переживания. Однако, могут же быть и другие, не менее могучие чувства, не одни же страх с любовью царят в человеческом сознании. Незаслуженно забыты литераторами такие всесокрушающие силы, как долг, товарищество, тяга к познанию и господству над природой, а также патриотизм во всех его проявлениях.

Ведь не любовь к женщине, и тем более не страх смерти двигали теми, кто делал себе прививки неизлечимых болезней, исследовал радиоактивные материалы, бросался на амбразуры, запирался в мезонировые коробки звездолетов, чтобы долгие месяцы искать неведомо что вдали от дома и семьи.

Корень этих недостатков виделся Астанину в слабой осведомленности писателей об истинных проблемах космонавтики. И вообще, по его мнению, наилучшие результаты достигались, когда литературным даром обладал непосредственный участник событий. Примеры приходили на ум сами: Симонов в двадцатом веке, Тиррел в двадцать первом, Багреев в двадцать втором.

С большим удовольствием Ярослав пересмотрел видеокнигу Серджио Хораса "За последней орбитой". Несмотря на кое-какие чисто технические неточности, писатель мастерски отобразил растянувшиеся почти на все прошлое столетие попытки человечества вырваться из Солнечной системы. Это была подлинная драма идей: запуск термоядерных беспилотных зондов, совершенствование теорий многомерного мира, овладение силами гравитации, достижение субсветовой скорости на фотонных ракетах и наконец, создание гипердвигателя. Причем битва за звезды разворачивалась в бурную эпоху, когда кризис постиндустриальной цивилизации заставил Северо-Восточную Евразию вернуться к полузабытым идеям коммунизма.

При всей увлекательности двойственные чувства вызвал и политический триллер Джантара Батани "Расколотое небо", посвященный подготовке и подписанию в 2181 году Договора о Звездах. Если верить мемуарам участников, переговоры протекали спокойно, в деловой обстановке, без накала страстей, на которых акцентировал внимание писатель, а вмешательство спецслужб некоторых стран удалось пресечь на раннем этапе. Впрочем, Батани проявил объективность в оценке Договора, объявившего сферу радиусом 20 световых лет владениями всего Человечества и поделившего зону от 20 до 100 световых лет между ведущими космическими державами Земли. В тот период сотня светолет считалась невообразимой дистанцией, но в 2219-м пришлось принимать дополнительные протоколы, чтобы распределить на национальные сектора Космос в пределах до 500 световых лет от Солнца.

Несколько дней он выстукивал на дисплейном экранчике выдержанную в таком духе рецензию. Дело было незнакомое и непривычное, продвигалось медленно, но к моменту, когда "Радикал" добрался до окраинной планеты, Ярослав с неимоверным облегчением поставил последнюю точку.

Вечером накануне очередного фейерверка, закончив обход корабле, он спустился в кают-компанию. Здесь шла какая-то исключительно напряженная дискуссия. Терехов рассказывал, экспансивно жестикулируя:

- Они набросились на меня, как... как не знаю кто. Наверное, как гиены. Или как инквизиторы на еретика. Сначала этот спрашивает: "Для чего тратятся такие колоссальные средства на межзвездные полеты?" Я, естественно, начал пересказывать им букварь: дескать не такие уж большие средства на это тратятся, и вообще - новые ресурсы, пространство для жизни... А они мне: "Десятая доля усилий, загубленных в космосе, превратила бы Землю в райские кущи". Тогда я попытался объяснить уже посерьезнее, что запасы полезных ископаемых подходят к концу даже на Меркурии, с сельскохозяйственными угодьями тоже не все благополучно, что больше половины земной индустрии работает на импортируемом сырье. А они говорят: это все ерунда, ученые что-нибудь продумают - сумели же, это сказала их учительница, восстановить природу планеты...

На этом месте его прервали сразу четверо - едва ли не в один голос и почти одними словами:

- Природу удалось реставрировать только благодаря выносу промышленности в космос!

- Я так и ответил,- кивнул Терехов,- но, понимаете, мне все еще казалось, что меня разыгрывают - слишком уж дикую чушь они несли.

А потом я вдруг понял, что этих фанатиков совершенно не интересуют мои слова, они просто пропускали их мимо восприятия. Одна девица, например, выкрикнула: "Стал ли человек счастливее, достигнув звезд?" А другая заявила: мол, наука так и не смогла ответить на главные вопросы о смысле жизни и любви.

Аудитория снова зашумела, подбирая наиболее убийственные характеристики далеким оппонентам. Астрофизик замахал руками, призывал аудиторию к тишине.

- Вы еще главного не слышали. Один из них брякнул: "Прогресс науки и техники делает людей гораздо несчастнее, поскольку усложняет само представление о счастии. В пещерные времена все было проще: убил динозавра, нажрался и счастлив!"

Насколько успел разобраться Ярослав, дело было так. Свой межполетный отпуск Терехов проводил в родном городке, зашел в ту школу, которую закончил лет шесть назад и попал на диспут о судьбах человечества, тон которого задавала банда малолетних неолуддитов. Астанину тоже приходилось встречаться с подобными людьми - несчастными существами, чьё сознание не успевало перестроиться в соответствии с реалиями бурной и стремительной современности. Вероятно, молодой космонавт сделался для них зримым воплощением всех личных неувязок.

- И чем все кончилось? - осведомился Вартанян.

- Ничем. Все остались при своих точках зрения. Но я сказал под занавес: "Если вам так не нравится цивилизация, у вас всегда есть возможность от нее отказаться. На Земле сейчас появилось достаточно уголков дикой природы - скройтесь там, живите в милых вашим сердцам пещерах, ходите в шкурах, ловите рыбу, собирайте ягоды, насаждайте матриархат... Если, конечно, выдержите.

- Хорошо сказал,- одобрил Миллерс.- Сильно они на тебя обиделись?

- По-моему, очень сильно. К тому же наверняка уверены, что я не оценил высоту их высоких порывов и не разобрался в нюансах утонченных натур.

- Надо было им сказать...- начал кто-то из молодых.

Как часто случалось с ним в последнее время, Астанин быстро утратил интерес к общей беседе, пересел к телеиллюминатору и принялся почти бессознательно подкручивать рукоятки управления внешней камерой. Изображение сдвинулось, приблизилось - теперь на экране сияли оба соседних рукава Млечного Пути. Он мысленно прочертил пунктирный треугольник...

- Красота,- раздался за спиной голос Толика Ляпунова,- махнуть бы туда. А, командир?

Несколько раздосадованный тем, что его отвлекли, Ярослав искоса посмотрел на третьего пилота и неопределенно дернул плечами. Махнуть туда было бы, конечно, неплохо, но в свете недавно открывшихся фактов осуществимость такого маршрута выглядела несколько проблематично. Похоже, что Человечество наткнулось на очередной барьер, торопливо воздвигнутый злокозненной Природой. Сколько их уже было: звуковой, световой, вакуумный. Наконец, этот - гравитационный, о коем знают только они с Бахрамом, да двое астрофизиков, помалкивающие сейчас на соседнем диванчике.

В отсеке вновь завелся бесконечный (начался столетие назад, а завершится не раньше конца света) обмен мнениями о перспективах космонавтики. Говорили, что звездоплавание приближается к некоторому "возрастному" рубежу: слишком долго, мол, не делалось качественно-новых открытий и предстоят, видимо, какие-то интересные дела уже в обозримом будущем. Мысль была не слишком оригинальная, на очередной рывок надеялись очень многие, включая Астанина, поэтому он тоже высказался в том смысле, что единственным принципиально новым открытием может быть лишь контакт с внеземными цивилизациями. Вартанян довольно бодро возразил ему: дескать, ближайшее время должно принести разгадку одной из величайших тайн Природы - механизма зарождения жизни. Его слова вызвали легкое недоумение: всем (точнее всем неспециалистам) казалось, что никакой загадки здесь давно уже нет и что жизнь может возникать в любом месте и приспосабливаться к любым условиям. И тут начгруппы произнес фразу, мгновенно избавившую Астанина от наметившихся признаков сонливости.

- По всей вероятности,- сказал Степан Сергеевич,- эта научно-популярная теория не совсем верна. Сегодня мы можем со всей ответственностью утверждать что предбиологическую эволюцию ускоряют такие системы, как эта,- и он вытянул руку к экрану, показывавшему Каппу-4.

Слова эти особого фурора не вызвали, почти все просто не обратили на них внимания, но Ярослав сразу насторожился. Слишком часто размышлял он над вопросом о предназначении Каппы, и слишком хорошо сказанное Вартаняном укладывалось в его концепцию. Поэтому незадолго до отбоя (в 22.00 на борту вырубалось дневное освещение) он попросил руководителя научной группы зайти в рубку для делового разговора.

Возможно, ему не стоило пороть такую горячку, и удобнее было бы отложить выяснение обстоятельств до утра, чтобы обсудить все на свежую голову. Однако Ярослав имел основания торопиться, догадываясь, что прямым курсом в его руки приплывает столь необходимое для их гипотезы решающее доказательство.

Вахтенному он разрешил "отлучиться на часок". В ближнем космосе царило спокойствие, как быстро определил командир, скользнув взглядом по приборным панелям. Да и не могло ничего случиться в этом уголке Вселенной, где крутится без устали лучевая метла такой силы.

Откупорив предусмотрительно захваченную по дороге из буфета бутылочку минералки и отхлебнув прямо из горлышка (за орбитой Юпитера он непроизвольно переставал соблюдать некоторые тонкости этикета), Ярослав сразу перешел к сути:

- Что вы имели в виду, говоря про особую роль звездных систем такого типа?

- В смысле биогенеза? - переспросил Вартанян.

Астанин кивнул и сделал еще один хороший глоток. После короткой паузы на них с Бахрамом обрушилась сногсшибательная теория, имеющая более чем двухвековую предысторию: недаром говорится, что новое - это хорошо забытое старое. Давным-давно, в конце ХХ столетия, радиоастрономы обнаружили в спектрах космического газа характерные линии органических соединений. Перечень веществ, найденных в газопылевых облаках, с годами стал неимоверно обширным.

К сожалению, большая часть названий, вроде порфиринов, ацетаминов, алифатических, рацемических и карбоксильных кислот, была для обоих звездолетчиков темным лесом. В памяти Астанина непроизвольно всплыл разговор, имевший место много лет назад на другой планете и в другом звездолете, когда один солидный планетолог спросил у не менее солидного биохимика: "Для чего вы понапридумывали столько мудреных терминов?" - а его собеседник в неожиданном приступе откровенности признался: "Чтобы никто не догадался, какой ерундой мы занимаемся!.."

Шутки шутками, но открытие было в самом деле совершенно неожиданным, ибо до той поры даже самые отпетые фантасты полагали жизнь несовместимой с экстремальностью параметров межзвездной среды. Были поставлены эксперименты, результат которых оказался не менее ошеломляющим: сложные органические молекулы рождаются при жесточайшей ультрафиолетовой и протонной бомбардировке смеси аммиака, метана и воды при температурах, близких к абсолютному нулю.

Постепенно сложилась теория, провозгласившая истинной купелью жизни именно межзвездный газ, пронизываемый смертоносными излучениями. Астанин даже припомнил, что еще в студенчестве слышал об этой модификации панспермии, наряду с десятком других, столь же экзотичных и непризнанных теорий.

- ...И теперь можно уверенно сказать, что гипотеза о зарождении жизни в газопылевых облаках подтверждена экспериментально,- с воодушевлением изрекал Вартанян.- Решающее доказательство получено здесь, у Каппы-четыре. После удара "огненного клинка" по третьей планете в ее газовом шлейфе появились нуклеотиды и протопептиды...

Увлеченный парень, подумал Ярослав, и вроде эрудированный. Да и на Вулкане мыслил достаточно смело. Посмотрим, как он примет мою бомбу - интересно же выяснить действие такого рода предположения на более-менее подготовленных людей.

Он посмотрел на Бахрама, и тот понимающе подмигнул

- Скажите,- командир прервал научника на полуслове,- считаете ли вы возможным, что звездная система Каппы-четвертой Эридана является искусственным сооружением, предназначенным для форсирования биогенеза в этом секторе Галактики?

Его собеседник не сразу понял смысл сказанного, а когда понял, осведомился без заметных признаков удивления:

- У вас есть серьезные основания так думать? А то, знаете ли, влияние сверхцивилизаций - удобный способ истолкования всего непонятного.

Доказательства у Астанина имелись, и он изложил их со всеми подробностями. Пару месяцев назад он демонстрировал младшему сыну новейшую версию Атласа Галактики. Веник, естественно, дотошно выяснял что запечатлено на каждой картинке, так что это занятие осточертело Астанину очень скоро. Больше всего хотелось ему поскорее добраться до последней секции огромного набора видеофайлов.

Так продолжалось до тех пор, пока перед его взором не предстало синтезированное на компьютере (фотографий того участка пока не имелось) изображение ближайшей к Солнцу окраины Млечного Пути. Вяло отвечая на бесчисленные, но однообразные вопросы любознательного ребенка, Астанин-старший бездумно скользил взглядом по трехмерному изображению. Он почти ничего не знал об этом секторе, не посещавшемся до сих пор земными звездолетами. Одно обстоятельство показалось ему забавным: три, сравнительно близких спиральных рукава были как бы соединены цепочками пульсаров.

- Включи, пожалуйста, эту схему,- попросил он Омарова и, когда появилась нужная голограмма, начал показывать: - Вот это - Третий Рукав Галактики, в котором Солнечная Система и все прочие звезды, до которых успели добраться люди. А это соседние - Второй и Четвертый, их называют еще "рукав Персея" и "рукав Ориона". Красные пунктиры - те самые пульсарные перемычки.

Внимательно осмотрев объемное изображение, начгруппы кивнул головой, как бы принимая на веру все сказанное.

- Очень интересно,- заметил он,- но это наверняка не все. Что же было потом.

- Потом? Сын заставил меня раскрыть следующее изображение, и мы увидели очень красивую цветную картинку противоположного края Галактики. Там была та же картина - Шестая и Седьмая спиральные ветви, связанные узкими полосками светящейся материи.

Вечером того же дня Астанин, оставив детей на попечение дедушек и бабушек, зашел в соседний небоскреб и позвонил в дверь квартиры Серова. Павел Андреевич, который, к счастью, был на Земле, выслушал его с большим вниманием, после чего произнес довольно тихо, как будто думал вслух:

- И ветви тоже?

Потом Генеральный Инспектор пояснил, что похожие образования соединяют галактики и группы галактик, но про перемычки в спиральных рукавах он слышит впервые.

Так завертелось колесо. Комиссар позвонил на Лунную обсерваторию, и на подозрительные сектора нацелили Большой Гравископ. Полученные снимки обсуждали на расширенном совете министерства и в соответствующей секции Академии Космических Наук, а тем временем Ярослав уговорил Шуруева послать "Радикал" на Каппу-4 Эридана, которая располагалась поблизости от интересующего их района.

- Ничего особенного мы от этой звезды не ждали,- признался Астанин.- Я собирался, высадив вашу группу на безопасной планете, сразу же отправиться к пульсарной перемычке. Однако, прибыв на место, понял, что дела обстоят не так-то просто. На первой орбите сидят три тела с катастрофически различными массами! - Он понял, что его слова не произвели впечатления на биохимика, и пояснил: - Такая система не может быть устойчивой, время ее жизни не превышает двух миллионов земных лет, к тому же совершенно невероятно, чтобы она смогла образоваться естественным путем. Поняв это, мы окончательно убедились, что находимся в зоне астроинженерной деятельности разумных существ или, точнее говоря, в зоне деятельности сверхцивилизации. Тем более, что относительно недалеко отсюда расположен такой странный объект, как Нателла. Кстати, и там тоже в центре системы - черная дыра... Однако, чтобы доказать искусственное происхождение Каппы и пульсарных перемычек, требовалось понять, для чего кому-то понадобилось их строить. На этот вопрос нам также удалось ответить - с вашей помощью.

С полминуты Вартанян покачивал головой в такт мыслям, переваривая услышанное. Потом сказал:

- Допустим, с Каппой мне все понятно, но что вы обнаружили возле перемычек?

- О, простите,- спохватился Ярослав.- Совсем забыл о главном. На первый взгляд, пульсары расположены хаотично, но в пятимерном пространстве они выстроились аккуратной гиперспиралью, словно их последовательность "намотана" на какой-то невидимый цилиндр. Пульсары как бы окаймляют туннель в гиперпространстве. А вот, для чего нужен этот туннель - тут пахнет открытием похлеще "сферы Ордынцева". Оказалось, что между витками галактической спирали стоит гравитационный барьер в триста йорданов! Ни один звездолет не перепрыгнет такую стену, а с помощью пульсарных спиралей можно спокойно пролететь эти тысячи парсеков, даже не расходуя бортовых ресурсов. Невольно напрашивается предположение, что мы обнаружили остатки некогда существовавшей транспортной системы.

- Грандиозно! Колоссально! Искренне вас поздравляю,- воскликнул Вартанян.- То, что вы мне сообщили, настолько меняет общую картину... Во всяком случае, лично мне ваша гипотеза кажется достаточно правдоподобной. Теперь надо будет заново переосмыслить всю ситуацию в целом.

Прощаясь с ним, Астанин подумал, что хорошо бы еще разобраться, откуда взялся проклятый барьер гравитационных потенциалов. Миллерс и Терехов который день безрезультатно бились над этой проблемой, причем залезали порой в такие космологические дебри, где даже Ярослав, неплохо разбиравшийся в углановской теории, был совершенно бессилен что-либо понять.

Он очень устал, но засыпал с трудом и долго ворочался на койке. Разыгравшееся воображение рисовало величественные, хотя и несколько традиционные и чрезмерно идеализированные картины бурной жизни, которая кипела в этих краях миллионолетия назад. В те эпохи здесь мирно соседствовали - в этом он был абсолютно убежден - могущественные державы, достигшие вершин социального, научного и экономического расцвета. По спиральным гипертуннелям пульсарных перемычек мчались трансгалактические поезда, связывая многочисленные расы в единую суперцивилизацию.

Здесь велась целенаправленная и рациональная реконструкция звездного мира, проводились эксперименты немыслимой сложности, важности и размаха. Разумные обитатели здешних мест - существа мудрые, счастливые и гармонично-прекрасные - были несомненно высокогуманны, поскольку им хватило времени и человечности озаботиться посевом жизни в Галактике. И они создавали космические фабрики биополимеров - такие, как Каппа-4 Эридана, в которых адское пламя горячей звезды испаряло породы ближних планет, насыщая металлами межпланетную плазму, а огненный жгут, вращаясь по системе, лепил молекулы будущей жизни.

Вынесенные в межзвездные океаны солнечным ветром, эти споры накапливались в газопылевых облаках и вместе с ними путешествовали миллионы лет по Млечному Пути, пока не попадали в сферу притяжения крупного небесного тела. Гигатонны органики сыпались тогда на звезды, черные дыры, раскаленные и замерзшие планеты, но изредка попадались на их пути миры, природные условия которых благоприятствовали редупликации, и там начиналась цепная реакция биосинтеза.

Эту красивую схему портила лишь одна неувязка: Ярослав не понимал, почему в некогда освоенном и переоборудованном секторе Галактики сохраняется так мало следов деятельности сверхцивилизаций. Даже вырождение целых рас и деградация культур, в вероятность чего он верил очень слабо, не объясняли сегодняшнего отсутствия остатков тех цивилизаций или хотя бы колоссальных руин и могильников.

Утром на общем собрании Вартанян и Миллерс сделали короткие доклады о проведенных ими наблюдениях. В заключение Астанин подвел итог работы экспедиции, изложил свою гипотезу и сообщил, что намерен стартовать к Земле немедленно по завершении сегодняшней обсервации. Началась обычная предотлетная суета.

В рубке командир собственноручно запустил в автопилот программу возвращения. Делать здесь было больше нечего, и он отправился обратно в лабораторные помещения. Главные страсти бушевали в спектроскопической, куда набилось человек десять. Вартанян бодро отвечал на какой-то, заданный еще в отсутствие командира, вопрос:

- ...Разумеется, это не единственный механизм. Те же самые молекулы возникают и на поверхности планет типа Земли, и в окрестностях обычных звезд. Но здесь процесс идет несравненно интенсивнее...

На другом конце лаборатории звездолетчики наседали на астрофизиков, требуя объяснить происхождение гравитационной стены. С этим вопросом было посложнее, так как мнения обоих ученых резко расходились. Миллерс считал, что спиральную структуру имеет в этом регионе Вселенной само многомерное пространство-время, а звезды просто скапливаются в областях минимума энергии. Терехов же доказывал, что пресловутый барьер - результат интерференции и суперпозиции полей тяготения миллиардов звезд, сосредоточенных в спиральных ветвях галактик.

Становилось слишком шумно, но в разгар этого сумбура Тигайчук высказал весьма дельную (на то он, собственно, и бортинженер, чтобы мысли его были дельными) идею:

- Командир,- сказал он, и все разом притихли, обнаружив, наконец, присутствие командира,- а зачем нам ждать, пока луч ударит по планете? Шлепнем пару раз прожектором, зафиксируем образование молекул и - домой!

- Логично,- тихо сказал Омаров, и остальные, кто понял, о чем идет речь, присоединились к его мнению.

"Прожектором" дипломатично называли квантовый генератор широкого диапазона - от инфракрасного света до сверхжестких гамма-лучей. Предназначались эти установки для противометеоритной обороны, но на практике использовались очень часто, причем в самых неожиданных целях.

Подрегулировав прожектор под спектр "огненного клинка" (две плавные "горки" в районах 400 и 3700 ангстрем) Ярослав надавил на гашетку. Генератор с урчанием выдохнул затяжной импульс, и отдача отозвалась ощутимой вибрацией переборок.

Разочарование было ошеломляющим: в спектрограммах обнаружились следы лишь самых примитивных соединений. Отрицательный исход эксперимента поверг всех в странную неловкость. На растерянных научников посматривали так, будто подозревали в каких-то кознях.

В томительно-напряженном ожидании проползли оставшиеся девять часов. Около полуночи фотонный конус перечеркнул зеленоватый диск четвертой планеты, взбаламутив ее аммиачно-метановые бездны. Двенадцать человек - все, кроме дежурившего в рубке третьего пилота, сгрудились за креслом приникшего к прибору Терехова, едва не залезая ему на плечи.

Изменив тональность гудения, спектрограф закончил дешифровку, и по экрану побежали жуткого вида химические формулы десятков экзотичнейших молекул, каждая вторая из которых включала ароматические, пентозные и еще более сложные циклы. Общее мнение выразилось невнятным бормотанием: "Странно...", "Ммм-мда", "Ну и ну", а потом раздался голос Миллерса:

- По-моему, загадка может иметь лишь одно решение - луч, идущий от звезды, модулирован.

Очень может быть, подумал Астанин, наверное, этого и следовало ожидать. Еще он подумал, что многие люди часто повторяли подобные сентенции, столкнувшись с очередной шарадой Космоса, но на этом месте течение его мыслей было прервано,

- Что скажете, командир? - повторил вопрос Вартанян.

- Единственное, что я могу сказать наверняка - старта к Солнцу сегодня не будет. И завтра тоже. А сейчас советую всем разойтись по каютам.

Многие так и поступили, но сам Ярослав, почувствовав зверский голод (за всеми этими треволнениями обедали и ужинали, естественно, кое-как, что неожиданно дало запоздалую реакцию), поплелся в буфет.

Неярко освещаемый голубыми плафонами пустой отсек с аккуратными кубиками столов и стойкой у дальней переборки нагнал на командира такую тоску, что даже подумалось: а может, ну его, засну как-нибудь и на голодное брюхо. Но тут снова отъехала вбок дверца, и вошли Бахрам с Вартаняном.

- Вот и славно,- повеселел Астанин.- В тесноте да не в обиде.

- Если настроение плохое, пусть хоть аппетит хорошим будет,- поддержал его второй пилот.

Покопавшись в холодильниках и набрав полные подносы холодных закусок, они уселись под голографией "Тихоокеанский шторм" и дружно взялись за дело. Когда тарелочки и бутылочки заметно опустошились, Бахрам поинтересовался, обращаясь одновременно к обоим сотрапезникам:

- И что же вы собираетесь делать дальше?

- Спать,- серьёзно ответил Ярослав.

- Ты не остроумничай,- Омаров даже повысил голос, явно выходя за рамки уставной субординации.- Я серьезно спрашиваю. Кстати, это твой собственный коронный вопрос.

Вартанян честно признался, что ничего пока не придумал, а командир звездолета, в свою очередь, спросил Бахрама:

- Собачью вахту сегодня ты стоишь?

- Стою.

- Запустишь ракеты в таком режиме, чтобы часам к десяти-двенадцати дня, когда все проснутся, мы подошли к конусу факела. Намек понял?

- Не сомневайся,- сказал Бахрам.- Вот это я понимаю - дело.

- Дело,- согласился Астанин.- Если только толк выйдет.

Удивленно наморщив лоб, Вартанян проговорил с неуверенностью в голосе:

- А зачем же вводить звездолет в конус излучения? Не лучше ли послать зонд?

- У бортовой аппаратуры разрешение выше на два с лишним порядка,- объяснил Ярослав.- А вас, как я понимаю, главным образом интересовали тонкая и сверхтонкая структура сигналов.

- Но все-таки,- продолжал сомневаться руководитель научной группы.- Это не опасно?

- Опасно?! - презрительно фыркнул Астанин.- С нашей броней - да будет вам это известно - можно без всякой опаски лезть в корону любой звезды. Правда, с нашими двигателями далеко не из каждой звезды удастся вернуться, но это уже другой разговор. Короче говоря, ничего опасного в завтрашней операции нет.

- Иначе наш командир держал бы "Радикал" в трех парсеках отсюда,- уточнил Бахрам.

Вартанян подозрительно посмотрел на резвящихся звездолетчиков, но промолчал.

В середине следующего дня они погрузились в хлеставший из бело-голубого субгиганта огненный поток. Зрелище получилось феноменальное: по экранам внешнего обзора ветвились дрожащие струи немыслимых красок. За фильм, снятый в эти полчаса, экипаж "Радикала" получил впоследствии специальный приз Пражского кинофестиваля.

Однако главным итогом необычного маневра была длинная лента с изломанной нитью спектрального профиля. Подробный анализ этой записи в земных институтах продолжался не один год и завершился защитой нескольких диссертаций, а в первые мгновения звездолетчики взирали на сложнейшие сочетания пиков и провалов с чувством своеобразного благоговения. Только Дихнич вдруг заявил, что где-то встречал похожие спектры.

Специалистом Леня был, несомненно, редкостно разносторонним и весьма эрудированным, но водился за ним грешок: он до невозможности любил всяческие шуточки и розыгрыши, и при этом не всегда умел соблюсти меру. Опасаясь, как бы и в данном случае не готовилось что-нибудь из той же оперы, Ярослав погрозил ему пальцем, но бортинженер выглядел непривычно серьезно.

- Честное слово,- он даже прижал руки к груди,- я однажды видел похожий спектр. Перед шестым курсом мы проходили практику в СКБ "Квант". Там как раз делали биомазер, работающий на волне абсолютной смерти. Структура того сигнала была почти такая же.- Взяв ленту, он стал показывать: - Вот эта группа узких линий, и эта, и вот эта. Очень похоже, я их хорошо запомнил. Эти спектры не имеют аналогов.

Аналогии с биомазерами смутила многих. Эти созданные в последние годы квантовые генераторы по праву считались не только могучим средством технической медицины (их "биофизическое" излучение резко ускоряло регенерацию тканей), но также - одним из наиболее страшных видов оружия. Когда стала очевидной реальность волн абсолютной смерти, биомазеры получили полуофициальное название - "некромазеры"...

- Вообще-то вполне возможно,- сказал, подумавши, Вартанян.- Насколько мне известно, сигналы абсолютной и локальной смерти должны резонировать с углерод-углеродными и углерод-азотными валентными связями, разрывая их. Но ведь тот же самый резонанс может, наоборот, и стимулировать образование подобных связей. Вопрос уже не в форме сигнала, а в том, на какую среду сигнал действует, и в интенсивности...

Физики поддержали начальника группы, но Астанин довольно невежливо перебил говоривших, поинтересовавшись, не задумывались ли они над вопросом об источнике модуляции.

- Задумывались,- ответил Миллерс.- Есть три возможности: либо микропульсации звезды, либо вращение черной дыры, либо и то и другое одновременно.

- Ясно,- не без иронии сказал командир,- либо одно, либо другое, либо еще что-нибудь. А дыра-то хоть вращается?

- И дыра вращается, и звезда пульсирует,- сказал Терехов, а затем добавил: - Хотелось бы разобраться, какая сила удерживает три тела на первой орбите.

- Никто их там не удерживает,- меланхолично бросил Бахрам, который настолько проникся духом астанинской гипотезы, что не мог уже оперировать иными категориями.- Запустив их на эту орбиту, Строители тут же о них забыли. Разумеется, они знали, что через четыре миллиона оборотов обе планеты поочередно свалятся на звезду, которая при этом наверняка взорвется, и начнутся совершенно непредсказуемые взаимодействия черной дыры с продуктами этого взрыва. Сам механизм, вероятнее всего, прекратит выполнение своего предназначения, но Строителям до этого нет дела. Чихать, что их конструкция проработает не больше пары миллионолетий - к тому времени они разбросают по Галактике сотни новых...

- Возможно,- признал молодой астрофизик,- но все-таки нельзя исключить, что на одной из внутренних планет оставлен механизм, стабилизирующий всю систему.

Если и имелось какое-то разумное объяснение тому, что Астанин направил звездолет к центру системы, то искать его следовало в характере командира, который всегда стремился доводить до логического завершения доскональную проверку далее заведомо безнадежных предположений. Сейчас Ярослав не без оснований считал, что никакого "стабилизатора" здесь не может быть в принципе, потому что система была очевидно нестабильна и уже начала разваливаться. Кроме того, интуиция подсказывала ему, что люди, даже обнаружив технику гипотетических Строителей, все равно поймут в ней не больше, чем питекантроп в антигравитаторе, или, что еще вероятнее, вообще не разгадают искусственности происхождения находки.

Тем не менее, не прошло и двух суток после дискуссии в лабораторном отсеке, а "Радикал" уже тормозил, приближаясь к самому маленькому объекту системы. Спустя еще два часа Астанин с Вартаняном выволакивали из вездехода взрывное устройство. Мизерная гравитация позволяла работать без особого напряжения.

- Здесь, я думаю, будет неплохо,- сказал звездолетчик, без удовольствия обозревая унылый ландшафт.

Он не любил планеты этого типа, предпочитая им газовые гиганты, и миры, хотя бы отдаленно напоминающие Землю, на которых имелась хоть какая-то жизнь. К его печали, Дальняя Разведка занималась преимущественно именно такими планетами - оплавленными шарами, на которых много столь нужных землянам элементов из второй половины менделеевской таблицы. Возникали эти природные амбары тяжелых металлов в далекую эпоху, когда начиналось формирование планетных систем у звезд среднего поколение. Давление звездного излучения выметало легкие атомы подальше от центральных светил, и в протопланетных облаках происходила радиальная сепарация элементов. Потому-то на Венере металлов было куда больше, чем на Земле, а Меркурий вовсе оказался настоящей сокровищницей. Напротив, за орбитой Марса накопился излишек легких молекул, выброшенных солнечным ветром из внутренних областей системы, в результате чего внешние планеты стали тем, что они есть - много водорода, азота и углекислоты.

С этими космогоническими несправедливостями Астанин давно смирился, но все-таки временами жаловался: дескать, судьба чересчур часто бросает его на раскаленные планетки.

Когда они установили заряд, и "Медведь", набрав высоту, лег на курс (им предстояло разместить еще три мины), начгруппы спросил:

- Как вы думаете..., мы что-нибудь найдем?

- Вряд ли,- сказал Ярослав, и объяснил, почему он так думает.

- По-моему, тоже. Вы знаете...

- Давай, перейдем на ты, - предложил Астанин.

- Давай,- охотно согласился Вартанян.- Давно пора... Так вот, мне кажется, имеет смысл снова исследовать шлейфы третьей и четвертой планет. Я подозреваю, что в них должны содержаться какие-либо очень сложные соединение, на которые мы до сих пор не обращали внимания, поскольку с нашей антропоцентристской точки зрения они не могут быть биогенными. Хотя в действительности, оказавшись в подходящих условиях, они вполне могут стимулировать эволюцию совершенно экзотической биологии. Жизнь, знаешь ли, такая живучая штука - адаптируется в любой среде...

Их рейд по планетке занял достаточно времени, чтобы Степа успел изложить собственную концепцию, которая, по его словам, "очень красиво сочеталась с доктриной Викторьева-Райта".

Исполинский биомазер, каковым являлась система Каппы-4 Эридана, ежегодно продуцировал неисчислимые мегатонны органических соединений. Однако рождающиеся здесь молекулы существенно отличались от своих земных аналогов. Иодированные триптофан, фенилаланин и аденин, железосодержащие лизин, глутамин, пурин и пиримидин, а также другие вещества, неизвестные даже астробиохимикам - все это были ростки эволюционных лесов, абсолютно непохожих на те, что выросли на Земле, Глории, Сказке и других мирах, пригодных для существования людей.

Не прошло и полувека с начала эры межзвездных полетов, а человечество уже познакомилось с четырьмя принципиально неродственными формами жизни. Это, во-первых, белковые и квазибелковые комплексы, энергетика которых основана на окислительных процессах. Во-вторых, "существа О" - широко распространенные обитатели планет-гигантов, именуемые в просторечье "пузырями". В третьих, очень редкие организмы типа "циклопидов", обнаруженных шесть лет назад экспедицией "Паруса". И, наконец, в четвертых, еще более редкие (найдено пока лишь две разновидности) "соляроиды" - резервуары биологически-активных эмульсий: известные Астанину "вулканоиды", а также озера жидких электролитов на Гермесе.

Не логично ли предположить, что высокоразумные Строители должны были стремиться к поощрению роста всех разновидностей жизни, в том числе и тех, которые землянам пока не встречались? Поэтому вполне возможно, что в космических фабриках вроде Каппы-4, могут производиться также и семена других, не обязательно белково-нуклеиновых форм жизни. Вартанян надеялся, обнаружив нестандартные высокомолекулярные комплексы, определить, к какому итогу приведут их механизмы естественного отбора.

К идее Ярослав отнесся критически - подобные гипотезы в Дальней Разведке рождались примерно три раза в день, а рассыпались и того чаще. То, что казалось научнику "логичным", вызывало у него резкий внутренний протест. Вряд ли было рационально совмещать в одной системе производство столь разнородных соединений. Он считал более логичным (разумеется, это было логичным с его точки зрения, но Астанину казалось, что в таких вопросах логика Строителей не должна сильно отличаться от человеческой) создание специализированных "ферм" для посева каждого отдельного биологического типа. Впрочем, все это было столь же голословно и умозрительно.

Однако ассоциации уводили мысль дальше, и он подумал, насколько все-таки жизнь сложнее и интереснее самых головоломных литературных трафаретов. Рядовая, в общем-то, экспедиция - ни аварий, ни любовных драм, ни великих ученых на борту. Но какой фейерверк открытий, какой каскад остроумных и смелых научных концепций, раскованность мышления, полет фантазий, какое напряжение интеллектуальных и физических сил! Разумеется, их работы не перевернут мировую науку, но в копилку человеческих знаний будут добавлены новые немаловажные находки, которые когда-нибудь, в совокупности с другими достижениями других людей, поднимут земную цивилизацию на новые ступени могущества и процветания.

- Ты со мной не согласен? - прервав свой монолог, осведомился Вартанян.

- Ну, не так, чтобы очень... но и не очень, чтобы так,- вездеход уже снижался, и Ярослав говорил, разделив внимание между собеседником и пультом управления.- Все пока ведь очень неясно. Ты совершенно напрасно так безоговорочно принимаешь искусственное происхождение этой системы. Прямых доказательств у нас по-прежнему нет, и вполне может появиться иное истолкование наших находок. Однако, я окончательно утвердился в своем убеждении, что мы - я имею в виду все Человечество - стоим на пороге больших потрясений. Наверное помнишь, я на днях рассказывал, как менялись с годами цели звездоплавания: первое десятилетие казались важными любые мелочи, потом мы сосредоточили внимание на запасах сырья и жизненного пространства. А теперь единственным оправданием для продолжения интенсивного межзвездного поиска остается надежда на встречу с иным разумом.

- Ты считаешь, что это серьезно?

- Более чем серьезно. Накоплено огромное количество информации, однако наши ксенологи тонут в груде разрозненных фактов. Теперь особенно остро стала проблема суммировать всю информацию в этой области и выработать оптимальную стратегию. Я подозреваю, что именно об этом пойдет речь на февральском конгрессе.

К "Радикалу" они вернулись первыми. Чуть позже прибыла шлюпка, на которой Ляпунов и Дихнич устанавливали мины в противоположном полушарии.

Когда все собрались в рубке. Астанин торжественно нажал кнопку. В разных концах планеты взметнулись пухлые грибочки ядерных взрывов. По плотной (мечта любого сейсмолога) глыбе сплавленного с металлом камня разбежались ударные волны, превращаясь в электронные сигналы среди схем бортовых компьютеров. Солидно помигивая лампочками, компьютер сделал какие-то подсчеты и выдал похожее на приговор решение - планетка самая обыкновенная, сложена из обычных пород и никаких подозрительных формаций не содержит.

- Самое обидное,- сказал Ярослав, тяжело вздыхая,- мы обречены загубить еще сутки, чтобы получить такой же отрицательный результат на соседней планете.

- К сожалению, придется, - ответил за командира Вартанян. - Увы, но в такой ситуации ничего не может быть ясно в принципе...

Систему Каппы-4 Эридана звездолет покинул только через восемь суток. Ничего существенного за эти двести часов обнаружить не удалось.

Часть вторая Иной Разум

1. Земля, 2230 год.

Из окон серовского кабинета открывался восхитительный вид на заснеженный парк, в котором разместились Министерство Освоения Космоса, Академия Космических Наук, Высшая Академия Космонавтики, базовые институты, а также служебные гостиницы, небольшой космодром и знаменитый асимметричный эллипсоид, именуемый обычно Дворцом Космонавтики. Во дворце уже четвертый день заседал VII Всемирный конгресс Ассоциации участников межзвездных полетов.

В не столь давние времена "всемирным" назывался форум, на который съезжались гости со всего мира. Однако ныне, когда Человечество неуклонно заселяло иные планеты, эпитет "всемирный" приобрел новый смысл - это был конгресс всех миров.

- Перестань мандражировать,- посоветовал Павел Андреевич.- Все мы когда-то впервые выступали перед такой аудиторией.

Сегодня на Конгрессе обсуждались проблемы сапиентологии, науки о разумной жизни, и Ярославу предстояло сделать доклад об открытии пульсарных перемычек, соединявших витки галактической опирали.

- Мне от этого не легче,- буркнул он в ответ.- Встанет какой-нибудь академик с супермозгом и начнет: выводы, мол, не выдерживают никакой критики, наблюдения проводились недостаточно корректно, крайне низкий научный и методический уровень, ну и так далее.

- Не переживай, будет гораздо хуже,- привычно успокоил его Серов.- От тебя потребуют всего-навсего дополнительных фактов и соображений. А что касается супермозга... - он ухмыльнулся.- Будет тебе и супермозг.

- В каком смысле? - рассеянно переспросил Ярослав и вдруг понял.- Надо же! Кто?

- Некто Космик. Он из новых - ему всего восемь лет. Или девять.

- Слышал,- сказал Астанин.- Если не ошибаюсь, он еще и мобильный?

Они затронули весьма деликатную тему, касаться которой в повседневных разговорах считалось чем-то вроде моветона. Всем было прекрасно известно, что на Земле, кроме людей, уже больше столетия существует вторая цивилизация - полторы дюжины разумных суперкомпьютеров. Созданные в процессе постепенного усовершенствования электронных машин, они неожиданно проявили способность к самостоятельному и весьма оригинальному мышлению. Люди сочли не просто невозможным, но и неэтичным обращаться с ними, как с быстродействующей разновидностью тривиального мегапроцессора, способной делать логические выводы.

Астанин знал, что искусственные разумные существа, хоть и погружены в свои специфические проблемы, тем не менее охотно и с обоюдной выгодой сотрудничают с более древней расой. Однако подавляющее большинство людей старательно делали вид, будто ничего не знают о присутствии на их планете иного разума, и столь же старательно избегали разговоров на эту тему. Видно, сам факт существования такого суперинтеллекта был способен возбудить в человеке болезненный комплекс неполноценности.

Впрочем, Ярославу было хорошо известно, что никто иной, как Павел Андреевич Серов частенько беседует с искусственными разумными существами - ИРСами, получая от этого общения, по его словам, немалое удовольствие.

- Пошли,- поглядев на часы, сказал комиссар.- Скоро начнется.

В фойе, куда они попади через соединявший оба здания туннель, рябило в глазах от парадных мундиров. Двубортные френчи и облегающие комбинезоны, звезды на погонах и ромбы в петлицах, аксельбанты, эполеты и лампасы, женская униформа с ее брючными и мини-юбочными вариантами. А среди этого уставного многообразия - строгие костюмы академиков и одетая по последней моде научная молодежь.

Это был волнующий парад покорителей космоса, где все в общем-то хорошо знали друг друга - лично или понаслышке. Астанин узнавал в толпе космонавтов, ученых, конструкторов, администраторов, и постепенно его волнение уступило место приятному чувству единения с теми, кто собрался в этом исполинском сооружении. Наверное, именно в создании такого праздничного настроения и заключался смысл организации подобных грандиозных встреч - ведь чисто деловую часть Конгресса несложно было бы осуществить и дистанционно, с помощью обычных средств межзвездной связи... Но деловая часть - только часть дела,- мысленно скаламбурил Ярослав.

Как обычно, к Серову, будто притянутые нейтронной звездой, устремились его ученики, бывшие и нынешние сослуживцы, а также просто приятели. Всякий раз, когда число собравшихся становилось больше некоторой критической величины, компания спонтанно разваливалась на несколько очагов.

В конце концов Ярослав остался с Артуром Андрейчиком и другим своим давним знакомым, Иоганном Вороном, который теперь командовал единственным пока звездолетом неограниченной дальности. Бедняга Ио не успевал отвечать на шквал вопросов по поводу конструктивных и ходовых особенностей своего корабля, но потом каким-то образом умудрился все же поинтересоваться предметом сегодняшнего астанинского выступления. Ярослав сразу загрустил и вяло ответил: дескать, сам скоро услышишь. К счастью, в это время раздались мягкие переливы сигнала, известившие уважаемую публику о скором начале утреннего заседания.

Зал был разбит на изолированные шестиместные секции, которые скорый на словесную расправу Андрейчик с ходу окрестил "загончиками".

Эшелоны этих отсеков поднимались амфитеатром, что обеспечивало всем участникам отличный обзор. Традиционной трибуны в зале не было - лишь небольшая круглая площадка, на которую проецировались голограммы ораторов.

В загончике, отведенном делегации первой эскадры, уже сидели Серов и Касенов.

- У Славика сегодня "бомба",- сообщил Павел Андреевич, кивая на входящих звездолетчиков,- но почему-то нет настроения. Надо бы его морально поддержать,

- Не слишком ли много сенсаций для одного конгресса? - поинтересовался Артур.- Лично я был уверен, что самое интересное сообщение должны сделать Броуз и его ребята. Говорят, Лев Богданович из-за этой истории летал в их зону.

- Летал,- охотно подтвердил Касенов и даже уточнил, сделав широкий жест в сторону Серова.- Причем не один, а вместе с Павликом...

- Очередная пустышка? - с нескрываемым интересом осведомился Ворон.- Или на этот раз действительно?

Серов кивнул:

- Действительно.

- Ну, наконец-то,- облегченно прошептал Ярослав.

Наука о разумных существах и путях развития цивилизаций, которую прежде называли ксенологией, а теперь - сапиентологией или разумоведением, на протяжении двух последних столетий оставалась комплексом чисто абстрактных учений, вследствие чего многие не без оснований считали это занятие блажью маявшихся на почве безделья теоретиков. Даже некоторые классики, разуверившись в былых надеждах отыскать среди звезд братьев по интеллекту, время от время публиковали работы со стыдливыми оправданиями: если, мол, иных цивилизаций и не существует, все равно труды разумоведов окажутся востребованы, ибо помогают прогнозировать дальнейшую эволюцию самого Человечества, Астанину подобные перспективы представлялись невероятно унылыми.

Но вот совсем недавно, уже после его возвращения с Каппы-четвертой Эридана, в кулуарах поползли слухи: "Американцы что-то нашли, но пока все засекречено". Хотя такие находки "чего-то, похожего на разум" случались довольно часто, причем всякий раз сообщения не подтверждались, надежда на скорый Контакт вспыхнула с новой силой. Судя по туманным намекам стариков, имело смысл надеяться на лучшее...

В загончик с воплем: "Посмотрите на сектор Ю-ноль-ноль-два!" - ворвался Вартанян. Обнаружив присутствие обоих комиссаров, он несколько смутился и добавил гораздо спокойнее:

- Как сказал бы мой дядюшка, в упомянутом секторе локализовано космическое чудо.

- Ваш дядюшка, простите, и этим занимается? - почему-то насторожился Серов.

- Чем он только не занимается...- рассеянно ответил Степа, вращая рукоятки настройки головизорной установки.- Сегодня как раз об этом собирался говорить.

- Печально,- буркнул Серов.

Из их невразумительного диалога Ярослав уяснил лишь то, что пресловутый Степин дядюшка, которого он до сих пор считал персонажем мифическим, оказался вполне реальной личностью. Причины, вызвавшей несомненную озабоченность Павла Андреевича, он не понял, а вдумываться не было времени: перед ними засветилось изображение секции "Ю" второго ряда.

Зрелище впечатляло. Наклонив корпус под углом градусов в тридцать, не то сидел, не то стоял шестиногий цилиндр примерно трехметровой длины и метрового диаметра о массивным набалдашником сложной формы на приподнятой оконечности - Космик. Рядом в непринужденной позе пристроился на диване мужчина средних лет с пышными усами, бакенбардами и бородой. Вероятно, кто-нибудь из группы связи.

- У него тоже сегодня доклад? - почему-то понизив голос, спросил Ворон.

Касенов утвердительно кивнул.

Снова послышалось плавное пение сигнала, и заседание началось.

В центре зала появилась голограмма Бергсона, почетного президента сапиентологической подкомиссии, который делал вводный доклад. Начав по традиции со времен античности и средневековья, он плавно перешел к идеям Циолковского, Дрейка, Сагана, Шкловского, Кардашева, Тартер и Троицкого, вспомнил программы ОЗМА, ЦЕТИ, СЕТИ, "Каравелла" и "Флор", к мыслителям Двадцатого века присовокупил Любенова, Умбертини, Тасаки, Ли Чань-Цзинь, Беккера и Соболева, следом за коими настал черед современников.

Красиво, но малоинформативно,- мысленно выставил оценку Ярослав. Хотя, чего еще ждать от вступительного слава?

Выступавшие после Бергсона теоретики обрушили на делегатов новейшие (а точнее - немного модифицированные старые) модели эволюции: гомеономное и гетерономное развитие, метацивилизация, постсоциальные нообионты, киборгизация, биологическое переконструирование, экспоненциальный рост основных параметров, насыщение и осцилляция экспоненциального роста, пролонгация технологической фазы, перескакивание пост-технологической фазы... Великолепные схемы имели единственный общий недостаток - никто не знал, насколько они правдоподобны, то есть - сколь стойко вынесут проверку временем и встречей с иным разумом. Нечто похожее Астанину уже приходилось слушать, причем неоднократно. Не удивительно, что и Глеба Бао-таня из Бхагосвати (планета Аврора) он поначалу слушал вполуха и пропустил преамбулу. Но потом вдруг оказалось, что докладчик говорит о вещах, которые давно волновали самого Ярослава.

Бао-тань предлагал разработать принципы некоей "космической этики", которой и будет придерживаться в своей межзвездной деятельности человечество. Он говорил о том, что люди должны относиться к природе иных планет более бережно и гуманно, чем относились когда-то к природе и животному миру Земли. Подобные идеи высказывали давным-давно Шепли и Фейзэн, но дело так и не продвинулось дальше благих намерений.

Всякий раз, когда начиналось исследование очередной обладающей биосферой планеты, Ярослав, как и многие другие звездолетчики, испытывал неприятнейшее чувство - резкую неудовлетворенность грубостью используемых методов. Безжалостно и в огромных количествах выдирались из грунта растения, отлавливались и отстреливались для коллекций и препарирования птицы, рыбы и звери, бешено вибрировали от всевозможных зондов и каротажей океаны, недра и атмосфера планеты, удостоенной чести быть посещенной человеком.

Все в общем-то соглашались, что подобное отношение к меньшим братьям, а также к неживой природе - негуманно и, следовательно, безнравственно. Многие, в том числе и Астанин, тяготились сознанием собственной безнравственности, однако выхода из заколдованного круга никто не видел. Так уж повелось исстари, с тех незапамятных веков, когда только зарождалась наука, причем иного пути вроде бы не существовало.

Не сумел предложить готового решения и профессор с Авроры. Он лишь в очередной раз призвал досточтимых коллег задуматься над тем фактом, что человечество становится феноменом глобально-космических масштабов и обязано отныне руководствоваться не одними лишь собст венными эгоистическими интересами, но - заботиться обо всем живом во Вселенной.

Не однажды Ярослав принимался набрасывать выдержанные в духе примерно тех же соображений проекты изменений в Уставе Космической Службы, но всякий раз какие-то более срочные заботы не позволяли ему довести эти начинания до финала. Теперь он твердо решил сегодня же свести воедино все свои записи, дабы уже в ближайшие дни послать их рапортом по команде.

Тем временем получил слово Жерар Лемюр - один из ветеранов сапиентологии, гениальный старик с феноменальным воображением, неоднократно подтверждавший свою способность обнаруживать парадоксальную взаимозависимость между никак, казалось бы, не связанными фактами и явлениями. Сегодняшний его доклад назывался "Проблемы эволюции с точки зрения термодинамики".

- Общеизвестно,- сказал Лемюр,- что развитие мертвой материи, подчиненное термодинамическим законам, приводит в некоторых случаях к рождению материи живой, главное свойство которой заключается в локальном нарушении второго начала термодинамики. Другими словами, жизнь не подчиняется закону неубывания энтропии, поскольку эволюционирует от простых структур к более сложным. Далее. В процессе эволюции живой материи при определенных условиях появляется жизнь разумная, которая нарушает уже первое начало термодинамики, то есть закон сохранения энергии.

Можно доказать, утверждал Лемюр, что основным признаком разума является употребление различных источников энергии, хотя бы самых примитивных, ибо орудиями типа палки или камня пользуются даже животные, но огонь был и остается монополией человека.

- Итак, резюмируем,- темпераментно жестикулируя, говорил мэтр Лемюр.- Живая материя отличается от неживой способностью не подчиняться второму началу, причем одна из форм живой материи способна также не подчиняться первому началу. Логично предположить, что дальнейшее развитие разумной жизни должно привести к возникновению форм, допускающих хотя бы локальное нарушение третьего начала термодинамики. Очевидно, это будут разумные существа, приспособленные для жизни в условиях абсолютного нуля.

- Занятно,- прокомментировал Вартанян.

- Более, чем занятно,- согласился Серов.- Кстати, вы не в курсе, что именно считает космическим чудом Эрнест Арнольдович?

- По-моему, шаровые скопления,- неуверенно сказал Степа.- Но утверждать не могу, поскольку точно не знаю.

- Вот уж действительно, пришла беда, откуда не ждали,- сказал комиссар и заметно помрачнел.

- Конкурент? - усмехнулся Касенов.- За приоритет беспокоишься?

Павел Андреевич что-то ответил, но внимание Ярослава было уже прочно приковано к "трибуне". Выступал рижанин Рудольф Рунцис, с которым они когда-то служили на Венере.

- Иногда слышны голоса скептиков,- начал Рудольф,- почему, мол, распространив сферу деятельности нашей цивилизации на сотню с гаком световых лет, мы до сих пор не повстречались с другими космическими народам? И, как правило, из этого парадокса делается тривиальный вывод: дескать, в Галактике нет кроме нас ни одной расы, достигшей в своем развитии звездолетного этапа. Забудем о странных событиях в районе Бермудского треугольника и над Подкаменной Тунгуской, будоражившие общественное мнение в конце двадцатого и в начале позапрошлого веков, хотя они с наибольшей вероятностью могут быть истолкованы, как посещение Земли инопланетянами. Все равно, можно представить иное, не менее правдоподобное объяснение, нежели предположение об отсутствии в ближайших окрестностях космических цивилизаций. Вспомним Землю в античные времена: небольшие территории более или менее культурных стран, разделенные обширными пространствами, где не жили люди и где еще долгие столетия сохранялась в неприкосновенности дикая природа. Не будет ли уместным предположить, что и наша Галактика переживает ныне эпоху античности, когда разум, вспыхнувший в нескольких далеких друг от друга очагах, не успел диффундировать вдоль всей спирали Млечного Пути?

Гипотеза старого товарища понравилась Ярославу не столько свежестью идеи, сколько - оптимистичностью.

Следом выступал незнакомый никому Кнуд Майер, сумевший с первых же слов заинтриговать аудиторию:

- У космических цивилизаций как и у всех конечных систем, существуют объективные пределы роста, которые являются причиной своеобразного естественного отбора. Пережить кризис роста и, таким образом, пройти барьер естественного отбора смогут лишь те расы, у которых хватит разума преодолеть стихийные тенденции количественного накопления, заменив их задачами интеллектуального развития.

Затем он принялся скрупулезно перебирать самые различные кризисные ситуации, могущие привести либо к гибели цивилизации, либо к серьезному упадку культуры.

Глобальные природные катаклизмы: оледенение, взрыв близкой звезды, столкновение планеты с гигантским астероидом, кометой или черной дырой - если эти события произойдут прежде, чем цивилизация овладеет технологией, способной противодействовать факторам космических масштабов.

Самоуничтожение в результате нерационального применения средств массового поражения, либо технологическая катастрофа, вроде взрыва термоядерной или кварковой энергостанции.

Естественное вырождение и вымирание вследствие исчерпания резервов генофонда - если этот процесс станет необратимым прежде, чем получат должное развитие средства и методы генной инженерии.

Уменьшение производства продуктов питания как результат неуклонного сокращения пахотных земель, пастбищ и прочих агрикультурных угодий на планете.

Засорение и разрушение окружающей среды: кислотные дожди, уничтожение лесов, перегрев атмосферы вследствие несбалансированного производства энергии, накопление токсинов, сокращение запаса пресной воды. Вспомним, что последние два столетия были, по существу, непрерывным сражением за восстановление биосферы и что окончательная победа в этой битве еще не одержана.

Истощение минеральных ресурсов планеты, прежде чем цивилизация создаст средства космического транспорта, способные доставлять металлы, нефть и другое сырье с иных планет.

Утрата цивилизацией интереса к дальнейшему развитию, стабилизация на достигнутых рубежах, что неминуемо приведет к постепенному регрессу.

- С перечисленными проблемами Человечество, как будто, успешно справилось или справляется,- подвел итог Майер.- Однако, назревает еще один кризис - демографический. Хотя на протяжении Двадцать Второго века среднегодовой прирост населения монотонно снижался и сейчас не превышает одного процента, сегодня на Земле проживает почти полсотни миллиардов людей. В то же время подсчитано, что современные наука и техника гарантируют умеренно комфортабельную и обеспеченную жизнь не более чем сорока миллиардам.