Ни тени стыда. Часть первая

Глава пятая. Друзья или враги?

Ну, же, соберись, тряпка, спроси прямо, зачем пригласили, — напрасно заставлял себя Найрус. Уже подавали десерт, но никто так и не заговорил о цели встречи. Обсудили нападение на дом Воина Чести — мать-герцогиня искренне выразила сочувствие, Солбар — сквозь зубы. Поговорили о Безжалостном — пришлось рассказывать заново версию с упавшим в реку трупом. Помянули какие-то мелкие правовые вопросы. Но каждая из сторон понимала, что это лишь затянувшееся предисловие.

— Что вам известно? — внезапно перешла к делу мать-герцогиня.

— О чём? — отложив в сторону мороженое и утерев рот салфеткой, осторожно спросил Найрус.

— Обо всём, — мягко улыбнувшись, сказала женщина.

— А смысл мне рассказывать?

— Приобрести друзей. Или... хотя бы не нажить врагов.

По слухам, она была ещё детородна, хотя ей и было далеко за сорок. Какая-то часть прежней красоты сохранилась, и сейчас всё её обаяние было направлено на нового начальника Герцогова Ока. Но профессор не поддался чарам.

— Спасибо за ужин. Я пойду. Господин Солбар, требую вас завтра к себе на допрос. Вы не имели права выводить опасного преступника из Башни Смертников. А учитывая, что он после этого сбежал...

— Не надо никуда идти, — каким-то неуместно беспечным тоном сказал Солбар. — Я вам сейчас скажу. Сбежал он, ударив меня в челюсть, можете осмотреть её, и убедиться, что драка была. Сыграл эффект неожиданности и моя самоуверенность. А заполучить Олэ хотели его собратья по охоте на теней, одного из которых я нанял убить мужчину-тень, Воина Чести.

Всё, что Найрус собирался выложить в окружении верных бойцов как главный козырь на допросе, Солбар сообщил сам. И это произошло на его территории, во дворце полном только ему и матери-герцогине преданных воинов.

Профессор не знал, радоваться или огорчаться, что оставил Невилла играть в шахматы с лакеем в приёмной. С одной стороны — Невилл бы узнал секрет, что Воин Чести не человек, с другой — если Солбар захочет убить Найруса, то что сделает Найрус один?

Но ничего не произошло. Солбар не захлопал в ладоши, в столовую не ворвались рыцари. Они были по-прежнему втроём и только втроём, даже слуг мать-герцогиня незаметно отпустила.

— От ночной армии офицеры ночной стражи не возвращаются живыми. Можно считать, что ваш друг уже мёртв, поверьте, мне жаль. И вот теперь, нам самое время налаживать отношения с новым начальником Ока, — сказала герцогиня; наклонив голову вбок и подперев рукой, она с любопытством разглядывала Найруса.

— Не согласен, что он мёртв. И если вы дадите каких-то рыцарей...

— Исключено, — перебила мать-герцогиня. — Ночная армия живёт своей жизнью, знатное сословие — своей. Вы знаете политику государства.

— Государыня. Как можно быть настолько слеп... недальновидной? Преступность уже дошла до масштабов, когда у атаманов целые армии под началом. Люди, которые не участвуют в разбоях, в грабеже, а используются исключительно для уличных сражений. Пока они угрожают обывателю, потом они начнут угрожать государству.

— Потом не случится, Найрус. Атаманы негодяи, но знают грань, которую нельзя переходить.

— Грабежи, поборы, кражи, убийства, разбой... каждый день в стражу поступает столько жалоб, что один расследователь ведёт двадцать дел. Это разве не «перейти грань»?

Мать-герцогиня вздохнула и посмотрела на Солбара. Солбар сочувствующе зацокал. Они словно совещались без слов о Найрусе, не понимали, как он не осознаёт очевидных вещей.

— Мне рекомендовали вас, как учёного широкого профиля. Скажите, входит ли наука о хозяйствовании, экономика, в список ваших интересов?

— Мне интересны все науки, хотя эта не самая любимая.

— Тогда вы должны понимать, что мой сын... смерть которого, открою вам тайну, скоро официально подтвердят... мой сын усилил Око и отдал под начало легендарному воину, намереваясь совсем покончить с организованной преступностью. В этом был интерес его друзей, купцов. Купцам необходимо, чтобы развивалась новая форма хозяйствования — мануфактуры, и росло новое сословие — чомпи. Но развитие города ослабляет деревню, а с ней и прежнюю опору власти — рыцарство. Получив герцогскую цепь, я верну рыцарям их привилегии. То, что я скажу далее, прозвучит зловеще, но экономика тесно связана с политикой, а политика, вы должны знать, самая мерзкая наука. Так вот, атаманы останавливают развитие города и способствуют оттоку народа обратно, в деревню, в этом благо, я считаю, для страны.

— А деревенские дома разбойники не грабят! — с пафосом воскликнул Солбар. — Ибо там власть благородных всадников.

А всадники берут такой оброк за свою защиту, что он немногим меньше поборов бандитов, — подумал Найрус, — одни грабители не хотят связываться с другими.

— Позволю с вами не согласиться, государыня. Мануфактуры более передовая форма хозяйства, чем ремесленное производство. Вы обязательно будете отставать в развитии от других стран.

— Вы увлекаетесь историей?

— О, да, королевская наука!

— Тогда вам должно быть известно, сколько примеров в истории, когда развитая держава униженно платила дань дикарям-кочевникам, которые просто умели воевать. В грядущих войнах будут побеждать те, у кого сильнее рыцари. Регулярная армия моего сына — это химера. Полные латы, особенно их новая разновидность, которую поэты почему-то обозвали готическими, выдерживают прямое попадание эльрихольского большого лука.

— Но пикинёры и алебардщики...

— Да что ты знаешь о пикинёрах и алебардщиках, и вообще о войнах, умник из хлева, челядская кровь! — вспылил Солбар. — Я был на войне, я видел, как это происходит. Когда мои собратья по сословию ведут себя, как, простите, матушка-герцогиня, последние кретины, да, поле боя за челядью с пиками. Но если война идёт по уму, простолюдская пехота проигрывает.

— Господин Солбар, я попросил бы вас соблюдать приличия! — в Найрусе проснулась гордость. — Я не челядская кровь, а начальник Герцогова Ока, и у меня есть право сажать в тюрьму самого знатного рыцаря. Тем более повод вы мне сами дали.

— От этого твоя кровь не станет благороднее, — с насмешкой ответил Солбар.

— Прошу простить мне заносчивость моего... знакомого, — поспешила извиниться перед профессором мать-герцогиня и потребовала сделать то же самое Солбара.

Солбар, к удивлению Найруса, действительно, извинился. Сослался на то, что пропустил сильный удар от Олэ Меченосца, и, вероятно, такая несдержанность его последствия, ведь профессор же в курсе, что травмы головы дают знать о себе порой не один день.

Найрус понял, что сейчас самое время высказать в глаза, что им выгодна победа атаманов и последующая резня стражи, как событие, которое помешает свадебным торжествам Ловило, но что-то его заставило промолчать.

Настала томительная пауза.

— Вы верите, что мы с Солбаром не имеем отношения к произошёдшему с Воином Чести? — резко нарушила её мать-герцогиня.

— Я знаю, что без Олэ Меченосца, которого выпустил Солбар, пленение Гулле бы не случилось, — дал уклончивый ответ начальник Ока.

— Уважаемый Найрус, вам недостаточно моей клятвы, что это произошло случайно? — с лёгкой обидой произнесла женщина.

— Я понятия не имел, что у Олэ такие сильные счёты к моему врагу, я хотел убить Гуллейна, но руками другого теневого охотника, — добавил Солбар. — И, предупреждая вопросы, я не знаю, зачем Олэ был нужен соратникам по охоте на теней.

— Беседа не продуктивна, — сменила наклон головы и руку мать-герцогиня. — Мы слишком много говорим о покойниках. Воина Чести, как это ни печально, — поверьте, в отличие от Солбара, я Гуллейну, всегда симпатизировала, — атаманы не оставят в живых. Давайте обсуждать того, кого ещё можно спасти. Его сына, например, который вам очень дорог, и его племянницу.

Что у Гулле есть ещё и племянник они не знают, — мелькнуло в голове у Найруса.

— Мне очень жаль девочку. И я готова ссудить любую сумму, если бандиты согласятся на выкуп. И похлопотать за Гуллейна младшего, если Шибер — вы же с ним уже встречались? — будет настаивать на его виновности. Сразу говорю, даже понятия не имею, с чего это королевский расследователь свалился нам на голову, и какие у него планы. Кстати, вы только что рассказали, что Безжалостный мёртв. И, надо же, сегодня Шибер развешивает листовки, что Безжалостный жив.

— И да, что он пятнадцатилетний мальчик, — засмеялся профессор — Это полный бред.

Смех вышел слегка неуверенным — некстати вспомнилось, что на самом деле Безжалостным был мальчик на четыре года младше Блича.

— А то, что среди пострадавших рыцари принца Лара тоже бред? Кстати, у вас есть догадки, зачем Шибер шёл по его следу? Четвёртый брат в семье никогда не дождётся престола.

Опять настала долгая пауза. И опять первой из неё вышла мать-герцогиня.

— Подытожим. Мальчику угрожает королевский расследователь. Здесь я могу помочь своим влиянием. Девочку спасти из плена деньгами. И, наконец, вы. Когда ночная армия выставит голову Гуллейна на всеобщее обозрение, в городе начнётся, скорее всего, резня стражников. Но ни один погромщик не осмелится зайти в мой дворец. Переждав резню, вы сможете набрать новую стражу и заниматься прежней работой. С поправкой на новые условия — расширившуюся власть атаманов.

— Добавлю, — поднял указательный палец Солбар, — что охотники ушли, но вернутся с подкреплением. Им зачем-то нужен ваш мечник. Позарез нужен. Получив его, они опять вернутся. Уже за детьми народа Теней. И вот здесь... Лидер группы меня хорошо знает. Я легко приведу его в ловушку. Они все погибнут, думаю, мы оба знаем, что это за мерзкие люди, жалеть их не стоит. А дорогие вам дети опять будут спасены.

Найрус с одной стороны был безумно рад, что Солбар предлагает помощь в борьбе с теневыми охотниками, с другой — поразило, как легко он предаёт тех, кого думал использовать.

— И что вы от меня за всё это хотите? — перешёл к цене вопроса Найрус.

— Дружбы, простой дружбы. Если бы вы по-дружески доказали то, о чём и так болтает весь город. Что Ловило умертвил дочку за наследство купчихи. Но опомнился и понял, что дал маху. Ведь жениться ему, пока траур, нельзя. Поэтому Ловило объявил, что девочка просто уехала.

— Ловить убийц мой долг, госпожа герцогиня. Причём здесь дружба?

— А Шибер Шул... было бы очень по-дружески помочь понять его мотивы. А ещё лучше выжить из герцогства — не нужен он здесь.

— У нас был конфликт. Он теперь мой личный враг. Я его посажу в лужу и без дружеских просьб. И ещё он угрожает сыну моего начальника и моему... одному абсолютно невиновному мальчику.

— Это значит, что между нами дружба?

— Мы ещё ничего не решили по господину Солбару. После его признания у меня есть право аресто...

— Какое признание? — напустил на лицо невинную улыбку рыцарь. — Это была просто шутка.

— Да, господин Найрус, он пошутил. А вот обещание поддержать любой суммой освобождение девочки — это не шутка. Солбар, оставьте нас с начальником Ока наедине.

Солбар нехотя вышел.

И тогда мать-герцогиня, смиренно сложив руки на коленях, задала неожиданный вопрос:

— Найрус, скажите честно, вы считаете меня чудовищем?

Профессор растерялся. Это не ускользнуло от женщины.

— Говорите прямо. Клянусь Светом, ваши слова не вызовут никаких для вас дурных последствий.

Профессор по-прежнему молчал. Он не знал, что это: разговор по душам или провокация? Тон и глаза женщины кричали, что первое, но всё, что о ней успел узнать Найрус, говорило в пользу второй версии.

— Не считайте меня чудовищем, профессор. В юности я сделала много зла, но начало положили герцоги Блейрона. Меня выдали замуж в пятнадцать без моей воли. Мой муж знал, что я не люблю его, но не отказался, как положено рыцарю, от моей руки.

И ты считаешь это достаточным основанием, чтобы убить его руками собственного отца? — спросил Найрус, разумеется, про себя. — А по мне это тебя никак не оправдывает.

— Не подумайте, я не считаю, будто это моё оправдание, — словно прочла его мысли мать-герцогиня. — Но... но...

Женщина опустила голову и приложила сложенные ладони ко рту. Она хотела сказать очень много и одновременно не говорить ничего.

— Но детей я спасу. Не знаю, искупит ли это мои прошлые грехи... Но в освобождении малышки можете рассчитывать на любые суммы, а юноше я устрою побег из тюрьмы, если королевский сыщик окажется успешнее вас. Больше. Я никому ничего не скажу, и Солбар тоже будет молчать об их напасти, Чуме теней.

— Так вы знаете про Чуму...

— Да. И, признаюсь, лет двадцать назад я бы умертвила детей во благо страны и для своего спокойствия. Но сегодня уже не могу отдать такого приказа.... Как понимаю, если дети будут регулярно проверять свою тень, эпидемии можно избежать?

— Скажем так, максимально снизить риск.

— Так тому и быть, когда я надену герцогскую цепь, народу Теней под ваши, конечно, гарантии, не будет в Блейроне никаких преследований. Если за пять лет с Воином Чести не случилось никакой Чумы, то, может, всё не так страшно?

Профессор упал перед герцогиней на колени. Если раньше он и считал её чудовищем, то сейчас сменил своё мнение.

— Благословенна ваша доброта, госпожа! Если бы вы знали, как давно и эти дети и многие другие из народа Теней ищут страну, где чувствовали бы себя в безопасности.

— Значит ли это, что мы друзья?

— Мы почти ими стали. Просто будьте доброй до конца. Поймите, даже если я найду логово атаманов, то какими силами мне его брать? Дайте рыцарей для битвы! Вы ангел спасения для двоих детей, но больше полусотни бойцов Ока, возможно, с семьями...

— Увы. Я не могу спасти всех. Да и какие у меня рыцари, пока я не обладательница герцогской цепи? Вот у Солбара, хоть он не имеет никакого титула, в знамени тридцать благородных латников, плюс сотня сержантов. И сколько-то там легковооруженных воинов. Но заставить его освобождать Воина Чести даже мне не по силам. Смиритесь, профессор. Гуллейна убьют, стражу вырежут. Но вы и дорогие вам ребятишки будете спасены. И, даю слово, народ Теней найдёт в моём герцогстве надёжный приют.

— А Солбар? Его отношение к Чуме?

— С Солбаром просто. Он не верит в Чуму теней вообще. Считает её выдумкой охотников, чтобы иметь всякие блага в странах Угрозы. Так мы друзья?

— Не враги, — встав с колен, после долгого раздумья сказал профессор.

Женщина взяла его руку и очень эмоционально пожала.

— А, может, вы и правы, Найрус. Чомпи и купцы, пусть я их и не люблю, тоже мои будущие подданные. Может, и, правда, стоит атаманов приструнить, хоть раз поступить как человек, а не как политик? Но любые решения я могу принимать, только получив реальную власть. Герцогово Око, — его я не могу спасти, как бы ни хотела, — станет последней жертвой. После я не допущу сделок с совестью. Сказать по правде, я желаю больше не заполучить власть, а чтобы её не получили мои враги. А истинные желания: немного простого женского счастья. Я люблю Солбара и ещё успею родить ему ребёнка, плюс... у меня... вам пока рано знать... но, поверьте... один грех прошлого... он снят с моей души... самый главный грех... После такого... появляются новые силы жить... жить не так, как раньше. Веруя в Свет, а не в политическую выгоду!

Женщина, не в силах больше совладать с эмоциями, убежала, но не к Солбару, а в тайные покои, где долго плакала, обняв безучастного сына. Затем встала перед ним на колени и в который раз уже попросила прощения. Но мужчина смотрел в стену бессмысленным взором и молчал.

— Ничего... Я найду лучших врачей — они спасут твой разум. И всё теперь будет по-другому, сыночек, совсем по-другому. А пока... не можешь сказать, так хотя бы кивни, дай какой-то знак, что ты прощаешь меня. Ту холодную и циничную тварь, которой я была.

И не дождавшись никакой реакции, обняла его ноги и снова зарыдала.

В таком виде и застал её Солбар.

— Он... он не прощает меня...

— Я же говорю, что он слабоумный. Встаньте, моя госпожа, встаньте, пол холодный!

— Не более холодный, чем его руки. Ты заметил, какие у него холодные руки? Это... это идёт хлад из его сердца. Хлад презрения ко мне.

Солбар рывком поднял женщину и обнял.

— Возница... он, наверняка, навещал его в приюте и всё рассказал. О моём приказе... как щенка... в речке... Подлый, подлый человек! Зачем кому-то открывать такое про родную мать?

— Уверен, он так и сделал, — не стал спорить Солбар. — За это и поплатился.

Наревевшись, женщина спросила своего рыцаря, а пригласил ли он Найруса отночевать во дворце? — время, всё-таки, позднее. Солбар заверил, что да, но начальник Ока сослался, что с ним его лучший боец и ему ничего не страшно.

* * *

Пока они шли от дворца до кареты, Найрус рассказал главные новости, не поминая, разумеется, про народ Теней и их Чуму, и Невилл быстро разрушил надежды, что Фейли спасена.

— Забудь. Деньги герцогини не помогут. Атаманы всюду ищут выгоду, но когда касается девочки-девственницы, им сносит голову. Был случай, банкир Лапило предлагал им... страшно даже произносить вслух такую сумму... дай шепну на ушко...

Сумма действительно оказалась сумасшедшей.

— Правда?! — всё, что мог Найрус, это переспросить — не верилось, что у кого-то вообще водятся такие деньги.

Но даже такой громкий звон злата не заглушил голоса плоти — несчастная девочка всё равно увидела Ночь Девяти.

— ...Только Ракка Безбородый, хоть и бешенный ублюдок в драке, но не привязан к мерзкому обычаю, старается его по возможности избежать. Остальные уже не один год сидят, как на дурмане, на этом удовольствии.

— Да как у тебя язык повернулся назвать подобное удовольствием!

— Для них — удовольствие. Я сильно сомневаюсь, что они вообще способны теперь заниматься этим с женщиной нормальных лет и только вдвоём, как обычные люди.

— Фейли.... А что если... они уже сегодня....

— Нет, Найрус, нет. Первое, Ночь Девяти никогда не устраивают сразу. Жертву постепенно к ней готовят: рассказывают, что ждёт, наслаждаются её страхом, мучают ожиданием. Второе, Гулле не пойдёт с ними на контакт, если хоть волос упадёт с головы девчонки. От него, вспомни, что я говорил Герту, им нужен подробный рассказ о работе стражи. Эта вещь посильнее выкупа, который они не взяли у Лапило. От этих сведений может зависеть их жизнь — такой ставкой они не готовы рискнуть даже ради плотских утех. И я бы на месте Воина Чести молился умереть от пыток. Получив что нужно, они не просто убьют Гулле, а заставят смотреть на Ночь Девяти.

— Мрази! Мрааази!

Профессор ускорил шаг, чтобы хоть немного успокоиться, и обогнал Невилла.

Он был так взбешён, что сел в карету, даже не посмотрев, что она четырёхместная, а не шестиместная, эмблема нарисована криво, а у кучера и сидящего рядом с ним на козлах воина нет ливрей стражи.

— Найрус, назад! Это лову...

Но кучер уже взмахнул хлыстом, и лошади рванули с места в карьер. Найрус попытался выскочить на ходу, но двое сильных мужчин не дали этого сделать.

Стремительно удаляясь от задыхающегося на бегу ветерана, фальшивая карета стражи несла начальника Ока навстречу неизвестности.

* * *

Виклор завершил своё важное дело очень быстро. Он просто спустился, отодвинув охранника (мужчина узнал Виклора и не рискнул связываться), в подвал, подошёл к бандиту по имени Мык, заправиле заведения, и без предисловий сломал ему хребет об колено. Как и обещал. После чего бросил мёртвое тело в яму, где медведь отбивался от трёх волков на потеху публике.

Банда Мыка схватилась за ножи и топоры, да и зрители были недовольны. Но Виклор одним движением расстегнул волчий жилет, вторым распахнул балахон и показал статусную татуировку.

— Кто хочет пойти против Тропы? Против всей Тропы, парни? То-то же. Зверям залечить раны и выпустить на волю. А следующему, кто задумает устроить подобное, я откручу голову. И сами видели, король Волк всегда выполняет обещания.

Бандиты Мыка не сразу уступили дорогу. Они понимали, что Волк на чужой территории. Что звериная травля не входит в список грешных занятий по Кодексу Праведных Каторжан, наоборот, древнее и уважаемое среди ночной армии развлечение. И у банды Мыка был влиятельный покровитель: атаман Бэй. Убили бы они сейчас Волка, на сходке бы это признали правильным поступком. И их было пятнадцать, а он был один. Но уж слишком тяжёлым становился взгляд у короля Тропы, когда он хотел добиться своего. Под этим взглядом, казалось, могут гнуться железные колонны.

И бандиты расступились, позволяя королю Волку уйти.

Шепча молитвы, чтобы останки Смотрителя как можно дольше никто не обнаружил, обливаясь потом под тяжестью малышки Лу, Блич пришёл вместе с Виклором к парку с каменной совой у ворот. И здесь мальчик вспомнил, что говорила Эрет на крыше, и попросил Волка зайти в один дом.

— ...О чём речь, братец? Конечно, тебе важно знать, выжила ли девушка в той рубке. И единственная тётя тоже не последний человек в жизни.

* * *

— Ну, что, сыщик? Будем дружить или враждовать?

Ловило нагло улыбался. Найрус не выдержал и плюнул ему в лицо. Ловило с улыбкой стёр платком плевок и залепил в ответ пощёчину. Его люди, два мечника со знаками победителей больших фехтовальных состязаний на груди, не дали Найрусу уклониться.

Де юре пощёчина, а де факто оплеуха — во рту стало солёно от крови.

— Нервный ты мужик для своих почтенных лет. Ужин со старушкой так взбудоражил? Успокойся, тебе не светит. На её дряблые телеса уже есть претендент, не в курсе? Полщеки тебе оба уха отгрызёт, если только сунешься к бабке в постель. Ну, ладно. Посмеялись и будет. Давай к делу. Два вопроса. Какого ты осмелился сомневаться, что моя дочь уехала на воды? Вообще, чего соваться тебе, зелёной тле, в дело, которое ведёт сам королевский сыщик? И что ты делал в доме моих врагов? Это второй вопрос.

— Мне кажется, господин Ловило, — Найрус старался отвечать с достоинством, но голос против воли дрожал, — вы что-то п-путаете. Я начальник Герцогова Ока, а не вы. Я должен вам задавать воп-просы.

Ловило залепил вторую пощёчину, и братья-фехтовальщики опять не дали ни уклониться, ни поставить блок.

Никогда Найрус не знал такого унижения. Ему, офицеру лучшего отряда ночной стражи, и учёному широкого профиля, одному из умнейших людей континента, раздаёт пощёчины, как нашкодившей прислуге, мужчина, который до удачной женитьбы просто подметал дворы. Как Найрус хотел дать негодяю сдачи. Но его держали профессионально — любая попытка вырваться лишь отдавала болью в суставах.

— Ой, начальник Герцогова Ока! А давно ли ты им стал? Дай напомню, с утра. И уже столько гонора! Ты себя, мужик, Воином Чести не воображай. Ты — не он. Не того полёта птица, чтоб гадить мне на темя. Ловило тебя самого в нужнике искупает, если захочет. Кстати, хорошая идея. Это так, чтоб ты не думал, что пощёчинами всё и ограничиться. Ну, что? Готов отвечать на вопросы?

Найруса испугали угрозы Ловило — чувствовалось, они реальны. Но всё равно профессор повторил, что допрашивать здесь имеет право только один человек: начальник Герцогова Ока.

— А, понял, тебе жарко, и ты хочешь искупаться, — Ловило засмеялся и крикнул кучеру: — Эй, сворачивай к гостинице «Любимый гость». Там самый глубокий нужник в городе.

Найрус вздрогнул. «Любимый гость»! Где живут три мага. Это тебе на руку, старый ты, пройдоха. Лигер не даст в обиду того, от чьих знаний зависит жизнь его брата. Да и Заревингер производит впечатление мужчины, который не любит стоять в стороне, когда попрана справедливость.

Но избавление пришло раньше. И не имело касательства к магии.

Карета резко затормозила. Следом послышалась перепалка.

— Ты куда прёшь, дедуля? Тебе чего, жить надоело?

— Щенок... да я за тебя воевал!

— Кого ты лечишь? За надел земельный ты воевал и привилегии сержантские! Слезь с лошади, пьянчуга, и иди домой пешком. Разобьёшься.

— Да я твою морду разобью.

— Угомонись, дед! А то угомоним.

Следом раздался звук удара, чей-то вопль, и спокойный голос:

— Эй, бойцы, у меня ваш собрат в заложниках. Выходим тихо и без лишних движений.

Ловило и его телохранители вышли из кареты, волоча за собой Найруса, и обомлели, увидев Невилла. Он стоял возле гнедой лошади и держал кинжал у горла оглушённого фехтовальщика. Боец, маскировавшийся под кучера, пытался остановить кровь из раны на лбу.

— Ты какого позволил старику вас избить? — налетел на раненого, вместо того, чтоб выразить сочувствие, Ловило. — Я вам такие деньги для чего плачу?! Братья-фехтовальщики, вы что, купили себе все победы на состязаниях?

— Любого можно застать врасплох! — крикнул фехтовальщик с залитым кровью лицом.

Он рассказал, как всё произошло. Старик вынырнул на лошади из-за поворота и стал грубить. Они были уверены, что это обычный пьяница, вспомнивший молодость в конных сержантах. И тут, дед ударил одного из них, не вынимая ножен, по голове, и вмиг обнажил меч, задев лоб второму на козлах.

— Отпустите моего начальника или ваш собрат умрёт, — потребовал у фехтовальщиков Невилл.

— А как тебе такой вариант? — усмехнулся фехтовальщик, удерживающий Найруса, и упёр ему кинжал в грудь.

— Ты погубишь и себя и товарища — хладнокровно произнёс Невилл — Я вскочу на лошадь, она резвая — отобрал у дозорного сержанта знамени Солбара. На карете вы меня не догоните. И ты ответишь за убийство начальника Ока.

— Я вытащу тебя из любой тюрьмы, — попытался успокоить засомневавшегося фехтовальщика Ловило. — И не забывай, ты у меня на контракте.

Но по выражению лица было понятно: мастер меча не верит, что Ловило настолько порядочен, что готов вызволять своих бойцов из застенков. Но и так просто не выполнить контракт мужчина не мог.

Невилл сменил тактику.

— Судя по щекам Найруса, ты, Ловило, решил сразу распустить руки. Глупо, проще было развязать мошну. Новый начальник, как я слышал, не Воин Чести, с ним можно устроить дружбу.

Найрус хотел было оскорбиться за намёк о взятке, но перехватил взгляд Невилла и понял, что это игра. А вот Ловило с радостью поверил, что всё сведётся к любимым деньгам.

— Ну, давно бы так. Я ж откуда знал, что с вами можно подружиться? А сколько стоит такая дружба?

— Отпусти фехтовальщиков. Соображай, чем рискуем, обсуждая такое при свидетелях.

Впрочем, Ловило и сам понимал, что вопросы подкупа не терпят лишних ушей. Он приказал бойцам, забрав раненого, идти пешком к ближайшей таверне и ждать его там.

Когда они ушли, Ловило в той же грубоватой манере извинился перед Найрусом и повторил вопрос, сколько стоит дружба с элитным отрядом. И тут Найрус увидел, за что каторжане прозвали Невилла Тяжёлая Рука.

Уже первый удар отправил Ловило в нокаут, но Невилл успел всадить в толстую морду ещё два, пока Золотой Бочонок падал. Минуты три Ловило приходил в себя, а Невилл распрягал карету. Потом, не давая купцу подняться, со всего маху ткнул мыском сапога под ребра.

От удара Ловило скатился в сточную канаву. А Тяжёлая Рука толкнул карету, и она покатилась задними колёсами туда же.

— Ааа, что ты делаешь?!

— Я? — ничего. Меня вообще не было рядом, когда с тобой произошёл этот несчастный случай. Каждый год в столице под колёсами карет и телег гибнет не меньше тридцати человек, в основном, пьяных. Так что, такая смерть никого не удивит. Возница неосторожно сдал назад, или поставить камень позади колеса забыл — потом разберёмся.

— Невилл, что это, забери тебя демоны, такое?! — профессор не мог не вмешаться.

Найруса настолько поразила спокойная жестокость коллеги по отношению к купцу, что он забыл, как пятнадцать минут назад этот человек давал ему пощёчины и выражал намерения утопить в нечистотах.

Прижатый колёсами Ловило испытывал, должно быть, страшную боль и дикий страх, что сейчас Невилл прекратит удерживать карету, и она всей тяжестью обрушиться на него.

— Спокойно, старина Найрус, я знаю, что делаю, — бросил в сторону начальника ветеран и холодно улыбнулся.

— Ты не посмеешь! — кричал, напрасно пытаясь отодвинуть колёса, Ловило. — Тебе отомстят!

— Кто? — демоническим голосом поинтересовался Невилл. — Преданные друзья, любимые родственники? За тебя некому мстить, Ловило. Ты один.

— Герцог мой друг!

— Герцог мёртв, мы оба знаем. А теперь быстро, купчик, ты убил свою дочь?

— Клянусь Святым Гавером и Святым Гло, она жива! Ну, сам подумай, стражник! Её убийством я бы сорвал себе свадьбу, там траур не меньше сорока дней! А я и так задержался!

— Второй вопрос, зачем ты поддерживаешь Шибера Шула?

— Следователя короля? Я с ним не поддерживаю никаких...

Невилл чуть-чуть ослабил хват, и карета продвинулась на полдюйма вниз, заставив Ловило закричать ещё сильнее.

— Ааа! Как больно! Почему ты мне не веришь?

Вместо ответа Невилл, перенеся тяжесть кареты на одну руку (Ловило потерял год жизни за этот миг), бросил в канаву ворох листов.

— Награда за башку Блича, которого он назначил Безжалостным, выросла до десяти тысяч. Я знаю возможности королевских сыщиков. Это твои деньги, гнида!

— Я не знаю, ничего не знаю о нём! Просто назло герцогине поддержал, он ей не нравится!

— Последний вопрос. Где Блич?

— Чтоб у меня причиндалы отсохли, если знаю! Его удерживал в плену не я, а малышка. Я ему велел покинуть дом. Есть свидетели! Он ушёл из дома! Ушёл ещё до полуночи!

— Найрус! Помоги втянуть карету!

Вдвоём они вкатили карету на мостовую. Потом Невилл сел на землю и громко задышал — хоть он был и могучий мужчина, но немолодому сердцу подобные упражнения не давались легко, — а Найрус бросился помогать Ловило.

К счастью, жировая прослойка смягчила давление: кости не сломались.

— Что ты делаешь? — прошептал Ловило. — Ты пытаешься мне помочь, когда я...

— Ты за это уже поплатился, — перебил Найрус. — А помогать раненым — мой долг. Я вначале врач, а потом уже сыщик. В общем, тебе надо отлежаться. Дня три.

— Да не переживай, купчик, до свадьбы заживёт, — сказал Невилл, всё ещё пытаясь отдышаться, и захохотал.

— Невилл, ты стражник или кто? Тебе совсем не стыдно? — крикнул Найрус.

— Ничуть, — честно ответил ветеран стражи, — Веришь или не веришь, ни тени стыда.

Найрус помог сесть Ловило на козлы, и, пока профессор запрягал лошадей, Золотой Бочонок разразился длинным монологом:

— Найрус, прошу, не считай меня чудовищем. Если бы та клевета, будто я убил дочь за наследство... Если б она была правдой... Ты не знаешь Лу. Она — ужас. Её развлечения — больные игры, её сердце не знает сострадания. Она говорит, как мать, выглядит как мать, и вырастет тоже как мать. А мать её была... Моя жена была жутким человеком. Плевки в слуг были её любимой забавой. Я не такой плохой. Прошу, стань моим другом, а не Солбара и его старухи. Их политика отбросит нас на сотни лет назад. Будущее за капиталом, а не за аристократией. Ты же умный мужик, должен понимать такие вещи. И у нас есть общий враг. Атаманы... да, я плачу им дань, но я их ненавижу. Когда стану герцогом... то есть, мужем молодой герцогини, атаманам конец, клянусь. Города начнут дышать свободной грудью, и деревня, кормилица рыцарства, перестанет чувствовать себя королевой. Мне нужен будет такой человек, как ты, покончить с атаманами, но не раньше, чем на мой супруге окажется герцогская цепь. И ещё...

Ловило сделал паузу и попросил подойти Найруса, чтобы сказать ему это, глядя в глаза.

— Твой Блич... я и, правда, понятия не имею где он. Но что я точно знаю, хотя видел его пару раз всего, что он славный парень и достойный человек. Если ты его учитель, то можешь им гордиться.

И уже когда карета отъезжала, добавил:

— Нет, я не чудовище. Он, твой подчинённый, вот он чудовище.

И хлестнул лошадей.

Когда Ловило уехал, Найрус налетел на Невилла с обвинениями в аморальности, но Невилл перебил, не дослушав.

— Хватит! Сыт по горло проповедями! Ещё при Гулле обожрался! Он тронул стражника, значит, должен поплатиться, по закону или нет — без разницы. Неважно, насколько он знатен или сколько у него денег. Но стражника тронуть он не имеет права! Не переживай, Ловило никому не скажет, чтоб не ронять авторитет. Наврёт, что с кареты упал. И будет теперь тебя уважать.

— А тебе будет мстить. Сколько у него денег...

— Нет, Найрус, плохо ты знаешь людей. Теперь думая обо мне, неважно в каком контексте, он будет вспоминать боль в рёбрах и страх лежать под каретой, готовой обрушить на тебя весь вес. Мысли о мести не исключение, поэтому Ловило станет их избегать. А теперь помоги мне подняться. И ты не мальчик, но я всё-таки официально старик.

Кряхтя, как самый настоящий древний дед, Невилл поднялся с помощью Найруса и похлопал его по плечу.

— Вылезай, мужик, из своего королевства грёз, где можно оставаться чистым, борясь с грязью. Добро пожаловать в реальную жизнь.

* * *

«Королевство грёз» располагалось в доме, который, как понял Блич из объяснений привратницы, миловидной девушки в голубом платье, продажные снимали вскладчину у смотрителя парка. И пройти туда оказалось непросто.

— ...И последнее. Увы, у нас правило. Мужчина не может попасть внутрь. Только девушки и мальчики до двенадцати лет. Мы и так из милосердия сделали прошлой ночью исключение для двух кавалеров. Но один пребывал в беспамятстве из-за сильной кровопотери, а второй... в одной старой битве он получил очень неприятную рану. В общем, мы решили, что можем его пропустить.

— Хорошо, мы уходим.

Блич не мог поверить, что грозный Волк так легко сдаётся.

— А что ты хочешь? Чтобы я им угрожал знаком Тропы? Или остался в анекдотах о драке короля Волка с продажными девушками? Бесполезно. Чего ты так переживаешь? Слышал же, тётя до сих пор в беспамятстве, а Эрет жива, но сейчас отсутствует. Пошли к воротам, ждать Секретаря. И подумаем, что я буду говорить про тебя Тропе. Малышку Лу, привратница права, лучше оставить у продажных. Они её выходят и укроют от новых убийц.

Блич уже решил, что пойдёт с Виклором в лес. Там он, может, и найдёт людей, которые согласятся поспособствовать освобождению пленников Девяти. А здесь и родных не выручит, и сам сядет за решётку. Найрус мог помочь хотя бы советом, но как до него добраться, когда за твою голову дают тысячу золотых?

Знай Блич, что Найрус стал сыщиком; что возглавил Герцогово Око; что Герцогово Око не обязано подчиняться королевским расследователям, то просто бы сдался любому из стражников. Но ничего это не было Бличу известно, поэтому покинуть столицу казалось единственным верным.

— ...Но прежде я должен повидать, хоть кого-то из родных! Я хотя бы поглажу тётины руки, посижу рядом. Проверю, должный ли ей оказывают уход.

Привратница задумалась.

— Мальчик... я, кажется, знаю, как тебе помочь. Ты милый, это плюс. Подойди ближе, разреши осмотреть лицо.... Хм... Пушка не вижу, а я думала ты старше... а, нет, просто он у тебя настолько светлый... Его увидит только человек с оком следопыта, но на всякий случай я тебе его срежу бритвой. Теперь отойди. Эх, бёдра слишком узки, а грудная клетка наоборот... но если подобрать интересное платье...

— Платье? — хором переспросили Виклор и Блич.

Но привратница уже захлопнула двери. Через три минуты она вернулась с красивым, хоть и не далеко не новым, зелёным платьем.

— Да ты что, девонька, совсем чокнулась, предлагать такое унижение моему названному брату?! — крикнул Волк и сделал угрожающее движение.

Привратница не испугалась и достала стилет.

— Милая девушка, вы не поможете мне одеться? Как вы, девчонки, в это облачаетесь самостоятельно! Это же сложнее, чем рыцарские доспехи!

Волк схватил мальчика за плечо и не дал просунуть ногу в платье.

— Братец... так нельзя....

— Да я уже и сам вижу, что надо через верх надевать.

— Да нет... так вообще нельзя! Это не праведно. Это не каторжно.

— Да что страшного случиться? Актёры-мужчины иногда играют на сцене женские роли.

— И ни один праведный каторжанин не подаст таким мужчинам руки. Даже не назовёт их мужчинами.

Блич вырвался от Виклора и отбежал с платьем на несколько шагов.

— Хватит нести ерунду, Волк! Жизнь — это не каторга, каторжная праведность в ней неуместна. Надеть женское платье, чтобы повидать единственную тётю или ради сильной роли в спектакле, не значит стать женщиной! Это простой маскарад!

Волк скрипнул зубами и положил руку на нож.

— Не смей, Блич! Я тебя нарёк названным братом, а не названной сестрой.

— Ну, так отрекись из-за такой мелочи! Или зарежь, чего зря рукоятку теребить!

Привратница приготовилась вмешаться, но Блич сделал жест, что не надо. Сами разберёмся.

Виклор подошёл вплотную к Бличу. Его лицо дышало злобой. На лице Блича, напротив, светилась добрая улыбка.

— Викки, ну, ты же сам сказал, что разочаровался в вашем дурацком Кодексе Праведных Каторжан. Так дальше следующая стадия, отрекайся от него.

— Лучше я от тебя отрекусь, девонька. Не смей меня больше называть Викки. Для тебя я король Волк. Навсегда. Прощай, белобрысая дурочка, живи дальше, как знаешь. Можешь оставаться здесь — продажные, думаю, найдут тебе клиентов. И, это, того, прости, что помешал вам со стариком Бием. Испортил все шуры-муры.

Это было мерзко. Это было подло. И больно. Очень больно.

Титаническим усилием воли Блич не заплакал. Он знал, что слёзы вызовут новый поток унижений.

Будь на месте Волка кто угодно, да хоть сам герцог, Блич бы бросился на обидчика с кулаками. Плевать, что там дальше, тюрьма или смерть, всё одно лучше, чем сносить такие намёки, жить дальше с памятью, что ничего сволочи не сделал.

Но конкретно эта сволочь спасла его от ещё большей сволочи — седовласого сластолюбца. И всё, что мог ему сделать Блич, это послать свой легендарный острый взгляд.

Но глаза-бритвы напоролись на щит цинизма, и Виклор Волк ушёл.

Блич, наконец, дал волю слезам, а, проплакавшись, начал переодеваться девочкой.