Ни тени стыда. Часть первая

Глава восьмая. На ножи атаманов!

Зря, зря Найрус не снял ливрею стражи, когда шёл к Нейку. Невилл не со зла не предупредил, просто думал, что это само собой разумеющиеся вещи.

— ...Да какие заговоры, господин начальник! Оклеветали, оклеветали Нейка враги. В жизни ничем запрещённым не торговал, контактов ни с какими ведунами не имел. У меня дедушка, чтоб вы знали, священником был. Двоюродный. Недолго. Не суть. В общем, не там ищите.

Напрасно Найрус выкладывал всё новые и новые золотые на стол. Нейк не верил, что начальник Ока пришёл по личному делу, а не сварганить уголовное.

Поняв, что Нейк тёртый калач, Найрус начал собирать золото обратно в мешочек.

— И только из личного любопытства, господин начальник... вы так легко швыряетесь золотом... вам стали так много выдавать на нужды специальных операций?

— Дурак, нет никакой операции. Мне, действительно, для самого себя нужны заговоры на меч. Это мои личные деньги. Я положил их когда-то на счёт отделения банка в Фаэтоне, и вот сегодня снял в том же банке, но в вашем отделении.

Найрус показал Нейку бумагу из банка. Нейк присвистнул.

— А это вы в Фаэтоне столько заработали? Эх, ну, почему я не фаэтонский стражник? Сейчас бы в золотой карете ездил вокруг собственного замка. Или всё-таки, немножко нечисты были на руку?

— Я стражник недавно. А до этого был учёным. Может, слышал о такой вещице, как Фаэт-сироп? Помогает при бронхите и ещё десятке заболеваний. Вот, с патента и накапало.

— Это отличная вещь! Вы гениальный учёный.

— Я неудачник, как учёный. Фаэт-сироп разрабатывался как лекарство от другой болезни, намного более страшной, и оказался провальным проектом. Да, денег принёс, но...

— Но я весь в вашем распоряжении! — неожиданно подобрел Нейк Шанс. — Вот только закройте поплотнее двери. Дело, сами понимаете, не самое законное.

Нейк сходил куда-то, вероятно, открывать тайник, и вернулся с ворохом свитков.

— Пергамент? — удивился Найрус. — А почему не бумага? Какой век на дворе, в курсе?

— Бумага не держит заговор, сгорает, — засмеялся Нейк. — Как же вы мало знаете о колдовстве. Только пергамент, и то приготовленный особым способом.

— Каким именно?

— Не стоит вам знать, — отвёл глаза господин Шанс. — Итак, для начала, инструктаж. Заговоры пишут не на простых языках, а не неизвестных людям. Видите, с обратной стороны каждого свитка прикреплена бумажка с моей транскрипцией? Транскрипция несовершенна, поэтому всегда есть риск, что заговор не сработает или будет наложен частично. Убеждение, что заговор — это колдовство, которое может сотворить каждый, просто миф. Чтобы уверенно пользоваться заговорами, надо долго изучать один из языков, на котором они пишутся. К счастью, я использую достаточно простой в произношении. Шанвит. Слышали?

— Слышал ли я? Да для меня общеизвестный Шанвит, как для тебя Единый! Я дешифровал Храмовый Шанвит. В одном университете хранятся исследования.

— Что? Вы мало того, что отличный врач, так ещё и лингвист? Я сообщу знакомым магам, что Храмовый Шанвит дешифрован. Нет, вы точно гений, если не в медицине, то в лингвистике.

— Не спорьте, здесь я тоже неудачник. Я дешифровал пять забытых языков, но так и не смог найти ответ на свой вопрос в древних книгах. С произношением проблем не возникнет. Дальше.

— Дальше — о силе заговора. Заговоры от магов более длительного действия, до полусуток, но ощутимо дороже, заговоры волшебников эффективны не больше часа. О том, сколько раз можно читать один заговор. Я работаю только с заговорами на три раза.

— Суеверие?

— Если бы. Работать с заговорами большей кратности применения опасно. Мной могут заинтересоваться в Пелинорге... а я не хочу, чтобы мной интересовались в Пелинорге. Собственно, как это работает. Берём простой и самый распространенный заговор, на живых мертвецов.

— Почему распространенный? Некроманты так любят жить среди людей?

— Мертвец может восстать из могилы и без некроманта. Например, произошёл мощный выброс магической энергии чёрного спектра, она какое-то время бродила по свету, пока не натолкнулась на свежее тело. Часто такое происходит после смерти или серьёзного ранения колдуна, давно работающего с чёрной магией. И тогда оживает случайный труп. Веришь-нет, но говорят, сегодня на Рогне видели одного. Бродит по берегу, одержим убийством какого-то мальчика. На месте мальца я б купание разлюбил навечно — одержимые самые опасные из всех живых мертвецов.

— Похоже на глупую байку. Скорее всего, бродяги отпугивают народ от берега.

— Может, и так. Но в город, говорят, зашли три мага. Сообщите им эту информацию. А вообще, река самая дурное место в плане активных покойников. Например, вы знаете, что водяные тоже смертны? По счастью, умирают очень редко, но в ночь смерти все утопленники выходят на берег и... начинается. Вы бывали в западной части города? Там есть Тухлый Пруд, скверное место. Дело замалчивают, но в архивах стражи должно что-то сохраниться. У меня улетело в ту ночь двадцать два заговора. Сам верховный священник замаливал грех бойцов, которые вынуждены были сделать своё оружие колдовским.

— И что? Вот люди прямо так осведомлены, как происходит смерть водяного, и у вас каждый день берут на нож некромантов?

— На самом деле эти заговоры чаще всего берут как бы на всякий случай. Просто люди... очень боятся мертвецов. А теперь демонстрация, она бесплатна.

Нейк Шанс достал два абсолютно одинаковых гражданских меча. Развернул свиток с заговором и нараспев прочитал текст. Один из клинков задрожал, и на его поверхности проступили мерцающие буквы, а сам свиток сгорел и исчез — заговор был однократный.

— Слушай, — спросил Найрус. — А если запомнить на память заговор и читать уже без свитка?

— Не поможет. С исчезновением свитка перестаёт работать и текст заговора. Слова никогда не повторяются.

Затем Нейк взял в одну руку заговорённый меч, в другую — обычный, и пригласил Найруса в подвал, предупредив, что его там ждёт не самое приятное зрелище. Не обманул.

— ...Нейк, ты ненормальный! Держать столько мертвяков... и потом, откуда они у тебя?

— Это простые собаки и крысы. Все на особых цепях. Побег исключён. А на ком мне ещё демонстрировать заговоры, как не на живых мертвецах? Я бы мог связаться с кем-то из вампиров и попросить инициировать собак в кровососы, но это не лучше мертвяков. И потом сразу явятся Алые Чистильщики — служба вампирская по истреблению несанкционированных инициаций, и мне несдобровать. А живые мертвецы... да, неважно, откуда они у меня!

Нейк выбрал одну из беснующихся четвероногих нежитей и ударил обычным мечом. Собака никак не среагировала. Тогда Нейк ударил заговорённым. От собаки-нежити пошёл дым, а в ране запылал огонь. Ещё несколько взмахов, и собака умерла второй раз, уже окончательно.

По лицу Найруса Нейк понял, что клиент очень впечатлён демонстрацией. Выведя профессора из подвала, Шанс спросил, что же ему нужно. Найрус постарался объяснить.

Нейк помотал головой.

— Нет, профессор. Если заговоры против магов запрещены, то заговоры против людей просто технически невозможны, неосуществимы даже в теории. Хотя... мм... говорите, он носит латы?

— В последнее время.

— Полные белые латы? Это важно.

— Да.

Нейк достал из потайного кармана на груди маленький свиток.

— Товар от волшебника, а не от мага, поэтому хватит только на три раза по часу. Невозможны заговоры против людей, но недавно появились свитки на всякую амуницию. Это заговор на полные латы. Учтите, при столкновении с бригантиной, кольчугой или кожаным доспехом, как у вас, характеристики меча останутся прежними. А вот латы заговорённый клинок прорубит легко, как и всё под ними. Но только... мой совет...

Нейк замялся. Найрус попросил его говорить прямо.

— Для вас любой заговор пустая трата денег. Понимаете... заговор не улучшит ваших навыков боя, только увеличит урон. А как вы носите меч... сразу ясно, вы не фехтовальщик.

— Без тебя разберусь — нахмурился Найрус. — Держи деньги. Всё? Мы в расчете?

— Не совсем — Нейк взял со стола один из заговоров на нежить и вручил Найрусу. — Это в подарок от фирмы. Просто больше подарить нечего. Увы. Ну, может, продадите кому-то.

Найрус поинтересовался в честь чего такая щедрость. Выяснилось, лекарство Найруса спасло племяннице Нейка жизнь.

Начальник Герцогова Ока попросил Нейка, если он, действительно, хочет помочь, рассказать, как переманивать магов на свою сторону.

Ответ Нейка Шанса очень удивил профессора.

— Что?.. Так прямо и...

— Да, маги сами по себе скрытны, но ценят, когда люди им говорят правду, когда с ними откровенны и не юлят. Самую страшную, но правду. И, поверьте, маг будет к вам очень расположен после этого.

* * *

Судилище Гавера. Место, где запрещено проливать кровь. Священная скала, на которой один из самых почитаемых среди преступников святой провёл тридцать лет в молитвах обо всех отверженных.

Перед скалой находилась большая площадка, а внутри — небольшая пещера. На площадке конфликтующие вожаки сходились для переговоров, а в пещере жили Стрелки Гавера — сумасшедшие сектанты, готовые перебить весь мир во имя миролюбия, если только кровь прольётся у священной скалы.

Сюда пришли Девять атаманов, получив вызов Тропы, сюда пришёл и король Тропы вместе с лесными вожаками, когда атаманы согласились на вызов ответить.

Как ни велик был соблазн на такой удобной для боя площадке решить вопрос кровью, приходилось решать переговорами. Стрелки Гавера с лицами, скрытыми масками, натянув луки, следили за исполнением правил.

Все вожаки были знакомы атаманам, кроме одного. Впрочем, зная лесной устав, можно было понять, что это не вожак банды, а принц Тропы — редкий титул, вручается от силы раз в поколение.

С принцем Тропы было связано несколько обычаев и поверий. Его появление считалось добрым знаком, что во всех делах у разбойников будет удача, что Тропа в каждом из начинаний станет успешнее Города.

Любому видному каторжанину считается дурным тоном придерживаться роскоши в облачении, но не принцу Тропы. Принца Тропа обязана облачить в лучшее. Что и было сделано.

На мальчике ладно сидела удивительной красоты куртка фасона «вольный стрелок» лазоревого и белого цветов с короткими рукавами. На предплечьях, в разрезе куртки и ниже её подола блестела эльфийская кольчуга. За спиной развевался зелёный плащ знатного кроя. Шею обволакивал тонкий шарф (им принц Тропы прикрывал следы страсти Смотрителя). На голове сверкала самая настоящая корона с драгоценными камнями. Разбойный пояс также был со вставками из драгоценных камней и шит золотом, правда, ножи там висели самые обычные.

Кроме ножей (четыре для метания, один для ближнего боя) подросток вооружился охотничьим луком и мечом, вокруг которого клубился зеленоватый искрящийся дым. По этим клубам можно было легко понять: меч зачарован магами или волшебниками. То есть, является греховным предметом. С обвинений в нечестивстве и начали сходку атаманы.

— Разбойники Тропы! — воскликнул с пафосом Верховный атаман. — Да сгорят ваши леса, да сгорите заживо в этом пламени вы со всем скарбом! Мало вам, вы оскорбили само небо, когда позволили Волку загрызть Смотрителя,так вы ещё и вашему принцу вручили колдовское оружие. Если хотите сохранить хоть немного нашего уважения, вначале выбросьте нечестивый меч, а потом и поговорим.

— Слушай, мужик, если у тебя в штанах зудит, ты веточку сломай и успокойся, а от нашего меча отстань, не по чину тебе такие железки, — просто, без пафоса ответил Виклор Волк, и столько иронии было в его голосе, что не только захохотали вожаки Тропы, но и невозмутимые сектанты — кое-кто хихикнул. — И не визжи, как поросёнок резаный, а то песок уже изо всех щелей сыплется, а туда же! Голосишь, будто монахиня у сатира в лапах.

Новый взрыв хохота дал понять атаманам, что по их правилам здесь играть не будут. Никакого лицемерия и цитат из священных книг. Простой, земной разговор на интересующую обе стороны тему.

— Зачем звали? Мы не видим убийцу Смотрителя, избитым, связанным и готовым к расплате. И почему он ёрничает над нами, вместо того, чтобы с плачем проклинать день, когда поднял руку на святое?

— Потому что святости ни на медный грош не было в покойном Смотрителе! Столица посвятила в Смотрители мерзавца Бия по ошибке, и Тропа всего лишь эту ошибку исправила.

И король Волк рассказал, за что убил Смотрителя, без упоминания, кто именно был жертвой домогательств, чтобы не ронять авторитет Блича. А Блич набросил капюшон и опустил голову, отчасти опасаясь, что кто-то из атаманов по необычному цвету волос и лицу поймёт, что он родственник пленной девочки, отчасти чтобы скрыть краску стыда.

— И что? — не дёрнул ни мускулом Верховный. — Для тебя было секретом, что иногда такое происходит на каторге и в тюрьмах?

— Происходит по приговору каторжного суда, а не по воле одного человека! — крикнул Виклор.

— Смотритель выше нас всех. Он один заменяет собой целый суд. Раз хотел снять с мальчика штаны, значит, по определению было за что наказать. Значит, не праведно жил малец, вот и пришёл час расплаты.

— Он сам признался, что на мальчике нет никаких грехов. Что просто он ему очень понравился. Клятва каторжанина.

Король Волк совершил знамение каторги, причём левой рукой, что делалось только в исключительных случаях. Считалось, что нарушившего такую клятву, ждут несчастья до конца жизни и превращение в крысу после смерти.

— И что? Если мальчику была дорога честь, чего ж он не сопротивлялся?

— Вынь жёлуди из ушей. Бий его обманом опоил, я тебе что толкую?

— А кто заставлял пить вино с незнакомым человеком? Кто заставлял принимать еду? Ты что, не знаешь великий закон каторги «не верь, не бойся, не проси»? Он поверил Бию, хотя Бий ему разве родственник? Испугался отказаться от ужина, показаться невежливым, и поплатился. Просил о помощи, самого Смотрителя беспокоил своими ничтожными проблемами... Смотритель имел право его наказать.

Как Бличу хотелось зарубить атамана зачарованным мечом за все эти слова. Но он сдерживался, зная, что в противном случае Стрелки Гавера убьют не только его, но и всех вожаков Тропы.

Чтобы хоть как-то успокоиться, Блич дал себе слово бить в будущем по морде каждого, от кого услышит эту людоедскую фразу — позывной подонков. Ибо нормальному человеку свойственно всё делать наоборот: верить в людей, просить людей и бояться обидеть людей.

Дискуссия была недолгой. Атаманы прояснили свою позицию. Тропа спасется, только выдав короля. Если король желает Тропе блага, то сдастся на милость атаманам сам. Но из любопытства Верховный захотел услышать требования Волка. И чуть не потерял сознание от неслыханной наглости.

— Что? Я не ослышался? Ты звал нас не умолять о прощении, а требовать освободить девочку? Поганую родственницу поганого стражника?

— Да, и дать Гуллейну право на поединок. Солнце должно светить, трава расти, а стражники дохнуть. Но негоже тому, кто никогда не избивал задержанных и не вешал на них лишние преступления, помирать в застенке, пусть умрёт, как человек. Я убью его в честной схватке. И да, уточняю. Девочку вы должны освободить целой и невредимой. Если найду хоть синяк, каждому отрежу по пальцу. А если она потеряет девственность, вы потеряете причиндалы.

— Это ты сошёл с ума или мне это всё снится? Король Тропы хлопочет за стражникову поросль?

— Я хлопочу за справедливость. Тропа уже давно недовольна вами. Вы живёте не праведно. Вы понастроили себе дворцов и накопили богатства. Вы грабите даже сирот. Вы продаёте дурман в школах и организовали бордели с детьми. Насильник был всегда самым презираемым человеком на каторге. С вашей помощью он стал на один уровень с честными ворами и вольными стрелками. Вы держите через подставных лиц конторы, где ростовщики наживаются на горе нуждающихся. Вы готовы за купеческие деньги убивать и женщин и стариков, мешающих получить наследство или оформить сделку. Вы обложили данью не только богатеев, но и ремесленные кварталы. Вы врываетесь в бараки чомпи и избиваете их, заставляя работать за низкую зарплату. Вы пригреваете людей, от которых бы отвернулись и демоны. Невинный ребёнок, пусть племянница поганого стражника, но всё равно ребёнок, всего лишь стал последней каплей.

Некоторое время атаманы переваривали услышанное, затем Ракка Безбородый пришёл в ярость и схватился за топор. Стрелки Гавера едва не спустили тетиву, к счастью семеро атаманов с нервами покрепче скрутили, правда, не без труда горячего юношу.

— Нельзя проливать кровь у Скалы Гавера, — шипели они.

— Пустите меня к нему! — бесновался Ракка. — Вы что, не видите, эта тварь над нами издевается!

И в чём Виклор Волк был неподражаем, так это говорить серьёзным тоном оскорбительную нелепицу, отчего она ещё больше веселила слушателей.

— И, смотрите, до чего вы довели беднягу Ракку! Ракка, я понимаю твои чувства, но от правды не убежишь. Смотритель, действительно, хотел тебе изменить с другим мальчиком. Но не расстраивайся, у тебя ещё целых восемь старших товарищей, которые с радостью заменят безвременно почившего Бия.

Ракка застонал от унижения и начал расписывать, что сделает с Виклором, когда доберётся до него, но все угрозы потонули в хохоте вожаков Тропы. Когда раскаты смеха затихли, Ракка успокоился, а Верховный атаман обдумал, что сказать.

— Значит, ты собрался учить нас, что праведно, что не праведно. А ты знаешь, что травля зверей, которую ты изжил в Блейроне, это древняя забава, которую одобряет Кодекс Праведного Каторжанина? Будешь учить нас Кодексу? Ты, убийца, для которого отнять жизнь, всё равно, что высморкаться! Ты убиваешь без приговора каторжного суда, по своей воле и хотению. Это праведно?! Давай позовём из соседней страны Смотрителя, и организуем суд. Выставим наши дела против твоих, где будет больше праведности?

Виклор Волк ответил не сразу. Его можно было понять. Всю разбойную жизнь он шёл к этим словам.

— Я — король Волк. Мне плевать, кто думает, что это праведно. Я, — Виклор ткнул себя в грудь большим пальцем, — решил, что это неправедно. И я — прав!

С этими словами он в два движения обнажился до пояса и показал татуировку с оскалом волка и соответствующей надписью.

Вожаки Тропы зазвенели оружием, одобряя смелость короля.

— И если атаманы со мной не согласны, то с этой минуты Тропа объявляет войну Столице! Я, король Волк, объявляю войну Столице. На ножи атаманов!

Виклор бросил перед Верховным атаманом нож, испачканный в ритуальной крови, прежде постелив плащ, чтобы ни капли её не осквернило священного места. Следом настал черёд Блича.

— Я, Блич, принц Тропы, прозванным моими подданными Безжалостным, объявляю войну Столице. На ножи атаманов!

Третьим вступил в войну вечный спутник разбойника по кличке Волк.

— Я, человек, чьё имя невозможно произнести, секретарь моего друга и брата Виклора, объявляю войну Столице. На ножи атаманов!

А дальше вожаки Тропы стали бросать окровавленные ножи перед ошарашенным Верховным.

— Дикие Кабаны не отступят от короля Волка, не отступят от его принца! Война Столице — на ножи атаманов!

— Банда Чёрной Речки не отступит от короля Волка, не отступит от его принца! Война Столице — на ножи атаманов!

— Ивовые Луки не отступят от короля Волка, не отступят от его принца! Война Столице — на ножи атаманов!

— Секачи Бора не отступят от короля Волка, не отступят от его принца! Война Столице — на ножи атаманов!

— Рыжие Рыси не отступят от короля Волка, не отступят от его принца! Война Столице — на ножи атаманов!

И так шестьдесят семь раз — ни одна банда Тропы не осталась в стороне от большой свары.

Когда последний вожак бросил перед Верховным символ бандитской войны, Виклор развернулся к лесу и протяжно завыл. Над самой высокой сосной взметнулся перечеркнутый символ столицы. А следом гул сотен голосов возвестил, что лес полон людей.

— Война Столице! — рявкнул король Волк.

— На ножи атаманов! — ответил лес.

Пожалуй, среди атаманства только безумный Ракка не испытывал в этот момент страха. Вожаки стали уходить в лес. Король, принц и Секретарь ждали решения атаманов, сдадутся они или примут вызов.

— Виклор, не глупи, — сказал Верховный, стараясь не выдавать тревоги, но взгляд против воли косил в сторону развевающегося над сосной знамени. — Отзови идиотское требование, уйми народ, и, быть может, мы договоримся. Заплатишь нормальную виру, мы тебя и простим.

— Что? Штаны намочил? — засмеялся Волк.

— Ты точно дурак! Хорошо, в лесах у тебя много людей, и все тебе преданны. Но в городах всё равно больше. А когда в соседних странах станет известно, что ты убил Смотрителя, оттуда пойдут большие отряды рассчитаться с тобой.

Король Волк смеялся минуты три. Наконец, прокашлявшись, сказал:

— Слушай, а ты забавный старик! Объясни дураку, молодому несчастному дураку, объясни ты, седовласый и мудрый, КАК узнают в соседних странах и городах, что Столица осаждена Тропой, и что я убил Смотрителя? Как вы передадите весточку, когда все дороги в наших руках?

Сказать Верховному было нечего. Это был сильный ход со стороны короля Волка.

— Соглашайтесь отдать девочку, чтобы не потерять свои жизни. Победа будет за нами. К вам не придёт дурман, и ваши зависимые полезут на стены. К вам не придёт контрабанда — полетит отлаженный сбыт. Вы в кулаке у нас, атаманы.

Король Волк был прав. Но пойти на попятный бандиты города не могли. Ведь они уже прошли точку невозврата в конфликте с Герцоговым Оком.

И как ни хотел Верховный решить дело миром, он вынужден был крикнуть:

— Война Тропе — на ножи короля Волка!

* * *

Блич тренировался возле тех же самых скал, где незадолго до встречи с атаманами Тропа нарекла его своим принцем.

Сотни людей толпились внизу, а король Волк стоял на скале рядом с Бличем и расписывал ужасы, которые творят атаманы. Рассказывал, как Смотрители из хранителей традиций превратились в прихвостней Девяти. Напоминал Тропе обо всех обидах: несправедливые проценты, хамское отношение, отказ городов в любой маломальской помощи.

-...Мы молчали, мы терпели, старый король боялся идти против Столицы. И я бы один не осмелился. Но сегодня с нами Блич Безжалостный. Вы знаете лесные предания о принце Тропы. И будет ему меньше восемнадцати! Бличу пятнадцать. И будет он силён в драке! Вот! — король Волк бросил в толпу ворох листовок с печатью Королевского Ока. — Читайте, как он перебил банду Бесов! И будет он силён в воровстве! Читайте! Парень выставил дом, который охраняют сильнее, чем дворец герцога.

Блич не выдержал, оттолкнул Волка, и закричал:

— Я не убийца! Я не вор! Я не Безжалостный! Это не мои преступления!

И восхищённый голос из толпы напомнил последнее условие для потенциального принца:

— И будет он скромен не по годам, как положено видному каторжанину! Будет отрицать все подвиги!

Толпа заревела, и под громогласные аплодисменты король Тропы водрузил корону (принцу было не по статусу делать татуировки) на голову мальчика.

— Веди нас, король Волк! Веди нас, принц Безжалостный!

Они верили в рассказы о том, что когда у короля Тропы появляется принц, Тропа непобедима, и готовы были пойти против всего мира, если только эти двое позовут.

Опьянённый властью Волк раздавал толпе салюты и призывал делать то же самое Блича.

— А ты не хотел идти, братец. Целая армия! Они пойдут за нами в огонь и воду. Эх, братец, атаманы — это самое начало. Мы с тобой такие дела творить будем!

— Не будем, — замотал головой Блич, — я сложу с себя корону, когда покончим с атаманами, и я докажу, что не Безжалостный.

— Да брось! Неужели после такого, — Волк обвёл рукой беснующуюся от восторга, повторяющую как заклинание их имена, толпу, — вернёшься к обычной жизни?

Блич промолчал. Волк увёл его со скалы туда, где потише, положил ему руки на плечи и, заглянув в глаза, то ли задал вопрос, то ли рассказал о собственных чувствах:

— Ну, хорошо же, братец Блич? Ну, скажи, что хорошо! Внизу — твоя собственная армия, впереди — великая война. А дальше... дух захватывает. Победив атаманов, мы станем легендами мира каторжников. Перед нами откроется столько дорог... Ну, что может быть лучше этого?

— Ты, действительно, хочешь, чтобы я ответил?

— Да, конечно.

— Светильник с запахом имбиря, часы с фаянсовым котёнком, и куча сладостей от любимой тёти, обязательно там, где ты привык, чтоб только протянуть руку. Друг семьи, работающий внизу, в лаборатории над гениальными изобретениями; родной дядя, посапывающий у камина; кузен, изображающий из себя невесть кого, но в душе добрый и заботливый; и, конечно, сестра, которой уже четырнадцать, но иногда на неё нападает заплести тебе ленточки в волосы.

— Ты бредишь! — Виклор выглядел растерянным. — Лучше чем гнаться и догнать, добиваться и не отступать, вести людей на великие подвиги и остаться в легендах? Не может быть, чтобы ты, действительно, так думал!

— Ты забываешь, братик Викки. Я никогда не лгу.

Что-то словно надломилось в Виклоре Волке. Разочарованный и несчастный он вернулся на скалу, принимать поклонение подданных, но уже без прежнего энтузиазма.

Через час, когда все формальности объявления войны были улажены, Блич спросил Секретаря, почему атаманы не привели вожаков, а решили вопрос лично.

— Ну... мм... у них там что-то вроде абсолютной монархии, а у нас конституционная.

По возвращению к скалам, ставшим их стоянкой, Блич попросил женщину, которая положила двух бандитов города двумя стрелами, помочь ему освежить навык стрельбы из лука. Зачарованное оружие он уже испробовал на тренировочной кукле. Меч рубил как обычный хороший клинок, но оставлял часть таинственного зелёного дыма (собственно и есть чары) на сколе. Через несколько секунд скол начинал крошиться и расширяться. Как понял Блич, то же самое произойдёт и с раной. Сразу стала понятна тактика: нанести любую рану и отскочить, пусть чары добивают.

Блич когда-то умел стрелять из лука, и с помощью женщины-следопытки легко вспомнил всё, что нужно вспомнить. Женщину звали Хмаи, она говорила на Едином с акцентом, который Блич слышал только один раз, от Олэ Меченосца. Мальчика так и подмывало спросить, а не знакомы ли они с Олэ, но он боялся показаться невежливым.

Уже настала ночь, но Блич продолжал, осветив мишень факелами, тренироваться. Он знал, что впереди большая война. Что как бы ни претили убийства, ему придётся много убивать. И ради Фейли и дяди он обязан делать это на должном уровне.

Только когда глаза стали слипаться настолько, что мажешь мимо мишени, не то, что не попадаешь в её центр, Блич упал на лежанку из хвороста, положив колчан в свою тень, и накрылся плащом. Когда Хмаи подошла к нему и погладила по голове, он уже спал.

— Прости меня, мальчик-тень. Если б ты знал, как я виновата перед твоим народом.

Затем она подошла к костру, возле которого Волк боролся с её волкодавом. Они явно понравились друг другу.

Свистом отогнав Вэра, Хмаи обняла сзади Волка. Волк громко выдохнул, но убрал её ладони. Сел у костра, начал ворошить его палкой. Хмаи села рядом и непонимающе уставилась на Виклора.

— Не буду скрывать, ты мне очень нравишься, девушка.

— Хмаи. Меня зовут Хмаи.

— И я тебе, вижу, нравлюсь.

— Не то слово. Я впервые сегодня буду с мужчиной за десять лет.

— Если и будешь, то не со мной. Может, я в тебя даже влюбился, не люблю лукавства, Хмаи, но ты, я узнал, нравишься Хохотуну. Да он в тебя влюблён, скажем прямо.

— И что? Хохотун смешной, но непривлекательный. В нём нет мужества и силы, как у тебя. Он не мой герой.

— Он из моей стаи. Самый её, быть может, бесполезный человек. Но... он в стае.

— Мы всё равно с ним не будем вместе.

— А это неважно. Важно, что если мы будем вместе, я причиню ему боль. А я не причиняю боль товарищам.

Хмаи с грустью посмотрела на Виклора. Виклор постарался ей улыбнуться.

— Но это не навсегда, Хмаи. Подожди, когда Хохотун разлюбит тебя, и тогда я тебе отдам сторицей за все дни ожидания.

Хмаи помотала головой.

— Я не буду ждать. Мне нужно идти в город.

— Никто с Тропы не может идти в город.

— У меня там важное дело.

— А у нас большая война.

— Ваша война, я не разбойница Тропы.

— Спасая меня и Блича, ты убила двух бандитов города. Значит, теперь с нами в одной лодке. Я не отпущу тебя. Ты... мы почти не знаем друг друга, но я очень не хочу, чтобы ты погибла.

Хмаи посмотрела куда-то в сторону. Она словно размышляла говорить или нет какую-то тайну Виклору.

— Если я найду Безжалостного, со мной ничего не случится. Он мне не причинит вреда и любого убьёт в мою защиту.

— Что ты несёшь? Чего его искать? Ты сегодня с Безжалостным полночи стрелы пускала.

— Нет, он не Безжалостный. Я знаю народ Блича. Они никогда не лгут.

— А ты не соврёшь, если я спрошу, кто ты настоящему Безжалостному? Хохотун говорил, что ты замужем...

— Да, замужем. За истинным чудовищем, которое, к счастью, не видела десять лет. Но это не Безжалостный. Неважно, кто он мне, важно, что он меня не тронет. Я ушла в свою палатку. Если поймёшь, что переборщил с благородством, я тебя там жду.

Хмаи ушла. Волк сглотнул слюну и медленно пошёл за ней. Но у самой палатки взял себя в руки и вернулся к костру. Походил вокруг, потом вышел на скалу и те из бандитов, кто ещё не спал, приветствовали пьяными голосами своего монарха.

— Слава Волку! Слава королю Тропы!

Волк помахал им рукой и вернулся. Что-то не шло из сердца. Он подбежал к Секретарю, делавшему выписки возле самого дальнего костра, вырвал книгу и стал трясти его за плечи.

— Ведь хорошо же, Секретарь? Ну, скажи, что хорошо! Слава, подвиги, восторги толпы... ну, хорошо же?

— Очень, — мрачно ответил Секретарь, — очень хорошо. А теперь верни фолиант.

Волк нехотя вернул книгу и полюбопытствовал, что Секретарь делает.

— Готовлю конспект нашему юному полководцу, — продолжая работу, ответил Секретарь. — Эх, я бы лучше справился, но за мной они не пойдут. За ним — да. Он им внушает, я тебе скажу, больший страх, чем ты. Блич ведёт себя как добрый и милый мальчик, но они уверены, что он хладнокровный убийца. Такой диссонанс способен кого угодно ввергнуть в ужас.

— Думаешь, знания по тактике пригодятся?

— Надеюсь, что нет. План взять столицу измором великолепен. Но... возможности уличных боёв исключать нельзя. И да, ещё, возможная вылазка атаманов в лес. Тоже надо учитывать. У них, дружище, гвардейцы. В броне и воевать умеют. А у нас даже кольчуга редкость — город нас обирал годами, пока старый король язык в одном месте держал.

— Ладно, не буду мешать.

Король Волк отошёл к опушке леса и там, в одиночестве, долго смотрел на луну, шепча:

— Ну, хорошо же, Викки? Ну, хорошо!

* * *

Невилл радовался этой уличной живописи так, как дети не радуются подаркам на день рождения.

— Ты понимаешь, что это значит? Перечёркнутый знак Тропы! Теперь я точно знаю, там что-то или кто-то есть... Моя молитва была услышана. Случай, чтоб Тропа и Столица поссорились, настал. Я не знаю, кто кому объявил войну, Тропа атаманам или атаманы Тропе, но, король Тропы убил Смотрителя страны, так что... скорее всего, по этому случаю заваруха. Это наш шанс, Найрус! Настоящий шанс!

— Я тебя понял. Как хорошо, что я постоянно ношу с собой чернила и бумагу.

Тем же вечером на улицах города появились объявления на Едином и на блейронском.

Дорогие мрази, ублюдки и подонки — солдаты и офицеры ночной армии, специально уточняю, чтобы ростовщики не подумали, что опять к ним обращаются. Герцогово Око в лице своего нового начальника, меня, объявляет вам ультиматум. К вечеру завтрашнего дня мой друг Аркабейрам Гуллейн, известный вам как Воин Чести, должен быть у себя дома целый и без следов пыток, и его племянница Фейли той же девицей, не знавшей мужчины, которой вы её забрали. Кроме того, я был бы вам весьма признателен, если бы вы вернули мне бумаги, которые, есть сильное подозрение, украдены вами в момент недолгого пребывания в нашем доме.

Если этого не произойдёт, Герцогово Око уничтожит вас. Одумайтесь, ребят. Вас ждёт не просто война, а война на истребление. Тотальный террор!

P/ S Конспект для всех, кому читать лень. Вам конец. Просто конец, если не вернёте Гулле и Фейли. Все, кто не хочет умереть, отступите от атаманов.

P/ F Моя правая рука тяжёлая. Очень Тяжёлая Рука.

Для убедительности на языке уличной живописи и татуировок была сделана приписка. Примерный смысл этих знаков был:

Террор до победы — на ножи атаманов!