Нижние уровни Ада (ЛП)

Глава 16 Око за око

Пару недель спустя, мы снова получили возможность побеспокоиться о Роде Уиллисе. Однако, на этот раз, он висел над старым французским фортом в зарослях, а не над молодой филлипинской леди в клубе 1-го Авиационного.

25-го октября Род и я вышли с нашими командами ВР-1 и ВР-2 в Дау Тянг, провести разведку восточной стороны каучуковой плантации Мишлен. Это был район, где Чарли всегда что-то затевал.

Род в тот день попал в ВР-1 и я остался в Дельта Танго, сменить его на позиции с командой ВР-2. Я следил за радиопередачами в Дау Тянг, когда Один Семь добрался до восточной стороны плантации и вышел на бреющую, начав свой поиск.

Я стал слушать более внимательно, когда услышал, что Род обнаружил свежие тропинки со следами движения ведущие в один из заброшенных французских фортов времен войны в Индокитае. Эти старые форты были легко опознаваемы по их необычной конструкции. Они были сделаны, в основном, из земли, насыпанной в виде алмаза или треугольника; внутри стен был небольшой плац с флагштоком, жилыми помещениями и боевыми позициями. Эти пустующие укрепления были реликтами прошлого, никто их не осматривал и не занимал. Вот почему я навострил уши, когда услышал, как Род сообщает, что видит движение внутри.

Я слышал как Один Семь, сказал своему пилоту ударного вертолета:

— Я снова собираюсь посмотреть на идущую внизу вечеринку, куда нас не пригласили.

Уиллис отправил свой OH-6 в крутой правый вираж и развернул машину, так чтобы он мог посмотреть вниз, прямо в форт. Я снова услышал его:

— Черт, я только что загнал кучку Виктор Чарли в эту старую кучу грязи. Я собираюсь сделать еще один заход и положить нескольких из них из М60.

Пока Род говорил, я слышал как на заднем плане борттехник Один Седьмого, Кен Штормер, пустил в ход свой бортовой пулемет. Уиллис завопил:

— Я захожу снова. Динки бегут в укрытие в стене, но Чарли Эхо садит по ним из 60-го. Черт! Они просто нырнули в нору. Мы возьмем и этих двоих. Будьте наготове, мы закинем им CS. Ждите, ждите. Сукины дети, у нас заклинил М60. Ждите.

Уиллис, видимо, висел на стороне входа, где два вражеских солдата исчезли в районе стены форта. Борттехник стрелял по ним, но его М60 заклинил.

Просто повезло, что именно в этот день Штормер прихватил с собой запасное оружие, которое он хотел отстрелять. Это был «Чиком» РПД, китайская версия русского ручного пулемета.30-го калибра. На первый взгляд, это оружие напоминало старую американскую автоматическую винтовку Браунинга (BAR). Это была большая, крепкая стрелядла с сошкой, но патроны подавались лентой из круглого барабанного магазина, а не из двадцатизарядного коробчатого магазина, как в BAR. В предыдущем бою Штормер застрелил вражеского солдата, который был вооружен этим оружием, а АМСВ прихватили РПД и отдали Штормеру в качестве сувенира.

В ту секунду, когда Штормер отложил свой заклинивший М60 в сторону и потянулся к своему РПД, два вьетконговца выскочили из своего укрытия и дали несколько длинных очередей из АК47 по зависшему вертолету Уиллиса. «Чиком» борттехника выстрелил в ответ, и тут мы услышали голос Один Семь, на две октавы выше обычного:

— Мы под огнем, мы под огнем. Уносим задницу!

В этот момент на радио наступила мертвая тишина. Затем зазвучал бешеный голос Кена Штормера.

— Один Семь подбит. — завопил он — Нам нужна помощь!

Штормер намеренно передавал данные, помимо «Вьюна». Хорошо, что я его слышал, потому что очевидно, что-то случилось с вертолетом или с Уиллисом, или с ними обоими.

Я быстро вызвал своего борттехника, Джима Паркера и моего пилота ударного вертолета, Дэна Синора (Три Один). Затем сообщил о вызове на контрольную башню Дау Тянг и взлетел через верхушки деревьев Мишлена.

Старый французский форт был расположен недалеко от пограничной дороги, где она подходила к восточной стороне каучуковой плантации, в десяти-двенадцати километрах от Дау Тянга. Я несколько раз пролетал над этим местом.

Пересекая плантацию Мишлен, я видел, как «Кобра» кружит вдалеке. Пилот заметил меня и сразу же пришел на помощь.

— ОК, Один Шесть, я тебя вижу с Дельта Танго. Один Семь будет у тебя на двенадцать часов в двухстах ярдах (прим. 180 м).

Я повернул влево на десять градусов и увидел машину Рода, как раз в тот момент, когда он шел за небольшой рощей. Я еще добавил газу. Когда я пристроился к правому борту Рода, первое, что я увидел, был Штормер, высовывающийся из своей двери, как будто он пытался дотянуться до своего пилота.

Я смотрел на Уиллиса в кабине пилота. Он двигался так, что я решил, что он все еще может управлять вертолетом. Но пара вещей совершенно не соответствовала нормальному поведению Рода в полете. Во-первых, он сидел на своем сиденье прямо, почти по стойке смирно. Это было необычно, потому что Род обычно выглядел полусонным: он сутулился в кресле пилота с ручкой циклического шага между ног и работал с ней едва заметными движениями запястья.

Было еще кое-что, что выглядело неправильным. Уиллис вел себя как берсерк, с дикими, акцентированными движениями на ручке циклического шага. Его руки метались по всей кабине, когда он яростно давил ручку вперед, затем назад, почти до упора, затем вправо и влево. Я мог видеть, что он получал боковое смещение машины с дикими левыми и правыми рывками ручки, но его неистовые движения вперед и назад, не производили никаких изменений. Он не мог заставить нос смещаться вверх или вниз, и он не мог заставить машину подниматься или опускаться.

Я попытался вызвать Уиллиса на UHF.

— Один Семь, ты ранен? Ты в порядке, Один Семь? Что происходит с твоей пташкой?

Все, что я получил в ответ, была серия шипения, сосущих и булькающих звуков.

— Давай, Один Семь — взмолился я — Я здесь, справа от тебя… поговори со мной. Вы подбиты? Вы можете снизиться?

Опять же, никакого ответа через мою рацию, кроме слабого шипящего звука, подобного выходящему воздуху и более ужасных звуков, как при полоскании горла. У меня мурашки побежали по спине. Я думал, что знаю ответ: он получил попадание в грудь и у него коллапс легкого. Он не мог посадить машину.

Однако, я не мог объяснить, почему ручка циклического шага не управляет машиной. Наверху OH-6 расположены органы управления, которые передают движения в кабине ручки циклического шага на автомат перекоса лопастей и головку винта. Ручка циклического шага была связана с парными тягами, подобным вентильным устройствам смесителя, которые идут наверх изменяя положения головки винта, в направлении, куда выходите направить вертолет. Думая, что, возможно, я смогу увидеть, что не так с автоматом перекоса, я подвел свою машину ближе к Роду и немного выше.

Я связался с «Коброй».

— Слушай, у нас тут большие проблемы. Лучше вызвать медэвак, потому что похоже, Один Семь разобьет эту штуку.

Как раз в этот момент я посмотрел на деревья — прямо перед носом была открытая площадка, которая была примерно двести ярдов (прим. 180 м) шириной и, может быть, триста ярдов длиной (прим. 270 м). Я практически вдавил переключатель передатчика в ручку циклического шага и заорал:

— Род! Двенадцать часов, двенадцать часов. Садись там, Род… Прямо перед тобой на двенадцать часов. Сажай ее!

Должно быть, он услышал меня. Я видел, как его руки и локти бешено мелькали, пытаясь бороться с управлением, пытаясь заставить вертолет снизиться. Наконец его нос, начал немного приподниматься, но это, казалось, заставило его хвост вилять.

Я подобрался поближе к его правому борту и попытался поговорить с ним:

— Ты в порядке — сказал я — Спускайся вниз, Один Семь. У тебя все хорошо, сажай ее.

Я знал, что он мне отвечает, потому что видел как его губы шевелятся у микрофона. Но я все равно ничего не слышал, кроме этих ужасных звуков. Я пытался выяснить, есть ли у него какие-то признаки того, что в него стреляли. Я не видел никакой крови. Хотя он выглядел напуганным до чертиков, он явно не испытывал сильной физической боли, как если бы получил пулю в грудь.

Потом его нос опустился. То, что он сделал, видимо, в отчаянии, было вырубить двигатель. Это, казалось, замедлило его достаточно, чтобы выполнить зависшую авторотацию и посадить пташку на открытом месте, прежде чем он проскочит его.

Машина Уиллиса упала вниз, ударилась о землю и подскочила, прежде чем остановиться. Род и Штормер выскочили из вертолета и прыгнули на землю, помчавшись к моей пташке, как пара гепардов, гонящихся за своей вечерней жратвой! Когда я приземлился рядом, оба, пилот и борттехник, запрыгнули в мой вертолет — Род впереди со мной, Кен Штормер назад. Я рванул вверх и мы взлетели, подальше от этих недружелюбных джунглей.

Уматывая с поляны, я впервые увидел Уиллися вблизи. Лицо Рода было бледным и на этот раз на нем не было дурацкой улыбки. Как только он пристегнулся и подключил гарнитуру, я включил интерком.

— Ты ОК? Что, черт побери, с тобой случилось?

Я снова увидел как шевелятся его губы, но все, что я услышал, было теперь уже привычным шипением, бульканием и сосущим шумом. Уилли не выглядел так, будто ему попали в грудь. Если бы это было так, как он мог бежать от своей машины к моей? И что с его броневым нагрудником? Я не видел никаких повреждений от пуль.

Тогда я обратил внимание на его шлем и нажал интерком.

— Что насчет твоей головы — тебе попали в голову? Она из пуль АК попала в твою голову?

Он нагнул свою голову ко мне… нет.

Я зажал рычаг шаг-газа своим коленом и дотянулся до Уиллиса своей левой рукой. Потом я засунул палец в маленькое рваное отверстие на правой стороне шлема Рода.

— Сукин сын! Я думал, что вас подстрелили и что вы на грани смерти, а вас даже не ранили!

По моим предположениям, пуля прошла через бок шлема Уиллиса, зацепив какие-то электронные компоненты его гарнитуры, что вызвало весь этот сосущий и шипящий шум. Его «ранение в грудную клетку» было старыми добрыми радиопомехами.

Когда мы вернулись и сели в Фу Лой, было интересно наблюдать, как по разному отреагировали Кен Штормер и Род Уиллис на мучительный опыт, который они только что получили. Штормер выпрыгнул из кормовой кабины машины с очень обеспокоенным выражением лица. Он явно тревожился за своего пилота. Он также сходил с ума из-за того, что за те несколько секунд, которые ему понадобились, чтобы дотянуться до своего РПД, его пилот и машина были повреждены вражеским огнем. Единственным утешением ему служило, что он не был ранен при вынужденной посадке.

Как только он обнаружил, что Уиллис не был ранен, а сбитый OH-6 будет эвакуирован из джунглей — со всем его снаряжением на борту — Штормер стал другим человеком. Он влетел в хижину, рассказывая всем, какую фантастическую работу проделал его лейтенант, посадив поврежденный вертолет. После этого, он не мог остановиться, рассказывая всем, каким замечательным оружием был его РПД, постоянно добавляя:

— О, кстати, если я отпилю ему пламегаситель на стволе, уверен, что смогу добиться по крайней мере трехфутового (прим. 0,9 м) пламени с конца этой штуки.

Род был совсем другое дело. Он был явно потрясен полученным опытом — совсем не таким, как обычно. На этот раз Род не улыбался. Факт, что вражеская пуля прошла через его шлем не более чем в дюйме от его черепа, его нисколько не беспокоил. Но тот факт, что он не мог управлять своим вертолетом, его почти парализовал.

Когда вертолет Уиллиса был эвакуирован из джунглей и осмотрен техниками, они обнаружили, что пули АК прошли через парные тяги и соединения с головкой винта. Это было тем, что я видел болтающимся возле автомата перекоса несущего винта, когда подходил ближе к его машине.

Пилот, для того, чтобы управлять в полете своим вертолетом, должен иметь мгновенную реакцию на свои действия. С повреждениями управления, которые получил Уиллис, он внезапно обнаружил, что не может добиться реакции носа вверх-вниз, когда он толкал ручку циклического шага вперед и назад. С движением ручки вперед, нос, вместо того, чтобы идти вниз, разворачивался вправо. Все было примерно на девяносто градусов от направления, задаваемого управлением, и это было сплошным мучением в полете, пытаться удержать эту штуку в воздухе. Это все равно, что вести машину по футбольному полю со скоростью сто миль в час, когда поле покрыто сплошным полем льда, а затем попытаться повернуть влево и одновременно остановить машину.

Уиллису потребовалось несколько дней, прежде чем его «фактор складки» наконец расслабился. («Фактор складки» лучше всего определяется как реакция на отчаянную ситуацию в полете, когда ваши ягодицы почти засасывают подушку сиденья вверх вдоль вашего позвоночника. Если вы этого не испытывали, вы не сможете понять).

Три дня спустя, я получил свой собственный опыт с фактором складки. Ранним утром 28 октября я собирался провести визуальную разведку реки Сайгон недалеко от базы огневой поддержки «Тенесси» в районе Гриба. Дин Синор (Три Один) был пилотом моего ударного вертолета, а Джим Паркер был моим борттехником.

Гриб был особенно горячим районом вдоль Сайгон; это был основной пункт сбора для вражеских войск и припасов, предназначенных для Железного Треугольника. Они попадали к реке через Острый Хребет, их плацдарм, потом груженые сампаны уходили вниз к западной части ножки Гриба. Пешая часть маршрута шла от реки. Они совершали марш по суше через ножку Гриба, снова пересекали реку на восточном крае ножки, а, затем, двигались в Железный Треугольник.

С комендантским часом, который мы устроили на реке, Чарли использовали темные часы ночи и раннего рассвета, чтобы спуститься вниз. С рассветом они уходили в притоки или небольшие бухты, чтобы их не заметили. Они знали, что все, что будет замечено на реке при дневном свете, будет законной целью для наших парней.

Когда мы взлетели утром, было прохладно и сыро. Большую часть ночи и до самого утра шел дождь. Туман и водяная взвесь от всей этой влаги, нависали над рекой, как одеяло, покрывая мангровые пальмы и слоновью траву вдоль береговой линии.

Как только мы добрались до моста Фу Куонг, я спустился как можно ближе к поверхности реки и двинулся в сторону БОП «Теннесси». Я набрал скорость, потому что наша задача в тот день была не в том, чтобы вести плотную разведку, а найти и перехватить любое вражеское движение по реке, если кто-то рискнет появиться на реке с первыми лучами солнца.

Полет проходил без происшествий вплоть до Железного Треугольника. Паркер в своей обычной манере развалился в кормовой каюте, выглядя беззаботным — его левая рука лежала на М60, а одна нога была подогнута под бронированную сидушку. Когда мы приблизились к Железному Треугольнику, я заметил, что из Лай Кхе работает артиллерия, ведя огонь по северо-восточному углу Треугольника; это не влияло на нас, пока мы оставались к западу от границы реки между 1-й и 25-й дивизиями.

Я держал на бреющем над Большой Синей около девяноста узлов и летел на высоте примерно двух-трех футов (прим. 0,6–0,9 м) над поверхностью реки. Полет был восхитительным, но с постоянным ожиданием появления цели за следующим поворотом.

Мы мчались, я заметил признаки горящего очага впереди. Что то было слева от меня, на стороне 25-й дивизии, с западной стороны ножки Гриба. Чарли, вероятно, думал, что из-за низко висящего тумана, который поглотит дым, ему сойдет с рук разожженный очаг.

Их логика была безупречна. Мой пилот ударного вертолета не мог видеть дым от костра со своей высоты — все выглядело как одно сплошное серое одеяло тумана. Но, жужжа на уровне реки, я мог видеть, как поднимается этот маленький шлейф дыма, на расстоянии примерно с милю, прежде чем успевал рассеяться в тумане.

Я не только видел дым от костра, но и чувствовал его запах. Воздух был наполнен влагой и хорошо переносил характерный запах гари. Его мог уловить нос воздушного разведчика, ожидающего именно таких признаков врага. Горящие угли во Вьетнаме пахли так же, как тлеющие угли барбекю на заднем дворе дома. Разница была только в том, какую еду готовили Чарли. С расстояния почти в милю, я знал, что у нас плохие люди.

Я передал по рации пилоту ударного вертолета:

— Три Один, это Один Шесть. У меня костер на десять часов на дистанции… около мили. Должно быть, там поворот на реке.

— Ага, понял тебя Один Шесть — ответил Синор — Это прямо там, в ножке Гриба.

— Хорошо, Три Один, я займусь этим. Это очаг и похоже, прямо на реке. Я направляюсь прямо туда.

Из-за такой погоды в тот день у меня не было никаких причин не идти прямо на огонь. Я остался на бреющем под верхушками деревьев на берегу. Я хотел замаскировать шум вертолета и не дать Чарли увидеть нас, пока я не подойду как можно ближе. Таким образом, я смогу выскочить со стороны реки и открыть огонь по вражескому пикнику, прежде чем они смогут где-то укрыться.

Я увеличил мощность и разогнал «Вьюна» до ста узлов. Я продолжал подниматься по руслу реки, двигаясь между двумя берегами, прямо над поверхностью воды, не сводя глаз с дыма.

Приблизившись на расстоянии около пятисот ярдов (прим. 450 м), я опять вызвал Синора:

— Я знаю, что ты меня плохо видишь, но я собираюсь сделать заход. Если у нас будет что-то, с чем мы не можем справиться, я сброшу дым.

Когда мы обогнули северо-восточный край ножки Гриба, я уже изготовил миниган. Паркер высунулся из вертолета и приготовил свой М60.

Вражеский костер был за деревьями впереди меня. Я дернул ручку циклического шага и выскочил из реки над деревьями. Когда я миновал мангровые пальмы, огонь был примерно в пятидесяти метрах передо мной на небольшой открытой площадке. Я резко заложил замедляющийся правосторонний вираж и посмотрел вниз. Над костром висел большой черный котел, и около восьми-десяти солдат основных сил АСВ сидели в ожидании завтрака. У некоторых оружие лежало на коленях, у других оно было прислонено к ближайшим деревьям. Мы застали их врасплох.

Паркер мгновенно открыл огонь из своего М60. Я был настолько загипнотизирован, наблюдая за трассирующими пулями Джимбо, что не сразу заметил, что некоторые из солдат схватили свои АК с коленей и начали высаживать в нас полные магазины. Они вскакивали на ноги и бежали в укрытие.

В течении нескольких секунд это были АК47 против М60 в свирепой молниеносной дуэли. Я не мог к ней присоединиться потому, что был слишком близко, чтобы навести миниган.

Мы рубились в течении минуты, прежде чем я решил, что стало слишком жарко, чтобы оставаться над лагерем. Я включил интерком:

— Бросай красный, Джим!

Паркер, в своем обычном состоянии готовности, уже снарядил красную дымовую гранату, прикрепленную к ручке для переноски его М60. Он быстро вытащил чеку и бросил гранату. Увидев, что красный дым грохнулся посреди костровой зоны, я опустил нос, добавил мощности и переключился на Синора:

— Красный дым пошел, Три Один. Целься в дым!

Я отвалил и наблюдал, как заходит на цель «Кобра».

Синор выпускал пару за парой ракеты, круша место лагеря тем, что стало известно как «маневр пульсирующего огня» Три Один. При обычном заходе с ракетами на «Кобре» пилот ударного вертолета обычно выпускал несколько пар ракет, отворачивал на тысяче футов (прим. 900 м), а затем снова заходил на цель. Поскольку Синор не отворачивал в своем заходе до пятисот футов (прим. 450 м) от земли, несколько пар ракет, выпущенных в цель, создавали рассеяние или залп, эффект от которого был совершенно разрушительным.

Оставаясь в стороне, в нескольких сотнях ярдов, я видел, как вражеская стоянка буквально взорвалась от обстрела Синором 2,75-ми. Затем он отвернул очень низко и подчеркнул свой заход дорожками трассеров из минигана.

Когда дым и обломки рассеялись, я вернулся на UHF и попросил Три Один прикрыть меня, пока я захожу для оценки боевого ущерба. В том месте, где была стоянка АСВ до того, как Паркер и Синор открыли огонь, лежали двенадцать мертвых вражеских солдат в пятидесятиметровом круге.

Я снова вышел на UHF.

— Хорошая стрельба, Три Один. Благодаря твоему рок-н-роллу и М60 моего бортстрелка, мы заполучили дюжину мертвых солдат регулярных сил АСВ убитых в бою.

— Принял, Один Шесть — ответил Синор — Если вы сделали все, что вам было нужно, давайте отправимся вверх по реке для ВР. Мы либо скинем их 25-й, либо наши АМСВ позже осмотрят убитых.

С этим напутствием я развернулся обратно к реке Сайгон. Как только я начал снижаться над Сайгон, Паркер включил микрофон и сказал своим обычным сдержанным тоном:

— Лейтенант, если вы закончили с этими плохими парнями, как насчет того, чтобы забросить меня в госпиталь.

Пораженный как громом его спокойным, констатирующим факт заявлением, я резко повернул голову.

— Боже мой! — ахнул я.

Паркер осел на своей банке, его М60 лежал на коленях. Обе его руки сжимали шею, в тщетных стараниях остановить тошнотворную струю крови, которая текла сквозь его пальцы.

Я не мог отреагировать достаточно быстро. Я переключился на UHF и сказал Синору:

— Три Один, Один Шесть, борттехник ранен… тяжело. Дай мне курс на Доктор Дельта и я отправляюсь прямо туда. Расчисти мне путь от арты.

Я слышал как Синор передал сообщение артиллеристам в Лай Кхе.

— Красноногий, это Темная Лошадка Три Один. У нас прибывающий вертолет в Доктор Дельта с раненым членом экипажа на борту. Прекратите артиллерийский огонь. Повторяю, необходимо прекратить артиллерийский огонь в окрестностях Железного Треугольника.

— Принял, Темная Лошадка — ответил Лай Кхе — прекращаем артиллерийский огонь. Но у нас есть минометы, ведущие огонь с базы огневой поддержки «Лотарингия» по северному краю Железного Треугольника. Нам нужна минута, чтобы задробить их.

Синор переключился на меня.

— ОК, Один Шесть, ты слышал. Лима Кило дает дробь, но потребуется минута задробить огонь минометов. Отверни вправо и сделай пару кругов.

— Негативно — завопил я в ответ — Негативно, Три Один. Я не могу это сделать. Чарли Эхо тяжело ранен. Я собираюсь снизится до поверхности и направиться прямо туда!

Я еще раз взглянул на Паркера. Кровь из его шеи пульсировала, попадая в воздушный поток, и разлеталась по всему отсеку бортстрелка. У меня было мало времени.

Я снизился до бреющего и помчался над шоссе N14. Его валы от бульдозерных ножей и широкое открытое пространство дало мне некоторый выигрыш в джунглях, когда мы отправились на восток, вдоль западной границы Железного Треугольника. Затем я повернулся направо и срезал через северный край Железного Треугольника прямо к Бен Кат, который был на юг от базы Лай Кхе. Я постоянно оглядывался на Паркера. Он истекал кровью и я не знал, успею ли я вовремя.

Через пару минут я миновал Лай Кхе. Я уведомил Синора, что ухожу с диапазона FM и перехожу на частоты Доктор Дельта.

— Доктор Дельта, Доктор Дельта — вызывал я — Это Темная Лошадка Один Шесть на подходе. У меня ранен Чарли Эхо в шею. Мне нужен хирург и носилки на площадке.

Я выжимал из машины все что мог, от 110 до 115 узлов и шел над Бен Кат.

Как только я получил разрешение на посадку в Лай Кхе, я вспомнил, что нужно разрядить и поставить на предохранитель миниган. Затем я развернул «Вьюна» и посадил его прямо посреди площадки из перфорированных стальных плит, которая образовывала букву «Н» у здания неотложной помощи госпиталя. Группа солдат уже ждала неподалеку с носилками.

В момент приземления я щелкнул аварийными выключателями, отстегнулся и выпрыгнул из машины. Я хотел помочь с Паркером, но медики уже приступили к делу. Они вытащили его из вертолета и несли носилки с ним к приемному покою.

Я пошел за ним, но один из медиков обратился ко мне через плечо.

— Эй, лейтенант, нам нужно чтобы Вы убрали Ваш вертолет, потому что у нас на подходе «Хьюи» с кучей раненых.

Я продолжал смотреть, пока носилки с Паркером не скрылись из виду, а затем забрался во «Вьюн» и передвинул птичку примерно на семьдесят пять футов (прим. 22 м). Я побежал обратно в здание, куда они забрали Паркера. Отделение неотложной помощи было прямо за дверью. Тихо двигаясь в слишком хорошо знакомом окружении, я подумал о других случаях, когда бывал там. Амей. Я. Теперь Паркер.

Вся верхняя часть тела Джимбо была залита кровью, которую он потерял. Я подумал, что его, должно быть, ранили при первой перестрелке, когда мы первый раз зависли над вражеской стоянкой — до того, как Синор сделал свой заход, до того, как мы сделали ОБУ. Почему он не дал мне знать, чтобы я мог вытащить его оттуда?

Мои мысли были прерваны безошибочно узнаваемым звуком садящегося «Хьюи» — того самого, для которого, как я догадался, мне пришлось передвинуть своего «Вьюна». Двойные двери отделения неотложной помощи внезапно резко открылись и санитары бегом внесли носилки с ранеными из «Хьюи». Я снова оцепенел от вида раненых людей.

Их было шестеро, все молодые солдаты из 82-й Воздушно-десантной дивизии, которая также базировалась в Фу Лой, в паре шагов от моей хижины. Я слышал, как медики рассказывали, что они были в БТР и работали вблизи Железного Треугольника, когда машина налетела на мину. Прибывшие солдаты были обожжены, контужены, изрешечены осколками. Они все были очень тяжело ранены, и я знал, что это было не тем местом, где я мог стоять, глазея вокруг.

Я вышел из помещения, оглядываясь на безумную сцену в отделении неотложной помощи и задаваясь вопросом, сколько людей там, включая Паркера, увидят свет на следующий день.

Я немного подождал у отделения неотложной помощи. Кто-нибудь, я был уверен, даст мне знать, как только сможет, о Паркере. Минуты ползли как часы, и я продолжал представлять себе борьбу жизни и смерти, которая происходила в помещении по соседству.

Решив, что сигарета и немного свежего воздуха могут помочь, я решил прогуляться до машины. В предшествующей суете, я оставил пачку «Мальборо» лежать на консоли между сиденьями пилотов.

Когда я шел через выложенную ПСП площадку, на мои глаза попался окровавленный броневой нагрудник Паркера. Он лежал посреди посадочной площадки, где его бросили медики. Почти нерешительно, я поднял его и повертел в руках. Когда я взглянул на него, стало ясно, что произошло. На передней панели бронежилета было пять отметок от попаданий из АК. Очевидно одна из них, скорее всего, бронебойная, отрикошетила от бронепанели и попала Паркеру в горло.

Подойдя к «Вьюну», я осторожно положил бронежилет Паркера в кормовую кабину и случайно заметил, что его М60 не был разряжен. В нем была лента с патронами, а в патроннике, скорее всего, был патрон.

Чтобы исправить эту ситуацию, пока не произошел несчастный случай, я залез в отсек бортстрелка и сел на банку Паркера. Я поднял крышку ствольной коробки, вытащил ленту и положил ее в патронную коробку на полу. Затем передернул затвор, чтобы извлечь патрон и поставил оружие на предохранитель.

Проделывая эти движения почти автоматически, я начал осматривать внутренности кабины. Бардак был ужасный! Кровь и куски плоти были разметаны по бортам и верху кабины. Мой разум прокрутил яростную перестрелку на вражеской стоянке, а затем неприукрашенное заявление Паркера.

Я почувствовал болезненное ощущение в животе. Я не знал, это было от мысли о том, что Паркер тяжело ранен или от вида тех шести молодых американских солдат, которых привезли после того, как их порвало на куски внутри БТР. Я внезапно почувствовал себя плохо. Внезапным порывом рвоты, я добавил собственного бардака в уже оскверненный отсек бортстрелка.

Следующее, что я помню, это как один из медиков наклонил голову к двери кабины.

— Вы в порядке, лейтенант?

Я поднял голову и ответил дрожащим голосом:

— Нет, я действительно чувствую себя дерьмово.

— Ага — сказал он — Мы все иногда так делаем.

Когда медик повернулся, уходя, я хотел позвать его, сказать, что действительно чувствовал в тот момент. Но я сдержал этот порыв внутри себя. Я подумал — впервые за десять месяцев моего пребывания во Вьетнаме — о тщетности всего этого. Внезапно я был поражен тщетностью делать одно и то же, изо дня в день — одни и те же полеты, один и тот же враг, одни и те же действия — только в один день, потери нес враг; на следующий день это были наши собственные люди. Казалось, что единственное реальное значение этой войны было око за око.

— С вашим бортстрелком все будет ОК — это был доктор, который вышел к моему стоящему на стоянке «Вьюну», чтобы сообщить мне новости.

— Он был довольно тяжело ранен, но это была чистая рана и он должен поправиться.

Он подтвердил, что вражеская пуля, вероятно рикошетом, попала в нижнюю правую часть шеи Паркера. Она прошла мимо яремной вены, прошла насквозь и вышла чуть ниже основания черепа.

— Если тебе случится получить пулю в шею — сказал в заключение док — он сделал это лучшим образом, поверь мне. Нам все равно придется его эвакуировать из страны для излечения, и мы не можем прямо сейчас сказать, вернется ли он.

Новости дока о том, что Паркер выживет, принесла мне облегчение. Но я знал, что Джимбо ранен и в тот момент не мог не задаться вопросом, смогу ли снова его увидеть.

В тот день я вернулся в Фу Лой и отдал своего «Вьюна» на проверку техникам. Я не мог взять его снова, прежде чем он пройдет тщательную проверку; кроме того, у меня не было другого борттехника, чтобы заменить Паркера.

Поэтому, чтобы закончить визуальную разведку, которую мы начали рано утром, я отправился наводчиком-оператором в «Кобре» Три Один. С еще одной «Коброй» для прикрытия мы составили «красную» команду и прошли вверх по реке с визуальной разведкой района от Гриба до Дау Тянг. Это был быстрый, не богатый событиями полет, но мы были удовлетворены тем, что проверили оставшуюся часть Большой Синей, которую пропустили, после того, как обнаружили тот очаг.

Я смертельно устал к тому времени, когда лег в постель той ночью. Паркер так глубоко засел в моих мыслях, что я не мог уснуть. Картины этого дня все время вертелись у меня в голове и все они возвращали меня в госпиталь Лай Кхе. К разорванным телам молодых солдат из 82-й Воздушно-десантной, когда их несли в отделение неотложной помощи, к врачам, работающим над Паркером.

Картины продолжали всплывать: пуля вонзается в броневой нагрудник Паркера… разряжение его М60… выворачиваясь наизнанку и задавая себе вопрос, в чем, черт побери, был смысл всего этого.

Все это проигрывалось снова. Даже мои жуткие усилия с взятым напрокат шлангом, который медики использовали, чтобы отмыть кровь в медицинском «Хьюи» и которым я отмывал кормовой отсек «Вьюна» перед полетом обратно в Фу Лой. Хвала Господу, наконец-то пришел благословенный сон.