Никогда не говори никогда

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Казалось, эти журналисты, жаждущие сенсаций, были везде: когда Коннор шел домой, они следовали за ним по пятам, ослепляли его вспышками фотокамер и пытались взять у него интервью. Когда он появился на службе, они уже толпились в холле перед его офисом; одного журналиста он даже обнаружил в туалете. Коннор грустно улыбнулся. Вообще-то у него не было особых причин являться в эти дни на службу, так как он подозревался в убийстве Мелиссы Роббинс и стал главным подозреваемым, потому что последние месяцы обеспечивал ее безопасность.

До сегодняшнего дня он считался лучшим профессионалом, ни разу за всю карьеру не бросив и тени на свою репутацию. Его приглашали на самую сложную, специфическую работу, которую он выполнял с блеском, ни разу не запятнав себя. Все его свидетели всегда пребывали в целости и сохранности до окончания следствия и вынесения приговора. Сейчас Коннор не сомневался, что, принимая во внимание его безупречный послужной список, босс замолвит за него словечко.

Но он ошибся. Старина Ньютон попросил его сдать удостоверение и оружие, предупредил, что он находится под подозрением, пока не будет доказано обратное, и не дал ему сказать ни слова в свое оправдание.

Коннор понимал своего босса, ведь чем выше должность, тем меньше хочешь ее потерять, каждый прикрывает свой зад, как может. Защищать Коннора Маккоя — значит ставить под угрозу свою карьеру. Кто пойдет на такое?

Коннор Маккой не мог предположить, почему именно он стал главным подозреваемым, а люди, занимающиеся делом Мелиссы Роббинс, говорили о грозящем ему аресте. Он должен сделать все, чтобы не допустить этого.

Коннор решил навестить отца, который жил в Манчестере, крупном городе штата Виргиния. Машины у него не было. Лиз и Митч наверняка сейчас в офисе. Все отлично. В голове у Коннора так перемешались события последних дней, что он почти не сомкнул глаз. И когда вместо сахара он насыпал в кофе соль, то понял: лучше места для отдыха, чем дом отца, нельзя придумать. На огороженной площадке рядом с парковкой резвились Кожик и Голиаф — любимые собаки семейства.

Идя к дому, Коннор продолжал думать все о том же — почему на него объявили охоту? Каким образом он стал главным подозреваемым в деле Мелиссы Роббинс? Ответа он не находил — для этого нужен доступ к закрытой информации Министерства юстиции, тогда будет ясно, что на него имеется, и только после этого можно будет предпринимать какие-то шаги.

Коннор постучал, потом толкнул дверь — она оказалась незапертой. Он вошел в кухню, и его поразила тишина, повисшая вокруг. Сколько Коннор себя помнил, в доме вечно все громыхало, падало и билось. Марк обычно сидел перед телевизором и переживал за все спортивные соревнования сразу, Джейк запирался в своей комнате и изучал последние изменения в международном праве, Митч то и дело что-то чинил либо в холле, либо у себя в комнате, Дэвид тренировался, бросая бейсбольный мяч в стену дома.

Он поднялся по лестнице на второй этаж и направился в свою бывшую комнату, которая гак и осталась за ним, когда он переехал и собственную квартиру. Коннор снял с себя рубашку, надеясь, что вместе с ней сбросит и неприятности, и… резко остановился — комната изменилась.

Она была его и не его одновременно. Исчезла его кровать, на обоях резвился Винни Пух.

Коннор нахмурился. Интересно, куда делись его спортивные плакаты, коллекция футбольных карточек, фотография мамы? Видимо, жена брата устроила здесь детскую. Но почему именно в его комнате?

Коннор пошел посмотреть на другие помещения. Комнаты отца и Марка остались такими же, как и прежде. У Джейка добавилась еще одна кровать. По обиталищу Митча можно было догадаться, что с ним теперь живет жена Лиз, но изменилось совсем немногое.

Только его комната теперь обрела новый облик. У Коннора появилось ощущение, что все в этой жизни ополчились против него. Он вернулся в комнату Марка и, раздевшись, рухнул на кровать. И тут же в его памяти всплыл образ Бронте О'Брайен. Теперь она казалась ему особенной, не похожей ни на одну женщину, которые бывали в этом доме.

Коннор закрыл глаза. В его жизни было много женщин. Но отношения с ними так же быстро закапчивались, как и начинались. Он был не прочь завести интрижку, встречаться и влюбляться, но, когда речь заходила о чем-то более серьезном, тут же прекращал все отношения. Разумеется, ничего подобного он не мог представить и с Бронте тогда, в университете, хотя как женщина она всегда его привлекала. Можно было даже сказать — его непреодолимо влекло к ней. И поцелуй в тот вечер был доказательством его страсти. Коннор не отказался бы от продолжения, особенно когда вспоминал, с какой страстью Бронте отзывалась на каждую ласку, на каждый его поцелуй.

Коннор перевернулся и уткнулся в подушку. Еще ни одной женщиной он не хотел так обладать, как Бронте, хотел гладить ее тело, целовать безумно чувственные губы, подчинить ее своей воле. Он так возбудился, что не мог ни о чем другом думать, каждой клеточкой тела желая ее.

Он не мог объяснить, почему Бронте столь интересовала его. Может, потому, что долго была недоступна? Да, она обворожительна, она — его мечта, он всегда считал ее особенной. Ему казалось, они в чем-то похожи, хотя заговорить с ней было выше его сил.

Коннор услышал какие-то звуки. Может быть, это Митч вернулся? Ему не следует думать больше о Бронте, сейчас главное — отдохнуть, выспаться. Голова должна быть ясной. Но здравый смысл отходил на второй план, и все его мысли занимала Бронте, и только Бронте.

И когда, наконец, он забылся глубоким сном, граница между ним и Бронте растворилась, растаяла, как будто бы ее и не существовало.

Бронте решила, было разморозить холодильник, чтобы отвлечься от ужасных мыслей.

Она потратила весь день, чтобы выяснить хоть какие-нибудь подробности о расследовании. Кое-что, совсем мало, и ее это не устраивало. Нет, холодильник подождет. Она пошла на кухню и стала разогревать в микроволновке обед из полуфабрикатов. В кухне было тихо. Телевизор работал, но на самой маленькой громкости, и это почти не нарушало тишину.

На столе лежали несколько журналов. Ожидая обеда, Бронте начала их листать. На каждой странице, в каждой статье только и рассуждали об убийстве Мелиссы Роббинс и главном подозреваемом Конноре Маккое. А вот и фотография Коннора на первой странице «Вашингтон таймс». Как всегда, неотразим, статен, красив, а форма придает ему еще больше шарма. Но выражение его лица на фото было каким-то неуверенным, загнанным. Она перелистала еще несколько страниц, и ее взгляд задержался на тексте очередной статьи: «Сегодня утром начальник отдела международных преступлений при Министерстве юстиции Бернард Лейтон предложил младшему юристу Дэннису Бернсу возглавить расследование…»

Бронте чуть не упала со стула от неожиданной новости. Это невозможно! Прыка — это ее дело. И свидетельница Мелисса Роббинс была единственной, кто согласился давать показания против своего бывшего дружка, который глубоко увяз в криминале, занимался контрабандой оружия и взрывчатки и снабжал этим треть террористических организаций. Сколько нервов и сил стоило ей включить Мелиссу в программу защиты свидетелей. Она даже начала искать возможность решить непростую ситуацию, сложившуюся в связи со смертью Роббинс. Для начала следует позвонить в ФБР — возможно, у них есть доказательства, что сам Прыка косвенно или напрямую причастен к убийству бывшей подружки.

Тем более, невозможно поверить в то, что Коннор Маккой останется единственным подозреваемым. Желая убедиться, что она все правильно поняла, Бронте просмотрела еще несколько статей, и информация подтвердилась — Бернс забирал у нее дело.

— Ну почему именно этот подлец?! — воскликнула Бронте.

Она решила, что вечерняя почта уже на крыльце, и пошла забрать ее — может, появится что-то новое? Было уже совсем темно. Она услышала, что подъезжает автомобиль. Келли — полицейский до мозга костей — всегда предупреждала, чтобы она не открывала дверь, не спросив, кто пришел, — нельзя исключать возможность нападения на нее.

Бронте подняла вечернюю почту со ступенек и направилась обратно в дом.

— Подожди! — твердо и повелительно произнес кто-то из темноты.

Девушка чуть не выронила газеты, но тут же быстро проскользнула в дом и хотела захлопнуть дверь…

— Бронте, это я!

— Коннор? — прошептала она, и ее сердце бешено забилось.

— Ты одна? — спросил Коннор.

Она хотела соврать, что не одна, но тут же передумала. Он наверняка знает, что она одна, иначе не пришел бы. Услышав ложь, он наверняка разочаруется в ней и исчезнет навсегда.

— Да, — ответила Бронте.

Он стоял и смотрел ей в глаза. У Бронте поползли мурашки по коже от этого пронзительного взгляда.

— Может, пригласишь меня войти, или как?

— После того как ты меня напугал, явившись под покровом ночи, я больше склоняюсь к ответу «или как», — твердо сказала Бронте, оглядываясь по сторонам. — Ну ладно, входи, — смилостивилась она.

Как только он вошел, Бронте, удивляясь своему бесстрашию, выглянула за дверь и убедилась, что никто не видел появления Коннора. Мнением соседей она дорожила, тем более, сейчас ей не хотелось, чтобы ее засекли с человеком, фото которого есть в каждой газете.

Она закрыла дверь и повернулась к нему.

— Ну-ка, проси прощения за то, что ты так меня напугал, — сказала Бронте.

— Извини, — сухо отозвался Коннор.

— Очень мило, — заметила девушка, стараясь скрыть волнение или страх (она еще не поняла, что именно), но, откровенно говоря, она рада была его видеть. — Зачем ты пришел, Коннор?

Несколько секунд он стоял молча, будто собирался с мыслями.

— Ты поверишь, если я скажу, что просто проезжал мимо и решил зайти?

Бронте улыбнулась.

— Нет, конечно, не поверю.

— И будешь права. Я хотел с тобой поговорить.

Бронте отступила на шаг назад. Когда он улыбается, то становится неотразимым.

— Давай… поговорим, — согласилась она и пригласила его на кухню. Ей казалось, что там особенно уютно и тепло. Бронте положила свежие газеты поверх стопки утренних, плотно задернула шторы и заодно выключила телевизор.

Потом повернулась к Коннору и заметила, что его кожаный пиджак уже висит на спинке стула, а сам он стоит, нахмурившись и сложив руки на груди. Даже сейчас, когда она на него сердилась за позднее, непрошеное вторжение, этот неотразимый, высокий, широкоплечий парень вызывал в ее голове очень непристойные мысли и желания.

— Расскажи, что нового, — попросил Коннор, нахмурив брови.

— Это ты мне расскажи. Ведь ты прятался в кустах и испугал меня до смерти, — произнесла она в ответ. Бронте очень хотелось сказать ему, что «он — единственный подозреваемый в убийстве», но она промолчала.

Коннор тем временем увидел на столе газеты и журналы, еду, вернее, ее остатки. Она проследила за его взглядом.

— Все-таки твой неожиданный визит, хотя и по делу, поздноват, — решила отвлечь его Бронте. — Мог бы для начала позвонить, я бы прибралась.

— У меня же нет твоего номера, — тихо сказал Коннор.

Пожалуй, он прав, Келли не давала ему своего телефона, а сейчас, когда он был под подозрением, официальные и неофициальные источники информации для него были закрыты. В принципе так полагалось.

Бронте подумала, что у Коннора хорошая память, раз он не забыл ее адрес, побывав здесь мимоходом один раз — когда он, Дэвид и Келли подвезли ее домой после вечеринки.

— Мне жаль, что тебя подозревают, — нарушила она молчание и тут же подумала: «Зачем я это сказала? Надо прямо спросить — виноват он или нет?»

— Может, угостишь меня кофе?

Бронте удивленно уставилась на Коннора.

— Честно говоря… я не пью кофе, только чай.

Коннор с сожалением вздохнул.

— Могу тогда предложить выпить… есть немного водки.

— А апельсиновый сок?

Бронте вновь бросила на него удивленный взгляд.

— Есть. Ты любишь водку с соком?

— Сейчас я хочу только сок.

Бронте достала сок, поставила стакан. Все-таки, зачем он пришел к ней? На всякий случай надо быть бдительной и не терять самоконтроль, находясь рядом с ним, Коннором Маккоем.

Коннор выпил сок и взглянул исподлобья на О'Брайен, не зная, как она поведет себя дальше, учитывая его бесцеремонность. Можно ли ждать от нее помощи?

Бронте, не выдержав тягостного молчания, встала и начала бродить по кухне. Коннор продолжал наблюдать за каждым ее движением. Вот она нагнулась, собираясь достать что-то из тумбочки. Юбка натянулась и обрисовала все изгибы ее тела.

Коннор нервно вздохнул и отвел взгляд, чтобы отвлечься от нескромных мыслей.

— Я все-таки приготовлю тебе поесть.

Коннор видел, что она собиралась приготовить — этот набор из полуфабрикатов был ему хорошо знаком.

— Спасибо, но я не голоден.

Бронте все же поставила еду разогреваться в микроволновку и обратилась к нему:

— Слушай, Коннор, я не знаю, что у тебя на уме, но ты уже сказал, что пришел ко мне поговорить, верно? Тогда давай, выкладывай!

Коннор допил сок и замер на мгновение. Заставить себя прийти сюда стоило ему очень больших усилий, но, оказавшись здесь, он не мог сделать следующий шаг и спросить, что конкретно имеется против него у Министерства юстиции. Все его мысли были лишь о Бронте, о ее прекрасной фигуре, чувственных губах, прекрасных глазах…

«Черт побери!» — подумал Коннор. Ведь всегда, всю жизнь он помогал людям, обычно всегда ждали помощи от него. Сначала он стал опорой для всей семьи, когда умерла мать, а отец запил. Потом начал работать, и всегда был защитой и надеждой свидетелей, гарантируя им полную безопасность. И вот сейчас он — проситель, он нуждается в помощи, зависит от всех, и в частности от Бронте О'Брайен.

— Ну… — неуверенно начал Коннор.

— Послушай… — Бронте посмотрела ему прямо в глаза. Он замер. — Если ты пришел сюда под впечатлением того безумного вечера, то забудь об этом, Маккой. Да, я признаюсь, что была потрясена, мне было очень здорово тогда, наверное, так же, как и тебе, но тот вечер остался в прошлом, а сегодня — это сегодня. Ты уловил мою мысль?

Коннор, не моргая, уставился на нее.

— Ты о чем, Бронте?

— Я говорю это потому, что не хочу портить отношения с самого начала и не хочу начинать именно так.

Коннор пришел в себя.

— Отношения?

И если бы ситуация не была бы столь серьезной, то Бронте обратила бы все в шутку. Но все обстояло не так просто.

— Погоди, я, наконец, поняла. Ты ведь не хочешь, и не хотел никаких серьезных отношений? — Бронте перевела дыхание и продолжила: — Ну, конечно же, нет. Ты один. Я одна. И наверняка ты подумал, что мы могли бы быть одинокими вместе.

Коннор ничего не понимал и, упершись руками в стол, спросил:

— Ты закончила свою тираду или как?

Бронте недоуменно посмотрела на Коннора.

— Да. Я высказала все, что хотела.

— Отлично. — От волнения Коннор начал ходить по кухне, нервно потирая лоб рукой. — Только пойми меня правильно. Ты очень привлекательная женщина. Любой мужчина в здравом уме хотел бы… значит, ты подумала, что я пришел… — Бронте насторожилась, — …пришел к тебе для того, чтобы переспать с тобой?

— А разве нет? — еле сдерживая волнение и возбуждение, спросила она. — Тогда зачем ты пришел?

«Ну, произнеси же это, Маккой, просто скажи эти слова!» — молила про себя Бронте.

— Мне нужна твоя помощь, О'Брайен. Я хочу, чтобы ты помогла мне выпутаться из ужасной ситуации, в которую я попал! — наконец произнес Коннор.