Николай Коперник

ХІV. ПРАВИТЕЛЬ ОЛЬШТЫНА

Вармийский капитул непосредственно ведал только ближними землями. Две трети его владений лежали в отдаленных местностях. Ими управлял особо избранный каноник — правитель. Он имел постоянное пребывание далеко от Фромборка, в Ольштынском замке в южной части Вармии.

Благосостояние капитула зависело от того, насколько умело хозяйствовал ольштынский наместник. Поэтому выбор производили очень тщательно и осторожно.

Полномочия правителя по уставу возобновлялись ежегодно. Чаще всего бывало так, что каноник, направленный в Ольштын, оставался там подолгу. Так было с другом Коперника Тидеманом, Гизе, которого переизбирали на ольштынское наместничество восемь лет подряд.

Пост правителя был предметом особого вожделения каноников. Прежде всего — велика пребенда. Но больше нее привлекала возможность надолго вырваться из постылой рутины фромборкского существования.

Богатые бездельные собратья еле сносили необходимость вести размеренную жизнь церковников, каждодневно утром и вечером напяливать на себя богомольную личину. Покинуть надолго ханжеский круг, да к тому еще стать первым лицом на обширных землях, почти неограниченным их правителем, погрузиться в мирские дела — эта возможность манила многих. Однако задача была по плечу далеко не всякому.

В ноябре 1516 года на генеральном заседании капитул доверил управление Ольштыном Копернику.

В факте этого избрания история оставила нам убедительное свидетельство практических, житейских способностей великого торунца.

Совершенно неправы старые биографы, любившие изображать Коперника человеком не от мира сего, звездочетом с вечно устремленным на небо взором. Действительный Коперник был и больше и шире, чем это надуманное представление о нем.

Астрономические занятия торунца на башенной террасе могли, конечно, на первых порах показаться каноникам таинственным волхвованием, а сам доктор Николай — существом, отрешенным от земных дел. Но Коперник имел тысячи случаев показать собратьям и другую сторону своей натуры — человека житейски бывалого, многоопытного, умеющего хорошо разобраться в запутанном денежном споре, имущественном разделе, способах лучшего посева или жатвы.

Избрав Коперника, капитул вверял Ольштынское наместничество в надежные, по его мнению, руки.

Новая резиденция Коперника не была так красива, как Лицбарк. Замок Ольштынский, окруженный глубоким рвом, который заполняли воды верховьев Лыны, и каменной стеной в девять локтей толщиною, стоял среди лесных дебрей и бесчисленных Мазурских озер, как суровый, закаленный в боях страж.

Время было тревожное, по округе рыскали конные банды крестоносцев. Правитель Ольштына отвечал и за оборону замка.

Коперник тотчас по приезде приступил к проверке боевого снаряжения. Над замковой стеною, в юго-западном углу, к небу подымалась высокая башня. На самом верху ее вытянула к востоку свое медное жерло бомбарда[149]. Еще две пушки поменьше, поставленные ниже, прикрывали южную и северо-западную стороны. Вдоль всей стены шли бойницы с удобными подходами к ним.

«Замок можно защищать долго против большой вражеской силы, — с удовлетворением убедился Коперник. — Вот только мало обученных воинскому делу людей». Новый правитель решил, не мешкая, набрать и обучить небольшой надежный гарнизон.

В подвалах хранились порох и свинец, десяток пищалей, много арбалетов, мечей, алебард. В бочках заготовлено впрок соленое мясо, в обширных ларях — мука.

— Я давно запасаю все это. Хватит, на случай осады, на полгода, — сказал Копернику сдававший ему замок Тидеман Гизе. Коперник горячо пожал руку друга.

В три дня закончили все формальности передачи замка, и Тидеман отбыл в капитул. Коперник расположился в обширных покоях.

В стенах замка проживали непосредственные помощники правителя — бурграв и капеллан. Помимо двух десятков крепостных-работников, здесь находился и личный слуга Коперника Войцех Шебульский, а также Иероним — мальчик на побегушках.

С первых дней жизни в Ольштыне Коперник окунулся в самую гущу бедствий вармийского крестьянства. Он выезжал из замка в деревни — немецкие и польские, и всюду представлялась взору кару тина страшного разорения. Там, где пронеслись конники-крестоносцы, оставались одни пепелища. С жестокой систематичностью монахи-рыцари выгоняли крестьян из хат, молодых парней связывали и уводили в свою сторону, непокорных зарубали мечами. Обшарив в убогих хатах все углы, ограбив все до нитки, всовывали горящие факелы под соломенные крыши. И так повсюду. По старому тевтонскому способу разбойники готовили себе новое «жизненное пространство».

Тысячи разоренных, отчаявшихся людей бродили в зимнюю стужу по дорогам, унося на плечах остатки жалких пожитков. Тянулись прочь из Вармии — кто в коренную Польшу, а кто — в сторону Поморья, к Торуни и Гданьску. В деревнях, еще не тронутых погромом, крестьяне рыли ямы, прятали хлеб, мясо, домотканную одежду.

Что мог сделать в лихую годину наместник капитула? В прямые его обязанности входило определять и получать с крепостных оброк, устанавливать барщину. В случае смерти или бегства крепостного правитель должен был передавать опустевшую землю другому.

Но теперь, когда крестьяне оставляли землю массами, приходилось итти на всякие послабления, объявлять «вольные от крепостных повинностей годы» для «бежавших из дому и двора», сбавлять оброк, не требовать барщины. Мало того, чтобы сделать как-то возможной жизнь разоренных крепостных, Коперник выдавал из закромов капитула хлеб, раздавал, с оплатой в долгие сроки, коров и лошадей, лишь бы крепостные оставались на. земле, не бежали из Вармии.

Благополучнее обстояло с крестьянами — кузнецами и рыболовами, садоводами и пчеловодами. Выплачиваемая ими десятина — налог в пользу церкви, равнявшийся одной десятой части дохода, — и подать несколько выравнивали падение доходов от хлебопашцев.

Коперник руководил и многообразными отношениями капитула — владельца земель — с ленными дворянами, посадскими и их старостами. На нем же лежало верховное наблюдение за духовными делами округи. Помимо деканатов Ольштына и Мельзака, он патронировал девятнадцать церковных приходов.

Но больше всего внимания к себе требовали крепостные-земледельцы.

Сохранилась тетрадь — своего рода обширные бухгалтерские заметки, которые Коперник вел собственноручно в первый год пребывания в Ольштыне. Любопытно видеть, как та же рука, которая начертала семь аксиом о мироздании, тщательно вывела восемьдесят четыре пространные записи, вроде такой:

«В Еникендорфе усадил на землю нового колониста Мартина на трех моргах, отнятых в прошлом году у крепостного Иоахима за воровство. Земля была незасеяна. Освободил Мартина от оброка на год, дал ему на посев две меры овса и ячменя, оставленных Иоахимом. Кроме того, позволил ему взять корову, теленка, топор и серп и обещал ему еще двух коней. Войт поручился за Мартина на четыре года».

В первый год жизни в Ольштыне Коперник совершил десять инспекционных поездок в отдаленный район Мельзака и тридцать восемь по Ольштынскому району. Мельзак лежал недалеко от Фромборка. Коперник воспользовался случаем, чтобы навестить Тидемана Гизе. В один из этих наездов он наблюдал со своей башни противостояние Марса и Солнца.

Несмотря на разностороннюю практическую деятельность, Коперник имел бы и в Ольштыне достаточно досуга, чтобы в спокойные периоды продолжать астрономические занятия. Но этого не случилось. Он был во власти политических забот, которые из месяца в месяц становились все серьезнее: Вармии снова стала угрожать война.

В эти годы Польша увязла в войнах с татарами и турками и оставалась глуха к призывам о помощи с северных ее границ. В поисках защиты капитул обратился к прусскому сейму. Два каноника — Тидеман Гизе и Маврикий Фербер, оба близкие товарищи Коперника, делегированные на сеймик, осенью 1517 года нарисовали перед прусскими сословиями беды Вармии: «Уже два года мирное епископство и капитул Вармии разграбляются и разрушаются жестокими убийствами, пожарами, разорением церквей, вымогательствами и вражескими налетами».

С общего согласия подвергли строгому запрету всякую торговлю Королевской Пруссии с Орденом. Это больно ударило по слабым и без того финансам крестоносцев и довело Великого магистра до исступления. Снова помчался Альбрехт в Германию. Императором был теперь молодой Карл V. Карл не пожалел заверений в том, что любящему его сердцу Орден дорог и близок, «как крепкий авангард и прибежище немецких дворян и общий странноприимный дом для дворянства германской нации». Но Альбрехт прискакал в Германию не ради ласковых речей, а за деньгами и солдатами. Карл не был в состоянии дать ни того, ни другого. В поисках выхода из отчаянного положения Магистр надумал продать Орденскую Пруссию… Польше, а на полученные польские дукаты купить у императора Карла, владевшего испанской, короной, принадлежавшую Испании Фрисляндию.

Но Зыгмунта не привела в восторг такая сделка: купить область, и без того ему принадлежавшую. Он возобновил старое польское предложение крестоносцам — перебраться в Подолию, на турецкую границу. Альбрехт ответил: «Мы хорошо понимаем, чего хотят поляки. Они рассчитывают загнать нас в место, куда мы не сможем доставить никого из нас и ничего для нас».

С обеих сторон возобновились военные приготовления. А на границе продолжались разбойные набеги крестоносцев.

Три года подряд управлял Коперник отдаленными владениями капитула.

Осенью 1519 года он покидал Ольштынский замок.

На пути во Фромборк Копернику встречались среди погорелых деревень и заброшенных полей картины мирной жизни: крепостные хлопы пахали под озимь, рыбаки ставили невода в озерах. В деревенской кузнице мерно стучал по наковальне молот. Правда, голодные люди едва держались на ногах, клячи то и дело припадали на колени от бескормицы. Но огонек жизни упрямо тлел под пепелищем всеобщего разорения.

За три года ольштынский правитель успел изъездить подвластные владения вдоль и поперек. Ему знакомы стали каждая деревушка, чуть ли не каждое поле в дремучей мазурской пуще. В возрожденной жизни мог он видеть плод своих настойчивых усилий. Вот этому старому Яну он даровал три вольных от барщины года. Там на пасеке возится хромой Еремий из Либенталя. Правитель велел перевести его с песчаного бугра на хорошую черную землю.

Несмотря ни на что, удалось удержать на земле не одну тысячу крепостных… Правитель капитула испытывал чувство удовлетворения. Он был бы и совсем доволен, если бы не тревога за дальнейшие судьбы Вармии. Не оставалось сомнений в том, что уже в ближайшие недели разразится годами назревавшая буря. Ока прежде всего ударит по этим приграничным местам, разбередит еще незажившие раны…

Предчувствия не обманули Коперника. Только что успел он заново обосноваться во фромборкской башне, как пришло известие, что польские войска вступили в Королевскую Пруссию.

Торжественно встречали представители прусских сословий Зыгмунта, въехавшего в Торунь под переливы фанфар. Короля сопровождала кавалькада в

1600 всадников. Епископ Фабиан произнес приветственную речь. Палили пушки. Ночью, по старопрусскому обычаю, на Висле зажгли костры на плотах.

Под стенами Торуни стояло 20 тысяч польских солдат — внушительная по тогдашним временам воинская сила.

Казалось, Зыгмунт решился, наконец, завершить дело, начатое его дедом Ягайлой и недоделанное Казимиром III — изгнать крестоносцев с берегов Балтики.

Обе стороны открыли военные действия почти одновременно. Еще до конца года поляки вторглись в орденские владения и взяли город Сольдау. А 1 января 1520 года войска Великого магистра захватили и разграбили богатейший город В армии — Бранево.

Известие это повергло Фромборк в горестное смятение. Терялись в догадках, почему хорошо снабженный город, располагавший сильным гарнизоном из наемных солдат, сдался крестоносцам без единого выстрела? А затем стало известно, что бургомистр Филипп Тешнер предательским образом открыл Альбрехту городские ворота.

Эта весть нанесла Копернику удар в самое сердце. Его двоюродный брат… сын Ваценрода!

— Ублюдок! — метался Коперник в ярости по своей башне. — Хорошо, что дядя Лука не дожил до этого позора!

Филипп получил от Альбрехта Бранденбургского достойную изменника мзду — презрение. Когда Альбрехт вступил в «покоренное» Бранево, Тешнер кинулся было к нему, желая верноподданнически облобызать руку Великого магистра. Но Альбрехт брезгливо отпрянул от предателя, повернулся к нему спиною и бросил через плечо:

— Эй ты, смотри у меня, в другой раз охраняй город получше!

Недостойно повел себя и епископ Фабиан — трусливый, да к тому же тяжело тогда больной человек. Узнав о падении Бранева, он до того растерялся, что в великой поспешности покинул Лицбарк на произвол наемников — датчан и венгров — и убрался прочь из угрожаемой Вармии в Эльблонг. В смятении своем Фабиан принял самое пагубное решение: в войне Польши с крестоносцами оставаться на деле нейтральным.

Это было полным забвением заветов Ваценрода. Двусмысленное поведение епископа дало повод польским отрядам считать Церковную Область изменницей своему суверену. Они стали обращаться с вармийскими землями, как с территорией скрытого врага.

Только последующие энергичные действия Коперника убедили короля в том, что Вармия попрежнему дружественна ему.

Великий магистр не замедлил обратиться к бежавшему преосвященству с «дружественным» посланием: занял он, мол, Бранево в добрых к Вармии намерениях и теперь жаждет встречи с главою Церковной Области, чтобы полюбовно договориться о всех общих делах.

Письмо Великого магистра ввергло епископа в бесконечные колебания и страхи. С одной стороны, он очень боялся повредить своим интересам, не выполнив требований Альбрехта. С другой, если бы поездка его на свидание стала известна Зыгмунту, это могло бы толкнуть короля на крутую расправу с неверным вассалом. Фабиану все-таки не верилось, чтобы в войне могли взять верх крестоносцы. Но пуще всего страшился Лузяньский западни: Альбрехт, вероятно, хочет заманить его в Бранево, — чтобы принудить сдать Вармию Ордену.

Несколько раз садился Фабиан в епископские сани, мчался в Брадево и с полдороги возвращался обратно. А затем его осенила блестящая мысль: он пошлет в логово крестоносцев других. Выбор епископа остановился на двух полномочных канониках — Николае Копернике и Яне Скультети.

Поступая так, Фабиан подвергал Коперника великой опасности: племянник Ваценрода давно уже являлся предметом особой ненависти главы Ордена.

Коперник не мог ослушаться распоряжения епископа, хоть и понимал, что трусливый Фабиан подставляет его голову под удар, лишь бы самому выпутаться из трудного положения. Коперник увидел единственный спасительный ход в этой опасной игре: при свидании следует не оставлять у крестоносцев сомнений в том, что вслед за двумя канониками к ним прибудет и сам епископ. Только убедивши врага в этом, удастся вернуться невредимым во Фромборк.

Проехав в близкое Бранево, вармийские послы увидели разграбленный, опустошенный город. На рыночной площади на виселицах раскачивались «бунтовщики». Коперника и Скультети принял не Альбрехт, а Фридрих фон Гейдек, один из главных военачальников Ордена.

— Мой князь и властелин, — заявил фон Гейдек, — поручил мне сообщить вам, что Святой Отец Лев Десятый возвел его в сан Защитника и Охранителя вармийского епископства и вармийской церкви. Это в дальнейшем будет подтверждено документально. А сейчас Великий магистр требует от вас, чтобы вы, как подобает подданным, передали ему через мои руки присягу верности и послушания.

Фон Гейдек нагло лгал, ссылаясь на какие-то права в отношении Вармии, якобы предоставленные главе Ордена. Ложь была обычной уловкой авантюристов в плащах, меченных крестом. Коперник и Скультети ни минуты не сомневались в лживости сообщенной им сенсации.

Послы Вармии прикинулись, однако, пораженными неожиданной новостью. Посоветовавшись, просили они передать князю Альбрехту, что при всей их личной готовности выполнить волю нового главы Церковной Области они не могут этого сделать без решения всего капитула. Но такое решение не заставит себя ждать. Они вернутся во Фромборк, капитул будет срочно созван, а затем с положительным решением в Бранево выедет сам епископ Фабиан.

Тупой и надменно глупый фон Гейдек уверовал в блестящий успех своей миссии. Он сам позаботился о скорейшем отъезде посланцев капитула.

Теперь ни у кого в капитуле не оставалось сомнений в том, что ждет Вармию в случае победы крестоносцев. Никто не хотел возвращаться к временам Прусского Союза и Союза Ящерицы. И никто не забыл, как тяжело иго Ордена.

Фон Гейдек стал ждать ответа. Только на восьмой день уразумел сей дипломат, что племянник «воплощенного дьявола» сам, узнав все, что хотел знать, водил его за нос. Тут разъяренный тевтонский дворянин перешел с путей дипломатии на более знакомую ему дорогу. Он послал гонца к фромборкским каноникам.

— Я разрушу ваше гнездо, да так, что и летом там не сможет угнездиться ни одна птица!

Насмерть перепуганные члены капитула устремились вон из своих курий — кто в Ольштын, кто в Гданьск, кто в Эльблонг.

Коперник и еще двое собратьев остались за соборной стеной.

Фон Гейдек не имел пушек, поэтому взять самого собора, являвшегося, по существу, крепостью, ему не удалось. Но все вокруг предал он огню и мечу. Сжег он городок и все усадьбы каноников.

Отряд польских войск прогнал осаждавших и оставил небольшой гарнизон для охраны того, что уцелело от столицы Вармии. Под защиту польских аркебузов вернулась часть бежавших. Большинство каноников предпочло, однако, воспользоваться возможностью пожить вдали от своего собора, оказавшегося на театре войны.

Коперник с головой ушел в астрономические работы. Весной и летом 1520 года он провел три наблюдения: был занят определением точного положения планеты Юпитер на небе 18 февраля, а также положения Сатурна и Юпитера, когда они находились в противостоянии с Солнцем, — 30 апреля и 13 июля.

Осень 1520 года. Война длится уже почти год. Орден ведет борьбу силами необученных, плохо оплачиваемых наемников. Как обычно в тогдашних войнах, противники редко атакуют укрепленные города и замки, избегают столкновения крупными силами. Борьба мелких отрядов сопровождается страшными опустошениями, разграблением деревень и открытых городов.

Поляки повсюду бьют противника, глубоко вторгаются в орденские владения и подходят к Кенигсбергу.

Польше остается теперь сделать еще одно энергичное усилие, и счеты с Орденом будут сведены навсегда. Но как раз этого заключительного усилия Зыгмунт не делает. В решающий момент оказывается, что им руководят не столько государственные, сколько династические интересы. Держа руку на горле вековечного врага славянства и польского народа, внук Ягайлы неожиданно разжимает ее. Желая спасти своего племянника, он дарует жизнь Ордену. Он готов довольствоваться жалким изъявлением покорности, ленной присягой Альбрехта. А все прошлое красноречиво говорило, чего стоит присяга крестоносцев и всякие мирные договоры с ними.

Видя нерешительность Зыгмунта, на помощь Альбрехту спешит германский император Карл V. Он угрожает Зыгмунту. «Гроссмейстер в Пруссии, — пишет он польскому королю, — благородный и доблестный член нашей империи, а Орден — приют и резервуар дворянства германской нации. Поэтому недостойно будет нашего имени и нашей власти позволить уничтожить его или хотя бы ослабить».

Всей «нашей власти» Карла V хватило, однако, лишь на то, чтобы навербовать в немецких землях 14 тысяч наемников и наспех обучить их. Производя неимоверные опустошения на своем пути, это воинство подошло к Гданьску, привлеченное надеждой на богатую добычу. Но гданьчане, эти «презренные сарматы», к великому удивлению тевтонских полководцев, не пожелали открыть перед ними ворота города. Осадных орудий у немцев не было. Поэтому они начали переговоры о добровольной сдаче им Гданьска. Затянувшиеся переговоры не лишены были красочности.

— О вы, храбрые гданьчане! — воскликнул рассерженный предводитель наемников, когда представители гданьского купечества наотрез отказались капитулировать. — У вас теперь много жареных гусей на вертелах. Мы должны их съесть вместе с вами!

— О, сударь, — ответствовали представители города, — к гусям приготовлен и добрый салат. Вы можете притти отведать его, если это вам по душе, а если вы не придете, то уж не взыщите — мы вынуждены будем поесть и без вас!

Надвинулись холода. В наемном сброде начались бунты. Большая часть снялась с места. С остатками своих банд главнокомандующий стал поспешно отходить назад — в немецкие земли.

На том и закончилась помощь императора Ордену.

В ноябре 1520 года, в самый разгар войны, Коперник был снова избран наместником капитула в Ольштыне.

Теперь миссия Коперника стала чисто военной.

Крестоносцы захватили большую часть земель капитула. Область была опустошена, — деревни сожжены, крестьяне перебиты или разбежались.

Члены капитула рассеялись из Фромборка по разным местам и укрылись вне епархии.

Отряды Ордена продвигались все дальше, к еще не занятому ими югу Вармии. Район Ольштына — он только и оставался не захваченным Орденом — находился в великой опасности. Удержать Ольштынский замок во что бы то ни стало — такова была задача Коперника. Если бы капитул потерял и Олыптын, Альбрехт мог бы в будущих переговорах требовать себе всю Вармию как фактически занятую им.

Епископ Фабиан бежал из области еще в начале войны. Капитул, законный орган управления Вармией, перестал существовать. Разбежались и каноники. Большая их группа укрылась в Гданьске и пыталась оттуда распоряжаться делами капитула. Но это было незаконно, ибо по уставу каноник вне епархии теряет все права на управление.

Ян Скультети, архидиакон и казначей, обосновался с кассой и печатью в Эльблонге. Один только Коперник и еще каноник Шнелленберг — ничтожная, случайно оказавшаяся в Ольштыне личность — оставались в Вармии. Тем самым Коперник становился единовластным законным хозяином области.

В эти месяцы Коперник отдал всего себя подготовке Ольштынского замка к осаде. Укрывшихся за ольштынской стеною крестьян он высылал на фортификационные работы и обучал их владению оружием.

Ян Скультети дважды писал Копернику, готовившемуся к осаде и штурму. В первом письме Скультети умолял собрата сохранить бодрость в его опасном положении и не покидать доверенного ему поста. Пусть он «крепко держит обе руки вместе и не раскрывает их для передачи крепости Ордену». Сам Скультети, если бы имел только две рясы, охотно отдал бы одну, если бы мог этим удержать замок!

Это письмо производит странное впечатление: бежавший от опасности архидиакон старается придать бодрости Копернику, выдвинутому вперед под удары противника. А затем эта жертвенная готовность церковника — положить на алтарь отечества одну из двух своих ряс!

Надо полагать, все эти перлы не привлекли внимания Коперника. Зато его должно было обрадовать другое: Скультети обещал срочно направить в Ольштын продовольствие.

Второе письмо свидетельствует об особой тревоге. Скультети: он послал в Ольштын пушки. Если Копернику для его бомбард нужно еще пороху и свинца, они будут тотчас отправлены. Он, Скультети, готов сделать все, что в его силах, лишь бы передовое укрепление всей В армии не пало! И снова умоляет Скультети Коперника, «выказавшего уже столько осмотрительности и умения в тяжелые годы, сохранить и впредь свою смелость и уверенность».

В январе 1521 года крестоносцы подошли к стенам замка. Их встретил сосредоточенный огонь двух десятков бомбард. По выдвинувшимся вперед палили из бойниц аркебузы. Когда стало ясно, что овладеть замком с налету не удастся, крестоносцы отодвинулись подальше, за линию огня, и расположились да путях подвоза. Но взять Ольштын измором было невозможно. Его подземелья рачительный Коперник наполнил мукой и солониной. Не удалось осаждающим и отвести от замка воды Лыны.

Постояв с неделю под стенами, солдаты Ордена сожгли семь больших деревень в непосредственной близости от замка и сняли осаду.

В вооруженной схватке с тевтонами победителем остался Коперник.

За проявленную воинскую доблесть король Зыгмунт наградил каноника Коперника титулом Комиссара Вармии.

Силы Ордена приходили к концу. Но Зыгмунт не желал «добивать» племянника. В феврале 1521 года послы германского императора и короля Венгрии начали посредничать о перемирии до середины марта. А в апреле продлили перемирие на… четыре года! Относительно ленной присяги Альбрехта польскому королю должны были вынести решение «беспристрастные» арбитры: германский император и венгерский король.

О Вармии в акте о перемирии говорилось, что нигде не должны находить в ней приюта воры и грабители, что пленных нужно вернуть без выкупных денег, а все вооруженные банды надлежит вывести в четыре недели без насилий над населением.

После окончания военных действий надо было как-то налаживать жизнь в разоренной вконец области. Те из крестьян, кто не погиб — а гибли они в эту войну массами, — начали возвращаться из лесов на насиженные места.

До конца мая Коперник занят был тем, что расселял их и старался найти возможность как-то наладить жизнь в жестоко погромленных местностях.

В начале лета 1521 года Комиссар Вармии во второй раз покинул Ольштын и вернулся к собору. Его место занял Тидеман Гизе.