Никотин убивает…

Глава четвертая

В кресле у камина расположился приятный на вид человек средних лет с сильной проседью, широко расставленными глазами и добродушным лицом. Второй — тщедушный мужчина с тонкими усиками и очень худой шеей — замер на диване. Третьим был сам доктор Филдинг.

Когда мисс Гарриет Мэтьюс вошла в комнату, опираясь на руку Гая, доктор Филдинг встал навстречу и замогильным голосом произнес:

— Мисс Мэтьюс, мне очень жаль, но события оказались гораздо более серьезными, чем я предполагал ранее. Позвольте вам представить суперинтенданта Ханнасайда из Скотленд-ярда. А вот инспектор Дэвис из местного отделения полиции.

Мисс Мэтьюс посмотрела на суперинтенданта с выражением отвращения и ужаса, словно на извивающегося боа-констриктора.[2] Поздоровалась она еле слышным шепотом. Местного инспектора она вообще проигнорировала.

— Ну что ж, добрый день, — добродушно сказал Ханнасайд. — Мы с инспектором Дэвисом приехали задать вам пару вопросов насчет смерти вашего брата, мисс Мэтьюс.

— Господи, только не говорите, что он был отравлен! — воскликнул Гай. — Я не верю в это! За каким дьяволом кому-то могло понадобиться его травить?

Ханнасайд мельком посмотрел на него.

— Именно затем, чтобы выяснить это, я и приехал.

— В это невозможно поверить! — фальцетом выкрикнул Гай.

— И тем не менее, боюсь, что в этом у нас не остается сомнений! — вмешался Филдинг. — Химик-аналитик обнаружил в теле никотин.

Гай удивленно заморгал:

— Никотин? Но ведь дядя не курил?

— Именно. Точно так же сказал нам и доктор Филдинг! — кивнул Ханнасайд.

— Бог мой, значит, это все-таки не утка! — с явным облегчением воскликнула мисс Гарриет.

— Утка? Какая утка? — изумился Ханнасайд.

— Если бы яд был в утке, то мы все отравились бы! Все ведь ее ели! И кроме того, у меня есть доказательства того, что я заказала на ужин еще и две телячьи котлетки, другое дело, что мой бедный брат их так и не откушал!

— Дело в том, что мисс Гарриет беспокоилась, как бы ее брату не навредила жирная утка, которую он ел накануне вечером, — пряча улыбку, объяснил Филдинг.

— Вот как, — сказал Ханнасайд. — Нет, мисс Мэтьюс, это была не утка, нет. А можете ли вы вспомнить, что еще ел и пил ваш брат накануне смерти?

Гарриет принялась подробно перечислять блюда, которые подавались в тот вечер на стол, но Ханнасайд утомленно махнул рукой:

— Нет, нет, попозже, мисс Мэтьюс! Он брал с собою что-нибудь в постель? Например, стакан бренди или "эссенциале"?..

— Нет, он не брал в постель ничего еще с детства…

— А что-нибудь от бессонницы он принимал?

— Нет, пожалуй, он не мучился от бессонницы, — сказала Гарриет. — Я бы сказала, что сон у него был неплохой.

Ханнасайд повернул лицо к Филдингу в немом вопросе.

— Я ему ничего не выписывал. Самое большее, он мог принять аспирин. В общем, ничего не могу сказать по этому поводу.

— Нет, он не стал бы пить аспирин, — усомнилась Гарриет. — Он вообще не одобрял всякие медикаменты…

— Значит, по вашим словам, между ужином и сном он ничего не ел и не пил? Виски с содовой или еще что-нибудь?

— Нет, ничего такого! — заявила мисс Мэтьюс. — Правда, он часто пил виски примерно за полчаса до сна… Не всегда, нет, но довольно часто. Поднос с виски приносили в гостиную часов в десять. Я всегда считала это дурной привычкой, поскольку это позволяет молодежи засиживаться, пить виски, курить и понапрасну жечь электричество…

— А вы, мистер Мэтьюс, не можете припомнить, не пил ли ваш дядя виски в тот вечер?

— Виски? — нахмурился Гай. — Позвольте, позвольте…

— Да, он пил! — вдруг неожиданно вскрикнула мисс Мэтьюс. — Он выпил буквально глоток и не захотел разбавлять его содовой! Вот как было дело! Теперь я вспомнила! Помнишь, еще сифон был закупорен, помнишь, Гай?

— Разве это было в тот вечер, когда он умер? переспросил Гай. — А впрочем, что это я, ну да, конечно, именно в тот самый вечер, пожалуй…

— А виски ему наливали вы, мистер Мэтьюс?

Гай слегка побледнел.

— Да, обычно это делал я.

— И когда же примерно он выпил свою порцию?

— Да черт его знает! Не знаю. В обычное время. Где-то в половине одиннадцатого.

— Вы засекли момент, когда он пошел спать?

— Нет, я был в это время в бильярдной с моей сестрой.

— Мой покойный брат всегда поднимался к себе в спальню ровно в одиннадцать, если только у нас не было гостей, — сказала Гарриет. — Мы все в нашей семье воспитаны в уважении к режиму дня, понимаете? Но я хочу отметить, что Грегори всегда подолгу ходил по своей комнате, прежде чем лечь в постель.

— Итак, вы ничего не знаете о том, что он делал после того, как поднялся к себе наверх, и когда он на самом деле лег в кровать и заснул?

Кажется, мисс Гарриет была здорово оскорблена.

— Нет уж! Конечно, нет! Что вы думаете, я за ним шпионила?

— Я вовсе это не имел в виду, — мягко заметил Ханнасайд. — Просто вы могли услышать, что он делал в своей комнате, случайно услышать, вот и все.

— О нет, в этом доме все стены сделаны на совесть, и потом, моя комната далеко от его спальни.

— Ага, понятно. А чья комната примыкает к его спальне?

— Ну, вообще-то комната моей невестки, но между ними есть еще ванная, — сказала Гарриет.

Ханнасайд повернулся к Гаю.

— А в котором часу вы легли спать, мистер Мэтьюс?

— Понятия не имею, — небрежно отвечал Гай. — Что-то между полдвенадцатого и двенадцатью. Да, наверное, так.

— Вы не заметили, горел ли еще огонь в спальне покойного мистера Мэтьюса?

— О нет, боюсь, не заметил. Но моя сестра — она, может быть, и приметила. Она ушла к себе примерно в это же время.

— Так, в этом случае мне надо переговорить с мисс… с мисс Стеллой Мэтьюс, — сказал Ханнасайд, сверяясь со своим блокнотом. — А также, если позволите, с миссис Мэтьюс…

— Моя мать обычно не выходит до завтрака, однако, если вы настаиваете, я ее позову, — неохотно сказал Гай, после чего развернулся на каблуках и вышел из комнаты.

Миссис Мэтьюс сидела перед трюмо и расчесывала волосы, когда появился Гай. Она улыбнулась ему, глядя в зеркало, и ласково сказала:

— Милый, что случилось, ты еще не уехал на работу?

— А, черт, тут такие дела пошли! — возбужденно выпалил Гай. — Неужели ты не слышала? Тут появился шпик из Скотленд-ярда, у всех все вынюхивает, расспрашивает, черт-те что!

Гребешок миссис Мэтьюс застыл в воздухе. Ласковое выражение сползло с ее лица.

— Скотленд-ярд, — тихо повторила она. — Значит, его все-таки отравили…

— Да, они говорят, что ему подмешали никотин. Правда, я никогда не слышал, чтобы кого-нибудь травили никотином, и то же самое мне сказал Филдинг. Суперинтендант Ханнасайд сейчас допрашивает тетю Гарриет, а потом он хотел бы видеть тебя и Стеллу. Он уже задал и мне, и. тете Гарриет кучу вопросов. Тетя перепугалась насмерть, а мне все эти вопросы показались просто забавными, но все же…

— Так что же сказала Гарриет? — быстро спросила миссис Мэтьюс.

— Господи, да что она может сказать! Она говорила в своей обычной манере. Совершенно не по делу. Единственное, на чем она настаивала, это то, что именно я наливал в бокал дяде виски! — Он нервно рассмеялся. — Действительно, неплохо задумано — подмешать в виски никотин в достаточной дозе. А если ей дать время, так она еще, чего доброго, расскажет полиции о всех наших семейных неприятностях!

Миссис Мэтьюс стала поспешно укладывать свои волосы.

— Я сейчас же спущусь, только оденусь. Пойди скажи, что буду через несколько минут. А, постой! Скажи Стелле, чтобы зашла ко мне, ладно? И еще запомни, милый, что чем меньше ты расскажешь, тем лучше! То же самое касается и Стеллы! А то вы любите болтать обо всем на свете, из-за чего у людей часто складывается о вас искаженное представление. В общем, думайте, что говорите, хорошо?

— Ну да, конечно, — отвечал Гай нетерпеливо. — Неужели ты считаешь, что я стану выносить сор из избы?

— Да тут и нет никакого сора, милый мой! Просто я бы не хотела, чтобы вы говорили так… Так возбужденно, взволнованно, как обычно беседовали с дядей… Понятно? Помягче и поспокойнее — вот и все.

— Ладно, ладно, я все-таки не полный идиот! — усмехнулся Гай.

Он спустился вниз и в холле встретил свою сестру, которая загадочно перешептывалась с Филдингом. Они резко обернулись на его шаги, и Гай отметил, какое бледное у Стеллы было лицо.

— Мама просит тебя зайти, — сказал он Стелле. — Ты еще не встречалась с этим чертовым детективом?

— Нет… Честно сказать, я его здорово боюсь, — призналась Стелла.

— Ну что ты, дорогая! Он же совершенно не кусается! — укоризненно заметил Филдинг.

— Не знаю, вдруг я что-нибудь глупое сморожу! — стыдливо опустила глаза Стелла. — Ведь знаешь, Гай, что бы мы там ни говорили о дяде, я все же не верила до конца, что он мог быть отравлен. Дерек сказал, что ему подмешали никотин. Но ведь никотин берется из табака, ведь верно?

— Точно. И я не слышал, чтобы никотином травили людей, — кивнул Гай. — А такое часто делают, доктор?

Филдинг пожал плечами:

— Не знаю, вряд ли.

— Ну и когда он мог проглотить это никотин, если только не за обедом?

— Почему ты спрашиваешь меня, милая? Откуда же мне знать?

— Не надо так зажиматься, Дерек, — сказала Стелла. — Мне кажется, ты знаешь об этом никотине гораздо больше, чем пытаешься показать…

— Увы, я знаю о никотине крайне мало! — воскликнул Филдинг. — Может быть, это снижает мой престиж как врача, но, во всяком случае, это не совсем обычное отравление, если это отравление…

— Вам чертовски везет, — заметил бессердечный Гай. — Если бы это был обычный яд, например, какой-нибудь мышьяк, то первым заподозрили бы именно вас, Филдинг!

— Это еще почему?! — взвилась Стелла. — При чем тут вообще Дерек?!

Филдинг улыбнулся:

— Милая Стелла, твой брат во многом прав! Ведь если это был мышьяк, подозрения пали бы на меня по той причине, что этот яд всегда есть в обычной аптечке доктора! И потом, масса людей в курсе наших, прямо скажем, гадких отношений с твоим дядюшкой. К тому же многие знали, что он грозил мне скандалом, который запросто мог разрушить всю мою медицинскую практику, распугать всех клиентов…

— Но ведь вы понимаете, что мы не станем об этом говорить, — несколько испуганно пробормотал Гай.

— Нет, я вовсе не хочу, чтобы вы это скрывали, — успокоил его Филдинг. — Если меня спросят, я просто расскажу все как было. И кроме того, не думаю, что мисс Гарриет Мэтьюс будет держать язык за зубами, так что ваше молчание мало поможет!

Он улыбнулся.

А в это время в библиотеке мисс Гарриет Мэтьюс как раз доказывала, что недоверие доктора к ее способности держать язык за протезом челюстей было полностью оправданным. Обнаружив, что суперинтендант Ханнасайд — весьма благодарный слушатель, мисс Гарриет вскоре совершенно перестала его бояться и начала вываливать ему по очереди все семейные тайны. Потом она стала жаловаться на своего покойного брата Грегори.

— Я думала, — патетически провозгласила она, — что после долгих лет совместной жизни он найдет в себе достаточно благодарности, чтобы оставить весь дом в мое владение! Но что мы видим? Нет, не такой он был человек, нет! Неудивительно, что его отравили! Если хотите, я вам скажу — он всегда ставил людей в самые невозможные, самые гадкие положения, только чтобы поиздеваться! И теперь, когда он оказался отравлен, выясняется, что он оставил совершенно несправедливое завещание!

— Скажите, мисс Мэтьюс, а вы жили с ним действительно Долгое время? Сколько?

— О да, с того самого момента, как умерла наша мать, думаю, это было лет… Лет восемнадцать назад. Нет, я не затем переселилась сюда, чтобы вести дом, отнюдь нет. Наоборот, у нас в семье всегда верховодил Грегори, у него были такие, знаете, задатки вожака… Но дело не в этом! Если вы из года в год живете, ожидая, что вот этот дом перейдет к вам, а потом получаете жалкие крохи — это просто ужасно! Несправедливо и непорядочно! И к тому же вы вынуждены делить это наследство с самым неподходящим для этого человеком…

— А, так дом оставлен на вас и еще на кого-то?

— Ну да, на меня и невестку! — возопила мисс Гарриет. — Но впрочем, я не сомневаюсь, что вы сочтете ее милой и обаятельной, когда встретитесь с нею… Это уж ТАКАЯ ЖЕНЩИНА… Но я-то знаю ее получше, знаю ее изнутри — она только на поверхности такая красивая и гладкая. А внутри — нет, я просто не встречала более эгоистичной натуры! Такая женщина пойдет до конца, если ей что-то понадобится, уверяю вас! Но я рада хотя бы тому, что она тоже здорово обескуражена этим завещанием! Ее ожидания не оправдались — вот в чем дело! Она ожидала, конечно, что ей достанется дом, деньги, ценные бумаги и еще что-то, и, если она станет уверять вас, что и не думала обо всем этом, не верьте ей! Она получила достаточно — для того, чтобы жить самой. Даже сверх того, по моему мнению. Хотя мне казалось, что ей следовало бы дать немного денег Гаю — ведь он так ждал, что дядя ему что-нибудь оставит…

— Гаю? — переспросил Ханнасайд. — Это тот самый племянник, который привел вас сюда чуть раньше?

— Он самый, — кивнула Гарриет. — О, такой чудный мальчик! Надеюсь, что вы не станете выслушивать гнусные сплетни про него от других родственников… Грегори, правда, был ужасно к нему несправедлив, и у Гая, конечно, были все основания ненавидеть дядю. Вообразите, Грегори намеревался послать мальчика в Южную Америку, работать в конторе на плантации! Меня бы совсем не удивило, если Гай отравил Грегори за это… Нет, нет, я не хочу сказать, что он мог это сделать, просто это не вызвало бы у меня удивления, вот и все. Скорее отравить его мог Рэндалл — другой его племянник. Но, к сожалению, его не было в этих краях в момент смерти Грегори, и увы, у него алиби… Правильно я назвала?

Инспектор Дэвис, который слушал этот бурливый монолог почти засыпая, все же сделал над собою усилие, моргнул несколько раз и спросил, придав голосу мрачную серьезность:

— Ну да, на первый взгляд его можно исключить из списка подозреваемых. А не скажете ли, в какую именно часть Южной Америки собирался выслать мистера Гая Мэтьюса покойный Грегори Мэтьюс?

Мисс Гарриет, которая давно уже не имела столь благодарной и внимательной аудитории, со вкусом почмокала губами и глубокомысленно произнесла:

— Куда-то в Бразилию. Я забыла название городка, по правде сказать. Там то ли кофе, то ли каучук — не знаю, боюсь попасть впросак. Но в любом случае для Гая это было совершенно новое дело. А вы, сэр, могли бы вот так, с ходу, взяться за новую профессию?

— Нет, конечно, — согласился Ханнасайд. — А чем он занимается сейчас, позвольте спросить?

— О, они занимаются внутренней отделкой апартаментов, всякие там подвесные потолки и панели черного дерева, я ничего в этом не понимаю. Но Грегори никогда не жаловал такого рода искусство, да и Гая он не жаловал. Что я хочу сказать — Гай тоже был груб с дядей. А по поводу Южной Америки — так то конечно! У Гая были все основания негодовать. И хотя смерть Грегори не дала так много, как от нее можно было ожидать, все-таки с ней положен конец и этим вечным распрям в семье.

— По вашим словам выходит, что, кроме Гая Мэтьюса, другие члены семьи тоже имели достаточно поводов для ссоры с покойным? — заметил Ханнасайд, слегка улыбаясь.

— Да, и я бы назвала это картиной ада! — воскликнула мисс Гарриет, распаляясь. — К величайшему сожалению, моя племянница Стелла собирается замуж за доктора Филдинга, и я вынуждена сказать, что Грегори питал к молодому доктору стойкую неприязнь! Но с другой стороны, неужели сын должен отвечать за те безумства, что творил отец? Предположим, его отец вел себя не лучшим образом, ну и что? Я всегда говорила своему брату, что удивлена его отношением к доктору. Но, впрочем, это вовсе не мое дело, я просто умоляю вас не задавать мне вопросов по этому поводу.

— Я вас вполне понимаю, — спокойно сказал Ханнасайд. — Наверное, это событие было большим испытанием для вас и миссис Мэтьюс. Насколько я понимаю, миссис Мэтьюс не была против брака своей дочери с доктором?

Гарриет только фыркнула в ответ.

— Я не знаю ее взглядов на сей предмет, джентльмены, потому хотя бы, что не верю ни единому ее слову. Но уж если она и заботится о ком-то, кроме себя, то только о Гае, а никак не о Стелле. Когда возник вопрос о выезде Гая в Южную Америку, то — я даже не ожидала — миссис Мэтьюс кинулась на Грегори, как разъяренная кошка. У них состоялся очень крупный разговор. Но как только она поняла, что не может переубедить моего брата, то сразу же отступила и, как обычно, стала говорить одни любезности… И по этому поводу моя сестра Гертруда сказала… Что она сказала? Что бы она ни сказала, все случившееся послужит ей хорошим уроком, поскольку она надеялась на большое наследство, а получила шиш с маслом — под маслом я разумею ту картину, написанную маслом, которая никому не нужна в целом мире и которую Гертруда страшно не любила! Так-то! А то — взялась она требовать расследования! Вот и получила!

Инспектор вдруг посерьезнел лицом и взглянул на Ханнасайда. Но тот только еле заметно нахмурился и спросил мисс Гарриет:

— Так это ваша сестра, Гертруда Лаптон, передала дело в руки коронера?

— Ну, в действительности коронеру позвонил доктор Филдинг, — завиляла мисс Гарриет Мэтьюс. — Но он не сделал бы этого, если бы не прозвучало такое пожелание моей сестры — это верно… У нее такая гадкая привычка во все вмешиваться… Я, во всяком случае, знаю, что раз Грегори мертв — то он мертв и ничто ему не поможет, и мне этого достаточно, а она… Ну, наверное, вы понимаете, что именно я имею в виду…

— О да, вполне, — заверил ее суперинтендант Ханнасайд. — Не могли ли вы быть так любезны выяснить, здесь ли еще доктор Филдинг? Если да, то попросите его подойти к нам.

Мисс Мэтьюс была несколько удивлена тем, что ее прекрасную, вдохновенную речь оборвали буквально на полуслове, но все же неохотно поднялась и пошла искать доктора. Поскольку тот все еще самозабвенно обнимал Стеллу в холле, эта задача оказалась не столь трудной.

Пока в библиотеке никого не было, кроме двух полицейских, инспектор Дэвис успел бросить Ханнасайду лишь краткую реплику:

— Тут остается нечто, до чего мы еще не добрались…

И сразу после этого в библиотеку вошел доктор Филдинг.

— Заходите, док, — добродушно сказал Ханнасайд. — Знаете, у меня к вам осталось только два вопроса. — Он мельком глянул в свой блокнот. — Я понимаю так, что, когда вы впервые увидели тело, ничто не натолкнуло вас на мысль, что смерть могла произойти от чего-то иного, как от аритмии сердца. Так?

— Именно так, — подтвердил доктор. — Глупо думать, что отравление можно определить при поверхностном обследовании.

Ханнасайд кивнул.

— Вы ведь были лечащим врачом мистера Мэтьюса некоторое время, не так ли? Как долго?

— Около года.

— И наверное, вы хорошо познакомились с домочадцами, знали, что, где и почему, не правда ли?

Доктор помолчал.

— Гм… Мне трудно ответить на этот вопрос. Я был в очень… гм!.. хороших отношениях с мисс Стеллой Мэтьюс, и мы даже собирались пожениться… А о других членах семьи я, по правде сказать, мало что знаю.

— Но ведь всякие трения тут — о них вам было известно или как?

— Об этом было известно всей округе, — сухо отвечал доктор.

— У вас были внутренние сомнения, когда вы принимали решение передать дело в руки полиции, сэр?

Доктор закатил глаза к потолку, помолчал, а потом пробормотал:

— Вы, кажется, не совсем представляете себе ситуацию, сэр. На расследовании настояла миссис Лаптон. Понимаете?

— Вы мне этого еще не говорили! — заметил Ханнасайд, что-то черкая в блокноте.

— Извините, ради Бога, — вежливо отвечал доктор. — Наверное, память подводит меня. Тогда мне это не казалось сложным случаем. Но смею вас уверить — при малейшем подозрении я был бы первым, кто стал бы настаивать на патоанатомическом исследовании.

— А вы были с покойным в хороших отношениях? — вдруг выпалил инспектор Дэвис.

Филдинг посмотрел на него слегка удивленно:

— Ну… Скорее нет, инспектор, — сказал он. — Наверняка нет.

— А не скажете ли почему? — спросил Ханнасайд.

Доктор стал изучать свои ногти.

— Ну, раз уж вы задали такой вопрос, мне надо отвечать, — промолвил он. — Мне это не очень-то приятно, но делать нечего. Дело в том, что мистер Грегори Мэтьюс был очень против нашего брака с его племянницей, мисс Стеллой.

— Почему же? — спросил Ханнасайд.

Доктор снова погрузился в молчание, углубляя и расширяя исследование своих ногтей.

— Дело в том, что… Видите ли, мистер Мэтьюс разузнал, что мой отец… Мой отец скончался в доме призрения для алкоголиков…

Инспектор, кажется, был здорово ошарашен. Он закашлялся и потянулся к стаканчику с содовой. Ханнасайд спросил бесцветным голосом:

— Понятное дело, вам не хочется обсуждать с нами столь щекотливый вопрос, доктор, но скажите все-таки, сообщил ли мистер Мэтьюс о своем открытии Стелле?

— Да, но это никак не повлияло на ее намерения.

— Ага. А он как-то мог повлиять на ее действия?

— Мы бы поженились вне зависимости от его желания, если вы это имеете в виду, — сказал Филдинг, жестко улыбаясь. — Давайте, суперинтендант, что вы ходите вокруг да около? Вы, вероятно, хотите спросить, не шантажировал ли он меня тем, что расскажет обо мне моим клиентам, если я женюсь на Стелле? Конечно, он угрожал мне, и, конечно, это было бы для меня крайне неприятно…

— Спасибо, доктор, — кивнул Ханнасайд.

В этот момент дверь открылась, и в библиотеку вошли миссис Мэтьюс со Стеллой. Миссис Мэтьюс выглядела очаровательно в черном платье с белой отделкой на воротнике и в черных ажурных чулках. Она остановилась у порога и спросила:

— Мы вам не помешали? Прошу прощения, но мой сын передал мне, что вы хотели меня видеть…

— Конечно, конечно, проходите, — сказал Ханнасайд, привставая со стула. — Я вас не смею больше задерживать, доктор….

Миссис Мэтьюс подождала, пока Филдинг вышел, после чего прошла к столу и села напротив Ханнасайда. Стелла стала сбоку от нее, неприязненно рассматривая суперинтенданта.

— Я думаю, что вы не будете против, если я поприсутствую при вашей беседе с моей дочерью. Боюсь, она сейчас в таком расстройстве, чувствует неясные угрызения совести, и мне, возможно, придется уточнять… Уточнять ее ответы на ваши вопросы, которые просто могут ее напугать. Ведь она еще так молода… — доверительно заметила миссис Мэтьюс.

— Не надо говорить ерунды, мама, — сквозь зубы процедила Стелла.

— Уверяю, что и в мыслях не имел пугать вас, — улыбнулся Стелле Ханнасайд.

— Неужели? — надменно сказала Стелла.

Миссис Мэтьюс сильно сжала пальцы дочери и сказала Ханнасайду:

— Спрашивайте меня, суперинтендант! Многие испытывают инстинктивное отвращение от допросов, но я прекрасно отдаю себе отчет, что во многих случаях это — вынужденная необходимость… Я была так привязана к моему покойному деверю, и его смерть была для меня страшным ударом. Знаете, моя нервная система и без того очень слаба, увы… И тем не менее я готова отвечать на все ваши вопросы — по крайней мере то, что я знаю.

— Спасибо вам, — сказал Ханнасайд. — Естественно, я прекрасно понимаю ваши чувства. Вы ведь жили в доме Грегори Мэтьюса несколько лет, верно?

Миссис Мэтьюс кивнула:

— Я прожила здесь пять лет. Мой деверь поступил по отношению ко мне очень благородно в тяжелый момент моей жизни, и уже за одно за это я ему всегда была благодарна!

— Мой отец умер пять лет назад, — вмешалась Стелла. — Дядя вместе с моей матерью был опекуном — моим и моего брата.

— Ну да, — кивнул Ханнасайд. — А скажите, миссис Мэтьюс, вправе ли был опекун вашего сына послать его в Южную Америку?

Миссис Мэтьюс приподняла брови.

— О, это был совершенно абсурдный план! Я не принимала его уж очень всерьез, честно вам скажу. Вы ведь уже говорили с Гарриет Мэтьюс? Она прекрасный человек, но, как вы наверняка заметили, у нее есть склонность к преувеличениям. Я бы не стала говорить это при ней, но она никогда не понимала своего брата. Я думаю, это именно тот случай, когда люди просто несовместимы… Просто такое, знаете ли, отсутствие желания понять друг друга… Иногда мне казалось даже, что никто не способен понять моего деверя так, как понимала его я…

Инспектор Дэвис обменялся с Ханнасайдом быстрым взглядом. Похоже было, что все домочадцы покойного мистера Мэтьюса были весьма разговорчивыми.

— Так, значит, это намерение послать вашего сына в Бразилию не было сколько-нибудь серьезным? — спросил Ханнасайд.

— Правду сказать, мой покойный деверь всегда считал, что это было бы для мальчика хорошей школой…

— А вы? Вы были с этим согласны?

Миссис Мэтьюс одарила его очаровательной и снисходительной улыбкой.

— Подумайте, ведь я же мать Гая… Вы не стали бы задавать мне такого вопроса, если бы были женщиной… Конечно, я не хотела расставаться с моим мальчиком без… Без особых на то оснований.

— Получается, вы сопротивлялись этому плану, так?

Она многозначительно рассмеялась.

— Вы можете говорить, что я сопротивлялась. Но я уже говорила вам, что понимала своего деверя лучше, чем кто-либо. И я прекрасно знала, что он никогда не приведет в действие этот свой план.

Ханнасайд посмотрел на Стеллу. Та сурово поджала губы и опустила глаза. Он снова повернулся к миссис Мэтьюс.

— У вас не было каких-нибудь ссор по этому поводу?

— О нет, слава Богу, нет! — воскликнула она. — И до самой его кончины мы были в самых добрых, в самых прекрасных отношениях!

— Так у вас не было с ним никаких трений?

Она понизила голос:

— Ну было… Даже не ссора, а… Ощущение того, что… Как бы это сказать поточнее… Я испытала некоторую обиду, что ли, как ни горько сейчас об этом говорить… Я вступила в спор с ним, когда он впервые заговорил про Бразилию. Но ведь это естественный материнский инстинкт, я не могла иначе, хоть с моей стороны это было довольно глупо. Но я сумела сделать так, что этот вопрос больше не возникал… Я всегда знала, что мой деверь никогда не сделает что-либо наперекор мне, просто… Просто, возможно, мне надо было тогда быть более тактичной, что ли. Но в любом случае я испытываю удовлетворение оттого, что и теперь, после смерти бедного Грегори, я могу думать о нем с чистой совестью. Никогда между Нами не пробегала черная кошка…

— Вполне могу представить себе, — кивнул Ханнасайд.

Примерно через час они с инспектором Дэвисом отбыли из «Тополей». Инспектор был откровенно удручен. Идя вслед за Ханнасайдом по дороге от дома, он сказал:

— Да, про старую леди, мисс Гарриет, мне говорили, что с ней надо держать ухо востро, но, по-моему, миссис Мэтьюс почище будет! Просто ума не приложу, что с ней делать!

— Да, с ней будет трудновато, — кивнул Ханнасайд. — Всегда трудно беседовать с женщиной, которая сама уже не совсем понимает, где правда, а где то, что только она сама считает правдой. Такие дамы умеют убедить себя в чем угодно, и потом излагают это тебе с совершенно невинными глазами! А вот и Хемингуэй!

Сержант Хемингуэй, бодрый молодой человек, голубоглазый, с приятной улыбкой, поджидал шефа у ворот. Он сразу же скороговоркой начал:

— Да, сэр, дело не из легоньких, это уж точно! Мне пришлось туго! Знаете, чем у них пахнет в комнатах у слуг? Переваренным гороховым супом!

— Ну и? — хмыкнул инспектор, незнакомый с сержантом.

— Это, сэр, просто такой тонкий намек! — повернулся к нему Хемингуэй. — А у вас что-нибудь прояснилось, супер?

— Не слишком много, — отвечал Ханнасайд. — Слишком рано для успехов.

— Не знаю, рано или поздно, но только я страшно не люблю отравления, — продолжал сержант. — Вы мне дайте нормальное убийство, с доброй дыркой от пули в голове! А тут налетит масса докторов, и у каждого будет свое особое мнение, не совпадающее ни с чьим другим! А вам приходилось иметь дело с отравлениями, инспектор?

— Нет, не могу похвастать, — пробормотал инспектор.

— Если я немного разбираюсь в этом деле, то вам, инспектор, и не захочется больше никогда в жизни расследовать подобные случаи! — уверенно заявил сержант. — Правда, шеф не верит в мои предсказания, но на сей раз, думаю, дело дохлое. У меня возникло предчувствие…

— С вами, сержант, такое и раньше случалось, — сухо сказал Ханнасайд.

— Ну да, бывало, и ошибался! — широко улыбнулся сержант, ничуть не задетый этим замечанием. — А вам этот случай ничего не напоминает, супер?

— Нет, — сказал Ханнасайд. — Давайте докладывайте по существу. Что он вам-то напоминает?

Сержант прищурился:

— Дело Верекера, — сказал он хитро.

— Дело Верекера? Так ведь там же зарезали человека!

— Это верно, зарезали, но все декорации — те же! Все очень похоже, и персонажи похожие…

— Что мне тут не нравится, — медленно, задумчиво проговорил инспектор, — так это то, что для отравления использовали никотин. По-моему, врачи не совсем правильно оценивают этот факт, судя по их отчетам, что вы мне принесли, суперинтендант. В желудке не было обнаружено заметного количества, так что нельзя было бы предположить, что он его проглотил, а тем не менее в крови его было навалом. И во рту тоже. Так вот…

— Значит, слизистые оболочки и язык, — вмешался сержант с видом знатока. — Они пишут, что всегда надо искать никотин прежде всего во рту. Потом — в печени и почках. Странно, зачем вообще нужно учиться где-то, чтобы стать врачом!

— Ну хорошо, а как яд мог оказаться у него во внутренностях? — спросил инспектор раздраженно.

— Вполне возможно, что он вообще не проглатывал никакого яда, — сказал тут Ханнасайд.

— Как это? — Инспектор вытаращил глаза.

— Известны случаи, когда никотин был введен подкожно или даже просто нанесен на кожу, и в обоих случаях результаты были смертельными…

— Ну вот, что я вам говорил! — вскричал сержант Хемингуэй. — Видите, мы не можем даже определить, выпил он яд или его просто смазали им! Но ясно одно — кто сделал это, здорово разбирался в ядах!

— Пожалуй. Или просто много читал о них в разных детективах, — согласился Ханнасайд. — Но насколько я понимаю, это не слишком-то сложное дело. Не так-то трудно прочитать какой-нибудь учебник по химии и приготовить никотин. А что вам удалось вытянуть из слуг, Хемингуэй?

— Достаточно! На мой взгляд, даже больше, чем требуется! По их мнению, любой член этой семейки имел причины, чтобы отправить Грегори Мэтьюса в мир иной! Он был порядочным самодуром, надо сказать! Кухарка думает, что это могла сделать миссис Мэтьюс, чтобы ее сына не отправляли в Бразилию, но в этом мало толку… Не скажу, чтобы здесь не было психологии. Да, есть что-то. Но миссис Мэтьюс — к ней просто не подобраться. Нет никаких доказательств. Потом, есть еще такая дородная служанка по имени Роза Давентри. Если вы меня спросите, супер, что бы я хотел с ней сделать, то боюсь, мое пожелание оскорбит невинный слух уважаемого инспектора…

Инспектор Дэвис ухмыльнулся.

— А, да, я видел ее…

— Так вот, она думает, что это сделала невеста доктора, эта Стелла, и только потому, что дядя был против ее брака. Но на самом деле за этим может стоять некая зависть… Дело в том, что требования молодой леди изрядно прибавляли работы прислуге, к тому же она имеет обыкновение вмешиваться во все домашние дела, что очень не нравилось нашей Розочке… Потом я пошел ниже. Есть тут такая девушка, Мэри Стивенс. Она не имеет никаких соображений на этот счет и вообще двух слов связать не может. А далее, если исключить двух долдонов-садовников и подавальщицу, остается только дворецкий. Бичер. Он сказал, помимо всякой прочей ерунды, одну важную вещь. А именно — Что он отправился спать в самом начале двенадцатого и при этом видел мисс Гарриет Мэтьюс выходящей от своего брата…

— Вот тебе раз! — сказал Ханнасайд. — Это интересно. А она-то объяснила мне, что не видела брата после того, как он отправился спать!

— Да, но если бы вы знали, какой у нее был мотив укокошить собственного братца, вы бы просто ахнули! — сказал сержант.

— Ну да, она эксцентрична, — пробормотал инспектор. — Старая карга…

— Ну что ж, я должен сказать, что на моей памяти никто еще не был обвинен в убийстве только потому, что он эксцентричен! — заметил сержант. — Но я не хочу сказать, что В ДАННОМ СЛУЧАЕ ЭТО НЕ ТАК. Если верить Бичеру, в ванной у мистера Мэтьюса разбилась бутылочка какого-то тоника. А Гарриет нашла ее и собрала осколки, после чего выкинула их в мусорную корзину. Странный поступок, но слуги ничего не заподозрили… Может быть, это одна из ее глупых причуд, кто знает? А последнее, что мне удалось разузнать, вообще скандал. Они говорят, что доктор Филдинг пьет. Дворецкий Бичер утверждает, что мистер Мэтьюс возражал против помолвки доктора со Стеллой именно по этой причине. О другом просто нельзя подумать…

— М-да, о докторе у меня сложилось впечатление, что он вполне может быть алкоголиком, — проговорил Ханнасайд. — Кроме того, Грегори Мэтьюс угрожал ему разглашением того факта, что отец Филдинга умер в приюте для алкоголиков…

Сержант широко раскрыл глаза.

— Господи спаси, что за дела творятся в предместьях! — воскликнул он. — Вот вам и Шантаж!

— Да, я тоже считаю, что это шантаж, — кивнул Ханнасайд.

— Но это же самый первый мотив для убийства — освободиться от шантажа! — сказал сержант.

— Верно. Но помимо прочего, у меня не сложилось такое ощущение, что доктор Филдинг без ума от Стеллы и готов на какие-либо жертвы ради нее… — заметил Ханнасайд.

Инспектор вставил:

— Я не удивлюсь, если окажется, что доктор ожидал богатого наследства за Стеллой! А ведь было от чего так подумать. Ведь несколько месяцев назад Грегори Мэтьюс купил для Стеллы спортивный автомобиль!

Ханнасайд помолчал.

— Но почему — никотин? Если хотел отравить Мэтьюса, он сделал бы это по-врачебному, так, чтобы его никто не заподозрил, постепенно, в течение нескольких месяцев свел бы его в могилу… Почему же никотин?

— А с другой стороны, никотин — тот самый яд, из-за которого врача уж точно не заподозрят! — возразил Хемингуэй. — Что скажете, шеф?

— Я думал и об этом.

— Ну, здесь уже вопрос психологии, — сказал инспектор. — Что дальше делать?

— Мне надо повидать старшую сестру мисс Мэтьюс, Гертруду Лаптон. Именно она потребовала расследования.

— Ну так кто же мог убить его? А кто, кстати, его наследник?

— Это самый старший племянник Грегори Мэтьюса, Рэндалл, — медленно произнес Ханнасайд. — Он живет в городе, и с ним наверняка небезынтересно познакомиться. Насколько я успел понять, это крайне неприятный и нелюбезный джентльмен.

— А как он связан с делом? — спросил любопытный сержант.

— В том-то и дело, что никак! — рассмеялся Ханнасайд. — Но у меня такое чувство, что именно его и надо бы поскорее допросить!