Никудышный

ГЕЛЕНДЖИКСКИЙ СЮРПРИЗ

Григорий Сергеевич, Константин Петрович и Миша лихо подкатили к гостинице. Номер сняли крутой и вообще во время своей поездки многому научились, по крайней мере как можно небрежно, играя ключиком от комфортабельного номера, не спеша подниматься по лестнице и смотреть на женские глазки, измеряющие тебя с ног до головы, точно собираясь сшить им по костюму.

Вот и сейчас в вестибюле Григорию показалось, что на него обращает внимание совсем юное существо женского рода. Эдакий голенастый цыпленок лет семнадцати, в кое как прикрываемом сарафанчике ее голое тело. Она прямо нос вытянула в его сторону и потянулась руками. Не поймай он ее, упала бы.

— Вы рискуете сломать себе голову, — молвил шокированный любитель женского пола.

— Держите меня покрепче, прижмите к себе, погладьте спинку, — командовала узурпаторша, находясь в его огромных лапищах.

— Да не свою спинку, а мою гладьте.

Бедный Григорий Сергеевич начал усердно тереть извивающуюся молодайку, пока не дошел до нижней части спины и там внезапно обнаружил, что попал в овальный рельеф, разделяемый посередине впадиной.

— Ой, — взвизгнуло легкомысленное существо! — Вы почему меня лапаете?

— Я лапаю? — удивился уязвимый поддерживатель падающих женщин.

— Я вас подхватил, когда вы падали.

— Как прекрасно сказано, — прокартавила дама, неизвестно откуда появившаяся. — Вам понравилась Инна? Это моя дочь. Меня зовут Иоланта Владимировна.

— Григорий Сергеевич, — тускло произнес не обрадованный появлением мамаши герой по спасению девиц.

— Вы давно приехали?

— Только сейчас.

— Какой у вас номер?

— Суперлюкс.

— Как прекрасно. Там видно много комнат, а мы с Инночкой пока еще не устроены. Вечером освободятся номера. Вы не пригласите нас до вечера к себе?

Григорий расстроился, но не показывать же дамам, что он против их присутствия.

— Пожалуйста, идемте. Только у меня двое друзей с собой.

— Ах, как интересно. У меня тоже есть подруга.

— Амалия! — позвала Иоланта кого-то.

С кресла из-за пальмы начала подниматься женщина. Кругленькая, жирненькая, большая, как бочонок.

— Вы определились с жильем? — спросила она подругу.

— Временно, да.

— Ничего нет более постоянного — как временное, — процитировал Колобок.

Но шла она довольно быстро и легко.

— Эко телеса наела. Куда ей по курортам шастать? — думал печально Григорий Сергеевич, входя в свой номер.

У Миши округлились глаза. Он молчал, не способный вымолвить слово.

— Приветствуем вас, — сказала за всех Иоланта.

Она ринулась в туалет и открыла дверь настежь. На толчке сидел Петрович с выразительно — вывалившимся на колени хозяйством.

— Пардон, — извините.

Она без тени смущения доложила о пикантном состоянии товарища и встала у двери, ожидая его выхода.

Костя, оскандаленный своим непрезентабельным видом, тоже не желал выходить ко всем. Потом он ринулся через другую дверь в спальню.

Женщины щебетали о море, прогулке, обеде.

Скорбная животом Иоланта, как ни в чем не бывало присоединилась, после посещения туалета, ко всем остальным. Натиск противника был скоропалителен и продуман. Не успели хозяева глазом моргнуть как уже шли в сопровождении дам в ресторан, утолять голод.

Сели за большой стол.

— Моя дочь ест как птичка, что-нибудь поклюет и сыта.

— Я не люблю птичек, — мрачно выразила отношение к еде Амалия — Колобок. Я люблю существенное, объемное.

— А мне лишь бы вкусно.

Официант подал меню. Несколько экземпляров.

Мужчины остановились на лососе, картофеле, оливках и кофе. В придачу бутылочку водки.

Женщины повторили то же, но добавили ростбиф, что-то не выговариваемое по-французски, омаров, коктейли, пирожных, конфеты, ананас, шампанское, и зачем-то люля кебаб.

— А это к чему? — спросила мать свою крошку.

— Хочу попробовать его в местном ресторане.

— Но три порции.

— Вы тоже со мной отведаете.

Вскоре стол стал похож на свадебный. Еще добавлено было множество овощей и пир начался. Инна действительно попробовав, поклевав, по выражению матери, с кислым видом отставляла блюдо в сторону. Скоро таких отрицательных проб оказалось не менее десяти. У скуповатого Григория поползли мурашки жадности.

— Зачем заказывать, если не ешь?

— А тебе, папашка, жалко?

— Какой я тебе, девочка, папашка, у меня имя есть.

— И годы в придачу.

— Скорее дедушка, я неправильно выразилась.

Сергеевич побагровел, мать это заметила и стукнула нахалку по спине.

— Замолчи, скверная.

Та молча развернулась, отвалила увесистую пощечину и произнесла:

— Заткнись, неумная. Скажи спасибо мне, что сидишь в ресторане.

Колобок, уже довольно в подпитии, вступилась за мать.

— Как ты посмела, шилохвостая, мать ударить? Святое самое в жизни — мать.

— Кончай трепаться, жирная кобылка, — заорала на нее Инна.

Скандал перерос в потасовку.

Жирная Амалия никак не могла ухватить за короткую стрижку резвую молодую девицу, та же схватив ее волосы, водила свою жертву вокруг стола и время от времени шлепала по жирной спине. Наконец, та ухитрилась и схватила ее за сарафанчик. Лапищи были здоровыми, сарафанчик мало-мальски держался на плечиках и когда разъяренная шароподобная матрона дернула его на себя, сарафанчик резко соскочил с оторванных бретелек и свалился к ногам девицы. Инна осталась в чем мать родила, на радость подпившему люду.

— Стриптиз, мать твою.

— Спляши, дева, денег дам.

Ничуть не смущенная Инна подняла свой сарафанчик, надернула на себя, держа обеими руками спереди на груди, но ее оголенный тощий задок был виден всем и подошла к Григорию.

— Спаси меня, папашка, пойдем к тебе, а этих не пускай.

— Оставь ее нам, дедуля, — послышалось с разных сторон. — Мы потом ее вернем тебе.

Путешественникам стало жаль это создание и быстро расплатившись с официантом они отправились наверх.

Дамы тоже поднялись, но Инна крикнула им:

— Не ходите за мной, вас все равно вышвырнут вон.

Амалия и Иоланта махнули рукой на бестолковую, оставившую шикарный обед на столе, половина которого была вообще нетронутой.

— Они от нас не уйдут, — промычала Амалия.

— Как бычки недоделанные. Смотрят, а говорить боятся.

— Мы сначала закончим с обедом, а потом поднимемся наверх. Наши вещи у них в номере, впустят как миленькие.

В это время Миша выбирал одежду для пострадавшей.

Петрович ворчал по поводу неразборчивости в знакомствах, и пошел прилег на диванчик в приемной, то есть первой общей комнате их номера. Усталый Григорий лежал на кровати.

На другой Инна тоже отдыхала от только что закончившихся боевых действий и думала, как ей приступить к основному плану, согласно которого она должна была или под венец пойти, либо с большими отступными выйти победительницей из готовящегося ею спектакля.

Григорий повернулся на левый бочок и засвистел носом. Это означало, что пора настала. Инна потихоньку залезла на его кровать и легла под бочок спящему ничего не подозревающему избраннику, тоже на бок, прислонясь к нему спиной, так что ее задок попал в оккупационную действующую армию. Григорий проснулся. Он тихонько прислушался к себе и вдруг выяснил, что его верный соратник, несколько лет находящийся в состоянии полного покоя, принял боевую стойку как раз напротив вражеского объекта.

— Ишь ты, прыткий какой, проснулся, — ругал он свое непослушное естество.

А Инна времени не теряла. С головой закрывшись с объектом намеченным для выполнения цели, она вмешала свои нежные, малость костлявые пальчики и Григорию не оставалось ничего как признать полное поражение в осаде. После того, как крепость сдалась, неприятель предъявил ультиматум:

— Теперь ты должен жениться на мне.

— Что? — поперхнулся Григорий. — Да это чистая случайность. Ты меня застала врасплох. Использовала недозволенные методы.

— Крепость пала от моих рук и я диктую условия сдавшемуся неприятелю.

— Зачем я тебе? Старый? Заезженный?

— Старый конь борозды не испортит, — ответила победительница.

— Я нищий, — затянул он было песню.

— А это ты видел? — спросила она и развернула перед ним газетку, где описывались их похождения в родном городе, когда толпой Григорий был признан посланником Мавроди и теперь скрывался с деньгами от граждан.

— Ты что веришь этому?

— Фамилия твоя?

— Ну моя?

— Имя, отчетво твои?

— Мои.

— Фотографии?

— Тоже мои.

— Значит кто — то из вас лжец. Газета или ты.

— Я - правда.

— Деньги где?

— В банке?

— Законсервировал?

— Сдал на хранение?

— И не побоялся?

— Караул, — закричал Григорий. — На помощь!

— Ты спятил?

В комнате быстро оказались его друзья. Как начальник охраны Миша вытащил из постели соблазнительницу с голым задом и потащил ее в ванную комнату. После водных процедур, победительница была похожа на мокрую курицу, но позиций не сдавала.

— Я вызову милицию и вас арестуют.

— За что? — спросил Петрович.

— За мошенничество.

— А мы не мошенники, у нас наследство, а не Мавроди.

— Наследство? — округлила глаза претендентка.

— Да, — сказал Миша. — Мы разыскиваем внебрачных детей и выплачиваем им то, что они должны были иметь, если бы у них был отец.

— Так я тоже внебрачная. И даже не представляю кто был мой отец.

— Где ты родилась и когда? — серьезно спросил Григорий и полез за книжечкой в карман пиджака, висевшего на стуле.

— Пятого мая тысяча девятьсот восемьдесят пятого года. Здесь в Геленджике.

Григорий тщательно просмотрел свои записи и с сожалением сказал:

— У меня ты не числишься. Нет в списках твоей матери.

— Ах, ты старый козел. Записей ему не хватает, а то, что сейчас свое кобелиное дело совершил, пока не записано?

— Ну зачем так лаяться? — Можно мирно решить проблему.

— Но она не твоя дочь. Знаешь сколько тогда желающих найдется? — возразил Миша.

— Но у нее может оказаться моя дочь, тогда как, снова сюда возвращаться?

— Нет, — сказал до сих пор молчавший Петрович. — Выдадим ей авансом, хрен с ней.

— На двоих.

— Почему на двоих?

— У нас в родне часто бывают двойни.

Наступило молчание. Положение было пикантным, у этой девицы действительно мог появиться ребенок.

— Женись на мне и все тут. Чего думать?

Языки молчунов сразу же развязались.

— Нет, Григорий, плати ей там сколько положено на воспитание ребенка.

— Но его нет?

— Но он может быть!?

После подсчетов было выплачено авансом девице Инне Чугуновой пятьдесят четыре тысячи долларов.

Инна была на с седьмом небе от счастья. А будущий предполагаемый папаша и его спутники спешно съезжали из гостиницы. На выходе их остановил швейцар. Он потянул только что полученную телеграмму. Она была от Сидорова из Краснодара. — «Жив-здоров Спасибо помощь».

— Откуда он адрес узнал? — удивился Петрович.

— Я позвонил ему в больницу и сообщил где мы находимся.

Вскоре путешественники покинули столь негостеприимный для них город.

— Куда двинем? — ворчал Костя. — Отдохнуть не успели и опять в дорогу.

— Написано по очереди нам Урал предстоит. Есть такой закрытый город Нижняя Тура. За нею ГРЭС, целый город теперь выстроен.

— Как поедем?

— На машине разумеется.

— А не страшно, это тебе не восьмидесятые годы, когда мы там побывали. Сейчас и машины и люди пропадают только так в глухомани Уральской.

— Не боись, друг, у нас охрана есть.

— С газовым пистолетом, — отметил Миша.

— И духовым ружьем, а также банка с солью крупной и для глаз мелкой. Уксус столовый. Мы серьезно вооружены.

— Это сколько же дней мы пилить будем?

— Смотря как ехать. Суток за четверо — доберемся.

— Провизией запасаемся?

— А зачем по дороге харчевен нивесть сколько.

Покалякали, сели и машина отправилась в путь.

За рулем сидел Миша. Но его спутники тоже частенько заменяли его на время непродолжительного отдыха. Буйная Кавказская зелень с крутыми дорогами, пропастями и горами через сутки сменилась ровным пейзажем. Бесконечные поля, лес только вдали за полями, пыль и ни одной харчевни. В животе происходил бунт. Раннее утро не радовало путешественников. А тут еще грохотать начало внизу у машины.

— Похоже глушитель барахлит.

— Надо было ехать не на нашей шестерке, а своей импортной. Много ты знаешь, как она в дороге себя поведет?

— Я столько деньжищ отвалил хозяину. Клялся, что машина — зверь.

Подъехали к городу с громким названием Белинский. Классику знали из школьной программы все. И тут всем вдруг стало жаль Виссариона Григорьевича за этот малоприятный город. Неухоженный, грязный. Дороги ужасные. Только проехали немного, как глушитель отвалился совсем и они мчались со страшным грохотом, пугая жителей и кур у дороги.

Спрашивали:

— Где у вас находится СТО?

— Там, — махали жители, поскорее убираясь от ревущего зверя-шестерки.

СТО нашли, но работать там начинали с 10 утра.

— Все не как у людей.

— Классика, — придерживаются приличий быта двадцатого века, — резюмировал Григорий Сергеевич.

Нашли сторожа, дали ему сотенную и попросили присмотреть за машиной.

— Где тут у вас позавтракать можно, — спросил Миша.

Его молодой организм с особой тоской ожидал встречи с едальней.

— Квартала три пройти надо, — объяснил им сторож.

— Жмот ты, а не миллионер. — Машину чинить собрался. — Надо новую купить.

— Посмотрим, что с этой будет.

— И голодом заморил совсем.

Григорий Сергеевич рассердился.

— Я не даю вам покупать в дорогу вонючую колбасу?

— Да уж не очень — то радуешься ее приобретению. Все пишешь в толмуд свой, сколько израсходовано.

— Да вы что, парни. Разве я оттого пишу, что мне жалко. Я регистрирую расходы, чтобы хватило всем наследникам.

— Если как в Геленджике начнут появляться новые, то старым вряд ли хватит, — съехидничал Петрович.

— Ты у нас по-хозяйству, у тебя расходы на жратву, вот и ответь почему мы сейчас голодные, рыскаем в поисках кормежки.

Они бранились и не заметили, что стоят возле вывески «Закусочная».

До открытия было еще полчаса. Константин Петрович пошел через черный ход.

Толстая повариха была вальяжной, похожа на бочонок с пивом с прорезанным для рта отверстием, так как шеи совсем не наблюдалось.

— Мы очень голодны, — жалобно произнес Петрович.

Бочонок развернулся всем корпусом к нему и сказал:

— А половником не хочешь? — Видишь еще галушки только закладываю.

— А мясо? Готово?

— У нас сегодня рыбный день, — проговорила щель вместо рта.

— А индивидуально заказать можно.

— Тыща.

— Согласен.

— Заходите. Сколько вас?

— Трое.

— Полторы.

Вскоре они уминали холодную телятину с горчицей и солянку сборную.

— С собой что-нибудь можно?

— Кастрюлю с супом разве? — ответил несносный щель-рот.

— Где тут у вас что купить можно?

— В магазине. Там много разных импортных упаковок. Найдете что надо. Магазин за углом.

Магазин представлял собой набор рекламных продуктов, только в натуре. Нарезанная колбаса в пластиковых пакетах и прочая снедь, явно не подходящая для дороги. Только хлеб был настоящий, не консервированный. Его-то и прикупили с гаком рыцари дорожных приключений. Дотащились до СТО. Мастер, едва свысока видящий их, сказал:

— Для вашей марки у меня нет ничего, могу поставить с другой. Немного будет громыхать.

— А новую машину купить можно?

— Мастер почесал затылок и крикнул в окно:

— Рынкин, выдь на минуту.

Долговязый парень ковырял в зубах и остановился в дверях, словно привидение.

— Этим господам надо новую машину.

— Какую?

— Нашу, но хорошую.

— Есть восьмерка.

— Она неудобная.

— Тогда девятка.

— Покажи.

Парень нагнул голову в дверях и повел желающих облагородить свой мустанг в пристройку.

— Ехать далеко?

— На Урал.

— В Нижнюю Туру.

— Эко несет вас. Что поездов мало?

— А там как без машины?

— Такси везде есть.

— На такси дорого, — промолвил Григорий.

— А новье дешевле покупать?

— Не считал, думаю, да.

— Индюк думал.

— Ты моих денег не считай. Сколько.

— Вы еще машину не посмотрели.

— И то верно.

Вошли в помещение, включили свет, так как оно почему-то было без окон. Несколько автомобилей стояли вряд. Первой бросилась в глаза девятка. Цвет серебристый. Красивый. Открыли капот, салон, включили зажигание. На спидометре было две тысячи километров.

— Обкатку прошла, — пояснил продавец.

— Сколько?

— Учитывая экстренные обстоятельства, сто восемьдесят рубликов. Тысяч.

— Идет, сказал Петрович и полез за деньгами в баул.

— Ты хоть в сторонку отойди, не показывай.

— Отстань, — рассердился Сергеевич. — Што я маленький, не понимаю.

Рынкин стоял как изваяние.

— Доллары годятся?

— Годятся, если настоящие.

— Обижаешь.

Сделка состоялась и они поехали в местное ГАИ оформлять машину.

— После двух часов приходите, занимайте очередь, — безапеляционно заявил капитан и пошел быстрым шагом в сторону.

Рынкин кинулся за ним, догнал его, о чем-то покалял и вернулся к опечаленным друзьям.

— Двести баксов и через полчаса все будет готово.

— Идет, — ответил Сергеевич и выдал деньги шустрому Рынкину.

Уже через полчаса приобретенная девятка мягко шуршала шинами по дороге в сторону Урала. Ехали шустро, запасались едой и больше пока с машиной приключений не было. Два друга дремали, а Миша за рулем подклевывал носом. Видимо пора было остановиться. Он проехал еще немного и обнаружил, что они находятся на окружной дороге возле города Златоуста.

— Заедем отдохнем, в ресторане посидим, — попросил Миша своих охраняемых.

— Да уж бока околели совсем, стоит и отдохнуть.

— Зачем нам ресторан? У дороги полежим на покрывальчике, подушки маленькие для чего покупали?

— Время уже вечернее, съедем с дороги, за кустики и приляжем.

— Хорошо. Воздух свежий. Звезды.

Машина съехала по наезженной грунтовой дорожке через мосток и свернула в лес. Лесная благодать кружила голову смолой сосен и елей. Мох густой, мягкий стелился у подножия своих повелителей — деревьев.

Машину поставили, открыли дверцы, чтобы проветривалась.

Петрович взял подушку, покрывало и пошел к облюбованному пеньку. Григорий завалился в машине, а Миша прилег на краешке покрывала у ног Петровича со своей подушкой. Гнуса было мало, но все же спать не давали назойливые певучие с длинными носами твари. На этот счет, они как бывшие водилы, запаслись от комаров средствами и теперь не боялись никакого гнусного войска.

Вещи были в багажнике, в карманах ничего не оставляли.

Проснулись они от грома. Казалось, что небо треснуло у них над головой. Молнии, одна сменяющая другую, беспрестанно блистали и вслед за ними рокотал басистый гром. Дождь полил как из ведра. Два мирно спящих на земле путешественника в один миг оказались в роли мокрых кур. Влезли в машину, закрыли дверцы. Было тесно. Откинутый сиденья вместили троих, но впритык и при том, что одному из них досталось между ног рулевое управление.

Время было три часа ночи. Гроза вскоре затихла, но дождь решил показать друзьям, кто здесь хозяин. Даже окно нельзя было открыть, с такой силой он выливал свою злость на землю.

Ранний гость до обеда, поздний на всю ночь, — вспомнил Григорий присказку о дожде.

Прошло не менее двух часов, прежде чем дождь одумался и начал стихать. А потом вдруг сразу перестал лить и дверцы можно было открыть.

Миша вышел и к изумлению Петровича, глядевшего в открытую дверь, начал балансировать руками, стоя на одном месте. Петрович, думая, что он от усталости разминается, вылез с другой стороны и начал тот же танец. Точь-в точь как Миша, стоял на месте и размахивал руками. Григорий покачал головой, проворчал на них:

— Клоуны, и вылез тоже.

В тот же миг его балансировка совпала с руками Миши и они оба покатились в грязь. Глина, на которой они поставили машину, превратилась в скользкое месиво и никакого способа невозможно было найти сейчас, чтобы выбраться на дорогу. Они находились в плену собственной дури.

— Мы не собирались ночевать тут, — оправдывался Миша.

— А ты, Петрович, забыл как мы с тобой тоже сидели полсуток в такой ситуации с дождем.

— Ты, Григорий, большим начальником над нами заделался, что не подсказал такого исхода отдыха?

И они принялись ругаться, как ругаются бабы-торговки на рынке. Наконец, эта перепалка всем надоела и Миша произнес:

— Надо искать трактор.

— Где? — спросили враз остальные.

— Вон там впереди поле. Значит по этой дорожке на него заезжает трактор.

— Молодец, — мрачно произнес Григорий.

— Где искать тракториста?

— А он сам скоро приедет?

— Дождь, не поедет рано в поле.

— Ты думаешь мы одни такие разгильдяи в глинистых здешних местах?

И действительно вскоре послышался рокот трактора, а за ним показался он сам. Миша замахал руками трактористу и тот, словно зная о них, быстро подкатил через мосток к застрявшей машине.

— Три сотни.

— А не жирно будет?

— Счастливо оставаться, — крикнул мужичок и задним ходом попытался удалиться.

Все трое отчаянно замахали руками. Вскоре торг состоялся и деловитый тракторист вытащил несчастную машину на асфальт. Так же эффектно как и приехал, укатил обратно.

— Ее теперь отмывать надо.

— Воды сколько угодно.

Миша взялся за ведро и тряпку. Два друга сидели в машине.

— Как быстро деньги портят человека, — проворчал Петрович и присоединился к Мише.

Григорий надулся и думал о неблагодарности человеческого рода, если его, благодетеля хотели заставить мыть машину. Но потом поразмыслил, что Петрович может и бросить его команду за такое, вышел к ним и взял тряпку из рук у Миши. Тот, не сопротивляясь, отдал ее, а сам пошел зачерпнуть воды из канавы, наполненной дождем.

Вскоре вымытая машина, с чистыми боками, перекочевала на несколько метров вперед и снова принялись очищать от глины и драить ее колеса.

Дорога была хорошо асфальтированной, пейзаж сменился непроходимыми курчавыми верхушками деревьев. Кое-где группами возникали островки высоких величественных сосен с желтыми стволами без веток, глядящими с высоты своего могущества. Только если задрать голову высоко вверх, можно было увидеть ветки этих великанов на самой верхушке.

— Строительный материал, — красотища.

Между Нижним Тагилом и Свердловском машину остановили.

— Ваши документы, — попросил у Миши вежливый гаишник с непонятно названной фамилией.

— Пожалуйста, — сказал Миша и подал права и техпаспорт.

— Извините, — вмешался Петрович, почему вы нас остановили? Кругом лес, никакого населенного пункта.

— Вы не остановились на знак «Стоп», — невозмутимо ответил блюститель порядка.

— Я увидел знак, приостановился на секунду, но так как ни единой машины ни сзади, ни спереди не было и вообще уже более получаса мы едем по лесу, то считаю, что ничего не нарушил.

Невозмутимый законник с задранным носом пошел по тропинке в лес. За ним трусцой Миша, за Мишей Григорий, за ними на машине Петрович. В укромном месте за елками стоял бревенчатый домик не домик, так небольшое укрытие. Гаишник вошел внутрь, они следом.

— Платите штраф, — невозмутимо сказал сотрудник ГАИ.

— Сколько?

— Как положено по тарифу.

— Возьмите, — протянул ему деньги Миша.

— Не возьму.

— А куда платить?

— В сберкассу.

— Где она эта сберкасса?

— Километрах в ста отсюда в поселке.

— Да вы что? Возьмите сами.

— Это нарушение.

— Хорошо, до скольки часов работает сберкасса?

Гаишник посмотрел на часы и сказал:

— Пять минут назад закрылась. А так как сегодня суббота, то откроется в понедельник.

— Вы над нами издеваетесь? — заревел Григорий громовым голосом.

— Ничуть.

— Примите деньги, нам квитанции не надо.

Гаишник положил документы в карман и вышел из домика. За ним Миша.

— Возьмите, пожалуйста штраф, — умоляюще проговорил провинившийся неизвестно в чем водило.

Гаишник свернул влево.

— Давай, парень, договоримся, — преградив ему путь попросил Петрович.

— Гаишник повернул вправо. Григорий преградил ему путь.

— Ну чего ты впрямь. Не загорать же нам здесь полтора суток. С голоду помрем.

— Я вам выпишу временный техпаспорт, а этот вышлю по домашнему адресу.

— Нет у меня домашнего адреса, — опять рассвирепел Григорий. — Я путешествую. С благими намерениями, разыскиваю детей своих.

— Почему они от вас разбежались?

— Да дальнобойщиком я ездил раньше, сам молодой, понимаешь там молодку прижал, там полюбил, там и вовсе на недельку задержался, вот и ищу теперь своих птенцов разбросанных.

— Погодите, я сейчас, — сказал гаишник и подбежал к своей укрытой машине.

Пропищала рация. Он что-то говорил, но шум ветра в верхушках деревьев не позволял слышать разговор.

Подошел не спеша.

— Присядьте, — говорит, граждане, папаши. Вы задержаны.

И достает пистолет.

— Бежать бесполезно, стреляю на поражение. Сейчас будет здесь группа захвата.

Путешественники оробели. С Григорием случилась медвежья болезнь. Он в кусты, этот кричит:

— Стой! Стрелять буду.

Григорий кое-как штаны стащил и говорит:

— Как желаешь, начальник, тебе нюхать придется. И очередь рассыпную выдал, далеко по лесу рассыпался звук.

После он еще раз пять бегал, но больше его гаишник не задерживал. Григорий только прибежит, присядет, снова морда страдальческая и он в кустики по проторенной дорожке. В голове у гаишника мелькнула мысль:

— Может они там оружие сбросили, а теперь он бегает прячет. Приедут наши надо будет проверить.

Заурчали моторы и пять автомобилей с ревом принеслись на захват противника. Быстро скрутили, наручники надели и засунули в спецмашину.

— Тут один все бегал вон туда в кусты, может там что-то спрятал?

— Наверное оружие, они народ ушлый.

Трое с автоматами наперерез ушли по указанному направлению Вскоре оттуда раздались непечатные ругательства, все искатели явились назад и начали об траву очищать ботинки, от которых несло явно не оружейной смазкой.

— Обделался, паразит. Видно и впрямь виновен.

Для пущей важности врезали по несколько оплеух задержанным преступникам и вскоре в городском отделении милиции их допрашивали сердитые следователи. Они уже заранее записали себе раскрытое преступление групповое, совершенное шайкой грабителей честных граждан города и теперь удирающих от правосудия.

— Признавайся, дом Телятина вы взяли вчера ночью?

— Да мы едем еще только в этом направлении. Из Свердловска прибыли.

— Ну и что? Ограбили, уехали и назад вернулись. Алиби себе обеспечили.

Миша вспотел, доказывая, что никого не грабил и едет не оттуда, а туда, проездом до Нижней Туры.

— А в Туре у вас хаза? Пахан? — допытывался молодой дознаватель.

В это же время Петровича допрашивали двое.

— Сколько у вас с собой денег?

— Не знаю, деньгами старшой распоряжается.

— Пахан?

— Нет, Григорий.

— И все эти деньги, вы говорите, взяли на хате у Вертюхляевой? При этом вы связали ее, отстегали веревкой, вытащили все деньги и драгоценности и ушли.

— Да не знаю я никакой Вертюхляевой.

— А фамилию правильно выговариваешь.

— Дак вы же только что назвали ее.

Григорию досталась баба. Лет пятидесяти, а зануда, ну не сыщешь такой на белом свете.

— Я ваш кобелиный род хорошо знаю. Хлебнула горя, пока сына вырастила одна, да выучила.

А сама как стукнет по столу, Григорий аж испугался как бы опять сортир не искать.

— Зачем ты в Нижнюю Туру едешь?

— Женщину одну отыскать. Я получил большое наследство и решил найти всех своих детей, какие могли родиться после моих остановок. Дальнобойщиком был раньше. Так и не женился. А деньги мне одному зачем?

Следачка откинулась в кресло, посмотрела на него и говорит:

— Григорий, так ты меня не узнаешь?

— С перепугу нет. Дай осмотреться чуток. Мою записную книжку дай мне, я сразу скажу кто ты.

— Записную, говоришь? Значит все свои амурные дела вел в строгом учете?

И давай листать книжку. Точно. Вот она сама. Вера Еремеева. Тогда еще не училась в юридическом, сельхозтехникум заканчивала. Из-за неприглядной внешности никто замуж так ей и не предложил. А тут этот постоялец трехдневный объявился на КАМАЗе, машина сломалась, а мать их и пустила в дом, копейку заработать хотела. Копейку она заработала, но в придачу получила внука, того самого гаишника, что и припер их сюда как преступников.

— Разорвала бы старого негодяя, да что с тебя возьмешь? Замуж теперь уже не надо, сын вырос, только на такой зарплате живет, что приходится из-под кустика нарушителей вылавливать.

Вера встала, подошла к окну.

И тут он вспомнил девчоночку, так себе, от красоты не заохаешь, как ее увидишь. Верой звали. С матерью жила строгой такой. А он Григорий пока три дня машину чинил сумел обкрутить девчонку. Обещал написать и приехать. Написать не написал, а приехать, вот он сидит перед нею, толстый, брюзглый, но ухвативший птицу за хвост.

— Как сына зовут?

— Алексеем, — ответила, не поворачивая головы. — Это он вас сюда доставил, в ГИБДД работает.

— Ничего себе, родного отца за жулика принял.

— А ты и есть домушник, только другие деньги да вещи крадут, а ты честь девичью присвоил, да сыночком наградил и на произвол судьбы бросил. Мне от тебя ничего не надо, прохвоста облезлого. Пошел вон.

— Ты сына спроси сначала, как он? Может ему деньги нужны.

Пошла пригласила, видно объяснила дорогой, потому что с порога, тот сразу улыбается и говорит ему:

— Мать сказала, что у меня отец миллионер отыскался, это правда?

— Тебе не нужны его деньги, — подсказала мать.

— Ты их награбил?

— Нет, наследство от американского дядюшки получил.

— Законное?

— Законней не бывает.

— И сколько мне причитается?

— Миллион.

— Ого. Нормально.

— Долларов.

Сынок присвистнул.

— Дорогой папуля, ничего не скажешь.

— Алексей! — начала строго мать.

— Я знаю, что ты скажешь. Во — первых повинную голову с плеч не рубят. Во-вторых, если это действительно мой отец, я его приветствую. Он совершает поступок. Мог бы не делать этого и я так бы и не узнал, что у меня есть отец. В-третьих, лучше иметь законные деньги, чем куковать в кустах, ожидая автолюбителей и собирать с них сотни. Ты об этом не думаешь, мать? Или это вошло в порядок вещей в нашем государстве, зарплату не платить нормальную и пускать людей на подножий корм. Спасайся кто как может!

— Пойдем-ка мы с тобой и с твоими друзьями, отец, чебурахнем за встречу. Я всем покажу, что и у меня тоже есть батька.

Вере ничего не оставалось как примкнуть к такой достойной компании. Дознаватели, только что с пристрастием допрашивающие «преступников» сидели с ними в обнимку и лобызались после очередной рюмки.

Назавтра Григорий с сыном отправились в Сбербанк и электронной почтой на имя Алексея был переведен миллион долларов. Парень изумленно смотрел на книжечку и говорил:

— Взаправду говорит пословица:

— Бог даст и в окно подаст.

Несмотря ни на какие протесты, уехать путешественникам так и не дали. Они были немедленно водворены в квартиру сына Григория и он с удовольствием увидел своего маленького годовалого внука. Его мать, Наталья достала из кроватки малыша и нежно спросила еще сонное сокровище:

— Гришенька не хочет просыпаться. А нужно. Кормить надо маленького.

Наталья хлопотала над ребенком, а Григорий до слез обрадовался, что его именем был назван внук. Наталья, невестка найденного вдруг свекра, маленькая, шустрая быстро управлялась с ребенком. Потом она положила его в кроватку, наказала смотреть как следует за ним новоиспеченному деду и побежала на несколько минут к своей матери.

Готовился праздничный ужин и ее присутствие сочли необходимым по-родственному.

Вскоре все уселись за стол. Осталось только одно место для Наташиной мамы, которая немного запаздывала. Вскоре она пришла, познакомилась со всеми и ее усадили на краешек, как опоздавшую. Мария была простенькой миловидной женщиной, с косою пепельных волос, уложенной вокруг головы. Она тихонько сидела и поглядывала на гостей, но не говорила ни слова. Выпили за родителей внука, потом за деда. Потом за бабушку. Потом за вторую бабушку. Мария сказала:

— Спасибо! Внук у меня действительно хороший.

— Тогда давайте выпьем и за деда этого прекрасного внука!

— Но почему его нет? — спросил Григорий.

— Как нет. Есть. Он с тобой рядом сидит.

— Кто внук?

— Дед. Константин Петрович.

— Костя? — удивился Григорий.

— Что же тут удивительного, мы были подругами, а вы друзьями.

Костя выронил рюмку из рук и полез ее доставать.

— Не надо, дадим другую.

— Что же выходит, что мы с тобой сваты, Константин Петрович!

— Выходит так, Григорий Сергеевич!

И начались воспоминания, ахи, вздохи, даже предложение от молодых остаться с ними и сыграть свадьбы.

— Какие мы невесты! Старушки, одуванчики Божии, — проговорила госпожа следователь.

— Куда уж нам со свиным рылом да в калашный ряд, — ответил на ее явное выпрашивание комплиментов Григорий.

— И много у вас в списке еще деток?

— Хватает.

— Поедете?

— Раз уж начали дело, надо до конца довести.

— А про нас — то хоть вспомните?

— Думаю, что не только вспоминать придется, а частенько бывать, если примете.

— Что тут думать: — «Человек предполагает, а Бог — располагает». Поживем — увидим.

Целую неделю гостили они в доме своих обретенных родственников.

Но все-таки надо действительно пуд соли съесть, чтобы притереться друг к другу. Вот так с ходу, ничего бы не получилось в новой жизни. У всех были свои привычки, сложился уклад жизни и ломать его было трудно, сейчас им было уже не двадцать с хвостиком, а дело шло к закату и перестраивать жизнь трудно, даже невозможно.

Обменялись телефонами.

У путешественников пока не было ничего подходящего для оседлого образа жизни, поэтому решили вести продолжение родства по телефонам.

Рано утром гости отправились в дальний путь. Записная книжка предполагала еще один уральский заезд. В одном из поселков машина остановилась у домика, старого, покосившегося с маленькими окнами. Забор в дырах, вокруг заросшая трава. Видно было, что хозяева или больны, или бросили дом.

Постучали в калитку. Никто не ответил. Решили войти. Дверь в дом была не заперта. Григорий вошел в избушку и на него пахнуло чем-то гнилым, затхлым. Слабый голос спросил с постели:

— Кто там, проходите, я не могу встать.

Григорий включил свет и увидел на постели изможденную болезнью женщину. Впалые щеки, высохшие руки, взгляд полный боли и отчаяния.

— Ты кто? — спросила женщина.

— Я Григорий. Ищу Романову Елену.

— Это я. А тебе что понадобилось здесь, что-то я тебя не припомню.

— Дальнобойщик я. Помните? Большая машина, мы останавливались у вас несколько раз.

— Как не помнить. Меня за мой грех с тобой Господь наказал.

— Почему грех?

— Мать не послушала, тебя полюбила, а тебе я не нужна была, так баловство дорожное.

— Я так не думаю.

— Так оно так. Парня хорошего обидела. Он на мне жениться собрался, а я с тобой загуляла. Вот теперь и мучаюсь за свой грех.

— Все мы заболеть можем.

— Да не за всех дети расплачиваются.

— Какие дети?

— Сын у тебя родился, повредили ему головку при рождении в роддоме, он ни ходить, ни говорить не может, а тут я заболела и пришлось мне его отдать в дом, где калеки да разные уродцы находятся.

— И сколько он там находится?

— Более восьми лет. Пока могла, сама за ним смотрела, а теперь и я и он беспомощные.

— Скажи Елена, чем я тебе помочь могу?

— Яду дать, чтоб мучиться перестала. О сыночке Юрочке душа вся изошлась, а я проведать его не могу.

Он вышел во двор, обрисовал ситуацию и Петрович решил поместить Елену в больницу с хорошим уходом. Он немедленно нашел главврача и тот внимательно выслушав, сказал:

— Мы живем очень бедно, но готовы помочь женщине. Вам надо через райздрав оформить путевку платную и чтобы она постоянно находилась тут. На коммерческой основе мы можем принимать больных.

В тот же день Елена была перевезена в больницу в платное отделение, ей наняли дополнительно сиделку, так как ухаживать за собой она не могла. Оплачено было на несколько лет вперед и теперь друзья отправились в дом, где находился сын Григория — Юрий.

На проходной их не пропустили. Окруженная высокой оградой больница с мрачными зарешеченными окнами более походила на тюрьму, чем на лечебное заведение. Григорий сунул сто долларов сторожу и тот пропустил его к главврачу.

Пока он шел по аллее, заросшей травой, неухоженным кустарникам, ему попались дети, сидящие на скамейке. Все они серые, с психическими отклонениями, не умеющими самостоятельно ходить, кто ползал, кто передвигался как ребенок ногу под себя и вперед, кто просто сидел и раскачивался на траве. У некоторых не держались головы, были запрокинуты, но чтобы не поломались шейные позвонки, их шеи окружали воротнички с твердой основой, как будто это было королевское платье. Ни у кого их них, даже маленьких, не было игрушек. Григорий прибавил шагу, но глаза детей видели его и вдруг поднялся какой-то немой безысходный вой. Словно маленьких собачек обидели большие псы и они скулили от боли и обиды.

Он вошел в коридор. Палаты были открыты и там виднелись привинченные к полу стулья и кровати. Никаких простыней и подушек. Серые матрацы с вылезшей ватой. В одной из палат сидел взрослый человек спиной к двери и, беспрестанно раскачиваясь, выл.

Григорий зашел к нему, увидел раскосые глаза, и, вдруг этот человек встретился с его взглядом. Сначала он пригнулся, вдавил голову в плечи, как будто боясь удара, но потом, поняв, что его никто не собирается обижать, что-то невнятное забормотал, протягивая к Григорию руку. Другая висела неподвижно. Ноги, сухие, как щепки, были обуты в тапочки с дырявыми пальцами, без носок.

Рука тянулась к Григорию и он пожал ее, беспомощную, вялую руку. По глазам парня покатились слезы.

— Ам, — пробормотал он. — Ам, — и показал на свой рот.

— Значит голодный, — подумал Григорий.

— Я сейчас, принесу тебе что-нибудь, — сказал он и побежал по коридору в конец его.

Жалобный вой несся ему вслед.

Главврача он застал за обедом в обществе двух медсестер и сестры — хозяйки.

На столе врача стояли тарелки с борщом, жаркое, салаты, выпечка, бутылка водки.

— Кто такой? — раскричался врач на Григория.

— Меценат. Хочу преподнести вам несколько тысяч долларов.

— Садитесь, пожалуйста. Всегда рады таким гостям. Милости просим к столу.

— У вас всех так кормят? — поинтересовался Григорий.

— Это мы все приносим из дома, — пояснила старшая медсестра пудов на десять весом.

— Я бы хотел сначала увидеть вашу столовую, больных, в чем нуждаетесь?

— Девочки, быстро в столовую. И поварам скажите там, чтобы подавали.

— Я с ними, — сказал Григорий, резво догоняя сестричек.

На столах в столовой стояли алюминиевые миски с синей кашей, без проблесков масла. Все миски теснились на подносах, так как пациенты обедали в палатах и на улице. Здесь находились дети и взрослые, совершеннолетние. Некоторые с бессмысленным взглядом и беспорядочными движениями мало понимали, что происходит с ними, но были и такие, кто не владея своим телом, прекрасно понимал все, и их глаза, глаза мучеников, вызывали у Григория спазм в сердце.

— И мой сын тут, я допустил преступление. Я не человек, преступник. Если уж родилось такое дитя и общество сохраняет ему жизнь, должно быть и человеческое содержание бедолаг, отданных на откуп бесчестным людям.

Он снова увидел того парня, у которого стояла миска с синей кашей и ему в рот подавала ложку девочка, с заячьей губой, квадратным носом и одной рукой. У парня катились крупные слезы, он давился этой ужасной постоянной, надоевшей крупой с водой. Явно, что он был голоден, как и все остальные. Григорию захотелось схватить за горло директора этого заведения, жирную старшую сестру и резвых гладких медсестер. Их столы ломились от еды, а бедные уродцы, которым государство выдавало на пропитание приличную сумму, были голодными и похожи на прозрачную бумагу, вместо кожи. Казалось у них нет вообще никакого мяса на теле, кожа и кости, готовые скелеты для анатомических классов.

Григорий пулей вылетел из больницы.

В это время почти одновременно с ним за ворота выехала лошадка, запряженная в телегу. На ней стоял неотесанный гробик, детский, на ребенка лет шести. Рядом с гробиком сидел возница, мордатый мужик и сзади примостились два парнишки с уродливыми лицами, но умеющими ходить и что-то делать руками.

Пропустив вперед похоронную процессию, автомобиль медленно двинулся за ними.

Метрах в ста пятидесяти от больницы на поляне посреди лесной опушки находилось странное кладбище. Маленькие холмики, их было много, беспорядочно располагались по всей поляне. Могила была вырыта неглубокая. Мальчики сняли гроб и поставили возле ямы. Мужик, подоткнул две веревки и вместе с ними опустил в последнее жилище умершего уродца. Мальчики заплакали. Их страшные лица-маски были мокры от слез. Возница стоял и смотрел, как они зарывают своего товарища. Он грубо торопил их, но тощие ручонки едва удерживали специально сделанные небольшие лопаты.

Наконец, ямка была покрыта землей, и ребятишки стали садиться в телегу. Сначала один помог другому: подсадил его, удерживая за ноги. Потом второй протянул ему руки с телеги и тот взобрался на краешек. Они крепко вцепились друг в друга и, опустив головы, поехали в дом, где им предстояло жить до самой смерти.

Григорий поделился впечатлениями с друзьями и все они решили поехать в ОБЭП и оттуда уже искать управу на главврача.

К удивлению Григория начальник ОБЭП, майор Николаев, выслушал его серьезно и позвонил в райздравотдел.

Миша же со своей стороны дозвонился до редакции местной газеты и телевидения и сообщил, что сейчас в эту больницу пожалует ОБЭП.

Когда столь неожиданная бригада прибыла в это страшное по своей безнравственности заведение, все сотрудники были на приличном взводе, а больные спали там, где их застал сон. Ни в одном ужастике невозможно было увидеть обреченных детей на такие издевательства и голод.

Григорий сразу же пожертвовал на эту больницу двадцать пять миллионов долларов, но с условием, что власти разберутся и накажут виновных. Он не забыл отблагодарить и тех, кто безропотно поехал с ним в этот вертеп зла. Но он никому не сказал, что тот самый парень, с проблесками сознания, но с беспомощным телом и есть его сын.

Ночью его терзали сомнения в гуманности этого заведения. Если невозможно создать нормальные условия для невиновно родившихся такими детей, зачем же так жестоко обращаться с этими жертвами жизненных обстоятельств?

Он был мрачен, долго не мог придти в себя и решил больше пока никуда не ехать, кроме как навестить свою сестру по отцу, тоже как и Григорий, дальнобойщику, Надежду Грехову, которая согласно его записи проживает в селе Демьяново, Пролетарского района.

Отец перед смертью рассказал ему о ее существовании, а так как к тому времени матери уже тоже не было, Григорий и записал это имя в свою книжку. Как-никак, хоть по отцу, но сестра. Другой у него нет.

Они решили отдохнуть недельку в Екатеринбурге, а затем двинуться по намеченному маршруту.