Нити понимания

Когда Рин Бродяга исчез в непостижимости уже-свершившегося, ЛиМаш набрался смелости и бросил вопрос в изумительное переплетение вспененных полей, силовых струн и потоков медлительного огня, которое звали хранителем Колодца:

- Почему ты назвал моего учителя Инспектором?

Однако ответ последовал не с той стороны, откуда дельбуб его ждал. Рядом с маленькими, но яркими и массивными светилами Завершённых вспыхнула точка, стремительно разросшаяся до асимметричного многогранника. Раз и навсегда заданной формы этот многогранник не имел, да и число его граней постоянно изменялось по неустойчивым законам, понять которые ЛиМаш не смог – ни сходу, ни после достаточно продолжительных наблюдений…

Этот-то многогранник и ответил – как живым фонтаном блеска плеснул в душу:

- Твоего учителя нельзя называть Инспектором в настоящий момент. Разве что с целым рядом оговорок. Впрочем, Рин должен был сообщить тебе, что любое называние вообще – вопрос перевода, интерпретации… или калибровки, если угодно. Сейчас он не столько Инспектор, сколько Зритель и даже Режиссёр… последнее – если говорить о его собственной судьбе.

- Кто ты?

- Прошлое, – продолжал многогранник, словно не слыша вопроса ЛиМаша, – нельзя менять как попало, да и по хорошо выверенному плану менять… рискованно. А вот для настоящего и тем более будущего таких строгих ограничений как будто нет. Их норовят перекроить буквально все, обладающие так называемой свободной волей, забывая, что любое действие требует своей платы. Вне зависимости от того, в каком времени совершается это действие. Полагаю, звание Инспектора применительно к Рину преследовало своей целью выдать аванс под определённую… роль. Ту, что удобна для говорившего. Любое имя, любое… звание – обязывает. Почти как призвание. И особенно такое многозначное, как Инспектор. Я права, хранитель Корней Потока?

На этот раз ответ последовал именно со стороны того, кому задавали вопрос. Среди тысяч оттенков, раскрашивающих брошенную реплику узорами эмоций и смыслов, преобладала электрически искрящая, трескучая, опасная ирония:

- В рамках избранной калибровки, в тоннеле процесса изречения – безусловно!

- Кто ты? – повторил ЛиМаш вдвое настойчивей, фокусируя обращение на многограннике.

Новое действующее лицо говорило о себе в женской модальности. Дельбуб до сих пор несколько путался в том, что касалось этих… как там… половых различий, да. Делу совсем не помогало обращение к некоторым существам – к хранителю Колодца, например, – попеременно в обоих, вроде бы взаимоисключающих модальностях. Однако ЛиМаш достаточно чётко уяснил, что Рин предпочитает думать о себе (и почему-то о нём, ЛиМаше – по меньшей мере странный подход!) как о мужчинах, а та, кого они явились спасать от влияния Дороги – женщина.

- Ты разве не понял? – переливчато прозвенел многогранник. – До сих пор?

И живой фонтан блеска ударил в проекцию дельбуба тысячекратно уплотнившимся лучом, открывая перед ним…

Нет, не прошлое. Всего лишь фрагмент чужой памяти.

- Итак, – объявил Мастер Обменов через своего "переводчика", – сделка закрыта. Рин Бродяга получил, что хотел, и я доволен. Теперь же… самым естественным… ещё возможен…

Бормотание урезанной птицеподобной химеры выплывало из звонкого марева, словно клочья пены, которые поклонники-волны дарят песчаному пляжу. Легко, слишком легко было бы сдаться напору марева, туману, незримым сетям Мастера Обменов, опутывающим её суть, как обычный паук опутывает неосторожную муху…

Слишком много всего сразу. Слишком.

Пока Рин был рядом, паучина так не наглел. И даже держаться под давлением плывущей вязкости Дороги Сна рядом с ним было легче. Так, словно он заботливо укрывал её в своей чёрной и ласковой тени – прохладной, мягкой, почти уютной по сравнению с…

Но стоило сказать ему про сына – и словно стержень какой-то из души исчез. Или, скорее, как будто камень с загривка сбросила, избавилась от колодок. Пока несла, ноша казалась тяжелой и неудобной, но стоило донести, избавиться от груза, встать без движения – как сразу смешались воедино облегчение и бессмысленная пустота.

Новость высказана. Новость услышана. А дальше что? -…неизменным… сути договора… послужить гарантией…

- А я полагаю, что Схетта не обязана связывать себя такими обещаниями.

Спокойный и сильный (кажется, эту, с луком в руке, зовут леди Стойкость?…да, именно так) голос проник сквозь переплетение незримых сетей, как тяжёлая, с гранёным наконечником боевая стрела. Схетта вздрогнула, уязвлённая – и благодарная за причинённую боль.

- Не забывайся, – бросил "переводчик". – Срок твоей службы отнюдь не истёк.

- Это верно, – почти добродушно заметила леди, слегка потянув и отпустив тетиву. По обиталищу Мастера Обменов поплыл тонкий звон, как от задетой струны. – И в твоих интересах, чтобы по окончании этого срока я не взялась свести собственные счёты с бывшим… кредитором.

- Ты угрожаешь мне?

- Отнюдь нет. Отнюдь нет… всего лишь предупреждаю.

- Присоединяюсь, – сказал лорд Печаль. – И хочу напомнить, что Рин вряд ли обрадуется, если ты превратишь его женщину в рабыню… обязательств. Это – не равный обмен.

- Вот именно! – быстро сказал "переводчик", пока от хитиновой туши Мастера Обменов разносился полный недовольства хрустящий скрип. – Я занимаюсь обменом, а не грабежом!

- Вот только этот обмен чаще оборачивается в твою пользу, чем наоборот, – вступила леди Одиночество. Как колокольчик прозвенел… судейский.

- А что плохого в том, что я соблюдаю свою выгоду?

- Совершенно ничего. До тех пор, пока выгода не превышает… предел.

- И, – добавил лорд Печаль, – неплохо было бы спросить наиболее заинтересованное лицо. Уважаемая Схетта, как вы полагаете, велик ли ваш долг перед Мастером Обменов?

Танец бликов… рокочущий стон… вязкие объятия незримых сетей… пряная сонная заметь, нота гнильцы, жёлто-лиловый вихрь… Собственный голос – как эхо со дна колодца, как будто звук достигает ушей раньше, чем слетает с онемевших губ:

- Прежде подведения счётов необходимо узнать, что именно сделал поименованный. Мои обязательства – отражение его усилий. Какие благодеяния пролились на меня с его стороны?

Смех леди Одиночество вновь напомнил о звоне колокольчика – но не в руке судьи, а в ладошке ребёнка. Озорной и резкий звук.

- Так его! Вижу, неспроста Рин выбрал среди многих именно тебя, красавица!

- Что ответишь ты на её вопрос, Мастер Обменов? – спросил лорд Печаль.

- Для родившихся в Вязких Мирах полон опасностей Поток, – объявил "переводчик". – Я обеспечил переход спокойный, точный и гладкий. Сверх того здесь, в обители моей, я своей властью устанавливаю единый закон, почти как в Вязких Мирах. Обеспечиваю… условия жизни.

- Это лишь одна грань, – заметил Завершённый.

Хрустящий скрип недовольства. И:

- Пребывающая в гостях несёт обязательства перед хозяином! Или вы станете отрицать?

- Подтверждать или отрицать что бы то ни было, касающееся затронутого вопроса, может лишь сама Схетта. Схетта?

Звонкое марево, пряная сонливость, вязкий водоворот. Сети, сети, сети…

- Прекрати давить на меня своим… гостеприимством!

- Мастер Обменов?

- Ты напросилась сама, – почти прошипел "переводчик".

И грянул мрак.

Падение оборванного листа. Тихий хруст льда, объятия которого смыкаются вокруг… крошечный шарик за долю секунды пробегает вдоль всех цветов спектра, от фиолетового до багрово-красного, и валится в жаркую черноту – всё глубже, глубже… Многотонный кусок желе, задетый дуновением крыла бабочки, колышется всё сильнее и сильнее, искрит вдоль трещин колкими нитями разрядов, распадается на колеблющиеся куски, дробится и величаво разлетается в пустоте… Плавный разворот, ещё и ещё, вдоль совершенно нереальной оси, как будто не ты, а вокруг тебя… вращение ускоряется…

Стремительное, неудержимое вращение, танец огранённой драгоценности на золотой нити, волчок клонится набок, вращается – и скорость прецессии тоже растёт, как тесто на дрожжах вспухает от рождающихся внутри пузырей, вылезает из кадки, ползёт вниз, до второго слоя, туда, где туман и стылые вихри, тяжесть необорима, падение бесконечно, тоскливый вой ветра, хрустальный блик, танец оборванных пламенных лоскутов… Не нравится мне происходящее с её телом. Точнее, не столько с телом, сколько со связями тела и оставшегося где-то бесконечно далеко – только руку протянуть – сознания, запертого в зеркале созданного магией отражения. Что-то там пошло не так, как надо… Вмешаться? Чистое наитие движет мной, когда я склоняюсь к её лицу и трижды выдыхаю-дую: сперва в середину лба, а потом по очереди в закрытые глаза. Я не плету заклятий. Я делаю нечто более простое и вместе с тем нечто запредельно сложное: я даже не вполне осознаю, чего добивался этими тремя выдохами. Но результат мне нравится: хаос изменений по ту сторону реальности как будто входит в некие рамки, обретает рисунок и ритм… Выпрямляясь, я тут же начисто забываю о случившемся и сделанном – до срока. …Притягательность хаоса, лучистый лес, из которого, зная дорогу, можно пройти в сад застывших чисел. Раскрывающиеся створки словно склоняются перед давлением неизбежности, и плющ укрывает руины: жизнь, побеждающая смерть, побеждающую жизнь… водоворот истин, песня облаков, старый гвоздь, на котором только и может висеть картина мира. Ломкие стебли, пьяный шум в голове – когда? где? чьей? – совершенно не важно… совершенно… гулкий свист, растущий свет, три чаши сияющей осенней желтизны – через зелень – через синеву – всё ближе, ближе, внутри, а затем наружу, тысячекратно усилясь… голос, пришедший издалека:

- Чем падение отличается от полёта?

Губы почти мертвы, но мысль опережает даже патоку сияния:

"Контролем. Воля и понимание: это двуединый ключ". …зрение "переводчика" изрядно отличалось от человеческого, но куда меньше, чем восприятие Мастера Обменов или Завершённых. То же можно было сказать о свойственном "переводчику" понимании течения времени. Немаловажным было и то, что лишь птицеподобная химера в пределах досягаемости была открыта для ментального контакта. А ей в этот миг отчаянно нужна была точка отсчёта. Хоть какая – лишь бы более-менее стабильная.

И "переводчик" – "увидел".

В первый момент бледнокожее и черноволосое отражение женщины, оставшейся на Дороге Сна, заколыхалось. Из того, с чем можно было сравнить это колебание, ближе прочего стояло колебание обычного отражения в зеркале потревоженной воды. Но на самом деле это сравнение лгало… просто лгало оно немного меньше, чем другие мыслимые сравнения. Попавшая в фокус чистого хаоса менялась несимметрично, причудливо, страшно. Кожа заблестела, как смешанный с фосфором воск – неживым, потусторонним свечением. Пряди полночных волос превратились в облако чистого мрака: разом и дымно-синего, и ядовито-розового, и аквамаринового, и лилового, и ещё, и ещё, и ещё… пульсация Силы, которую нельзя было увидеть, но с лёгкостью можно было ощутить, превратилась в ветер ножей, в шевеление могильных червей, в грозовое роение, пронизанное шнурами незрячих молний.

Ну а глаза… в них невозможно было смотреть. Просто невозможно. Даже у давно и с концами продавшегося Мастеру Обменов, химере-"переводчику", сохранилось достаточно огрызков личности, чтобы инстинктивно избежать того, что могло съесть остатки его души.

Так было – в первый момент. Но потом губы изогнула погибельная мука, глаза отражения, уже не спрашивая дозволения, нашли взгляд "переводчика". Поток внимания, незримый для внешних наблюдателей, для двоих, соединённых им, затмевающий собой весь мир, протянулся от истока к устью, ломая опоры, сворачивая преграды, перекраивая по своему вкусу всё, чего касалась его злая и весёлая власть. Сократилось и снова расслабилось сердце плотного тела женщины – где-то невообразимо далеко и одновременно ближе, чем мышцы к костям. Сокращение это отсеяло лишнее, укрепляя желаемое. И впервые за долгое, очень долгое время душа "переводчика" встрепенулась, зачуяв что-то вроде света сквозь смежённые сном веки.

Отражение женщины потекло, как вода, оставаясь при этом на месте. Окончательно утратило форму, вернувшись к неизменности. Обуздало обе грани бытия, и хаос, и порядок, властью найденного равновесия, волей мага, выбором ясного разума. Сверкнуло серебром глаз.

И новорождённая склонилась перед Мастером Обменов в глубоком поклоне.

- Благодарю тебя, щедрый хозяин. Теперь я воистину готова говорить о плате за твою внимательную, хотя и небескорыстную… заботу.

- Так ты – Схетта?

- Совершенно верно. И я почти готова воссоединиться со своей основой. Проснуться. Сойти с Дороги в Пестроту. Ты со мной, ЛиМаш?

- Ты ведь вскоре окажешься рядом с Рином Бродягой?

- Да.

- Тогда я последую за тобой.

Пока "лифт" нёс меня сквозь реальность Дороги Сна, приближая к Пестроте, у меня наконец появилось свободное время, позволяющее поразмыслить над последними событиями. Задавать себе вопросы вроде "Почему хранитель Колодца назвал меня Инспектором?" большого смысла не было. Видимо, какая-то тень скрытого… или запрещённого… или, вероятнее всего, будущего. Не доживёшь – не поймёшь. Зато очень даже правильным было бы поставить на повестку дня не самый важный, но, пожалуй, самый срочный вопрос: куда мне – нам – податься?

После сообщения о том, что я сделался отцом, да не так, как с Омиш, а по-настоящему, в голове стоял лёгкий звон и творился небольшой такой, но всё равно трудноуправляемый хаос. Я здорово наловчился манипулировать собственными эмоциями, но подавлять некоторые эмоции – значит совершать настоящее кощунство. Да и не хотелось мне обуздывать такое волнение. Зато очень сильно хотелось наплевать на все и всяческие резоны, рвануть в Хуммедо, посмотреть в лицо нашему со Схеттой сыну…

Увы, делать этого было нельзя. Категорически.

Я ввязался в игры со временем, а эта, гм, субстанция – штука ещё более коварная, чем молодой лёд или старая медовуха. Несравненно. И более опасная, чем иголка, зачарованная "хохочущей смертью". Хуммедо – это закрытый Лепесток, попасть в него можно только через Врата. А эти самые Врата стоят… правильно. В Зунгрене. В том самом мире, где один я уже есть.

О, конечно, есть и вторыеВрата, заслужившие собственное имя: Голодная Пасть. Врата шириной в милю и высотой в полторы мили, ведущие прямиком в Нижние Миры, в наиболее неприятные, кипящие варевом вечной войны слои "ничьих" инферно. Есть также путь через Дорогу Сна – ибо даже риллу, отделившие свой Лепесток от Тумана Межсущего, не смогли полностью отрезать Хуммедо от Дороги. Зато они смогли скрутить пути переходов таким образом, что путешественники оказываются у самого фундамента Глубины, охраняемого бдительной и слишком сильной стражей. Откуда я знаю о скрученных путях и страже? Это просто. Я видел в тенях вероятного будущего, чем заканчивались ВСЕ мои попытки прорваться в Хуммедо с Дороги со спящей Схеттой на руках. Нет уж, я – не самоубийца!

Итак, единственный разумный путь для возвращения в Хуммедо – это путь через Врата Зунгрена. Мира, где я в настоящий момент уже есть. Парадокс, толочь его дубиной. Что произойдёт, если я сунусь в мир-гантель прямо сейчас, я представлял себе смутно… но ничего хорошего такая попытка мне не принесёт точно. Даже пребывание в одном Лепестке с более ранним самим собой – уже риск, но риск терпимый…

Значит, держаться подальше от Зунгрена и Хуммедо?

Да. И от Пятилучника, кстати, тоже. До поры до времени иное будет самоубийственной глупостью. К тому же (не первое, но всё равно не лишнее напоминание!) сейчас у меня на руках спит Схетта. И мой сын вовсе не скажет мне спасибо, если я ухитрюсь потерять её, столь дорогой ценой спасённую из объятий Дороги и паутины Мастера Обменов.

В общем, никаких авантюр. Заныкаюсь в какой-нибудь отдалённый мир, буду там тихо сидеть, ожидая пробуждения любимой женщины – благо, спать она будет не век…

"Ха! Ты сам-то веришь в то, что думаешь, Рин Бродяга? Особенно если учесть, что у тебя помимо возлюбленной есть ещё кое-кто близкий".

"Так я ведь и не говорю, что вообще ничего не стану делать!" "Ну-ну, шизофреник ты прогрессирующий".

"Я не шизофреник. Я многогранная личность, вот!" "Не вижу большой разницы".

"Неужели?" "А в чём заключается разница между шизофренией и "многогранностью"? А?" "Да это же просто, как семью девятнадцать. Не надо путать болезнь и тонкую, но при этом хорошо контролируемую душевную организацию".

"Рин Бродяга отличается тонкой душевностью… х-ха!" "А что такого? Интеллигент я или где?" "Или в чём почём плечом. Ну-ка, дурень тонко контролируемый, быстро вник в ситуацию и провёл коррекцию точки выхода!" "Упс…" "Настоящий термоядерный упс будет, если я всё-таки влечу в Зунгрен! А ну арбайтен всеми ложноножками, ошибочно принимаемыми за извилины!" "Я сейчас не в настоящем теле, а в своём отражении. У него нет извилин…" "Арбайтен! Шнелль, катценшайзе думмкопф!!!" И я заработал.

Основная прелесть Дороги Сна как средства быстрого перемещения состоит в том, что по отношению к Пестроте она не имеет определённого положения в пространстве. Можно указать, каково относительное расположение миров Сущего, но Дорога скрывается в складках и тенях бытия, прячется за потенциальным барьером нереальности – везде и нигде одновременно. Это, кстати, ещё один милый парадокс нашей сумасшедшей вселенной: для находящегося на Дороге нереальна Пестрота, для находящегося в Пестроте всё строго наоборот. И это притом, что две эти грани мироздания составляют целое высшего порядка.

Впрочем, Спящий со всей этой философией. Суть же в том, что для изменения координат при выходе с Дороги Сна нужны совсем незначительные вариации "импульса", "угла атаки" и "взаимной вязкости". Всё (по крайней мере, для меня) опять-таки упирается в систему описаний и отношений. Так что оказаться в другом Лепестке можно, всего лишь сделав лишний шаг. Конечно, если предварительно выбрать такую калибровку перемещения, чтобы подобное стало возможным. А что забавнее всего, так это то, что тасовать реальности и миры самой Дороги для меня на порядок сложнее, чем попасть из неё в нужное место Пестроты.

В общем, когда я сошёл в выбранный мир, то оказался в ночном лесу. Секунда на то, чтобы сориентироваться на местности; ещё секунда (внешнего, а не субъективного времени) ушла на ускоренную адаптацию моей оболочки-отражения к локальным магическим особенностям.

При минимальном желании я мог бы сойти за элементаля воды. Или за вихрь ничего не освещающего света, или облако тумана, или за какую-нибудь химеру. Но после переменчивого буйства Дороги я предпочёл как можно точнее воссоздать человеческий облик. Вплоть до имитации витальных слоёв ауры… далеко не идеальной имитации, надо сказать, ведь биомагия по-прежнему оставалась одним из моих слабых мест. Впрочем, броня Мрачного Скафа и другие постоянные заклятия, которые я тоже модифицировал, должны были сгладить большинство мелких и не очень шероховатостей.

Кто удивится, если защитные чары несколько искажают укрытый ими объект?

Вот именно.

Спрятав от посторонних взглядов Голодную Плеть и Зеркало Ночи (вызвать их из моей личной карманной реальности – дело доли мгновения), я большими, но почти беззвучными прыжками устремился в направлении ближайшего жилья. Схетта продолжала спать: от такой ерунды в её состоянии не просыпаются… впрочем, даже если бы она спала обычным сном, то вряд ли я потревожил бы её. Бег мой отличался не только быстротой, но и плавностью… поскольку длину ног моего отражения, пока никто не видит, я мог сделать переменной величиной.

Прекрасна старая пуща в те заповедные часы, когда Око Справедливости уходит за край мира, чтобы нести свет на его изнанку, а на многозвёздное небо восходят Око Милости и Око Тайны. В такие часы должно брать в руки серп – тот, что выточен из ребра Ступающей Мягко – и, произнеся надлежащие слова, идти на поляну Сухого Великана. Там рождает земля самые высокие и сочные побеги остроцвета. При усердии и удаче можно набрать больше половины большой корзины, а при большой удаче – найти и успеть выкопать деревянной лопаткой чёрный корень цветка, именуемого Звездой Мрака.

Увы, но как ни манили Ильноу за порог младшие Очи, идти за остроцветом он не смел. У его опасной соседки, Ступающей Мягко – не той, из ребра которой был выточен серп, а внучатой племянницы – некоторое время назад народился новый выводок. Ныне соседка Ильноу как раз учила своих круглоухих пятнистых детей правильным охотничьим повадкам.

А так как те ещё не выросли настолько, чтобы отходить далеко от логова, всё живое в окрестностях сидело тихо-тихо, чтобы не стать сперва объектом урока, а потом пищей. У бабушки был с соседкой договор, поэтому в обычное время Ступающая Мягко и Ильноу блюли взаимную вежливость… но во время, когда рождаются новые Ступающие Мягко, и ещё полгода с этого момента сама суть договора меняется.

В общем, Ильноу сидел взаперти и тосковал. До тех пор, пока от размышлений, сколько всего полезного и вкусного можно было бы выменять на большую корзину правильно собранных и правильно подсушенных побегов остроцвета, его не оторвало… нечто. Не звук то был и не запах, не движение и не волнение малых духов. Пожалуй, это вообще не было ощущением – скорее, на редкость ясным и сильным предчувствием.

Втройне удивительной показалась Ильноу его сила из-за того, что волнение коснулось только его души. Старая пуща с её обитателями, от синегорлых цвирров и вплоть до бледных мотыльков, не замечали ничего необычного. От силы предчувствия юношу начало потряхивать, как будто совсем рядом катился на тысяче ног грома ураган из тех, что случаются раз в сто лет…

И – никаких иных признаков беды.

Впрочем, беды ли? Предчувствие, при всей своей силе, не казалось пугающим, как пугает тот же ураган. Однако Ильноу никак не мог понять, что происходит, и потому всё равно боялся. Взгляд его упал было на стену, где под охотничьим луком висели рогатина и короткий тесак… но тут же вильнул в сторону. Что бы там ни приближалось, а надеяться отбиться от этого простым оружием глупо. Куда глупее, чем встать с голыми руками поперёк тропы, по которой Ступающая Мягко ведёт на охоту свой новый выводок.

А потом предчувствие усилилось до такой степени, что стало почти незаметным. И дверь старой хижины слегка вздрогнула, когда кто-то постучал в неё. Негромко, но уверенно. Словно точно зная: внутри есть, кому открыть.

- Кто? – спросил Ильноу отрывисто. Ответ оказался столь же краток:

- Путники.

Тоскливо взглянув на стену с оружием, юноша встал из-за стола и пошёл открывать. По пути он щёлкнул по свисающему с потолка пустотелому стеклянному шару, окружность которого обвивала цепочка вытравленных рун, и шар налился чуть синеватым светом – немногим более ярким, чем свет полностью открытых младших Очей под ясным небом. Так как Ильноу и без помощи шара неплохо видел окружающее благодаря тем самым Очам, заглядывающим внутрь хижины сквозь забранные решётками небольшие оконца, ничего удивительного, что в приглушённом свете шара Ильноу сумел разглядеть своих гостей во всех деталях.

Было их двое, и оба на первый взгляд казались людьми: кожа и волосы бледные, с лёгким неприятным оттенком красно-розового, глаза слишком маленькие, телосложение – слишком плотное. Однако первым делом обращало на себя внимание облачение мужчины. Когда он уложил крепко спящую женщину на лавку и уверенно, по-хозяйски сел на другую лавку, кладя предплечья на стол и переплетая пальцы, юноша спросил:

- Ты из… м-м… присягнувших дорогам?

Брови гостя взлетели вверх.

- Имеешь в виду, не служу ли я в Попутном патруле?

- Да.

- Не служу.

- Но… прости, если… разве то, что на тебе, не…

- Нет. Это не Текучая Броня. И прежде чем продолжать разговор, давай-ка познакомимся. Меня зовут Рин. Она – Схетта. А ты кто?

- Ильноу.

- Травник?

- Ну… немного. А как…

Рин улыбнулся. Слегка, не показывая зубов.

- Ты живёшь в этой хижине много лет. Один. Унаследовал жильё от более сведущего травника и лекаря. Точнее, травницы, лекарки и немного ведьмы. Скорее всего, она была твоей родственницей… бабушкой, да? О, угадал. Кормишься ты охотой. Но ремесло не совсем забросил – чтобы в этом убедиться, достаточно посмотреть по сторонам. Вон сколько связок разных трав под потолком сохнет. Так что всё просто.

- А ты маг. Сильный… очень сильный.

- Ну-ка, ну-ка! – Рин слегка сощурился. – Что ещё обо мне скажешь?

- Ты родился не в этом мире. Но это угадать легко, люди здесь почти не живут. Ты воин… но это тоже легко определить, потому что мало кто станет носить доспехи, да ещё наверняка не простые, не будучи воином. К тому же я не слышал тебя, пока ты не постучал – значит, умеешь ходить по лесу. И вообще… двигаться. Но ты не из высокородных.

- Как определил?

- Манеры.

- Ах, ну конечно. Ещё?

Ильноу замялся. Бросил взгляд на спящую… Схетта? Да, кажется, так.

- Ты… нет, это может быть неверно…

- Говори вслух, не стесняйся. Мне очень интересен ход твоих мыслей.

- Ну, при тебе не видно оружия, но вряд ли это означает, что ты участвовал в проигранной битве и отступил, спасая жизнь высокородной даме. Главное оружие мага – его разум и опыт, так что у тебя могло и вовсе не быть меча.

- Логично. Меча у меня нет и не было, я обхожусь иными… видами оружия. А почему ты решил, что Схетта – из высокородных?

- Руки. И кожа. И ещё одежда. Это дорогой наряд. Наверно, более дорогой, чем иное платье для балов и празднеств.

- Как определил?

- Так ведь я не только травник, я – охотник. Знаю, как выглядит по-настоящему хорошо выделанная кожа… и чего стоит такая выделка.

- Отлично! – сказал Рин. – Но я не понял, по каким признакам ты определил, что я именно маг – и не просто сильный, а "очень сильный".

Юноша дёрнул левым ухом. И ответил кратко:

- Предчувствие.

Гость погасил улыбку, а потом посмотрел на Ильноу.

Поразительный это был взгляд! Если бы даже не было предчувствия, этих кратких мгновений, когда огромные зелёные глаза попали в плен других глаз – почерневших, властных, затягивающих – хватило бы, чтобы понять, какого рода разумный заглянул в старую хижину. Мир вокруг юноши сперва расплылся, а потом вдруг стал каким-то прозрачно резким. Огромным, зыбко сложным, глубоким и непостижимым. Мгновения растянулись, сверкая, словно капли росы на паутине в сиянии Ока Справедливости. И каждое мгновение было отдельным миром, и отражало в себе мир, и хранило отблески соседних мгновений… мягкая истома легла на плечи, тело стало далёким и непослушным…

А потом Рин отпустил Ильноу, и всё закончилось.

- Однако, – пробормотал гость, – до чего странно-то, а? Какой эффект… интересный. Хм. Слушай, парень, ты ведь хорошо знаешь окрестности?

Ильноу согласно шевельнул ушами. Уверенности в том, что у него после всего получится сказать хотя бы простое "да", он не питал.

- Раз так, не проводишь ли ты нас со Схеттой до какого-нибудь города? Проводишь? Вот и славно. Собирайся, поведёшь кратчайшей дорогой.

Юноша так удивился, что у него вновь прорезался голос.

- Что, прямо сейчас?

- Ну. А зачем откладывать? Ты бодр и свеж, я тоже не мечтаю о долгом и глубоком сне, погода стоит – лучше не придумаешь… или есть какие-то причины сидеть дома?

- Соседка. У Ступающей Мягко сейчас…

- А, ночная хищница? Не бойся, это не проблема.

- Я бы не хотел, чтобы моя соседка…

Но Рин опять не дослушал.

- Не бойся, – повторил он. – Я же не дикарь какой и не варвар, любые проблемы решающий силой. Что я, не уговорю твою Ступающую Мягко поискать другой добычи без метания молний и членовредительств? Давай, собирайся.

Этот парень, Ильноу, изрядно меня заинтересовал. Когда я попытался разобраться с его "предчувствием" и с этой целью устроил вместо обычного чтения мыслей глубокое сканирование через Предвечную Ночь… гм. Я даже затрудняюсь описать эффект. Разве что метафорой.

Представьте себе, что вы сидите в детской песочнице и, например, кого-нибудь ждёте. Учитывая спящую Схетту… ну да. Свою сердечную подругу ждёте, вот кого. А поскольку времени, назначенного для свидания, ждать ещё довольно долго, вы от нечего делать ковыряете песок тут же подобранным прутиком. И ковырнув в очередной раз, выковыриваете на поверхность царский золотой червонец. Да, именно вот так внезапно. Причём если с аверсом всё понятно, то на реверсе вместо ожидаемого герба Российской Империи обнаруживается ваша собственная физиономия анфас. Или в профиль, это уже не суть как важно.

Офигительно, не правда ли?

Вот и я немножко так офигел. Или даже не немножко.

Однако с глубоким сканированием имелась одна проблема немалого размера. И размер ещё ладно, хуже, что природа её имела характер философский. Я с ней уже сталкивался, хотя не в таком разрезе, конечно. Проблема носила имя "О влиянии наблюдателя на наблюдаемый объект". Когда я учинял глубокое сканирование тому же Мифрилу, этим самым влиянием вполне можно было пренебречь. Примерно как выветриванием гранитной скалы от человеческого дыхания. Полагаю, даже более-менее сильному ординарному магу от моего сканирования не было бы ни жарко, ни холодно. Всё же сканирование – не зондаж и уж тем более не ментальный удар, оно всего лишь снимает данные с фокусного объекта. М-да… всего лишь.

Тут-то и начинаются сложности.

Ильноу не являлся ординарным магом. Он являлся ординарным тианцем. Конечно, искра магии в нём имелась, но назвать её развитой не поворачивался язык. Бывает Дар, какой у одного на миллион. Бывает – какой у одного на тысячу. У нового моего знакомого травника-охотника был Дар по своей силе из тех, что встречается у восьмерых в каждом десятке.

Так что со сканированием вполне могло получиться, как в старом пародийном анекдоте. "Как-то раз шесть слепых слонов задались вопросом, на что похожи люди. Один из них пощупал человека ногой и сообщил, что человек похож на блин. Другие слоны тоже пощупали человека и согласились с первым".

В переводе: я мог увидеть не то, чем тианец является на деле, а смесь того, чем он может быть и того, что я хотел, ожидал или даже боялся в нём увидеть… с некоторыми вариациями. Я хотел узнать, на что похоже чужое предчувствие? Хотел. А получил взгляд на собственные предчувствия в кривом зеркале чужой души. Ну, на самом деле не таком уж кривом, но что искажённом – это сто процентов.

Новое сканирование вопрос прояснить не могло. Скорее, оно должно было запутать его окончательно. Дополнительное воздействие на объект наблюдения, ага.

Ну, я и решил, что для выяснения истинной погрешности наблюдения мне нужна база данных с эталонными замерами. Говоря проще, если я учиню аналогичное сканирование десятку других тианцев, то уже смогу более-менее обоснованно судить, действительно в Ильноу есть нечто необычное или я попросту страдаю дурью. Последнее, кстати говоря, было бы итогом логичным аж до зубной боли, но крайне паршивым. Если я могу так изменять разумных, просто пристально всмотревшись в их сознание… м-да. Мамонт-мутант в посудной лавке, вот кем меня стоит называть при подобном раскладе.

"Я сам таков, что не всякой бездне под силу в меня смотреть…" Ладно. Проехали. Другая цитата подойдёт к ситуации значительно больше:

"И пошли они до городу Парижу". …вообще-то населённый пункт, куда меня собрался проводить зеленокожий вьюнош, носил звучное имя Кьямди. Никаких парижей в Силайхе (или, с мяукающим местным акцентом, Силау) проектом не предусматривалось. Насколько я помнил, в реестре Попутного патруля этот мир считался тихим захолустьем. Населён процентов на девяносто пять тиан-вирн; лишь на северных островах обитали какие-то соппах (информация о которых стремилась к нулю, поскольку жили они примерно тем же укладом, что эвенки или какие другие мари – и мало кого интересовали даже в качестве героев анекдотов). Количество остальных разумных видов, как выразился бы химик, – следы. То есть в крупных городах и на торговых маршрутах (не слишком обильных) тут встретить можно самых разных существ, но в Силайхе они, за редким исключением, не задерживаются.

Нечего им тут особо делать. Захолустье, оно и в Пестроте захолустье.

Местных тианцев такое положение вещей вполне устраивало. Жили они довольно неплохо, но замкнуто. Вертикаль власти у них формировалась за счёт родовых структур. То есть были тианцы высокородные – как правило, сплошь обладатели наследственной магии, приобщённые к хитрым секретам заклинательного искусства. Были тианцы низкорождённые, вроде Ильноу.

А ещё наличествовали немногочисленные изгои, по разным, чаще неприятным причинам лишённые принадлежности к роду. Как правило, эти лишенцы несли печать презрительной жалости со стороны большинства, но жить им особо не мешали. Исключения из этого правила – настоящие преступники и мерзавцы – лишены были не только рода, но и самого права на жизнь, поэтому своим видом Очи небесные оскорбляли не долго. О чём мог и более того – обязан был позаботиться всякий честный тианец.

Что касается горизонтали власти, то здесь тоже никто колеса не изобрёл: правили бал корпорации, то бишь торгово-промышленные союзы, они же попросту гильдии: объединения по профессионально-территориальному признаку. Ну, с этим тоже более-менее ясно: где-то хранят традиции тончайшей резьбы по дереву, где-то знатно расписывают керамику, где-то ловят и хитро маринуют обалденно вкусную рыбу, а где-то в большой силе, скажем, мастера-стеклодувы, алхимики или кожевенники. Последние обосновались, среди прочего ремесленного люда, в том самом Кьямди, куда мы направлялись. Так что, сообщая, что в выделке кожи и пошиве из оной одежды кое-что понимает, Ильноу не сильно преувеличивал. На ярмарках бывал, плоды местного haute couture хоть и не покупал, но вблизи рассматривал.

Ещё имелась в Силайхе власть духовная. Но представители духовенства особо из рядов не высовывались и на свой кус светской власти не претендовали. Претендующие нарушали тем самым волю богов, а божественные к нарушениям своей воли относятся без снисхождения. Если нарушают проводники их воли в Пестроте – особенно. Тут, конечно, много зависит от того, каких именно богов и в каких ипостасях почитают. Тианцы Силайха ставили выше прочих воплощённые в светилах Справедливость, Милость и Тайну, а у персонифицированных абстракций с такими главенствующими атрибутами характер совсем не тот, что у имперостроителя-Шимо… подхвостье скунса ему на лоб и причинное место макаки на затылок.

К чему это я?

Да, собственно, к тому, что с моей колокольни не очень-то тианцы, то бишь тиан-вирн, если использовать их самоназвание, отличаются от людей. Как изящно выразился благородный дон Румата в беседе с доном Рипатом, "с высоты моего происхождения не видно никакой разницы даже между королем и вами". Ну, внутривидовая эмпатия, ну, кожа зелёная, что там ещё? Ночное зрение, какому и кошка позавидует, острые подвижные уши? Иные генетика и биохимия?

Мелочи, сущие мелочи. Самым существенным для меня моментом было отличие языков… и вытекающая из этого отличия разница в мышлении. В своё время я перечитал немало фантастики, так вот: если зеленокожие нелюди имели место в каждой третьей фэнтезийной книге, если не того чаще, то о разумных, в чьём языке были сотни модальных операторов, я видел упоминание только в одной. Причём это, что характерно, была одна из лучших книг…

Практически всю жизнь Ильноу прожил в лесу. Он редко общался с себе подобными, почти не имел магического дара, как я уже заметил, и не отличался широким кругозором. Однако его сознание отличалось гораздо большей гибкостью, чем у подавляющего большинства людей. Потому что думал он на языке, который позволял выразить любую идею и описать любое действие сотнями способов, – языке, на котором простая команда "сходи за водой", сохраняя основной смысл, видоизменялась так, что суфийские притчи казались в сравнении с ней эталоном простоты и ясности. Существенно большей многозначностью из мне известных наречий обладал только язык хилла. А это, сами понимаете, показатель.

Как известно, у эскимосов существует что-то около полусотни слов, переводимых на языки живущих южнее народов как "снег". Так вот: Ильноу без труда мог сказать полторы сотни слов, для него (и для меня) существенно различающиеся своим смысловым наполнением – и все эти слова пришлось бы перевести на торговый-прим третьей линейки как "мысль". При этом наблюдался своеобразный парадокс: хотя словарь торгового-прим был толще во много раз, для любого из общеупотребительных слов в тианском можно было отыскать десятки, а чаще сотни уточнений. То есть малое оказывалось настолько шире и глубже большого, что это большое можно было в малое положить целиком – и при этом в малом осталось бы ещё много свободного места.

Язык. Язык – и созданное этим языком мышление: утончённое, парадоксальное, трудное в постижении. Вот что во всех тианцах вообще и в Ильноу в частности являлось по-настоящему нечеловеческим… хотя всё-таки не столь нечеловеческим, как у родственников Лады.

У тех-то непременными составляющими истинно полных высказываний являлись, помимо жестов и ментально-эмоциональных паттернов, динамические визуальные глифы на одежде (и фасон этой самой одежды), контролируемые и когда формализованные, а когда и неформальные изменения "внешних" энергооболочек, даже – в особо жестоких случаях – объекты и процессы окружающего мира. Люди, конечно, тоже знают, что признание в любви может прозвучать совершенно по-разному в грозовую полночь и в послеполуденную летнюю истому, в грязном полуподвале и на вершине холма, поросшего метёлками степных трав. Но хилла-то такие вещи не просто смутно ощущают, а сознательно используют! Отражая в своей речи!

А, что уж там…

Всё во вселенной относительно: если тианцы из-за своего наречия отдалялись от людей и им подобных разумных, то язык хилла уподоблял владеющих им властительным риллу. Частично, конечно, только частично – и тем не менее. …гм. Что-то я совсем уж далеко отклонился. Пора вернуться к сути.

Юноша уже бывал в Кьямди – но, конечно же, не в такой компании. Массивный и рослый, как все люди, кажущийся ещё больше из-за сложно сочленённых, не из простого материала сделанных доспехов, Рин шагал по улицам бесшумно, невозмутимо и быстро. Так же невозмутимо и быстро, как всю предыдущую дорогу. Понятие усталости ему словно вообще не было ведомо. Никак не желающая очнуться Схетта (весившая, между прочим, побольше самого Ильноу) в его руках казалась не тяжелее пушинки. В этом юноша видел одно из проявлений необычных талантов мага: простой смертный попросту не смог бы идти с таким грузом без устали многие часы. А ведь Рин не только задавал темп, даже для бывалого ходока Ильноу напряжённый, – он ещё и караулил, пока проводник готовил еду или спал…

Словно Схетта спала за них обоих.

На втором привале, когда юноша, переборов сомнения, спросил, не проклята ли женщина, Рин лишь бледно улыбнулся.

- Это не проклятие, не болезнь и не что-либо иное в том же роде. Просто её душа, разум и магия сейчас нужнее в ином… месте.

- Так она тоже маг?

- Да. И не из слабых. Полагаю, что в час, когда она проснётся…

Ильноу не дождался окончания фразы, но так и не решился спросить, что случится в тот час.

За всё время их знакомства (не такое уж долгое, но и не совсем короткое) Рин не начертил ни единой магической фигуры, не продекламировал ни одного заклятья, не сделал ни единого жеста, исполненного колдовской власти. Ступающая Мягко со всем своим выводком ушла с их пути, как будто поняла ровное риново: "Позволь нам пройти, красавица". И бивачный костёр юноше приходилось зажигать самому, при помощи огнекамня, а потом подбрасывать в пламя самый обычный сухой валежник, чтобы не погасло.

Однако то самое нечто, благодаря которому Ильноу предчувствовал появление мага, позволяло догадываться на грани уверенности: какая-то неявная магия сопровождает Рина постоянно… и порой сгущается так, что рядом с ним становится тяжело дышать.

Что это за магия – благая или наоборот? На кого или на что она направлена? Откуда пришёл человек, повелевающий ею? К чему он стремится?

Всего этого Ильноу не знал, но спросить робел. После того самого колдовского взгляда в хижине Рин заметно изменил своё отношение к юноше. Словно отдалился, став более строгим и замкнутым. Это очень мало походило на утончённую отстранённость высокородного или резкую властность воина. Тем более не походило это на молитвенную сосредоточенность священника или вдохновенное напряжение поэта, воображение которого захвачено в плен потоком причудливых образов. Рин очень даже пристально следил за всем вокруг… вот только к нему вполне можно было применить его собственные слова: душа, разум и магия этого человека словно по большей части обретались очень и очень далеко от тела…

Меж тем маг, ничего и ни у кого не спрашивая, уверенным шагом старожила донёс Схетту до заведения почтенного Ольфери и вошёл туда. Ильноу поколебался было, но всё же последовал за ним. Что с того, что заведение было самым дорогим из всех, какие были известны юноше, а останавливались там только высокородные да самые богатые из торговцев? За погляд, известно, колец не берут. Хотя войти через главный вход, как Рин… в этом есть намёк на непочтительность. -…пытаетесь мне соврать? – от порога услышал Ильноу и удивился: обычно маг разговаривал совсем иным тоном. – Сейчас у вас совершенно свободны вторая и пятая комнаты в пристройке, а сверх того занят только один из дорогих номеров второго этажа. Наверху мы и поселимся. Я с подопечной в том номере, что с окнами на восход, а мой проводник – да, вот этот юноша, он со мной, – в соседнем. И не спорьте! Я остановлюсь в вашем трактире всё равно, но чем больше вы будете спорить, Ольфери, тем меньше окажется ваша прибыль.

Хозяин поклонился – привычно, однако с таким видом, словно у него болела спина. И, распрямившись, прищёлкнул пальцами. Рин, однако, отреагировал раньше всех:

- Благодарю, но мы обойдёмся без сопровождения младшего поварёнка. Ильноу, за мной.

- А плата?!

- Сперва я взгляну, за что мне предстоит заплатить.

Юноша повиновался, с трудом поспевая за размашистым шагом мага. Ольфери волей-неволей пришлось проводить гостей самому.

Номер, выбранный Рином, оказался роскошен. По-настоящему. Латы мага среди этой роскоши смотрелись неуместно, дорогой наряд Схетты уже не казался таким уж дорогим, а сам Ильноу, как подумал юноша, даже за прислугу не сошёл бы. К его удивлению, маг не потрудился скрыть разочарование.

- Так-так. Водопровода нет, хорошо уже то, что отдельная комната для умывания имеется. Чар постоянных и полупостоянных нет, кроме магических светильников; отопление примитивное, печное. Окна маленькие, потолки низкие, интерьер безвкусный. Сервис здесь, похоже, тоже не блещет. Ну да ладно, бывало хуже. Держите, Ольфери.

Хозяин машинально поймал брошенное – и замер.

- Что… что это?

- Извините, денег этого мира у меня при себе нет. А бриллиант, который вы держите, хоть и не слишком велик, может быть продан за малую связку золотых колец. Или вам мало?

Похоже, до Ольфери только сейчас, после упоминания "денег этого мира", дошло, с кем он имеет дело. Ильноу даже пожалел беднягу.

- Ступайте, нелюбезный хозяин, – приказал Рин. – Лучший, он же единственный, ювелир Кьямди держит лавку в доме через квартал на юго-восток отсюда. Ну да вы должны знать.

Более не обращая внимания на попятившегося прочь хозяина, маг зашел в спальную комнату, вернулся уже без Схетты и, сев за стол у окна, заметил:

- Не одобряешь. Но не одобряешь по инерции. А если подумать?

- Ты хочешь сказать, что если бы почтенный Ольфери не попытался завернуть тебя…

- Да причём тут это? Хотя отчасти ты прав. Вот кстати, сравни, как я говорил с ним и как говорю с тобой. На выводы не наталкивает?

Ильноу задумался, припоминая… и чуть не ахнул. С самого начала Рин говорил с ним, как с равным, не используя модальностей почтенияуважения, – но при этом каким-то образом разговор равных оказывался полон уважения в своей основе, в сути своей. Тогда как Ольфери Рин называл на "вы" и соблюдал все формальности так, что большего не мог бы потребовать от мага даже высокородный… но суть его фраз оказывалась такова, словно маг распекал нерадивого слугу. Без настоящего гнева, со снисходительным презрением.

- Вижу, кое-что ты понял. При прочих равных я отзеркаливаю… применяю так называемый принцип зеркала. Ты был со мною прост и искренен, хозяин – непочтителен и спесив. Поэтому я воздал вам обоим теми кольцами, какие вы заслужили. Хотя это тоже лишь часть правды.

- Часть?

- Подумай, что именно я не договорил. Размышления полезны… особенно в твои годы.

Начав практиковать истинную магию времени, я обнаружил множество скрытых и внешне парадоксальных закономерностей. Сам обнаружил, кстати: когда я брал у Тенелова уроки, то специально оговорил, чтобы он рассказал мне только о самых основах.

Почему? Ну, во-первых, обезьянничать нехорошо. Прилежный копиист никогда не создаст ничего, чтобы было бы лучше оригинала, – иначе не копиистом был бы он, а творцом. Во-вторых, исследовать и экспериментировать самостоятельно на порядок интереснее, чем рыться в чужом достоянии. Ну и третья причина, пожалуй, самая важная: только наивный новичок, не знающий правил, имеет шанс выйти за пределы этих самых правил. По незнанию.

Как там говорил герой, обсуждая, не лучше ли ему получить в качестве помощников мастеров с маленькой буквы, а не учеников и подмастерьев? "Мне нет нужды в людях, которым ведомы пределы возможного"?

Да.

Основы магии времени действительно довольно просты. Их хватает, к примеру, на создание простого темпока – темпорального кокона – замыкающего в границах заданной области практически любое взаимодействие в этакое кольцо. (Абсолютной замкнутости темпок не даёт, ибо абсолют недостижим, но как приближение к идеалу это заклятие хорошо). Также основ магии времени хватает на относительное ускорение либо замедление хода событий. Это работает примерно так же, как чары скорости в доменах Хуммедо. Только ограничений у обновлённых чар меньше, потому что теперь я пользуюсь более фундаментальной – и личной, а не заёмной – магией. Просмотр теней вероятности тоже некоторым боком примыкает к магии времени. Кроме того, этот просмотр, как ни странно, суть одно из проявлений элементарной магии. Или сил, изучаемых квантовой физикой, если воспользоваться более "научной" терминологией.

Да. Основы просты. Но на этой основе можно сделать столько разного, что голова кругом.

Кстати, о просмотре теней вероятности. С одной стороны, можно решить, что это страшно удобно: не надо действовать, чтобы узнать последствия, не надо задавать вопрос, чтобы узнать ответ, не надо ставить опыт, чтобы получить результат. Так?

В целом, так… да не совсем. Хотя мыслимых теней будущего неопределённо много, настоящее всё же остаётся единично-устойчивым. Миг по имени "сейчас" сокращает волновую функцию реальности до одного-единственного набора значений. Того, вероятность которого (для наблюдателя из точки здесь-сейчас) стремится к единице. Поэтому в играх с просмотром будущего работает строгое правило: ты можешь знать ответ на не заданный вопрос, но не можешь превратить этот ответ в следующий вопрос. Если не задашь его в реальности, конечно.

Предполагаю, хотя точно знать и не могу – по уже указанной причине, – что для Видящих данное ограничение может быть не столь жёстким. Ум, способный увидеть даже ничтожно малые вероятностные тени настоящего момента, а не только варианты развития этого момента в будущем, может вообще не замечать запрета на полное знание состояний мира. Но я-то маг, а отнюдь не Видящий. Ограничение моих возможностей узнавать оплачено – и оплачено строго симметрично – возможностью воздействовать. Тоже, разумеется, не безграничной.

Предел в этой области лучше всего рассмотреть на примере ускорения относительного, личного времени. По мере роста индекса разгона затраты на ускорение растут экспоненциально, и на преодоление порога связности, то есть классическое путешествие во времени, теоретически нужна бесконечно большая Сила. Таким образом, я могу растягивать или сжимать паутину причин и следствий, но порвать её мне не по силам.

Что, несомненно, к лучшему.

Тут самое время вспомнить, что хранитель Колодца всё же отправил меня в прошлое, успешно обойдясь минимальными тратами… да уж, минимальными: в сравнении с тратой бесконечно большой Силы всё, что поменьше, будет казаться ничтожным. Как ему это удалось? Да очень просто: он действовал вне ограничений той магии, которая мне известна, пользовался законами более общего характера.

Возвращаясь к проблемам магии времени. Могу смело заявить, что путешествие в обществе Ильноу стало весьма плодотворным периодом. Само собой, я мог ускорить прибытие в Кьямди, и ускорить значительно. Пользуясь усовершенствованным переходом в Межсущее, я мог вплотную приблизиться к эффекту телепортации – то есть преодолевать значительные расстояния за срок, стремящийся к минимуму… и этот срок можно сокращать ещё сильнее, если применять чары скорости. Но спешить мне было особенно некуда, что я знал, хотя и с достоверностью менее ста процентов, благодаря изучению вариантов вероятного будущего, – а во-вторых, в случае быстрого перемещения я потерял бы время, которое мог посвятить интенсивным экспериментам.

Мысленным.

К тому же мне требовалось некоторое количество реального времени, чтобы присмотреться к юному тианцу. Если бы наш пеший марш остался всего лишь нереализованной вероятностью, тенью случившегося, я смог бы сформулировать ряд вопросов, касающихся него, и получить ответы… но не те ответы, которые хотел бы получить. Если совсем уж упростить, то лишь при условии совместного путешествия я мог прочесть книги библиотеки, от которых в противном случае мне достались бы только заглавия и имена авторов, вытисненные на корешках.

К моменту, когда мы достигли Кьямди, я уже сформировал мнение и принял решение. Всё, что мне оставалось – должным образом это решение прожить… воплотить… реализовать, короче.

Тени вероятностей не сулили мне неожиданностей на пути к избранной цели.

Правда, по самой природе этой магии (или, иначе, способности) я не мог видеть ВСЕ тени. В принципе. Да что там я, сирый, если весь вероятностный спектр недоступен ни Видящим, ни даже риллу! Бесконечное знание – не для конечных разумных, как бы велики и могучи они ни были. Так что всегда, при самом частом и детальном изучении возможного будущего, оставалась вероятность неких непредвиденных сюрпризов. Но вероятность довольно малая, из тех, какими не грех пренебречь.

"Что именно он не договорил… ха!" Ильноу украдкой разглядывал Рина, остановившегося посреди комнаты и при этом плотно сомкнувшего веки. Глазные яблоки Рина совершали нерегулярные движения в разные стороны, словно маг разглядывал какие-то видимые ему одному картины; из-за этого он сильно напоминал спящего, ухитрившегося уснуть стоя. Причин подобного поведения Ильноу не знал, и почему надо было впадать в транс именно в данный момент, понятия не имел.

Маг! То есть – живая загадка.

Причём заявить, будто он чего-то там ему, Ильноу, не договаривает… да он просто ничего не объясняет и творит всё, что в голову взбредёт! Какие уж тут объяснения? Для того, чтобы делать какие-то выводы, надо иметь опору в исходных посылках. В проверенных – или хоть предполагаемых – фактах. А Рин отвечать на вопросы, мягко говоря, не торопился.

С другой стороны, Ильноу не торопился просить ответы. Что, если маг искренне полагает ненужным отвечать, если его ни о чём не спрашивают вслух? А робкие недоумевающие взгляды привык попросту игнорировать. Как и мысленные вопросы. Только прямые ответы на прямые вопросы, – озвученные! – и никак иначе. Если припомнить, Рин действительно ни разу не оставил Ильноу без ответов и даже ни разу не объявил, что на такой-то вопрос отвечать не станет…

Вот только преодолевать в его присутствии ту самую треклятую робость юноша так и не научился. Несмотря на проявленную магом снисходительность.

Один из столпов, на которых стояло мировоззрение Ильноу, заключался в том, что разумные существа не равны друг другу. Просто не могут быть равными. И если таких, как он сам, великое множество и ничего выдающегося в нём нет, то есть и меньшинство, с которого совсем, совсем иной спрос. В понимании Ильноу маги стояли на той же ступеньке, что духовенство или высокородные. Существа избранные, не ему чета. И Рин, учитывая масштаб его Силы, должен был стоять выше даже большинства магов.

Его Сила не проявляется явно? Ну и что? Если уж он сосредоточен на чём-то далёком и непонятном, это, скорее, говорит в его пользу. Если бы он принялся доказывать перед Ильноу своё превосходство и демонстрировать магические трюки, рассчитанные на почтительное изумление непосвящённых, юноша, скорее, в момент спустил бы его с воображаемого пьедестала. Только настоящая сила и настоящее знание не нуждаются в ежеминутных подтверждениях.

И всё-таки, на что мог намекать Рин во всей этой истории с Ольфери?

Неужели как раз на то, что статус – понятие относительное и переменчивое? Скажем, для Ильноу и других низкорождённых хозяин – почтенный, богатый и, на свою беду, слишком задающийся тианец. А для Рина – не более чем напыщенный без особых на то причин содержатель провинциального трактира, подобных которому он встречал десятками и общение с которыми магу давно опостылело хуже полынного настоя.

Похоже на правду? Вполне.

А ещё это его "отзеркаливание"… хм, хм… маги славятся умением определять искренность тех, с кем общаются, моментально и фактически инстинктивно. Полезная способность? Да, конечно… но и не всегда удобная. Им редко бывает по душе общение с лицемерами, обманщиками и корыстолюбцами, – короче, со всеми, кто так или иначе уклоняется от искренней прямоты, к тому же преследуя не больно благовидные цели. Ильноу ничего от мага не надо, даже соблюдения неких правил приличия, и это может оказаться большим плюсом. Не в том ли кроется секрет столь простого и вольного обращения, что с Ильноу ему не нужно притворяться?

Внезапно Рин открыл глаза, повертел головой и объявил:

- Ну, пошли, пожуём чего-нибудь вкусного. Ты есть хочешь?

- Да.

- Тогда будем надеяться, что кормят у Ольфери не так, как встречают клиентов.

Лесной костёр, замаскированный не без выдумки: широкие и густые лапы хвойных исполинов процеживают легчайший дымок, рассеивая его, а само ложе костра располагается в естественной выемке и малозаметно. Впрочем, дыма практически нет: от прогоревших дров сейчас остались одни угли, переливающиеся тусклым жаром. Те же лапы, что процеживают дым, служат защитой от сыплющейся с неба тонкой холодной мороси. Мерзоватая погода, да уж…

У костра спасаются от сырости двое. Первый – рослый, могучий блондин с пронзительно голубыми глазами, зрачки которых в данный момент расширены чуть сильнее, чем можно назвать нормальным. Второй – тоже человек или очень похожий на человека, кутающийся в тёплый плащ несколько не по размеру. Впрочем, плащ не в силах скрыть, что этот второй не высок и сложен отнюдь не атлетически. Колобок, да и только.

Третьим вокруг костра плавает, поворачиваясь вокруг оси, автономный Страж. Но "умное" заклятье не настолько умно, чтобы считать его третьим всерьёз. В мысленной беседе пары путников Страж участия не принимает, да и принять не может.

"Я обнаружил странную… аномалию".

Зрачки блондина слегка сужаются. По его мысленному "тону" легко определить, что он рад отвлечься от своих занятий, каковы бы они ни были, и побеседовать:

"Какого рода? И насколько странную?" "Мне сложно сравнить это с чем-либо привычным. Могу лишь беспомощно констатировать факт: раньше я с таким не сталкивался".

"И всё-таки ты как-то выделил эту… аномалию из фона. Как? Почему?" "Если представить всё сущее как сеть, сплетённую из множества больших и малых узлов, риллу предстанут столбами, на которых она висит. Столбы практически неподвижны и тем самым удерживают в неподвижности сеть, которую в противном случае гораздо сильнее трепало бы ветрами изменений. Порой, очень редко, здешние риллу слегка шевелятся, отчего по сети тоже расходятся волны тонких натяжений. Но обычно всё быстро успокаивается и возвращается к прежнему относительному покою. Тут надо заметить, что влияние ветров вероятности сказывается в основном на шевелениях в направлении, "перпендикулярном" плоскости сети. Движения в этой самой плоскости риллу контролируют очень плотно…" "А что боги?" "Боги на всю эту тонкую механику влияют извне. Влияние их сводится к колебаниям в том же относительно свободном направлении, в котором действуют ветра случайных изменений, и в итоге действия богов быстро нивелируются "столбами", то есть риллу. Проще говоря, боги и им подобные сущности играют роль дополнительного случайного фактора, не более".

"А что аномалия?" "К этому перехожу. Аномалия… представь себе блуждающий узел сети, имеющий паруса. Нет, даже не так. У этого узла нет парусов, у него есть карманный ветер".

"Высший маг?" "По масштабам – вполне возможно. А вот по характеру влияния… видишь ли, этот самый узел меняет ещё и натяжение нитей в плоскости сети. Узурпирует права риллу, пусть и в очень ограниченном масштабе. Высшие маги обычно выглядят как очень массивные узлы, слабо зависящие от ветра вероятностей и от манипулирующих сетью "подёргиваний" риллу. Они малоподвижны, но при этом довольно предсказуемы. А вот аномалия…" "Понятно. Хотя на самом деле, конечно, ничего не понятно. Что-то ещё можешь сказать об этой самой аномалии? Нет?" "Могу. И это самое странное из всего, что я могу сообщить".

"Не томи!" "По некоторым вторичным признакам, к аномалии имеет отношение Рин".

"Опа! А почему ты думаешь, что Рин только "имеет отношение", а не…" "Потому что твой друг – фигура не того масштаба".

"Ты так уверен в этом… а что там насчёт долговременных прогнозов поведения аномалии? Откуда она взялась и куда направляется?" Пауза.

"В этом и заключается одна из странностей. Аномалия возникла внезапно, неизвестно откуда. Вот была обычная сеть, а вот – раз! – и по ней уже переползает новый, массивный, ни на что не похожий узел-манипулятор. А спрогнозировать его поведение в перспективе… Я не готов к глубокому взгляду: ни место, ни время не подходят. К тому же при этом сильно возрастает шанс раскрыться и быть обнаруженным риллу. Не хочу так рисковать ради простого любопытства".

"Ясно. Но…" "Да, конечно. Как только узнаю что-то новое, сразу сообщу".

За постой я заплатил созданным прямо на месте бриллиантом. И то был камень, который, при всей своей заурядности, достоин отдельного рассказа. Краткого.

Когда я убил Фартожа Лахсотила, моей наградой, полученной от самого Фартожа, стали готовые волновые рисунки – целая библиотека их, более двух миллионов, насколько я мог судить по оглавлению. Частью моей награды стала также библиотека "готовых" заклятий, что попроще (в понимании древнего; по моим меркам эти заклятья отличались чем угодно, кроме простоты). Плюс базы данных по истории нескольких миров с персоналиями, сотни тысяч единиц трудов по магии, её теории и практике, и ещё кое-что. Необъятное это богатство для полноценного освоения потребовало бы от меня не одной сотни лет, но кое-чем я мог воспользоваться сходу.

Так вот: бриллиант, отданный мной в качестве платы за постой, принадлежал к числу готовых полезностей. Конечно, я без особого труда мог бы синтезировать кусок кристаллического угля собственными силами, проделав несложные расчёты сам или с помощью Параллели – но куда надёжнее было скопировать существовавший где-то и когда-то мелкий бриллиант с его немного неправильной огранкой и не вполне регулярной, "природной" молекулярной решёткой.

Меньше шансов, что какой-нибудь особо въедливый ювелир почует подделку. Ибо волновые рисунки из библиотеки Фартожа содержали также схемы ауральных отблесков, которые я при создании бриллианта также не поленился скопировать. Тем самым у фальшивого камня появилась подделанная, но предельно достоверная история.

После вручения оплаты мы с Ильноу спустились в общий зал, где заказали и получили обед. Мне еда требовалась преимущественно для конспирации, отражение потребляло львиную долю необходимой ему энергии в иных видах, а вот юноша проявил здоровый молодой аппетит. Если бы нам требовалось только поесть, обед вполне можно было бы заказать в номер, но я преследовал ещё и собственные цели.

Лениво ковыряясь в тарелке, я наблюдал малые завихрения вероятностей, ждал…

И дождался.

В трактир Ольфери, за которым я отказывался признавать право на приставку "почтенный", вошла небольшая толпа тианцев. Большей частью молодых и одетых богато, но не без некоторой небрежности. Бедняга Ильноу при их появлении словно съёжился, а я бросил на вошедших один нарочито равнодушный взгляд и вернулся к своей тарелке.

- И правда, сидит…

- Не патрульный, однозначно. И не богач.

- Ещё и голодранца прикормил…

- Ба! Бледнолицый!

Я с трудом подавил смешок. Не тианец, а прямо-таки европеец, впервые по пересечении Атлантики узревший индейца… нет, действительно смешно! Несмотря даже на то, что я, заглядывая в будущее, уже не раз слышал эту реплику… однако пора реагировать.

- Благосклонности Очей вам, высокородные, – сказал я спокойно, снова поворачиваясь к вошедшим тианцам. – Меня зовут Рин. Если вы имеете ко мне какое-то дело, присаживайтесь.

- За один стол с этим?

- Такое приглашение сойдёт за оскорбление!

Тот самый молодой тианец, который изронил реплику про "бледнолицего", шагнул ко мне и явно вознамерился нанести ответное оскорбление. Но тианец в летах, имеющий ауру не особенно сильного, но весьма искушённого мага, многоопытно опередил его, заметив:

- Уважаемый Рин, надеюсь, вы хорошо сознаёте, что ваше предложение прозвучало, как провокация. Кстати, раз уж вы первым заговорили о делах, позвольте поинтересоваться вашим происхождением и статусом.

Я пожал плечами:

- Боюсь, информация о моём происхождении вам мало что даст…

- Низкородный! – успел-таки процедить выступивший вперёд юнец, принимая позу из разряда "я проглотил очень длинный прямой предмет". Ильноу съёжился ещё сильнее, однако, надо отдать ему должное, исчезнуть с места назревающего конфликта не поспешил. -…потому что родился я далеко от текущего Лепестка. А вот мой статус охарактеризовать достаточно просто: я маг. Если вас интересуют подробности, – посвящённый Предвечной Ночи.

Толпа высокородных на миг онемела от несусветного нахальства. И снова тианец-маг опередил всех окружающих:

- Вас не затруднит доказать это утверждение?

- Не затруднит.

После чего я на пару секунд убрал часть маскировки, деактивировав темпок, а заодно, чтобы не оставить ну вообще никаких сомнений в том, кто есть кто, позволил своим внешним щитам проявиться в плоскости элементарных энергий. Присутствующие, мало-мальски чувствительные к аурам и магическим токам (а высокородные тианцы являлись таковыми все без изъятия), получили лёгкий сенсорный шок – как от неожиданного включения мощного прожектора.

Заодно, слегка изменив режим контакта с Предвечной Ночью, ставшего после известных событий постоянным, я устроил всем присутствующим глубокое сканирование, для Ильноу ставшее повторным. Тем самым я собрал базу данных для сравнения, окончательно подтвердив некоторые предварительные выводы… ну и впечатление произвёл, куда без этого.

Пусть менее остро, чем мой спутник, но каждый из высокородных, не говоря уже о магистре с его тренированным сознанием, ощутил некое малопонятное воздействие, напрочь игнорирующее все их многочисленные ментальные щиты.

Закрепляя эффект, я поинтересовался сразу, как только вернул темпок на место:

- Коль скоро я выполнил ваше требование, почтенный, выполните и вы моё. Я прошу вас представиться… и объяснить, кто такие эти… юнцы.

Тианец не поленился отвесить низкий поклон, одновременно маскируя созданием каких-то защитных чар активацию сигнального амулета.

- Я имею честь служить наперсником второго сына владетеля этого города и окрестностей, светлейшего Ансаи, – жест в сторону юнца, обозвавшего меня "бледнолицым". – Титул мой не высок. Я – магистр Синих Трав, моё имя – Сеуваль.

- Рад знакомству. Вернёмся к предыдущей теме. У вас имеется ко мне какое-либо дело?

На сей раз второй сын владетеля успел первым:

- Уважаемый посвящённый Предвечной Ночи! От лица своего отца, светлейшего Ансаи, я предлагаю вам посетить нашу городскую резиденцию на правах гостя.

- Не интересуюсь.

Высокородные снова застыли, переоценивая ситуацию. Давить на неизвестного и, видимо, достаточно могущественного мага грубой силой никому не хотелось… во всяком случае, магистр Сеуваль, наиболее компетентный в компании недорослей, выступать с претензиями не торопился. А остальные просто боялись нарываться: заезжий маг ведь не только пару кварталов по кирпичику может раскатать, но и, чего доброго, проклясть как-нибудь особо заковыристо…

Я решил помочь находящимся в затруднении тианцам и встал:

- Сейчас я поднимусь в снятый мной номер для… отдыха. Если у кого-либо возникнут ко мне вопросы, пожелания или какие-нибудь дела, сообщаю: до захода солнца я не намерен покидать этот город и это… здание. Засим позвольте откланяться. Ильноу, я буду ждать тебя наверху. Но не спеши, подкрепись как следует.

С этими словами я усилил маскировку, обеспеченную темпоральным коконом, скрыв не только свою Силу вместе с комплексом постоянных заклятий, но и самого себя. Для наблюдателей я исчез физически… но на деле покинуть зал и подняться наверх не поспешил. Следовало проконтролировать ход дальнейших событий. Конечно, пока я разыгрывал из себя независимого да-плевать-мне-на-всё-и-вся мага, Сеуваль вдобавок к посланному сигналу успел сделать краткий телепатический доклад, передав выжимку информации о случившемся "кому следует". Это полностью укладывалось в рамки рассчитанного мной сценария, но…

Сказано: случайности на море неизбежны. Мораль: будь готов к чему угодно.

А на Ильноу у меня появились далеко идущие планы, и оставлять его наедине с тем же Сеувалем за здорово живёшь… нет уж. Контроль, контроль и ещё раз контроль.

"А вот и новости".

"Что случилось?" "Тот самый узел, о котором я сообщал позавчера, обзавёлся… ну, шлейфом. Или не шлейфом, а… нет, не могу определить точнее. Слишком велика неопределённость. И ещё…" "Ну?" "Он переместится. С вероятностью, близкой к единице. Знаешь, куда?" "Дай-ка подумать… так. Я не Видящий, поэтому… не знаю!" "Поменьше язвительности. В точку, где этот узел с вероятностью, близкой к единице, пересечётся с нами. Мы встретимся – лицом к лицу".

"То есть этот самый узел вознамерился явиться прямиком в…" "Именно. И я должен признать свою ошибку".

"Какую именно?" "Я же просил: не язви! Ты знаешь, как редко я ошибаюсь?" "Ну, извини. Просто очень уж забавный у тебя получился… тон".

"Ещё забавнее будет посмотреть на твою реакцию, когда узлы событий переплетутся. А они обязательно переплетутся".

"Каких событий-то?"

"Не скажу".

"Вредина".

"Ты ничуть не лучше, с-сор-ратник!" "Скажи хоть, когда ожидать этого переплетения событий?" "Скоро. Начало – совсем скоро. Конечно, если этот узел-манипулятор не…" Окончание мысли утонуло в хаосе накладывающихся сигналов.

Видящие не могут закрывать свой разум от сканирования менталистами. Но при этом даже самый опытный менталист не имеет шансов понять, что именно скрывает от него Видящий. Тут не то, что сканирование – зондирование не помогает. Маг-менталист, пытающийся раскрыть секреты Видящего, оказывается в положении человека, пытающегося разглядеть один-единственный кадр на киноплёнке, запущенной с тысячекратной скоростью.

Слишком много информации. Никаких шансов.

- Ну и ладно. Раз встреча состоится скоро, подожду. Сюрприз-то хоть будет приятный?

- Да, – второй собеседник тоже перешёл на общение вслух.

- Тогда пусть будет сюрприз. Кстати, как там наш обед?

- Ещё четырнадцать минут… с половиной… и будет готов. Так что если сильно голоден, доставай плошки-ложки. И – жди.

- Не пришлось бы догонять…

- Что?

- Да так, вспомнил одно присловье. Ты лучше за едой следи.

Я – плебей. И плебейство моё неистребимо.

Таким я родился, таким вырос. В этом я укрепился во время испытаний, подбрасываемых судьбой, и таким, очевидно, умру… если вообще когда-нибудь умру, в чём – к моему несказанному удовольствию – есть сомнения.

Разумеется, во мне ни на грош нет почтительного трепета перед вышестоящими. Нет низкопоклонства, карьеризма, угодливости, боязливости и прочих недостатков, связываемых обычно с плебейской подлостью натуры. Кому кланяться магу-одиночке, не имеющему учителя и не состоящему в Гильдии? Кого бояться – неодушевлённых и покорных ему стихийных Сил?

Я прям, прост, неизменно дружелюбен, бесхитростен и доверчив. Только не спрашивайте, как эти качества сочетаются с умением видеть собеседника насквозь, просчитывать чужие характеры и линии поведения при одном беглом взгляде, а также выстраивать в уме сочетания абстракций, по знакомству с которыми дону Рэбе впору было бы счесть себя не интриганом, но безыскусным простофилей. Тут штука в том, что всё моё глубокомыслие без остатка отдано магии, моей главной страсти, моему raison d'etre. В какой мере мне интересны законы природы, ровно в той же мере мне не интересны правила общежития и люди как таковые.

Опять-таки, ради друзей я способен на многое. Для тех немногих, кого я готов назвать роднёй по духу, я могу не только поступиться своими интересами, но даже без особых колебаний рискнуть жизнью. Но наличие друзей и любимой женщины не мешает мне плевать на людей, да и вообще на разумных существ an mass. Слишком уж мы разные, я – и большинство.

Да. Немногих разумных я готов уважать. Но не входящим в число немногих, то есть почти всем, следовало бы порадоваться, что у меня на них нет никаких долгосрочных планов. (За последнее надо сказать спасибо истории моей первой родины, а то по обретении достаточной магической Силы планы по массовому осчастливливанию вполне могли бы и появиться…).

Так вот, я – плебей не потому, что душа моя закоснела в низости и рабстве, а именно потому, что меня мало интересуют люди. Неравнодушие к живым и разумным существам есть первое и главное отличие истинного аристократа. Разумеется, я не имею в виду тех, так скажем, особей высокого происхождения, чьи недостатки служат оправданием и зеркалом недостатков низких сословий. Спесивые гордецы, бесстрашные болваны, прирождённые интриганы, льстецы, лицемеры, харизматичные подонки, родовитые лентяи и прочая накипь – это всё не то.

Есть, есть меж высокородными и те, чьё существование служит прекрасным оправданием всему сословию. Военные, на поле боя при удаче хранящие хладнокровие и бдительность, как положено командующим, а при неудаче прикрывающие отход своих частей – лично. Дипломаты, готовые поступиться своей честью ради выгоды собственной страны. Феодалы, выжимающие из податного населения все положенные налоги до медяка, но в голодный год бесплатно раздающие хлеб и посевное зерно… есть такие. Да. И не так их мало, как иногда кажется. В государствах благополучных и процветающих их куда больше, чем родовитого отребья. Но всем им присуща черта, которой начисто лишён я. Они – первые среди себе подобных и сознают это.

А вот подобные мне в стаи, а тем паче в толпы, не сбиваются.

Никогда.

Я мог бы выделить в себе очередную маску и вылепить из неё аристократа. Не так уж это и сложно, в сущности. Но мне никогда не мечталось, чтобы встречные-поперечные, завидев меня, ломали шапки и отвешивали поклоны. Нет во мне чувства иерархии. Мне подавай равенство и свободу от этикетных форм общения. Причём тех, кто равенство и свободу не ценит, не люблю.

Именно поэтому я был, есть и буду плебеем. Пусть это и не самое удачное слово.

А вот светлейший Ансаи – аристократ до мозговых косточек, властитель из рода с историей, насчитывающей более трёх тысяч лет… о! Этот тиан-вирн – из тех немногочисленных разумных, один вид которых способен не только напомнить мне о низком происхождении, но и, сверх того, заставить стыдиться своего плебейства. Да, слабо, да, совершенно недостаточно, чтобы всё-таки затеять возню с маской аристократичности… но.

Впрочем, по порядку.

Когда я усилил темпок, оставшись в зале неощутимым наблюдателем, Сеуваль, спросив разрешения, сел за стол рядом с Ильноу. Впрочем, "спросил разрешения" – это плохо передаёт нюансы. Просьба в формулировке магистра Синих Трав, безусловно вежливая внешне, таила в себе мягкий, но мощный нажим. "Я, конечно, считаюсь с тобой, но в куда большей мере тебе следует считаться со мной… и, разумеется, на все мои предложения тебе следовало бы соглашаться сразу же, без раздумий", – вот какой примерно подтекст имели слова Сеуваля. Так что шансов отказаться от соседства с ним у Ильноу фактически не было. А я отвесил себе мысленного пинка. Потому что в подобной податливости виновата была не абстрактная судьба и даже не усвоенные Ильноу стереотипы поведения, а персонально Рин Бродяга.

Для того, чтобы предсказать дальнейшие события, просмотр теней вероятности не требовался. Сеуваль быстро и решительно "раскрутил" моего спутника, устроив ему этакое собеседование-допрос. И окончательно испортив аппетит: у бедняги не осталось времени, чтобы жевать. Магистра интересовало всё, что касалось Ильноу, но больше того – моя персона.

Пришлось, правда, Сеувалю разочароваться. Как источник знаний обо мне охотник и травник мало на что годился: откровенничать со своим спутником я не спешил. О чём магистр и сообщил Ильноу в таких красках, что совсем его застращал.

В общем, когда допрос закончился и Сеуваль позволил ему отправиться наверх, Ильноу созрел для серьёзного разговора.

- Как я понимаю, магистр заболтал тебя и не дал завершить трапезу?

- Ты… знаешь?

- Конечно. Нет ничего сложного в том, чтобы узнать, о чём говорят неподалёку… для мага.

- Тогда ответь на несколько вопросов… пожалуйста.

- Спрашивай, – кивнул я, одарив юношу намёком на улыбку.

- Насколько ты на самом деле хорош как маг?

"Ага. В точку".

- Сначала ответь, что ты знаешь об уровнях магического искусства.

Ильноу дёрнул ухом в лёгком раздражении. Но упираться не стал:

- Я знаю не больше и не меньше, чем все. Первая, низшая ступень искусства – ученик. Если имеющий Дар научен хотя бы самым основам, его возможности качественно отличаются от возможностей не магов. Разжечь огонь усилием мысли, одним взглядом усмирить злого пса и простым прикосновением унять боль – обычный разумный этого не может. В принципе.

Последняя фраза для низкорождённых отнюдь не типична, так что со своим "не больше, чем все" юноша малость лукавит… бабушка успела кое-чему научить внука!

- Продолжай, – сказал я, мысленно улыбнувшись.

- Ученик, в свою очередь, в принципе не может повторить то, на что способен ординарный маг или колдун. Между первой и второй ступенями магического могущества тоже лежит непреодолимый качественный барьер. Не Сила определяет разницу между магом и учеником. Дар ученика может быть больше, даже намного больше… но отсутствие должного опыта не позволяет стоящим на первой ступени использовать свой талант в полную силу.

Я поощрительно кивнул.

- Такие маги, как Сеуваль, мастера в определённой области или, говоря на учёный манер, магистры разных школ, стоят на ступень выше ординарных магов. Хотя различие между стоящими на второй и третьей ступенях выражено меньше, и порой сильный ординарный маг оказывается способен на большее, чем мастер магии… но такое бывает редко, очень редко. Потому что истинное искусство выше ремесла не только у поэтов, строителей или воинов. Ну а четвёртую ступень занимают те, кто не только приблизился к совершенству на путях познания своей магии, но также… э-э… отчасти преодолел ограниченность собственного таланта.

- Поясни, пожалуйста.

- Как бы ни был силён природный Дар мага, – окончательно сбился на заученные формулировки Ильноу, – со стоящими на четвёртой ступени тягаться невозможно: на стороне высоких посвящённых стоят внешние Силы, те энергии, которым они посвящены и которые могут свободно заимствовать у мира. Маги четвёртой ступени подобны полубогам, и целые армии они способны обращать в бегство одним своим появлением.

- Верно. Это всё?

- Нет. Над любым могуществом есть иное могущество, над любой Силой – ещё большая Сила. Уже не отчасти, а полностью порвавшие цепи ограничений, наложенных природой, могут маги достичь могущества почти божественного. Обрести бессмертие и власть, выше которой – лишь власть риллу. Немногочисленны высшие маги, мало в каком мире найдётся их так много, что пальцев на руках не хватит для того, чтобы их счесть. Каждый из высших – живая легенда, каждый стоит на вершине, о которой втайне мечтает каждый маг, хоть сколько-нибудь честолюбивый. Только вершина эта слишком высока…

Я улыбнулся уже в открытую. Ильноу моргнул.

- Рин, так ты?..

- Да, я действительно высший маг. Хотя должен уточнить два момента, чтобы не вводить тебя в… заблуждение. Момент первый: я молод. Можно сказать, шокирующе молод. На данный момент мне не исполнилось и ста лет. Поэтому не следует ожидать от меня хорошо выдержанной мудрости существа, разменявшего второе тысячелетие. Ну а момент второй связан с якобы всемогуществом высших магов. Видишь ли, Ильноу, что бы там ни говорилось в легендах, а того, что можно было бы назвать всемогуществом, не существует. В принципе. Даже власть Спящего имеет пределы… и, полагаю, в свете сказанного легко принять как факт, что я лично знаком со многими существами, которые гораздо могущественнее меня.

- А если сравнить тебя с магистром Сеувалем?

- Ну, в сравнении с ним я, конечно, сильно выигрываю. Как ты сам заметил (и заметил верно), ему нужно совершить не один, а целых два качественных скачка, чтобы встать со мной вровень. Однако в своей области, как маг одной из "зелёных" школ, магистр более искусен, чем я.

- Как такое может быть?

- Очень просто. Существуют десятки, если не сотни областей магии, в которых я имею преимущество перед ним. Что же странного в том, что в своей области специализации – одной – почтенный Сеуваль меня превосходит?

Ильноу нахмурился – почти по-человечески.

- Позволь прибегнуть к сравнению, которое будет тебе близким и понятным. Если уподобить меня птице, получится, что мне открыты все стороны света и высота, на которую могут подняться только крылатые. А магистр подобен цветку, у которого нет ни крыльев, ни хотя бы ног. Но корни его уходят глубоко в землю – туда, куда мне, летуну, нет хода. Понимаешь?

- Кажется, да.

- Значит, с этим разобрались. Задавай следующий вопрос.

После краткого колебания юноша решительно оттянул уши назад в жесте решимости – или даже угрозы – и спросил:

- Зачем я тебе нужен?

- О, это сложный вопрос. Прежде чем ответить, должен заверить, что вовсе не считаю тебя забавным, как бывают забавны домашние животные. Я полагаю, что ты – чуткий и умный молодой тианец, не обладающий широким кругозором или впечатляющей учёностью, но наделённый гибкостью взгляда и немалым личным достоинством. Я воспринимаю тебя именно так и признаю за тобой неотъемлемое право на самостоятельность. Это ясно?

- Да.

- Тогда идём дальше. Ты, несомненно, знаешь, что твой магический дар мал.

- Несомненно.

- Это ирония? Если да, не спеши проявлять её. Сперва дослушай.

Ильноу кивнул, и я продолжил:

- Существует классический подход в магии, довольно тесно связывающий возможности мага и силу его Дара. В этом подходе есть некая соблазнительная простота, и всё же этот подход не единственный. Более того: я не раз собственными глазами видел, как разумные творили настоящие чудеса, не прибегая к магии вообще. Ни к одному из множества её видов и форм. Впрочем, об этом можно говорить долго. Пока же замечу, что даже для классических магов открыты две стези. Если от, например, стихийников действительно требуется как можно больше энергии, то от таких магов, как менталисты или алхимики, нужны более прочего внутренняя дисциплина, изощрённость мышления и развитое воображение. И учти ещё вот что: при умелом подходе нарастить энергетику гораздо проще, чем раскрепостить ум.

- Ты… хочешь сказать, что я могу стать магом, несмотря на…

- Разумеется. Потому что магом, строго говоря, может стать любой разумный. Скажем, для успешных занятий ритуальной магией Дар (в отличие от кропотливости, ума и напитанных Силой ингредиентов) вообще не требуется!

- Как это?

- Да примерно так, как слепой от рождения может, поставив себе такую цель, научиться рисовать. Сравниться со зрячими он не сможет, да и труда для самых простых действий придётся приложить уйму, и всё же слепой рисовальщик, как и бездарь-ритуалист, не есть нечто нереальное. А слепец-скульптор так и вовсе… гм. Так вот, Сеуваля поразила твоя чувствительность, которой он не смог найти объяснения. Надо думать, у тебя тоже возникли вопросы, связанные с этим. Как ни удивительно, но должен сознаться: даже я не ожидал от тебя ничего подобного!

Помолчав, я слегка подался корпусом к Ильноу и чуть понизил голос.

- Бывает так, что неожиданные истины и приятные находки поджидают нас на самых открытых местах в то самое время, когда мы тщательно просеиваем в своих поисках дальние тёмные углы. Твой случай – пример одной из таких находок. – Возможно, подумал я, для друидов и Видящих всё это отнюдь не секрет… впрочем, позднее можно будет проверить догадку о том, кого они берут в ученики, благо, мне есть кого расспросить на сей счёт. – Как я уже говорил, маги классических школ ищут наделённых большой Силой. Если очень сильно упростить дело, Дар мага можно уподобить глубокому омуту или колодцу над источником. Чем шире и глубже такой источник, чем больше в нём воды-энергии, тем больше Дар. Но можно спросить: откуда берётся в нём энергия? Верный ответ будет таким: из окружающего мира.

- Но ведь энергию у мира могут брать только высокие посвящённые! Или нет?

- Высокие посвящённые могут брать энергию свободно, в неограниченных количествах. Причём энергию одного вида и у одного мира. Но вообще-то всё зависит от того, какого рода Сила ближе всего для мага. Тёмный целитель может превращать в магию боль, алхимик – пользоваться энергией, высвобождаемой в превращениях материи, жрецам перепадает толика божественной мощи… чтобы получать Силу извне, не обязательно быть высоким посвящённым. Итак, все, у кого есть Дар, не только черпают энергию извне, но и накапливают её в себе. Количество энергии, которую одарённый может удержать, называется резервом. Как правило, наблюдается строгая симметрия: чем больше резерв, тем шире каналы, по которым к обладателю Дара стекается Сила. Но "как правило" и "всегда" – отнюдь не одно и то же.

Я помолчал. Ильноу тоже не нарушал молчания. Умный парень.

- Есть ещё один момент, тесно связанный со всем этим. Когда Дар велик, малые колебания скорости притока энергии и изменения в характере этой энергии оказываются не особо заметны. Чем больше объект, тем больше и его… инерция. Поэтому обладатели большого Дара обладают малой чувствительностью. А чем меньше Дар, тем чувствительность больше.

- То есть я почувствовал что-то именно потому, что слаб?

- Это только часть ответа. Но в целом – да, так оно и есть. …до поры не стоило прямо говорить Ильноу о том, что я заподозрил в нём – и практически подтвердил эту догадку – анти-Дар. Тот сорт таланта, который, предположительно, очень высоко оценили бы Видящие. Если Дар принято связывать с возможностью воздействия на мир, то анти-Дар – его изнанка и ассоциируется с талантом восприятия. На моей первой родине таких, как Ильноу, называли медиумами… если я, конечно, ничего не путаю.

- По скромности твоего Дара, – сказал я, – ты не сможешь швыряться молниями и насылать ветра, что с корнями вырывают из земли могучие деревья. Зато высочайшая чувствительность, данная тебе от природы, позволит очень быстро прогрессировать как целителю, менталисту или ритуалисту. Меру своей одарённости ты поймёшь, если вспомнишь, что даже без подготовки и тренировок сумел ощутить то, что осталось недоступно полноправному магистру. Так что потенциально ты, Ильноу, – маг с большим потенциалом изощрённости. Ты не станешь сильным, во всяком случае, не сразу. Но стать искусным сможешь быстро.

- Ты… вы хотите взять меня в ученики?

- Не надо выкать. Да, я хотел бы помочь тебе сделать первые шаги в мире Сил и Стихий. Конечно, если ты готов резко изменить свою жизнь.

- Я… да! Я готов!

- Вот и славно. В таком случае я, Рин Бродяга, высший посвящённый Предвечной Ночи, беру тебя в ученики. Все связанные с этим привилегии и обязанности, твои и мои, я растолкую тебе позже. А сейчас времени на это не остаётся.

- Почему?

- Потому что до нас вот-вот доберутся гости… впрочем, сказать ещё одну вещь я успею. Как личный ученик высшего мага ты, Ильноу, можешь преклонять колени разве что перед риллу да ещё полными воплощениями наиболее могущественных божеств. А можешь и не преклонять.

- Но…

Я поднял руку, и дверь распахнулась раньше, чем магистр Сеуваль успел постучать.

Впрочем, надолго выбить его из колеи такая мелочь не могла.

- Встречайте светлейшего владетеля Ансаи, – с подобающей торжественностью объявил он. И следом за парой телохранителей в помещение вошёл…

Ну, с формальной точки зрения – тианец. Такой же, как его телохранители, как Ильноу или Сеуваль. С формальной… м-да. Признаюсь честно: если бы не опыт общения с могущественными высшими магами, богами, магами хилла и Завершёнными, я мог бы несколько… растеряться. При личном контакте светлейший почему-то произвёл впечатление намного более сильное, чем при просмотре вероятностных теней.

Впрочем, производить впечатление – это его работа. Не просто унаследованная от череды высокородных предков, а любимая. Весьма близкая к понятию "призвание".

- Приветствую, – сказал я, отвесив лёгкий поклон. – Как я понимаю, у вас ко мне дело?

Владетель без промедления вернул мне поклон – равный почтительностью, но несравненно превосходящий по изяществу.

- Да, посвящённый Рин. Я хочу обсудить одно деликатное дело. Оставьте Нас.

Телохранители и Сеуваль, не говоря уже об Ильноу, исчезли.

Безо всякого волшебства, но очень быстро.

- Я поставил защиту от прослушивания, – уведомил я. – Можете продолжать.

Мои взгляд, поза, тон голоса и сотня иных мелочей были моментально проанализированы, учтены и снискали адекватную реакцию. Светлейший Ансаи почти не изменил свои собственные взгляд, позу и прочее подобное. Почти… да. Однако теперь, в отсутствии посторонних, он неким – для меня почти мистическим – образом умудрился не только перейти в модальность "общение равных", но и подобрать к ней нюансы. "Общение равных, при котором один – тианец, владетель территории, на которой происходит разговор – обращается к другому: человеку-магу, сильному и независимому, с серьёзной для владетеля, но для мага не обременительной просьбой".

И это, заметьте, без слов вслух, одними сигналами тела и оттенками ауры!

Уважаю.

- Позвольте, – начал Ансаи с безупречной выверенностью, – сначала задать вопрос, прямо связанный с предметом беседы. У вас есть дети?

- Мой сын находится не в том возрасте и положении, чтобы вызвать… беспокойство отца.

- Вижу, вы понимаете меня. Впрочем, вы уже имели возможность пообщаться с моим младшим сыном и оценить его непредвзято. Мне бы хотелось видеть судьбу младшего устремлённой к иному горизонту, но не так просто смертному менять судьбы. И втройне сложно изменить судьбу близких. Говорят, что свежий взгляд помогает разрешить многие трудности. Быть может, вы, Рин, предложите какой-нибудь выход из данного положения, способный послужить к исправлению представлений моего младшего сына о мире и его месте в нём?

- Конечно, я это могу. Но позвольте сперва уже мне задать один вопрос. Почему вы не воспользовались одним из традиционных выходов? Ведь вы не первый отец, оказавшийся в таком положении и не желающий оставить всё, как есть.

Светлейший владетель Ансаи повёл одновременно ушами и плечами. Даже хилла не смог бы вложить в это простое слитное движение больше него… ну, тысячелетний хилла, может, и смог бы. А вот молодняк веков четырёх-пяти – вряд ли.

- К глубокому моему сожалению, ресурсы моего владения не так велики, как хотелось бы. Тот традиционный выход, на который вы намекнули, для меня недоступен. Ибо он подразумевает долгое отсутствие магистра Сеуваля – единственного, кто способен должным образом сглаживать характер сына и его… привычной компании.

- Неужели у вас нет других достойных магов того же ранга?

Новый неявный, но с однозначным смыслом жест.

- Есть. Но одних достоинств мало, необходимо ещё сочетание качеств характера, которым наделён, увы, только Сеуваль.

- Проще говоря, остальные ваши маги либо прискорбно эгоистичны, либо недостаточно дипломатичны, либо недостаточно родовиты, либо попросту слишком слабы, чтобы накинуть уздечку на некстати открывающийся рот вашего отпрыска.

Высказался я грубовато, если не сказать – нарочито грубо. Но светлейший лишь покорно склонил голову. Не передо мной, конечно же, но перед той самой трудно изменяемой судьбой.

- Что ж… вы были правы, я могу предложить свой выход из сложившейся ситуации. Становиться нянькой при великовозрастном оболтусе не намерен, ибо мне также не чужд эгоизм. Но так уж вышло, что отсюда я направляюсь в место, весьма подходящее для исправления вашего младшего сына. И первое время, скажем, полгода, я смогу время от времени проверять, как идут у него дела. Если вас устроит такой выход, я к вашим услугам. Ну а если нет…

- И что это за… место? – с подобающей осторожностью спросил владетель.

Я улыбнулся. И ответил.

Стоило туману развеяться, как Ольфаи зажмурился. Из чувствительных глаз, по которым прошёлся безжалостный бич слишком яркого света, хлынули слёзы.

- Я предупреждал, что потребуется светоотражающее заклятье.

Ненавистный, ненавистный, ненавистный голос!

- Я…

- Не умеешь творить элементарные чары? Даже простейшие? М-да. А ещё высокородный. Но хоть поддерживать и регулировать их сможешь?

- Я…

- Всё с тобой ясно. Сделаю тебе саморегулирующиеся чары, как для Ильноу. Вот.

Слишком яркий свет померк. Ольфаи смог приоткрыть глаза и осмотреться.

Надо сказать, посмотреть было на что. Каменный круг, из которого только что вышли пятеро разумных (точнее, вышли четверо; пятую, спящую подозрительно глубоким сном, вынесли на руках), стоял на высоком обрывистом берегу. А внизу, под обрывом…

- Это… море?

- Океан, Ильноу. Океан. Впечатляет, не правда ли?

- О!

Ольфаи поморщился. Но больше по инерции. Созерцание волнующегося сине-зелёного простора увлекло его сильнее, чем он ожидал. Всё-таки в проекциях воспоминаний и иллюзиях (к тому же, увы, не самого высокого класса) водный простор не производил и десятой доли нынешних сокрушительных впечатлений. Лицом к лицу стихия… почти пугала. Да.

Но также и окрыляла. Одновременно.

- Ладно, успеете ещё насмотреться, юноши. Пойдёмте.

"Раскомандовался!" Однако вслух Ольфаи не сказал ничего. Повеление светлейшего отца его, Ансаи, к несчастью, не оставляло особого выбора. Для должного усвоения искусства магии и других искусств, знать которые пристало тианцу высокого рода Шеулеик аре Кьямди, пусть и младшей ветви – ты, Ольфаи Шеулеик, отправишься с Рином, магом Предвечной Ночи, в анклав тиан-вирн мира Аг-Лиакк для поступления в Энгастийскую Академию Высокой Магии. Таково моё повеление. "В общем, прочь с глаз моих, пока не станешь как минимум полноправным магом".

Родина незабвенного моего друга, Айса, произвела впечатление самое благоприятное. Центр цивилизации, культуры и магии – что тут ещё скажешь? Особенно впечатлило полное отсутствие бедняцких хибар в предместьях. Доселе я сталкивался с подобным только в Ирване… ну, ещё в Ламайне, но последний не в счёт. Чтобы предотвратить обрастание трущобами города в ласковом субтропическом климате, нужна неустанная и вдумчивая забота правительства. Каковое, судя по тому же Айсу, в Энгасти отличалось умом и сообразительностью. Наследственными.

Это для того, чтобы загнать в нищету половину страны, не надо много ума. А вот веками, если не тысячами лет, поддерживать такое благосостояние подданных, чтобы обитатели не то, что сопредельных стран, но даже соседних миров им завидовали… и чтобы при этом подданные сохраняли высокий патриотический дух, с обывательской сытостью сочетающийся плохо…

Да. В этом плане только Ирван составляет конкуренцию островному королевству.

На десятки виденных мною доменов и миров Пестроты – два места.

Показатель, язви твою…

Спутники мои больше обращали внимание на другие моменты. Как я уже говорил, Силайх – мир не из особо популярных, к тому же даже по меркам Силайха все мои сопровождающие, от Ильноу и до магистра Сеуваля включительно, смело могли считать себя провинциалами. Судя по тому, с каким трудом магистр удерживался от внешних проявлений любопытства и изумления, в местах, действительно плотно населённых, он до сих пор не бывал. Ну а о молодёжи и говорить нечего. Что высокородный Ольфаи, что мой новый ученик стреляли глазами по сторонам, развесив уши в непроизвольном жесте изумления, совершенно одинаково. Одёргивать их я не собирался: как по мне, искренность предпочтительнее фальшивой маски "как-же-видели-знаем…" Следует заметить, что некоторые вещи, которые мог увидеть явившийся в метрополию Энгасти, и для меня оказались внове. Левитирующие аппараты, поддерживаемые в воздухе магией – это так, мелочь. А вот серо-чёрная с заметным багровым оттенком башня, выстроенная на самой вершине крупнейшего из городских холмов и для магического зрения пульсирующая, словно магистральный кабель на девятьсот киловольт, впечатление на меня произвела… яркое. Весьма. Я, конечно, слышал от Айса, что в башне Мастера Погоды Энгасти аккумулированы элементарные энергии, способные унять либо вызвать хор-роший такой тайфун, но услышать и увидеть самому – это, как известно, далеко не одно и то же.

Разрядив накопители башни в одном чудовищном импульсе, Мастер Погоды… нет, Мифрила в запечённую до хрустящей корочки тушку он бы не превратил. Если бы на Мифрила пришёлся такой удар, от него вместе со всеми его магическими щитами вообще никакой тушки не осталось бы. Так, облачко плазмы, быстро рассеивающееся в безоблачном небе, не более.

А ведь башня – творение отнюдь не высшей, обычной стихийной магии…

С другой стороны, возможность адресной разрядки накопителей башни – вопрос чисто теоретический. Повозившись десяток минут с накачкой "конденсаторов", способных принять достаточные объёмы элементарных энергий от автономного Источника Силы, я бы тоже мог сформировать заряд, достаточный, чтобы испарить Мифрила. А уж если бы я в самоубийственном порыве, сконденсировав, швырнул в него энное количество антиматерии, мне бы и секунды не потребовалось… Ну и что? Не раз уже говорил и могу повторить: в противостоянии магов количество энергии как таковое играет роль вспомогательную. Так что страха перед Мастером Погоды с его суперартефактами во мне не возникло – только уважение к смертным, сумевшим достичь столь многого за счёт доступных им ограниченных средств.

Отложив на потом теоретические построения, я задумался о вещах сугубо практических. И тут же решил, что принимать решение лучше в компании.

- Магистр!

Сеуваль, разглядывавший пролетавшую поблизости воздушную гондолу через какое-то специализированное заклятье, отреагировал довольно быстро.

- Посвящённый?

- Оставь этот официоз. Меня зовут Рин. Собственно, к чему я… сейчас здесь, насколько я понял, поздняя осень…

Понял я это благодаря беспардонному подслушиванию чужих разговоров. "Что-то жарковатая нынче осень выдалась, кума… как бы хараусти не припозднились с миграцией, а то – суши сети: сезон ловли ниссигу-то уже закончился!" Ну да это уже детали. -…и студенты первого курса Академии вскоре будут сдавать первые экзамены. Конечно, эти экзамены довольно формальны, однако и времени на подготовку к ним осталось не так много. Как вы думаете, сумеет Ольфаи нагнать программу, если мы оформим его поступление прямо сейчас, не дожидаясь следующего года?

- Гм. Простите моё невежество, но какие предметы стоят в программе Энгастийской Академии Магии на первом курсе?

- Это от факультета зависит. Судя по способностям, твоему подопечному более всего подошло бы изучение целительства. Хотя решать, конечно, тебе, как его наперсинку, но…

Сеуваль стригнул ушами воздух: жест, заменяющий согласный кивок.

- А какие факультеты в Академии вообще есть?

- Общей магии, прикладной магии и общего исцеления.

- Только три?

- Конечно. Вот направлений, конечно, хватает – особенно на факультете общей магии. Там и охранная магия, и теоретики-ритуалисты, и стихийники, и артефакторы…

- А прикладная магия?

- Этот факультет я бы всерьёз рассматривать не стал. В прикладники идут либо одарённые бедняки, за которых платят обладатели тугих кошельков или непосредственно корона – с таким расчётом, чтобы выучившийся студент потом поработал на заранее известной должности, возвращая кредит на обучение. Либо дети состоятельных родителей, для факультета общей магии недостаточно одарённые, а для факультета общего исцеления – недостаточно умные.

- То есть для изучения общей магии Ольфаи, на твой взгляд, недостаточно одарён?

- Ну почему же? Талант у парнишки есть. Но это талант целителя, а не стихийника и тем более не охранника. Для алхимика или артефактора у него не тот склад ума, для теоретика – явно недостаточная подготовка, так что целительство – лучший выбор.

- Тогда вернёмся к уже озвученному вопросу. Какие предметы изучают здесь целители младшего курса?

- История и законы Энгасти, общее описание и история мира, из профильных дисциплин – начала ботаники и анатомии. Да ещё два факультативных предмета: практическая магия и язык.

- Язык?

- Современный энгастийский. Тот, на котором читают большинство лекций и принимают экзамены. До лекций на старотианском или торговом-прим третьей линейки ещё доучиться надо.

Магистр Сеуваль медленно сомкнул веки.

- Боюсь, – сказал он, – незнание языка не позволит Ольфаи приступить к учёбе в этом году.

- А если бы он знал язык?

- Но он не знает его. Да и я, говоря откровенно, энгастийского не знаю.

Существуют способы ускоренного усвоения речи при помощи магии. Например, хороший менталист (желательно, владеющий специальными инструментами символической и ритуальной магии) в течение двух-трёх сеансов может поделиться знанием одного из знакомых ему языков. Далее реципиенту следует неделю-две практиковаться в ускоренно выученном наречии, и – оп! Дело сделано. Менталист в ранге магистра вообще может обойтись без вспомогательных ритуалов и повторений. Да и возможности магистров существенно шире. Например, Айсу, как я знал, вполне хватало опыта для формирования специального лингвистического блока: сложнейшего по своей структуре заклятья, осуществляющего функции синхронного перевода и заодно очень сильно ускоряющего "естественное" обучение чужому наречию. Причём лингвистический блок мог содержать информацию по языку, который сам Айс не знал (тут главное – заполучить хорошего донора информации, лишённого защиты разума и согласного на глубокий зондаж памяти).

Я такой блок сформировать не мог, а возиться с ритуалами не хотел. Но…

- Если вы с Ольфаи готовы довериться мне, я научу вас энгастийскому. Причём быстро.

- Каким образом ты хочешь это сделать?

- При помощи магии, конечно.

- Это не ответ.

- А я не навязываюсь. Если вы мне доверяете, я вас учу. Нет – значит, нет. Подумай об этом, а я пока позабочусь о вещах низменных. -?

- Жить нам где-то надо? Во-о-от…

К тому времени мы впятером (если считать мирно спящую Схетту) добрались до нашего места жительства. Называть его гостиницей не стоило; нет, это был настоящий отель… или даже плаза. Назывался он красиво, не без претензии: "Серебряные паруса". В Энгасти имелись, конечно, и более роскошные заведения, но "Серебряные паруса" заочно понравились мне атмосферой, почти лишённой снобизма, и более чем удовлетворительной кухней (хорошая это штука – умение просматривать тени вероятностей!). Очередной сконденсированный мной бриллиант решил как проблему оплаты, так и дефицит наличных средств. К тому моменту, когда мы найдём постоянное жильё и съедем, сдача с камешка позволит некоторое время не думать о деньгах на карманные расходы. Ну а потом… что ж, потом видно будет. Хороший маг всегда найдёт способ заработать.

К тому времени, как тианцы пришли в себя от очередного шока, вызванного созерцанием обстановки предоставленного нам шестикомнатного люкса, я повторил вопрос насчёт ускоренного изучения энгастийского. Сеуваль, поколебавшись, всё же согласился. Тогда я усадил их в ряд на одном диване – слева Ильноу, справа Ольфаи, посередине магистр – и приступил к делу.

Изобретать велосипед я не собирался. Отростки Голодной Плети, которые тианцы даже не видели (хотя Ильноу, кажется, смог ощутить), оплели их головы, после чего к трём сознаниям потекли три ручейка почти идентичной информации. Самой сложной частью задачи, которую я решил, стало не распараллеливание процесса обучения, а выполнение Плетью обратной, то есть противоречащей её природе трансляционной функции. Но тут я изящно вышел из положения. В конце концов, если Голодная Плеть в состоянии вытягивать из своей жертвы знания – что мешает вытянуть из неё невежество? В данном конкретном случае – лишить моих "пациентов" незнания современного энгастийского?

Да ничто не мешает!

При помощи высшей магии так называемый здравый смысл ещё и не так можно извратить.

Тут может возникнуть закономерный вопрос: откуда я сам-то знаю энгастийкий? Ответ на него прост, как штопальная игла: от Айса. За три года, проведённые в Квитаге, я успел выучить его родной язык, а заодно и старотианский. Как чувствовал, что когда-нибудь пригодится…

- Ну, как ощущения? – поинтересовался я, когда неторопливая пятиминутная процедура подошла к концу. – Виски не ломит, головы не кружатся?

- Н-нет, – на правах старшего с запинкой выговорил Сеуваль. Как и мой вопрос, ответ прозвучал на свежеизученном наречии. – Всё хорошо.

- Тогда пойдём наверх, перекусим.

"А заодно решим вопрос со сроками обучения Ольфаи…" Повсюду носить на руках спящую девушку – это, конечно, жуть как романтично, но, мягко говоря, непрактично. Меж тем Аг-Лиакк – отнюдь не тихий патриархальный Силайх, в котором я вдобавок не задержался на сколько-нибудь серьёзный срок. Властительный Деххато, риллу мира сего, доказал, что умеет и любит "играться" с судьбами живых разумных, что порой приводит к поломке "игрушек". Поэтому я принял дополнительные меры предосторожности.

В Силайхе, оставляя Схетту в номере отеля, я ограничился тем, что добавил к питающему заклятию комплекс вывешенных вокруг спящей сигнальных, сторожевых и защитных заклятий. Что касается питающего заклятия, то его я пристегнул к телу любимой сразу после ухода с Дороги. Без аналога капельницы с живительной Силой её тюнингованный организм со временем усох бы до состояния мумии – примерно так, как я в гостях у Фартожа после сверхдолгой медитации… и проснувшаяся Схетта, обнаружив собственную мумификацию, меня бы отнюдь не похвалила.

М-да… так вот, о дополнительных предосторожностях. Хотя это и лишало меня части манёвра, я "повесил" на один из служебных потоков сознания задачу постоянного наблюдения за спящей. Не без проблем, но можно обмануть комплекс любых заклятий, даже таких умных, как мои автономные Стражи, объединённые в систему типа "стая". А вот сотворить что-либо с объектом, охраняемым в каком-то смысле лично мной…

Нет, это тоже можно. Вот только сделать подобное незаметно – шиш! А значит, и вообще вся затея становится без малого безнадёжной. На то я и высший маг Предвечной Ночи, чтобы чуять беду заранее. Если Деххато исхитрится сочинить какую-нибудь настолько глобальную хрень, что шансы Схетты на выживание скатятся к нулю, я просто выдерну её из-под удара.

В другой мир. В Межсущее. На Дорогу Сна, наконец!

Чтобы убить мою любимую, риллу придётся сперва убить меня. Только я на его месте не стал бы связываться. (Человек без особого труда задавит скунса – но хоть зверёк этот и не из особо крупных, зато пакостности ему не занимать… и мне тоже. Это к вопросу об аналогиях).

Второй, верхний ресторан "Серебряных парусов" являлся ещё одной причиной выбрать именно этот отель. Поставить столы для посетителей на плоской крыше – решение не бог весть какое оригинальное. Но в Энгасти умели придать пикантность даже старым решениям. Крыша "Серебряных парусов" обладала одним оригинальным преимуществом: она летала. То есть не вся, а только её крупный квадратный кусок, и не так, чтобы далеко и надолго… нет.

Просто после минуты спокойного слияния с основной частью здания, когда посетители могли занять место за одним из столов или, насытившись, покинуть его, встроенные в опоры левитирующей конструкции магические схемы оживали и поднимали крышу вместе со всем и всеми, что на ней, как кабину лифта. (Дополнительные части схем надстраивали вокруг летающей крыши незримые стены, уберегающие гостей от порывов ветра и от падения за край площадки). Плавно вознесясь метров примерно на сорок, крыша столь же плавно опускалась обратно, одновременно разворачиваясь вокруг вертикальной оси ровно на девяносто градусов.

Весь цикл "ожидание – подъём – спуск с разворотом" занимал около шести минут. Соответственно, менее чем за полчаса гость ресторана, не вставая со своего места и даже не особо крутя головой, мог оценить виды столицы королевства в направлении всех четырёх сторон света. Весьма… впечатляющие виды. По ощущениям для сидящих за столами верхнего ресторана (а в "Серебряных парусах", конечно, имелся и нижний ресторан, специально для гостей, не любящих высоты) сие действо чем-то походило на катание на колесе обозрения.

Но куда большее впечатление, чем столичный пейзаж с высоты птичьего полёта, произвела на меня встреча с парой старых знакомых. Встреча, которую я не сумел предвидеть даже при помощи просмотра теней будущего…

Стоило подняться на крышу, как навстречу внушительно развернулся здоровенный блондин с не менее здоровенным двуручником, небрежно положенным плашмя на левое плечо:

- Рин! Ты живой, Бродяга?

Сидящий рядом ограничился беглым взглядом искоса и кивком.

- Как видишь, не жалуюсь, – ответил я.

Магистр Сеуваль негромко поинтересовался на своём родном:

- Это твои… знакомые? – Подтекстом: "Эти люди достойны доверия?" – Да. – "Полного".

Меж тем Айс уже шагал ко мне стремительно и плавно, улыбаясь так же широко, как я сам. Наверно, мы бы обнялись, если бы не мешающий такому выражению чувств Побратим; а так пришлось ограничиться простым крепким рукопожатием… ну, и общим эмоциональным фоном, с лёгкостью заменяющим самые продолжительные дружеские объятья.

- Рад, что и с вами всё в полном порядке. Хм. Давайте знакомиться: это мой лучший друг, Айс Молния, мастер магии ментальной…

- Ты льстишь мне. -…и не только. Спокойно сидит и ждёт, когда мы к нему присоединимся, маэстро Лимре по прозвищу Колобок. Этот юноша – мой новый ученик, Ильноу. Ну а это – магистр Синих Трав Сеуваль, как и его подопечный, Ольфаи, уроженец Силайха.

Отпрыск светлейшего Ансаи фыркнул. Ему явно не понравилось, что я задвинул его в самый хвост перечня как наименее значимую персону среди присутствующих. Ильноу смутился, так как на его взгляд я поставил его излишне высоко.

Но Айсу, от которого нюансы такого ранжирования не ускользнули, всего лишь иронично прищурил глаз. Мысленно он поинтересовался, изменяя имя юноши на энгастийский манер:

"Если этот Илнойх – новый ученик, то кто – ученик старый?" "Ты, как всегда, проницателен. Мой, хе-хе, сильно старый ученик, о котором ты ещё ничего не знаешь – это ЛиМаш… но подробный рассказ о нём пока отложим".

"Хорошо". И вслух:

- Ты хоть объяснил парнишке, на что он подписался?

- Полагаю, ты сам сможешь ему объяснить, какой я кошмарный наставник. Пересказывать страшилки – это твоя прерогатива, на которую я посягать не хочу и не буду.

- Ха! Ещё бы ты на неё посягнул!

- Конечно. Сдалось мне твоё право…

- Но-но! – Айс качественно изобразил гнев, однако не стал убирать из ауры искры веселья. – Вот с такого невинного равнодушия всё и начинается. Ты, хитрый жук, всегда делаешь вид, будто то, что тебе нужно, вовсе тебя не интересует… вспомнить хоть Схетту, примера ради.

Пауза. Ожидаемой реакции с моей стороны нет, и Айс переходит на мысленное общение:

"Ты что, всерьёз на неё обиделся?" "Нет. Я не спрашиваю, что с ней стало, поскольку точно знаю, что".

"Как?!" "Да вот так… эта тема вообще требует… осторожности. Я объясню, почему – потом".

"Что-то больно много всякого откладывается на потом…" "Ничего, друг мой, потерпишь. Новости – особенно такие, как мои – надо выкладывать последовательно и со вкусом, а не то перепутаются хуже, чем разварившиеся спагетти".

Намёк мой поняли правильно, Айс и Лимре – который и так-то не особо рвался поболтать – благополучно отложили расспросы на потом. Зато, пока тианцы ждали заказ, а потом подкрепляли силы едой, мой дор-р-рогой др-р-руг не преминул развлечь их (но в первую голову, конечно, Ильноу: чтобы знал-боялся) рассказами о моих былых подвигах. Про вампирство моё, про интригу с Бурильщиком и инквизицией, про сотворение Мрачного Скафа, охоту на тварей Мрака…

Ну а на закуску, разумеется, – гвоздь программы: эпический сказ о том, как Рин Бродяга с ирванскими матриархами хашшес беседовал. А также – что из этого воспоследовало. -…и вот поутру спускается Рин, высоких полон дум, в столовую. Я ему: завтракать будешь? В ответ – ноль реакции. Точнее, это в первую секунду нам показалось, что он не отреагировал. А во вторую секунду по всему помещению поплыл крепкий такой, ядрёный дух прокисших лийфе (это фрукты такие, лийфе, их лично Сьолвэн вывела). Ландек корчит самую аристократическую из своих физиономий и вежливенько так интересуется, с какой целью Рин испортил воздух. А тот в ответ, на этот раз вслух: я просто сказал, что у меня нет аппетита. Ну, так сказал, чтобы хашшес меня поняли. Тут у большинства присутствующих отчего-то тоже пропал аппетит…