И что теперь делать?

Особую прелесть ситуации придаёт привкус рационального безумия. Ведь до Реки Голода отсюда – ну, не рукой подать, но и не так уж далеко. Премудрые древние наверняка предусмотрели вариант, при котором "лишние" живые мертвецы отправятся прямиком в её "воду" – с концами.

"Капитан. Сьолвэн предполагала обнаружить нечто подобное?" "Нет".

Значит, решать мне. Прямо сейчас. И глубоко плевать, что от варианта "концы в воду" меня выворачивает точно так же, как от варианта "восстание Роя". Не на других же перекладывать мне ответственность! Не скулить: "Схетта, милая, посоветуй!" Что ж, быть посему. А когда выбираешь из двух зол…

Вот именно.

Но предварительно следовало выяснить ещё кое-что.

"Капитан, Сьолвэн уже знает, что именно мы обнаружили? Или это можно… придержать?" "Плотность моего обмена информацией с породительницей изначально ослаблена. И раскрытие канала обмена до нормальных значений возможно лишь при выполнении ряда дополнительных условий. А почему ты спрашиваешь?" "Потому что яйца не складывают в одну корзину. Незнание может точно так же давать преимущество в тактике и даже стратегии, как знание. Что ж… раз Сьолвэн не видит через твои глаза вот это, – пусть остаётся в неведении и дальше. До поры. Я уже вычислил шесть… нет, скорее, семь разных веток событий, для которых нужна максимальная секретность".

Это, кстати, отнюдь не было обманом. В последнее время, в том числе благодаря нашим поединкам с Манаром, я решил, что мне совершенно необходима способность мгновенной оценки будущего. Не просто планомерный подсчёт теней вероятности, а резкая – как при свете молнии или фотовспышки – оценка ситуации.

Да, такая мгновенная оценка не отличалась полнотой и глубиной. Чёткостью не отличалась тоже. Но "нечто" – это бесконечно лучше, чем "ничего".

А уж в бою…

Схетта оказалась нетерпеливее Капитана и вернула разговор в конструктивное русло:

"Ты решил, что мы предпримем с… этими?"

"Да".

Мрачно ухмыльнувшись, я сообщил жене с монадой, что нужно делать – и получил в ответ от первой столь же мрачную, кривую ухмылку, а от второй – вполне человеческий кивок.

В сравнении со всем прочим найти, извлечь из-под земли и разбудить Зархота оказалось задачей сравнительно несложной. Чтобы привести его в норму физически, у нас имелась Капитан. Чтобы оказались должным образом приглушены последствия стазиса для психики – тут поработала уже моя драгоценная. Ну а я сделал самую малость: обеспечил хилла одеждой. Не репликой его старого мееванна, разумеется, – зачем так оскорблять друга и союзника? если будет нужно, он сам сделает такую реплику! – а облегчённой версией Доспехов Бога, такой же, как у Сейвела. Замена не равноценная, конечно. Но по многим параметрам, несмотря на "облегчённость", превосходящая утраченный из-за суда и приговора мееванн.

Я бы и полноценные Доспехи Бога ему выдал (что мне, жалко?), вот только это, как и многие иные действия, находилось под негласным внутренним запретом. Домены – не Энгасти; здесь, "умея считать до ста", я "останавливался на шестидесяти", если вообще не на "двадцати". Осторожничал, не желая демонстрировать раньше времени всего, на что способен. Слишком уж внятны оказывались для меня, благодаря просмотру теней будущего, последствия неосторожности.

Вот и сразу после пробуждения Зархота мы, уже вшестером, убрались с территории домена Фналс способом более сложным, чем могли бы. От лесной поляны, где мы будили хилла, к самой границе с Левварном – одним мощным и резким реверсом. Через границу – и расстояние, которое только кажется незначительным – нас провёл всплеск Силы Схетты, благодаря которой на краткий миг исчезла разница между "казаться" и "быть". Затем через весь Левварн, сверхдальним реверсом, снова я. Через границу Левварна и Ракеоза – Схетта. Через Ракеоз – я. Граница Ракеоза и Теффора – Схетта. И на любимый, некогда ещё Айсом показанный мне обрыв над Ирваном – снова я. На весь цикл реверсов и смещений ушла почти секунда… хотя мы могли действовать быстрее.

- Спасибо за помощь, милая. – А параллельно, адресным мысленным посылом: "Хорошая синхронизация и координация, но можно лучше. Придёшь на очередную тренировку в Квитаг?" "А то как же. Это куда важнее, чем визит в Энгасти ради присмотра за Тимуром…" "Ну, любимая, не дуйся. Ты же понимаешь…" "Именно. Я – понимаю. Но моё понимание не делает меня ни довольной, ни счастливой".

Вместо слов я ответил кратким эмпатическим импульсом любви-поддержки. Глубокой и безусловной. Как карт-бланш протянул. Схетта ответила таким же… но с некоторой задержкой. Пусть небольшой, едва заметной, но всё равно ощутимой.

Такие вот в нашем бла-ародном семействе скандалы…

- Впечатляет, – заявил тем временем Манар. – Рин, а ты мог бы пробиться сюда из Фналса прямым реверсом? При необходимости?

- В принципе, мог бы. Правда, назвать итоговое заклятье прямым… м-да. Но я бы мог.

- Тогда почему… о. Умолкаю и додумываю.

- Вот именно, ученик. Додумывай. Кстати, вы сейчас к Древотцу и высшей, на доклад?

- Пожалуй.

- Ну, тогда не задерживайтесь. Мы будем в книахате.

- Учту.

Один мягкий удар Тихих Крыльев, и мы остались втроём.

- Итак, – обернулся я к Зархоту, мягко улыбаясь, – добро пожаловать в эту дерьмовую реальность обратно, друг. Как самочувствие?

- Так хорошо, что даже странно, – выдал хилла с небольшой запинкой.

Его вполне можно понять. Творящееся вокруг должно было вызвать у него просто уйму вопросов, начиная с "почему меня вывели из стазиса ВЫ?" и заканчивая "если Сьолвэн находится в Коренном Лесу, то кто сейчас исчез вместе с Манаром и Ладой?!" – Ну что ж, – сказал я. – хронологически ты пропустил не так много. Но вот если мерить прошедшее время не в сутках и годах, а по событиям, то ты отстал от жизни капитально.

- Я… заметил. Ты и Схетта теперь?..

- Высшие маги, да. Ровня Сьолвэн – до некоторой степени; хотя равнять нас в плане опыта совершенно бессмысленно, зато в качестве и особенно масштабах своего влияния на события мы сравнялись. И как только у нас выдалось достаточно свободного времени, мы тут же смотались к твоим сородичам, чтобы тебя вытащить.

- Как… – Зархот снова запнулся. Совершенно нетипичная для него манера.

Или это оттого, что он не вполне оправился от стазиса?

- Хочешь спросить, как мы стали высшими?

- Да.

- Для тебя это не останется тайной. Мы расскажем. Но сперва нас ждёт книахат… да-да, и о нём мы расскажем тоже. Больше того: покажем. Надеюсь, тебе понравится.

Если смотреть с улицы, комплекс зданий, ранее называвшийся школой Ландека Проныры, почти не изменился. Единственным, что могло насторожить наблюдателя, являлась ажурная, средней высоты… ну, пусть – башня. Хотя на самом деле эта штука больше походила на блестящую металлом и стеклом трубу, изогнутую, словно атакующая змея; "голову" у этой "змеи" рассмотреть не мог даже хороший маг, потому что её скрывало кое-что более фундаментальное, чем какие-то фокусы с иллюзиями или Глубиной.

Только поднявшись через "хвост" и "туловище" до шеи, гость книахата обнаруживал, что за прозрачными стенами (вовсе не стеклянными: стекло не выдержало бы нагрузки) простирается не городской пейзаж, а некое смутное, мглисто-серое пространство. И что впереди, на фоне этого пространства, парит собственно книахат: висящая без видимой опоры длинная галерея, обросшая ответвлениями, которые также уходят неведомо куда – во всяком случае, далеко за пределы простого магического зрения. Увидеть всё это разом мог разве что очень опытный адепт магии пространства.

Или тысячелетний хилла. Такой, как Зархот.

- Это сделал ты?

- В основах. В частностях оно подстраивается под обитателей.

Нам навстречу попался крупный синечешуйный сугнади – кажется, из нового набора, один из немногих ему подобных, желающий развивать не только внутривидовые способности. Струясь мимо по направлению к Ирвану, он чирикнул простое приветствие.

- И тебе тёплого камня в ладони, – бросил я. Как всегда, ламуо сработало куда лучше обычной эмпатии. Дальний родич василисков замер, глядя нам вслед всеми тремя глазами: пусть с опозданием, но сообразил, с кем только что "поговорил".

- Ты больше не скрываешь, что учился у друидов, – констатировал Зархот. Впрочем, эта констатация подразумевала вопрос: если бы тема не интересовала хилла, он бы просто промолчал. А я охотно ответил ему:

- Нет. У меня теперь появились иные, более тёмные и опасные тайны. И не у меня одного.

- Даже не стану спрашивать, что ты имеешь в виду.

- Мудро. Кстати, я буду благодарен, если ты, раскрыв любую из таких тайн, расскажешь мне, как именно тебе это удалось.

- Если такое случится, я расскажу об этом без расчёта на благодарность.

Я кивнул. Схетта промолчала.

По праву создателя я занял первое крупное ответвление по правой стороне от осевого коридора. Правда, особо возиться с обстановкой не стал, ограничившись пристанищем скорее аскетичным и экзотическим, чем "пристойным" или "богатым". Шестиугольная гостиная в своём естественном виде напоминала внутренности гайки. Потолок не показался бы низким даже кому-нибудь из трёхметровых разумных. Если считать южной ту грань, которая вела к другим помещениям книахата, то за сдвигающейся дверью в юго-западной грани располагалась ванная комната (довольно скромная, размером со средний "родильный бассейн"). За следующей, северо-западной гранью находилась комната для медитаций, она же "спальная" (в кавычках – постольку, поскольку "спал" я там исключительно в обществе Схетты).

Три оставшиеся грани, прозрачные, как слеза, служили сплошным панорамным окном с видом одновременно на Глубину, Мрак и Свет – правда, Свет представляло лишь неяркое мерцание у самого зенита, тогда как Мрак представал могучим, близким, неспокойным "морем". Покои ночи – настоящей, а не светлой ночи доменов. Вексту и прочим смертным, тяготеющим к энергиям высей, вид мог показаться неуютным… ну так не для них делалось. Меня вид из "окна" скорее успокаивал и навевал лёгкую ностальгию. Что поделаешь, вечер и ночь ещё на первой моей родине казались мне милее светлого времени суток. Как я писал в старом блокноте:

Безудержное солнечное утро.

Томление усталых фонарей.

Бессонница мне вновь подносит сутру

С перечисленьем мыслей, дел и дней.

Но что мне день? Лишь суетное бремя,

Чужое, словно новенький сапог.

Нет, мне милей моё ночное время,

Которое наполнил я, чем смог.

Пусть день сулит мне света океаны,

Пусть он – любви и разума союз, –

Верните мне полночные обманы,

Ноктюрновой тиши прозрачный блюз!

М-да. Как вспомнил, так снова взгрустнулось. Что это, симптом накопившегося утомления? Или тут нечто более глубокое? Но ладно. Как говаривала небезызвестная Скарлетт, "я подумаю об этом завтра". Успею ещё порефлексировать… при гостях это совершенно некстати.

- Давай, Зархот. Устраивайся поудобнее, задавай вопросы.

Прозрачная колонна в центре комнаты-гайки во время моего радушного спича как бы оплыла, превращаясь в круглый "стеклянный" стол и три таких же кресла. Только опирались эти кресла не на пол, покрытый пятисантиметровым слоем мха-трансмутанта – ещё не хватало ставить на живой подарок Схетты мебель, хоть бы и самую лёгкую! Нет, кресла являлись такой же частью колонны-метаморфа, как стол. Собственно, с последним они и соединялись парой тонких, почти невидимых опор, заменяющих классические ножки.

- Надо же, – заметил хилла, опускаясь на выбранное место. – Не иллюзия! Вот только не пойму, из чего это сделано…

- Если обойтись без сложных объяснений, то из напряжённого карбосиликата. Поскольку я – далеко не Фартож Резак и даже не один из его учеников, не так-то просто оказалось наделить плотную материю, помимо памяти формы, ещё и способностью выстраивать ориентированные молекулярные цепи. Но некоторыми успехами похвастать я уже могу.

- Заметно. А кто такой этот… Резак?

- Высший маг. Старый и могущественный, вроде нашей знакомой Сьолвэн, спец по кристаллам. Впрочем, давай я расскажу, что со мной было, по порядку. Начиная с момента, когда тебя сцапали… а вопросы ты задашь уже по ходу рассказа или чуть позже.

Возражать Зархот не стал.

Надо заметить, Схетта тоже слушала меня внимательнейшим образом. Так уж вышло, что мы с ней, говоря о былом, не торопились вдаваться в детали. Как-то сама собой сложилась ситуация тихого соревнования, кто о ком поймёт больше по "случайным" оговоркам, невзначай подброшенным фрагментам мозаики, мимолётным комментариям и прочим подобным мелочам. Так что сейчас я грубо нарушал неписаные правила этой игры, одновременно извиняясь тем самым за все вольные и невольные обиды, сколько бы их ни оказалось.

Когда я дошёл до момента, когда со спящей Схеттой на руках я сошёл с Дороги Сна в новом, ещё не знакомом мире, обжитом тианцами, жена оживилась.

- Пора браться за рассказ мне, – объявила она. – Поведать, что сделал со мной Поток… и что я сделала с ним. А то Рин уже больше часа старается, язык натрудил, бедняга.

Я улыбнулся. Похоже, мне тоже предстоит услышать немало интересного. …лился рассказ моей жены, голос которой временами срывался на "хоровое" звучание, чем-то напоминающее органную музыку. Плавали над "стеклянным" столом иллюзии: пейзажи, лица и фигуры, отображения магических структур, карты и интерьеры. В некий момент я мельком подумал, что Схетта имела бы большой успех как кинорежиссёр и клипмейкер – на стыке авангарда, фантастики и документальной хроники. Феерическое сочетание, да… как и она сама. Но чуть позже наступил момент, когда в моей душе загорелся огонёк тревоги.

Нет, я не перестал прислушиваться и присматриваться к её повести. Просто вынужденно отвлёк часть сознания на анализ причин своего беспокойства.

И результаты мне не понравились.

- У меня плохие новости, – сообщил я нарочито ровно, когда Схетта закруглила рассказ ожидаемым "проснувшись, я увидела рядом мужа и обрадовалась". – Придётся отложить наши несомненно приятные посиделки.

- В чём дело?

- Война на носу.

34

- Интервал? – спросила Схетта "хоровым" голосом. Теневое серебро затопило её глаза – Осталось менее двух суток.

- Противник?

- Риллу. "Безземельные" представители партии Теффора во главе с Хордакком, всего около семнадцати-девятнадцати Тихих Крыльев на стороне противника. Плюс свита, разумеется.

- Ожидаемые последствия?

- Разнообразные. Я сейчас просматриваю варианты… самое неприятное, что во всех, как костыль в шпале, торчит разрушение Ирвана и книахата.

- И почему ты говоришь об этом только сейчас?

При этом вопросе лицо Рина Бродяги впервые отразило глубокое, но сильное чувство. И чувство это было таково, что Зархот почёл за благо поскорее отвести взгляд.

- Я, – ответил высший, – тоже очень хотел бы знать, куда смотрели наши Видящие.

- Тогда что мешает спросить их?

- Тоже верно. Зархот, ты с нами?

- Да.

Рин поднялся. Хилла вновь поневоле сравнил его движения с пластикой Манара – и вновь подтвердил сложившееся мнение, что сравнивать их бессмысленно. Молодой риллу, подстать Ладе, походил на танцора, на ловкача, способного без подготовки и размышлений выдать любой акробатический трюк, не растрепав причёски. Боец, и притом опаснейший – да… но в небрежной грации Манара имелся существенный изъян, не позволяющий назвать его воином.

В движениях Рина эта безотчётная грация почти отсутствовала. А вот привычка к риску, в том числе смертельному – читалась чётко. То, что высший не раз и не два убивал, тоже наложило на него свой несмываемый отпечаток. Бродяга двигался не столько легко, сколько аккуратно и сдержанно. Сознающий свою силу и неплохо знающий её пределы, он походил не на блестящий вихрь, как его ученик, а, скорее, на разумную грозовую тучу. Тёмную, мощную и страшную.

Особенно сейчас.

Прикрыв на секунду глаза, Рин перенёс сложным многоступенчатым реверсом себя и хилла в джунгли. Схетта, переместившаяся своими силами, не отстала ни на мгновение.

- Здравствуй ещё десять тысяч лет, – сказал высший, находя взглядом престранное создание – Зархот и не подозревал, что такие химеры вообще возможны. Продолговатая туша не то червя, не то моллюска, парящего в воздухе благодаря личному полю тяготения и покрытого естественной бронёй. С червями его роднила гибкость десятиметрового тела, а с моллюсками – три пары глаз на выдвижных стебельках, шевелящихся довольно характерным образом… и заканчивающихся "гранёными шариками", как фасеты пчелы или стрекозы. В "загривок" червя-моллюска врастало тело, подобное телам пресмыкающихся. Непропорционально крупная голова, атрофированные трёхпалые ручки, тощеватая грудная клетка. Ярко-алый по контрасту с чёрной чешуёй гребень. Выпуклые золотые глаза со зрачками пилообразной формы…

Несомненно, при всём своём искусстве харлавы не смогли бы создать такое существо. Тут поработал некто на порядок искуснее. То есть поработала.

Сьолвэн. Больше некому.

Надутый, как кожа на барабане, горловой мешок "всадника" издал смесь треска, шипения и свиста, сопровождаемого внятными – и адски "глубокими", многогранными, прихотливыми притом – ментальными сигналами.

- Пусть твои замыслы воплощаются в точном соответствии с твоими желаниями, Бродяга.

- Скажи-ка мне, Летучий Ящер, почему…

- Я могу присоединиться к беседе?

Зархот почувствовал себя откровенно неуютно. События, похоже, закручивались гибельной воронкой, норовящей поглотить его без остатка (да если б только его!) – а он, похоже, до сих пор не вполне отошёл от последствий стазиса, раз пропустил появление нового действующего лица.

Рин ничем не выдал недовольства, если оно и имело место.

- Присоединяйся, Капитан.

"Кто она такая?" – попробовал уточнить Зархот, направив мысль Схетте. Та не стала затягивать с ответом и отделываться кратким комментарием не стала тоже.

"Некогда та, кого мы ныне знаем под именем Сьолвэн, отпочковала своё эго от древнего единства, которое именует Сообществом…" Череда сжатых образов: схемы копирования структур мышления и памяти, нужда в общении и понимании, движение по неизученной, потенциально враждебной территории… и всё это – на стойком эмоциональном фоне напряжённости и риска.

"…недавно Сьолвэн, превзойдя границы безопасности, начала новый этап тихой войны со своим властительным супругом и с риллу как таковыми…" Взгляд со стороны на уже известные события, включающий фрагменты информации, которых Зархот ранее не имел. Одним из таких событий предстало его пленение, закончившееся в итоге стазисом.

"…но война, как любая игра, может окончиться поражением, каковы бы ни оказались предпринятые для победы усилия. Поэтому ныне Сьолвэн снова отпочковывает фрагменты своего эго от того единства, которое и есть она нынешняя, не жалея для них ни накопленной за тысячи лет памяти, ни Силы, ни иных ресурсов…" Снова схемы копирования-конструирования тесно переплетённых ментальных и витальных структур – куда более сложные, чем в начале, далеко за гранью понимания даже для специалистов в химерологии и ментальных дисциплинах. Скользящие образы: вот "родильные бассейны", вот проходящая процедуру удвоения спираль ДНК, вот бешено делящиеся живые клетки, а вот – рассыпающийся и собирающий себя вновь ветвистый фрактал…

"…мы почти уверены: Капитан – одна из монад, получившихся в результате этого процесса. Сейчас она не является высшей, а всего лишь её почти автономной частью. Но из этой части, если случится худшее, сможет достаточно быстро восстать обновлённое целое".

Зархот повёл головой – и обнаружил, что весь ответ Схетты неким непостижимым образом втиснулся в малую долю мгновения.

- Ты недоволен тем, – заговорила меж тем Капитан, – что тебе не сообщили заранее о приближении угрозы?

- Я-то перебьюсь, – ответил Рин после паузы низким, почти рычащим тоном. – В своё время, чтобы смыться из опасной зоны, нам хватило предупреждения за полчаса до момента икс. Куда интереснее иное: почему Ирван до сих пор не эвакуируют?

- Потому что у вас есть шанс спасти город, – сказал Летучий Ящер.

Молчание. Недолгое.

- Вот как, – лязгнул Рин. – Итак, "мы" должны отвратить неизбежное. А чтобы "мы" старались как следует и выкладывались по полной программе, вы решили поднять ставки до самого верхнего предела.

- Ты можешь объявить эвакуацию своим голосом, – заметила Капитан. – С гарантией спасти смертных, живущих в Ирване… большинство их… и потерять город.

- А Сьолвэн останется в стороне при любом исходе.

- Ей придётся, – вновь затрещал, зашипел, засвистел горловой мешок Видящего. – Любое вмешательство высшей повысит ставки, поставив под удар уже не один город, а весь домен.

- Ясно. Не желает поднимать ставки и пасует.

- Ты несправедлив, – неожиданно сказала Схетта.

- Почему? Или я ошибся в формулировке?

- Нет, не ошибся. Но время играет на нашей стороне. Чем дольше длится конфликт, тем меньше шансов у сторонников стылого равновесия.

Рин мрачно хохотнул.

- Да, старушка спешно наращивает мощь, надстраивает стены, полполняет арсеналы и даже, – кивок в сторону монады, – копает подземные ходы для стратегического отступления. Но почему мы должны покупать для неё передышку, милая?

- Потому что делаем одно дело, – сказала Капитан.

- Потому что мы, – одновременно с нею ответила Схетта "хоровым" голосом, – в долгу у высшей, у её домена и смертных, живущих в нём.

- И этот долг достаточно велик, чтобы мы рискнули своими шкурами?

- Мы оба рисковали ради меньшего.

Рин склонился, признавая правоту жены. И вскинулся, подобный освобождённой пружине.

- Если у Ирвана есть шанс, – сказал он, глядя в пилообразные зрачки Видящего, – подскажи, каким путём нам реализовать его.

- Не могу.

- Почему?!

- Ты сам понимаешь причины.

- Ничего я не понимаю!

- Усмири свой дух, огради его от страха – и ты поймёшь.

Рин замер.

Чертовски не нравился мне этот разговор. Причём с самого приветствия.

"Пусть твои замыслы воплощаются в точном соответствии с твоими желаниями, Бродяга". Ха! Это, стало быть, пусть сбудутся мечты идиота? Так, что ли, дружище Ящер?

Вмешательство Капитана ситуацию не улучшило. Особенно намёк на историю с хилла в стазисе: на то, что я, мол, тоже не всегда делюсь информацией со Сьолвэн и компанией. Но, прах побери, есть же разница между двумя случаями утаивания ключевой информации! То, что я не сообщил никому за пределами треугольника я – Схетта – Капитан об истинном числе спавших в стазисе и об их судьбе – это одно. Попытка же закулисной манипуляции мной (и если бы только мной!) – это, как по мне, совсем, совсем другое!

А игра на жизни двух миллионов разумных существ, не подозревающих об угрозе – третье.

И игра эта не нравится мне принципиально.

Хотя бы потому, что я, пусть смутно, но догадываюсь, каким путём могу разбить стену неизбежного. Точнее, во что я должен ради этого превратиться.

Ларчик этот открывается без особых хитростей. Долгая подготовка с построением эшелонированной магической обороны не поможет мне, Схетте, Манару и Ладе встретить лицом к лицу два десятка риллу, даже неполные два десятка – и свести дело к ничьей. Как говорится, "у соединения из трёх лёгких кораблей и латанного-перелатанного грузовика практически нет шансов против целой эскадры". Хорошо, что мы, если верить Летучему Ящеру, ограждены от применения неконвенционного оружия: коль скоро в нашем тылу внимательно наблюдают за происходящим Сьолвэн и Теффор, никто не рискнёт поставить под угрозу весь домен. Во всяком случае, без очень и очень веской причины.

Плохо, что именно неконвенционное оружие (и только оно) может дать нам какие-то преимущества в сложившемся уравнении Сил.

Поправка: не может, а могло бы. Если бы не жестокий дефицит времени.

И если бы у противника не было своих резервов. Причём мобилизуемых куда легче.

Я мог бы придумать многое даже за оставшиеся часы. Наклепать тысячи Доспехов Бога, привлечь к делу внешние ресурсы (например, вызвать пару тысяч выведенных из стазиса хилла или пригнать пару десятков новейших энгастийских летучих крейсеров), тупо перетащить весь книахат, как он есть, на нейтральную территорию – то бишь в Квитаг…

Увы, большинство сценариев заканчивалось той самой эскалацией конфликта, которой я так хотел бы избежать. Особенно в варианте с привлечением хилла. Поглядев, чем заканчивается мой демарш с воинством разбуженных и оценив число разнесённых в пыль доменов, я передёрнулся, как от кошмарного сна, и зарёкся вспоминать о хилла в Доспехах Бога вообще.

Нет, нет и нет.

Только один путь, чтобы спасти город. И только один способ пройти его без долгоиграющих глобальных последствий: быстренько, прямо на поле битвы, ради бытия Ирвана выскочить за пределы собственного могущества. Произвести в своём сознании очередную революцию. А потом сказать двум неполным десяткам риллу, оскалясь:

- Думали взять числом? Так вот фиг вам: МЕНЯ БОЛЬШЕ!

К сожалению, это выглядит гладко только на бумаге или в виде мысленной модели. А как сделать это на практике? Эй, барон Мюнгхаузен! Подскажи мне, как вылезти из этого болота!

"Усмири свой дух, огради его от страха – и ты поймёшь".

Как будто я не понимаю!

Просмотр теней вероятности – это инструмент рациональной магии. Сильно изменённой, осиянной цельностью и совершенством высшего могущества… но рациональной. А головоломки с парадоксами, как известно, в рамках рациональной логики неразрешимы. Если я остаюсь в этих рамках и не переступаю пределы, Ирван… исчезает.

Безвозвратно. Загорается в зените маленькая и злая бело-голубая звезда. Быстрее молнии протягивается от неё ко дну Стопы Гиганта перекалённая нить. Ещё доля мгновения долой – и тяжкая, всё и вся сокрушающая волна, зародившись на периферии, мчится к эпицентру. Сворачивается время, агонизирует пространство. Рвутся скрепы Света и Мрака. В пологе небесной пестроты, как бы проеденная скоротечной ржой, расползается чёрная дыра в Истинное небо, и окрестности заливает непривычная, совершенно неестественная для доменов темнота. А со дна кратера, который отныне занимает место Стопы Гиганта и города, не иначе как злой шутки ради названного Ирван оэ Теффор, бьёт вверх толстая, чуть розоватая колонна протоматерии. Куда более яркая, чем привычное небо, соперничающая яркостью с диском солнца. Она почти так же длинна, как нить, с которой всё началось. Но не так равномерна. На высоте, где полагается находиться пестроте небес, или самую малость пониже, колонна расплывается диском плотного сияния. Алого, как артериальная кровь. Если взглянуть издалека и с высоты, на которую редко забираются даже самые сильные птицы, колонна и диск похожи на огромный крест. Вот такая картинка, язви её железом. Минимальные, lobarr vhud lympaas, потери. Локальная встряска, ограниченный ущерб…

Ненавижу! …вот только хватит ли мне этой ненависти, чтобы спасти Ирван? Достаточно ли силён такой запал, чтобы разнести в клочья мою привычную, удобную, слишком человеческую и потому неизбежно ограниченную суть?

А ведь разнести в клочья мало. Надо ещё воссоздать на осколках нечто большее. И никто не гарантирует мне успеха в этом деле. Никто.

Даже я сам.

"Пусть твои замыслы воплощаются в точном соответствии с твоими желаниями, Бродяга".

Не это ли имел в виду Летучий Ящер, отвечая подковыркой в приветствии на подковырку в приветствии? Не было ли это искренним пожеланием успеха?

Его и Сьолвэн вполне можно понять. Если не я, то никто. Если я буду надеяться на кого-то ещё, я не прыгну. Не совершу рывка в полную силу. Не пресуществлю себя. Я должен поставить вопрос предельно жёстко: или – или. Иначе я в лучшем случае останусь прежним, а в худшем – не смогу собрать из осколков ничего внятного, разделив при этом участь Квитага.

Схетта права и не права одновременно. Мы оба рисковали ради меньшего, это верно. Но мы рисковали собой, и только. А сейчас на кону стоит куда больше. Мы легко можем запалить в Хуммедо пожар всеобщего уничтожения… да. Это – легко.

Куда труднее будет решить дело миром.

Конечно, для некоторых решений времени целый вагон. Например, для отступления. Ведь книахат – это не стены, книахат – это, в первую очередь, маги. Забрать всех желающих на остров по имени Энгасти, обозвать это "стратегическим отступлением для перегруппировки сил"… о, это воистину соблазн из соблазнов! Что, Сьолвэн, решила разыграть меня втёмную? Ну так я просто не сяду за стол! И делай, что хочешь. Могу взять с собой Капитан, в порядке личной услуги, но вот подставлять шею – извини.

Можно так сделать? Ещё как можно.

И кто я буду после этого?

Впрочем, вариант явно мертворождённый. Потому что Схетта обозначила свою позицию предельно ясно, и я тоже никуда не денусь: останусь, чтобы защищать город вместе с ней.

Если быть предельно честным, я остался бы, даже если бы Схетты не существовало. Я, прах побери, не тварь дрожащая! И карабкался наверх не ради того, чтобы праздновать труса, когда запахнет жареной человечиной. Я сделаю всё, что в моих силах.

Знать бы только, будет ли этого достаточно…

Это угрюмое и враждебное всему привычному место Зархот изучил хорошо. Достаточно хорошо, чтобы перестать считать его таким уж угрюмым и враждебным.

В конце концов, что такое домен Квитаг после стазиса, после беспомощной неподвижности в полушаге от перерождения и в шаге от Реки Голода?

- Держись чуть сзади, – сказал ему Рин ещё до того, как начался танец. И Зархот держался. Так же, как держались, прикрывая створ Врат Войны, сомкнувшие руки Бродяга и Схетта.

Мало кому из хилла доводилось наблюдать из относительно безопасной точки за тем, как риллу использует Тихие Крылья во весь размах. Вот только Зархот чувствовал не только подъём, но и разочарование. Обиду чувствовал и ревность. За подозрительно краткий срок ученик Рина вырос как маг настолько, что хилла понимал – да и то в самых общих чертах – менее половины используемых им приёмов.

Да, конечно, Манар пускал в ход чары, для хилла недоступные просто из-за своей дикой мощи. Да, его плетения на ходу корректировала Лада, сообщая им такие свойства, что даже после долгого анализа мало что можно разобрать. Да, всё так.

Но – обидно же!

Тем более, что Рин со Схеттой, не так давно даже вместе стоившие меньше одного Зархота, не говоря уж о всей его тройке, сейчас вполне успешно давили на пару Манар – Лада, ухитряясь вести "по очкам". И тоже пользуясь заклятьями, которые хилла понимал едва на треть.

Впрочем, какая там треть… со стороны Рина – да, ещё туда-сюда. А вот Сила Схетты, то, что звалось Хороводом Грёз… итоги Зархот видел, как видел исходные позиции, но сам путь терялся среди отражений, теней и бликов. Высшая магия, суть которой равна форме – и которая зовётся непостижимостью.

Армию, валом валящую через Врата Войны в пространство домена, настигали самые разнообразные кары. По воле Манара, видоизменённой танцем Лады, Стражей крошили вихри пульсирующего пространства; разъедали, не оставляя ничего, кроме осколков сотворившей Силы, холодные воды, обращённые магией в ядовитый щёлок; лишали внутренних связей яркие, как погибель, огни – лиловые, синие, алые, отравно-зелёные…

Воинство рубили на части полотнища чистой энергии – такой чистой, что в областях, соприкасающихся с ней, уже невозможно было существование регулярных магических структур. Сети, сплетённые из нитей ничтожной толщины и неимоверной прочности, пролетали по полю боя, оставляя за собой пустыню, и рассыпались, исчерпав запас стабильности либо натолкнувшись на области с преображённой магической структурой. Трубные стоны выворачивали наизнанку логические схемы – и Стражи выходили из-под контроля Сёгуна, набрасываясь на своих сородичей с бездушной механической яростью. Зархот диву давался числу и разнообразию путей, какими Манар реализовывал активную оборону.

Но активная оборона высших магов использовала ещё более прихотливые пути.

Вот Рин вскидывает руку. Мгновенно и неимоверно удлинившаяся тень его конечности – тень, которую вроде бы нечему отбросить, потому что источника такого света поблизости нет – извивается чёрным щупальцем, чтобы вдали, возле скорее угадываемых, чем ясно видимых фигурок Манара и Лады, преподнести неприятный сюрприз. У самой руки мага тень черна, как смертный грех, но дальше она светлеет и возле рубежа атаки уже сияет невыносимым блеском. Так это всё выглядит – но что делает тень руки, каким образом она угрожает обороне Манара? Это сокрыто, и Зархот не успевает в этом разобраться…

Вот Схетта лепит, как обычные снежки, комья голодной тьмы. Одновременно вторая часть Крыла Кошмара, та, что изломанной тенью дрожит над её правым плечом, рождает дождь чёрных в едкую прозелень игл. Эти иглы с шипением впиваются в готовые комья тьмы, меняя их неким неуловимым образом, а затем "заряженные" комья уносят к цели специально созданные Сёгуном Стражи: быстрые, юркие, малозаметные. И вот уже полотнище чистой энергии, которым Манар навострился рубить ряды ринова воинства, случайно подловив одного из таких Стражей, в одно мгновение темнеет, покрываясь сеткой зелёных трещин, и обламывается, как стеклянное… а ведь таких Стражей и таких "заряженных" комьев было много!

Всего два эпизода из многих тысяч. Потому что битва, ожесточение которой лишь нарастает со временем, длится уже не первый час.

- Довольно! – говорит внезапно Рин. И Зархот вздрагивает, а воинство под командованием Сёгуна поворачивает вспять. – Пора заканчивать.

- Сколько осталось до атаки риллу? – спрашивает Схетта, растворяя недооформленное заклятье в тени Крыла.

- Часов десять. Хватит и для того, чтобы отдохнуть, и чтобы провести анализ учебного боя, и помедитировать… на всё хватит.

"Кроме одного, – думает хилла. – Подготовиться к грядущему так, чтобы Ирван устоял".

35

- Череп!

Она отчаянно боялась этого разговора, но оттягивать его не стала. Чтобы – как присохший бинт с раны, одним жестоким рывком. И всё.

Развернуться. Встретить прямой взгляд пилообразных зрачков в малахитово-зелёных радужках не менее прямым… ну, насколько получится.

- Магистр Рильшо.

В книахате харлав перешёл от сандалий к вязаным шерстяным "носкам". Полы гладкие, чистые, не пыльные – почему бы нет? "Вот почему он сумел подобраться бесшумно… клянусь Мраком, я же опять пялюсь в пол!" Череп вскинула голову, поднимая глаза.

- Надо полагать, ты не знаешь последних новостей, – сказал Рильшо мягко.

И совсем не то, чего она ждала.

Череп считала, что подготовилась и к упрёкам – что завуалированным, что прямым; и к угрозам разной степени жёсткости; и к яду, и к сарказму, и к металлической прямоте, столь нелюбимой высокопоставленными магами Кланов, но от этого не менее действенной.

"Никогда не думай, что готов ко всему". Рильшо сумел удивить её – снова.

Надо полагать, ты не знаешь… даже не вопрос, чистая риторика. А за ним, как всегда, покой и уверенность. Сила.

- Вы пришли просветить меня? – вопрос, с формальной точки зрения безупречно вежливый – но лишь тонально. В разговоре адептов Мрака использовать выражение "просветить меня"… хм.

- Как бы там ни сплелись ростки судеб, – по-прежнему мягко, словно ничего не заметив, продолжил магистр, – ты не чужая мне. И поэтому я хочу тебя предупредить.

- Я вся внимание.

- Мы попали в очень необычное место. Очень… открытое. Здесь даже те, кому есть, что скрывать, порой ведут себя не… естественно.

- К чему это вы?

- Терпение, Череп. Терпение. Я не отниму у тебя много времени, потому что его и вообще осталось не так уж много…

Пауза. Хорошо рассчитанная – как и всё остальное. Игрок класса Рильшо мало что оставляет на волю случая – или вне своего контроля.

- На данный момент в Ирване у меня есть три знакомых Видящих. И ещё двое, которых я имею основания подозревать в принадлежности к Видящим с вероятностью от пяти до семи к десяти. Недавно оба подозреваемых покинули город вместе со всеми близкими. Из троих, о которых я точно знаю, кто они, один тоже уехал, а двое других готовятся к переезду.

- Предчувствие беды?

- Видящие не "предчувствуют". Они просто знают. Я набрался дерзости спросить одного из своих знакомых напрямую, что напугало его и его коллег…

- И он? – бросила Череп, когда очередная пауза показалась ей слишком долгой.

- Не пройдёт и суток, как Ирван будет разрушен.

- Почему?

- Я спросил и об этом. Причины оказались знакомыми: это Рин, Схетта и отчасти мы сами, потакающие капризам высших. Риллу придут и уничтожат то место, где мы находимся.

- А вероятность?

- Десять к десяти. Остаться здесь – умереть.

- А что высшие?

- Им не равняться с риллу.

- Значит, мы должны бросить всё и бежать, если не хотим…

- Да.

- Спасибо за новость, – сказала Череп. И снова отвернулась к столу, где разложила свои инструменты для упражнений в артефакторике.

Как скоро Рильшо покинул лабораторию, она не знала: "носки" делали его походку не более шумной, чем шаг кошки, подкрадывающейся к неосторожной птахе. Сама она закончила монтаж одного из зачарованных дисков минут через десять, переоделась и покинула лабораторию спустя примерно четверть часа.

- Опять ты!?

- И опять по делу.

Сейвел вздохнул. Исключительно мысленно.

Казалось бы, уж кто-кто, а Лиска с её весьма яркой внешностью не должна бояться конкуренции со стороны Череп. Которую даже самый пристрастный наблюдатель назовёт в лучшем случае "интересной", не решаясь нагло солгать, что эта женщина привлекательна.

Но вот поди ж ты: не ревнующая, например, Колючку, Лиска при всяком удобном случае (да и при многих неудобных тоже, чего греха таить) делала на Череп стойку.

Ну и где тут логика?

"Правда, Колючка никогда не заглядывала ко мне в гости без приглашения. То есть не нарушала границы чужих охотничьих угодий. Кроме того, Череп в прошлом – Ночной Шип, что отнюдь не прибавляет дружелюбия со стороны боевого мага, имеющего к Шипам долгие счёты…

И всё равно устраивать сцены по такому дурацкому поводу – нелогично!" – Тогда излагай, – сказал Сейвел.

- У вас есть знакомые Видящие?

- Предположим, есть. И что?

- Меня пытался застращать страшной сказкой Рильшо…

Когда Череп изложила факты и закругляла рассказ, Сейвел мысленно спросил Лиску:

"Что ты обо всём этом думаешь?" "Да тут и думать особо нечего. Все сомнения можно разрешить одним махом – довольно задать Рину прямой вопрос".

А вот это, подумал бывший те-арр, вполне логично. И попытался вызвать Рина через мини-якорь, то есть в случае Сейвела – кусочек кварца насыщенного сиреневого оттенка, прицеплённый к левому уху при помощи клипсы.

К слову сказать, подобные мини-якоря получали все разумные, поселявшиеся в книахате. С их помощью значительно облегчался и упрощался ментальный обмен. Даже существа, отродясь не практиковавшие ментальные дисциплины и вообще чуждые магии, могли посылать обладателям других мини-якорей сигналы. Правда, простейшие – похожие на тихий шёпот, но зато даже через пространственные барьеры, отделяющие домен от книахата. Маги же вдобавок могли записывать в мини-якоря информацию, как в записную книжку, сохранять в них структуры заклятий (и обмениваться этими структурами даже за пределами прямой видимости), навешивать на них дополнительные функции (самыми популярными быстро стали "часы", "плеер" и "будильник")… в общем, много разного оказалось возможно проделать с мини-якорями.

Нашлись умники, шептавшиеся, что этот стандартный дар со стороны Рина только внешне бескорыстен. Что с помощью сиреневых кристаллов кварца высший может подслушивать чужие мысленные беседы, отслеживать местонахождение всех, кто носит мини-якорь и ещё Видящие знают что. Самые активные шептуны доходили до теории, что эти дары порабощают волю и тихо, исподволь меняют воспоминания… правда, даже сами они не верили в свой бред всерьёз. У Сейвела на этот счёт имелось отдельное мнение. Он полагал, что мини-якоря имеют массу таких дополнительных свойств, которые Рин не торопится афишировать и что они действительно могут служить средством для контроля над носителями. Вот только не такой человек Бродяга, чтобы приобретённой таким путём властью – и вообще любой властью – злоупотребить.

"Учитель!" Отклик последовал с опозданием. Что никак нельзя было назвать обычным.

"Ты тоже насчёт гибели Ирвана?"

"Да. Значит, я не первый?" "Как говорили в одной… далёкой стране, шила в мешке не утаишь. Нет, ты не первый, кто меня спрашивает об этом. И город, к сожалению, действительно ждёт гибель".

"Но почему…" "Чтобы не породить панику. Я и с тобой-то откровенен лишь постольку, поскольку знаю, что ты болтать не будешь. Кроме того, лучший из известных мне Видящих сделал предсказание о судьбе Ирвана и книахата. Если вкратце, то способ спасти всех есть, и я его найду… если буду по-настоящему болеть душой за тех, кому грозит смерть".

Сейвел едва сдержал дрожь. Вот она, истинная цена ответственности! Это вам не вялое бодание бараньими лбами с Ночными Шипами… то-то у Рина даже в мыслях без труда читаются напряжение и усталость!

"Если хочешь, можешь отсидеться в безопасном месте. Или – остаться и довериться мне. Решай сам. А теперь – извини…" Нить мысленной связи оборвалась.

- Ты говорил с высшим? – проницательности Череп оставалось лишь позавидовать. Или это Сейвел слишком расслабился, позволяя читать свою позу и выражение лица, как книгу?

- Да.

- Что он сказал?

"А вот теперь выбирать ответственность по весу и форме – мне…" Впрочем, думал бывший те-арр не долго. Он умел принимать решения быстро и резко: не за один лишь магический дар Минназе в своё время поставила его в линии наследования впереди многих и многих других членов семьи.

- Рин и подтвердил слова Рильшо, и опроверг их.

- Объяснись! – потребовала Лиска.

- Угроза действительно есть. Риллу приближаются, и судьба Ирвана качается на весах судьбы. Но шансы у остающихся всё же имеются.

- Какие?

- Это зависит от Рина, от Схетты, от Манара. Не от меня.

- Ты… – Лиска замерла, не закончив. Сейвел медленно кивнул.

- Вы что, верите, будто высшие спасут вас?

- Почему бы мне в это не верить? Знаешь, Череп, – сказал он, забираясь на стол с ногами, словно подросток, – ты этого не застала, а я был свидетелем лично. Ещё до того, как Рин и Схетта стали высшими, а Манар обрёл Тихие Крылья, в Ирван явились хилла. Тройка боевых магов. На тот момент противопоставить им учитель не мог ничего. Ни один, ни с друзьями. Он мог отойти в сторонку и просто позволить хилла забрать Ладу… ты ведь в курсе, кто это?

- Да.

- Но Рин не отошёл. Ещё вопрос: ты слышала, что представляет собой Квитаг?

- Да.

- Так вот, чтобы Лада не досталась своим сородичам, Рин взял её, Схетту, Манара, ещё одного мага по имени Айс и Видящего по имени Лимре, после чего эта шестёрка ушла из Теффора в Квитаг. Хилла, все трое, последовали за ними…

- И чем дело кончилось?

- Спустя три года, когда их уже давно перестали ждать, из Квитага вернулись семеро разумных. Рин, Айс и Лимре. Манар, получивший Тихие Крылья. Лада, не ставшая ни риллу, ни высшей, но получившая не меньше него. Схетта, уже носившая под сердцем Тимура. И один из тройки хилла, посланных за Ладой – Зархот. Которого Рин с компанией ухитрился переманить на свою сторону. С тех пор я не берусь предугадывать, на что Бродяга способен, а на что – нет.

- Значит, ты остаёшься в книахате.

- Да.

Череп встала.

- Спасибо за рассказ, – сказала она.

- А ты-то что будешь делать? – бросила Лиска ей в спину.

- Думать. И выбирать.

Спустя примерно минуту Лиска нарушила молчание.

- Как думаешь, она останется?

- Понятия не имею, – буркнул Сейвел. – Меня куда больше волнует, что…

- Даже не вздумай уговаривать!

- Но зачем тебе-то…

- За надом. И вообще, кончай с унынием. Если уж мы сдохнем, потому что Рин не сдюжит, последние часы перед финалом можно потратить более приятным способом.

"Адски логично", – подумал бывший те-арр. И решительно отодвинул тревогу прочь.

Варианты. Тени. Линии схем и графов…

Неизбежность на всех путях.

Пространство для манёвра ещё есть, хотя и сокращается с каждой миллисекундой. Можно, например, вместе со Схеттой наведаться в гости к Хордакку. Поговорить, как человек с риллу.

…точка сбора находится за пределами плоскости, примерно в сотне километров над геометрическим центром домена Кайт-Лемеггу. Правда, пространство тут ведёт себя, так скажем, странно, и сотня километров – это не точный размер вектора, а скорее оценочное суждение, в котором заложена неустранимая неопределённость. Но непосредственно точка сбора и её ближайшие окрестности сцементированы Тихими Крыльями Хордакка в нечто стабильное. Намного более стабильное, чем пространство доменов: ведь здесь его Сила может быть сконцентрирована, а не рассеяна по просторам целого мира.

Создатель точки сбора не может не заметить вторжения.

Как и того, что перед вторгшимися плывёт огромная, светящаяся внутренним огнём руна скейх. Её основные значения – "порядок", "спокойствие", "гармония". Издавна под знаком скейх приходят на чужую территорию послы и парламентёры. Атаку которых обычай не одобряет.

Поэтому Хордакк позволяет им приблизиться и заговорить.

"Приветствуем могущественного".

"Я не звал вас".

"Это верно. Однако мы пришли".

"Хотите изъявить покорность?"

"Нет, властительный. Я и Схетта хотим попытаться найти компромисс, который…"

"Никаких компромиссов, смертные. Или вы убираетесь обратно во Врата, через которые явились, или вас уничтожат".

"По правилам дипломатии стороны начинают с предельных требований, заведомо невыполнимых. Я отвечу вам равной любезностью. Или вы позволяете нам жить так, как мы этого захотим, или все неполноценные риллу в лучшем случае разделят участь Квитага".

"Если бы ты не прикрывался скейх, как щитом…"

"А ты хочешь, чтобы мы перестали прикрываться? Ведь твои союзники ещё далеко!"

"Зато твой союзник рядом, и это, видимо, наполняет тебя уверенностью".

"Не пытайся оскорбить меня. Если ты хочешь решить наш спор – спор бессмертного со смертным, покоя с изменчивостью, старого с новым – традиционным путём поединка, скажи. Я предоставлю тебе возможность помериться Силами".

"А ты не пытайся толкнуть меня на глупость. Если ты действительно хочешь поединка по всем правилам, тебе следовало бы как минимум найти мне свидетеля". "И кто кого толкает здесь на глупость? Сюда вскоре начнут прибывать твои союзники, и вряд ли многие среди них удержатся от соблазна превратить поединок в свалку".

"Ты опять пытаешься оскорбить?!"

"Я просто констатирую факты. Я способен видеть варианты будущего и потому имею право говорить о чужих и ещё не принятых, но почти неизбежных решениях".

"Очередная угроза. Смертный, ты начинаешь меня утомлять".

"Итак, боя ты не хочешь. Не вернуться ли нам к обсуждению выдвинутых требований и не подумать, чем можно поступиться ради заключения договора?"

"Нет. Компромисса не будет".

"А ты не боишься, что однажды мы вернёмся тем же путём, каким явились, но в куда больших силах, чем теперь?"

"Не особенно. По ту сторону Врат тоже есть риллу…"

И так далее, и всё в том же духе. Обмен слабо завуалированными угрозами, фехтование на доводах, страхах и интерпретациях фактов. По собственной инициативе Хордакк ни разу – во всех вариантах ни разу! – не вступил со мной в открытый бой. И не уступил на переговорах ни пяди. Зачем, когда союзники на подходе? Ну а ввязавшись в драку без прикрытия руны скейх, мы со Схеттой просто без толку теряли небольшое преимущество неожиданности, "засвечивая" раньше времени свои самые успешные боевые чары и приёмы. Победить Хордакка на пятачке им же сотворённой реальности у нас никак не хватало времени. Успешно провернуть такое удавалось только при участии Манара и Лады, напав на одного вчетвером.

Но гибель влиятельного "безземельного" не оставалась безнаказанной. И одним из первых актов мщения становился крест над уничтоженным Ирваном…

Бегство за пределы Хуммедо? То самое "стратегическое отступление ради перегруппировки сил"? Что ж, опасность для меня и Схетты это снижало до нуля. А собранная Хордакком группа риллу являлась предъявлять претензии Сьолвэн, Манару, Ладе и Теффору. Этот вариант допускал множественное ветвление – но как бы ни вертелась высшая, подражая поджариваемому ужу, стремясь и домен сохранить, и не сдать недавно отвоёванных позиций, без силовых аргументов со стороны "безземельных" не обходилось.

Крест над Ирваном…

От иных вариантов меня воротило ещё сильнее, чем от варианта с бегством. Позвать на подмогу Фартожа, Тенелова, Неклюда, Айнельди? Временный выигрыш, не более. Чуть позже к границам домена подступала уже не неполная двадцатка, а сотня риллу с лишним – и уж тут одним Ирваном дело не заканчивалось. Как и в случае с мобилизацией "стазисных" хилла. Законы власти едины для всех существ, будь они хоть бессмертными, хоть всемогущими, хоть трансцендентными в серо-буро-малиновую крапинку. Без боя власть не отдают! И хотя я действительно видел пути, в финале которых, как я виртуально обещал Хордакку, "все неполноценные риллу в лучшем случае разделят участь Квитага" – цена продвижения по этим путям вышибала у меня ледяной пот.

Так что никакого поднятия ставок. Никакого боевого безумия. Впереди лишь сумасшедший риск и безупречная стратегическая "воронка"…

Выхода из которой в рамках привычной логики я не видел, как ни старался. …если бы у меня было хоть немного времени! Я бы плюнул на возможные последствия, загнал сознание в очередной сверхглубокий транс, – а там вышел за рамки той самой привычной логики. Давно и не мной первым подмечено, что мне поразительно быстро и обманчиво просто удаются вещи, до которых "нормальным" магам приходится расти тысячи лет – да и того многим из них не хватает. Уж не знаю, почему так, но ещё раз воспользоваться по назначению своим "везением", или "гибкостью", или как там это назвать, я бы смог. Ведь я же точно знаю, что более высокая стадия сродства с Силой – не миф! Я точно знаю, что это возможно, хотя опасно, – чему примером резко прибавившая в весе Сьолвэн и окаменевший до полусмерти Фартож. Но что мне до той опасности, если есть возможность! А раз так, я бы уж как-нибудь задвинул свои страхи куда подальше и вскарабкался на очередную ступень личной эволюции экспресс-методом. Так, как сделал это в Ламайне.

Но нет. Почему-то действовать по уму у меня никак не получается. Всё исключительно на бегу, в цейтноте, под угрозой физической расправы, если не чего похуже. Ведь даже в Ламайне, если подумать, надо мной висела, что твой Дамоклов меч, данная Мифрилу клятва. А до того, в камере кутузки, – угроза физической смерти без доступа к личной Силе. А ещё раньше…

Да бывало ли вообще так, чтобы я шагал вверх по этой лестнице сам, не подброшенный очередным пинком судьбы?

Не тут ли демон замурован, а, Рин Бродяга? Раз очередной твой рывок вверх всегда связан с какой-нибудь пакостью, которую надо преодолеть резким спуртом – срочно, срочно, просто-таки сверхсрочно! – то не считать ли всю ситуацию вокруг Ирвана истинным даром свыше? Без него когда бы я ещё собрался в тот самый преобразующий транс… когда бы ни собрался, а случилось бы это не скоро. Причём куча превосходных оправданий в наличии.

Чего ради возиться? У меня и так всего навалом. Про деньги забыл, когда в последний раз задумывался; с ресурсами иных типов – аналогично. Могу творить такие заклятья, что самому порой страшно становится. Могу совершенствовать старые, а если захочу – то компоновать новые. Что, неужто мне мало уже имеющихся способностей? Да одного процента моих возможностей любому хватит на всю жизнь! Даже если это будет жизнь бессмертного. Шлифовать их ещё и шлифовать, оттачивать и острить. А если надоест, то вся Пестрота передо мной. Прозвище Бродяга надо оправдывать, верно? За каждым поворотом лежат десятки тайн, загадок и просто красот – знай, не останавливайся! Так чего ради рисковать с очередным сверхглубоким трансом, терять остатки человечности? Не оставлю же я вот так просто на неопределённый срок Схетту с Тимуром на руках и своих друзей, учеников, зависимых от моей поддержки энгастийцев…

Но, видно, настала пора. И того, что я имею, действительно мало. Кого же мне винить в том, что происходит? Сьолвэн? Нет, не думаю. Есть у меня хор-рошее такое подозрение, кто на самом деле дёргает меня за ниточки, воздвигая на пути препятствия, чтобы потом помочь через них перебраться. И если Ирван удастся спасти, я, пожалуй, буду уже не гадать, что это за субъект. Я буду знать это совершенно точно.

- Рин? Что с тобой?

- Ничего, любимая. Просто задумался. Иди ко мне…

36

Они собрались, и вышли в поход, и скоро явили себя в пространстве над доменом Теффор. Предводительствовал ими Хордакк, как старейший – и могущественнейший. Однако немногим уступали ему Глеанх, Ротарэн и Сугго. Первая из названных подобна была не облаку стальной стружки, как Хордакк, а метельному вихрю, при надобности с лёгкостью вырастающему выше гор. Ротарэн умел и любил менять свои формы, но более всех прочих любил облик исполинской птицы с красным оперением, золотыми глазами и чёрным клювом длиной в руку взрослого мужчины. Таким предстал он и ныне. Что же до Сугго, то этот риллу имел обличье в форме правильного октаэдра с несокрушимыми зеркальными гранями. Из других "безземельных" с этими четырьмя пришли также Камрин Стальной Утёс, Улло Меч, Логашт сын Теффора, Энвери Демонобоец, Зуман Волчица Мрака и ещё семеро, не считая избранных риллу спутников из числа подчинённых существ. Лугэз Ищейка и Гаргленз, приходящаяся Ротарэну младшей дочерью, а властительному Теффору – супругой присоединились к ним уже над доменом последнего.

- Где пребывает Теффор? – спросил Хордакк на зилтау, Речи Творения.

Даже для него, старейшего меж риллу Хуммедо, эти слова являлись вопросом. Хотя в былые времена, до падения Владыки Демонов, произнёсший на изначальном зилтау "где пребывает Теффор" тотчас же узнал бы, где он. Или, в зависимости от тональности, переместился к месту его пребывания, или постиг мысли названного, не окажись на них особой защиты, или произвёл самим фактом речения иные действия, по желанию и пониманию сказавшего.

Потому-то всякий раз, прибегая к Речи Творения, древние риллу ощущали горечь утраты.

- Мой муж поручил мне передать, что войдёт в это собрание в свой час, – сообщила Гаргленз. Лугэз промолчала.

- А о местонахождении Манара, сына Сьолвэн, тебе что-то известно?

- Я здесь.

Собрание взволновалось. Кто-то из слуг риллу, поспешивший укрыться за их спинами, напустил на Манара тварь Света, напоминающую бешено вращающееся веретено. Взмахнув обеими руками (которые при этом странно размылись, словно на миг умножаясь в числе), Лада переподчинила тварь быстрее, чем муха взмахивает крыльями в полёте, и подвесила её рядом с собой. Манар же не счёл нужным шевельнуть хотя бы бровью.

- Глупо, – сказала Глеанх. Не сочтя нужным конкретизировать, к чему именно относится её высказывание: к явлению Манара, к провалившейся атаке, к действиям Лады или ещё чему.

Возможно, древняя характеризовала ситуацию в целом.

- Приветствую тебя, юноша, – сказал Хордакк довольно доброжелательно.

- И я приветствую вас, – Манар небрежно кивнул.

Надо заметить, в его зилтау звучали в немалом числе обертоны, свойственные речи хилла. Что возвращало Речи Творения часть тех нюансов, которые риллу утратили… и находилось на тонкой грани вызова с насмешкой.

Как, впрочем, и обращение "юноша".

"Считаете меня выскочкой? Юнцом, слабаком? Но тогда уж позвольте и мне считать вас всех лишь ископаемыми, забывшими истинную глубину мышления и высказывания!" – Может быть, – заговорил Хордакк, цепко удерживая нити беседы и не давая остальным риллу шансов открыто высказать своё недовольство чужой дерзостью, – ты считаешь себя вправе говорить от имени своего отца?

- Нет. Эту честь я охотно оставлю за Гаргленз. Меня назвали сыном Сьолвэн? Что ж, я охотно послужу её герольдом. Если почтенное собрание не пожелает выслушать мою мать через более близкое к ней существо.

- О ком ты говоришь?

- О ней.

Манар шевельнул Тихими Крыльями, и глазам властительных предстала Сьолвэн Мать – то из её обличий, которое Рин когда-то увидел впервые, лёжа в "родильном бассейне".

- Вы можете говорить с Ангелом, как с моей матерью, частью которой она является.

- Периферийное тело?

- Именно.

- Почему же Мать не явилась лично?

- Она могла бы. Но в данный момент это оказалось бы слишком… сложно.

- Положим. А как насчёт других заинтересованных лиц?

- Мы тоже здесь, – объявил Рин.

По рядам риллу прокатилось сложное движение. Резко возросли в числе и качестве заклятия – защитные, атакующие и комбинированные. Поменяли свою конфигурацию Тихие Крылья…

В том числе – Крылья Манара, которыми он прикрыл Рина и Схетту. Нельзя сказать, что получившийся "зонтик" отличался непробиваемостью, но этого и не требовалось там, где риллу желал продемонстрировать, на чьей стороне выступает.

- Приветствую всех собравшихся, – объявил высший. В голосе его не прозвучало какой-то особенной Силы – только проникновенность ламуо.

- Присоединяюсь к приветствиям, – обронила Схетта. И вот в её-то голосе Силы хватало: Хоровод Грёз сообщил ему раскатистое величие, воспроизвести которое не смог бы никто иной, включая властительных.

- Вот как, – сказал Хордакк. Ответить на приветствие он и не подумал. – Следует ли нам ждать ещё кого-то?

- А вам мало собравшихся? – поинтересовался Манар.

- Я был бы рад никогда не видеть и кое-кого из уже явившихся, – вклинился Улло Меч.

Хордакк прибавил в размерах – и в насыщенности окружающих его энергий, без того опасно близких к предельным.

- Я вижу, – сказал он, – что Теффор воистину утратил статус властительного. В его домене слишком много самостоятельных… существ. И вижу, что слишком мало делается для ограничения этой… самостоятельность.

Рин коротко засмеялся.

- Если бы я чуть меньше уважал оратора, – молвил он, – я бы мог подумать, что за властительного Хордакка говорит его страх.

- Ты забываешься, смертный! – рявкнул Улло. Одновременно Энвери Демонобоец бросил:

- Лай из-под чужих Крыльев!

- Манар, – сказал высший.

- Учитель!

- Уж ты-то знаешь, что я не беззащитен.

С заметной неохотой сын Сьолвэн свернул Крылья так, чтобы они защищали лишь его и Ладу, оставив Рина со Схеттой без какого-либо видимого прикрытия.

- Глупо, – повторила Глеанх.

- Надо полагать, ты уверен, что сумеешь вынести тяжесть нашего гнева? – спросил Хордакк.

Рин ответил:

- Если тебе интересно, в чём коренится моя уверенность, спроси у ручного Видящего, которого привёл Логашт, чем закончится попытка убить меня и мою жену.

- Что ж, спрошу. Логашт?

- Эти смертные не выдержат прямого удара, но покинут опасное место до того, как будет нанесён удар. Таким образом, убить их нельзя.

- Очень интересно. Значит, – Хордакк вновь обратился к Рину, – ты способен предвидеть наши действия? Без помощи Видящих, собственным пониманием?

- Да.

- И как ты приобрёл такую полезную способность?

- Она открылась при изучении моей Силы. У друидов я учился и у хилла тоже, но вот Видящие уроков мне не давали… если вас интересует именно это.

- Очень интересно, – повторил Хордакк.

- Очень опасно, – громыхнул Ротарэн. – Этот смертный явно перешёл предел дозволенного ему подобным. А если его ещё и убить нельзя…

- Зато можно убить кое-кого другого, – прошипел Улло Меч.

Тень вокруг Рина внезапно разрослась, наливаясь гневным багрянцем. А за плечами Схетты поднялись изломанные, мучительные для прямого взгляда контуры Крыла Кошмара.

- При всём уважении должен напомнить, – сказал высший, оставив вкрадчивость ламуо – сказал так, словно сама первородная тьма использовала его, как рупор, – что даже бессмертные являются уязвимыми.

- Логашт? – бросил Хордакк.

Спрошенный понял вопрос мгновенно и точно.

- Мой Видящий теряется. В прямой атаке эти смертные не могут серьёзно повредить нам, если не брать в расчёт особых обстоятельств. И даже их проклятия не обладают должной Силой, чтобы причинить серьёзный долговременный урон. Но в не столь уж отдалённом будущем они станут сильнее. А ещё есть тени неких…

- Довольно!

Улло Меч проделал то же, что недавно проделал Хордакк: призвал максимум доступной ему Силы, отчего Тихие Крылья, подобные множеству тонких сиреневых лезвий, словно раскалились до бело-голубого отравного свечения.

- Эти мошки увёртливы и не дадутся при попытках поймать их. Но притом они слишком слабы, чтобы представлять угрозу – до тех пор, пока их мало. Я знаю, что там, внизу, есть город, в котором вот эти наглые мошки учат других мошек кусаться. И вот моё слово: если они остановят меня, я первый признаю их право поступать, как вздумается, не согласуясь с нашей волей!

Вот оно, подумал Рин. Договорились, прах могильный!

Загорелась в зените маленькая и злая бело-голубая звезда. Быстрее молнии протянулась от неё ко дну Стопы Гиганта перекалённая нить. Ещё доля мгновения долой – и тяжкая, всё и вся сокрушающая волна, зародившись на периферии, помчалась к эпицентру.

Сворачивается время, агонизирует пространство. Рвутся скрепы Света и Мрака. В пологе небесной пестроты, как бы проеденная скоротечной ржой, расползается чёрная дыра в Истинное небо, и окрестности заливает непривычная, совершенно неестественная для доменов темнота. А со дна кратера, который отныне занимает место Стопы Гиганта и города, выстроенного на её дне, бьёт вверх толстая, чуть розоватая колонна протоматерии. Куда более яркая, чем привычное небо, соперничающая яркостью с диском солнца.

Она почти так же длинна, как нить, с которой всё началось. Но не так равномерна. На высоте, где полагается находиться пестроте небес, или, может, самую малость пониже, колонна расплывается диском плотного сияния. Алого, как артериальная кровь.

Если взглянуть издалека и с высоты, на которую редко забираются даже самые сильные птицы, колонна и диск похожи на огромный крест. …и я ничего, ничего не смог сделать, чтобы этот крест не восстал над доменом!

До предела растянув восприятие и свою магическую власть, я смог лишь на несколько кратких мгновений замедлить чужой сокрушительный удар. Противостоять Ледовице было неимоверно тяжело – всё равно, что борцу нормальной комплекции пытаться отпихнуть прочь борца сумо. Но противостоять Улло? С тем же успехом я бы мог встать на пути у локомотива. Будь я простым парнем в красно-синем трико, я бы, может, и преуспел. Да только я не на Криптоне родился… и Тихих Крыльев не имею.

Собственный стыд и чужая боль жгли душу, как перегретый пар. Послушно растянувшееся время превратилось в ещё одного палача, позволяя поймать отголоски растянутой агонии, а память сохранила и приумножила пережитое, усилив муку сверх всякой меры…

Недостаточно. Недостаточно!

Я беззвучно выл по погибшим и оплакивал в своих мыслях сгинувшие чудеса. Миллионы картин, отныне оставшихся лишь в воспоминаниях выживших, жрал голодный огонь. Он гремел, ревел, хохотал адским хохотом, обгладывая прекрасные фасады зданий и точно по замыслу подстриженные живые изгороди, пожирая памятники и набережные, пруды и песчаные тропинки. Ненасытный, огонь превращал в часть себя слабую плоть и хрупкие кости, высокие башни и глубокие подземелья. Книахат, позднейшее и лучшее из моих творений, разделяло участь всего остального города и населявших его разумных. И в памяти моей огонь, поглотивший всё, отступал – чтобы жрать снова. И снова. И снова…

- Этого нет, – внезапно сказала Схетта, глядя на розоватый, слепящий "крест". – Это сон.

"Вот чем заканчиваются попытки восстать против властительных".

Обернувшись и защитив зрение тонкой плёнкой Мрака, Рильшо смотрел на погребальный костёр Ирвана, и Онлус Хиом разделял с ним это "удовольствие". Обоим магистрам было всё прекрасно видно, так как вместо пешего марша по джунглям они предпочли наколдовать облако наполовину живой, наполовину призрачной тьмы, умеющее летать и переносить по воздуху не слишком массивные предметы.

Бывшие Ночные Шипы к слишком массивным не относились.

А вот захваченное ими в дорогу добро вплотную приближалось к порогу, за которым облако тьмы уже не смогло бы поднять весь этот груз сразу.

- Как полагаешь, мастер: Рин и Схетта выжили?

- Почему бы нет? Высшие маги не бессмертны, но очень живучи… ладно, летим дальше.

- О! А это что?

Рильшо снова обернулся в сторону покинутого города – и замер.

Слепящий глаза даже сквозь плёнку Мрака, розоватый "крест" на глазах выцветал и "плыл", словно отражение в чёрной поверхности пруда, задетой чьей-то ладонью.

- Это сон!

"Хоровой" голос Схетты взлетел к воистину божественным высотам. А с моего восприятия словно спала пелена… или, наоборот, пелена опустилась на него?

"Интересно, кто сказал тебе, умник плюшевый, будто разрушение Ирвана именно тебя должно поднять на новую высоту?!

Балбес.

Тебе дорог этот город, его хрупкие красоты и тонкие гармонии. О его жителях и говорить нечего. Но как ты умудрился забыть, что для неё – именно для неё, а не для тебя! – Ирван оэ Теффор – первая родина? То самое место, где началась жизнь мага по имени Схетта?" С различимым не для каждого треском посыпались скрепы реальности. Сеть воли, при помощи которой Теффор удерживал на ладони своей Силы домен – та самая сеть, которая не помогла сдержать удар Улло, даже поползновения такого не проявила – лопалась и расползалась опалёнными обрывками. А её место властно занимало нечто иное.

Совершенно.

Нечто, грубо и приблизительно именовавшееся Хороводом Грёз.

Сущее стонало, выворачиваясь наизнанку. Высшая магия ревела так, что этот рёв уже не воспринимался, как звук – он казался беззвучным, какими кажутся землетрясения, ураганы и солнечные вспышки, равные по мощи взрыву миллионов атомных бомб. Магия подменяла собой законы бытия, мало заботясь о том, чтобы соблюдать даже правила перехода причин в следствия и равномерность течения времени. Превратившийся на фоне чудовищного буйства Сил в простого наблюдателя, я заметил, как прошлое утратило однозначность, а память – единичность.

Проникнув в момент до удара по Ирвану, магия Схетты создала на пути у локомотива по имени Улло стрелку – и направила удар риллу по "объездному пути". Туда, где Ирван оставался цел и невредим, где сгорала в пламени гнева и Тихих Крыльев тень города, его реалистичный, но лишённый настоящей жизни сон.

Вот только Улло сильно отличался от покорной, пусть и наделённой большой мощью машины. Этот "локомотив" обладал собственным разумом – и прокладывал свои пути лишь там, где сам этого хотел. А Схетта…

- ЭТО СОН! – объявила мягкая и ласковая, как тайфун, Сила.

И пала настоящая тишина – сродни той, что пребывает в глазу бури.

Перед Улло возникло уже не два, а неисчислимое множество путей. Когда-то моя любимая едва не надорвалась, чтобы открыть портал с Дороги Сна в Сущее, – неподалёку от Энгасти, чтобы спасти мою жизнь. Ныне она единым непостижимым усилием создала портал из Сущего на Дорогу, которого хватило на город с двухмиллионным населением. Больше того: всё население Ирвана она оградила тончайшей плёнкой своей Силы, аккуратно сдерживая изменение. Уберегла от проклятия Дороги всех, от генарха до последней судомойки.

Не прекращая при этом противостоять риллу.

Властительный не смирился. Точнее, смирился далеко не сразу. Призрачные копии Ирвана полыхали под дождём изумрудных огней и плавились в потоках ускоренного времени, сминались от примитивных, но запредельно мощных силовых ударов, как тонкая стопка бумаги в сжатом кулаке, и корчились под напором убийственного Света. Но неудержимая мощь столкнулась с неиссякаемым разнообразием, удары Тихих Крыльев проваливались в марево многомерности, как в пустоту, сокрушая лишь мороки. Улло Меч оказался подобен Ксерксу с его приказом высечь непокорное море пролива. Полноценный риллу на его месте не был бы обманут – но Схетта со всей наглядностью доказала ему его неполноценность, его слепоту, его бессилие.

И Улло отступил. …слишком поздно.

"Схетта!" "Прости, любимый. Я не думала, что этого будет так… много".

Стройная фигурка размывалась, не быстро, но неудержимо. Созданное Сьолвэн в качестве якоря, тело моей женщины превращалось в… нет. Просто превращалось. Во всё сразу. Моё зрение высшего мага благодаря своей многомерности ловило куда больше потенциальных форм, чем сумел бы на моём месте обычный маг – но даже оно не могло определить, где заканчивается это разнообразие. Перейдя предел своих Сил, Схетта окончательно превращалась в существо Дороги Сна, соединяющее в себе мириады аспектов, вплоть до полностью противоречивых, обладающее возможностями, выходящими далеко за пределы моего понимания – да и любого понимания вообще, наверно. Из кокона смертного существа, считающего себя высшим магом, обращая в клочья уже не нужные условности, рвалось к долгожданной свободе иное, истинно бессмертное существо, бесконечно могущественное и в той же мере беспомощное…

И я снова ничего не мог с этим поделать!

"Схетта, а как же Тимур?!" На мгновение запрещённый приём сработал. Преображение замедлилось, даже – о, как бы мне хотелось в это поверить! – обратилось вспять. Но потом пошло ещё быстрее.

"Прости, любимый…" Под конец тотальное изменение коснулось не только форм, но и размеров. Схетта разом как будто сжалась в точку и разрослась в бесплотную тень, для которой домены и даже весь Хуммедо могли бы показаться песчинками с пляжа бытия, прилипшими к чуть влажной стопе.

И пришла пустота.

Не смерть, нет – но нечто, в своей неотменимости превосходящее смерть.

- Смотри! Смотри!

Но Рильшо и без шипящих указаний Онлуса даже не думал отводить заворожённого взгляда от… этого. Чем бы это ни было на самом деле.

На том месте, где стоял Ирван, металась обезумевшим костром словно бы грандиозная иллюзия. Вот только магистр отлично ощущал: никакая это не иллюзия, а самая что ни на есть реальность. И металась она отнюдь не перед его глазами, а прямиком в рассечённой на множество тончайших слоёв памяти.

"Вот, значит, какова может быть истинная мощь высшей магии… немыслимо!" Понимания Рильшо хватало, чтобы уловить главное: риллу атакует, чередуя различные способы уничтожения и множа варианты гибели – а некто, скорее всего, Схетта Аношерез, ему в том препятствует, укрывая мишень среди… теней? Снов? Отражений?

Не будь наблюдатель магистром магии Мрака, обладателем полноценного Двойника, он, скорее всего, ничего бы не заметил и не понял – но во Мраке оставались отблески происходящего, которые тренированное сознание могло уловить и интерпретировать. Очень неточно, очень приблизительно… и всё же этого хватало для общего понимания ситуации.

Когда неизвестный риллу отступил, память и восприятие Рильшо снова стали цельными. И покинутый город спокойно лежал на дне Стопы Гиганта, как ни в чём не бывало.

Но оказалось, что это – ещё не конец.

- Смотри! – шипел Онлус Хиом, не в силах успокоиться. И харлав огрызнулся:

- Вижу!

Чуть в стороне от Ирвана, наискосок от района "родильных бассейнов", в зенит прянуло нечто вроде неимоверно длинной и толстой, ветвистой, иссиня-багровой с чёрным молнии. Вот только обычная молния – штука практически мгновенная, а это… мощь проявления неведомых Сил моментально низвела обоих магистров на уровень насекомых, подлетевших слишком близко к лесному пожару. По спешно поставленной защите ударила волна спрессованного воздуха – и покатила дальше, отмечая своё движение расширяющимся кольцом согнувшихся древесных крон.

А чёрная молния внезапно расщепилась на сотни и тысячи более тонких "нитей", образовав нечто вроде дерева до небес. Сквозь завесу этих "нитей" засияло что-то слепяще яркое. Куда более яркое, чем давешний розоватый "крест". Яркий объект приподнялся над землёй, завис на пару секунд в неподвижности – только "нити" сгущались всё сильнее – а потом прянул вверх.

Небесная пестрота, в очередной раз пострадавшая от применения сверхтяжёлой магии, разошлась огромной, на полнеба, раной. И было не похоже, что края этой раны сойдутся скоро.

- Что это было?

- Понятия не имею, Онлус. Но думаю, что бежать прочь поздно.

- Почему?

- Потому что если это был Рин, желающий явившимся риллу недоброго, мы не успеем убежать достаточно далеко и быстро.

Словно в подтверждение слов Рильшо, над доменом Теффор сквозь дыру в небе полыхнуло злое чёрно-синее сияние.

37

Схетта!

Когда моя любимая исчезла, я словно услышал тихий-тихий хруст. Такой тихий, что впору вообще не различить на общем фоне – блистающем, ревущем, атакующем все органы чувств, сколько их ни создано. Но – услышал. Странно, ещё подумал я напоследок каким-то клочком сознания. А ведь всю жизнь искренне считал себя эмоционально холодным разумным эгоистом…

А потом мысли кончились.

Вообще.

Гибель Ирвана не стала тем волшебным ключиком, который отворил бы мне ворота к новой стадии личной эволюции. Но что не сделала гибель города, то совершила иная, намного более близкая утрата. Как выяснилось с опозданием, я полюбил Схетту настолько, что…

Нет. Не так. Всё и совершенно…

Просмотр теней вероятности. Какая обманчивая, скупая формулировка! Почему я раньше не видел, не понимал, не сжимал в цепком кулаке воли сознание, что прошлое тоже можно менять, перетасовывая вероятности собственной Силой? Только потому, что привык к последовательной смене времёни и обстоятельств?

Какая чушь!

Корни истинной причины этой полуслепоты лежат в ином. Мне следовало подготовить сознание к полноценному восприятию-действию. Так или почти так сжимается атлет перед тем, как совершить прыжок на предельную дистанцию. Потому что всё же существуют пропасти, которые невозможно одолеть в два прыжка – и мост перекинуть через них тоже не получается, как ни старайся. Нужно подняться (или спуститься) до таких высот (или – глубин), что это само по себе взломает оковы духа. Но взлом этих оков не может быть каким угодно. Не может – и не должен. Только точный расчёт за той гранью, где разум и интуиция сплетаются в неразрывное безошибочное единство. Только полёт сквозь управляемую смерть.

Насквозь.

В фокусной точке своего "прыжка через пропасть" я превратил в уверенность собственные подозрения о природе самого ловкого из моих кукловодов. Просто потому, что различий между кукловодом и куклой не осталось. Маска и сущность слились, прошлое стало будущим, а будущее обернулось давно минувшим прошлым.

Тихо-тихо хрустнула скорлупа. Та самая, которая сковывала Силу. И рассыпались в прах остатки человека по имени Рин Бродяга. А из этого праха немедля восстало довольно схожее с ним существо – пока схожее – и безымянное, но уже вполне сознающее свою суть: высший маг Нитей Понимания. Ровня посвящённому Упорядочивания Структур по имени Фартож Лахсотил, высшей Дыхания Жизни по прозвищу Мать…

Ровня Схетте Аношерез, в конце концов.

Которая, как теперь стало ясно, не менее чем наполовину была-есть-будет не только плодом вдохновения Сьолвэн, но и моей дочерью. (Почувствовав изменение и приостановившись в своём беге через лес Силайха, я касаюсь одной из самых значимых Нитей. Опорой этой Нити служу я сам, и потому воздействие проходит сравнительно просто, быстро, в должной полноте.

Я вмешиваюсь, слегка меняя контуры прошлого и не поколебавшись ни мгновения. Строго говоря, я даже ничего не меняю – ибо уже поменял – в этот раз я просто осознанно контролирую процесс вмешательства.

Склонившись к лицу Схетты, лежащей у меня на руках, я трижды выдыхаю-дую: сперва в середину лба, а потом по очереди в закрытые глаза. Так это выглядит снаружи, так это мог бы понять гипотетический наблюдатель. Мои дуновения – чистейший акт магии, прямое воздействие, не связанное никакими формальными заклятиями и никакими правилами, кроме тех, которые выгодны мне в данный момент. Действуя, я совершенно точно знаю: в "это же время" на Дороге Сна, почти потерявшись в хаосе, Схетта совершает первое управляемое изменение…

Потому что я помог ей. А дальше она справится сама. Со всем и всегда.

Я выпрямляюсь, сделав всё, что нужно, и тотчас новым прикосновением к Нитям запираю часть памяти себя-былого – до срока. Не могу не запереть: непременным условием позднейшего взрыва осознания является неведение-до-взрыва.

А потом я бегу дальше).

Впрочем, я и сам…

Сьолвэн подарила моей любимой тело, память, магию. Ну а я способствовал обретению ею равновесия Сил, подстраховал первый, самый опасный шаг к высшему посвящению. И кто скажет, что важнее: первое – или второе? На Востоке говорили: "Родители дали мне жизнь, Учитель сделал меня Человеком". Только из подходящего материала можно сделать Человека, с этим не поспоришь – но нельзя отрицать и того, что без меня Схетта не стала бы высшей.

Схетта… В то же время, в том же месте, в том же состоянии Рин Бродяга…

Всё же довольно странное это ощущение-сознание: видеть, как трепещет на ветру перемен многомерная сеть неразрывных нитей. Сеть, которая одновременно является и не является мной, воспринимается и фактом вполне объективной, и в той же мере субъективной реальности; тем предметом, на который я воздействую для проявления желаемых эффектов – и инструментом любого мыслимого (для меня) воздействия…

Немалая часть этой сети, уходящей в условно-изменчивое прошлое, является существом, которое я по привычке зову – Рин Бродяга.

Именно мной оно создано. (На дальнейшее повлияло не только отсутствие части обычных барьеров, которые я сам же и снял. В частности, барьера страха. Я не боялся – и так, без какой-либо "разумной" осторожности, нырнул в глубокий транс. Но на этот раз я ещё и страховал в погружении сам себя.

Я-будущий – себя-бывшего. Отсекая лишние ветви восприятия-воздействия, направляя ядро сознания, формируя правильные Нити. И – так, на всякий случай – следя за обстановкой. Но не раскрываясь перед Фартожем, ибо незачем это. И рано.

Итак, здравствуй, Предвечная Ночь… …я снова здесь, в тебе… …а ты – во мне… …мы едины… …потому что семантик как таковых действительно может быть построено сколько угодно… …и меня интересует пласт Сущего, где название не отличается от называемого… …а объект от представления о нём… …и даже меж воспринимающим и воспринимаемым грань истончается до предела… …где моё сознание сливается с реальностью, становится реальностью, реализуется… …именно в том качестве, в каком я выберу… …и на этот раз я выбираю качество, позволяющее воспринять основной поток времени как нечто внешнее по отношению ко мне… …и даже обратить ход времени вспять… …чтобы увидеть… …великое множество существ, предметов и действий, которое тут же сокращаю до вполне конкретного участка в потоке событий.

Устанавливаю себе новые пределы. Значительно расширенные в сравнении с теми, что существовали чуть раньше, но по меркам меня-будущего страшно тесные.

А потом я перехожу от наблюдения к действию, и…) Ранее. (Рин опустился на лежак, принимая расслабленно удобную позу – кажется, в традиции йогов это называлось сукхасаной, то бишь позой мёртвого – и закрыл глаза. Подготовительный этап медитации обещает затянуться до ночи, но оно и к лучшему… всё к лучшему… его-меня непременно будет ждать успех…

Он и ждал его. Ведь я уже об этом позаботился.

Лодка разума Рина черпнула воды бортами и медленно пошла ко дну. Плавно и уверенно, всё ниже и ниже, к воротам дворца Предвечной Ночи плыла она. Холодные воды сжимались чем дальше, тем сильнее, но при этом ничуть не ограничивали "движений". Последние отблески погасли. Даже стук сердца умолк, придавленный сапогом безвременья. На неизмеримое мгновение всякие ориентиры исчезли, остались только темнота, тишина, спокойствие – то, что сродни спокойствию самой смерти, но всё же ему никоим образом не тождественно.

Затем Рин совершил нефизическое усилие, не способное отозваться легчайшей дрожью век, но вместе с тем могущественное и простое, творящее нужную ему систему отсчёта.

Увы, его индивидуальной точности – как и чистой силы воли – явно не хватало. Темнота, тишина и спокойствие не спешили уходить прочь, сменяясь тем, что ему надо. Он бы запаниковал, если бы в самом сердце медитативного покоя была возможна хотя бы тень паники. Вместо этого он продолжил прикладывать силу, вращая не то мир вокруг себя, не то себя вокруг мира.

Да. Только из подходящего материала можно сделать Человека. Я послал себе-в-прошлом виртуальную улыбку – и протянул Нить. Через то, что ему казалось воротами дворца, к той из первооснов, которую он-я позже назовёт Предвечной Ночью. На одном из уровней восприятия моя Нить имеет форму голоса, гулко и медлительно мощного, уверенного, ровного:

- Важно было сделать упор, во-первых, на то, что эта семантика является именно бинарной, так как для релевантной логики удавалось построить реляционную семантику только с тернарным отношением достижимости…

Перед им-мной возникли ворота дворца. Как неименуемое чудо, как чёрное сияние на фоне чёрного молчания, как шёлковый отблеск одной из важнейших Нитей мироздания.

Он-я оставался спокоен. Он-я наблюдал.

А тот, который я-потом, продолжал свой труд: -…что делало весьма проблематичной сколько-нибудь удачную её содержательную интерпретацию. А, во-вторых, на то, что предлагаемая семантика была адекватна названным исчислениям, ибо семантик как таковых, вообще говоря, строилось и может быть построено сколько угодно.

Пали засовы и отворились замки. Голос вроде человеческого закончил:

- Теперь, когда названные цели достигнуты, можно сосредоточиться на анализе самой семантики, ее содержательном и философском обосновании, более тщательное внимание уделить проблеме адекватности семантики, а также вопросам отработки понятийного аппарата…

Ворота дворца распахнулись перед Рином, и он-я вошёл). Ранее (- И ты не боишься, что я сообщу о вашем глупом заговоре властительным?

- Сообщай сколько угодно. В этом домене нас достать не так-то просто.

- А как же Сьолвэн?

- Она большая девочка. Причём уже давно. Рискну предположить, что добраться до риллу ты просто не успеешь, а к тому моменту, когда ты вернёшь воспоминания об этом разговоре, у домена Теффор уже будет новый риллу. Это если не брать в расчёт запасные планы. Высшая обманывала властительных сотни веков, хилла.

- А… твою… Ладу она спасла, чтобы показать своё отношение к… союзникам?

- Это только внешний слой. Ты можешь представить, что будет с Ладой через тысячу лет? Да хотя бы и лет через сто? Я вот, хоть и привык считать себя её… учителем, не берусь.

Бритвенный сарказм:

- Учителем?

- Сотинао лекку ваишетилх.

Зархот моргнул. И никакого наигрыша в этом не читалось: он действительно был удивлён. Не тем, что Рин произнёс три слова на его языке, нет. Тем, что по его воротнику, рукавам и груди при этом скользнули тени правильных символов – или хотя бы достаточно правильных. В них в самой сжатой форме было всё: и то, чему Рин успел научить Ладу, и то, чему его научила она, и некоторые тонкие оттенки взаимоотношений, от гордости до скрытых опасений, которые связали Бродягу и Владиславу прочнее, чем иное кровное родство.

Боевые маги принимают решения быстро. Даже бессмертные маги, чей опыт взывает к неторопливости в оценках и действиях.

Протянув очередную тонкую Нить, я слегка сместил акценты. И для Зархота следующая фраза прозвучала как будто со стороны:

- Если ты рассчитываешь, что я стану учить тебя… языку оболочек, мне понадобится моя пострадавшая одежда.

Отступать от своих слов, пусть даже не содержащих прямого обещания, он не привык.

(Воин!)

ранее

- Я пришёл сюда ради Айса, и пока я его не увижу, не успокоюсь.

- Раз ты настолько настойчив, бездомный, я снизойду к твоему безумию, – прищурился Гуллес. Видимо, успел оценить состояние Рина как мага и вынести вердикт о недееспособности. Ну-ну. Ждёт его большой сюрприз…

- Хочешь увидеть Айса? Иди за мной! Все идите!

Идти пришлось недалеко. Всего через две комнаты и один поворот коридора обнаружилось помещение с одним окном, наклонным, как и стена, в которой оно было прорублено. Площадь его оставляла желать лучшего: кроме Горняка, Гуллеса, Рина с Ладой и Айса в нём вряд ли поместился бы кто-то ещё. Вот только Айс…

Рин узнал его сразу. И одновременно не узнал. Потому что его друг, одетый в какой-то глупый светло-зелёный балахон, не обращая на вошедших ни малейшего внимания, пялился в окно. Более того: Побратим, с которым Айс практически никогда не расставался, ныне лежал на кровати, забытый своим хозяином, словно обычная железка.

- Что вы с ним сделали, поганцы?!

Это зрелище обозлило Рина настолько, что он даже сумел, презрев жевательные движения челюстей БОЛИ, встать прямо без помощи Лады.

- Как видишь, – удовлетворённо заметил Гуллес, – тебя встречают отнюдь не криками радости, бездомный.

- Я спрашиваю и жду ответа! Что. Вы. С ним. Сделали?!

- Айс, – маг Ледяной Ветви положил руку на его плечо собственническим жестом, от которого Рина затошнило. – Прервись ненадолго и ответь… этому.

Но ответ уже не требовался.

Лава гнева, принадлежащего одновременно ему и мне, выплеснулась в мир. Полностью презрев БОЛЬ, начисто забыв о ней, Рин сделал шаг и ещё один, вытянул руку, коснулся самыми кончиками пальцев лба своего друга. А я воспользовался физическим контактом для более точной фокусировки Нити. Для меня длительность воздействия и его масштабы стремились к нулю… но вот для Рина ценой стали трое суток беспамятства.

И то потому лишь, что я смягчил отдачу, как мог. Нетрадиционное использование ламуо в иных условиях убило бы Рина на месте…

ранее

Если дерёшься – дерись насмерть! И плетение, которое выпустила Ивойл, поглотило разом половину её потенциала. Оно могло бы оставить от Рина лишь размётанный в радиусе сотни метров мелкий фарш, если бы он не сумел или не успел его блокировать. Только блокировать: возможность реверса из сферы своего плетения Ивойл перекрыла. Ускорив мышление до предела, Рин был вынужден наблюдать действие смертоносной волшбы во всей красе.

Вот уже второй слой "бахромы" рассыпался фонтаном игольчатых искр, вот "чешуя", продержавшись немногим дольше, опала проколотым пузырём… в голове у Бродяги и в его энергооболочках начала складываться из отдельных элементов новая защита. Но я виделпонимал: эта защита не поможет. Точнее, поможет, если влить в неё весь оставшийся резерв, с запасом напитать вибрирующую стену щита. Но у Ивойл-то останется ещё половина Силы!

Да. Специалист-боевик, да ещё на своём поле, сильнее универсала того же класса. Сильнее по определению.

Если не вмешаюсь я.

Струнный звон Нити понимания. Зачерпнув, сколько смог, энергии из двуручника, Рин перешёл на верхнее кольцо Света физически. Одновременно на краткое мгновение изменив законы Середины так, чтобы стало возможно вытащить туда Двойника. Он словно подпрыгнул, но не вверх, а в направлении, описать которое обычными словами невозможно. Да и не нужно.

Костоломная дрянь, которую сотворила Ивойл, не смогла преодолеть границы изменённого пространства. Так морская волна не может взобраться на высокий холм. А потом Рин откатом рухнул на верхнюю грань Мрака, опять без превращения в вампира, рухнул в своём плотном теле, проталкивая Двойника на вторую грань. И поток энергии, проходящий сквозь него, ненадолго возрос в десятки раз. Его сожгло бы, как предохранитель во время короткого замыкания – но Нить стабилизировала поток, защищая энергооболочки своего проводника. …Мир, из-за чар скорости и до того-то казавшийся Рину залитым киселём, замедлился ещё больше. Валы Силы вокруг ревели, как ревёт, должно быть, твердь в эпицентре землетрясения – за гранью слуха, за пределом даже магического восприятия. Он коршуном кинулся к Ивойл, смял колокол её защиты, как упаковочный картон. Ему казалось, что он рвёт паутину магии, как обыкновенную паутину: руками – так, словно ему ненадолго стали присущи способности, которыми наделены только твари риллу, но никак не смертные, пусть хоть трижды маги… атакующая магия воздуха, простая, но неотразимая; жуткий вопль Ивойл – медленный-медленный, как при покадровом просмотре…

Но потом мне пришлось вмешиваться снова. Слишком велик оказался накал схватки, сверх меры велика концентрация адреналина в крови и активной магии в душе. Рин забыл об условиях. Я напомнил. Тихим, но властным шёпотом, похожим на собственный внутренний голос:

"Стоп. Стоп.

Спокойнее, Рин Бродяга.

До потери способности к сопротивлению – помнишь?

Если ты сейчас добьёшь эту… инквизиторшу, тебя точно уничтожат, как бешеного пса. Спокойно, Рин. Всё уже, ты победил. Довольно с вас".

И бой благополучно завершился.

ранее (Айс).

Практически чистокровный человек, что Рин заподозрил ещё при беглом взгляде в зале трактира и что подтвердило более пристальное изучение. Русоволосый, с кожей, от природы довольно светлой, но покрытой ровным загаром. Одежда отнюдь не вычурная: серая рубаха с рукавами средней длины, без вышивок и кружев, штаны на три тона темнее. Широкий походный пояс вроде того, что на самом Бродяге, с кучей мелких отделений, ножом в кожаном чехле и парой примерно литровых фляг – обе из чернёного серебра. Никаких украшений, если не считать меча-накопителя (оружие ведь красит мужчину, не так ли?)…

Но это всё наносное.

А суть в том, что этому смертному с непростой судьбой ты, Рин, действительно можешь довериться. Это не ложь, не мара, не игра. Айс – не просто маг, не просто старый горожанин, не просто бывалый бродяга вроде тебя самого. Не товарищ, не сослуживец. Даже не соратник, которому можно доверить спину…

Айс – твой истинный друг.

ранее

Дрожит тонкая Нить. Без этой дрожи Рин вряд ли свернул бы с торного тракта на дорогу чуть поуже, уходящую влево, в неглубокий дол, к небольшому деревянному мосту через ручей. Почти речку. Но что случилось, то случилось. Он свернул – и спустя два с небольшим дня добрался до того куска тракта, на котором охотники за рабами, не зная того, ожидали собственной смерти, а хилла, которую ещё никто не называл Ладой – освобождения.

Почти одновременно другая, но близкая Нить цепляется за саму Ладу. Это воздействие лежит на самой грани возможного: даже для меня-в-будущем хилла остаются трудным объектом для опосредованного влияния. Трудным – но возможным. Если я этого захочу.

А я хочу. Хотя бы потому, что без неприятной встречи с охотниками за рабами и того, что за ней последовало, Ладу ждало мало приятного. Пение имнара, конвой наёмников, доставка к родичам, подавляемые раз за разом тихие бунты, а примерно двумя столетиями позже – стазис.

Нет уж, нет уж. Сложившийся после вмешательства вариант мне нравится куда больше!

ранее

Хумбат бьёт в барабан. Медленно, едва заметно растёт ритм. Случайный гость виррков, назвавшийся Рином Бродягой, сидит и наблюдает.

Гость… это очень кстати. Для племени. Котёл Долгих Ритуалов не будет пустовать, а духи явят свою благосклонность, если этот носитель Мрака окажется в священном масле.

Словно почувствовав эту мысль, Рин смотрит на хумбата. Взгляд его полон иронии – но и сурового предупреждения. А перед мысленным взором хумбата, обычно вовсе не склонного к размышлениям, ибо излишние размышления духам не угодны, мелькает мгновенная череда картин. Как будто приоткрывается перед ним память кого-то из истинно великих духов.

Что, в общем, соответствует истине. Я – для него – истинно велик!

Вот хумбат отдаёт приказ. Вот Рин творит разрушительную магию и мечется среди виррков племени, сея разрушение в облике красноглазого злого духа. Вот он, побеждённый, оказывается в котле… но никакая благосклонность духов не заменит племени потерю двух третей бойцов, и женщины воют от горя и страха, а сердца выживших сжимаются в дурном предчувствии. Которое вскоре и оправдывается, потому что враждебное племя Расколотого Древа устраивает ночной налёт. И бойцы умирают один за другим, и женщины воют уже не от горя, и котёл со священным маслом сперва опрокинут, а потом – расколот могучим ударом чужого хумбата. И так приходит конец всему…

Рин Бродяга отводит взгляд. Но хумбату уже довольно. Этот гость останется гостем и уйдёт невозбранно, потому что так угодно великому духу!

38

ранее

"Высокий" в бешенстве. Это мало заметно со стороны, но для опытного глаза Хагоэми очевидно и без дополнительных усилий. Собственно, причина тоже понятна. Пополнение коллекции живых диковин откладывается – как тут сохранить покой внутреннего духа?

- Найди путь, на котором мой отряд изловит этого… человекообразного, Хаго!

- Слово эннайга – золото, воля эннайга – закон. Повинуюсь.

И Видящий, рождённый в столице царства Танагу, погружается в лёгкий транс.

Вот что становится для меня истинным испытанием. Это, а не манипуляции решениями Лады. Блокировать целенаправленную, искусную попытку проследить за Рином… да притом таким способом, чтобы не вызвать лишних вопросов…

Вызов!

Я щедро рассыпаю "опоры", натягиваю до лёгкого звона Нити, оплетаю события тонкой, но прочной паутиной влияния. Перебираю варианты, играю с шансами. И эта игра оборачивается горечью послевкусия. Найги – народ особый, к их Видящим это тоже относится в полной мере. Умеющие воспринимать океан возможностей непосредственно, они всё равно остаются до странности искренними фаталистами. И я никак не могу найти путь, на котором останутся целы и Хагоэми, и Рин. Если Видящий исполняет волю князя, Рин гибнет. Если Рин ускользает, золотой стилет пронзает левую глазницу Видящего.

Что ж. Да будет так! Жизнь за жизнь, смерть за смерть. Если Хагоэми отказывается ступать по следам на дороге, которую видит, но считает не совместимой с его честью подданного, если по своей воле признаёт себя живым орудием, которое князь вправе обречь на гибель – я не стану его жалеть. Слишком твёрдое обречено быть хрупким.

Жаль, конечно. Но таков его выбор.

А мой выбор – жизнь.

ранее

- Прошу тебя! Он пострадал, вытаскивая нас. Если бы не этот тёмный, мы…

- У тёмных всегда три плана в запасе и семь туманных пологов поверх тайны. Раз он за вас так радел, то, видно, не без причин. Которыми я бы на твоём месте озаботился сильнее и раньше, чем его здоровьем.

- Я озабочусь. Но не раньше, чем ты ему поможешь.

- Внук!

- Мне что, на колени встать?! И потом, чем дольше ты тянешь, тем хуже ситуация!

Агвельб бросил ещё один неприязненный взгляд на раненого мага. Снова посмотрел на Силдга, который, кстати, выглядел старше своего прапрадеда.

- Я не лечу тёмных.

Ласковый звон Нити… и на губах ботаника умирает матерная реакция на отказ.

- Значит, члену моей команды ты не поможешь.

- Этот Рин – не член твоей команды, дурень! Он – тёмный!

- Да хоть демон. Он ходил со мной в Ваддрикс. Он прикрывал моих ребят. Кем бы он ни был ещё помимо этого, он – мой человек!

- Почему ты не поручил его заботам другого целителя?

Этот вопрос – предвестник капитуляции. И обоим собеседникам это ясно.

- Потому что у другого Рин имел бы шанс потерять правую руку, дед.

- Льстец.

- Разве я не прав?

- Судя по тому, как раздуло кисть от яда – прав. А вы чего стоите? Берите тёмного – и на стол в операционной! Живо!) Множество путей. Лабиринт вероятностей. Вихри времени и магии. Только сейчас я в полной мере могу оценить, насколько удачливым парнем оказался Рин Бродяга. В десятках ситуаций только моё вмешательство, прямое или косвенное, спасало его шкуру от лишних дыр и неприятностей иного плана. Правда, немалая часть этих неприятностей также оказалась итогом моих трудов. Оно и понятно: благополучный, сытый, осевший в каком-нибудь уютном местечке Рин никогда не получил бы шанса стать высшим магом.

Любые достижения оплачиваются риском. Порой смертельным. Всегда.

Когда я свёл в одной точке пространства-времени Рина и умирающую от голода вампиршу, это тоже было риском, да ещё каким! Но альтернативы меня не привлекали.

Да, существовали варианты более мягкие. Вместо Мрака будущего друида можно было "испортить" и Светом. Вот только путь Света требовал куда больших усилий – на грани распада цепи решений. Там, где посвящённый Мрака обходит препятствия, посвящённый Света склонен их штурмовать – просто следуя собственной природе. Там, где Мрак таится, Свет выступает открыто; где Мрак благоденствует, Свет бывает поглощён.

Я виделбылне хотел бы видеть Рина инквизитором, тысячелетним старшим магом в свите риллу, пленником Великих артефактов, творцом големов, главой собственного Высокого клана… но куда чаще я видел его трупом. Множество путей вели к гибели, и только один – к победе. Но этот – почти невероятный – путь привёл меня к вершине, а потому он же стал единственным.

Осознанным.

В полной мере, от и до.

И надо ли говорить, что в гвардейских казармах среди эниста ещё не Рин и тем более не Бродяга, а Евгений Максимович Искрин оказался лишь потому, что это я потянул за звонкую Нить понимания, выдёргивая его из родной вселенной?

Земля. Дом.

Не особенно интересуясь, как и что, скорее по инерции, я всё же прошёлся Нитями по своей родине. И тут меня ждал сюрприз – не приятный и не со знаком минус. Нет. Скорее, непонятный.

Потому что Евгений Максимович Искрин с Земли не исчез.

В момент, на котором я сосредоточил восприятие, он шёл по осенней аллее, шурша палой листвой и с явным удовольствием вдыхая влажный, с гнильцой, воздух старого парка. Мужчина на полпути меж тридцати- и сорокалетием, вполне довольный собой и жизнью. Но если он – это он, то откуда тогда взялся Рин? Кто стал гостем Пестроты?

Евгений Максимович внезапно остановился. Прищурился, глядя мне в душу.

"Ага. Значит, получилось. Интересно, что…" Нить между мной и Землёй лопнула с тихим треском. И восстановить её я уже не смог. Без каких-либо видимых причин. Отчего незамедлительно ощутил себя не то бабочкой в плену стеклянной банки, не то аквариумной рыбой, не то…

Та-а-ак. Похоже, тут пахнет волей Владык Бездны, если не более высоких… инстанций.

Ну и ладно. Каждому дню хватит своих забот. Подумаю об этом завтра. А сейчас у меня на очереди совсем иной вопрос, неотложный и более чем болезненный.

Схетта!

Что там с делами иных вселенных, меня волнует мало. Может, у меня нос не дорос знать правду. Может, я ещё не достиг своего предела и я-будущий в очередной раз мягко одёргивает меня-нынешнего, не позволяя проникнуть туда, куда до поры проникать не надо. А вот любимая женщина Рина Бродяги…

Стоп. Вот, значит, как я теперь это формулирую? "Его любимая" – не моя, да? Игрушечный мишка порван, из дыр торчит вата – ну и хрен с ним, у меня начинается взрослая жизнь?

Врёшь! Я, конечно, уже не человек… совсем. Но нелюдью стать не хочу!

"Схетта!" (С различимым не для каждого треском посыпались скрепы реальности. Сеть воли, при помощи которой Теффор удерживал на ладони своей Силы домен – та самая сеть, которая не помогла сдержать удар Улло, даже поползновения такого не проявила – лопалась и расползалась опалёнными обрывками. А её место властно занимало нечто иное.

Совершенно.

Нечто, грубо и приблизительно именовавшееся Хороводом Грёз.

Сущее стонало, выворачиваясь наизнанку. Высшая магия ревела так, что этот рёв уже не воспринимался, как звук – он казался беззвучным, какими кажутся землетрясения, ураганы и солнечные вспышки, равные по мощи взрыву миллионов атомных бомб. Магия подменяла собой законы бытия, мало заботясь о том, чтобы соблюдать даже правила перехода причин в следствия и равномерность течения времени. Превратившийся на фоне чудовищного буйства Сил в простого наблюдателя, Рин заметил, как прошлое утратило однозначность, а память – единичность.

Проникнув в момент до удара по Ирвану, магия Схетты создала на пути у локомотива по имени Улло стрелку – и направила удар риллу по "объездному пути". Туда, где Ирван оставался цел и невредим, где сгорала в пламени гнева и Тихих Крыльев тень города, его реалистичный, но лишённый настоящей жизни сон.

Вот только Улло сильно отличался от покорной, пусть и наделённой большой мощью машины. Этот "локомотив" обладал собственным разумом – и прокладывал свои пути лишь там, где сам этого хотел. А Схетта…

"Позволь мне помочь".

Пала настоящая тишина – сродни той, что пребывает в глазу бури.

Перед Улло возникло уже не два пути, а разрастающееся марево путей. Растягиваемые Нити умножались в геометрической прогрессии. Действуя с изнанки времени, из всех трёх времён, из неопределённого числа состояний, я торопливо отменял чужие законы, чтобы вписать на скрижали бытия свои поправки к ним. Парадокс? Я совершил скачок осознания благодаря тому, что любимая пожертвовала собой, и теперь делаю её жертву ненужной? Ха! Время не одномерно – и коль скоро я уже совершил скачок, отобрать у меня его плоды не может ничто!

И я спас Ирван. Сам.

Конечно, Улло не смирился. Как и в прошлом варианте. Точнее, смирился далеко не сразу. Отдельные теневые вероятности Ирвана, созданные мной, горели сухим мхом в сиянии голубых молний, деформировались под ударами Камнепада Судьбы, растворялись, как сахар в кипятке, в мареве Всеобщего Распада. Но, как и в прошлом варианте, неудержимая мощь столкнулась с неиссякаемым разнообразием, удары Тихих Крыльев проваливались в марево многомерности, как в пустоту, сокрушая лишь тени, не достигая хорошо укрытой цели. Полноценный риллу на месте Улло не был бы обманут – но я со всей наглядностью доказал ему, что право Силы здесь и сейчас не на его стороне. Что со смертными нельзя не считаться.

И Улло отступил.

Вот только итог атаки почти не изменился.

Стройная фигурка Схетты снова размывалась, – не быстро, но неудержимо. Созданное Сьолвэн в качестве якоря, тело моей женщины превращалось во всё сразу. Моё зрение высшего мага даже после скачка осознания не могло определить, где заканчивается это разнообразие. Потому что время не одномерно. Потому что Схетта уже совершила свой скачок, отобрать плоды которого не может ничто – и вновь на моих глазах из кокона смертного существа, считающего себя высшим магом, обращая в клочья уже не нужные условности, рвалось к долгожданной свободе иное существо. Прекрасное до боли, до слепоты, до ужаса и восторженного экстаза…

"Схетта!"

"Прости, любимый. Прости, если сможешь".

На пути в никуда

мы взойдём, как восходит рассвет –

над полями тумана,

над дымом родных городов.

Это всё – ерунда.

И мы вырвем горящий ответ

из горнила обмана,

из трепета ласковых снов…

"Неужели ты не можешь подождать?" "А ты бы смог? Схетта Аношерез выносила меня в себе весь положенный срок. Не мешай же моим родам… милый мой".

"Но ведь я…"

"Не будь эгоистом".

Боль. Горечь. Отчаяние. Скручивающий нутро страх.

И поверх всего этого – стылая решимость.

"Я постараюсь".

На путях для пути

встречный ветер, больная струна

радость боли, жар холода,

пляска творящей разлуки.

Нам нельзя не идти:

эту чашу пьют только до дна!

И пусть сердце расколото

- вскинем в прощании руки.

"Ты… вернёшься? Хоть когда-нибудь, хоть в каком-нибудь виде?"

"Не знаю. Я – пока – не знаю. А… ты?"

"Я буду ждать. И надеяться. Это я могу обещать тебе твёрдо".

"Позаботься о Тимуре. И… вообще".

Молчаливое согласие.

Медленно, словно колеблясь флагом на ветрах выбора, Схетта исчезла. Ушла в полное преображение, слилась с Дорогой Сна.

И я снова ничего не смог с этим поделать. Потому что выбирал – не я… Вот как. Вот, значит, как.

Теперь я понимаю Айса, как никогда ранее! Только он отказался от мести… как будто. Не тягаться простому смертному с полноценным риллу, как ни жаль. Это даже не тля под кирпичом…

Но наверху собрались не полноценные риллу. А я – не простой смертный!

Кто там над бессмертием трясётся?

Зашибём и праха не оставим!

Больше ничего не остаётся,

Мы Горенье собственное ставим!

…Схетта поставила. И выгорела – не так, как вспыхивает ночной мотылёк, а так, как выгорает первая ступень ракеты-носителя.

Посмотрим, что сделает пламя со мной.

Сократив уравнение многомерности, я собрал себя в новом облике. Раньше я бы не смог провернуть подобного: Дорога Сна не стала для меня полноценной Опорой, и я очень ясно, очень резко видел контуры ограничений, сдерживавших Рина Бродягу. Но – не меня! Теперь… теперь для меня даже такая смена облика оказалась почти простой и вполне доступной. Подумаешь, триста виртуальных лет на расчёты нужных вероятностей!

Мелочь.

Я сменил облик и взлетел ввысь в плазменном теле дельбуба. Сперва двух-, а немного позже – подросшей пятикилометровой тушей, до предела насыщенной энергией. Впрочем, куда важнее было то, что в этом облике я мог без напряжения делить потоки внимания между сотнями тысяч разнородных объектовпроцессов. Для дельбубов это естественно, а мне вскоре пригодится.

Никаких гаданий. Я точно знаю, что сейчас будет.

В конце концов, это будущее творю именно я.

- Логашт?

- Улло поторопился. Это была ловушка! Схетта обрела новую Силу, Рин обрёл новую Силу, и сейчас… сейчас…

- Что? Или твой Видящий ослеп?

- Да, Хордакк, – сказал Манар. – Полагаю, он именно ослеп. Потому что мой учитель его ослепил. И вам теперь не позавидуешь.

- О чём ты?

- Мелкие надоедливые мошки иногда вырастают в больших и злых драконов.

Как иллюстрация к его словам, вокруг группы риллу вспыхнула оболочка сине-туманной тьмы. В этой оболочке словно исчезло всё мироздание, весь Лепесток. Ни Мрака, ни Света, ни Глубины, ни мозаики доменов – за этой тьмой не осталось ничего. Только участок пространства, свободного от сине-туманного нечто… стремительно сокращающийся от краёв к центру.

- Где Улло?

- Что это?

- Отец? Как ты здесь оказался?

- Логашт, не молчи!

- Где Манар?

Манар исчез. Лада и Ангел, представитель Сьолвэн, так и не проронившая ни слова – тоже. И появившийся в качестве замены этой троице Теффор как-то не успокаивал. С учётом того, что сине-туманная тьма продолжала наступать. Не особенно быстро, давая прочувствовать угрозу в полной мере… неумолимо.

"Улло!" Риллу смотрел на приближающийся тороид, состоящий из плазмы, живой воли и магии, без страха. Он плохо умел бояться, этот бессмертный. Но недоумение и непонимание для его души оказалось даже болезненнее страха.

"Кто ты?"

"Можешь называть меня, как и раньше, Рином Бродягой".

"Ты – не Рин!"

Вежливость прежде всего:

"Разумеется, нет. Уже нет. Чтобы остановить тебя, мне пришлось… немного подрасти. К сожалению, Схетте тоже пришлось это сделать…"

"Не понимаю".

"Не так давно ты сказал: "Если они остановят меня, я первый признаю их право поступать, как вздумается, не согласуясь с нашей волей!" Твои слова?"

"Да…"

"Ну, тогда не обижайся. Ведь мы всё-таки остановили тебя, не так ли?"

"Не понимаю!"

"Сейчас поймёшь".

Задавленные чувством собственного превосходства, остатки инстинкта самосохранения дрогнули, побуждая Улло по прозванию Меч уплотнить щиты из магии, искажённого пространства и переплетённых силовых нитей. Но – слишком, слишком поздно.

Да и бесполезно. Высшая магия – неотразимый клинок.

Пепельные розы, свет вечерних дней…

Сколько ни стараюсь – думаю о Ней.

Шелестят берёзы, дождь стучит в стекло.

Безыскусна повесть. Сердцу тяжело.

И в библиотеке, где тома темны,

В спальной, собирая крапчатые сны,

Там, где шепчет слухи ветру старый граб –

Всюду моя память тает: кап да кап.

Здесь мы с Ней гуляли, за руки держась,

Слушали в молчаньи старый добрый джаз;

Здесь из хрупких рюмок пили мы вино;

Здесь мы обнимались, глядя сквозь окно,

Как в холмах бушует летняя гроза…

Помню запах кожи и Её глаза,

Помню ярче яви. Не могу остыть.

Всё, что остаётся – по теченью плыть…

На ином уровне Улло, замерший, будто мошка в янтаре, наблюдал, как к нему, сжавшемуся до вполне человекоподобного смертного, приближается также человекоподобная фигура. Это, кажется, отражение того самого Рина, который уже не Рин – целиком сотканное из тёмного пламени, облачённое в ризы нетленного света, – и с огромным, тяжким даже с виду чёрным крестом на груди. Приближается… не слишком быстро, не слишком медленно… неотвратимо.

А потом существо из тёмного пламени берёт крест, вплавленный в его грудь, и с терзающим слух стоном отдирает его. В месте, где пребывал крест, остаётся выемка: глубокая, жуткая, словно угольной пылью припорошённая. Она подобна отверстой ране.

Меж тем руки тёмнопламенного, перевернув чёрный крест, приближаются к Улло.

И вселенная вспыхивает, как порох. …вечность спустя, трепеща от слабости и боли, риллу в своей человекоподобной ипостаси с трудом поднимается. Не на ноги, нет – на это нет сил. Всего лишь на одно колено.

Чужой чёрный крест тянет вниз, как мельничный жёрнов. До хруста костей, до растяжения связок и разрыва мышц. Чужой крест…

Чужое горе.

Тысячи обманчиво тонких цепочек, скованных с крестом, обвивают тело, кое-где врастая в него. И приходит понимание: эту неподъёмную тяжесть с груди не снять. Никак.

Высшее проклятие не отменят даже смерть с перерождением.

- Ты лишил меня Схетты. Ты вообще много кого лишал самого дорогого, пользуясь правом Силы. Что ж, Схетту я тебе, в общем, прощаю – теперь…

Попытавшись шевельнуть Тихими Крыльями, риллу ощутил, как с этим движением в душу входят тысячи бесплотных ножей тоски. И, падая на четвереньки, взвыл – уныло, безнадёжно, отчаянно. Начиная понимать, как именно ему отомстили.

Что пользы в Тихих Крыльях, если любое использование их отныне будет оплачиваться такой ценой? Чужой чёрный крест, выкованный из горечи разлуки, вины и боли, слишком тяжёл.

Не взлететь.

- …Живи, как сумеешь, палач. Если бессмертие тебе подобных можно назвать жизнью.

Объединившись, несколько риллу предприняли попытки изучить сине-туманную тьму. Кое-кто попытался её уничтожить, щедро вливая в заклятия мощь Крыльев. Кое-кто попытался просто уйти из сжимающейся сферы.

Тщетно.

Надвигающаяся стена тумана перетекала и вихрилась, меняясь слишком быстро и слишком странно, чтобы эти изменения оказалось возможно осознать за недолгий оставшийся срок. Она поглощала направленную в неё энергию – и отказывалась возвращать поглощённое. Она быстро и необратимо деформировала единство пространства и времени, "обгрызая" островок безопасности, на котором риллу против собственной воли сбились в этакое небольшое стадо. Хордакк пытался навести порядок, скоординировать усилия, наскоро наладить взаимодействие и выстроить единую оборону… не вышло. Не хватило времени и авторитета.

Загрузка...