НЛО вокруг нас

ЧТО ГОВОРЯТ УЧЕНЫЕ

«Я пришел домой, набрал номер телефона своего пермского товарища. „Что,— говорю,— и до вас инопланетяне добрались?“ И пересказываю ему вкратце историю М-ской зоны. А он мне в ответ смеется: „Не слыхал про это. У нас сейчас все больше о другом судачат. Говорят, немцы собираются открыть в городе свой супермаркет. И продавать, мол, будут за рубли. Вот это — фантастика так фантастика. Не то, что твои пришельцы…“ (17)

„…Чем дольше будет пустой тарелка на вашем столе, тем чаще она будет мерещиться в небе. Особенно на голодный желудок“ (9).

„Как никогда обострились апокалиптические настроения, ощущения неизбежного конца. Ведь не то плохо, что нет продуктов в магазине, а то, что их с каждым днем становится все меньше… И люди ищут опору, надежду“ (69).

Три разных, но в то же время одинаковых суждения наших современников. Но что они, сговорились, что ли?! Четыре века отделяют эти современные высказывания от шекспировских времен, и нам остается склонить голову перед гением классика. Как повторяются сюжеты…

Впрочем, рано делать далеко идущие выводы: ну, пустился в философствование журналист, понадеялся на здравый смысл человек с ученой степенью… Нас-то интересует, что думают „серьезные ученые“, искушенные в проблеме. Хотя бы о том, что там случилось в Вологодской области, под Харовском.

Ю. Платов, один руководителей группы анализа аномальных явлений при Академии наук: „…Нужно иметь точный источник информации. Однако ехать на место тоже ни к чему — нет никаких сообщений, кроме газетных статей… Мы не можем бегать искать, кто где что сказал или написал“ (87). Но как же тогда известить эту группу анализа о чем-то аномальном? Ведь для этого придется что-то сказать или что-то написать…

В другое время и в другом месте Ю. Платов заявил, что „поступающая к нам информация обрабатывается в обязательном порядке“ (9). Но если отбросить все эти „кто где что сказал“ и к тому же не двигаться с места, то откуда взяться информации? Может быть, поэтому спустя три года после известного случая с НЛО, сопровождавшим поезд в Карелии, он говорил: „Материалов о происшествии с поездом в АН СССР нет, что, конечно, совершенно не означает отсутствия события как такового. Пока данные об этом случае к нам не поступят и не будут проанализированы, какой-либо комментарий неуместен“ (88).

Комментария мы не дождались и по сей день.

С. Лавров, член-корреспондент АН СССР: „Я не интересуюсь неопознанными летающими объектами. Отношусь к этому, как к чертовщине“.

Вот такой научный подход… Было бы отношение, а интересоваться не обязательно. Принцип, однако, довольно распространенный. Вот и профессор А. И. Китайгородский, известный борец со всякого рода лженаучными воззрениями, если верить симпатизирующему ему журналисту, „и сам не отрицал, что часть его доводов опирается просто на интуицию и богатый опыт физика“ (8). Разве могут факты соперничать с „богатым опытом“?

Н. Кардашев, член-корреспондент АН СССР: „Проблемой внеземных цивилизаций интересуюсь профессионально. Но данное сообщение, я думаю, лучше всего прокомментировали бы товарищ Хазанов или товарищ Жванецкий“ (87).

Слышите, ребята? Те, которые что-то там видели — Света, Ира, Саша, ау! Пишите письма упомянутым товарищам. То-то посмеетесь!

Впрочем, сатирикам писать не обязательно. По данным американских исследователей, в течение жизни лишь у пяти процентов населения планеты есть шанс увидеть НЛО, если исходить из активности НЛО в течение последних 30 лет. Значит, остальные 95 процентов, привыкшие познавать мир „на ощупь“, имеют возможность смеяться над этими немногочисленными очевидцами. Что они и делают. Во всяком случае, „ученые с улыбкой относятся к псевдонаучным мифам вроде посещения нашей планеты пришельцами из других миров на так называемых тарелках“,— сообщает полковник М. Ребров (89).

То же касается и сообщений, имеющих отношение к НЛО. Ученый секретарь рабочей группы „Внеземные цивилизации“ научного совета при президиуме АН СССР Л. Никишин когда-то писал: „У ученых, да и просто у здравомыслящих людей они вызывают лишь смех да удивление. Ибо этим небылицам не хватает литературных достоинств даже посредственной научной фантастики“. Сильно сказано. Дальше — больше: „…следовало бы ответить: есть научная проблема поиска внеземных цивилизаций и псевдонаучный вздор, связанный с НЛО… Откровенный вздор вроде „путешествий“ в чужих звездолетах, легенд о похищениях землян, разумеется, надо отмести сразу… Вполне вероятно, что все оставшиеся загадочными случаи будут объяснены абсолютно „земными“ причинами. Главное — серьезно и добросовестно изучать все те скудные факты, которые попадают в руки исследователей, и не поднимать ненужного ажиотажа вокруг тех или иных сообщений“ (90).

Написано это, заметим, в 1986 году. К тому времени фактов было уже вполне достаточно для исследований. Но если сразу „отметать“ непонятное, рассчитывая объяснить остальное земными причинами, то что назвать „серьезным изучением“?

Но, в конце концов, начитавшись подобных статей, начинаешь составлять себе примерно такой словарик:

„трезвое объяснение“ — значит, в рамках привычных стереотипов;

„без сенсаций“ — делать вид, будто того, о чем наука не имеет мнения, не существует вовсе;

„серьезные ученые“ — которые избегают сенсаций и предпочитают трезвые объяснения;

и т.д.

Что же касается „здравомыслящих людей“, которых тянет посмеяться, когда впору задуматься, то на ум приходят такие слова одного из классиков марксизма: „Здравый человеческий рассудок, весьма почтенный спутник в четырех стенах своего домашнего обихода, переживает самые удивительные приключения, лишь только он отважится выйти на широкий простор исследования“.

Веселый характер, как известно, очень помогает делу. Если, конечно, не мешает. Однако трудности не только в этом. Вот, например, один научный сотрудник обращается к другому: мол, под Пушкином приземлилась „летающая тарелка“. Просто грех не проверить.

— Ладно, уговорил. Если хочешь, завтра и поедем,— расслабленно соглашается коллега (16).

Тут науке повезло. Удалось уговорить. Хотя мы еще увидим, что бывают и неудачи.

Ну почему же серьезные ученые так относятся к серьезному делу? То улыбаются, то вздыхают. И все как-то неохотно, будто через силу…

И снова ясность внес пресловутый В. В. Мигулин:

— Дело в том,— заявил он в одном из своих выступлений,— что серьезные ученые стараются обходить стороной проблемы спекулятивного характера. История естествознания показала, что в них, за редким исключением, нет научного результата, а занятие ими несет и угрозу потери авторитета, и явную потерю времени. Ни я, ни мои сотрудники не были в восторге, когда президент Академии наук поручил нам разобраться в некоторых нашумевших событиях, в частности, в петрозаводском. Однако сегодня я понимаю, что единственная возможность бороться с такого рода сенсациями — это по возможности широко и открыто объяснять людям истинную природу случившихся явлений (91).

И снова все стало на свои места. Задача-то заключалась не в исследовании, а в борьбе. Что же касается объяснений „истинной природы явлений“, то о них мы уже имеем некоторое представление.

Ну, а как же все-таки быть с очевидцами?

— Нет никаких оснований не верить очевидцам,— говорил старший научный сотрудник Института земного магнетизма, ионосферы и распространения радиоволн АН СССР Ю. Платов. Но, с другой стороны, я не вижу никакой причины считать, что эти явления не наблюдались очевидцами (и все-таки: верить очевидцам или нет? — Авт.). Предпочитаю оставаться „мягким скептиком“… (92)

Против такой позиции, несмотря на ее некоторую загадочность, трудно чтолибо возразить. Да и вообще скептики порой довольно сложно излагают мысли. „У нас нет доказательств, что объекты, которые видели очевидцы, действительно отражались на сетчатке их глаза. Мы лишь можем констатировать, что мозг очевидца получал сигналы об этих изображениях“ (93).

Или: „Петрозаводский феномен… лишь частично обусловлен картиной запуска ракеты, а в основном определяется эффектом, связанным с запуском…“ Какие софизмы ни шли в ход, какое наукообразие ни изобреталось, только бы сохранить незыблемыми свои привычные представления. Железнодорожник вместо того, чтобы не допускать аварий, ограждает от неприятных известий. Психолог толкует о „космических факторах“, корреспондент рассуждает о психологии, а ученыйдомосед „развенчивает“ то, о чем знает понаслышке. Смелый анализ нередко ведется за рамками собственной профессии — очевидно, это и дает простор мыслям и упомянутую смелость. Правда, так поступают не все. В. В. Мигулин прямо говорит: „Вопрос о возникновении ажиотажа вокруг НЛО относится скорее всего к компетентности социологов и психологов“ (94).

А что, интересно, психологи?

Психолог Ю. М. Орлов: „Существует целая теория о том, что человечество обращается к мистике в кризисные периоды своего развития…“ К „мистике“ — и все тут. Очевидно, для психолога что уфология, что мистика — одно и то же. Да и человечеству не повезло: кризис длится с незапамятных времен.

Когда спрашивают, каким же образом одно и то же видели незнакомые между собой люди, находившиеся к тому же за десятки километров друг от друга, то и этот вопрос не ставит ученого в тупик. Про телепатию слышали все? Скажем, у человека где-то далеко попадает в беду близкий родственник, и он непостижимым образом чувствует это, а то и видит. Точно так же и тут. В научном изложении это выглядит так: „Нельзя исключать возможность передачи по сенсорным каналам от одних очевидцев к другим их психического состояния“ (9). Феномен сам нуждается в изучении, а его уже используют для объяснения другой загадки.

Так вот и идет разговор о том, о сем, а точнее — ни о чем, потому что просто не за что зацепиться — ни одного конкретного факта. Ведь фактов много, дискуссия может затянуться, и еще неизвестно, чем кончится. Куда надежнее ограничиться оценками, предположениями, намеками. Нельзя исключать… известны случаи… может вызвать… НЛО в районе Перми? „Автор нашумевших публикаций позже дал понять, что был главным действующим лицом не совсем корректного розыгрыша“ (9). И точка. Кому автор дал понять, когда? Кто кого разыграл? Да и в авторе ли дело, потому что в М-ском треугольнике и кроме автора побывало немало людей, в том числе опытные уфологи. Вот их бы спросить. Но „экспертам“ это не нужно. Вполне достаточно, что в радиусе пятисот километров от места события что-то происходило. Хорошо, если запуск спутника. Если же нет — всегда можно сослаться на геомагнитную активность, пятна на Солнце… Тем более, что ученый ничем не рискует: не будет же корреспондент бестактно выяснять, какое отношение имеет огородная бузина, то бишь солнечные пятна к земным гуманоидам.

Не дождавшись разъяснений от ученых, с надеждой открываем брошюру Вл. Гакова „Темна вода во облацех…“ (91). Ведь она, как сообщает аннотация, „срывает мистический покров с „загадочных НЛО“. Автор не собирается следовать примеру бульварных книжонок, в которых принято как бы за правило хорошего тона „забывать“ давать ссылки, умалчивать о точке зрения противников и вообще о любых фактах, противоречащих рассуждениям автора, да и просто выдумывать“. К тому же Вл. Гаков не собирается обходить острые углы. Он прямо пишет: есть, мол, четыре типа доказательств — визуальные наблюдения, фотографии, данные радаров и все остальное — „якобы обнаруженные физические следы „посадки“ НЛО, различные материальные свидетельства, биофизические эффекты воздействия НЛО на людей, животных, сопутствующие НЛО электромагнитные явления и тому подобное“. Автор дает убедительный совет: „Вообще пока забудьте о четвертой группе доказательств… Фантазировать тут можно сколько душе угодно, но серьезные ученые пока даже не анализируют данные сообщения — слишком все это „висит в воздухе“ из-за отсутствия доказательств. „Волосы ангелов“ при тщательном рассмотрении (кто же их так тщательно рассматривал? — Авт. ) оказались паутиной особых, но хорошо известных энтомологам паучков-„аэростатов“.

Разве? А вот директор Пулковской обсерватории В. А. Крат в свое время сказал в интервью по поводу „волос“: „Все просто выдумка. Ничего подобного никогда не было“ (8).

Были, значит, паучки. Их „паутина“, по данным профессора Д. Коннори, ректора Флорентийского университета, состоит в основном из соединений бора и кремния. А академик И. В. Петрянов-Соколов, который (если верить материалам Ф. Ю. Зигеля) исследовал „волосы ангела“ еще в 1968 году, заметил: „Проба представляет интерес как очень тонковолокнистое вещество и вряд ли является природным соединением“. Правда, почти четверть века спустя академик печатно заявил, что эти „волосы“ он хоть и видел, но не исследовал…

Впрочем, уважаемые ученые — не специалисты по паукам, и потому самым надежным нам представляется свидетельство директора обсерватории, поскольку в его выводе нет сомнительных предположений.

Но это не все. В активе у Вл. Гакова и „сенсационные заявления об остановках моторов у автомобилей“. Ну, во-первых, пишет автор, недостоверность, мягко говоря, этих сообщений подтверждают сейчас даже признанные уфологи“. (Кто, интересно? — Авт.). А во-вторых, „моторы“, как выяснилось (!), барахлили не у всех или не барахлили вовсе, или переставали работать, потому что, засмотревшись на небо, водитель просто отпускал педаль…»

Ну и водители… Чуть что — сразу на НЛО валят. Да как их фамилии? И есть ли у них вообще водительские права? Но про это Вл. Гаков не пишет.

Тогда мы приведем один случай, который произошел с москвичом, кандидатом технических наук Л. И. Куприяновичем. Водительские права у него в порядке. Итак, «31 июля 1969 года вместе со своими знакомыми я ехал на автомобиле в сторону Усова (Подмосковье). На железнодорожном переезде у рабочего поселка (Кунцевский район Москвы) наша машина была задержана проходящей электричкой… Было около 20 часов, когда на небе появились два серебристых дискообразных аппарата с резко очерченными краями. Они стремительно пролетели над переездом в направлении с севера на юг и быстро исчезли. В этот момент открыли шлагбаум, но у нашей и у других машин несколько минут двигатели почему-то не заводились, а затем их удалось включить безо всяких затруднений. Что представляли собой диски и почему из-за них заглохли двигатели, осталось непонятным».

В рукописи Ф. Ю. Зигеля «Наблюдения НЛО в СССР», где приводится это сообщение, указан и адрес очевидца, так что исследователи, заинтересованные в проблеме, могли бы получить дополнительную информацию. Есть немало и более свежих сообщений. Но мы взяли именно этот старый случай потому, что Л. И. Куприяновичу в свое время досталось от писателя-фантаста Еремея Парнова, который очень не любит всякие выдумки. В статье «Технология мифа» он писал: «Никаких подтверждений об этом происшествии тоже нет (от кого же их ждет Е. Парнов? — Авт.). Зато я слышал от одного из участников семинара молодых писателей-фантастов об аналогичном случае, но происшедшем уже в ФРГ с колонной танков НАТО. Поскольку экземпляры „апокрифа“ о НЛО сопровождаются многочисленными разночтениями, решаюсь предположить, что случай с танками тоже заимствован оттуда» (67). Тут мы поднимаем руки, потому что если говорят писатели-фантасты, да еще молодые, то так оно и есть. Непонятно только, как натовские танки могут опровергнуть случай с московским автомобилем?

Но вернемся к брошюре, «срывающей мистический покров». Хорошо там автор сказал про зарубежные книжонки. Ссылок, понимаешь, не дают, умалчивают, выдумывают… В общем, совсем не уважают читателей. Да еще на некоторых наших авторов дурно в этом смысле влияют, добавим мы от себя.

А пока они сомневаются, вздыхают и улыбаются, другие работают. Изучать НЛО ринулись дилетанты, не боясь набивать шишки и приобретать опыт. Поругивают ученых, на которых возлагали напрасные надежды в познании мира — во всяком случае, «неопознанного».

А что ученые? Ставят на место дилетантов. Вот, например, академик С. П. Капица рассуждает: «Я думаю, нетрудно догадаться, как далеко послал бы меня токарь восьмого разряда, если бы я стал давать ему советы, как лучше обтачивать сложную деталь. Но тем не менее, существует такое мнение, что в науке (и в искусстве) со стороны виднее, что научные работники, обремененные слишком большим грузом знаний, часто слепы и что вот именно советчик со стороны может подсказать какой-то неожиданный выход, которого мы не видим» (95). Что ж, мысль ясна, и мотив знакомый. Правда, поэт задолго до академика выразил ее короче: «Суди, дружок, не выше сапога!»

Не думаем, что кому-либо, включая токаря упомянутого разряда, пришла мысль советовать академику, какой рукой что делать. Но и токарь удивится, узнав, как реагируют иные ученые на явления, которые надо бы изучать. С. Шульман вспоминает: «Мой бывший сокурсник по киноинституту.., М. И. снимал фильм о Нине Кулагиной, которая также умела „взглядом“ двигать предметы. М.И. пригласил меня к себе на съемки посмотреть на это уникальное явление. Я, в свою очередь, пригласил одного моего хорошего знакомого, очень крупного ученого, имя которого знает весь научный мир. „Иван Иванович (условно),— сказал я,— пошли посмотрим. Это ведь так интересно: женщина „взглядом“ двигает предметы!“ Мой знакомый мило улыбнулся и ответил: „Я знаю лишь один предмет на Земле, который может двигаться под женским взглядом“,— и отказался идти» (93).

Веселая ирония «экспертов» настолько заразительна, что порой и нам трудно от нее удержаться. Но, право же, это результат чтения многочисленных высказываний по проблеме НЛО «серьезных», но слегка ироничных ученых. К тому же ирония — хороший способ избежать конкретного разговора. Хотя есть и другие, более серьезные. Можно, например, сказать: «Я отношусь к этому скептически. Думаю, что ничего подобного нет». Или еще проще: «Это, конечно, бред». (Ссылок не даем, чтобы не утомлять читателя длинным перечнем). С одной стороны, вроде бы человек попросту не в курсе дела. А с другой — получается солидный ответ, не мальчика, но ученого мужа.

Один борец с дилетантами предложил, между прочим, такой тест «людям, презирающим профессионалов: вырвать зуб у дантиста-любителя». Академик прав: не стоит обращаться к любителям. Но упаси вас Бог идти с этим к министру здравоохранения. Лучше всего иметь дело с тем, кто занимается именно зубами, пусть он даже полный невежа в философии и не имеет ученой степени. Именно о профессионализме писал в свое время и известный советский историк Б. Ф. Поршнев: «Раньше казалось, что некие „подсудимые“ должны принести „судьям“ доказательство, тогда эти эксперты милостиво возьмут в свои руки дальнейшее развитие исследований. Теперь ясно, что такие „подсудимые“ и являются специалистами и экспертами в данном деле… А „судьи“ в пустом зале будут дремать в креслах» (96). Хоть написано это было по другому поводу, но, кажется, будто речь об НЛО.

Но далеко не все ученые настроены против «тарелок» и их пассажиров. Вот, например, профессор Г. И. Баренблатт говорит в интервью «Пионерской правде»: «Я очень хорошо отношусь к инопланетянам. И рад был бы удостовериться в том, что они существуют на самом деле. С удовольствием бы познакомился с человечками любого цвета и размера. Но к „летающим тарелкам“ в водной и воздушной среде они никакого отношения не имеют» (97).

Нам нечего возразить уважаемому профессору. К тем «тарелкам», которыми он занимается, «человечки» действительно отношения не имеют, в чем мы еще убедимся. Ну, а насчет возможного знакомства… Вот в чем беда: не заглядывают «человечки» в научные лаборатории. Поэтому тем, кто и вправду хочет с ними познакомиться, приходится на время покидать нашу столицу и отправляться в экспедиции. Там исследователи беседуют с очевидцами, ищут доказательства, а если повезет, то и сами кое-что видят.

Правда, видеть-то они видят, но не знают, что именно. И обращаются за помощью к не видевшим, но знающим. Те, как правило, ведут себя солидно, не суетятся. Раздумывают, давать ли интервью, знакомиться ли с исследователями, ехать ли на место события. А потом говорят что-нибудь про запуски ракет и оптические эффекты, в очередной раз сажая в лужу «неопытных и восторженных» энтузиастов. А опытным и мрачным остается дожидаться новых сообщений, потому что — помните?— «действительно, на каждый чих не наздравствуешься».

Впрочем, может, это пишущая братия, падкая, как известно, на сенсации, подогревает страсти? Не похоже. Да, «некоторые сомнительные сенсации перепечатывают наши газеты. Бывает, они рождают свои собственные, хотя, по общему (!) признанию, наша печать в этом отношении более строга и сдержанна, нежели печать западная». Вот так-то. Напечатано двухсоттысячным тиражом (8).

Думается, наша печать и вовсе стала бы образцовой, если бы не ослабевало к ней внимание со стороны некоторых представителей академической науки. Как обстояли дела с цензурой в благостные «застойные» времена, авторы знают не из газет…

Помнится, к юбилею К. Э. Циолковского мы решили поговорить на газетных страницах о космической философии нашего великого соотечественника. Конечно, слов вроде «НЛО», «летающая тарелка» там не было. Тем не менее, сотрудник, отвечающий за охрану государственных тайн в печати, потребовал согласия на публикацию от отделения общей физики и астрономии АН СССР. Вот туда-то корреспондент и отправился. К человеку, принимающему решения, его, понятное дело, не допустили, и пока материал где-то путешествовал, корреспондентом занимался некий консультант. Он произносил непримиримые монологи по поводу происков доморощенных «тарелочников». Когда же материал вернулся, то на нем в левом верхнем углу было уверенно начертано: «ООФА решительно возражает против публикации данной статьи. В. Мигулин. 21.06.83». Так и осталось непонятным, кто больше досадил нашей академии — сам ли Циолковский со своей философией, или же его современные почитатели, решившие о ней поговорить.

Да что там какое-то не очень солидное издание… Вот и газета «Неделя» спустя шесть лет пишет, по сути, о том же, рассказывая об уже упоминавшемся полете над Баксаном: «капитан Шогенов через день после случившегося пришел в редакцию газеты „Советская молодежь“ и поведал о необычном наблюдении. Но сообщение так и не увидело света. Почему?

— Да, мы подготовили статью,— ответили мне в редакции,— но цензура решительно запретила публикацию, ссылаясь на какое-то положение, согласно которому всякие сообщения о подобных случаях следует направлять в Академию наук СССР, и только.

Выясняю у начальника Управления по охране государственных тайн в печати при Совмине КБАССР Х. Ахметова, что, действительно есть указание не публиковать материалы о так называемых „летающих тарелках“ и других неопознанных летающих (НЛО) без разрешения отделения общей физики АН СССР?..

Впрочем, упреки мои адресуются не цензуре, а тем, кто „рекомендовал“ ей накладывать запрет,— самой АН СССР»,— пишет корреспондент А. Казиханов (21).

Почему же так упорно не складываются отношения «большой науки» с тем, что выходит за рамки привычного? «Презирать то, чего мы не можем постигнуть,— опасная смелость, чреватая неприятнейшими последствиями»,— говорил некогда один француз. И если уж физики, пытаясь истолковать небесные аномалии, обращаются к психологии, почему бы и нам не попробовать?

Психологи, например, делят всех людей на несколько типов в зависимости от того, как те относятся к разным новшествам:

новаторы — отличаются тем, что постоянно ищут новое. Их девиз: «Все, что можно, должно быть усовершенствовано»;

энтузиасты — принимают новое независимо от степени его разработки и берут на себя нелегкий труд пропагандировать и защищать это новое;

рационалисты — принимают новое лишь после тщательного анализа всех «за» и «против». Они за новшества, но надежные;

нейтралы. Этим все равно. Что скажут, то и будут делать. Сами же инициативы не проявляют;

скептики — на слово никому не верят, даже если полезность новшества очевидна. В коллективе полезны тем, что охлаждают пыл склонных к авантюрам. Но полная победа скептиков означает прекращение всякого поиска: ведь в отличие от рационалистов, их цель — тормозить новое;

консерваторы — духовные братья скептиков, но только их скептицизм не знает границ. Девиз — «никаких перемен, никакого риска»;

ретрограды — идут еще дальше консерваторов. На их знамени начертано: «Все старое — лучше нового!» (98)

Причем, по мнению психологов, переход из одного типа в другой очень затруднителен, особенно в пожилом возрасте. Нт ли в группе «официальных экспертов» некоторого перекоса в пользу замыкающих этот перечень? Иначе трудно объяснить, почему эксперты подчас уверены в результатах некоторых процессов, даже не думая браться за их исследование.

— Владимир Васильевич, не кажется ли вам, что масса сообщений о НЛО и пришельцах из космоса приближается к критической?— спрашивает корреспондент О. Ткачук.

— Может быть,— отвечает В. В. Мигулин.— И я уверен, что результатом этого процесса в конце концов должно стать новое качественное состояние общественного мнения. Мы забудем о НЛО, как забыли о ведьмах и домовых. Лучше всех лечит и объясняет время (17).

Короче говоря, проблема не в НЛО, а в нас с вами: не так представляем себе мир, как надо. Но нам трудно разделить мигулинский оптимизм. Сколько раз уже пытались под барабанный бой похоронить проблему: «Конец мифа о „летающих тарелках“, „Конец сенсации о погибших инопланетянах“…» И так без конца, уныло и однообразно. Долго ли еще?

…Чтобы избежать упрека в одностороннем взгляде на роль науки в изучении проблемы НЛО, заметим, что далеко не все исследователи придерживаются подходов, о которых шла речь в этом разделе. Но если их можно отнести к экспертам, то лишь к неофициальным. Зато им не в тягость заботы, благодаря чему мы и знаем об НЛО все то, что знаем.