Глава 16

Алэйна больше не была совершенно уверена, что чувствует к Рафу, пока не приблизилась к нему, а он не взглянул на нее. Выражение его лица, было смесью настороженности и неуверенного приятия, полностью обезоружившими ее.

И все же она заметила, что не может встретиться с его пристальным взглядом.

– Я просто подумала – на случай, если приедут копы – мы должны решить, что собираемся говорить.

Его темные брови сошлись вместе, когда она снова поглядела на него.

– Они не приедут.

Алэйна ощутила, как слабый росток надежды расцвел от его уверенности.

– Думаешь, с тем парнем все в порядке.

– Он мертв.

Волна холода нахлынула на нее.

– Ну, тогда копы обязаны приехать, – еле-еле проговорила она.

Он нахмурился, утаптывая грязь вокруг только, что установленного столба.

– Они же не приехали, когда я убил двух других.

Вторая волна шока оказалась тяжелее первой. Алэйна оглядела немного смутно видимое поместье, осев, когда тьма, казалось, резко сжалась вокруг нее. Раф поймал девушку, когда ее ноги, словно превратившись в резину, дрогнули под ее весом. Обхватив Алэйну одной рукой, он подсунул другую под ее колени и притянул к своей груди. Она уронила кружащуюся голову на его плечо.

– Думаю, мне нужно прилечь, – сказала она сквозь губы, казавшиеся странно тягучими и не желающими работать, как и ее ноги.

Перейдя двор, он присел и, ухватившись за дверную ручку, толчком открыл дверь, зашагав по коридору в свою спальню.

– Что ты делаешь, Раф? Господи! Ты собираешь позволить себя убить, – пробормотала она, когда он устроил ее на кровати.

– Меня не просто убить, – мрачно проворчал он.

– Этому положено меня убедить? – настаивала она, с трясущимся подбородком.

Он молчал несколько мгновений.

– Я не должен был говорить тебе, – наконец, сказал он, его голос ничего не выражал, тщательно лишенный эмоций.

Все еще с кружащейся головой и дезориентированная, Алэйна ощутила при этом укол страха, задаваясь вопросом, не воспринимал ли он теперь и ее как угрозу.

Она предположила что воспринимал. Она знала, он убил человека – слышала, как он признался, что убил еще двоих. И что ей полагалось сделать? Молчать?

– Ты знаешь, кто я, – выдавил он. – Ожидала чего-то другого?

Алэйна с трудом проглотила болезненный ком в горле, чувствуя резкий порыв сказать ему, что он совсем недооценил то, что она чувствовала к нему, если думал, что она как-то смотрела на него свысока.

– Что ты намерен делать?

– Думаю вопрос в том, что намерена делать ты? Защитить свой собственный вид от зверя?

Она сердито уставилась на него.

– Я этого не заслужила.

Он довольно долго изучал ее.

– Я только не могу понять почему, – наконец, пробормотал он.

Алэйна нахмурилась.

– Почему что?

– Почему я имею для тебя значение. Почему тебя волнует, что случится со мной.

Девушка немного беспомощно посмотрела на него. Она сама была не совсем уверена, почему, за исключением того, что понимала, отчасти это было из-за того, что он заставил ее почувствовать себя нужной. Тем не менее, она посчитала, его бы взбесило, если бы она это сказала. Он был изранен и зол и рванул бы прочь, как уже бывало. Она не хотела, чтобы он оттолкнул ее. Она не хотела дать ему повод так поступить, потому что вдруг поняла, что он искал его. В этом была причина, почему он говорил с ней так открыто. Он хотел, чтобы она хуже думала о нем. Он хотел, чтобы она отвернулась от него, чтобы он смог убедить себя, что она не стоила его времени. Его не волновало то, что она могла или хотела воспрепятствовать его планам. Он очень хорошо знал, что она никому не расскажет, кем он был и ей бы не поверили, если бы сказала.

– Хотя, ты же знаешь, что я сделаю? – наконец, сказала она.

Он стиснул губы и медленно покачал головой.

– Не спрашивай меня об этом.

– Это не вернет ее обратно.

– Ничто не вернет ее обратно! Или моих сыновей! Но и они не будут ходить по Земле, и дышать воздухом, которого лишили мою семью, – зарычал он.

– Тогда почему ты просто не сделаешь это? – уперлась она.

Его глаз сузились. Он молчал несколько мгновений, но она смогла заметить, что это было не из-за того, что у него на уме были какие-то сомнения насчет того, что он собирался сделать. Он просто решал, стоило ли рассказывать ей.

– Потому что я охочусь. Они так наслаждаются этим, что я подумал позволить им узнать, что чувствуешь, когда находишься по другую сторону охоты. Я оставляю им обнаруживать свои убийства, чтобы они знали – я иду за ними. А Калхоуна я приберегу напоследок. Хочу, чтобы он смотрел в мертвые глаза Концепсьон, когда я вырежу ему сердце.

Алэйна в ужасе уставилась на него.

– Что ты имел в виду под ее мертвыми глазами?

Он склонил голову, изучая ее.

– Он сохранил ее голову в качестве трофея и установил на каминной доске.

Желудок Алэйны резко взбунтовался от образа, возникшего в ее мыслях. Захлопнув рот рукой, она скатилась с кровати и рванула в ванную. Она не знала к худу ли, к добру ли, что ее желудок пуст. Ее все еще выворачивало, когда она не почувствовала, что собирается умереть и боялась, что не умрет. Наконец, желудок все же прекратил бунтовать. Она закрыла крышку унитаза, и прислонилась щекой к прохладной поверхности, пытаясь набраться сил, чтобы встать.

Раф ушел к тому времени, когда ей удалось вернуться в спальню.

Она не была удивлена. Вообще-то расслабилась, в основном потому, что у нее была небольшая надежда, что он не задержится, чтобы ощутить отвращение от ее рвоты.

Она чуть истерично хихикнула от этой мысли. Он говорил об «охоте», а она волновалась из-за его отвращения.

Заползя на кровать, она прижала подушку к груди и попыталась очистить разум от всяких мыслей. И обнаружила, что это невозможно. Он сделал это невозможным.

Через какое-то время она поняла, что он решил быть предельно честным, чтобы убедиться во внутренних различиях между ними, не только между его народом и ей, но и между ним и ей. Он знал, что в ее теле нет «жестокой косточки», и даже почти нет инстинкта самосохранения. Она была немного больше удивлена, что он, казалось, не нашел это отталкивающим.

Они были диаметральными противоположностями.

Однако он ошибался насчет нее, если думал, что заставит презирать его. Этого не произошло. Это расстраивало ее, но она считала, что с самого начала ощутила его силу и готовность использовать ее всякий раз, когда он ощущал в этом необходимость. Точно так же она почувствовала, что он не станет злоупотреблять своей превосходящей силой, что он был слишком отважен и благороден, чтобы использовать ее против кого-то или чего-то слабее него самого. Она считала, что это была одна из вещей, сначала привлекшей ее к нему, возможно основной. Физически она находила его крайне привлекательным, но дикость, экзотичность, опасность и покровительственность все были частями этой физической притягательности, как очевидно манера двигаться и говорить, как и его хорошо сформированные мускулы и точеные черты лица.

Ее чертовски пугало, что придется столкнуться с реальностью того, что на самом деле влекла за собой смертоносная сила, но она не была ребенком. Она знала, что всему есть цена.

В самом прямом смысле, она полагала, что даже когда ее влекло сочувствие к боли, ощущала в нем потребность мягком успокоении, а взамен инстинктивно стремясь к его силе, давая то, что могла дать, в надежде обрести то, в чем нуждалась.

Бобби отравлял ее существование с тех пор, как вошел в ее жизнь. Он не задумывался дважды, чтобы спустить против нее с цепи свою превосходящую силу. Она считала, что он упивался этим, наслаждаясь тем, что способен проявить свою волю на ком-то еще.

Она нуждалась в ком-то, кто защитил бы ее от него.

И Раф, не колеблясь ни секунды, сделал это.

Она встала через некоторое время, поняв, что была напугана до смерти, потому что опасалась, что что-то случится с Рафом, а не потому, что совесть убивала ее из-за его понимания правосудия. Раф знал, кто убил его семью, и не имело значения, что они не видели в этом ничего плохого, потому что думали, что Концепсьон была «только» животным. Она, может быть, не могла особо защитить себя, но в ее крови бежало достаточно от южанки, чтобы все еще верить в «око за око».

Она знала, закон был создан, чтобы порождать порядок и предотвращать хаос. Если бы каждый искал свое собственное правосудие, оказалось много злоупотребивших им, много обидевшихся из-за ничего или использовавших убойную силу в отместку – что они уже сделали. Кто-то должен был судить, но судьи больше не выполняли своей работы и бандиты выигрывали. А кроткие наследовали шесть футов земли, в то время как сильные охотились на них, избивая, убивая, крадя все, над чем те трудились, или принуждая укреплять свои дома решетками и засовами, жить в тюрьмах, пока не признающие закона наслаждались свободой.

Войдя на кухню, она заглянула в холодильник и морозилку, в поисках чего бы отложить на обед и, как только она решила это, направилась в гостиную работать. Она сделала не слишком много, потому что останавливала диктофон всякий раз, как мельком видела Рафа в своем окне.

Когда в полдень она спустилась туда, где работал Раф, он остановился и взглянул на нее с той же смесью удивления, настороженности и неуверенного приятия, как до этого. Ком перекрыл ее горло, но она также ощутила волну оптимизма, потому что оказалась права. Он на самом деле не хотел оттолкнуть ее. Он хотел, чтобы его приняли таким, каков он есть.

– Я приготовила обед. Голоден?

Его взгляд с жадностью скользнул по ней, заставив ее живот сжаться от предвкушения, а пульс ускориться. Кивнув, он последовал за ней в дом и направился в ванную помыться, пока она ставила еду и чай со льдом.

Вернувшись, он приостановился в дверном проеме, наблюдая за ней, в его глазах был вопрос.

Она сделала глубокий вдох.

– Я подумала... ты тоже мог бы остаться здесь... со мной.

Что-то мелькнуло в его глазах, но быстро было подавлено. Он хрипло глотнул.

– Я тут не к месту, Алэйна.

Из-за этого ее горло перекрыло окончательно. И все же она ошиблась в догадке, он не собирался позволить себе роскошь солгать ей. Может быть, он нуждался в ней в каком-то смысле, но понимал, что ситуация была безнадежна и не собирался позволить ей притворяться, что это не так. Слезы хлынули из ниоткуда, заставляя его образ плясать и колыхаться. Она сморгнула их назад, вызывая улыбку.

– Знаю. А мое место здесь. Мы как лед и пламя.

Он резко рванул к ней, притягивая ее по всей длине. Мгновение, он просто крепко прижимал девушку к груди, а потом поймал ее лицо меж своих ладоней, чуть отклонив ее голову назад.

Голод, обещанный его глазами, был в поцелуе. Он был грубым и диким, и бесконечно трогательным, взорвав ее либидо выше крыши. На мгновение его рот накрыл ее в нежном посасывании, с первым требовательным толчком языка по ее, жар пролился в нее, голова закружилась, жажда возросла. Она вцепилась в его талию, вытаскивая рубашку из джинсов, скользнув руками под ткань, чтобы погладить упругую, шелковистую плоть его спины и потом ниже, к впадине ниже джинсов, добираясь пальцами до его ягодиц.

Он прервал поцелуй, выбрал направление и начал вальсировать в сторону спальни, приостанавливаясь и рывком стягивая прочь через голову футболку и притягивая ее ближе, тыкаясь носом в ее шею и исследуя ушную раковинку.

Она подошла к стене.

Он поднял голову, схватил ее рубашку и содрал через голову, потом поймал за талию и снова направил по коридору.

– Слишком много одежды, женщина, – проворчал он, удовольствие пронизывало его голос, пока он сражался с застежкой ее джинсов.

– Хочешь, чтобы я ходила вокруг голой? – поддразнила она, покусывая его губы, а потом подбородок, пока трудилась над расстегиванием его джинсов.

– Да, мне бы это понравилось, – пробормотал он, поймав ее за талию и поднимая вверх, пока она не обхватила ногами его талию. Скользнув рукой под ее ягодицы, а другой вокруг спины, он преодолел короткую дистанцию до спальни, пересек комнату к кровати и растянулся с ней на матрасе, накрыв кончик одной груди и посылая жар со своих губ и языка затопить ее нервные окончания.

Она ахнула, выгибаясь ему навстречу, прижимая его голову к себе.

Освободив ее на мгновение, он схватился за пояс джинсов и одновременно стянул ее штаны и трусики, почти стащив ее с кровати в процессе. Хрипло хихикнув, она схватила в обе горсти постельное белье, чтобы удержаться, сорвавшись на задушенный вздох, когда он упал на колени рядом с кроватью и зарылся лицом в ее холмик, раздвигая нижние губы языком и двигаясь в медленной, горячей ласке вдоль ее лобка, пока не нашел клитор.

Все ее тело свело от потока электричества, встряхнувшего ее. Она выдохнула его имя, когда он погладил ее колени и толкнул ноги вверх, потом раздвинув бедра девушки для своих ласк.

Удовольствие и тревога боролись в ней, что он станет дразнить ее, пока она не утратит контроль и лишит даримого им ощущения его внутри нее, когда его член двигается в ее глубине, вознося к экстазу. Она обнаружила, что не стоит волноваться. Он поддразнивал ее, пока она не начала задыхаться, корчась от изысканной пытки, а затем поднялся над ней. Затащив ее на кровать, он устроил свои бедра меж ее и, выгнув их, ткнулся головкой члена в ее расщелину, дико заводя ее, когда скользил назад и вперед несколько мгновений, дразня клитор, а затем вход.

Разбитая, обезумевшая, она просунула руку меж ними и, страстно желая его разбухшую плоть, направила его к входу. Издав хриплый звук удовлетворения, когда он пристроился к ней, соединив их тела, плотно втиснув головку своего члена в ее лоно, удерживая вес на руках и приподнимаясь, чтобы предъявляя на нее права, наблюдать за ее лицом.

Она ощущала его пристальный взгляд, но была слишком захвачена трепетом от ощущения его плоти вдавливающийся в нее, чтобы даже пытаться открыть глаза. Она хотела удержать ощущения в себе, сосредоточив все свои чувства на жарких поглаживаниях его члена вдоль ее лона.

Она открыла глаза, когда он погрузился так глубоко, как только смог войти, чувствуя взлет своей страсти от страсти, исказившей его лицо.

Хотя она ощутила нечто больше, почувствовав теплое стеснение, поселившееся в своей груди. Она сразу поняла, что это было, хотя никогда не чувствовала ничего подобного раньше. Подняв руку, она с любовью погладила его лицо взглядом и кончиками пальцев, и затем оплела пальцы его волосами, рывком притягивая к себе.

Что-то мелькнуло в его глазах на ее выражение. Его лицо исказилось, словно от боли. Резко уступив ее рывку, он подсунул под нее руки, накрыв ее губы своими, когда выгнул бедра и загнал в нее почти болезненно глубоко. Она ахнула в его рот, застонав, когда он вышел так же стремительно и загнал в нее снова, его удары были так сильны и агрессивны, как и его поцелуи, пока истинная сила его толчков не прервала их отчаянный поцелуй.

Она откинула голову назад с долгим, низким стоном, ощущая, как ее тело начало сотрясаться от его грубой ласки, упиваясь его свирепой страстью, и его диким овладением ее чувствами. Приглушенный вскрик сорвался с ее губ, когда ее тело резко оцепенело, каждый мускул, словно свело прежде, чем напряжение резко вырвалось, и они начали сотрясаться от высвободившегося наслаждения.

Загрузка...