Все оказалось куда легче, чем мыслилось… Джамбулатов выбрался из станицы, сжимая автомат, который забрал у милиционера. Была ночь. Станица гудела. Комендатуру и временный отдел подняли по тревоге. Но им его не поймать. Он на своей земле. Он знает, куда идти.
Впереди еще большая часть ночи. А ночь — это его время. Он всегда любил ночь, потому что куда лучше других людей мог видеть в темноте.
Дыхание сбивается. Сердце барабанит. Ничего удивительного. Камера-одиночка — это не санаторий.
Трава под ногами была влажная, ботинки и брюки вскоре промокли, набухли, отяжелели. Он не заметил ямы и, подвернув ногу, растянулся на земле, уткнувшись в нее лицом. Над ухом встревоженно жужжали какие-то насекомые, которым не спалось в эту ночь.
Вперед! Под ногами захлюпала вода. Он прошел несколько сот метров по ручью, на всякий случай, чтобы запутать следовых собак. Дыхание сбивалось, автомат тянул и тер жестким ремнем плечо, но с оружием он расстанется в последнюю очередь.
Ночью сильно похолодало. Днем была жара, земля прогрелась и теперь отдавала тепло, которое смешивалось с подувшим с гор холодным воздухом.
Он мог идти по этим местам с закрытыми глазами и все равно не заблудиться. Он шел в нужном направлении, оставив далеко позади тревожный рев моторов и лай собак. Ему необходимо было успеть до рассвета отойти на безопасное расстояние, затеряться в степи, куда преследователи не сунутся…
К утру он набрел на кошару, где жили пастухи, пасшие овец. Они без звука приютили беглеца.
— От русских бежал, — сообщил Джамбулатов. — Из тюрьмы.
— Ну да, — недоверчиво произнес кряжистый, с обветренным красным лицом хозяин кошары.
— Да.
— А с кем воевал? — спросил хозяин, приглашая гостя в дом.
— По-разному, — махнул рукой Джамбулатов, снимая перед порогом обувь.
— Мой брат воевал. Я тоже хотел воевать.
— Поздно, — Джамбулатов уселся на лавку перед столом. — Отвоевались.
— Думаешь?
— Думаю…
— Теперь за тобой охотятся, — сказал хозяин. — Что делать станешь?
— К людям пойду. Люди помогут.
— Хочешь к брату моему? В горы. Работать будешь… Он тебя кормить будет. Он без рабочих рук остался.
— Что так?
— Двое русских работали. Потом бежали. Еще до того, как военные пришли.
— Что, вместо раба у него буду?
— Зачем раба? — обиделся хозяин кошары. — Как брат будешь. Он воевал. Ты воевал. Есть о чем вспомнить.
— Обойдусь.
— Ну как хочешь… Автомат продай. Хорошо заплачу.
— Самому нужен.
— Как скажешь…
Бессловесная женщина накрыла стол. Джамбулатов без особого аппетита позавтракал и завалился спать. Сон был чуткий и тревожный. Но Руслан заставил себя усилием воли заснуть. Ему нужен был отдых. И он не знал, удастся ли отдохнуть в ближайшее время. Жизнь научила его использовать каждый удобный случай для расслабления, чтобы потом быть готовым к новым испытаниям.
Сквозь сон он почувствовал, что в закуток, где хранили сено, кто-то зашел. Человек стоял, едва дыша. И Джамбулатов напрягся, готовый к действию. Конечно, горский закон гостеприимства охраняет путника. Но слишком сильно изменились времена и люди. И слишком дорогая вещь в Чечне — автомат. Да и слух о беглом менте, у которого масса кровников, возможно, разошелся далеко, мог бес и попутать, толкнуть на то, чтобы поиметь награду за голову кровника. Мовсаровы в таком случае мелочиться не будут.
Палец Джамбулатова лег на предохранитель автомата, который лежал под рукой.
— Э, вставай, — послышался голос хозяина кошары. — Солнце уже село. Поедим, и тебе пора.
К своему удивлению, Джамбулатов обнаружил, что проспал девять часов.
На дорогу ему пытались вручить мешочек с сыром и хлебом, но он отказался.
Добрался до места к утру. Небольшой поселок, принадлежащий племсовхозу, когда-то был достаточно зажиточен, но сегодня давно не ремонтировавшиеся дома выглядели убого.
Джамбулатов, выбрав удобную точку наблюдения на пригорке в зарослях, с полчаса рассматривал омываемый рассветом поселок и пытался уловить там признаки непорядка. Но подозрительной активности, лишних машин там не было.
Поселок просыпался. По дороге гнали стадо коров.
Джамбулатову нужен был тот дом, что побольше и получше.
Ощущая, как затылок и спину холодит и по коже ползут мурашки, он спустился на тропинку и как можно более независимым шагом направился к дому. Забарабанил по железным воротам. Забрехали собаки во дворе, завидев чужого.
— Кого шайтан принес? — послышался знакомый недовольный голос.
Металлическая калитка открылась.
— Джамбулатов?! — воскликнул человек, открывший ворота, пялясь на гостя, как на инопланетянина, залетевшего случаем в поселок племсовхоза.
— А ты не видишь?
— Вижу Но не верю. Говорят, тебя федералы взяли.
— Говорят.
— Врут?
— Ты, может, в дом пригласишь? — спросил Джамбулатов, глядя на хозяина исподлобья, недружелюбно.
— Заходи, гость… непрошеный. Только автомат на предохранитель поставь.
— Что-то плохо ты гостей встречаешь, Мусса.
— Времена такие. Хороший гость редко забредет. Они прошли в дом. Мусса Таларов махнул рукой, и молчаливая чеченка лет пятнадцати быстро устремилась на кухню.
— Что, отпустили тебя русские? — спросил Таларов.
— Сам себя отпустил, — произнес Джамбулатов, усаживаясь за стол.
— Каким образом?
— Вот, — Джамбулатов сжал автомат. — Забрал у русского пса.
— Ты поступил правильно.
— Только теперь на меня объявлена охота. И каждый пес будет рад накинуться на меня.
— Не только они… Я слышал, ты не в ладах с Мовсаровыми.
— Не в ладах, — усмехнулся Джамбулатов.
— Они искали тебя.
— Я сам нашел их.
— Ты опять пролил кровь.
— Черную кровь…
— Ладно. Мне ваши дела не интересны. Меня они не трогают. Я в стороне. — Таларов отхлебнул чая из чашки, которую перед ним поставила чеченка. — Что ты хочешь от меня, гость?
— Мне деваться некуда.
— Это не лучшее место. Вчера сюда русские приезжали. Зачистку делать хотели.
— Что их сюда принесло?
— Искали кого-то, — хитро прищурился хозяин дома.
— И кого же они искали?
— Честных людей. Кого они всегда ищут.
— Не бойся. Я не собираюсь у тебя задерживаться… Сведи меня с Синякиным.
Хозяин недоуменно и с укоризной посмотрел на Джамбулатова и осведомился:
— Тебе не кажется, что ты ошибся адресом?
— Не кажется… Сведи. Я знаю, что ты можешь это сделать.
— Могу — не могу. Каждый пусть думает, как думает… Скажи только мне, любопытному, зачем тебе нужен Абу?
Приняв ваххабизм, Синякин отрекся от старого имени и стал называться на арабский манер — выбрал имя Абу, которое носил один из великих арабских полководцев.
— Один не выживу. С ним — выживу — Развей мое недоумение — зачем ты нужен Абу?
— Я умею воевать.
— Многие умеют воевать.
— Я умею хорошо воевать.
— Пусть ты стоишь трех воинов, но он найдет себе этих трех воинов и не будет испытывать сомнений в их верности. Он уверен в них, они уверены в нем. Ты же.
— Мент в прошлом, да?
— Все мы кто-то в прошлом… Ты — это ты, Джамбулатов.
— Я не только умею воевать. Я знаю, чем воевать.
— Что это значит?
— А то, что я знаю, где убиенный русскими Дауд Машаев хранил оружие…
— Откуда это тебе известно? — буравил его внимательными недобрыми глазами хозяин дома.
— Ты забыл, кто я. И сколько у меня друзей.
— Стукачей. Называй вещи своими именами.
— Я уже не мент. У меня нет стукачей…
— Эх, Джамбулатов. — Таларов продолжал буравить глазами своего гостя, будто желая просверлить его насквозь и посмотреть, что там внутри, в чужой душе, которая, как известно, потемки. — Знать бы, что ты хочешь…
— А ты не видишь?
— Не вижу.
— Меня прижали. Мусса. Сильно прижали. И я хочу жить… Я вдруг захотел жить… С годами становишься мудрее. И больше ценишь жизнь.
— И учишься бояться… Может, ты и прав. Тем временем стол был накрыт, и они в молчании позавтракали.
— Тебе постелить постель? — спросил Таларов.
— Нет, — покачал головой Джамбулатов. — Я не буду у тебя жить.
— Почему?
— Береженого бог бережет… Скажи Синякину… Абу, что я жду его ответа завтра. Я приду к тебе.
— Завтра рано будет.
— Завтра, Мусса. Вечером завтра я у тебя. — Джамбулатов поднялся.
Когда он вышел из помещения, Таларов еще долго смотрел на закрывшуюся за ним дверь, катая по столу хлебный мякиш…