Ночь длинных ножей

Глава 19 МОЛОДЕЦКИЕ ЗАБАВЫ

По телевизору показывали бригадного генерала Салмана Радуева, героя походов на Кизляр и Первомайский, захватчика больниц и борца с мирным населением, в том числе и с братьями-мусульманами.

Алейников с ненавистью смотрел на экран. Радуев уже не был похож на того бравого, полного разрушительной энергии террориста, каким был еще пару лет назад. Это был жуткий урод с искалеченным телом, с металлическими вставками в черепе — эдакий киборг, поднятый из гроба искусством западных хирургов. После Первомайского спецназ ГРУ поклялся отомстить ему, и «Нива», на которой ехал Салман, поцеловалась с противотанковым управляемым снарядом. В машине погибли все, кроме самого Радуева. Он был как заговоренный. Весь перекалечен, изранен, но в нем все равно теплилась жизнь, будто тлела частичка адского пламени. Благодаря металлическому черепу он получил прозвище Титаник. Сейчас он пребывал в СИЗО ФСБ в Лефортово и неторопливо знакомился с материалами дела. У него брал интервью журналист российского телевидения, которому предоставили такую возможность.

Майор-чеченец, начальник постоянного угрозыска, усмехнулся:

— Мразь. Я его помню хорошо.

— Хромой с ним общался, — произнес Алейников. — Был в числе его полевых командиров одно время.

— Точно. Хромой, когда с бандитским промыслом у него стало не клеиться, к Радуеву прибился. Общий язык с ним быстро нашел. Но потом откололся. Радуев очень быстро терял у земляков авторитет. Кизлярский поход для него — это звездный час. Пик славы.

— А неглупый, сволочь, — признал Алейников, не отводя глаз от экрана.

— Неглупый, — кивнул майор-чеченец.

Алейников открыл ящик стола и вытащил красную папку, в которую собирал интересующие его материалы. Пролистнул и вытащил старую статью в газете с обращением Радуева.

— Читал? — спросил он у майора-чеченца. — Почитай, что этот стратег хренов удумал.

Это было выступление Радуева двухгодичной давности, в котором тот очень четко, сжато, ясно, без околичностей доводил до земляков, как сподручнее поставить на колени Россию. Действительно, в ясности мышления ему не откажешь.

"Ваша задача — сеять смертельный ужас среди тех, кто продал Аллаха. Среди военных, кто находится на нашей территории, необходимо сеять растерянность и страх. Захватывайте заложников, убивайте. Аллах вас простит, а на крики политиков не обращайте внимания, они не более чем шумовая завеса.

Особая задача у тех, кто осядет в России и соседних дружественных республиках. Ваша задача — внедриться во властные административные и финансовые органы. Ваша задача — дестабилизация обстановки, экономики, финансов…

В своей работе обращайте внимание на казачество — это наши давние и самые страшные враги. Но Аллах милостив — большинство атаманов продажны и алчны, за деньги они продадут не только казаков, но и родную мать. Под крышей казачества создавайте совместные предприятия и затягивайте их в финансовую яму… Необходимо составлять списки офицеров-контрактников, а особенно казаков, принимавших хоть малое участие в войне, — они подлежат уничтожению в первую очередь.

Вам необходимо обливать грязью тех русских, которые настроены патриотично. Их очень легко обвинить в фашизме и национализме. Тех, кто поддерживает панические настроения, необходимо всячески приближать к себе.

Русские, как властные, так и финансовые структуры, коррумпированы, многие находятся на содержании местной мафии. Необходимо занимать лидирующие позиции в мафиозных структурах".

— Вот такой сумасшедший дом, — покачал головой Алейников, когда майор прочитал обращение. — Горстка бандитов готовилась поставить на колени Россию.

— Россия и так уже стояла на коленях. И встала на них сама. Они просто со многими другими приноровились попирать ее ногами и выворачивать карманы. И у них это получалось. Участь слабого — стоять на коленях и ждать пинков.

— Тут ты прав, — кивнул Алейников.

— Знаешь, почему так упорно воюют эти уроды против России? Дело даже не в деньгах. Просто есть надежда, что опять сработают деньги, международное давление, и вы снова уйдете.

— Нет, — покачал головой Алейников. — Не уйдем.

— А ты уверен?

— Уверен.

Алейникову очень хотелось верить, что позор империи уже в прошлом. Что начинается восстановление.

— Увидим, — произнес майор. — Если вы уйдете еще раз, больше союзников у вас не будет. Иногда можно простить одно предательство. Но прощать постоянно…

— Я понимаю.

Дело близилось к вечеру. Алейникова закрутили дела. Позвонили из Гудермеса, начесали холку по поводу пропавшего сотрудника «Милосердия без границ», но порадовать их было нечем ввиду отсутствия информации. А тут еще побег из ИВС. Следов Джамбулатова тоже не обнаруживалось.

Алейников наконец остался в одиночестве и углубился в изучение бумаг, но тут в кабинет зашел зам по кадрам.

— Тебя заждались, Владимирыч! — воскликнул он радостно. — Празднуем.

— Что празднуем?

— Что? Полнолуние. Штабисту нашему земляки три бутылки настоящей, из Москвы, «Кристалловки» привезли… Надо отметить.

— Да идите вы.

— Владимирыч, обидишь.

— Ладно, поехали…

В бывшей приемной начальника райпищеторга уже был накрыт стол. Не слишком шикарный, но жареное мясо и зелень наличествовали. Алейников с удовольствием поел мяса — начштаба умел его готовить. Опрокинул пару стопок водки и, несмотря на уговоры, отправился спать, оставив своих коллег пировать дальше и погрозив пальцем:

— Только чтобы без фокусов.

— Конечно, — заверил начальник штаба, наливая следующий стакан и облизываясь на него, как кот на сметану.

Алейников устало повалился на железную кровать, вытянув ноги. Оставил по привычке включенной носимую рацию.

— Е-е-ежи-и-и-к! — неожиданно донесся вкрадчивый голос из динамика рации. Через минуту он еще более вкрадчиво прошептал:

— Коровушка.

— Кто балуется? Не засоряйте эфир, болваны! — воскликнули раздраженно.

Через минуту кто-то опять прошептал:

— Ежик.

Эта забава шла с первой чеченской войны. Откуда взялась традиция, никто не знает, но прижилась, фразы из мультика «Ежик в тумане» прочно утвердились в эфире. Они звучали каждую ночь. В обязательном порядке. По всей Чечне.

Глаза у Алейникова слипались.

— Коровушка, — услышал он сквозь сон…

Поспать Алейникову долго не пришлось. Он только разоспался, как его растолкал встревоженный начальник штаба.

— Митрофаныча не видел?

— Поищи в другом месте. Я сплю…

— Пропал Митрофаныч. Пропал, — бурчал начальник штаба.

Когда до Алейников дошел смысл сказанного, сон как рукой сняло.

— Ты чего? Как пропал?

— Нет в отделе. Нет здесь… По рации не отвечает. Пьянь такая!

— Говори.

— Мы сначала здесь пили.

— Это я помню.

— Потом в вагончик пошли. Там пили. Потом в другом. Потом он чеченку снял, И куда-то с ней отправился.

— Как это — чеченку снял?

— Говорит, застоялся конь. Копытом надо землю рыть.

— Где вы в последний раз были?

— Кафе «Казбек». За комендатурой.

— Да знаю я.

Все кафе с гордыми названиями «Казбек», «Дагестан» представляли из себя вагончики, разделенные на две части — кухню и крошечный зал с тройкой столиков. Там кормили горячей пищей и поили водкой, и время от времени солдаты и милиционеры заглядывали туда. Но обычно не ночью. И не для того, чтобы снимать шлюх…

— Так, — Алейников уже одевался. Затянул пояс. И сунул «стечкина» в кобуру. — Пошли искать.

Он поднялся на третий этаж. Включил свет в комнате, где спали опера.

Все стены в комнате сверху донизу были обклеены фотографиями из журналов — на фотографиях, естественно, голые девицы. Оно и понятно. Это как на остров высадить толпу одних мужчин. Парням тоскливо. Вот и заканчивается все тем, что заглядывают к чеченкам на огонек.

С книжной полки мягко спрыгнула пушистая полосатая кошка и, мурлыча, потерлась о ноги Алейникова. Это была Машка, кошка Мелкого брата — ему не с кем ее было оставить дома и пришлось тащить на войну.

— Назаров, Трофимов, подъем!

Мелкий брат, подвижный, шустрый и легкий на подъем, вскочил сразу. Гризли заворочался и, постанывая и жалуясь на каторжную жизнь, нехотя и тяжело поднялся, как бегемот с лежбища.

— Ох. Как говаривал Черномырдин, — недовольно застонал он, — жить будем плохо, но недолго.

— Оружие, — приказал Алейников. — Магазины. И со мной.

Он поднял шофера. Тот поплелся заводить машину. И вскоре они были у кафе «Казбек». Кафе было закрыто, там не было никаких признаков жизни.

— И где теперь их всех искать? — спросил начальник штаба.

— Где хозяева этого барака? — недовольно произнес Алейников.

— А я знаю? — пожал тот плечами. Алейников задумался. Прикинул, чего можно ожидать от зама по кадрам, и приказал:

— В машину…

Навстречу им проехала патрульная машина и помигала фарами — ночью станица патрулировалась.

Алейников включил рацию и прислушался к радиопереговорам. Кенвудовская рация брала добрую половину Чечни.

— Азимут-1 — Урагану… Обстрел блокпоста… С автоматов бьют…

— Только что рвануло…

— Подмогу дайте!..

Обычные переговоры второй чеченской войны…

— Здесь тормози, — прикрикнул Алейников, когда из-за поворота показалось единственное приличное заведение в городе — кафе «Лейла». Рядом с ним стоял милицейский «уазик» синего цвета с надписью «ПМГ».

Алейников выскочил из машины и направился к кафе. Там горел свет и звучала разухабистая кабацкая музыка.

— И какого хрена, Митрофаныч? — спросил Алейников, останавливаясь на пороге и глядя на зама по кадрам, мрачно изучающего опустевшую бутылку. Стол был заставлен тарелками с зеленью, колбасой. Рядом с замом сидел его водитель, а в стороне скучал капитан штабист, обняв автомат. За другим столиком сидела официантка, видно было, что ей хочется спать, но посетители ее не отпускают домой.

— О, Владимирыч, садись. Пить будешь? — обрадовался Митрофаныч.

— Ты чего на вызовы не отвечаешь?

Зам по кадрам встряхнул рацию, включил.

— Батареи сели Менять надо…

— Мы тебя ищем! — прошипел зло Алейников. — А ты водку жрешь, И с бабами гуляешь!

— А в чем дело? Все под контролем. Машина, автоматчик. Что случится?

Это был не первый его загул, и, судя по всему, не последний. И пока обходилось.

— Ну и что с тобой делать? — спросил Алейников, присаживаясь напротив зама — Я подумаю, — он пьяно качнулся и потянулся за бутылкой с пивом, стоящей у ног. — Знаешь, застрели лучше… Я без женской ласки больше не могу.

— Тебе сегодня ее досталось сполна…

— Все под контролем…

Тут с кухни появился хозяин кафе Шимаев, тот самый, который неоднократно помогал Алейникову.

— Ая, товарищ полковник, — льстиво повысил он в звании начальника криминальной милиции. — Посидели, выпили. Все хорошо. Здесь у меня бандитов не бывает. Здесь тихо.

— Все, по машинам, — кивнул Алейников. Когда зам решил что-то возразить, он просто легко сдернул его со стула, установил вертикально и болезненным пинком придал движение, — Лев Владимирович, заезжай завтра, — Шимаев тронул за плечо Алейникова. — Я хоть угощу добрым вином хорошего человека. Посидим, поговорим.

— А о чем разговор будет? — повернулся к нему Алейников, по практике взаимоотношений с этим человеком "знавший, что простых разговоров у того не бывает. В прошлый раз разговор закончился выдачей людей Хромого.

— Есть о чем поговорить двум хорошим людям, — хитро прищурился хозяин кафе.

— Ладно. К обеду как?

— Как приедешь, дорогой. Как приедешь… Когда Алейников проснулся, начальника штаба уже не было, а зам по кадрам брился электробритвой, мучительно глядя в зеркало. Похоже, отражавшийся там опухший щекастый портрет его не радовал.

— Хорошо погулял? — поинтересовался Алейников.

— Это все Семеныч… Это он специально подстроил. Я же никуда не отходил. В «Казбеке» мы же вместе были.

— А где девку драл?

— Да там же… Семеныч все затеял, интриган старый. Это он мне отомстил за то, что она пошла со мной, а не с ним. Она меня полюбила, потому что я толстый и красивый.

— Ну да.

— Точно, Алейников. Точно… Вот так друзья продают…

— В общем, такой бардак еще будет — пеняйте оба на себя. Вылетите отсюда пулей.

— Да ладно тебе, Владимирыч.

— Здесь война, а не бордель…

— Нет, здесь именно огромный бордель, — вздохнул зам по кадрам…